На берегу могучей реки стоял большой город, едва ли не главной достопримечательностью которого был местный цирк. На фронтоне здания ещё недавно светилась надпись "Российский цирк"; сейчас большинство лампочек, освещавших название, сгорело или лопнуло, и вечерами вывеска почти не видна. Странным образом сохранилось лишь несколько ламп, обрамляющих букву "Ц". Горожане к этой странности привыкли и заведение теперь так и называют, просто: "Цэ".
Кстати, ещё раньше оно называлось "Русский цирк", но однажды вышла такая история. Директора (уже не помним, кто им был в тот год) вызвали к городскому начальству, и "там - наверху" состоялся следующий разговор.
-А скажите, товарищ директор, как вы относитесь к дружбе народов?
- Что значит как? Правильно отношусь, это наше великое завоевание, мы им законно гордимся. У нас в цирке кого только нет... А вы почему спрашиваете, тут что-то не так?
- Всё так, дорогой товарищ! Всё так. Мы в курсе: у вас здоровая обстановка, бок о бок работают дети разных народов, и результаты имеются. Но встаёт вопрос: если коллектив ваш многонациональный, то почему весь цирк называется "русским"?
Директор растерялся, к такой постановке вопроса он был совсем не готов.
- Не знаю, что и сказать... Всегда так было: десятки и даже сотни лет. Испокон веку - русский. Привыкли... А потом, учтите, ведь русских у нас больше других, намного больше.
- Это конечно, да. Я не спорю... Но, всё же, спрошу по - иному: вы как, лично, к татарам относитесь?
Директор совсем растерялся. В его памяти всплыли вовсе неуместные к данному случаю рассказы из школьной истории про набеги Орды и трёхсотлетнее иго, но потом он вспомнил знакомых татар, и ему стало легче.
- Нормально. То есть хорошо отношусь. Вы не думайте... У нас есть акробаты на качелях "Братья Чанышевы": заслуженные артисты, пять человек, и все - татары. Мы с ними дружим, встречаемся на работе и потом тоже...
Он с трудом остановился и едва не рассказал начальству, как частенько, по пятницам с означенными братьями ходит в баню, а потом ещё в буфете "смазывает качели". Чтобы не скрипели.
- А грузины или евреи у вас есть? Хотя, где их сейчас нет...
- Конечно, у меня главбух - Браверман Осип Ильич, я без него, как без рук. Классный мужик, хоть и еврей: работает и пьёт за двух русских. ... Извините, насчёт выпивки пошутил. Есть и грузин из Тбилиси - Ашот Саакадзе, фокусник, каких мало...
(Здесь директор слегка замялся: нацпринадлежности Ашота точно никто не знал. Сам себя он по случаю мог назвать кем угодно, однако гадом при том был однозначным, и уж тут у людей сомнений не возникало. Ну, и ладно, его грех: что же теперь целым народам из-за одного гада краснеть?).
- Вот и представьте себе: идёт ваш главбух Браверман, а за ним артисты Чанышевы на работу, читают на общем здании вывеску "Русский цирк" и испытывают моральный дискомфорт, а проще говоря, душевные страдания. Надеюсь, почему: объяснять не надо? Нашему человеку это невдомёк, а вы встаньте на их место. Попробуйте, встаньте: ну, как, представили?
Представить себе, что некто мог заставить амбалов Чанышевых испытывать какие-либо страдания директор решительно не мог, а Браверман, тот, вообще, был по паспорту русским. Ему-то чего страдать? Однако пришлось согласиться:
- Да, вы правы, тут есть определённая недоработка...
Короче, директору было предложено по возвращении собрать коллектив и от его имени обратиться в вышестоящие органы с инициативой о переименовании их цирка из "Русского" в "Российский". Так и сделали.
Никого это, честно говоря, не задело, а большинству даже понравилось: название, вроде бы, стало благозвучней.
---
Происхождение данного цирка как явления культуры уходит в глубину веков. Говорят, что на этом месте всегда было нечто подобное: от языческих капищ и полян для славянских мистерий до стоянок цыганских таборов, торговых съездов с попутными игрищами и передвижных цирков-шапито уже в новое время. Здесь кудесники и умельцы разных эпох являли желающим удивительные тайны природы и чудеса персональной фантазии.
