Чесноков Алексей Михайлович : другие произведения.

Повести Сполоха

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

   Повести Сполоха
  Старое проклятье
  
  "Вскормили нас ущелий недра,
  Вспоил дождями небосклон
  Мы валуны, седые кедры,
  Лесных ручьев и сосен звон"
  Борис Клюев
  
   Между деревьями скользила узкая долбленка. В ней плыли двое: лобастый, лупоглазый Болотняк, беззвучно окунавший в воду широкое весло и высокий, слегка сутулый мужчина, завернувшийся в хунглаунэрский плащ с застежками. По его лицу и заостренным ушам в нем легко можно было узнать одного из малочисленного народа перевертней, населявшего глухие чащобы материка Лихобор: у него был тонкий длинный нос с горбинкой, резкие скулы и поджатые губы, под сильно изогнутыми черными бровями – большие черные глаза с зеленоватым отливом. Необыкновенно густые волосы странного серого цвета перехватывал плетеный кожаный шнур. Оружия, кроме висящего на поясе кинжала, нет, да еще рядом потертая торба, из которой доносился пряный запах трав. Перевертня звали Хмур.
   Во всем Веколесье эти места звались одинаково: Дикие Мари Лихобора. Нескончаемая гладь воды, скрывающая бездонные илистые топи. Ильры – болотные сосны, высоко поднимались на растопыренных и высоких, словно арки, корнях. В глубине ила корни сплелись воедино и держат ильры друг друга, не дают упасть в черную воду. Если вглядеться, в складках коры можно разглядеть суровые, бородатые лица с насупленными бровями. Может когда-то пронеслась здесь битва могучих войск двух великих магов, и победитель обратил воинов побежденных в деревья. Так и стоят они, сцепившись корнями, не растут и не умирают, века и века…
   К вечеру ветер сменился, и Мари насквозь продуло свежей потягой с Покой-Океана. Ильры, помахивая ветвями, сгоняли с себя болотных птиц, и те носились над водой и протяжно кричали. К ночи небо расчистилось, и на лес глянули тихие осенние звезды. Маленький рогатый месяц плыл между ними, призрачным своим светом рождая неясные тени на воде.
   Приплывшие из черного омута русалки, хихикая и переговариваясь, играли в корнях Ильр; их спугнул пронесшийся на коряге верхом водяной. Как всегда в новолуние, он чувствовал себя невероятно молодым, могучим, и лихо гикал, плеща ладонью по воде. Невесть как забредший в эти места лесовик пролетел, прыгая с ветки на ветку, и злые глаза его сверкали, как фонари.
   Лодка выплыла на небольшое озерцо, которое целиком занимали множество сцепленных плотов. На них плотно стояли маленькие избушки, возле которых горели костры. Это и был хутор на плотах, поселение Болотняков.
   Лодочник подвел долбленку к плотам, слез и притянул к колышку, вбитому меж бревен. Хмур подхватил свою торбу, влез следом и спросил, где здесь можно остановиться на ночь. Болотняк кивнул на ближайшую избу, забрал плату – три серебряные монеты - и молча ушел. Очень не любили пришлых чужаков угрюмые Болотняки.
   Костер возле избушки почти погас, внутри было темно, как в погребе. В надежде найти кучу веток – обычную постель Болотняков – Хмур сделал шаг, другой, споткнулся о что-то живое и мягкое и грохнулся на пол. Под ухом жутко рявкнули, кто-то прыгнул на спину Хмуру и приставил к горлу нож. Перевертень вывернул, сколько мог голову и увидел ярко сверкнувшие зеленые глаза. Такие кошачьи раскосые глазищи могут быть только у хунглауни и Хмур внятно сказал на старом восходном наречии:
  - Нож убери. Я не Болотняк.
   Нож исчез, хунгауни выскочил из избушки. Хмур насчупал, наконец, злосчастную кучу веток, присел на нее. С горящим факелом в лапе в избу заскочил хунгауни - низенький, коренастый, мохнатый, с толстыми лапами и шерстью темно-медового цвета. На сплошь заросшем короткой бородой лице выделялись толстые губы, роскошными торчащими усами отделенные от носа. В раскосых глазах мелькало смущение.
  - Прости уж. Я-то думал, что это Болотняки меня прирезать решили – больно хари у них противные, туды их в Прорву! – выругался хунглауни и выжидательно уставился на Хмура.
  - Это бывает. – Усмехнулся Хмур, потирая лоб.
  - Больно? – осведомился хунглауни.
  - Не очень. Ты хоть кто будешь, вояка?
  - Меня зовут Сполох, я из лунной окраины Хунглаунэра. Плыву с товаром коротким путем к Торговому граду, а то морем шибко длинно. А ты?
  - Мое имя Хмур. Я сюда к местному колдуну. Вот, Сполох, ты как хочешь, а я спать ложусь. Ты всегда под порогом спишь? Тогда я на ветки лягу.
  - Ложись, я все равно на этих колючках спать не могу. Увидишь Невидатя, не пугайся.
  - Кого?!
  - Меня, – шепнул кто-то совсем рядом. Хмур оглянулся и отскочил к стене, негромко охнув - в неверном свете факела он увидел рядом с собой маленького серого призрака с громадными, как плошки глазами. Сполох хохотал, сидя на овечьей безрукавке с факелом в руке.
   Хмур сплюнул, завернулся в плащ и заснул.
  - Вставай Хмур! Вставай, есть будем, – тормошил перевертня хунглауни, - Ты чего во сне руками машешь?
   В избушку забирался промозглый серый туман. Хмур, отчаянно зевая, вышел вслед за Сполохом. Над костром булькал котелок с кашей. Невидать сосредоточенно помешивал ее, держа ложку в одной руке, совершенно прозрачной, другой же безуспешно отгонял дым, который все норовил смешаться с призраками. Когда каша сварилась, Сполох снял ее с огня и поставил на широкую доску. Хмур же достал из своей торбы сухари и вяленое мясо. Сели есть. Невидать тут же отвернулся и принялся разглядывать выступающие из тумана деревья.
  
   … Болотный колдун жил на самой середине плотов, в довольно большой избе, окна которой были затянуты циновкой, плетеной из прозрачного камыша ( в других избах окна закрывались рыбьим пузырем).
   Колдуна в деревне берегли и уважали – уж очень от него зависела жизнь Болоняков. Он колдовством защищал плоты от гнили, мог приманивать болотных зверей и птиц, зажигать без огнива огонь и даже иногда отводил дождь.
   Провожаемый враждебными взглядами, Хмур подошел к двери колдуна, украшенной черепом водяного змея и громко постучал. Изнутри послышался грохот, скрип половиц и дверь открылась. Колдун, неопределенного возраста толстяк, в украшенной деревянными фигурками рыбок и птиц рубахе, смотрел на Хмура сквозь дыры в маске из ивовой коры.
  - Чего надо? – пробасил он, - Ты кто такой?
  - Ты не знаешь меня. Я пришел к тебе за советом.
  - А я даром советов не даю, - процедил колдун.
  - А-а, вот то-то. Я опять напоролся на мелкого лавочника.
   Колдун выбросил вперед ладони и Хмура ударила тугая неведомая сила, но он удержался; схватившись за косяк, вырвал из торбы пучок сухой травы и сунул под нос колдуну. Тот всхрапнул, начал падать, но Хмур подхватил его и втащил в избу, плотно закрыв дверь. Потом положил его на лежанку и сорвал с колдуна маску.
  - Я так и понял. – Задумчиво сказал Хмур, Лицо колдуна было очень скуластым, округлым, глаза узкие и желтые, как у рыси. Лицо человека с Нежитых Земель, но никак не Болотняка.
  - Ты бы хоть наречие Лихобора как следует, выучил. – Упрекнул перевертень оживавшего колдуна. Тот уставился на Хмура и повторил:
  - Ты кто такой?! А-а, знаю, ты травник.
  - Верно. Хмур-травник , из Гутланта. А ты, я вижу, привык хозяйничать у болотняков и выжимать из них подачки. Но я думаю, что не утратил былого мастерства, колдун. Ты заглянешь в мою судьбу? Ведь ты знаешь болотняков, они тебя сперва убьют и только потом додумаются, что им без тебя не выжить. Подумай, как их обозлит то, что они много лет пресмыкались перед выходцем с Нежитых Земель – ведь болотняки считают себя чистокровной расой человека …
  - Как же… - злобно ощерился колдун - к их крови примешана кровь хунглауни и даже фавнов.… Ну ладно, дай мне руку. Колдун, кряхтя, сел на лежанке, взял правую ладонь Хмура и заглянул ему в глаза…
  
