Аннотация: Это история о том, что может случиться с попаданцами в сказки. Если не следить за своей речью, то недолго стать не только козленочком, но и матерым серым Козлом. Или еще кем-нибудь похлеще. Так что - фильтруем базар! В натуре.
Пролог
- Дядя Дима, а что тебе подарил дед Мороз на новый год?
- Что? Какой еще дед Мороз? Ты такой большой пацан, а все в сказки веришь! Нет никакого деда Мороза, только козлы всякие с ватной бородой, а разное подарочное барахло под ёлки тебе родаки кладут. Запомни, племяш - не нужно ждать милостей от природы или родаков, создавай их себе сам! Вырастешь, заработаешь бабла побольше, и будет тебе не жизнь, а сказка - машины, телки, бабы, девки...
На плач пятилетнего малыша выскочила из соседней комнаты разгневанная молодая женщина и, оттолкнув в сторону разглагольствующего брата, подхватила ребенка на руки.
- Идиота кусок! Ты что Саньке тут наговорил, а? Как ты посмел вообще, придурок? Для него же дед Мороз, это... Это... Нечто святое! Он на него чуть ли не молится, а ты... Это же такая моральная травма на всю жизнь!
- А чо я? - пожал плечами Дмитрий, темноволосый парень двадцати четырех лет от роду, имеющий серые глаза, несколько длинноватый, с горбинкой, нос, полные губы, круглое лицо, шрам на лбу, прикрытый длинной челкой, а также рост метр семьдесят восемь, обхват талии девяносто пять, и восемнадцать... Впрочем, неважно. - Лен, пацан уже должен знать, чо к чему. Мне вон, тоже, втирали про дедовморозов, пока я сиськи у одного из них не увидел. Вот это я понимаю - травма! Баба Мороз, бляха-муха.
Саня зашелся в немом крике, и мать, шепча проклятия в адрес братца, поспешила унести ребенка в другую комнату.
Дима, тяжело вздохнув, подошел к входной двери, и принялся обуваться. Не успел он натянуть второй кроссовок, как в коридор выглянула сестра.
- Сваливаешь, придурок? И правильно, давай, вали, пока я тебя сама ссаной тряпкой не погнала. Надо же, нашелся тут разоблачитель мифов и сказок! А что ты про тёлок ему нёс, это же вообще уму непостижимо! Я тебя после всех этих разговоров о шлюхах видеть не желаю! И к Сане на пушечный выстрел не приближайся, понял? Пока хоть немного мозгов не прибавится... Ну, или веры... - еле слышно добавила Лена, и скрылась в глубине комнаты.
- Ка... какой еще веры? В бога, что ли? - прошипел ей вслед брат.
- В сказку, козел! - на мгновение высунулась, и вновь исчезла, сестра.
Выскочив на лестничную площадку и прикрыв за собой за дверь квартиры, отрезав от себя дикий ор окончательно разошедшегося племянника, парень облегченно выдохнул. Он ни на грамм не чувствовал себя виноватым, ну, разве что, совсем чуть-чуть - ему вовсе не хотелось расстраивать мальчишку, к которому Дима, как и положено любящему дядюшке, питал, если не нежные, то весьма теплые чувства. А вот реакция сестры его откровенно злила.
"Было бы из-за чего сыр-бор устраивать! Что я такого сказал-то? Правду? Хе! Ну так, правду никто не любит слушать, она иной раз, не хуже мачете режет..." - разглагольствовал про себя парень, копаясь в своей одежде в поисках зажигалки. Обнаружив искомое, почему-то в носке, он с наслаждением закурил, прикидывая, к какой из нынешних телок лучше всего сейчас завалиться: к Нинке, которая пока ломается и не дает, но зато хрючева у нее всегда хоть жопой жуй, или к Катьке, которая дает, но, увы, не только ему, и в чьем холодильнике повесилась не то что - мышь, а минимум, капибара.
- Мрр! - послышалось в нескольких сантиметрах от Димкиного уха. От неожиданности он отпрянул, и чуть не загремел с лестницы. Выворачивая давно не грызенные ногти (зубы, по мнению Димки, лучшее средство для маникюра), парень уцепился за шелушащуюся синими лохмотьями масляной краски, стену, и с трудом перевел дух, весьма живо представляя, как весело бы хрустели, ломаясь, его ребра и позвоночник, если бы не...
- Мррр? - с вопросительной интонацией повторил некто, громче прежнего.
Дмитрий сердито вскинул голову, собираясь урыть муркающего паразита, едва не угробившего его драгоценное молодое крепкое тело, и поперхнулся столпившимися в глотке словами, призванными популярно объяснить, какие именно действия насильственного характера, имеющие исключительно сексуальную окраску, будут проделаны с неизвестным. Перед ним на перилах сидел Кот. Именно так - с большой буквы Ка. Кот был огромен. Собственно, это была почти пантера. Дима несколько отстраненно поразился, как под такой тушей не развалились хлипкие, столетней выдержки перила.
- А ба... Э... У-у-у... - вот и все, что смог из себя выдавить ошалевший парень, автоматически сколупывая со стены остатки краски.
Кот, обреченно вздохнув, едва заметно пожал плечами и, склонив голову набок, прищурил свои горящие зеленым светом глаза, как бы говоря - что взять с дурака!
- Да мой это котеночек, не боись, милок, худого не утворит. Ну, без моего на то соизволения, конечно, - раздался откуда-то сверху дребезжащий голос, отчего Димка чуть не сверзился с лестницы повторно. На этот раз упасть ему не дала твердая рука, крепко ухватившая за локоть. Димка, едва позорно не взвизгнув, скосил глаза вниз - вплотную к нему стояла старушка божий одуванчик, ростом ему по пояс, в синем платке, велюровом оранжевом халате в мелкий цветочек, и... лаптях. Димка громко икнул, зачем-то глянул на потолок, потом перевел взгляд на старушку, и молча ткнул пальцем наверх.