Разрастался, строился город, а вместе с ним развивался и наш цирк. Из примитивных навесов и прочих построек минувшего он к середине двадцатого века превратился в могучее каменное здание, поражавшее увидевших его впервые своим размахом и мощью.
"Не увеселительное предприятие, а крепость какая-то!" - более других дивились иностранцы. - К чему такая основательность? Вот у нас всё гораздо проще: лёгкие ажурные конструкции, передовой дизайн; огромные окна от потолка до пола - светло, красиво!".
Многие горожане, особенно бывавшие за границей, с этим охотно соглашались, но находились и возражавшие.
"А морозы за 30 у них там бывают? А снег на крышу в человеческий рост наметает? Нет? То-то же! Головой думать надо, а не тупо завидовать" - отвечали им люди, построившие своими руками хоть что-то.
Споры такие велись частенько, но общего мнения, как это водится, не порождали.
Как мы уже сказали, современный вид цирк приобрёл полвека назад. Тогда на этом месте, сломав деревянные постройки с узорчатыми окнами и петушками на крыше, вырыли большой котлован. Да не просто большой - колоссальный! Скептики посмеивались, что такую яму и за сто лет не обустроить: так ямой и останется, а потом и вовсе болотом сделается. Однако ошиблись. Огромный цирк возвели в неслыханно короткие сроки. Работали без выходных, падали от усталости, но намеченное сделали. Это было поразительно!
Озаботились и программой, так что уже очень скоро на арене и в подсобках махины закипела жизнь. Нет, конечно, были тут и раньше классные артисты: клоуны и гимнасты, непобедимые силачи в трико, учёные лошади, знающие арифметику... Но только таких, что пришли в новый дом, не водилось сроду. А основу будущего процветания заложили два директора, и звали их, по цирковой традиции, прозвищами.
Первый - Лукич, неприметный, но до ужаса умный мужик, всё задумал, подготовил проект и даже заложил фундамент сооружения. Прожил он недолго и оставил дело младшему товарищу, которого позже в цирке окрестили Хозяином. Выглядел тот, второй, человеком нерусским: чернявым, с крупным носом и чудным южным говором, но по характеру оказался истинным русаком. (Бывают такие у нас; немного, но, всё же, остались. Причём, как обычно, в низах - в гуще народной, а наверх выбиваются вовсе другие).
Хозяином он был от Бога: умным, рачительным, твёрдым. Не всем это пришлось по душе: кое-кто, опираясь на его внешние данные, попытался звать директора "Усатым", но только кличка не прижилась. Во-первых, она не нравилось Самому, и при его крутом характере на этой почве имелись пострадавшие, а, во-вторых, и в главных, кличка та не отражала сути дела и человека: "Хозяин" было много точнее.
Под его жёстким контролем строительство завершили в целом, и, едва поставленное, здание тут же, во время премьеры, выдержало страшную проверку: небывалую в памяти людей бурю - настоящий шторм. Мало что тогда уцелело в округе, а наш гигант выстоял, хотя и тут наблюдались потери: по всему периметру вынесло стёкла, выбило двери, изувечило крышу, в общем, нанесло неимоверный вред, но в главном новостройка цела осталась. А ведь не случись той великой работы, разве старый цирк эту бурю бы выдержал? Нет, конечно, рассыпался и под своими обломками схоронил всех собравшихся там людей.
Но вот, что забавно: скептики, упрекавшие Хозяина в излишней прочности конструкций, потом его же обвиняли в ущербе, нанесённом стихией. Говорили: мол, зря не доверили дело им, уж при их-то руководстве потери точно оказались минимальными!
Понимающие люди смеялись над болтунами, в своей жизни не поставившими и сортира, но по истечению времени, когда ушли свидетели эпохи, и общество стало заметно мягче, критика действий Хозяина многим показалась резонной.
Ещё раз скажем, что репертуар в цирке сложился отменный. Хозяин завёл чёткий порядок: отправлял способных людей во многие наши и даже известные зарубежные цирки, те отбирали всё лучшее в тамошнем репертуаре; сами обучались на месте и приглашали чужих мастеров сюда. Ни сил, ни средств на эти цели не жалели, и уже через пяток лет у нас расцвели старые и возникли новые жанры циркового искусства. К уже упомянутым силачам, клоунам, грамотным лошадям и зайцам - барабанщикам добавились воздушные гимнасты, укротители свирепых тигров; появились сложные технические номера - гонки на мотоциклах по вертикали, а также полёты "из пушки на Луну" равно, как и многое другое.
