Невозвращенцы. Часть вторая
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Следующие части 3-6 повествуют о приключениях каждого ГГ и практически ничем друг с другом не связаны, поэтому могут читаться порознь друг от друга. Много исправил, кое что переписал. Редакция от 29.09.10.
|
Глава 12. Алена.
Деревня Дубки северной волости Великого Княжества Словенского, Липец года 1787 от обретения.
- Синица! Где ты? Дрянная девчонка! - неприятного тембра голос раздавался на опушке леса.
"А вот и не найдешь!" - подумал беглянка, сидя в густых ивовых кустах.
--
Синица! Отзовись сейчас же! Тебя батюшка кличит!
"...Батюшка, это серьзно. Это мачеху можно не слушать, а отец..." С тех пор как матушку три года назад забрала лихоманка, за два дня зачахла, даже волхва или ведуна не успели позвать, отец не женихался полтора года. А потом вот привел в дом новую женщину. Была она всего на пять лет старше приемной тринадцатилетней дочери и похоронила уже одного супруга.
--
Синица!
Жилось падчерице несладко. Мачеха ее сразу невзлюбила и очень редко даже словом добрым поминала. Даже называла не по имени, Алена, а по детскому прозвищу. Только отец иногда заступался за нее, но мачеха вертела им как хотела, так что такие случаи становились все реже и реже. А уж когда год назад у нее появился маленький братик, то вся отцовская любовь сосредоточилась на нем.
--
Алена! Немедленно отзовись!
"Это уже серьезно. Что же произойти должно было, если эта ведьма назвала ее по имени?"
--
Ииидууу, - решила откликнуться Алена и полезла сквозь кусты.
--
Вот ты где! Что делала? Почем раньше не откликалась? Я же волнуюсь о тебе!
"Как же, как же, волнуется она".
--
Я по грибы ходила!
--
Ну, покажи, чего набрала- потребовала мачеха и потянула к себе корзинку. - У. Полная... И грибы какие хорошие, ни одного переростка. Умница.
"Что же случилось? - не на шутки испугалась Алена. - Такой ласковой мачеха была последний раз на свадьбе. С тех пор она меня словом добрым ни разу не порадовала. А сейчас, вон как расстилается... Что же случилось? Неужели...".
--
Пойдем скорее домой! Там у батюшки гости. Важные гости.
Гости были действительно важные. Настолько важные, что в деревню мачеха повела ее задами. "Тихо" - прошипела мачеха. И они тихо, никем не услышанные и не замеченные забрались в дом и кинулись в светелку. Там мачеха быстро сорвала с себя одежду, распахнула сундук и стала вышвыривать оттуда вещи.
- Так, это одену я... - быстро шел процесс выбора, - это тебе, это надень, и это, - мачеха выбирала из сундуков самые красивые и дорогие вещи, многие из которых даже были ни разу не одёваны. - Теперь так. Стой смирно!
Мачеха открыла заветную коробочку с различными притирками и начала наносить всю эту красоту на себя и на падчерицу. Так сначала в ход пошли белила, потом румяна, потом косу Алены быстро перепели, а тело начали одевать в роскошные одежды.
"Только не это, пожалуйста, боги молю вас, только не то, что я думаю. Мара-заступница, только не это!" - но боги ей не ответили. Пока Алена молилась, мачеха отставила шкатулку с притирками и достала другую, с драгоценностями, и стала вешать на себя все что в ней было. Шесть колец, серебряных, несколько цепочек бус, серьги. Из шкатулки Алене не досталось ничего, а когда она потянулась рукой к лежащим в шкатулке простеньким бусам из речного жемчуга, которые ей еще дарила мама, мачеха больно ударила ее по руке и сказала:
--
Нельзя!
Теперь уже никаких сомнений быть не могло, и Алена совсем приуныла.
- Быстрее, - шипела мачеха и они побежали на кухню. Там каждая схватила по ковшу со свежим сбитнем, который явно этим утром сварила мачеха, и бросились к двери. Во дворе их уже ждал отец, также облаченный в свой самый дорогой наряд.
--
Что так долго, Малуша? Гости уже заждались!
Бросив опасливый взгляд на занятых разговором родителей, Алена скользнула к воротам. В щель между створками она увидела пятерых мужчин, приехавши верхом. Они занимались тем, что внимательно осматривали подковы своих лошадей, упряжь, а так же поправляли богатую одежу друг друга, изредка со скрываемым нетерпением поглядывая вокруг. Вокруг на скамейках вольготно расположилось все незанятое на летних работах население: оба совсем старых деда, которые били баклуши, складывая готовые ложки в общую кучу, пара совсем малых ребятишек и одна бабка, которую по старческому слабоумию нельзя было оставить одну. Гости явно приехали уже давно, так как одежда была в полном порядке, упряжь сияла чистотой, а лошади выглядели полностью отдохнувшими. Но правила приличия не разрешали им войти в дом, более того, даже показать того они приехали не вовремя, что хозяин заставляет и ждать было бы верхом неприличия. По большому счету то, что приехали не вовремя и застали врасплох, вина их, и теперь нужно дать хозяину время встретить их чинно. Наконец отец дал всем налюбоваться на гостей и громко прокашлялся. Гости сразу встрепенулись, подтянулись и явно главный из них, огромный мужик с широченными плечами и седой бородой, громко постучал в дверь. Хозяин отодвинул засов и распахнул обе створки ворот.
--
Здрав будь, хозяин, - зашли во двор гости и в пояс поклонились.
--
И вам по-здорову, гости дорогие, - поклонились хозяева, при этом Алена чуть было не пролили приготовленный сбитень, но незаметный пинок мачехи помешал ей это сделать. - Испейте после дороги дальней.