- Что? - молвила старая женщина. - Откуда я взялась?
- Ы-ы... Э-э... Ага! - разродился, наконец, ничего не понимающий Дмитрий. - Оно там, - палец ткнул в Кота, обиженно фыркнувшего на такое обращение. - Вы тут, а голос во! - указующий перст направлен в зенит.
- Ах, это... - старушка хихикнула, отпустила локоть парня, и бестрепетно подойдя к животному, принялась чесать его мощную шею, отчего по лестнице разошлось урчание, сравнимое со звуком заводящегося мотоцикла. - Это, и многое, многое другое, милок, ты сейчас и узнаешь. Бо, тебе очень надо немножечко расширить этот, как его...
- Муррк! - подсказал Кот.
- Вот, Баюшенька правильно говорит - кругозор! Давай, давай, мой хороший, заждались тебя уже там... - старушка повернулась к Диме, и взглянула на него цепкими, и совсем не старыми глазами.
- Бабуль, я ничего не понимаю, вам наверно, кто-то другой нужен, - попятился задом по лестнице вниз, Дмитрий. - Вы зверя своего придержите, а я того...
- Того, того, - согласилась старушка, делая круговое движение выставленной перед собой ладонью посолонь. - И этого тоже. Узнаешь, мил человек, что маленьким нельзя говорить гадости, и женщин обижать, ну и... Что такое сказка, узнаешь, наконец, а то стыдно - такой большой, а в сказки не веришь!
- Что? - взревел Димка, с которого тут же слетел весь страх. - И вы туда же, тетенька? Какие нах... нафиг, сказки? Имел в виду я ваши сказки! Име-е-е...
Мгновение, и в подъезде остались только пожилая женщина и огромный Кот.
- Да, Баюн, и вот эту фразу мы с тобой сделаем ключевой... - негромко произнесла Хозяйка. - Пусть попрыгает... козлик.
1 глава
Сказка первая
- Име-е-е-е! - орал во всю глотку, зачем-то зажмурившись, Димка, не понимая, почему обычное слово никак не выговаривается, а тянется и тянется, словно размякшая жвачка, да еще странно вибрируя в глотке. - Ме-е-е! Ме-е-е! - уже радостно и весело продолжал он. Тело стало неожиданно легким, прямо-таки воздушным. Диме казалось, что еще немного, и он взлетит. Захотелось сразиться с целым миром, мчаться куда-то, что-то или кого-то искать. Собственный аромат одурял, словно затяжка марихуаны, под плотно сжатыми веками поплыли разноцветные круги, и чтобы скинуть с себя это, хоть и приятное, но пугающее наваждение, парень широко распахнул глаза.
Только, парнем ли был он теперь? Увиденное ошеломляло, сбивало с ног, придавливало к земле бетонной плитой. Радостного возбуждения как не бывало.
Начать с того, что Димка вместо родного подъезда оказался на крутом обрывистом берегу небольшой, но очень чистой речушки. Громко свиристели птицы, высокая густая трава щекотала самую нежную и тщательно лелеемую часть Димкиного организма. Легкий ветерок ласково играл его ушами, поглаживая и перебирая их. Исступленно озираясь, Димка почувствовал, как закружилась голова - зрение стало настолько непривычным, что попытка сфокусировать его чуть не сбила с ног. Он видел одновременно с двух сторон, и даже немного позади себя. Цвета были не те, каких-то не хватало, а какие-то - названия которым Димка не знал, появились.
"Что происходит"?!" - хотел выкрикнуть несчастный, но изо рта вырвалось только жалобное мемеканье. Димка хотел по привычке вцепиться пальцами себе в волосы, но смог поднять рук. Их попросту не было. Затрясшись всем телом, он опустил взгляд вниз, и увидел волосатую грудь, тонкие недлинные ноги и пару небольших раздвоенных копыт. Такого нежная и ранимая психика парня не выдержала, и он, брыкнувшись на бок, как деревянная игрушка, плавно ушел в обморок.
Разбудил его далекий женский крик. С трудом разлепив глаза, Димка попытался приподнять голову, и не смог. Ее что-то держало, и держало крепко. Решив дорого продать свою жизнь, он, исступленно забившись словно поросенок, которого пытаются кастрировать неопытные ветеринары, одним рывком высвободил свою голову из плена и, вскочив на ноги, гигантским прыжком отскочил в сторону. Не обращая пока внимания на странности поведения и ощущения тела, он бросил взгляд назад, пытаясь увидеть врага. Позади никого не было. Лишь тщательно взрыхленная земля давала понять, что здесь только что произошла нешуточная борьба. И женский голос на грани слышимости, кричащий, вроде как, из-под земли:
- ...ушка-а-а...
- Что-о-о за-а фигня-я-а-а... - тонким дребезжащим голосом протянул Димка, и тут же замолчал. Собственная речь и напугала и обрадовала одновременно. Радовало то, что она вообще была. Но какая! Да что же такое с ним приключилось?!
Следующие несколько минут Димка, полностью игнорируя похожий на назойливое жужжание мухи, уже более четкий и слышный голос, в котором появились булькающие нотки, с наслаждением предавался истерике, оттягивая момент знакомства с собой. Он скакал по берегу, словно олень, расшвыривал почву... Нет, нет, только не это! Не рога это, не рога! В общем, вон теми странными наростами на голове, которыми так удобно оказалось бодать кочки и ломать кусты, - валялся на траве, перекатываясь с боку на бок, набирая на свою длинную шерсть орды репьев, и мемекал. О, как он мемекал! И чем больше его злил звук собственного голоса, тем больше ему хотелось издавать это проклятущее: - Ме-е-е!