   Хмур возвращался с летнего сбора трав, он легко шагал по тропе, за спиной – огромный сноп трав и цветов, перетянутый веревкой. Солнце еще не встало, но по небу уже разливался золотисто-розовый свет. Хмур выбрался из леса и остановился. Сперва он даже подумал, что заблудился, но нет – и красноглиняный овраг, и холм с тремя вершинами. Тогда Хмур сорвал из своего пучка траву с мохнатыми листьями и понюхал. Боли в голове нет, значит с глазами все в порядке.
  - А посада-то не было. Не было тына, не было наковальни, не было ни домов, ни общего амбара. Был огромный луг, заросший непонятной травой с маленькими бурыми цветками и темными листьями, раздвоенными, словно язык змеи. Хмур медленно побрел по лугу, раздвигая эту траву и, вдыхая ее запах.
   Посреди луга стоял, упираясь в небеса, похожий на обгорелую головню темный столб в обхват толщиной. Он был похож на родовые столбы людей и арусов; на нем было вырублено у основания лицо с глубокими шрамами или морщинами. На вершине вырезана голова медведя. А странная трава хлестала по ногам и горький запах саднил горло… Хмур протянул руку и коснулся горячего дерева. Будто огненный вихрь пронесся вокруг него, закружил, запутал и швырнул в эти цветы цвета засохшей крови! Когда же он очнулся, то оказалось, его одежда исчезла, словно сгорела, оставив на плечах тонкий слой пепла. Да и кожа Хмура будто обновилась, сменилась на новую. Хмур поднялся, огляделся – столб исчез. Он прошел прочь от этого проклятого места, постепенно ускоряя шаги, потом побежал и деревья обступившего его леса бешено проносились мимо. Случайно, нога его попала в какую-то нору, он споткнулся и кувыркнулся через голову. Снова пронеся огненный вихрь и Хмур исчез – только огромный серый медведь с треском вломился в заросли и сгинул в них…
   Колдун выпустил руку Хмура и тихо спросил:
  - Так что же ты ищешь, травник? Мести за совершенное над тобой колдовство?
  - Ее я давно уже не ищу.
  - Что же тогда нужно тебе?!
  - Только покоя, колдун! Избавь меня от этой тоски! Словно бездомный пес, мотаюсь я по Веколесью, и нигде нет мне счастья и успокоения! Сто двадцать лет, колдун! Сто двадцать лет, которые даже не состарили меня! Из какого народа я? Да у меня лицо перевертня, народ перевертней принял меня, но ведь раньше у меня было другое лицо, другое имя и другой народ! Какое на мне проклятье? Крепко приросла ко мне звериная шкура, не сорвешь – каждое полнолуние, я ухожу в лес и пою песни диких зверей, и каждый год прохожу через муки Желтой Ночи. Я искал покоя в бою, но смерть, даже смерть отвергла меня! Может ,я совершил когда-то тяжкий грех?
  - Нет ,– покачал головою колдун. - Душа твоя не обременена грехом, и не нужно тебе искать свою деревню. Твоя тоска – не тяга к родным местам. Я не знаю даже из какого ты народа - но то, что ты не человек и не перевертень знаю точно.
  - Что же тогда творится со мною?
   Колдун встал с лавки, неровными шагами подошел к бочонку у окна, нацедил в кружку мутной жидкости и залпом выпил. Отдышался и заговорил:
  - Есть одна сказка… или легенда, она есть почти у всех народов, но, по-моему, она придумана по мотивам древней легенды. Первого народа – аллинов. В ней повествуется об одном из родов аллинов. Это был очень могущественный род, Он жил в самом сердце Гутланта. Искони род этот враждовал с Белой Пургой – Пришедшим из Плоткуда. Как –то после сожжения воинами Белой Пурги двух поселений этого рода – рода Серых Медведей - все уцелевшие мужчины на трех ладьях отправились в логово Белой Пурги, в самые Скалы-до-Неба, отделявшие Гутланд от Ледяных пустынь Орглага. Они победили армию полканов, существ, населявших Орглаг, разрушили их крепость и убили Пургу. Но, перед тем, как сгинуть в топком мире, демон проклял своих убийц. Он был великий маг, этот демон.
  - И с тех пор у мужчин этого рода души разорваны пополам. Одна половина с ними, другая же может быть в любом другом существе. И пока аллин не найдет половину своей души, не будет ему покоя. Правда, ни как искать, ни как объединять разорванную душу, в легенде не сказано. Так что, выходит, что ты, Хмур, можешь быть потомком этого рода. Кстати, аллины, в отличие от разумных медведей урлинов – предков хунглауни и этунаков – считали искусство оборота проклятием и всячески избегали оборотней.
  - Так что же мне делать, колдун?
  - Живи как жил, но не пытайся найти свою смерть. И запомни – если у тебя будет ребенок до того, как спадет проклятие – он станет таким же проклятым, как и ты. Иди, Хмур.
   Хмур встал и молча вышел из избушки.
  .
  