Однако пришло время, и умер Хозяин, а после него директора измельчали; многих и вспоминать неохота. Ну, вот был такой лысый тип, именуемый Хрящ: шибко любил куролесить, особенно на зарубежных гастролях. Всю свою жизнь Хрящ прожил записным управленцем, но, видать, в глубине души лелеял мечту стать артистом. Вот он, бывало, возьмёт, и клоуном нарядившись, в огромных ботинках на публику выйдет, а там, бутафорские гири тягать вздумает или по-другому чудит.
Признаем, что отдельные сценки в его исполнении смотрелись забавно, и зрители даже смеялись: как же, большой человек, а такой озорник, но потом это всё же приелось, и Хряща за дискредитацию начальства сняли. Вернулся бедняга с курортных гастролей, а у входа в дирекцию приказ висит... Ни с кабинетом, ни с коллективом попрощаться не дали: лопату в руки, и - марш на дачу, грядки копать. А ведь ещё при здоровье был, много чего отчебучить мог.
Затем рулил Лёха "Бровкин" - хороший мужик, весёлый, видный. Сам пожить любил и другим не препятствовал, а потому и командовал цирком долго - лет двадцать, не меньше; так и умер за рабочим столом. Хотя, честно говоря, "командовал" он в конце жизни мало чем, да и "рабочим" его стол тогда называли с усмешкой: водка там обычно лежала или пиво на опохмелку. При "позднем" Бровкине дела тут пошли самотёком, и кончилось это плачевно. Конечно, люди ещё работали по заведённому порядку, но уже и пили прилично. До недавней поры им многое сходило с рук: уж больно крепкую систему заложил в своё время Хозяин, но однажды народ вдруг заметил, что хозяйство кругом обветшало, инвентарь износился, а репертуар до неприличия устарел. Всплыло оно, будто разом, и заныли все дружным хором: от директора до ночного сторожа. И, что особенно скверно, в соседнем цирке каждый год новый аттракцион! Вон, пока наши фокусники картами забавлялись да ловкость рук на монетках оттачивали, там иллюзионист Куперман поезда с небоскрёбами тырил.
Одним словом, трудящиеся осознали: налицо застой, и перспектива у них печальна, ведь так и зрителя потерять можно. Назрели крупные перемены, а вместе с ними явился начальник - недавний комсорг Михряня: образованный, языкастый, способный увлечь за собой коллектив.
Вот он его, коллектив, и увлёк...
Правильно говорят, что всё у нас зависит от "главного": повезёт с ним народу - считай, половина дела сделана; но, коли промахнёшься - пиши, пропало. И, надо же такому случиться, с Михряней здесь не повезло; ну, кто бы мог подумать - ведь так хорошо начиналось! Все понимали, что ремонт необходим, и не какой-нибудь косметический, а обязательно капитальный, но это кем надо быть, чтобы начать перестройку без внятного плана, не изучив, как положено, дом, и даже не поговорив с опытными людьми?
Когда всё ломали, оно выглядело неплохо, а вот дальше нарисовались проблемы. Очень скоро ремонтники стали "шалить": они либо сидели без дела, либо хаотично слонялись по зданию, разнося грязь в самые дальние его закоулки. То у них не было раствора, то не завезли кирпич, то не ту столярку подогнали; утром сносили перегородки, а к вечеру возводили их вновь и т.п.
Неделя - другая такой жизни, и дисциплина в организации стала падать: сперва работяги, а затем основной персонал цирка начал пить. Поначалу речистый Михряня держал ситуацию под контролем и на чрезвычайном собрании коллектива пробил жёсткое решение о борьбе с пьянством. Однако этот запал сохранялся недолго, а уж после того, как самого Михряню застукали с прорабом за бутылкой водки, все стали пить пуще прежнего. Теперь директора, чего бы он ни предлагал, народ игнорировал: смеялись, мол, мели, емеля... а за глаза называли Михрюткой и даже Михуилом.
К концу его правления интерьеры цирка стали в точности напоминать свалку: груды кирпича и гнутая арматура, отвалившаяся штукатурка и битое стекло... Глаза бы не глядели.