Но всему приходит конец, пришел конец и Димкиному безумству. Окончательно выдохнувшись, он остановился посреди развороченного бережка, заполошно поводя часто вздымающимися и опадающими боками. Прямо у себя под ногами он увидел две узких дырки в земле, и неожиданно понял, что же держало его - падая, просто он случайно вонзил ро... Нет, он не будет это называть! Короче, теми выростами на голове в глинистую почву, и она его держала как капкан.
Во внезапно наступившей тишине - примолкли и орущие прежде птицы, исчезло даже шипение волн набегающих на чистый белый песок, отчетливо послышался раздраженный булькающий женский голос:
- Иванушка! Ванька, негораздок ты эдакий! Ты что там учинил, пустобрех сопливый! Мы меня спасать будем, или нет?
Димка боязливо поджал куцый хвост и заозирался.
- Те-етка, ты откуда оре-е-ешь? - проблеял он.
- Какая я тебе тетка? Совсем королобый стал, что ли? Али вовсе в козлище превратился? Да что же это? Даже помереть спокойно не дадут! Подь сюды, говорю я тебе!
- Э-э, ты че-его гонишь, те-е-етка? - окончательно обиделся Димка. - Что же это такое? Дома се-е-е-струха понты кидала, выкинуло хре-е-ен знае-ет куда, и опять? Да где-е ты е-есть?
- За что же мне такое наказание, боги? Подь к реке, белебеня!
Окончательно растерявшийся Димка на негнущихся ногах подошел к низко нависающему над водой обрывчику, и заглянул в спокойную гладь воды. Его ждал шок. Увлекшись руганью с неизвестным голосом, он совершенно забыл о своем новом, пока непознанном образе и, встретившись взглядом с матерым, длиннобородым, круторогим козлом, взвизгнул, попытался отскочить назад, но тонкая песчаная корка под острыми копытцами неожиданно разъехалась, и Димка ухнул в прохладную глубину. Выпучив янтарно-желтые с синей горизонтальной щелью зрачка, и без того выпуклые глаза, чувствуя, как в уши заливается вода, новоявленный козел принялся истово загребать не предназначенными для плавания копытами, стараясь всплыть, но тяжелая, украшенная великолепными рогами голова перевесила, и он, вместо того, чтобы подниматься, торпедой пошел вниз. Путешествие было недолгим, вскоре он с размаху уткнулся твердым лбом в гораздо более твердый камень. От удара глыба сдвинулась с места, Димку понесло дальше, к счастью, наверх. Через мгновение он пробкой выскочил на поверхность. Откашливаясь и отфыркиваясь, козел погреб в сторону берега, и тут его что-то с силой ударило в живот. Охнув и хлебнув изрядную порцию воды, Димка увидел рядом с собой медленно всплывающее девичье лицо.
Плюнув на все странности, ни о чем не думая, Димка, которого как раз прибило волной к берегу, причем, вполне удачно, на единственный в округе пологий спуск, а иначе скакать бы ему горным козлом в попытках взобраться на обрыв, так вот, козел выполз на теплый песочек, и упал, крепко зажмурив глаза. Он отчаянно надеялся, что откроет их в родной постели, мягкой, теплой, с неизменными презервативами под подушкой, ноутом закопанным в одеяло, на котором до сих пор открыта страница с кисками в стилю ню, и могучей кучкой под кроватью - состоящей из окурков, упаковок от печенья, чипсов, банок из-под пива и грязных чашек. До чего же хорошо! Тишина, покой, и никаких птиц, волн, жуткого отражения, лишь мелодичная перекличка автомобильных сигнализаций, привычный звук перфоратора соседа сбоку, трель мобильника и звук входящих сообщений...
- Ну, ты Ванюшка, утворил! - начавшего слегка подсыхать Димку обдало лавиной брызг. - Что ж это деется-то? Ой, Ва-ань, это ты? Такой большой вырос? - уже знакомый женский голос раздался совсем близко.
Тяжко вздохнув, козел разомкнул склеившиеся веки и, щурясь против солнца, присмотрелся к нависшему над ним силуэту. Ничего не разглядев, Димка с трудом поднялся на ноги, и предпринял вторую попытку идентифицировать объект. Она оказалась более удачной.
Перед ним стояла девушка лет семнадцати, что сильно поразило Димку - судя по сварливости, она представлялась ему возрастом на полтинник, не меньше. Облепивший пухленькое тело мокрый, прозрачный, некогда белый балахон, не скрывал даже родинок, не говоря уже о большем. Слипшиеся, перемешанные с желтым песком, свалявшиеся в жуткую массу, зелено - русые волосы вызывали у стороннего зрителя желание немедленно схватиться за ножницы и срезать этот кошмар к едрене фене. На голове, руках и стройных икрах болтались обрывки водорослей. Хорошенькое, хоть и несколько простоватое личико, с ярко-голубыми глазами, курносым носиком и разбросанными в художественном беспорядке бледными от долгого пребывания в воде, веснушками, выражало такую смесь эмоций, что парень попятился.
- Ух, ё! - девушка диким взглядом рассматривала собственные запястья, украшенные браслетами из водорослей. - Освободилась, матушки мои...
Димка в страхе прижал уши и хвост, потому что дальше таинственная русалка, наступая на него, страстно зашептала полную несуразицу:
Тяжёл камень на дно тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Желты пески на груди легли.
- Ма-ама-а... - жалобно взмекнул парень, забыв о величине собственных рогов, и подумывая, не стоит ли вломиться в кусты терна, плотно окаймлявшие ту часть берега, где сейчас, по всей видимости, случится жертвоприношение, в котором он, Димка, будет выступать в главной роли жертвенного, увы и ах, козла. - Тётень... То есть, девушка, вы чего? Вы того... В воду ныряйте, а то у вас жабры пересохнут, нельзя вам долго на суше находиться. Русалки водяные животные, то есть...