   Сполох , оказывается, еще не уплыл. Он переносил тюки – по виду вроде с тканями – из избушки в лодку. Невидать околачивался тут же, распугивая праздных болотняков. При свете дня Хмур смог толком рассмотреть своего нового знакомого.
   Ростом Сполох едва доставал Хмуру до середины груди, был невероятно широкоплеч, но толстые лапы, правда, были несколько коротковаты. На голове длинная густая шерсть хунглауни топорщилась ежиком, а уши были большие, круглые и розовые, словно ракушки – они даже слегка просвечивали на солнце. Толстые губы Сполоха легко складывались в улыбку, но легко эта самая улыбка превращалась в яростный оскал. Хунглуни вели свой род от разумных медведей – урлинов и в глубине души остались хищниками. Хмур много раз слышал поговорку – легче драться с двумя медведями, чем с одним хунглауни. В коротких пальцах хунглауни прячутся когти-крючья, а своим излюбленным оружием: железными шариками и коротким, но очень широким мечом они владеют отменно. Вот и у Сполоха на поясе висел кошель с шариками и ножны с точно таким же мечом.
   Хмур зашел в избу, сгреб в охапку два оставшихся тюка и отнес в лодку, где хунглауни аккуратно складывал их под кожаный полог.
  - И куда тебе столько тканей? – спросил Хмур, - ты купец?
  - Не-е, - ухмыльнулся Сполох и сел на край тюка, прижав колени к груди. – Я возчик. Перевожу товары из разных мест на ярмарки.
  - А что же купцы сами не возят?
  - Ха, сами, чтобы самим возить надо корабль иметь, нанимать команду, охрану, звездогляда еще. Дорого! Со мной куда
  проще - мою лодочку ни один пират не догонит. По звездам я дорогу определять умнею -
   выходит, нанять меня раз в пять дешевле, чем корабль с полной командой. Правда, чтобы стать возчиком, нужно найти себе ответчика – богатого купца, который согласится оплатить мое потопление или еще какой конфуз. Я на одного купца три года работал, пока не вошел в доверие: стражником, потом начальником охраны, потом звездоглядом. Ну а потом у меня появилась эта лодка ,и я стал возчиком, а тот купчина – моим ответчиком.
  - И куда ты сейчас?
  - В Торговый Град.
  - А потом? – Хмур о чем-то усиленно думал.
  - Да вот, хотим с Невидатем податься на материк Гутлант. Там меня нанимают разведать кое-что. Знаешь Скалы-до-неба? Вот там.
   Хмур вздрогнул, вспомнив рассказ колдуна и спросил:
  - Но кому это нужно?
   Сполох напустил на себя важный вид:
  - Светлому князю Лийбы!
  - Лийба? Это княжество у Скал-до-Неба, там еще много солончаков?
  - Да. Там и гутты, и люди построили много селений и город Лийбу, торгуют солью и торгуют весьма выгодно. А тамошний князь хочет разведать, что же творится в Скалах-до-Неба, да и в Орглаге тоже. Далеко забираться не нужно, так: разведать нравы тамошних жителей-полканов, как, да чем живут.
  - И ты согласен?
  - Может и соглашусь. Время Ярмарок заканчивается, на носу месяц Ветров. А князь хорошо платит. Только неудобно одному ехать, с Невидатем нельзя – люди от не шарахаются.
  - Послушай, Сполох… - негромко сказал, поглядев на хунглауни, Хмур, - возмешь меня в напарники? Я травник, неплохо стреляю из лука, плавал на боевой ладье.
  Сполох мигнул и задумался.
  - Ну… хоть я тебя и не знаю.… Послушай, а ты какие наречия знаешь? А то я только наше, хунглаунорское, да гуттский еще.
  - Кроме старого восходного, знаю арусский язык, язык людей, наречия Отбуры-Пака.
  - Все! Уговор! – просиял хунглауни и, вдруг построжел: - Но плату делим пополам! Иначе не возьму! И вот еще, Хмур, скажи честно, ты не колдун?
  - Нет ,- улыбнулся Хмур. – Честно.
  - Ну и все. Бери вещи, и плывем отсюда. Но для начала посмотри на мою лодку и скажи, видел ли ты где-нибудь такую?
   Лодка хунглауни и в самом деле была необычна: хотя сделана была прекрасно, явно хунглаунэрскими мастерами, но взамен мачты у нее торчал слегка изогнутый шест, туго обмотанный черной тканью. Около него был натянут кожаный полог, под которым были уложены тюки с тюками. Как объяснил Сполох, внутри каждого тюка были спрятаны драгоценные изделия из стекла и хрусталя. Сполох втихомолку продавал их, прикрываясь именами своих заказчиков ,– так никто не спрашивал, где он ее взял. А уж этого не знал никто, кроме самого Сполоха, да еще призрака.
   На носу лодки стояла маленькая метательная машина и узкий большой ящик. На корме, рядом с укрепленным на настиле бочонком с водой – скамеечка, а перед ней на пяти серебряных прутьях – темно-зеленый шар.
  - Эту лодку я получил в подарок от одного знакомого мага; он экспериментировал с крес-камнем – из него выточен этот шар – и построил эту лодку. Добившись успеха, он потерял к ней интерес и стал заниматься свойствами трав и деревьев. А лодка пылилась у него во дворе. Потом я помог ему в одном важном деле, и он подарил ее мне. Смотри.
   Сполох взошел на корму, сел на скамейку и вытянул верхние лапы по обеим сторонам от шара. Шар загудел, налился тусклым зеленоватым светом. Хунглауни сделал пасс лапами – материя с места, сама по себе, развернулась и затрепетала, сделавшись похожей и на огромный флаг, и на крыло птицы. Лодка беззвучно отчалила от плота и быстро поплыла по протоке.
  .- Да-а… - восхищенно протянул Хмур. Этот маг великий знаток своего дела и очень умный человек. Или он не человек?
  - Он арус. Только арусские маги способны творить такое. Он живет в Колодце Богов. Это ущелье на материке Арлант. Смотри, этот шар еще здорово может помочь, если собьешься с пути. Видишь зеленую искорку у левой стенки? Она всегда указывает на лунную сторону.
   Невидать забрался в катапульту и вроде как заснул.
  - Так ты хочешь плыть к Хрустальному озеру по Малой Шумихе?
   Сполох кивнул, сосредоточенно глядя в шар.
  - А разбойников не боишься? Говорят, обосновались на реке болотняки и промышляют грабежом.
   Сполох презрительно хмыкнул:
  - Нашел, кого бояться – болотняков. Вот пираты с Адова Архипелага – те и впрямь лихие. Вот как-то плыли мы с невидатем мимо…
  - Погоди, - перебил его травник, - у тебя оружие есть еще?
  - Оружие? – недовольно переспросил Сполох, - конечно, есть, вон спроси Невидатя, он все тебе покажет.
  Хмур обошел тюки и потряс катапульту:
   - Эй, Невидать! Очнись!
  Призрак открыл провалы глаз, выпутался из рычагов и веревок и пролепетал:
  - Что такое?
  - Сполох просил показать мне оружие.
  - А вон ящик стоит, открой, да посмотри сам.
   Хмур присел у сундука, открыл крышку и одобрительно крякнул.
  Два боевых топора, три кольчуги, шлем-наплешник, ящичек с глиняными горшочками, наполненными горючей смолой - снаряды для катапульты, два лука, длинных, собранных из трех сортов дерева, колчаны со стрелами и три наконечника от абордажных крючьев.
   Хмур взял лук, натянул тетиву, потом отпустил – не понравилось. Взял другой, снял тетиву и перетянул лук своей, которую достал из своей торбы. Выбрал арунскую стрелу с трехгранным наконечником. Поглядел на призрака:
  - Куда?
   Невидать помедлил и показал:
  - Вон на той кривой ильре прямо над водой на сухом суку шишку?
   Хмур подумал, взял еще одну стрелу в зубы, прицелился и выстрелил. Не успела стрела коснуться шишки, как перевертень пустил и вторую. Первая стрела пробила шишку, вторая ударила совсем рядом – шишка разлетелась по воде сухими чешуйками.
  - Ты где стрелять учился, человек?
   Хмур покосился на Невидатя.
  - Я – перевертень.
  - Меня не обманешь. Ты перевертень только сверху, а в душе ты – человек.
   Хмур закрыл сундук и подошел к мечтательно мурлыкающему хунглауни.
  - Кучеряво живешь, рыжий сын Хунглаунэры.
  - Ты про что?
  - Да про оружия твои. Ты, часом, не в витязи собрался?
   Сполох расхохотался:
  - А что? Я могу! – потом посерьезнел и сказал: - Без оружия в Лихоборе нельзя.
  - Знаю. Скажи, Сполох, твой отец не был моряком? На ладьях князя Лийбы Кривоносого, отца того князя, которому ты собираешься служить?
  - С чего ты взял?
  - Крючки я нашел в сундуке. А на них – надпись – "Ночной вор." Пиратский корабль Лиора-Оскала-Рыси. А его потопили корабли князя Кривоносого.
  Хунглауни ненадолго замолк, потом рассказал:
  - Мой отец, Лаян, был стрелком на ладье князя Лийбы, той самой, что пробила своим тараном борт "Ночного вора". В том сражении он потерял лапу до колена, ему оторвало ее – щит зацепился за отходящий корабль, а лапу он от щита освободить не успел, да еще и зацепился поясом за ребро своего корабля. Из того золота, что вытащили с "Ночного вора", ему достался огранный золотой кубок. А он обменял его на эти три крюка, застрявшие в борту их ладьи. Перед смертью он взял с меня обещание не терять и не продавать их. Вот и лежат в сундуке.
  