Мачеха протянула седому полный ковш сбитня, а Алена растерялась. "Одесную, напои того" - прошипела мачеха. Справа стоял "немолодой уже, лет тридцати может", подумала Алена, протягивая ковш.
- Благодарствую тебя, красавица, - взял обеими руками ковш гость и стал неторопливо пить. Пока другие гости успели быстро вкруг опустошить и вернуть мачехе пустой ковш, Аленин пил медленно, один, не с кем не делясь.
- Благодарствую тебя, - повторился гость, перевернул ковш, показывая что не оставил ни капли, и вернул с улыбкой. - Как звать тебя?
--
Алена, - ответила она и покраснела, потому, что руки гостя как бы ненароком задержались при передаче ковша на ее руках.
--
Меня Стояном кличут, - ответил ей гость и опять улыбнулся.
--
Так что же вы стоите, гости дорогие?! Проходите в дом, - пригласил хозяин.
--
Спасибо Добромил, мы по делу.
--
Да какие могут быть дела с дороги! Гостей с дороги не накормить - только богов наших гневить! А ну-ка, хозяйки накрывайте на стол, - крикнул он женщинам.
Слово хозяйки больно резануло слух Алены. Раньше, как и должно, хозяйка в доме была только одна. Сначала мать, потом мачеха, а она была ребенком и помощницей. Теперь же ее тоже назвали хозяйкой. А значит - она больше не ребенок, она уже взрослая жена. От этой мысли она буквально окаменела. Уже год как отец заводил все менее шутливые разговоры о том, что совсем она выросла, что скоро станет хозяйкой в своем доме и подарит мужу своему детей, а его порадует внуками, но то, что она может стать мужней женой уже до конца этого года, ей не приходило в голову.
--
Ты уже все поняла? - заметила ее состояние мачеха.
--
Но он же совсем старый!
--
Совсем он не старый, в самом расцвете сил! А красавец какой! Кузнец, говорят, искусный. Кузня своя, подмастерья...
--
Но я не хочу!
--
А тебя никто и не спрашивает. Негоже жене быть одной.
--
Но ведь это нечестно! Я его не люблю! Я его первый раз ....
--
Ничего. Стерпеться - слюбится. Я тоже не любила, когда в первый раз. А теперь - хватит! Иди, накрывай на стол. Показывай, какая ты хозяйка.
Весь последующий праздник прошел для Алёны как в тумане. Она покорно носила на стол различные кушанья, убирала со стола, тихо сидела по левую руку от отца и вежливо краснела, когда ее хвалили. Наконец, это произошло.
--
А что такая красавица, и без украшений совсем? - спросил Стоян.
--
Да ей еще никто не дарил, наверное, - ответил седой.
--
Это неправильно. Посмотрите - губы маков цвет, коса цвета спелой пшеницы - в руку толщиной, а уж стан какой! Такая краса должна быть отмечена! Ей нужно что-то подарить, - продолжал рассуждать Стоян так, как будто Алены рядом не было.
--
И кто подарит? Какой добрый молодец?
--
А хоть и я!
--
Ты, - притворно удивился седой, - да тебе еще рано поди бусы девкам дарить! - Обычные в таких случаях сватовские слова по отношению к здоровому мужику звучали как настоящее оскорбление.
--
Так как же рано! Ничуть не рано! - притворно возмутился Стоян. - У меня дом есть, ремеслом богат, кузня есть своя, дети голодать не будут.
--
А есть ли у тебя с собой бусы? Хоть из речного жемчуга? - продолжал задавать вопросы седой.
--
Так как можно подарить такой красе бусы из речного жемчуга, у меня для нее нашлось бы что получше.
--
А покажи!
--
Смотрите, - сказал Стоян и достал из мешочка на поясе что-то круглое и блестящее.
Заинтересованная, как и все, Алена даже чуть привстала, чтобы лучше видеть. Кузнец медленно развязал ткань, в которую было завернуто это самое получше, и девунки дружно ахнули. На огромной ладони кузнеца лежала восхитительная серебряная шейная гривна, украшенная прихотливой чеканкой и небольшими подвесками.
--
Примешь ли ты это от меня в дар, Аленушка? - внезапно обратился к ней кузнец.
Алена отдернулась и окаменела. Вот оно. Сейчас она должна все решить. Она беспомощно оглянулась по сторонам и натолкнулась на напряженный взгляд отца и тяжелый - мачехи. Никакого сомнения не было. В их глазах было только одно слово: "возьми". Алена, сдерживая слезы, протянула руку и медленно взяла протянутое ей украшение.
- Ну, вот и славненько, - сказал седой. Напряжение, простершееся над столом сразу рассеялось. - На вересень тогда и свадьбу сыграем.
Алена вскочила и, сдерживая слезы, выскочила из-за стола. Слезы прорвали плотину уже за порогом дома и закапали на руки, все еще сжимавшие серебрянную гривну.
Целый месяц после сватовства Алена ходила как в воду опущенная. Все ее мысли занимало одно, что очень скоро она, так и не изведавшая еще любви, будет отдана за совершенно незнакомого мужа. Который не любит ее, и которого не любит она. Просто затем, чтобы не остаться в девках, чтобы мачеха свободно распоряжалась в ее доме, чтобы в доме Семена появились дети. Ее дети... Видя состояние падчерицы мачеха как могла старалась ее отвлечь, а лучшим отвлечением от дурных мыслей по ее мнению была работа. С восхода и до заката Алена была ее загружена, а работы летним днем столько, что и не переделать. Вот и сейчас девушка сидела в окружении половины женщин деревни. Сегодняшним вечером они занимались легкой работой: они пряли. Работа несложная, но нудная и требующая усидчивости. А чтобы работа не утомляла и шла быстрее, ее сопровождали песнями и разговорами. Женскими. И главной темой последнего месяца была предстоящая женитьба. Вот уж Алена наслушалась про все - про жизнь, про мужчин, про женские обязанности, про то, как появляются дети и что надо делать с мужем. Но такие разговоры за последний месяц уже сильно поднадоели всем, и далее работу решили скоротать песней. Песни запевали все по очереди, и запевала выбирал какую именно.
