Аннотация: Произведение в форме Диалога, написанное в соавторстве с Андреем Алюбашевым. (...2006г.)
Кирилл Кучеров &Андрей Алябушев
"История Времён Очаковских и Покоренья Крыма"
Диалог
Кирилл Кучеров - Потёмкин;
Андрей Алябушев - Суворов.
Потёмкин:
Пролог:
...Продолжалась изнурительная осада Очаковской крепости. Уже скоро полгода, как русские войска стоят под стенами цитадели, а их главнокомандующий Григорий Потёмкин всё никак не решался на штурм. Да и самому Князю тошно с того было. Как-никак, Ушаков на море давно уже баталии горячие с турками ведёт - прикладывает невероятнейшие усилия, дабы воспрепятствовать подходу османского подкрепления с моря. А Светлейший бездействует. Парадокс! Новоявленный, ещё необстрелянный флот Черноморский сражается в самом аду, не жалея животов своих, проявляет чудеса мужества, стойкости и находчивости, в то время как закалённая в жесточайших сечах Екатеринославская армия толчётся на одном месте, кочуя с зимних квартир на летние!
Потёмкин никак не хотел понять, что его бездействие на руку Блистательной Порте. Его армия уже давно должна была устремиться за Дунай - вглубь Османской Империи, где её так ждали молдаване и румыны, болгары и греки! Но Светлейший медлил. Медлил, ибо был твёрдо уверен - "Кровь русского солдата дороже всего на свете!"
Будучи в молодости сам солдатом, на своей шкуре прознав все тяготы и невзгоды военных будней, опасности, что подстерегают храброго русского воина в каждом следующем бою, Григорий Александрович жалел своих бойцов, надеясь одержать победу малой кровью. Он знал сколь бескорыстно и доблестно сражаются бравые молодцы, сколь горячи их сердца и пылки их души. Русский солдат сражается не за деньги, в отличие от иноземных, не за добычу, как турки, - русский солдат всегда сражается лишь за доброе слово, за свою честь, отчизну, за свою матку, в конце концов, - Екатерину. Потому Потёмкин, зачастую заносчивый и гордый с чванливой знатью, был прост и добродушен в общении с простым людом. Князь был внимателен и заботлив к солдатам - и оные были уверены, что всегда сыщут у него заступничества и справедливости.
Светлейший ценил людей, а потому берёг их. И не хотел жертвовать ими на каждом шагу, когда видел иной путь. Так было и сейчас - Князь выжидал...
Суворов:
Турецкую крепость Очаков нельзя было назвать столь сильной, ведь наши войска уже захватывали ее во время первой русско-турецкой войны. Суворов четко понимал всю необходимость штурма. Главная сила русского войска застряла у этой злосчастной крепости, и, можно сказать, война замерла в ожидании штурма. Но в то же время шли ожесточенные бои между турецкими и австрийскими силами, где оставалось только надеяться на победу последних.
Стоял теплый июль, но Суворов понимал, что вскоре наступит осень, а там и первые морозы, от которых осаждающим будет очень несладко. Турецкие корабли крейсировали между Березанью и Очаковым, временами обстреливая русский лагерь. Янычары совершали кровавые вылазки, после чего "украшали" очаковские стены частоколом кольев, на которых были насажены головы наших солдат. Граф выступал против осаждающей тактики Григория Александровича и торопил его со штурмом, ведь все его сражения носили наступательный, агрессивный характер.
Князь Таврический действительно считал жизнь русского солдата драгоценной, поэтому хотел избежать большой крови, вот только то ли решение он выбрал...
- Послушай, неужели ты не понимаешь всю необходимость скорейшего штурма? - вот уже который раз Суворов пытался доказать свою точку зрения упертому князю. - Румянцев вместе со своей армией только и ждет штурма Очакова! Войска Австрии могут проиграть в любую минут, дав тем самым туркам атаковать нас с тыла, а Англия хоть и не подключилась к войне, все же объявила себя союзницей Турции, что тоже довольно опасно. Скоро зима, а к ней наши войска не готовы. Проклятые турки не сдадутся просто так. Они будут сидеть в своей крепости, утешая себя одной только мыслью, что нашим солдатам хоть и в меньшей степени, но тоже плохо. - Однако услышав от Потемкина очередную мораль о солдатских жизнях Суворов плюнул в душе и ушел. "Еще немного и мне придется самому вести войско в бой, может быть другие офицеры хоть как-нибудь повлияют на этого упрямца" - подумал перед уходом граф Александр Васильевич. В его дружбе со Светлейшим князем начало появляться новое чувство непонимания...