- Ванюш, а ты совсем взрослый стал... - девушка, наконец, остановилась, и взглянула на Димку с явным умилением. - А рожки, рожки-то какие вымахали, а уж сам... Глядишь, и козочку себе каку найдешь, оженим вас... - глаза ее увлажнились, она шмыгнула носом, и принялась методично обрывать с себя водоросли и вытряхивать из волос песок. - Вот только с ведьмой разберемся, так и...
-Ау-у-у! - неожиданно взвыл ни черта не понимающий Димка, не хуже любого уважающего себя волка. Девушка от неожиданности плюхнулась на круглую попу, и зажала уши. - Помог-и-ите-е-е кто-нибудь! Что происходит? Скажите, сволочи, где-е-е я? Кто-о йа-а? Кто она такая? Какая сволочь меня сюда зане-есла, и когда я, наконец, проснусь?
Девушка осторожно выпустила из ладоней свои уши, словно боясь, что они сейчас улетят, кряхтя, поднялась на ноги, и медленно, опасаясь спугнуть Димку, подошла к нему.
- Ты - мой братец, Иванушка, я - твоя сестрица, Аленушка, - ласково и тихо, как сумасшедшему проговорила девица. - Злая ведьма у меня мужа отобрала, в меня оборотившись, тебя она в козленк... То есть, теперь уже, в козла, превратила, а меня в речке вот в этой, утопила.
Димка смотрел на новоявленную сестрицу круглыми глазами, медленно прозревая: - Твою ж... Итить... Да ё... прст! Бабка курва! И кошак ейный, падла! Отправила-таки, зараза, в сказочку...
Под гнетом открывшейся истины козлиная башка поникла, но благодаря огромным рогам, которые, судя по всему, успели вырасти еще на пару сантиметров, накренилась в сторону, и воткнулась громоздким украшением в мокрый песок. Не предпринимая попыток высвободиться, упавший на колени Димка тихо всхлипнул, указывая бородищей в небо.
- Охти ж, горюшко мое луковое, - вздохнула Аленушка, и одним движением выдернула рога, разумеется, вместе с головой, из ловушки. От резкого рывка Димка опрокинулся на спину, да так и остался лежать, отстранено поразившись силе слабой, казалось бы, девушки.
- Совсем ты, видать, золотце мое ясное, от страха перед ножами булатными ведьмиными, да от радости за мое освобождение, в уме повредился, - качала Аленушка головой, присев рядом с "братом" на корточки, не забывая выбивать песок из своих волос. - А стыду как не было, так и теперя не прибавилося. Я ж женщина, между прочим, а ты тут развесил это свое... Чего в твои десять лет никак не должно было у тебя вырасти! Ну, никак. А таких размеров, уж и подавно.
- Рога, что ли? - убито поинтересовался Димка, в полной мере осознавая, что теперь-то уж ему доведется испытать на собственной шкуре все прелести бытия попаданца.
- Какие еще рога? То, от чего у тебя козенятушки скоро будут!
- Сдурела, что ли? Какие еще козенятушки? А-а... - голос Димки несколько оживился, а сам он, перевернувшись на бок, сунул себе нос между задних ног, напоминая вылизывающегося кота. - Так и говори - яйца! Ого! А они у меня ничего! Прямо даже не ого, а ого-го! И пахнут приятно, тонко так...
- Тьху на тебя, курощуп поганючий! - сплюнула Алена, отскакивая от него подальше. - Хоть бы постыдился меня капелюшечку! Пахнет у него там... Воняет от тебя как от козла... То есть - дышать рядом с тобой невозможно, а ты - па-ахнет! И вообще - хватит валяться! Спас меня, поклон тебе за то низкий - сбил с груди каменюку ненавистную, но теперь надо идти на битву великую, ведьму проклятущую со свету сживать.
- А? - расслышав про битву, Димка моментально забыл о размере своих новых причиндал. Оскальзываясь и зарываясь копытами в песок, он вскочил на ноги. - На какую еще битву? Какая еще ведьма? Что ты собралась с ней делать?
- Что, что? - кокетливо отозвалась Аленушка, с трудом доплетая кривую из-за колтунов косу. - Привязать тварину к хвосту лошади да в чисто поле пустить, и вся недолга... Токмо надо для начала ее как-то пымать... Но я слабая женщина, что одна-то-одинешенька супротив вражины могу? А у тебя нынче вона, рога какие, ну и эти еще.. Которые пахнут... Не рогами, так запахом ее пришибешь!
***
Доброжиру нынче спалось плохо. Медовуха оказалась слишком забористой, да к тому же, судя по вкусу, она изрядно перестояла, кислая капуста была чересчур кислой, а в жареного поросёнка переложили хрену... Да и вообще, всё вчера было как-то чересчур. Но самое большое "чересчур" как оказалось, поджидало его ночью, в собственной постели. Кто бы мог подумать, что его скромница Аленушка способна на такое?! Купца бросило в жар, когда перед его глазами замелькали картинки прошедшей ночи. Непроизвольно рука потянулась вниз, и осторожно зажала самое дорогое, то, что отличает человека от женщины, и даёт ему право быть ее хозяином. Вышеупомянутое отличие распухло и болело. Не сильно, но вполне ощутимо, как раз настолько, чтобы помнить о нем постоянно. Нет - нет - нет, мужское достоинство и женские зубы не совместимы! Ну, если только совсем чуть-чуть... Едва-едва... Доброжир довольно хмыкнул, и представив себе это самое "чуть-чуть", непроизвольно сжал пострадавший орган сильнее и звонко, переливчато взвыл. Дворовые собаки за окном терема дружно поддержали хозяина, что-то загрохотало, а одна из чернавок тоненько заверещала: - Батюшки-светы, Пантелеймон в котел свалился!