Вот настала очередь Варвары. Когда-то муж привез ее еще совсем молоденькой из другого княжества, но она очень быстро обжилась здесь, завела со всеми хорошие отношения. Воля этой женщины была тверже камня, а рукам ее силы было не занимать. Поначалу, некоторые ее недоброжелательницы после традиционной общей бани из парной выползали на четвереньках, а синяки по всему телу были явно не от березовых веников. И хотя сама она получала не меньше, но продавливать остальных продолжала до победного конца. А то, как она своего мужа гоняло, многие женщины завидовали...
Ночь темна-темнешенька в доме тишина;
Я сижу, младешенька, с вечера одна.
Словно мать желанная по сынке родном,
Плачет неустанная буря под окном.
До земли рябинушка гнется и шумит...
Лучина-лучинушка неясно горит.
Поначалу, некоторые женщины с упреком посмотрели на Варвару. Дескать - "зачем расстраивать лишний раз невесту", - но натолкнувшись на острый, какой-то яростный взгляд после первого куплета, песню подхватили.
Затянуть бы звонкую песенку живей,
Благо, пряжу тонкую прясть мне веселей,
Да боюся батюшку свекра разбудить
И свекровь-то матушку, этим огорчить.
Муженек-детинушка беззаботно спит...
Лучина-лучинушка не ясно горит.
Хорошо девицею было распевать,
Горько молодицею слезы проливать.
Отдали несчастную в добрую семью,
Загубили красную молодость мою.
Мне лиха судьбинушка счастья не сулит...
Лучина-лучинушка неясно горит.
"Неужели это ждет меня? Вот такая сломанная жизнь? - думала Алена с набухшими на глазах слезами. Неужели я, не милуясь ни разу с любимым, которого у меня еще и не было, вот так отдам себя этому старику? Неужели?..."
Я ли не примерная на селе жена?
Как собака верная мужу предана.
Я ли не охотница жить с людьми в ладу?
Я ли не работница в летнюю страду?
От работы спинушка и теперь болит...
Лучина-лучинушка неясно горит.
Милые родители, свахи и родня!
Лучше бы мучители извели меня:
Я тогда не стала бы сетовать на вас,
Сладко ли вам жалобы слышать каждый раз?
Ах, тоска-кручинушка сердце тяготит.
Лучина-лучинушка неясно горит...
Входная дверь хлопнула за выскочившей Аленой. Сиротливо осталось лежать на скамейке веретено.
--
Зачем ты так? - спросила одна из женщин. - Почем ты ее мучаешь? Она же ласковая, добрая девушка...
--
Именно поэтому. Я не хочу ей своей судьбы. Али вы ей этого хотите?
--
Но она все равно ничего не может изменить, и мы не можем.
--
Боги могут. И я им молюсь за нее.
"Что же делать?" - думала Алена. "Что я могу сделать? Как избежать судьбы такой? Или лучше как в песне? Камень на шее, и воду? Русалкой стать - парней соблазнять, да по ночам по полю гулять? Да плохо это..."- вот с такими невеселыми мыслями она заснула.
На следующий день все валилось из рук. Отец и мачеха поехали на ярмарку в ближайший городок, а Алену, от греха подальше, оставили дома. Привыкать быть хозяйкой. Печальная девушка занялась нескончаемой работой: накормить кур, накормить свинок, приготовить, воды наносить из колодца, перебрать, просеять, прибрать... Именно за приборкой во дворе ее и застал стук в калитку.
- Кого там еще принесло? - неприветливо отозвалась Алена.
--
Здравы будьте, - послышался женский голос, - можно?
--
Заходите, - открыла калитку девушка.
За калиткой стояла молодая женщина, наверное ровесница мачехи. Одета она была скромно и выглядела устало.
--
Здесь живет Добромил сын Пахома?
--
Тута, - ответила Алена.
--
А ты кто ему?
--
А я его дочь, Алена.
--
А где батюшка твой, и матушка?
--
На ярмарку поехали, а вы по чью душу?
--
По твою! - закричала незнакомка и с силой вцепилась левой рукой в волосы хозяйки, а правой начала наносить беспорядочные удары, стараясь попасть ногтями в глаза.
Ошеломленная Алена сначала не пыталась сопротивляться этому неожиданному нападения, а потом уже стало поздно. И не сравниться по силам четырнадцатилетней девушке и взрослой женщине.
-Стоян будет моим! - кричала женщина, стоя над Аленой и нанося ей удары, - Моим! Моим! Моим!...
Когда Алена уже не могла сопротивляться, а на удары только сжималась как маленький лесной зверек и тихо скулила, незнакомка наклонилась к ней и прошипела:
--
А если ты не передумаешь, к колдуну пойду! Изведу тебя, но он будет моим! Разумеешь?
Размазывая по побитому лицу слезы, она нашла в себе силы только кивнуть.
--
Вот и хорошо, - сказала ревнивица, и ворота хлопнули за ее спиной.
Когда Алена смогла подняться на ноги, обидчицы и след простыл. Кое-как доковыляв до дома и приведя себя в порядок перед кадкой с водой, Алена продолжила работы по дому. Сейчас, хоть все тело и болело, надо было идти за водой.