  
  
  
  Вскоре ильры раздались в стороны, из болота выступили глинистые берега. Со временем, протока превратилась в широкую реку с быстрым течением – Малую Шумиху. Сполоха, всю ночь простоявшего, сменил Невидать. Хмур учился у призрака управлять лодкой. Призрак спал, или скорее сказать проваливался в забытье очень редко, и когда Хмура сморил сон, остался у шара.
   Разбудил оборотня яростный кошачий вопль Сполоха. Он вскочил с тюков:
  - Чего орешь?
  - На засаду напоролись!
   И, как бы в подтверждение его слов, борт лодки изгвоздили несколько стрел. Лодка стояла посреди реки, парус, хлопая, извивался вокруг шеста, и вода шумно обтекала маленький корабль. Невидать маячил у шара, Сполох в кольчуге и круглом шлеме-наплешнике тащил ящик с ядрами к катапульте.
   А на левом берегу метались факелы, болотники свистели, пускали стрелы и орали всякие гадости.
   Хмур схватил лук и начал торопливо выпускать стрелы, целясь на свет факелов.
  - Гляди! – сказал, скалясь хунглауни, - реку перегородили, перебросили семь бревен, сцепленных канатом, в острых шипах. Если напоремся, к берегу прижмут и там кончат.
  - Канатами, говоришь… - задумался Хмур.
  - Да. Сейчас нужно их малость охладить, чтобы не шибко стреляли… Хмур, ты чего?
  Перевертень отложил лук, зажал в зубах нож и прыгнул за борт.
  - Хмур!!! Растудыть твою в Прорву, дурака не пуганного! – завопил Сполох; потом махнул лапой и стал разворачивать катапульту. Кряхтя натянул воротом пружину, зацепил ковш на длинном рычаге, вложил в него глиняное ядро и поджег намотанную на него паклю. Проверил прицел и выбил крючок из петли. Ядро черкануло в воздухе огненную дугу и разбилось прямо в толпе болотняков. От пакли с ревом запылала расплескавшаяся всюду горючая жидкость, и несколько болотняков с воем попрыгали в воду.
   Хмура понесло быстрым течением прямо за прыгавшие на волнах бревна. Он едва успел увернуться от шипов, падающих на его голову, нырнул и ухватился за один из них, располосовав себе ладонь, подтянулся и отчаянным рывком ухватил канат.
   Сполох выстрелил еще два раза, подпалив пятерых болотняков и два дерева; вдруг коротко рявкнул – стрела пробила ему голень. Он сломал ее, вырвал из лапы и повалился на палубу, яростно шипя, но тут же вскочил снова.
  1. А озлобленные долгим сопротивлением болотняки потеряли всякое терпение и выпустили вниз по реке, прямо на лодку Сполоха берестяную альфочку с тремя болотняками. Сполох подпустил их поближе и убил по одному стальными шарами. За первой поплыла вторая. В которой имелись и лучники. С ней хунглауни возиться не стал – он рывком развернул катапульту, уже заряженную и одним выстрелом поджег и лодку, и всех, кто в ней находился. Болотняки пытались потушить пламя, прыгая в воду, но тщетно – дьявольская выдумка хунглаунэрских оружейников – горючая смола – горела и под водой.
   Оборотень болтался на бурунах и остервенело рубил кинжалом канат. Последний удар пришелся по натянутому канату, и тот, лопнув, взбрыкнул не хуже степного единорога: Хмура слегка задело шипом и ударило концом бревна в грудь. Он едва не утонул, но жесткие сильные лапы хунглауни вырвали его из воды и затащили в лодку, которая понеслась вниз по реке, оставляя позади воющих , от злости болотняков.
  
   С трудом разгибая разрезанные ладони, Хмур поменял повязку на лапе хунглауни, смазав рану мазью собственного приготовления. Уже собрался накрыть Сполоха кожаным пологом, как тот вдруг проснулся и уставился на Хмура.
  - Где мы?!
  - В топком мире. Мы умерли.
  Хунглауни подумал и помотал головой:
  - В топком мире у меня не болела бы лапа. Так где мы? Еще около болот?
  - Подплываем к Хрустальному озеру.
  - Это что же такое… - помрачнел хунглауни. – Это получается, что я пять дней спал?
  - Не пять, а два.
  - Ой, не ври. Я знаю, до Хрустального озера пять дней пути по Малой Шумихе.
  - Это по Малой Шумихе пять, – ухмыльнулся Хмур, - а я тут протоку знаю, она, правда, мелкая, но лодка прошла. Там, где Шумиха петлю делает , мы спрямим.
  - Ну, Хмур.… Откуда ты только такой умный взялся? Травник, лучник, воин, плавать умеешь, да еще и реки в Лихоборе знаешь. Ну и ну.
  - Вот тебе и "ну". Откуда взялся – на дереве вырос, на яблоне. Спи, давай. Хмур прикрыл кожаный полог, спрятав под ним хунглауни. Подошел к зависшему над шаром призраку.
  - Устал?
  - Нет, - прошелестел Невидать, - не устал. Ты иди поешь.
  - Надо бы – да еды мало осталось. Хватит – нет до первой деревни.… Поохотиться придется, на берег нужно мне. Пристань-ка к вон тому берегу, где скат пологий.
   Невидать подвел лодку к берегу, остановил. Хмур выпрыгнул на берег с канатом и обмотал его вокруг толстой осины. Обмотал – и пропал в лесу.
   Огромный косматый медведь бесшумно, как призрак, крался по лесу, не хрустели ветки, не шуршали листья под его лапами. Покрутил головой, осматривая лес особым зрением перевертней, и, вдруг, свернул, обходя стороной затаившегося в чаще оленя. Обойдя его с подветренной стороны, он подкрался к чуткому зверю совсем близко. Что-то неестественное было в полной беззвучности движения перевертня, а ветерок дул от оленя к медведю. Тогда медведь заревел. Жуткий рев ударил, словно бы со всех сторон, оленя откинуло в сторону, он споткнулся и завертелся на месте, в смертном отчаянии пытаясь встретить хищника рогами. Из кустов метнулась серая громадина, загородив солнце, и один страшный удар лапы сломал шею оленя. Медведь же сгреб его в охапку и понес к берегу реки.
   Сполоху решительно не хотелось спать. Он пошевелил пальцами на лапе, она почти не болела. Вылез из под полога, огляделся – Невидатя не видать, Хмура тоже. И, вдруг, донеслось с берега реки такое рычание, что хунглауни подбросило от неожиданности – на крутом берегу, возвышалась над мертвым оленем серая громада медведя. Сполох рванулся к ящику, выхватил лук, стрелу и прицелился в … Хмура. Опустил лук, постоял немного, почесывая затылок, все понял и взяв нож, пошел, прихрамывая, помогать свежевать зверя.
  