Доброжир, жалобно поскуливая и прихрамывая, добрался до окна и, отмахнувшись от огромной, бьющейся о слюдяное окно, мухи, выглянул наружу. Посреди купеческого двора был разложен костёр, вокруг которого сейчас суетилась чернь. Над кучей курящихся дымком дров, на громадной, из цельных брёвен треноге, висел соответствующий по размеру котел. Над краем посудины периодически мелькала чья-то голова.
- Пантелей, дурень, лови веревку!
- Та какая веревка, он там сварился, ужо, поди! Котел опрокидывайте!
- Чего там - сварился, водичка чуть теплая, поди, и еще намоется на год вперед!
- Да чо ему мыться? Мы с ним всего-то месяц, как до речки купаться ходили, чистый он!
- Пантелей, за край хватайся! Эх ты... Опять на глубину ушел...
Не желая больше глядеть на бардак устроенный слугами, Доброжир сплюнул, и отвернулся от окна, с размаху наступив кому-то на обе ноги.
- Ай! - взвизгнула "Аленушка", на свою голову незаметно подобравшаяся к купцу.
- Ой! - отозвался тот, хватаясь за сердце. - Напугала-то как, сс... Сердешная! Что ж ты так тихо ходишь, а?
- Прости, любый мой! Потревожить тебя боялась, а оказалось, только хуже сделала... - ведьма жалостливо всхлипнула, и поклонилась "мужу", который был ниже ее почти на голову, в пояс. - Накажи меня, свет очей моих, да посуровее!
- Нет уж, только не сегодня! - отшатнулся от нее Доброжир. - Я пока это... Отдыхать буду, устал я нонеча, изнаказывался за всю ночку-то... - он непроизвольно придержал прыгнувшее от резкого движения пузо, перевешивающееся через край кумачовых красных штанов, и демонстративно спрятал его за белой вышитой рубахой, как бы показывая - продолжения банкета не будет! Растрепанные с ночи русые волосы безвольно поникли, как уши у кроля, абсолютно круглый сизоватый нос слегка подергивался, ровно у собаки, унюхавшей колбасу, второй и третий подбородки испуганно дрожали.
Девушка смущенно потупилась: - Жирик, сокол мой, я тебе намажу мазью целебной, и будешь краше прежнего...
- Хм... Знаешь, ладушка, я лучше так... Без этих твоих... И чего это ты в целительство ударилась? Раньше такого вроде, не было... Скажи-ка мне лучше - доколе у нас во дворе вот эта бандура будет стоять, да дрова кругом валяться? Что за странные идеи? А эти точильщики булатных ножей меня просто в могилу сведут! Неужто тебе так нужно это светопреставление ради одного несчастного, малюсенького козленка, а? Нельзя было его в обычном печном горшке уварить, что ли? И, потом, прости, конечно, может я чего и путаю, но ты же говорила, что это твой братишка? Ты же не эта... Как там дикари называются... Куни... Кони... А, конебалы, во! Ты ж не ешь человечину, ведь правда же? - купец весело подмигнул ведьме, он-то с самого начала был уверен, что весь этот лепет насчет братика-козленка сущий бред.
Ведьма насупилась, на мгновение черты ее лица словно размылись, но тут же приняли прежний вид. Доброжир растерянно моргнул несколько раз, думая, что ему что-то попало в глаза, оттого и примерещилось черти что.
- Никакой это не козлёнок, а злой колдун Потатуй. До сих пор я была под его чарами, он внушил мне, что он мой брат, и я сама верила в это. А сейчас чары спали, и все оттого, что полюбил ты меня беззаветно, сила твоей любви спасла меня! Ведь еще немного, и Потатуй бы надругался над красою моею девичьей, а опосля сам бы и съел. Страшно подумать, что с тобою он сотворил бы...
Купец в ужасе открыл рот. Приоконная муха немедленно воспользовалась предоставленной возможностью и радостно влетела туда.
- Вот видишь, - печально произнесла Лжеаленушка, глядя, как мужчина откашливается, пытаясь избавиться от мухи. - Эти твари - верные слуги Потатуя, его сейчас рядом нет, а мухи следят за нами, и все передают хозяину. А то и случая навредить не упустят... Эх...
Она жесткими пальцами зафиксировала подбородок Доброжира и, не обращая внимания на ошалевшие выпученные глаза мужа, посвистела ему в рот. На зов оттуда мгновенно выскочило насекомое, и скрылось в глубине комнаты, очевидно, торопясь привести себя в порядок и успокоиться от пережитого стресса. Купец, забыв закрыть рот, растерянно смотрел на жену.
- Охо-хонюшки, ничему-то ты не учишься, любый мой, - покачала головой ведьма, и захлопнула челюсть пострадавшего. - Так и другой мухи дождаться недолго... А давай-ка, мы охотников пошлем на поиски колдуна, а? Пущай поймают его, а мы с него шкуру-то и спустим. Да в котелке сварим, чтоб наверняка. Только этим способом с такими чудовищами и можно бороться...
Да, - завороженно глядя на вновь расплывающиеся черты любимой, прошептал Доброжир. - Сейчас же кликну охотников...
***
- И вот это вот дворе-ец? - презрительно выпятив губу, проблеял Димка, разглядывая купеческую усадьбу.
- Отчего же - дворец? - прошипела ему в ухо Аленушка, покряхтывая от неудобной позы. - Терем это, и очень даже хороший! Да что с тобой такое, Ванюшка? Смеешься надо мной, убогой, или правда, память потерял? Ты же тут три седмицы прожил, со мною вместе!
Козел и девушка залегли у самых ворот, в зарослях крапивы, разросшихся посреди ухоженного газона, словно прыщ на лбу красавицы собравшейся на свидание. Крапива росла компактно, но очень плотно, утыкая небольшой пятачок земли плотной щетиной. Увы, другого места спрятаться поблизости от купеческих владений не нашлось, все остальное пространство вокруг двора занимал пустырь. Только здесь, прямо у входа, имелся небольшой участок, заросший аккуратно кошеной травой, кою и уродовала самовольно выросшая крапива.