У колодца, избитая Алена встретила Варвару. Та с удивлением посмотрела на нее. А посмотреть было на что - все лицо в синяках и ссадинах, волосы растрепаны и выбиваются из под платка, несколько прядей вырваны и кожа покрыта коркой запекшейся крови. В деревне давно уже не случалось никаких драк с участием женщин, ибо Варвара держала всех в кулаке, а мужа, чтобы законно побить, у Алены пока еще не было.
--
Что случилось, девочка?
Алена заплакала.
--
Ты не реви, слезами горю не поможешь, ты рассказывай.
"... А напоследок извести меня порчей колдуна обещала." - закончила свой рассказ Алена. Варвара задумалась. Она встречала эту женщину - она проходила мимо ее дома и спрашивала, как найти семью Добромила. Не думая ничего плохого, она указала точно дом, а теперь об этом сильно жалела.
"Ну надо же, глупая баба! Избила до синяков, до крови, по Правде три гривны заплатить должна! Но вот, что делать с покладом? Оберег ей нужен, надо к ведуну или к ...? Точно! Как же я сразу не догадалась?! Вот же он! Спасибо тебе, Мара!"
- Так. Слушай меня внимательно, дочка. Ты дожидаешься отца своего и вы ступайте в соседнюю деревню, к боярскому тиуну. За те побои положено тебе головное - три гривны...
--
Так откуда я знаю кто она? Кто ее найдет?
--
Это не твоего ума дела! Побои есть, видаки найдутся у нас. Если не найдут, то виру и головное заплатят из общинных.
--
А с порчей что делать?
--
А с порчей... С порчей.... Оберег тебе нужен. Нужно найти ведуна, или колдуна, или волхва и заказать у него оберег. Вот в три гривны ты и уложишься...
--
Да где ж его взять то, ведуна? Колдунов у нас отродясь не было, а ведун наш вон помер год уже как. Другого то нету...
--
Ну, можно тогда пойти помолиться к волхвом, дары принести богам нашим, заступникам.
--
А где? Наша деревня так своего волхва и не прижила...
--
Надо ехать туда, где они есть. Лучше всего, конечно - в Святоград.
--
Так до него идти то столько! Я же до свадьбы не успею...
--
Да. Святоград, - как бы не услышав слов Алены продолжала Варвара. - Там, где расположены Великие Семинарии. Великие Семинарии, в которые берут мужей и жен со всего мира, не глядя ни на возраст, ни на положение...Будь ты хоть беглый холоп, все равно, если есть в тебя дар богов, если тебя взяли... Отныне ты свободен и не подлежишь простому суду, только княжьему или божьему. Закончив которые становятся волхвами и служат богам нашим и детям их кто мечом, кто пером, кто дланью, кто животом своим...
--
Хоть беглый холоп... - прошептала Алена.
--
Да. Если возьмут, конечно. Но волхва можно найти и в любой крупной деревне, или городке. Я тебе не советую, - голосом выделила Варвара именно это слово, - ехать в Святоград. Это далече, да оттуда можно и не вернуться. К свадьбе. Надеюсь, ты меня правильно разумеешь?
--
Да, - девушка твердо взглянула в глаза Варваре.
--
Вот и ладненько. Пойдем, я тебя полечу малехо.
Глава 13. Здравомысл.
Великокняжеский Детинец Суздальского кремля, Студень года 1787 от обретения
- Князь! Гость к тебе, - здоровенный русин ближней дружины, один из тех, кто сегодня охранял покой князя, прервал его размышления.
Князь очнулся, оторвал свой взгляд от завораживающей пляски огненных лепестков в камине и сказал:
--
Сюда его пошли, - и опять протянул руки к огню.
Великий князь Суздальский, Всеволод Ратимирович был не молод. Уже сорок пять Перуновых Празднеств его меч пел песню огня. Но годы если и чего у него забрали, то гораздо больше ему прибавили. Они не согнули его, не сделали мышцы дряблыми а тело дряхлым, наоборот, они закалили его как меч закаляется то жаром, то холодом. Они не превратили его и в сгорбленного полубезумного старика, не забрали рассудок, а только прибавили ему опыта и мудрости. Как старый могучий дуб, у которого уже есть сухие ветки, князь был крепок еще и телом и разумом. Вот только мерзнуть он стал в последнее время сильнее, оттого и горел очаг в его покоях и летом и зимой.
--
Здрав будь, княже, - легко поклонился гость.
--
А! Здравомысл! И тебе по-здорову. Вернулся? Ну, садись, друже, вина вон горячего испей, с дороги. Или что поболе хочешь? Кликну, сейчас же принесут...
--
Благодарствую, княже, я уже поутреничал в яме.
--
Ну, тогда поведай мне, как съездил.
Здравомысл улыбнулся, и князь который раз удивился. "Сколько его знаю, а все равно чудно, - подумал князь. - Здоровый он - медведя посрамит! Богатырь, подковы пальцами гнет и кочерги на спор завязывает. Зато лицо - как у дитяти с пряником медовым. Чистое и безхитростное! Глаза васильковые, а волосы цвета свежей соломы. И копна такая, что в бою хоть подшлемник не одевай. Девки разум теряют, когда его видели," - продолжал рассматривать своего друга князь. - "Красивый, сильный и тупой как валенок! И как что другое подумаешь?"
И страшно ошибешься! Как ошибались многие, смертельно, обманутые этой открытой улыбкой и голубыми глазами. Потому что совсем не поэтому Здравомысл стал доверенным ближником князя. Не за медвежью силу, и уж не за мужественное лицо точно - у князя в дружине все такие, а за ум и хитрость, которые, скорее были бы впору древнему старцу. От его замыслов, которые практически всегда исполнялись, скрипя зубами плакали от зависти (и не только от зависти) ромейские сенаторы, немецкие бароны, и северные ярлы. А осведомленные враги князя просыпались в хладном поту от одного только его образа и долго стояли у идолов, моля только о том, чтобы Здравомысл не обратил на них своего взора. Неосведомленные же враги засыпали сном вечным.