Потёмкин:
...И всё же стены крепости были крепки. Турки же использовали всё своё коварство и хитрость - порой ворота Очакова открывались, и на расположения русских войск неслась огромная свора голодных и разъярённых собак, коих османы старательно натравливали на противника. Всё чаще и чаще по эту сторону стен объявлялись перебежчики, сообщавшие о неминуемом голоде, что вскорости постигнет город. Славный Ушаков таки делал своё дело - османское подкрепление с моря не прошло. А турецкие корабли, тревожащие позиции русских, остались в прошлом благодаря бравым действиям прославленного греческого корсара Ламбро Каччиони. - Тактика Потёмкина зиждилась на непреложных фактах! Выжидание было оправдано!
"И когда это русские брали Очаков?" - недоумевал Светлейший, вспоминая доводы Александра Васильевича. Князь, как и обычно поутру, валялся в постели в весьма приятном обществе... Как и всегда, все важнейшие вопросы Григорий Александрович решал `лёжа в кровати. До начала этой кампании он основательно проштудировал историю Крымского ханства и русско-турецких взаимоотношений, но вот почему-то эпизод со взятием Очаковской крепости когда-либо доселе выпал из его памяти...
- Плевать! - выкрикнул вслух Потёмкин, ставя точку в своих размышлениях. - Брали, аль не брали - не суть важно! Главное действовать рассудительно. И на сегодняшний день самое правильное решение - осада! - Князю была давно знакома поспешность и горячность Суворова во всём, что касается военных действий, а потому он не хотел идти на поводу у друга, предпочитая трезвое рассуждение излишней торопливости.
Но, вторя Суворову, торопила Светлейшего и сама Екатерина, сетую на его медлительность и необходимость `развязать ей руки' перед опасностью вторжения шведов. Князя совершенно не волновали англичане, ибо они были далеко - гораздо насущней, в самом деле, была угроза со стороны Швеции, которая вынашивала дерзкие планы войти в Неву на своих военных кораблях. Григорий Александрович трезво оценивал бесполезность Австрии в борьбе с Блистательной Портой и не обманывался касательно их военного потенциала, практически равнявшегося нулю. Но и удара в тыл не страшился - благо, Румянцев прикрывал все подходы со стороны Дуная.
Успокоенный своими же доводами, Потёмкин обернулся к красавице, сладко спавшей подле него, и одарил её уста нежным поцелуем...
Суворов:
"Чтобы вести войну, нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги." - вспомнилась Суворову известная фраза одного из французских королей Людовика XII. - Да. Для войны нужны деньги, а у России их нет, черт побери! Затяжная война может вызвать нападение на нас той же Швеции.
Война изматывала людей, не только военных. Здесь, под Очаковым, граф прекрасно видел, что уже сама осада надоела солдатам. Они все больше и больше рвались в бой, желая отомстить за убитых грязными янычарами товарищей, а не сидеть у этой проклятой крепости, периодически гибнув от турецких пуль, снарядов, сабель и прочих "прелестей" военного оружия, множество коих придумал столь творческий разум человека.
"Действовать нужно решительно, не давая противнику и секунды. Одна минута решает исход битвы, один час - кампании. Если бы я был на месте турок, то столь долгая осада Потемкина сыграла бы мне на руку. Ведь атакующий должен действовать быстро, а обороняющийся мешать ему в этом в целях получения дополнительного времени, которое можно использовать для укрепления своих земель, подвоза продовольствия в крепости, разработки плана по контрнаступлению, усиления войска... Если бы я был на их стороне, то назвал бы князя глупцом, ничего не понимающим в войне. Похоже, Григорий Александрович хоть и обладает кое-какими интересными познаниями в тактики сражений, некоторые моменты ему недоступны." - Александр Васильевич окончательно убедился в необходимости штурма. Ему больше симпатизировала тактика покойного ныне бывшего российского генерал - фельдмаршала Бурхарда Миниха, одержавший множество побед во время первой русско-турецкой войны, и который с ходу захватил Очаков, Азов, Хотин.
"Князь Григорий Александрович был недальновиден. Частичная удача туманит его взор. Только глупец будет стоять под яблоней, ожидая, когда ее плод упадет."
Крепость Очаков стала ключевым узлом в ходе русско-турецкой войны. Ее взятие открывало русской армии прямой путь к победе, которая не должна была быть России столь сложной, но осада затягивала все.
Суворов прошелся по лагерю и по состоянию солдат еще раз убедился, что они устали бесконечно защищаться от турецких вылазок и жаждут боя...