Из этих зарослей и выглядывали сейчас желтые козьи глаза, подернутые пеленой страдания, а прямо над ними виднелись и голубые девичьи, так же выражавшие муку. Козлу, как существу, полностью покрытому шерстью, а стало быть, не должному подвергаться воздействию крапивных стрекал, пришлось изображать из себя коврик, а на нем, сверху, крепко держась за длинные рубчатые рога, возлежала "сестрица". Буквально сразу же, после внедрения во вражеские заросли, обоим стало ясно, что затея была, мягко говоря, неудачной, а совсем уж откровенно - идиотской.
Нос, губы, уши, а самое главное - первичные половые признаки Димки, горели и зудели, вынуждая постоянно елозить, чуть не сбрасывая с себя Аленушку. Та тоже, пострадав гораздо сильнее шерстяного братца, еще на стадии вползания в крапиву от атаки злобного растения, , страстно постанывая, терлась всем телом о спину козла, пытаясь унять нестерпимый зуд. Димка же, несмотря на новое воплощение, пол не сменил, а потому, возня на спине и стоны прямо в распухшие уши вызвали вполне естественную реакцию молодого мужского организма. Если бы не угроза выдать себя, и не зуд в стратегических местах, то ему бы просто пришлось позорно бежать, потому как, ситуацией он воспользоваться тупо не мог - зоофилия никогда не относилась к сфере интересов парня.
С ситуацией же, в которой он оказался, Димка, немного поистерив, подумав и осторожно расспросив новоявленную сестрицу, смирился. Пока. Совершенно очевидно, что к этому имеют непосредственное отношение та бабка в оранжевом и ее котяра. Как ни прискорбно парню было это признавать, его забросило в сказку, причем, не абы какую, а ту самую, что лет пятнадцать назад ему читали, явно с намеком , мать и сестра, (Вот, кстати! У него уже была одна сестра-коза, зачем понадобилось выдавать вторую?!) да гоняли без конца мультик по этой сказке. Мать часто, после закономерного хеппи-энда, вздыхая, говорила: - Видишь, мальчик мой, главное для мужчины - не быть козлом, даже если рога выросли...
Что это? Пророчество? Или горячо любимые женщины накаркали ему такую судьбу? И как надолго он тут застрял? Или вопрос надо ставить иначе - вернется ли он вообще когда-либо домой? Причем, желательно в родном, давно обжитом человеческом теле! А может... Может он вообще сейчас по-прежнему находится в родном мире, в палате обитой войлоком, и бодает санитаров, пуская пузыри? Но на этой мысли Димка решил не останавливаться, предпочитая действовать по обстоятельствам, и искать пути возвращения домой самостоятельно, а если вдруг укол галоперидола вернет его в действительность, что ж... Это будет приятной неожиданностью, даже и напрягаться не придется. А если нет? И он тут застрянет навеки? Вернее, до тех пор, пока с него не спустят шкуру, и не пустят на шашлыки. Хотя... Козлов, вроде, не едят? Вонючи, слишком, говорят. Или едят? Сам Димка свой запах воспринимал исключительно как тонкий букет ароматов от Dior, но подозревал, что, к примеру, вынужденной постоянно задерживать дыхание Аленушке, так не кажется.
Здесь, в зарослях крапивы они оба оказались после срочного военного совета в полевых условиях, где было постановлено: тайком пробраться в терем, дождавшись отсутствия самозванки; загнав в угол, и залив слезами (Аленушка) купца, открыть глаза ему на неприглядную правду. А именно - уже целую седмицу он нагло, хоть и невольно, изменяет законной жене. И наверняка делает это с удовольствием (Димка). В ответ на это ценное замечание, парень был несправедливо обозван козлом безрогим, и едва не был сделан таковым на самом деле. После чего его (видимо, в качестве тренировки) оросили слезами, и повлекли в сторону "родного" дома, в засаду.
Через два часа ожидания оба уже не обращали внимания на мелочи вроде непрерывного зуда, раскачивающихся от ветра крапивных стеблей, периодически мажущих по незащищенным участкам тела, и муравьев, с наслаждением впивающихся туда, куда не достала крапива. Нет, теперь Димке больше всего на свете хотелось скинуть с себя эту многотонную тушу, расплющившую его, и наверняка, измочалившую все ребра на мелкие кусочки своей непрерывной возней. А Аленушка просто мечтала выпрямиться во весь рост, начать дышать полной грудью, и вернуться обратно в реку, откуда она только что так счастливо спаслась, чтобы, наконец, остыть от жаркой козлиной шерсти и отмыться от мерзкой удушающей вони.
Тягостное ожидание несколько разбавляли дворовые девки, заигрывающие с парочкой охранников скучающих у ворот, телега подвезшая провизию, и небольшая делегация каких-то мужиков в балахонах, в сопровождении собак.
Когда оба готовы были вскочить, наплевав на конспирацию, в наблюдаемом объекте типа "двор" наметилось некоторое оживление. Ворота в очередной раз со скрипом распахнулись, и оттуда валом повалили... Стожки сена в количестве пяти штук, буксируемые виденными ранее собаками. По бокам стожков торчали палки, длинные ножи, веревки, и топоры. Не веря своим глазам, Димка несколько раз моргнул, присмотрелся, и через несколько мгновений понял, что это не стожки, а люди увешанные сеном, очевидно, в качестве маскировки. Впрочем, весьма удачная маскировка таяла на глазах - сделав буквально несколько шагов, каждый стожок успел похудеть вдвое. Собаки, удерживаемые веревками, концы которых уходили вглубь маскировочных костюмов, непрерывно лаяли и дергали хозяев, отчего те тряслись, словно припадочные, и теряли свой покров, усеивая все вокруг сеном.