А что самое удивительное, было Здравомыслу всего двадцать шесть лет.
--
Съездил я добро. С великим князем Владиславом Киевским виру обсудил, так что обид он на нас теперь не держит. По дороге заехал к друзьям своим, они много интересного про немцев поведали - опять там ратяться, ну и послухи всякие собрал, с подсылами своими встретился...
--
Важное есть чего? - спросил князь.
--
Да нет, все пока добро.
--
А правда ли, что дочка князя Владислава, блудлива, аки кошка вешняя?
--
Ха, - рассмеялся Здравомысл, - правда. Я таких рассказов наслушался, что впору и заалеть.
--
А почто она еще не отдана? Разве никто ее не сватал?
--
Да сватали ее, для сына великого князя Словенского, сам князь ездил, да что-то не договорились, даже я не знаю, почему. Поговорили князья с глазу на глаз, и отложили сватовство...
--
А великая княжна Ольга гуляет пока?
--
Ага, говорят, к примеру, что всю большую дружину батюшки своего уже испробовала.
--
Ну да ладно. Слава богам, у меня сын уже взял себе жену... Тогда, Здравомысл, слушай. Опять у нас какие-то ссоры с Новгородом... Жалобщики пришли ко мне, говорят, разоряют деревни, люд черный в полон уводят. Вроде же мы все с князем Новгородским договорили?
--
Значит, опять кесарю ромейскому неймется. Ему мы аки кость в горле. Вот и мутит он купцов да людишек новгородских. А их, ты же знаешь, и мутить нечего. Они и так всегда готовы ближнего своего, да и дальнего тоже, добра нажитого лишить. А если не лишить, так продать. Одно слово - тати. И князь там не такой, как у нас...
--
Ну, полно тебе, подлащиваться. Моя власть ничто, по сравнение с тем же Владимиром. Займись этим.
--
Ну, хоть какое дело... - проворчал Здравомысл и прихлебнул из кубка принесенного холопом вина.
--
Неча мне тут рожи корчить. Я знаю, ты любишь большие дела, но слава Богам, нету сейчас ничего большого. Спокойно все. Так что, займись мелочами.
--
Добро, - проворчал свое любимое словечко Здравомысл.
--
Уже додумал, как?
--
Да как обычно, коли Боги дозволят. Кликнем рать, их вызовем, соберемся на поле каком, попируем, вина да меда выпьем... А доглядов ромейских беленой накормим, что заратились страшно, что десять сотен воев и пять сотен лошадей потеряли каждый, что плач стоит по всей земле - пусть позлорадствует...
--
Ты только смотри, чтобы в яви так не вышло. Десять лет прошло уже...
Князь намекал на битву, произошедшую десять лет назад между войском Словенска и Киева. Две пограничные деревни - одна платила дань великому княжеству Киевскому, другая - великому княжеству Словенскому, не поделили межу. Дело то вроде обычное - частенько за межу мужики с колами друг на друга выходят. Для пахаря земля добрая - это жизнь его, и его семьи. Но тут дело дошло до совсем серьезной ссоры, в ход пошли дубины, потом луки и ножи, руда пролилась. Ссора разрасталась, в конфликт вмешались два молодых князя: один киевский, другой словенский. Как потом задним числом выяснил Здравомысл, подогреваемые ромейскими подсылами. В итоге вместо того, чтобы полюбовно, как веками делали до этого их предки, разметить межу, на спорном поле состоялась битва княжеских дружин, которая привела к полному истреблению обоих. Двести отборных ратников погибли не от рук немцев, ромеев или кощунов, а своих братьев, говорящих на одном языке и молящихся одним богам.
Пролитая кровь порождает еще большую кровь. В ссору ввязались уже более властные местные князья, пошло взаимное разорение, в эти местности потянулись татарские и ромейские скупщики добычи и торговцы полоном. Через некоторое время состоялась вторая битва, в которой уже погибло более тысячи человек - уже ощутимая потеря для великих княжеств.
Положение спасли подошедшие перед третьим сражением ближние, с частью большей, дружины великих князей во главе с ними самими. Спорщиков разделили, особо буйных отливали ледяной колодезной водой, самые охочие до драки получали вызов и сложили свои буйные головы в поединках с ближниками великих князей. Битва не состоялась, но до сих пор тянется череда схваток кровников обеих сторон.
Результатом той ссоры стало заметное охлаждение в отношениях обоих государств, укрепление границы между ними. До этого она была весьма условной, падение на десятую часть доходов от торговли, и на пятую часть - доходов от приграничной области. Потеря заметной части дружин окрестных князей, и как результат несколько налетов степняков в на стыке двух государств. Еще повезло, что свет не увидела кровь ни одного из ближников или семей великих князей, тогда война стала бы совсем серьезной. Кстати, сватовство великого князя Словенского как раз должно было снять эту слишком медленно уходящую напряженность. Ромейских подсылов живьем взять не удалось, как не сокрушались великие князья, желающие встретить их с особым гостеприимством...
--
Не волнуйся княже, все будет добре.
Вдруг беседу прервал стук в дверь. Зашел опять тот же гридень.
--
Княже, гонец к тебе скорый. Вести важные, говорит, принес.
--
Давай его сюда.
Гридень вышел и вскоре в комнату вбежал гонец. Был он грязен, вонял лошадиным потом и еле-еле держался на ногах.
--
Князь, злую весть я принес, не вели казнить.
--
Говори, - разом посуровел князь.