Потёмкин:
"Быть может, у Сашки горячка - подумывал Князь, томно наблюдая за тем, как одевается его `ночная бабочка'. - Аль перепил давеча? - Как может быть осада на руку османам, если все подходы и отходы к городу отрезаны, и многотысячная турецкая армия уж чёрти сколько сидит без продовольствия? - Или он думает, что в Очакове бездонные погреба да амбары, ломящиеся от хлеба?..."
Любовница, полунагая, запустила свои изящные пальчики в густую шевелюру Гришкиных волос.
- Чего хмуришься, мой сокол ясноглазый? Аль ночь тебе не по сердцу пришлась?
- Поди вон! - грубо отстранил её Потёмкин. - У меня и без тебя забот полно! - он помог ей наскоро набросить на себя одежду и выпроводил за дверь, на прощание вложив в ладонь золотое кольцо с брильянтом. Оставшись один, Князь перешёл в кабинет и стал прохаживаться из угла в угол.
"Деньги, деньги, деньги! - Деньги - вздор, а вот люди - всё! Быть может, казна и пуста, но, как-никак, внешних долгов Россия не имеет! Армия обеспечена всем необходимым, мы строим отменные корабли, новые города, лишними налогами народ не истязаем, цены умеренные - это ли не показатель процветания государства и стабильности экономики?"
- Плевать! - выкрикнул Светлейший в сердцах. - Ужель теперь яйца кур поучать стали? - Его дело - воевать! - Потёмкин был явно недоволен Суворовым. И чем настойчивей тот гнул свою линию, тем раздражительней он реагировал.
Очаков ни в коем случае не означал победы в войне! Эта крепость была лишь стратегически важным объектом, представлявшим опасность, в первую очередь, Херсону и новоявленной Тавриде. Григорий Александрович понимал, что после Очакова будет ещё не одна битва, не одна осада и не один штурм. Силы русским ещё понадобятся, и незачем, да и не перед кем, в очередной раз выставлять на показ сумасбродную храбрость и идти на совсем не обязательные жертвы.
Князь Таврический, как и обычно, босой и в халате вышел в переднюю, дабы удовлетворить свору прихлебателей и льстецов, что ежедневно - с раннего утра и до позднего вечера - толпились у дверей его кабинета. Всем им постоянно было что-то нужно от Князя, и они готовы были на всё, лишь бы просто поймать на себе взор Светлейшего. Вот только сам Потёмкин устал от этого чрезмерно, но положение обязывало, и никуда от этого было не деться...
Суворов:
Со слов перебежчиков в Очакове действительно были проблемы с провизией. В этом осада оправдывала себя.
Суворов хотел быстрой войны еще и потому что затяжная, она могла вызвать недовольство среди крестьян. Повторного восстания Пугачева ему не хотелось, ведь убивать взбунтовавшихся крестьян, да к тому же своих, русских, было отнюдь не в его характере. Налоги были немалыми, а положение крепостных при правлении Екатерины ухудшилось. Хотя граф и не испытывал симпатий по отношению к ним, но потенциальную опасность видел...
Стоя на улице Суворов размышлял. Свежий воздух действовал на него благоприятно. Внезапно со стороны ворот крепости донесся крик: "Турки!".
- Что случилось? - спросил граф у бегущего со стороны криков Михаила Илларионовича Кутузова. - Янычары ворота открыли. Вылазку делают. Нужно доложить об этом Потемкину. - взволнованно ответил тот.
- Полноте князь. Очередная вылазка. Мы с вами сами справимся, а Светлейшему и без Вас обо всем доложат. Лучше прикажите фанагорийцам загнать турок обратно. Кутузов выполнил поручение и штыковым ударом те отбросили турок назад. В ответ янычары спустили на русских голодных собак, которые кидались и на солдат и на лошадей. Но что такое свора собак против русского войска?
Подоспевший Суворов увидел, что турки проигрывают, и начинают отступать к воротам. Боевой раж охватил его. Казалось еще немного и русские войска пройдут через открытые ворота, а там и бой, разумеется, победоносный. Но чем ближе русские подходили к воротам, тем больше выбегало из крепости вооруженных янычаров, и тем ожесточённее было сопротивление. Завязался кровавый бой. У ворот образовалась настоящая мясорубка. Войска обоих сторон смешались в общую массу и началась кровавая резня, где неясно было, кто побеждает. Огнестрельное оружие отложили. Теперь головы русских солдат падали от острых как бритвы ятаганов, а турки гибли от палашей с выгравированными вензелями "E II".
Суворов начал замечать, что турки побеждают, а это не входило в его планы.
- Проиграют. Все полягут. - сделал вывод стоявший подле Суворова кошевой атаман Сидор Игнатьевич Белый.