Трудно поверить, но созданный начальником хаос настолько опротивел людям, что во многих разговорах стали звучать абсолютно безумные пожелания, чтобы весь этот цирк - их второй дом, в одночасье сгорел или провалился в тартарары, а сами они, свободные от опостылевших дел, нашли бы себе более осмысленное и выгодное занятие.
Но вот, к общей радости, Михряню убрали, и директорское кресло занял здоровенный мужик с "погонялом" - Шабашник. Бугая этого привезли из далёкого Хамскоячинска для ремонта цирковых конюшен, а он возьми да подсиди руководство. Шабашник, любитель выпить и закусить, собрал десяток дружков - собутыльников, и они устроили "революцию" - инициировали собрание коллектива и попёрли злосчастного болтуна с должности.
От вновь избранного (такая пришла мода) шефа ожидали многого, и всё по той веской причине, что надо было завершать ремонт, а Шабашник, по слухам, когда-то учился в строительном техникуме. И потом, он вообще нравился людям своей мощной фактурой, а также тем, что гневно осуждал привилегии начальства.
Однако, как только "строитель" взял бразды правления в свои руки, он тут же слетел с тормозов и, видать, позабыл, о чём говорил буквально вчера. Первым делом "бунтарь" прихватил себе кабинет, вдвое больший, чем у Михряни, и заставил поваров носить туда еду. А через малое время тот кабинет превратился в настоящий вертеп: водка, пиво, молоденькие выпускницы циркового училища... Человек, уверявший товарищей, что не может жевать бутерброд, пока гардеробщик сидит без зарплаты, сейчас пил в два горла и уплетал за обе щеки, в то время как работники денег не давно видали.
Оценивая его поведение, часть персонала считала, что всему виной окаянная водка, вызывающая распад личности, но большинство сходилось во мнении, что совести у этого человека не было отродясь, а вот актёрский талант в нём имелся с избытком.
Шабашник, окружив себя кучкой подхалимов и жуликов, пустился в непрерывные кутежи; деньги на их гуляния требовались крупные, а потому благосостояние коллектива стало таять на глазах. В короткий срок шайка прогуляла всё, что только могла: спустила оборотные средства, заложила в банке землю вокруг здания и продала его половину, сдав ещё половину оставшейся части якобы за бесценок сторонним организациям сроком на 99 лет.
В распоряжении цирка осталась лишь арена (и то её часто использовали под рок-фестивали и дискотеки), а также небольшая часть служебных помещений и вольеры для животных. Зато, как грибы, стали плодиться увеселительные конторы: пара видеосалонов, бильярдная со стриптиз - баром, казино "Красное колесо", фитнес - центр и несколько публичных домов, слабо замаскированных под сауны и массажные кабинеты.
По вечерам их разномастные вывески рвали на части общий вид здания, и лишь огромная буква "Ц", сиявшая в высоте, слегка возвращала ему целостность, напоминая обывателю про единство и борьбу противоположностей.
Сам Шабашник всё это время отчаянно веселился и пил, либо впадал в депрессию и тоже пил, а то, бывало, кодировался, но потом срывался и опять за своё.
Конечно, коллектив негодовал, однако сделать уже ничего не мог: ведь прошло так называемое акционирование, и народ получил в собственность бумажки с печатями, которые потом разными путями (но одинаково незаметно) перешли к руководству, состоявшему из родственников Шабашника. И теперь, в свете новых дней, последний был тут "Владелец" и "Работодатель", создающий для людей рабочие места, а бывшим сослуживцам в тех местах полагалось на него работать. С точки зрения экономистов и социологов это было в высшей степени эффективно и справедливо.
И, тем не менее, не всё коту масленица: нашлась на пьяницу управа. Однажды, когда он, лежа под капельницей, норовил выйти из запоя, в цирк пришла настоятельная рекомендация некого Глобального Циркового Альянса заменить здешнее руководство. Такая настоятельная, что Шабашник, будучи тут господином, ослушаться её не сумел.