--
В Новгороде беда. Пришлые тати, безвестно откуда, разорили городок Дальние Заимки. Местный князь собрал все ополчение и дружину свою - пять сотен латников и десять сотен ополченцев бездоспешных и на ворога налетел, как коршун, отомстить за беды принесенные.
--
И что.
--
Разбили его, за пол лучины.
--
А князь?
--
Сложил князь голову свою в той битве с ворогом подлым.
--
О чем мне толкует великий князь Новгородский?
--
Великий князь новгородский хочет собрать на средину сеченя всех великих князей здесь на хурал.
--
Так быстро? Ужель все так серьезно? - пробормотал князь и посмотрел на Здравомысла. - Любят тебя Боги, вот тебе великое дело.
--
Да, княже, - подобрался Здравомысл.
--
Иди. Дело свое ты хорошо разумеешь. И гонца прихвати.
--
Благодарствую, княже. Что ж, пойдем, - Здравомысл встал и легко одной рукой, поднял с пола одетого в кольчугу гонца, - расскажешь мне. Все.
Не теряя времени Здравомысл привел гонца в свои покои. Комната впечатляла. Большую часть огромного помещения занимали гигантские полки, на которых громоздилось чудовищное количество различных записей, начиная от папирусных свитков Та-кемет и заканчивая обычными берестяными грамотами и досками. Но на заниматься разглядыванием этих завалов, казалось, только и мечтавших об горячем угольке, гонцу не дали. Через одну свечу гонец уже не был рад, что они не на востоке - где часто за дурную весть снимали голову с плеч. То, как его замучил вопросами княжий ближник, большинство которых вроде совершенно не относилось к случившемуся, было не на много легче. Наконец гонец был отпущен восвояси и выполз из комнаты, а ее хозяин надолго задумался, бездумно сгибая и разгибая в руках толстый железный прут. Потом, приняв решение, он вышел из комнаты и отправился во двор.
Во дворе детинца все было совершенно обычно. У конюшни холопы чистили лошадей и задавали другим корма. В углу, на сеновале совсем уж древний воин, весь посеченный в схатках, что-то рассказывал новикам младшей дружины. Совсем маленькие дети, которым даже штанов не полагалось, только в длинной до пят рубахе прибирали замощенный камнем двор, а еще один внимательно осматривал каждый камень не требуется ли уже чинить мостовую. В другом углу незнакомый волхв, Перуна похоже, что-то показывал уже опытным воям - вскоре оттуда раздался высокий звон железа. Хоть тайные игрища и нравились Здравомыслу, но помахать железов, побороться он тоже любил. Тем более, что среди волхвов иногда встречались такие, что даже ему было трудновато справиться. Ближник князя даже на секунду замер от зависти к простым, так ему захотелось отведать мастерства новичка.
"Эх - совсем я в эти папирусы - бересты закопался. Скоро мхом порасту и меча поднять не смогу. И делами занимаюсь такими, что и тать побрезгует, не то, что боярин. Надо бы мечами позвенеть. Но это потом, дело княжье вперед" - подумал Здравомысл.
--
Хитрец! - заорал он, - Ты где. Поди сюда.
Кремлевский тиун выскочил из какой-то щели и склонился в угодливом поклоне.
--
Да, боярин. Почем звал меня?
--
Петька не помер еще?
--
Который Петр? Петр Ромей или Петр Щука? Али другой какой?
--
Петр Пришлый.
--
Да вроде живой был. Старый совсем, а все к богам боится отойти. У дочери своей в деревне живет, баклуши бьет да внукам сказки чудные сказывает.
--
Позови его. Сюда.
--
Как велите, боярин. Значит, в следующем месяце поедет за дровами обоз. Е с ним весточку пошлю и он его с собой...
--
Ты меня не разумеешь? Сей же момент отправь верховых с заводными, и чтобы завтра же он был здесь!
--
Как угодно боярин. Эй, Прошка, - не сходя с места, только повернувшись в сторону, закричал тиун, - возьми из конюшни себе коника, да дуй в деревню Большие Лещи. Знаешь где это?
--
Как не знать? Знаю, барин, - отозвался конюшенный холоп.
--
Вот лети туда и привези оттуда старика Петра по кличке Пришлый. Запомнил?
--
Не запамятую, барин.
--
Заводных не бери, вот тебе, - Хитрец вытащил из под одежды и снял с шеи цепочку, на которой висели круглые желтые монеты, с дыркой посередине. Он отобрал из них две поменьше размером и с тяжелым вздохом кинул их холопу. - Вот, купишь подорожную на ближайшем яме, на себя и на старика.
--
Понял, барин, - со сноровкой подхватил монеты холоп и улыбнулся.
--
Полмонеты - привезешь обратно, ведь на старика ямская подстава тока к нам, - видя его радость добавил тиун.
--
Понял, барин, - посмурнел холоп и побежал на конюшню.
--
Вот, шельмец! Думал я забуду? Вот все сделано боярин, завтра привезут твоего Петьку.
--
А кто из купцов суздальских в городе?
--
Да много их, наш город купцами всему миру славен, не меньше новгородских. А какой товар нужен, боярин? Ты мне скажи, я задешево куплю.
--
Уж не хочешь ли ты молвить, что я сторговать не смогу? Али обманут меня? - в приторном гневе нахмурил брови Здравомысл.
--
Да как можно, боярин, - непритворно испугался тиун.
--
Ну, так говори! Что я из тебя каждое слово как на дыбе, клещьми тяну? Мне нужен купец, что победнее, но не коробейник уж совсем. И чтобы честным был.
--
Да где же вы, боярин купца честного видели? Они же тати первые, так и норовят мужа честного обмануть. Вот, давече на рынке, меня на пять гривен раздели, басурмане окоянные, а еще...
