Кто сказал, что дача - это отдых? Голову бы оторвать. Впрочем, можно вообразить, что рабы на галерах надрывались добровольно и с удовольствием.
Много сезонов мы с мужем вели борьбу хоть за какой-то урожай. Но каждый раз позорно проигрывали войну с сорняками. Плюнули, сровняли с землей все грядки и посадили английский газон.
Но недолгой была радость. Русское разнотравье поперло еще круче. У соседей сады Семирамиды, а у нас - дикий луг. Точнее, лужок. Ну и не беда - цветочки полевые любо-дорого созерцать, а одуванчики вообще лучшие в мире. Растите, милые. До любой высоты.
Полную душевную гармонию я приобрела, когда лужок облюбовали местные кошки с окрестных огородов. Это неудивительно - другие участки окультурены, хозяева ходят по ним фигурным шагом, а у меня - раздолье.
Теперь о моей главной тайне. Я - кошатница. В предпоследней стадии. Это как не излеченный до конца алкоголизм. Стоит погладить шкурку с усами и хвостом, и меня надо оттаскивать клещами. Именно из-за этого не завожу кошек, не хожу на выставки и на птичьи рынки, не ношу еду под лестницы в подъезде. Иначе в моем личном жизненном пространстве не будет места ни мужу, ни детям, ни друзьям.
Однажды я торопилась на премьеру в театр имени Вахтангова. В переходе у кинотеатра "Художественный" наткнулась на мужика с разноцветным котенком в вязаном носке. Опрометчиво подошла. Малыш уставился на меня: "Я твой". Цена огорошила - ни с собой, ни дома столько денег не было. С тех пор много лет прошло, спектакль не помню, а кошарика до сих пор вспоминаю...
При такой темной страсти безнаказанно для семьи общаться с мяуками и наблюдать за ними я могу только с высоты дачного крыльца. Кошачий сброд всех цветов и размеров меня согревает и веселит. Три-четыре тушки греются на солнышке, столько же проныр партизанят в осоте. У каждой особи - свой характер, своя линия поведения. Между ними идет напряженное общение-перемещение, салочки, казаки-разбойники. Мои гости хоть и кормленые, и присмотренные, но без претензий на породу. По этой причине муж зовет их "помоечные".
И вот сижу я однажды на крыльце, а вокруг резвятся усатые-полосатые, кто где. Заборы у нас из сетки, все на виду. Замечаю сразу, как по дороге бесшумно крадется белый "Мерседес". Остановился он возле нашей всегда открытой калитки. Из салона вышла женщина, в золоте и облаке легких тканей, отдаленно похожая на сильно постаревшую Марину Влади. Она обогнула капот, приблизилась к штакетнику напротив и громко позвала мою соседку. Та вынырнула из своих райских кущ, и завязался треп ни о чем.
А в это время из открытой дверцы "Мерседеса" свесилась толстая лапа на толстой подушке, затем вторая, и наконец высунулась продувная кошачья морда величиной с футбольный мяч. Мягкий соскок. Потрясающей красоты британский голубой кот огляделся и по-пластунски стал пробираться в нашу сторону. Заныло в груди: я влюбилась с первого взгляда.
О том, что он заоблачной породы, свидетельствовало все, но особенно ошейник. Неширокий, зато в бриллиантах, которые сверкали гораздо лучше настоящих.
Оказавшись у моего лужка, беглец выпрямился, огляделся еще раз и вальяжно проследовал к моей "помоечной" компании. Кошки повскакивали из травы, как чертики, - вид пришельца вызвал у них бурный интерес. Началась небольшая возня, перешедшая в веселую кутерьму. Эх и повалялся прынц по земле, эх и поиграл в догонялки-убегалки!
Но всему хорошему быстро приходит конец - прибежала по дорожке прекрасная дама с криком "Патрик! Патрик! Она склонилась над кошачьим клубком, выхватила из него свою элитную собственность и прижала к шелковой блузке. Не сказав мне ни слова, не одарив даже взглядом, мадам на всех парусах устремилась прочь.
Из-за плеча рабовладелицы торчала британская морда с выражением полного отчаяния. В следующий момент аристократ был грубо брошен в салон через открытое окно. "Мерседес" нервно тронулся. В заднем стекле что-то метнулось. Прощай, Патрик!
А мои помоечные друзья, у которых так бесцеремонно отобрали дорогого друга, замерли, как тушканчики, и провожали Патрика тоскливыми взглядами. Ладно, ребята, не грустите. Нелегко быть штучным товаром. За это надо платить многочасовыми заточениями в выставочных клетках и принудительными свиданиями с нужными невестами.
И все же был, был у Патрика глоток свободы. Пусть он ему иногда снится.