На этот момент в заведении царил ералаш, и всякий, получая тут минимум зарплаты, в свободное время делал, всё что хотел, рассчитывая, что в отдельности от коллектива заработает больше. Поначалу оно так и было, душа радовалась: никакой обязаловки -воля; праздник, который всегда с тобой. Каждый аттракцион, сделавшись отдельною фирмой, принялся выходить со своим "товаром" на Рынок, причем, иногда в буквальном смысле. Так, жонглёры в компании с акробатами шли на городской рынок, где, развлекая торгашей с покупателями, занимались своим древним промыслом: подбрасывали булавы и тарелочки, вертели на талиях хулахупы, выполняли гимнастические упражнения.
Недолго ломали голову клоуны: они зачастили в детские сады и школы, куда прежде ходили лишь в большие праздники, а также на домашние мероприятия состоятельных частных лиц. Детей в Городе было много, а потому спрос на такой бизнес не убывал.
Хорошо устроился духовой оркестр: "лабухи" по договору с железнодорожным начальством теперь встречали и провожали фирменные поезда, ну, а, кроме того, по традиции играли на похоронах.
Фокусники подрабатывали между сеансами в кинотеатрах, вынимая червонцы из ушей доверчивых зрителей, силачи делались вышибалами в ночных клубах...
Однако так повезло не всем: почти сразу же не у дел оказались воздушные гимнасты и "вертикальные" мотоциклисты, а сильнее других пострадали дрессировщики. Большинство животных из-за дефицита кормов пришлось продать: причём, "крупняк" - слонов и тигров выгодно сплавили за рубеж, а из мелких - обезьян да собачек сначала создали мини-зоопарк (вход по рублю, с детей - полтинник), но потом всех раздали в "живые уголки" по школам.
Сперва неудачники - циркачи завидовали своим успешным коллегам, но со временем и преуспевание последних стало сходить на нет. Исчезло твёрдое руководство, а без него в командах рухнула дисциплина, и артисты в профессиональном отношении резко сдали. Халявные деньги им на пользу не шли: начались регулярные застолья, и результат не заставил себя ждать. Вот, уже и клоуны, потеряв форму, не один раз с пьяных глаз оскандалились, и оркестранты на траурных мероприятиях гнусно фальшивили, а потому очень скоро все они работали в переходах, выбивая из сердобольных людей деньги на опохмел.
Тогда многие решили, что цирк погиб безвозвратно, но тут, неожиданно для пессимистов, забрезжила надежда. Дело в том, что за неделю до отставки, Шабашника в наркологической клинике посетил известный в Городе жулик, которого звали Цыган, хотя ни капли цыганской крови в нём не было. Внешность тот жулик имел примечательную: рябой, косоглазый и не единожды битый, чёму свидетельство - обилие шрамов на лице. Казалось бы, о чём говорить с таким фармазоном - ведь обманет на раз, а вот, поди, же ты: мало кто из видных горожан умел отказаться от его предложений.
А предложил Цыган опухшему от водяры "больному" верный выход из кризисной ситуации.
- Эра гуманизма закончилась: теперь каждый за себя, один бог за всех, а чтобы выжить, нужно быть конкурентоспособным. В отношении цирка расклад такой: денег "сверху" уже не дадут, но они есть "внизу" - у лохов, и наша задача взять эти деньги любою ценой. Выбираться нам следует жёстко - пусть эстеты с демократами волками воют. Лишних людей - за ворота, а в отношении репертуара вернёмся к истокам: скоморохи и медвежий цирк - вот наше будущее. Посмотрите листок с бизнес-планом, там всё есть, необходимо лишь ваше согласие.
Шабашник почти не думал, ведь других ходов в этой партии он не видел. Через неделю его, как уже было сказано, сняли, однако цирком через акции продолжала командовать семья алкаша.
Спустя ещё неделю задуманный проект стартовал; причём в дело были пущены почти все "семейные" деньги.
"Товар - ничто, упаковка - всё!", таков был лозунг кампании. Из помещений дома спешно выгребли строительный мусор и наскоро забелили или закрасили изувеченные перестройкой потолки и стены. Остальные ремонтные работы полностью свернули. А далее в ход пошло главное оружие проекта - реклама. О новой программе взахлёб вещали радио и телевидение, ни на день не умолкала пресса. Город запестрел бойкими афишами: "Мировая премьера", "Родники народного творчества", "Возрождение русского цирка" ...