   От Приболотного до Хрустального озера Малая Шумиха почти не петляет и, лишь слегка изгибаясь, ровно и тихо течет, усыпанная опавшими желтыми листьями осин с ее верховьев, среди старых хвойных лесов. Берега ее в самом широком месте с середины реки едва различимы в жемчужном тумане, который часто наплывает на реку. Вода в этом месте очень темная, совсем не прозрачная, но понемногу светлеет к Хрустальному озеру. А в самом озере она настолько прозрачна, что даже в самом глубоком месте можно увидеть камни на дне. А в особо солнечные дни озеро рождает тысячи отсветов и бликов, переливается и сверкает так, что слепит глаза.
   Стемнело. Солнце закатилось за мохнатые еловые лапы, разлив на полнеба цвет, потом небо померкло, почернело и одна за другой загорелись на нем звезды. Луна, похожая на серебряный диск, медленно выплыла на небо. Широкая река уходила вдоль и от луны по ней пролегла белая полоса из колеблющихся бликов.
   Хмур был в смятении. Обычно в полнолуние в душе его начинал ворочаться зверь, и он убегал в лес, где дня два – три жил, как медведь. Однако сейчас этого не было. Причины он доискиваться не стал, боясь спугнуть странное состояние. Невидать же не изменил своим привычкам, и, как в каждое полнолуние, пропал. Сполох сидел на тюках,. Предаваясь своему любимому ночному занятию – считал звезды, складывал их в созвездия или просто бездумно смотрел в ночное небо.
   А в черном непроглядном лесу, на правом берегу вспыхнуло четыре огонька. Хмур заинтересовался и остановил лодку посреди реки. Вскоре к четырем огонькам присоединились еще и еще, они кружили, летали, оставляя за собой быстро тающий мерцающий след. Перевертень не слышно подбежал к хунглауни, легонько тронул его за плечо:
  - Сполох…
  - … вон та густая полоса с красной звездой, похожа на хвост птицы, тогда вон то скопление звезд бу…
  - Сполох!
  - … дет крыло. Ну, чего ты меня трясешь?
  - Посмотри в лес.
  - Где?
  Хмур показал.
  - Вижу, - зевнул Сполох, - это светлячки и звезды намного красивее их…
  - Нет, Сполох, - тут Хмур сделал то, что делал очень редко, улыбнулся. – Это не светлячки. Это эльфы.
   Они оба замерли, приглядываясь к огонькам. Хмур подошел к шару, несколькими пассами свернул парус и развернул лодку против течения. А эльфы вели свой огненный хоровод в черных лапах деревьев. Огненные цепочки сливались в вихри, сплетались сложными узорами, постепенно выходили из леса, проносились над водой, ставшей вдруг похожей на черное зеркало, и в нем тоже вертелись огоньки-отражения. Они начинали жить своей жизнью, вливаясь в светящиеся венки в волоса всплывающих в поверхности русалок - призрачных, нереальных созданий. Послышалось далекое пение и, вдруг, словно кто-то сорвал с леса черную занавеску – вспыхнул на берегу костер, швыряющий в небо снопы искр. Лесовики, большеглазые, желтоволосые, в вышитых белых рубахах до колен, плясали вокруг костра, и он пляшущим пламенем освещал их веселые лица.
   А эльфы уже над самой лодкой, уже различимы их тоненькие фигурки с четырьмя прозрачными крыльями. Двое вдруг подлетели к Сполоху и потянули его за усы. Хунглауни фыркнул, спугнул их, и, извиняясь, протянул мохнатую лапу. Эльфы с едва слышным смехом закружились на ладони, осыпая ее золотыми искрами.
   И вдруг все стихло. Лесовики замерли и столпились на берегу. Эльфы тоже остановили танец и повисли в воздухе на середине реки. Стало видно, как из глубины реки три русалки поднимают белую искорку. Вот они уже достигли поверхности, остановились, и у воды всплыл темный большой бутон. Он распустился тремя длинными листьями и прекрасным серебристо-белым цветком, похожим на цветок кувшинки, над которым величавым медленным хороводом плыли эльфы. Вот из цветка ударил в небо узкий белый луч, а из луча вылетела крохотная фигурка с трепещущими крыльями. То была Эльфа, младшая лесная богиня, владычица дневных лесов Веколесья. Рассыпая по воде шлейф искр, но не золотых, как у других эльфов, а серебристых, она, сопровождаемая всей своей свитой, подлетела к Хмуру. Перевертень подставил ладонь, и Эльфа опустилась на нее, невероятно хрупкая и в то же время имеющая безграничную власть над сердцами тех, кто ее видел. Повела руками – и, обмотанная рваной тканью мачта покрылась темно-зелеными цветами с золотыми прожилками. Тихо взлетела, задев крыльями лица друзей и, вместе с другими эльфами унеслась в лес.
   …Хмур очнулся, оглядел лодку – черная ткань колдовского паруса была отмечена золотой пыльцой. Костер лесовиков на берегу исчез, исчезли русалки, но на его левой ладони остался след – две крохотных золотых черточки. Он вздохнул и пошел к шару. Хунглауни же еще долго сидел, глядя на звезды.
  
   На краю материка Арлант, недалеко от побережья Покой-Океана, есть горный хребет Бурые Вершины. Арусы там не живут, звери тоже, потом что там совершенно нет воды, нигде, кроме одного места. Но в то место нельзя попасть ни зверю, ни арусу, ни человеку. Там Бурые скалы встали кругом, плотно сомкнулись в непроходимый частокол. Этот частокол называют Колодцем Богов. По поверьям, внутри его озеро живой воды.
   Но если подняться высоко-высоко, выше любой птицы, выше облаков, туда, где воздух редкий и пустой, и перемахнуть через скальную стену – не увидишь внутри водной глади. Там, внизу, среди голубых елей, стоит у маленького водопада замок из пестрого мрамора. Замок небольшой, и из мрамора лишь зубчатые стены и четыре тонких башни по углам. Внутри же с поразительным мастерством выстроенный из лиственных бревен терем с шатровой позолоченной крышей и высокими стрельчатыми окнами с разноцветными витражами. Огромные скальные рыкари – горбатые великаны с узловатыми ручищами и черной кожей, похожей на ивовую кору, стоят на стенах, сжимая в лапищах двусторонние секиры. В тереме живет чародей, арус Слабуг, повелитель рыкарей и Хозяин Колодца Богов.
   Как и все арусы, он небольшого роста, с тонкой талией, но в его тонкости чувствуется сила упругого стального прута. Кожа у Слабуга смуглая, мягкий волосы черные, с рыжим отливом, на висках очень длинные и двумя косичками спадают с них на плечи. Лицо круглое, с легким подбородком и сильно вздернутым носом. Глаза черные, очень большие, но не раскосые, как у отунаков, не похожие на каплю, как у ханглауни, и не круглые, как у гуттов, а похожи, скорее, на человеческие. Уши у аруса островерхие, удлиненные, с вывернутыми мочками.
   Чародей встает рано, одевается и первым делом спешит к водопаду, купаться. Потом совершает обход замка и леса, завтракает, проводит время до обеда в гимнастическом зале и оружейной палате. После обеда чародей поднимается к себе в самую верхнюю комнату терема и работает до вечера. Вечер и половину ночи он проводит в лес, любуясь луной и считая звезды.
   Слабуг – великий чародей. Он владеет множеством тайных свойств окружающей природы, он познал искусство превращений. Ему покорно служат все скальные рыкари Арланта и на всеобщих советах колдунов его слова выслушивают со вниманием. Иногда он лечит смертельно больных арусов, и те всегда выздоравливают. Вот таков он, Слабуг, чародей из Колодца Богов.
   Рыкарь черной глыбой застыл у решетчатых ворот. Он спал, и лишь изредка по бокам головы у него подымались жесткие морщинистые уши. Солнце отражалось от секиры – блики прыгали по жуткой морде и стальному шишаку.
   Шлепая огромными ступнями, изнутри к воротам подошел другой рыкарь, пониже ростом и с золотой цепью на шее. Просунул корявую лапу в решетку, легко поднял ворота, вышел и постучал по шишаку спящего. Тот открыл янтарные глаза с узкими зрачками. Пришедший качнул головой:
  - Опять спишь, Желтоглаз? Плохой из тебя охранник.
  - А от кого охранять-то? – Прорычал, спросонок Желтоглаз. - Кто сюда прорвется?
  - А вдруг на замок другой колдун нападет? Такое бывало, и не раз. Да, вот еще что, иди, моя очередь караулить, а ты передай слугам, чтобы не трогали хозяина – он в домике у водопада.
  - Травами занимается?
  - Нет. Сидит, глаза закатил, замер – может, спит? Ну ладно, давай!
  