- Сам вижу. - отозвался Александр Васильевич. - Ты лучше сходи к Потемкину и попроси у него подмоги.
Атаман молча побежал к палатке Светлейшего князя, где кроме самого Григория Александровича находился еще и Николай Репнин, который уже обрисовал картину боя.
Потёмкин:
Весть о завязавшемся бое, как гром среди ясного неба, ошарашила Светлейшего! (он в то время прогуливался в одном халате по холмам за лагерем)
- Сам чёрт ли попутал Суворова?! - гневно воскликнул Князь Таврический. - Таки не послушался меня, бесноватый! Ох, не послушался...
Потёмкин в расстройствах схватился за голову. Но уже через мгновение был собран и сосредоточен.
- Слать гонца к генерал-аншефу! Пущай сию же минуту прекращает свои безумства и отводит людей! - обратился Григорий Александрович к ожидавшему указаний Репнину.
- Слали! И не одного! - не повинуется Суворов! Напротив - подкрепления просит!
- В своём ли он уме?! - возмутился Потёмкин.
- В своём аль нет, но если немедля не прийти ему на выручку, боюсь, полягут все! - напомнил Князю Репнин.
- Ну, Александр Васильевич! Ну, друг сердешный!.. - в сердцах воскликнул Гришка и тут же умолк, крепко сцепив зубы, - он решался...
- Брать кирасирский полк? - торопил его Николай Репнин.
- Бери! - отмахнулся Потёмкин и, подавленный, пошёл прочь.
...Когда-то давно, в уже забытой молодости, Гришка сам был кирасиром - Румянцев со временем даже доверил ему целый полк! А потому и ценил сих кавалеристов в синих мундирах паче других. Потёмкин знал, что посылает их на верную гибель, но как бы не был он зол на Суворова за неповиновение, тем не менее, и любил его всем сердцем - и потерять друга и талантливейшего полководца в одном лице никак не хотел.
...Случилось так, как он и предполагал - своих из того кровавого побоища вытащили, а вот кирасир не стало - все полегли! Гнев Светлейшего был небывалый! Его не могло смерить даже опаснейшее ранение генерал-аншефа! Вместо соболезнований и пожеланий скорейшего выздоровления граф получил строжайший выговор. - Ну не мог Князь простить Суворову неоправданные потери СТОЛЬКИХ людей!!!
Суворов:
- Дьявол! Похоже, эти чертовы фанатики-мусульмане решили бросить на бой всех мужиков! Суворов видел, в подкреплении турок были обычные йомены, вооруженные острыми ятаганами, но в обычной одежке. Несколько османов, несмотря на хаотичность боя, палили по русским из карабинов. В отличие от турок, Суворов подкрепления не получал, а без этого победы не получить, но несмотря на свой численный недостаток русские сражались храбро, вернее яростнее янычаров.
Но внезапно Александр Васильевич вскрикнул. Пуля одного из османских стрелков впилась ему в шею, а нащупал он ее уже в затылке. Генерал-аншеф Бибиков, стоявший рядом и выкрикивающий иногда приказы солдатам, оглянулся на графа.
- У, сволочи! - вскрикнул он туркам, и попытался убить одного стрелка из своего именного пистолета. Пуля прошла рядом с целью, но только рядом. Ответный выстрел тоже прошел мимо.
- Отступаем. Уводи солдат... - велел ему Суворов, ослабевающим голосом. Рана была почти смертельной.
Несмотря на все приказы Александра Ильича об отступлении русские силы продолжали сражаться. Как только они начинали отступать, турки налегали на них со всей мощью, вынуждая сражаться до конца.
Внезапно, словно луч света, пробивающийся через слои густых темных туч, наконец-то показалась подмога. Из всех выделялся мчащийся полк кирасиров. Резвые лошади неслись, поднимая клубы пыли. На какой-то миг все замерли и обратили свой взор на эту "синюю волну", но только на миг...
Все турецкие стрелки полегли под "канонадой" этих отборных и тщательно натренированных сил. Русские солдаты, которые все это время сражались с янычарами, внезапно развернулись и бросились к лагерю. Сработал один из старых русских военных приемов, уже много лет назад позаимствованный у монголо-татар. Отступающие, убегая, формировалась в несколько колонн на расстоянии вытянутых рук, и свежие силы также колоннами пробегают "через" них. Быстро, просто, и без всякой суматохи. Дальнейший бой Суворов уже не видел. Лишь потом он узнал, что хотя отступление и удалось, кирасирский полк был полностью уничтожен.