И вот наступил день премьеры. На площади перед главным входом - огромная толпа; сюда пришли многие, даже не сумевшие купить билет на объявленное шоу. Звучат фанфары, фасад здания освещают десятки прожекторов, вспыхивают фейерверки, рвутся хлопушки; собранные в переходах клоуны раздают всем желающим воздушные шарики и сувениры. Одним словом, небывалое событие в жизни Города.
"Упаковка" была хороша! Само же представление, по мнению любителей цирка, вышло убогим и низкопробным. Выглядело оно так.
Под оглушительную музыку и слепящие всполохи света на арену группами выбегали клоуны и более часа фиглярствовали, выкобенивались на все лады, пересказывая и изображая в лицах сальные анекдоты. Комментировал их выступления толстячок Швидков, конферансье с ужимками массовика - затейника из поселкового дома культуры. Всё это зрелище дополняли вульгарные девицы из кордебалета, которые в промежутках между "грязными" танцами лезли на колени к мужчинам с первого ряда.
Уровень юмора был, как говорят, ниже плинтуса, но, удивительное дело, публика в целом осталась довольна, а многие от смеха просто сползали с кресел.
И вот, ожидаемый гвоздь программы - медвежий цирк. Зрителей со стажем, ещё помнивших классику жанра, здесь ожидал неприятный сюрприз: ведь в рекламе обещалась езда мишек на велосипеде, "боксёрские" бои в их исполнении, а также стрельба косолапых из всех видов оружия. На деле же получилась хохма: никаких "медведей", тут, собственно говоря, не было, просто Цыган выпросил в ближнем таборе одного медвежонка, с которым и вышел к народу.
Худой, с жёстким ошейником и привязанной к нему верёвкой, Володя (так жулик назвал своего "артиста") сначала очень боялся людей: он ходил как-то боком и всё время старался удрать за кулисы - туда, откуда вышел на этот слепящий свет. При подобных попытках Цыган незамедлительно дёргал верёвку и возвращал "дезертира" на место.
Сам аттракцион был на редкость незатейливым: Володя смешно кувыркался через голову (научили ещё в таборе); нацепив боксёрские перчатки, неуклюже толкал ими наставника и потом ещё долго ездил в пятне яркого света на трёхколёсном велосипеде (вернее, он только сидел и от неудобства положения сучил лапами, а двигал машину находившийся в тени Цыган).
Наконец, под барабанную дробь ассистенты вынесли на плащ - палатке кучу бутафорского оружия: пистолеты, винтовки и даже один гранатомёт. В качестве мишени по центру арены встал трясущийся от "страха" рыжий клоун.
Публика встрепенулась, однако и здесь её ждало надувательство. Володя поднялся на задние лапы, стоявший за ним Цыган приладил к его груди "выбранную" медведем двустволку и нажал одновременно оба спуска. Раздался двойной грохот, из стволов вылетело пламя; на груди Рыжего появилось красное пятно, и он упал, комично дёргая ногами. Неожиданно для всех в тот же момент упал и стоявший в отдалении балагур - конферансье. "Снайпер" в ужасе отскочил от ружья, вырвал верёвку из рук дрессировщика, кинулся за кулисы, и вот это, единственное, было, пожалуй, смешно.
А далее скоморохи ловили ослушника и возвращали его на сцену. Цыган раскланивался, заставляя медвежонка делать нечто похожее; гремела музыка, блистали вспышки, плясал развязный кордебалет, оживала "убитая" зверем парочка, и под аплодисменты зрителей представление завершалось.
Наутро весь Город обсуждал цирковую премьеру. Высоколобые критики и обозреватели "умных" газет, конечно же, разнесли шоу в клочья, обозвав его страшным скандалом и позорнейшим балаганом, а вот самые многотиражные СМИ, включая основные теле- и радиоканалы, просто захлёбывались от восторга. В их обзорах звучали даже такие слова, как "культурный прорыв в третье тысячелетие". Большинство же горожан испытывало растерянность: с одной стороны, в обсуждаемом действии, несомненно, ощущалась халтура, а с другой, оно и впрямь несло в себе нечто свежее, или, как теперь говорят, креативное.
Ну, кто его знает, может, с таких вот чудачеств и начнётся становление вольного цирка?
Однако прошёл месяц, за ним другой, а ничего профессионально значимого здесь так и не возникло. При всём том, народ, удручённый общественной жизнью, жадно искал развлечений, и авторы нашего проекта шли ему навстречу, по мере необходимости добавляя в него всякие специи, типа лотерей.