--
Помолчи, устал слушать твою трескотню. Так кто же?
--
Есть Горазд Жданович. Только того дня по льду свой поезд пригнал с товаром, рухлядь с севера привез. Жировит Лис - этот, наоборот на следующий день уезжать собирается, Чеслав Лошак есть, но у него товар еще не продан - он лошадей степных табун пригнал. Сказывали, пока не продаст за должную цену, клялся, с места не сойдет. Еще есть...
--
Хватит. Что за товар у Лиса?
--
Да разности всякие, того немножко, сего чуть-чуть. Он не великий купчина, так скорее коробейник большой.
--
А где он встал?
--
Да за черной слободой. Жадный он! Говорит, чернь угольную и в бане смыть можно, а гривна лишняя не бывает.
--
Жадный, говоришь... .Это добро, что жадный, с жадным проще, - задумчиво пробормотал боярин. - Пошел вон.
--
Как угодно будет, боярин, - с облегчением вздохнул Хитрец, развернуляся и быстрым шагом пошел к терему.
--
Стой. - от окрика Здравомысла тиун замер. Конечно, сейчас была гораздо более важная задача, но этого тоже спускать нельзя было. Да и времени враумление много не займет. - Верни, не позорься.
--
О чем ты, боярин? - Хитрец повернулся своим честным, выражающим полнейшее недоумение лицом.
--
Не далее как день тому назад ты просил у князя ежемесячную долю виры, на обиход кремля, али не так?
--
Так боярин.
--
Ты плакал, что деньги все вышли?
--
Так боярин. Все вышли. И на дрова, и на уголь, и на мишуру всякую, одного пергамента на сколько закупили для тебя, боярин. А еще...
--
Постой. Значит гривны все вышли?
--
Вышли.
--
Ничего не осталось? - продолжал изгаляться боярин.
--
Ни ломаной чешуйки, боярин.
--
И от прошлой доли тоже ничего не осталось?
--
Да.
--
Тебе же деньги князь самолично выдает?
--
Конечно! Я князя не обманываю, как можно, - с честным выражением лица ответил тиун.
--
И сколько он выдал? - участливо спросил Здравомысл.
--
Двадцать гривен золотых, вот я их с собой ношу - как ярмо, чтобы не пропали, показать могу, - ответил Хитрец.
--
Ну, покажи.
--
З.. зачем? - сразу стал заикаться тиун, и глаза забегали как у воришки.
--
А затем, что на той гривне я насчитал двадцать две монеты. Хочешь, сочтем вместе? Коли ошибся я, то я тебе эти две золотых гривны в качестве виры за навет отдам, а коли нет.... - улыбнулся боярин.
--
Не губи, князь. Я все отдам. Чернобог попутал, - тиун побелел, упал на колени и взмолился.
--
Ну вот, видишь. Так бы сразу. Еще раз замечу, поедешь тиуном в деревню из трех домов на границу с немчурой. После разговоров с заплечных дел мастерами...
--
Князь, Богами нашими клянусь - никогда боле...
"Где же взять тиунов, которые воровать не будут? Кого не возьми - все воруют. И плетьми их, батогами и прутьями ивовыми лечили, железом жгут, а все равно тащат! Этот еще не так споро, как другие... А может уже наворовал? Выгнать? Взять нового? Не. Этот вон еще добрый. Вон, каждого дворового по именам помнит, где, кто, чего, какой... И хозяйство ведет справно. И идиот такой, что не мог спрятать лишние деньги... Не, не надо гнать этого" - раздумывал Здравомысл.
Оставив тиуна бормотать клятвы и зароки один другого строже, Здравомысл пошел по направлению к сражающимся. Пойманный воришка поднял ему настроение. И не потому, что две гривны такие уж большие деньги для князя, хотя простой чернец на такие деньги мог отстроиться и целое хозяйство завести, и не потому, что вывел татя на явь и запугал его до полусмерти, а просто потому, что еще одно подтверждение тому, что он на своем месте. "Кто еще сможет у князя делать то, что я делаю? У меня лучше всех получается, хоть я и не волхв... Ну все! Теперь, пока Петра не привезут, надо с купцом решить. Хотя... Сталью позвенеть можно." - продолжал раздумывать боярин.
--
Эй, - крикнул он в сторону новиков, которые сразу же вскочили. - Бронь мою, булат несите. Посмотрим, что за волхв. Не позорит ли он Перуна? - это он уже с намеком проговорил в сторону прекратившегося поединка.
Волхв, не молодой и не старый, муж в самом расцвете сил, спокойно посмотрел на Здравомысла и, улыбнувшись, сказал:
- Перун видит все, дитя. Не даст он своего имени позорить.
Стоящие вокруг гридни одобрительно загудели. Обозвать боярина, водившего в бой дружину словом, каким называют только взятых на обучение в Святоград несмышленышей не оскорбление. Волхв был прав - Здравомысл не имел оберега волхва и действительно был "дитя". Другое дело, что это "дитя" в схватке победило бы и воя Перуна, или даже избранника Перуна. На самом же деле, это был просто достойный ответ неизвестному боярину. Уверенность и легкая подначка волхва понравилась Здравомыслу. "Ишь ты, "дитя". А то не слышал он, кто я. Спокойный и уверенный. Сильный. Схватка будет интересна. Давно я не встречал достойного противника" - подумал княжий ближник.
- Так давай же потешим его схваткой нашей, - ответил боярин, что означало: "вызов принят".
"А купец подождет - куда он денется".