- Григорий меня никогда за них не простит. Это ведь его любимый полк... - вдруг подумал раненный граф. Однако когда его на носилках проносили мимо князя, Александр пропустив мимо ушей все выговоры своего "душевного друга" сказал ему: "Я прошу у тебя прощения, что сделал это... но только штурм. Только штурм..."
Потёмкин:
- Ранен, говорите?! Да ещё и тяжело?!! - Вздор! - метался Потёмкин в гневе и ярости по своему кабинету. - Смертельно?! - Плевать! Поделом ему, зазнайке!!! - Пусть убирается с глаз моих долой... лечиться! К Румянцеву его отправить - пущай там, в тылу, воды минеральные принимает!
- Но... - пытались что-то возразить ему офицеры.
- Хватит! Надоело! Ничего не хочу слушать! Оставьте меня одного...
Перечить Светлейшему было последним делом, а потому, не посмев прекословить, офицеры подались прочь...
Спустя некоторое время Князю доложили, что Кинбург, куда повезли Суворова, в руинах - был подорван арсенал с бомбами. Сотни убитых, втрое больше покалеченных - таков итог одной роковой ночи.
- Что с Сашкой? - забеспокоился Григорий.
- Побит разлетевшимися камнями и другими обломками, но жив! Правда, швы на ранах разошлись - хуже генерал-аншефу нынче стало, - доложили ему.
- Ну, хвала Богу, что жив, шибеник! - успокоился Князь. - А что обломками побит - то ничего! Коль пуля не берёт, куда там камню! - Вон, на Кутозова хоть гляньте! В который раз молодец ранение в голову в бою заимел, а не только жив - ещё и при здравом уме, счастливчик, остался! - отшутился он в своём духе.
Как бы ни был Потёмкин сердит на Суворова, однако всё равно искренне любил и ценил его, как полководца, как человека, а главное - как друга! А настоящих друзей у Светлейшего, говоря по чести, было не так уж и много. Да оно и не удивительно - у человека такого положения при дворе могут быть только враги да прихлебатели: первые давились в ненависти и зависти к Фавориту Екатерины, в то время как вторые рассыпались перед ним в лести и унижениях - таково окружение власть имущих.
...Князь Григорий Александрович остался непреклонен - вопреки всему, осада продолжалась...
Суворов:
Все раны затягивались на Суворове, словно на собаке. Несмотря на то, что природа не наделила его хорошими физическими качествами, граф приобрел их сам, посредством ежедневных тренировок и лишений.
От князя приходили письма, где тот спрашивал о самочувствие своего друга. Но Григорий Александрович ни слова не писал о положении дел под Очаковым. Похоже, он хотел забыть ту кровавую своевольность Сашки, однако это было вне его сил. Гнев прошел, но прежней милости уже не вернуть...
Настала осень. Ночи стали более длинные и морозные. Екатерина прислала в ставку дюжину золотых шпаг с алмазами (нищая Россия), чтоб светлейший раздал их самым достойным. Без сомнения это был намек на скорейшую победу, ведь эти шпаги одевались при торжественном входе победителей в крепость. Вскоре пришло известие о том, что войска Австрии потерпели сокрушительное поражение от турок у Слатины. Эта новость взбодрила очаковских защитников...
С приходом ноября выпал первый снег. Задули холодные метели. Начались первые случаи обморожения в русском войске. Турки продолжали совершать "кровавые вылазки". Солдаты, жаждавшие наказать нечестивцев, требовали штурма. И, наконец, это свершилось! После очередной турецкой вылазки к батарее генерала Максимовича, закончившейся не только его смертью, но и смертью многих русских солдат, князь Потемкин объявил начало штурма.
На удивление самого князя, так заботившимся о жизни русского солдата, от желающих идти на стены первыми (т.е. на смерть) не было отбоя. На протяжении почти всего штурма у солдат присутствовал настоящий боевой дух, поэтому неудивительно, что 6 декабря 1788 года турецкая твердыня не устояла, а потери штурмующих составили всего три тысячи человек, что почти в три раза больше, чем у турков.... Самый важный стратегический узел был развязан. Вскоре эта новость расползлась повсюду.
- Молодец все ж Гришка! - радовался в минеральных источниках Суворов. - Гуманист чертов, но все одно молодец.
Очаков был взят, но война еще не окончена. После своего выздоровления Александр Васильевич участвовал в разных войнах и одержал 60 побед без единого поражения. Разногласия с Потемкиным вскоре забылись, и их дружба стала еще сильней. Эта война показывает не только силу русского духа, не только религиозную твердость турок, но и силу настоящей дружбы, которую невозможно разрушить даже войной!