Так оно и шло. Снова гремела музыка, пошло шутил конферансье, приставали к мужчинам полуголые девки, а затем выступала единственная "звезда" - медвежонок Володя, и всё!
К настоящему искусству этот спектакль имел слабое отношение, однако зал каждый раз (в том числе, благодаря пиву в буфете) набивался битком, и предприятие становилось прибыльным. А когда у хозяев завелись деньги, в цирк поступили новые медведи. Сначала в помощь Володе из того же табора доставили трёх особей: сурового Гризли, мохнатого Мирона и головастого Димыча, а следом мишки повалили гурьбой и скоро заполонили всю принадлежащую цирку часть здания.
- Где их столько берут? В тайге, что ли, ловят? - удивлялись многие.
- Да нет, - отвечали им знающие, - есть за Городом крупный табор, где их специально разводят. Цыгане ездят по всей стране, крадут молодняк в зоопарках или у охотников покупают, а затем, слегка воспитав, к нам, сюда везут.
С расширением труппы медвежий концерт обновился: теперь звери, одетые людьми, выступали с трибуны; копировали гаишников, получающих взятки; рычали, изображая начальство. В эти дни смеху хватало, хотя сами косматые артисты всего лишь стояли на задних лапах там, куда их ставил Цыган, да иногда открывали пасть, а озвучка жанровых диалогов велась штатными юмористами из-за кулис.
(Здесь вообще много авантюрного было: ведь иного несмышлёныша едва привезут из "питомника", как уже ставят на важную роль вместо того, чтобы дать ему время на адаптацию и обучение. По большому счёту, это выглядело несерьёзно, ну и дело, безусловно, страдало).
К чести горожан, многие понимали, что все номера в этом цирке - откровенное фуфло, обёрнутое в деньги, антураж и рекламу. Девки наглые, музыкальный нахрап, постоянные вспышки..., а убери те эффекты, что обнаружится в сухом остатке? В лучшем случае любительство, да цыганский гипноз.
Однако шумиха в прессе и на телеэкране своей цели достигла, и очень скоро в окрестных областях пришли к выводу: им тоже необходим медвежий цирк. Во всемирной цирковой конторе согласились, что городской опыт пора тиражировать и предложили отправить к соседям Володю - пионера медвежьих искусств, для обмена опытом.
Предлагать было легко, но когда сведения о задумке просочились в СМИ, на этой почве едва не возникли массовые волнения. Ещё бы, ведь зрители привыкли к медведю, а многие от души полюбили его; неспроста он в последнее время стал символом города и талисманом всех проводившихся тут мероприятий. Телезаставки, газеты, витрины магазинов, афишные тумбы: везде он - косолапый симпатяга; то в военной одежде, то в борцовском трико, то с той самой двустволкой.
Вместе с тем, согласимся, что в своём цирковом ремесле он за истёкшее время здорово поднаторел. Где тот маленький, застенчивый медвежонок, которого хотелось взять на руки и погладить? Нет его больше, а есть матёрый учёный медведь, запросто исполняющий любую, отведённую ему роль, будь то ласковый игрун - любимец малышей или грозный "шатун" в прокурорском мундире. Одно слово - актёр! И между прочим, Володей его теперь называли редко. А началось это так: привезли как-то из мэрии письмо и долго искали, кому бы вручить, ведь "первого лица" здесь ещё было, а хозяйством правил закулисный "семейный" Совет.
- Кто у вас директор, где руководство? - по обыкновению спросил курьер.
- Вон наше руководство, - отозвались весельчаки - рабочие, указав на клетку с Володей, - он и есть директор.
Медведь при этих словах, будто нарочно, подошёл к решётке, встал в полный рост, и, вытянув в сторону курьера лапу, глухо взревел, "требуя" документ. Все засмеялись, а наш артист с той поры получил второе имя - Директор.
День ото дня цирк приносил своим хозяевам всё больше денег, но ни на самом заведении, ни на благополучии коллектива это не отражалось. Рядом процветали сауны и казино, рекой лилось шампанское в особняке Шабашника, а мощное здание цирка, лишённое надлежащей заботы, потихоньку ветшало: протекали потолки, отваливалась штукатурка, появились заметные трещины в стенах.