Схватка получилась очень интересной, и Перун явно возрадовался, глядя на своих детей. Невысокого роста волхв брал не силой, хотя она тоже имелась, пусть и не такая, как у боярина, а удивительной гибкостью, скоростью, точностью и неожиданностью ударов. Любимым оружием Здравомысла была рогатина, для конного боя и двуручный меч для пешего, "Дружок", как он ласково его называл, но сражались они оба на саблях, которой боярин владел слабее. Относительно. Во время боя княжий ближник не раз себя похвалил за то, что проявил, как ему казалось, снисхождение, и не вышел против волхва с двуручником тогда бой бы кончился за считанные доли. Даже медвежья сила Здравомысла, благодаря которой он мог крутить двуручным "Дружком" как одноручным, не спасла бы тогда от поражения.
Сабля в руках волхва пела. Не визжала разрезаемым воздухом, не свистела как пущенная стрела или гудела тетива лука, а именно пела, что уже говорило понимающему человеку об уровне мастерства противника. Взмахов и отдельных ударов различить было невозможно, направление ударов приходилось даже не угадывать головой, а просто отбивать на уровне памяти рук. Спас Здравомысла от поражения вначале боя только огромный опыт и прочная кольчуга.
Первый же пропущенный удар, который вроде сначала был нацелен в голову, а потом изменил направление чтобы порезать ногу ниже кольчуги, но это Здравомысл угадал, неожиданно оказался с третьим покладом и попал в правый бок. Удар оказался очень неприятным. Там, на боку, кольчуга была усилена зерцалом, специально против таких вот ударов, но сабля скользнула снизу вверх, с такой огромной скоростью и силой, что так же легко, как путник у костра срезает ножом с готовящейся туши прожаренные куски, срезала это зерцало и распороло кольчугу. Но все же удар пришелся таким образом вдоль тела и изменить направление, чтобы нанести рану, сабля уже не могла.
Здравомысл спиной назад, легко как кот, отскочил от волхва и, убедившись что расстояние позволяет, бросил взгляд на свой бок.
--
О! - вздохнул он. - Неплохо, - похвалил волхва.
Волхв тратить дыхание на разговор совершенно правильно не стал, а только улыбнулся в ответ, кивнул и бросился вперед. Сабля запела опять. Но теперь Здравомысл был полностью сосредоточен на бое и не делал поблажек, которые еще допускал в начале боя. Противник оказался опытным, и нахрапом взять такого не удалось. Поэтому Здравомысл решил спрятаться, отстояться в глухой обороне. К сожалению, надеяться на то, что противник себя так измотает было нельзя. Волхв не новик и руки на десятом ударе, как у неопытного воина, нерачительно растратившего силу, не повиснут. Зато можно узнать стиль противника, понять, подстроиться, врасти в него и поймать его. Но у такой тактики есть и минус. Стоя в обороне не выиграть боя, и, самое печальное, ты отдаешь инициативу противнику. Он делает с тобой, что хочет.
Спустя несколько мигов Здравомысл понял тактику противника. Волхв явно решил повторить такой удачно получившийся удар. "Если пропустить еще один такой удар," - подумал боярин, - "в то же самое место, то молиться за мое выздоровление придется всей моей дружине, и то - могут не отмолить. Но рискну. Бок я, конечно, прикрою, потом, но покажу ему дырку в обороне." Волхв на приманку купился и начал проводить еще раз ту самую связку. Но теперь она шла полностью по задумке боярина и он контролировал каждое движение противника. Когда удар первый раз сменил свое направление боярин нанес несильный, но быстрый и точный удар плашмя кончиком своей сабли по сабле противника, просто слегка толкнул ее. Волхв естественно этого не ожидал и не смог вывести саблю на нужную траекторию, и на миг открыл правую руку. По этой руке и нанес удар боярин. Но волхв, за мгновение до удара почувствовал что произойдет, и успел согнуть правую ногу, туловище пошло чуть вниз и удар пришелся на прикрытую кольчужным рукавом часть плеча. Но удар был такой силы, что все равно разрубил несколько звеньев кольчуги и нанес очень неприятный порез. Из под кольчуги показалась кровь, которая медленно стала падать на землю.
Теперь у Зравомысла все стало хорошо. Можно спокойно ждать, когда противник ослабеет и легко выиграть поединок. Он даже отскочил и вопросительно глянул на волхва - "все?", но волхв только покачал головой и бросился в атаку. Вполне логично - пока еще есть силы, пока они не вытекли с кровью. Спустя несколько ударов он вынужден был взяться за рукоять обеими руками, и вот тут уже чуть расслабившийся боярин допустил ошибку. Волхв замахнулся и ударил по подставленному для парирования клинку противника. Боярин после этого продолжал следить за правой рукой волхва, вот локоть ушел в сторону как при подготовке к замаху, вот собственно замах - но сабли в правой руке уже не было! Одновременно с этим боярин почувствовал резкую боль в левой, стоявшей вперед ноге. Противник, переложив при замахе рукоятку из правой руки в левую после блока ложно начал замахиваться безоружной рукой, а левой просто провел по открытой левой ноге.
Здравомысл повторил свой любимый отскок назад для разрыва дистанции и чуть не упал. Рана ноги была серьезная, чем оказалось на первый взгляд. Кровь с нее бежала не медленнее, чем с руки волхва, а может и больше.
Теперь пришла очередь волхва вопросительно посмотреть на боярина, но боярин тоже ответил отрицательным махом головы. Волхв пожал плечами и снова бросился в атаку. Теперь ситуация была не в пользу Здравомысла. Во-первых, волхв сражался левой рукой, что было непривычно и неудобно. Во-вторых он начал очень искусно играть дистанцией, что заставляло боярина постоянно двигаться, а кровь из раненой ноги от этого текла все быстрее. Понимая, что скоро истечет и будет вынужден сдаться, Здравомысл рванулся в решающую атаку.