  - Госпожа! Госпожа, проснитесь!
   Нордаль приоткрыла один глаз и торопливо его закрыла, притворяясь спящей. Старая арусская ведьма укоризненно покачала головой и снова заговорила:
  - Госпожа, не время спать! Чащебор уже запряг волосюх, нужно ехать.
   Нордаль наконец открыла глаза, наткнувшись на упрекающий взгляд красных глаз ведуньи. Гибко потянулась, вскочила с гамака и побежала к ручью умываться, набросив одеяло старухе на голову. Ее отец приказал слушаться старую служанку во всем, пока они на земле Лихобор, но ей, дочери князя Лийбы, было как-то непривычно слушаться какой-то безродной арусской ведьмы.
   Нордаль легко сбежала с пригорка, присела около ручья, умылась. Однако, сплетая свои длинные светлые волосы в косу, она заметила, что за ней из зарослей наблюдает большой дикий кот, с мордой, исцарапанной в многочисленных схватках. Нордаль нахмурилась и бросила в кота кошелек. Кот исчез.
   Нордаль заметила это случайно. Где- бы она не появлялась, везде встречалась глазами с котами и кошками, даже в тех местах, где кошкам, казалось, совсем не место. Нордаль любила кошек, но такой пристальный надзор смущал. Когда же она, залезая в повозку, сказала об этом ведьме, та насторожилась, подвигала ушами и куда-то ушла. Вернулась в повозку гутта Чащебора серьезная и задумалась. Потеребила прядь седых волос и сказала:
  - Ты, госпожа, если еще увидишь, где не надо кошку, сразу мне говори. Что-то тут нечисто.
  
   Слабуг открыл глаза и тихо выругался – проклятая ведьма чуяла магию. Сегодня он уже не сможет увидеть Нордаль, охранное заклятие колдуна будет действовать долго. Разбить же его, не обнаруживая себя, нельзя.
   Впервые Слабуг увидел дочь князя Лийбы во время своего путешествия на остров Брукел, землю Людей, на ежегодный турнир Меченосцев. Нордаль участвовала в конных схватках. Арусские женщины не участвовали в войнах, и чародей очень удивился, увидев, что девушка пятнадцати лет, как влитая сидит в седле, привязав к поясу толстые косы, залихватски орудует легким тесаком. С тех пор она не давала ему покоя.
   Наконец, он не выдержал и, с помощью древнего искусства Арланта, поместил свою душу в тело дворцового кота. Он снова удивился, поняв, что Нордаль – совсем еще ребенок, и хотя ее обучали лучшие воины, относилась она к фехтованию, как к игре, и ни разу не участвовала в настоящем бою.
  
   Маленькие волосюхи – мохнатые лесные единороги – негромко топотали по тракту. Рогатый и мохнатый великан Чащебор держал вожжи, слегка покачивался, и смешной бубенчик в левом роге его слегка позванивал. Старуха заснула под овчинной шубой.
   Нордаль вертела резной кленовый листик, иногда глядя сквозь него на солнце. А Чащебор, которому наскучило сидеть и молчать, запел гуттскую песню:
  Осенью звезды спускаются вниз,
  Вокруг елей ведут хоровод.
  Эльфы уходят;
  И приходит тепло лишь изредка…
  
  Из черных болот наползает туман,
  Траву закрывая седой пеленой
  Листья, как золото;
  И приходят мечты лишь иногда…
  
  Лесовики зажигают костры
  Призраки – птицы печально поют
  Искры во тьме;
  И приходит любовь лишь иногда…
  Гутт умолк, огромной лапищей смахнул с круглого синего глаза слезу:
  - Как давно я не был дома… - вздохнул он, - Гутлант осенью намного краше.
  
   Удар! Еще удар! Низкий выпад, прыжок и удар сверху!
  Слабуг яростно нападал на рыкаря, делал невероятные финты, но черная громада легко отражала удары, то одним кривым секачом, то другим. Вот маг резким скользящим ударом вырвал меч из лапы рыкаря, поднырнул под удар второго меча, но сделать смертельный выпад не смог - жесткая лапа отшвырнула его в сторону. Маг вскочил и рубанул под эфес клинка рыкаря страшным ударом, от которого лопается меч противника, но сломался его клинок, и Слабуг рухнул на колени и закрыл лицо руками.
  - Что с тобой, Хозяин? – недоуменно проворчал рыкарь, подойдя к нему. Почему твоя ярость затмевает разум? На что ты злишься?
  - Уходи, - глухо сказал Слабуг, - Уходи прочь!
   Рыкарь скрипнул лапами и медленно ушел, так и не поняв, что за перемена случилась с обычно спокойным арусом.
   А Слабуг вскочил и заметался по оружейной. Его душила беспричинная ярость, он злился сам не зная на кого… скорее всего на себя, за то, что не выдержал и наблюдал за Нордаль глазами кошек, за то, что не мог теперь спокойно жить. Он ненавидел своих родителей за то, что не был человеком, как Нордаль, а был совершенно чуждым людям арусом. Он ненавидел себя за то неестественное чувство, которое жжет внутри, в самом
   сердце.
   Он сорвал со стены секиру и завертелся волчком, в щепки рубя деревянного идола в углу палаты. Он понимал, что завтра опять уйдет в особый сон, чтобы наблюдать за дочерью князя, глупой наивной девчонкой, иногда играющей в воина, глазами зверей…
  
  - Ой, дядька Чащебор! Глянь на реку!
   Гутт оглянулся на мелькавшую меж деревьев реку и вздрогнул. По ней плыла лодка с мечущимся черным полотнищем взамен паруса. На лодке кто-то был, вроде бы даже люди.
   Чащебор, не на шутку встревоженный колдовским кораблем, спрыгнул с повозки, взяв под уздцы волосюх, стал заворачивать в лес, в заросли. Но с лодки их уже заметили, полотнище вдруг само собой обмоталось вокруг шеста, и лодка подлетела к берегу. На берег сошли человек и хунглауни в блестящем нашлемнике и направились к повозке.
   Гутт приказал скрыться в зарослях ежевики Нордаль, та с неохотой обежала. Ведьма же наоборот, вылезла и с хозяйским видом уселась на место возницы.
  - Всего двое, - заметила она. – В лодке больше никого нет. Вроде, не разбойники, да кто их разберет.
   Чащебор оглядел незнакомцев внимательным взглядом:
  - А высокий-то перевертень: носатый, сероволосый и уши острые.
   Хунглауни и перевертень подошли к повозке и остановились перед натянутым громадным луком в лапах гутта.
  - Ну вот, еще чего, - проворчал хунглауни и добавил:
  - Я знал, что у жителей Гуттланта короткая память, но чтобы так… Ты, Чащебор, самый дурной гутт в Веколесье, это точно. Портит гуттов торговля, портит.
   В глазах-плошках рогача мелькнуло недоумение, потом он тряхнул головой и ухмыльнулся, отпустив лук:
  - Сполох! Ты ли это?
  - Нет, это не я. Это не меня ты пригласил тогда, в Лийбу, это не твой князь хочет нанять меня. Да убери ты стрелу с лука! – вдруг взорвался Сполох.
   Чащебор убрал лук в повозку и спросил:
  - А кто это с тобой?
  - Это Хмур, - буркнул Сполох, - Мой друг, он вместе со мной дрался на болотах с болотняками. Он травник. А ты куда? В Лийбу?
  - Туда. Дочь князя возвращается из скита Ярого Бога в Лийбу. Она там изучала обряды и молитвы, я ее теперь домой везу. Вот это Ветана, она сопровождает нас в Лихоборе. – Госпожа, не прячься, это друзья, - громко сказал гутт и тихо добавил:
  - Ее зовут Нордаль.
   Царевна осторожно вышла из леса, заметила восхищенные взгляды Хмура и Сполоха, смутилась немного, но подошла гордо, не опуская глаз. Повисло молчание, которое нарушил хунглауни:
  - Князь легкомысленен. Поручить такое сокровище лопуху вроде тебя, Чащебор – глупость. Гутт – торговец и ведьма, ничего себе, компания.
  - Ты не смеешь обсуждать моего отца. – Вдруг заявила Нордаль, покраснев, - Ты не знаешь его, возчик.
   Сполох насупил густейшие брови и ляпнул:
  - А я что? Я ничего. Я вообще просто хотел соли попросить.
  - Конечно, Сполох, какие тут разговоры, бери, - засуетился гутт. Он достал из повозки
  мешок, Сполох отсыпал горсти три в свой и потянул перевертня за рукав, потащив в лодку.
  