- Надо же, столько денег кладут в карман, а простого ремонта наладить не могут;
- Так карман - то собственный, а дом, неровён час, отобрать могут;
- Ох, допрыгаются, эти хапуги: рухнет однажды потолок и завалит нас всех: начальство с рабочими, бедных с богатыми, зрителей с детьми;
- Говорят, мол, все деньги из кассы на кормёжку медведей уходят;
- Какие там медведи - для дурачков это! А говорят для отвода глаз: бабки те семья Шабашника забирает.
- При таких доходах даже вывеску не чинят: вон, одна буква "Ц", как была, так и осталась;
- Нашу вывеску не чинить, а менять нужно: у нас давно уже не "русский" и даже не "российский", а попросту "медвежий" цирк.
Такие разговоры вели вполголоса, с оглядкою, немногие оставшиеся тут ветераны. Обстановка в цирке была тяжёлая, численность персонала почти каждый месяц сокращалась. К тому же былой профсоюз упразднили, и теперь, чуть что - пожалуйте к выходу, на вольные хлеба. Заступаться за трудящихся стало некому: долгожданная демократия отбросила трудовые отношения к временам феодализма.
И всё же, некоторые изменения, пусть и не коренные, здесь происходили. Так, неожиданно для многих, из цирка исчез Цыган. Он зарвался и настолько возомнил о себе как о великом дрессировщике, что совсем потерял осторожность: того же Володю шпынял и хлестал, где надо и не надо; грубо тянул за верёвку, позабыв, что перед ним не вчерашний подросток, а вполне себе взрослый самец. Даже зрителям было видно, что медведю всё это не нравилось, и он временами порыкивал, но Цыган, оглушённый успехом, замечать ничего не желал. Кончилось дело плохо: на одном из представлений задёрганный солист так наподдал своему "крёстному отцу", что тот едва жив остался и на арену больше не выходил. По непроверенным слухам "укротитель" отбыл поправлять здоровье в дальние края, чуть ли не за границу. Вот, куда заводит людей самомнение!
И ещё интересный факт. Когда Володю готовили в турне по соседним областям, то ему как главному артисту стали искать замену. На эту роль метили и сурового Гризли, и мохнатого Мирона, и не знаем, кого там ещё, но неожиданно для всех выбрали Димыча. Ещё до володиного отъезда его стали подключать к исполнению главных номеров и, похоже, не ошиблись. Этот невысокий, но башковитый медведь быстро вжился в свою новую "должность" и уже через неделю занятий, грозно рыча, изображал "министра обороны", а также "мочил" рыжего клоуна под овации зрителей.
Но затем произошло странное. Слухов вокруг отъезда "лидера" была масса; говорили даже, что за выдающиеся цирковые заслуги его посадят на самолёт и увезут далеко - далеко, в девственную тайгу, где и выпустят на волю.
Почему бы и нет? Он своё заслужил, ведь пахал целый год, словно раб на галерах...
Провожать городского любимца на центральный вокзал пришло много народа. Тут были и неподдельные слёзы, и трогательные речи детворы, и даже сочинённая по этому случаю песня:
"До свидания, наш ласковый мишка
Возвращайся в свой сказочный лес"
Попрощались, утёрли слёзы, и Володя уехал...
А уже к вечеру вернулся. Видно, что - то они передумали, в том Всемирном Цирковом Альянсе. Что именно? Откуда нам знать, мы люди маленькие, нам не докладывают.
Так или иначе, наш артист вернулся, а его небольшая, но всё же отдельная клетка занята. И как теперь быть? Не идти же ему, "Директору", в общую клетку к простому зверью?
Наскоро посовещавшись, "семейный" Совет предложил провести "уплотнение", для чего клетку разделили надвое и поселили там Володю бок о бок с Димычем.
До поры до времени те как будто ладили, однако ситуация изменилась, и встаёт вопрос: уживутся ли два медведя в одной "главберлоге"?
Но, в конце концов, это ли важно, друзья? По большому счёту, а он идёт сотни лет, мелочь - вышеописанные события! Главное, что, несмотря на все злоключения, наш отечественный цирк продолжается, и так оно и будет, пока у здания цел фундамент, есть стены и крыша, а также сохранилось имя.