Неожиданно Аленушка, притихшая, как только ворота открылись, охнула и сильно сжала оба Димкиных уха: - А-а-а... А-а-а... - прохрипела она, чуть дыша. - Гляди... Гляди, Ванечка! Это же... Это же я!
Ошеломленный Димка даже не заметил, что чуть не лишился ушей, он и сам глядел во все глаза - вокруг стожков, сторонясь собак, недовольно рычащих на нее, павой выступала Аленушка номер два. В руках она держала какую-то тряпицу.
- Это твое одеяльце, Иванушка... - еле слышно выдохнула Аленушка первая. - Зачем оно этой ведьме?
Но ответ последовал незамедлительно - ведьма подошла к одному из стожков и небрежно бросила одеяльце на землю прямо перед ним. Из груды сена высунулась рука, подобрала тряпку, и подсунула под нос одной из собак. Та принюхалась, сделала стойку, и рванулась в сторону реки, увлекая за собой рассыпающегося на глазах хозяина. Следом устремились и остальные, как уже было совершенно очевидно, охотники.
Минута, и около двора не осталось ни души, если не считать развалившегося на заборе кота. Наглый рыжий зверь сидел на хвосте, бесстыже раскинув задние лапы, демонстрируя всему свету свою принадлежность к мужескому полу, и истово эту самую принадлежность полируя языком. Крапивные кусты зашевелились, и оттуда, постанывая от боли в сведенных за несколько часов сидения в засаде, ногах, выполз громадный мохнатый серый козел. На его спине, так же постанывая, и слабо шевеля конечностями в попытке разогнать кровь, валялась некогда прекрасная, а сейчас оборванная, грязная, зеленоватая девушка, со спутанными, полными репьев, волосами.
- Охти ж, лышенько, - простонала она, кулём сваливаясь на траву перед воротами, и жадно глотая воздух, стараясь проветрить легкие от пропитавшего ее насквозь козлиного "аромата". - Никогда больше...
Не обращая внимания на жалобные причитания "сестрички", Димка несколько раз не по-козьи присел, разминая трясущиеся ноги, встряхнулся, сделал несколько пробных выпадов рогами, и довольно бесцеремонно толкнул носом девушку под пухлый зад.
- Веди нас, Сусанин, герой, заканчивай причитать. Ты даже себе представить себе не можешь, насколько сильно я страдаю! И мои страдания разминкой, мытьем и чистой одеждой не прекратить. Когда мимо стадо коз прогнали, думал все, не сдержусь... А меня еще кобелем называли... Ха! Куда кобелям до козлов... Пошли уже папика твоего искать, пока эта клоняра не приперлась.
- Не понимаю я тебя совсем, Вань, - прохныкала Аленушка, почесывая обслюнявленную ягодицу. - Разговариваешь так странно, будто и не ты вовсе... Побежали задворками, я тропочку одну знаю, никаких стражников там никогда не бывает.
Доброжир думал думу великую, глядясь в стоящее на столе зеркало - между прочим, венецианского стекла! Такого зеркала не было даже у батюшки-царя, токмо у него, Доброжира. А не было его у царя, потому, что корабль, шедший из Венеции с товарами и дарами от ихнего царя нашенскому, затонул, аккурат у тутошних берегов. Ну, мужичьё сундуки да разные ошмётки и повыловило. Хорошо хоть, Доброжир успел заметить это дело, и перенаправить поток выловленного добра в свой двор, а то бы плакали царские шмотки, канули бы в крестьянских закромах. Вот и это зеркало, хоть и с трещиной посередине, и вспученной от морской воды деревянной рамой, и перекосившейся подставкой, это зеркало сейчас помогало купцу сосредоточиться, и определиться, наконец, что же ему делать - ехать на охоту, не за козленком, конечно, еще чего не хватало! Кабана бы ему какого подстрелить... Или же завалиться в баню, с девками, пока женушки нет. Хотя... Не до девок ему сейчас, ой, не до девок. Молодуха так его укатала нонешней ночью, что в бане разве только косточки размять можно.
Доброжир тяжко вздохнул, и зачем-то вопросил у зеркала: - Я ль на свете всех умнее, всех сильнее и страшнее?
Неожиданно стекло пошло морщинами и пробасило: - Ты ужасен, спору нет, но супруга всех умнее, всех сильнее и страшнее.
Купец охнул, будто получив удар по почкам, и отскочил от стола. Зеркало же не успокоилось, и зачем-то стало показывать какую-то жуткую тетку, ползущую по пластунски по болотным кочкам, временами срываясь с них, и макаясь своим длинным кривым носом в покрывающую болото ряску.
- Ч... Что это такое? - пролепетал Доброжир, тряся в ужасе обоими подбородками, и зачем-то обнимая свой живот, словно боясь, что тот ускачет от него, унося с собой утреннюю порцию фаршированного осетра.
- Что заказывали, то и показывали, - проворчало зеркало, покрываясь разноцветными полосами и убирая изображение неведомой престарелой мавки. Вместо нее в зеркале опять возник белый, как полотно, купец. - Пятьдесят копеек, потрудитесь оплатить, монетоприемник сбоку в раме.
Наступила тишина. Доброжир слепо шарил в пустом кармане кафтана, зеркало же вело себя, как и положено отражающему аксессуару, молча показывая молодого, крайне упитанного мужчину и часть спальни позади него. Купец, выковыряв, наконец, из дырки в подкладке, искомое, дрожащими пальцами зажал монету, раздумывая, куда бы засунуть, и надо ли это делать вообще. Или у него опять начались видения? Как в прошлый раз, когда после свекольной браги на свадьбе, он начал ловить под столом призрачных сусликов, вытаскивая их из-под подолов присутствующих дам. Ушедший в астрал Доброжир не сразу заметил, что зеркало вновь активизировалось, показывая очередную жуткую харю, вместо его собственной. Харя имела громадные рога, длинные, почти заячьи уши, и черную бородищу. Но самое ужасное было то, что эта самая харя неумолимо приближалась, и казалось, скоро не поместится в зеркале.