   Пение лесовика далеко разносилось над рекой. Лодка плыла медленно, парус был свернут, ее просто несло течением. Сполох спал, Невидать заявился три дня назад, сказал, что у него дела и снова исчез.
   Хмур внимательно приглядывался к деревьям и, наконец, заметил – ветки то на одном, то на другом дереве вздрагивали, колыхались и мелькали красные точечки. Оборотень сложил у рта ладони и прокричал:
  - Уал-лла-а-а-а…
  - Чего орешь? – донесся с тюков сонный голос хунглауни.
  - Спи, я не тебе. – Сказал Хмур и повторил свой клич.
   Ветки трястись перестали. Два огонька вспыхнули ярче, и луна выхватила из тени силуэт лесовика. Хмур подошел к шару и, проведя скрещенными пальцами у его зеркальной поверхности, подогнал лодку к берегу и остановил. Одним прыжком перелетел полоску воды и легко приземлился на траву. Подошел к лесовику – с виду точь-в-точь похожему на аруса, только ниже на голову, с горящими алыми глазами и телом, покрытым ровным золотистым мехом; внимательно поглядел в светящиеся зеркала глаз и провел у лица согнутыми ладонями, развел руки в стороны, сложив пальцы в мудру Березы. Лесовик улыбнулся, с легким поклоном повторил тест и сказал на старом восходном наречии, певуче растягивая слова:
  - Приветствую тебя, витязь Светобора, бродячая душа. Зачем ты звал меня?
  - Приветствую и тебя, лесной летун, вестник древних богов. Скажи мне, из каких ты мест?
  - Я – вестник лесов за Хрустальным озером. Я из свиты Светобора.
  - Помнит ли он меня?
  - Помнит, витязь!
  - Тогда слушай весть, лесной летун! Сейчас по Приречному тракту едет повозка с двумя желтыми фонарями, в нее запряжены две волосюхи. В повозке гутт, старуха ведьма из Арланты и молодая девушка-человек. Так вот, именем всех Тайных сил я прошу пропустить их через чащобы и Ельники Лихобора и не напускать на них лесных сторожей. Передашь ли ты это Богу Светобору?
  - Передам, - склонил голову лесовик. – Прощай, витязь!
   Он подбежал к ближайшей пихте, взлетел до верхних веток на руках и понесся огромными прыжками дальше по лесу
  ===================================================================
  - А она красивая… - проронил перевертень, глядя черно-зелеными страшными глазами на такой же черно-зеленый крес-камень.
  - И спесивая, - буркнул Сполох. Помолчали. Хунглауни с мрачным лицом сидел на борту и болтал ногами.
  - Красивая… - снова сказал Хмур, и, предвидя ответ хунглауни, добавил, – Но не спесивая, гордая.
   Сполох промолчал, потом вдруг залез к Хмуру в торбу, выудил оттуда большой, по- особому засушенный цветок, окунул в реку. Когда цветок расправился, посвежел и запах, хунглауни с наслаждением понюхал его, потом пристроил себе за ухо, достал из тюков лютню, снова уселся на борт и заиграл вдохновенно, прижмуриваясь. Хмур покосился на друга и снова вперил взгляд в речную гладь. Невидать подлетел к хунглауни и с довольным видом закружился по настилу.
  ====================================================================
   Дикий кот прокрался под листьями папоротника и осторожно выглянул из них. Нордаль деревянной скребницей чистила одну из волосюх и вытаскивала репьи из гривы.
  Но что-то было не так, царевна была обеспокоена чем-то, постоянно оглядывалась. Встретилась глазами с котом и поспешно отвернулась.
   Внезапный сильный удар сбил кота с ног. Растрепанная, с горящими глазами арусская ведьма вскрикнула и вторым ударом пригвоздила кота клюкой к земле.
   Нордаль зажмурилась. Она не могла помешать расправе, ведьма окружила себя преградой. Но жуткий рык заставил ее открыть глаза. Нордаль увидела, что ведьма сцепилась в смертной схватке с огромным полупрозрачным демоном, вылезшим из окровавленного тельца кота. Нордаль метнулась к повозке, выдернула спрятанный там легкий изогнутый меч и бросилась на призрака. Тот на мгновение отшвырнул от себя ведьму и глянул прямо в глаза царевне. У Нордаль подкосились ноги, меч выпал из рук и она, скованная мертвящим страхом, мягко осела на траву – такая тоска и седая ярость сквозила во взоре призрака.
   Ветана снова кинулась на демона, тот огромной рукой схватил ее за горло и швырнул на оскалившуюся сучьями сухую валежину. Подобрал с травы окровавленную клюку ведьмы и неуловимо метнул ее. Клюка пробила грудь ведьмы и разорвалась ярким пламенем и острыми щепками. Призрак снова глянул на Нордаль и сгинул. Исчезло и тело Ветаны – лишь, полу обуглившаяся валежина скалилась черными клыками. Странно закричала Нордаль и рухнула навзничь. Прибежавший с родника Чащебор видел лишь окончание боя, но понял все. Он подхватил царевну на лапы, уложил в повозку, вскочил на козлы и, оглушительно свистнув, погнал по пыльной дороге.
   Хмур вздрогнул и открыл глаза. Словно крохотная колючка вонзилась в сердце и заворочалась. Перевертень встал с охапки соломы и подошел к катапульте. Невидать дремал, ухитряясь, однако, управлять при этом лодкой.
   Тихо журчала вода, в лесу тренькали последние не улетевшие птицы. Стайка ночных бабочек шумно пролетела рядом, задев мягкими крыльями лицо Хмура, но он не заметил этого. Он смотрел на другую сторону, где за лесом что- то вспыхнуло. В небо вдруг взметнулся оттуда огненный всполох. Он летел прямо к реке. Хмур, встревоженный и заинтересованный, внимательно смотрел, как сгусток огня растет, все больше приближаясь.
   Сгусток серого пламени налетел на него быстро и страшно, обдав волной бессмысленной злобы, превратился в призрачную птицу и, схватив Хмура огромными лапами, вознес в небо. Хмур, совершенно не ожидавший нападения, вырвал из ножен длинный кинжал и несколькими ударами рассек скользкое и холодное тело птицы. Но сталь прошла сквозь морок, как сквозь воду, а перевертень уже чувствовал холодные ногти, подбирающиеся к сердцу. Он выронил кинжал и уже почти бессознательно превратился в медведя. Оборот словно обновил его, он почувствовал силу и сдавил призрака огромными лапами. Птица пронзительно заверещала, разжала когти, и медведь рухнул с огромной высоты в воду, выбив водяной столб.
   От удара в глазах Хмура померк свет, он опять, помимо своей воли, стал человеком. Подняв глаза он увидел, что призрак с воем падает на него, занеся для смертельного удара когти.
   Но маленькое серое облачко мелькнуло над водой, – Невидать с размаху врезался в скользкую птицу и окутался ослепительным пламенем. Пронесся над водой тоскливый клик и птица, роняя в воду светящиеся капли, полетела прочь.
   Подплыла лодка, и хунглауни вытянул из воды обнаженное тело Хмура. Тот вдруг рыкнул и вырос вдвое, став медведем. Сполох отскочил за тюки, но рычание обессиленного зверя с трудом начало выливаться с хриплые, отрывистые слова:
  - … В… торбе… трава… с синими цветами… разотри над сердцем…
   Хунглауни нашел торбу Хмура, порывшись, вытащил требуемую траву. Растер ее в порошок и присыпал мокрую шерсть на груди зверя. Мех в том месте запарил, белый свет обжег нос хунглауни, а когда свет потух, на месте медведя лежал Хмур, бледный, но живой.
  - Где Невидать? – тихо спросил он.
  - Не знаю. Когда он кинулся на призрака, то вспыхнул, как факел, и исчез.
  - Знаешь, Сполох.… А это ведь был не призрак. Только это я смог понять. Видимо, это дух какого-то колдуна. Но еще живого, это я знаю точно. Я будто бы видел лицо, мелькнувшее в том призраке: круглое, большое, арусское лицо с глазами, полными тоски и ярости.
  