- Ма... Ба... По... Кто-нибудь! - не отводя взгляда от зеркала, шепотом закричал Доброжир, звучно шлепая от страха губами. - Зверь невиданный, уходи! Я заплачу, заплачу, вот деньги! Сейчас щель найду и засуну!
Как ни странно, этот вопль души помог - чудовище в растерянности остановилось и зачем-то оглянулось.
- Алён, он у тебя что, припадочный?
Купец дернулся от звука голоса чудища, судорожно сжимая в кулаке монету, рассчитывая с ее помощью откупиться от спятившего зеркала, показывающего такие реалистичные картинки. Казалось, и правда: чудо-юдо находится прямо здесь, в комнате. Чувствовалась даже сногсшибательная, очень знакомая вонь.
- Ванюш, не могу больше, выхожу я! - послышался глухой, отчего-то родной купцу голос. - Добрик, любый мой, я иду к тебе!
Доброжир, осознав, наконец, что голоса раздаются не из отражающей поверхности стекла, а позади него, обернулся, и увидел, что к нему, выметнувшись из шкапа, несется нечто. Оно летело через комнату, распахнув объятия: зеленоволосое, косматое, драное, грязное и, судя по кровожадной ухмылке, наверняка, хищное. На козла, стоявшего почти вплотную к нему, купец не обратил внимания и, схватив себя за уши, истошно завизжал.
Димка, чьи нервы не выдержали этой душераздирающей звуковой атаки, резво отпрыгнул в сторону, и налетел на подбегающую к вновь обретенному супругу, Аленушку. Ноги девушки подкосились, и она упала, увлекая за собой козла, на супружескую постель. Кровать заходила ходуном и шарахнулась о стену, с которой, на кувыркающуюся на постели парочку, в поисках опоры, обрушился стоящий бешеных денег лавровый венок, привезенный в свое время Доброжиру приятелем - путешественником, любителем диковинок, из Греции.
Купец, глядя на этот бедлам уже не орал, он хрипел, а уши под его пальцами приобрели приятный радикально - малиновый цвет и максимальный объем. При взгляде на эти замечательные уши стороннему наблюдателю стало бы ясно - спать в ближайшее время купец может без подушек.
Наконец, побарахтавшись среди перин и одеял, Димка сумел скатиться с кровати и встать на трясущиеся ноги. Следом за ним, постанывая, сползла и "сестрица" Аленушка. Лучше, после встречи с родной постелью, она выглядеть не стала, напротив, и без того растрепанные волосы теперь были всклокочены так, что стало совершенно очевидно, кто тут ведьма. А вот Димка напротив, обзавелся украшением - чудом уцелевший лавровый венок кокетливо свешивался с его левого рога. Козел обвел мрачным взглядом комнату, и открыл рот для обвинительной речи обоих сумасшедших супругов, но не успел вымолвить ни словечка.
Послышались топот, крики и лай собак, тяжеленная дубовая дверь распахнулась, и помещение вмиг наполнилось собаками и людьми, вооруженными вилами да косами. Вела эту толпу псевдоаленушка, не менее зеленая, чем оригинал, из-за покрывающей ее с ног до головы ряски. Она издавала неподдающиеся переводу рычащие звуки, водила перед собой руками, с которых капала грязная вода на турецкий ковер. Гомонящие вокруг нее слуги мгновенно притихли, завидев застывшую посреди комнаты композицию из оборванки, козла и хрипящего еле слышно хозяина. Даже оглушительно лающие собаки отчего-то притихли и не торопились накинуться на предмет охоты.
- Ты-ы! - прорычала ведьма, и в очередной раз тряхнула руками, явно пытаясь сделать очередной убойный пасс, дабы заколдовать постоянно мешающегося под ногами козла. В лоб Доброжиру смачно шмякнулся кусок тины, сорвавшейся с руки "Аленушки", и он замолчал так резко, что Димке подумалось о внезапно отошедшем контакте.
- Ты-ы-ы! - еще более устрашающе провыла ведьма и, прихрамывая, направилась в сторону неподвижно застывших "братца" и "сестрицы". - Убью-у!
- Тётенька, вот не надо, а? - отмер, наконец, Димка, скоренько вспоминая, чем заканчивалась сказка. - Валите лучше, а то вас сейчас того... на лошадке прокатят... К хвосту привязанной.
- Да я тебя сейчас самого прокачу! Козёл паршивый!
Лицо "Аленушки" поплыло, и начавший воспринимать более-менее реальность купец, увидел, как на физиономии его ненаглядной супруги появились незнакомые прежде черты - вытянулся и покрылся бородавками нос, отвисла, почти до груди, нижняя губа, обнажив вовсе не прежние идеально ровные, хоть и со щербинкой, зубы, а кривой прерывистый штакетник коричневого цвета. Брови нависли над глазами так, что "жёнушка" наверняка их использовала вместо шторок, ежели спать доводилось средь бела дня - закрываться от солнца.
Собаки, окружавшие ведьму, прижались к полу, и тихо поскуливая, по-пластунски поползли к выходу. Охотники, не заметившие перемен в облике заказчицы, изо всех сил старались удерживать дезертиров за концы веревок. Слуги же, обратившие внимание на метаморфозы, происшедшие с хозяйкой, незаметно испарились, зато стоявшие позади, пропустили сие чудное действо, и перехватили поудобнее вилы, готовясь к атаке. И она не заставила себя ждать.
- Взять их! - пронзительно гавкнула ведьма, скрючив пальцы, точно собираясь вцепиться в чье-то горло.