  - Хозяин! Ну что с тобой такое, очнись, хозяин!
   Черная громада рыкаря нависла над неподвижным телом чародея. Рыкарь осторожно дотронулся корявой ручищей до плеча Слабуга, слегка пошевелил. В дверях появился Желтоглаз.
  - Ну, Что?
  - Не знаю. Он не оживает, слишком мало души в его теле.
   Вдруг глаза аруса широко раскрылись. Узорная решетка окна распахнулась, призрачное облачко влетело в комнату и вошло в тело Слабуга.
  - Чего вам надо? – сказал вдруг маг и сел.
  - Я беспокоился, - проскрипел Желтоглаз, - Мы все…
  - Мне все равно. Мне все… равно… - Слабуг вдруг закачался, потом снова упал на кровать и пошептал:
  - Сгинь.
   Арус летел в пропасть и знал, что назад не выберется. Седой арусский гнев проснулся сегодня в его душе , его разбудила ведьма, и он убил ее. А убить женщину – величайший грех для аруса.… Потом он напал на того оборотня и убил бы и его, но что-то остановило Слабуга, серый призрак с лицом аруса, с его лицом… Он мелькнул и исчез, растворенный могучей колдовской силой мага.
   Никто теперь не сможет исправить случившегося. Слабуг разбудил свой гнев, он убил ради своей любви и не сможет остановиться, пока не завоюет ее, даже ценой многих и многих жизней.
  
  - Листья опали, - заметил Сполох.
  - Да, - обронил перевертень.
   Листья опали с осин и кленов, золотым ковром устлав совсем прозрачную, в преддверии Хрустального озера, воду реки. Небо было часто закрыто тучками, ветер подвывал в ветвях, а трава потемнела и стала жесткой. По ночам звезды висели так низко, что, казалось, их можно было достать рукою. Скоро, скоро завоют бураны, и белая крупа засыплет полянки и луга.
   Лодка свернула в тихую заводь. Бурые косы голых ивовых ветвей проводили по челам друзей и царапали борта лодки. В глубине заводи, на почерневших сваях стоял домик с ветошной крышей.
  - И зачем ты сюда заплыл? – спросил Хмур.
  - Тут мой знакомый живет, Речной Дед.
  - Водяной, что ли? – не понял перевертень.
  - Да ну… Просто дед, человек. Не знаю, как его по настоящему зовут.
   Нос лодки ткнулся в деревянный причал, недавно построенный и еще не потемневший. Хунглауни притянул лодку к столбу веревкой, вылез вслед за Хмуром на причал и зазвонил в подвешенный тут же колокол.
   Дверь домика открылась, и из нее вышел невысокий плечистый старик с редкой бороденкой и белыми волосами, подстриженными под горшок. Издалека узнав хунглауни, дед махнул ему рукой и снова скрылся в доме.
   Друзья прошли по дощатому настилу к домику. Рядом с домом лежали свернутые сети, маленькая лодка вверх дном. Хмур заметил, что дом стоял прямо на краю Приречного тракта.
   В чистой убранной кухне дед накрывал на стол.
  
  - А я-то думаю, кто там такой рыжий явился, а это сполох. Садитесь, вон, на лавку. А кто приятель твой? – обратился он к хунглауни.
  - Меня зовут Хмур. – Отозвался сам травник.
  - А ко мне сейчас редко кто заезжает, - пропыхтел старик, ставя на стол чугунок с кашей. Следом на столе появилась соленая рыба, туесок с медом, буханка хлеба и деревянные ложки. Дед заварил травяной взвар, добыл из сундука чаши, флягу вина, покрытую пылью; - Месяц назад купцы заглядывали и все, глухо. Куда плывете?
  - В Лийбу.
  - Это в Гуттланте? Далеко, далеко. А ты, Хмур, туда же?
  - Туда. Послушай, дедушка, там вроде кто приехал к тебе?
   Дед прислушался, выглянул в окно:
  - Пойду гляну.
   Он вышел во двор и оттуда послышался его голос:
  - Да никак Чащебор Рогатый? Вроде он.… Вот осадили меня, басурмане.
   Хмур сразу вспомнил гутта и выскочил на улицу. Громыхая, из-за деревьев вылетела повозка гутта. Хмур осадил волосюх, схватив их под уздцы. Гутт нырнул в повозку и вылез с бесчувственным телом Нордаль в лапах.
  - Речник дома? – спросил у встревоженного Хмура.
  - Дома.
   Чащебор внес Нордаль в открытую хунглауни дверь и бережно опустил на дощатую лежанку. Царевна что-то чуть слышно бормотала, невидящие глаза ее лихорадочно блестели.
  - Что с ней? – дернул за жилет гутта Сполох. Тот вкратце рассказал. Хунглауни переглянулся с Хмуром.
  - Он не прикасался к ней? Призрак? – спросил Хмур.
  - Нет вроде.
  - Тогда все должно обойтись. Сполох, принеси-ка воды с реки, Чащебор, нагреби из печи углей в горшок.
  - Зачем? – не понял рогач.
  - Встреча с этой тварью плохо подействовала на Нордаль. Ей нужно помочь справиться с потрясением.
  - Ты же не лекарь…
  - Я не лекарь. Я не собираюсь пускать ее кровь или поить зельем из дохлых мух. Я травник.
   Чащебор поспешно нагреб углей. Когда Сполох принес свежей воды, Хмур выгнал всех из избы, настежь распахнул все окна и дверь. Смочил водой чистую тряпицу, протер девушке лицо. Из своей торбы достал несколько скрученных в трубочку листьев и две хвойные веточки. Он сунул все это в горшок с водой, шепнул что-то над ним, и лесная комната наполнилась запахом хвои и незнакомым цветочным ароматом. Нордаль сразу успокоилась, перестала бредить и вскоре сомкнула глаза.
  - Спит. –Вполголоса сказал сам себе Хмур.
   Перевертень взял горшок с пылающими углями и постепенно залил его водой, в которой плавали листья, окурил комнату терпким дымом. Потом достал из торбы полынный веничек, несколькими движениями выслал дым из избы. Потом сделал отвар, напоил девушку и вышел из избы.
  - Нам нельзя больше оставаться в Лихоборе. Эта тварь явно положила глаз на царевну и постоянно следила за ней глазами кошек. – Говорил Чащебор, - Нужно скорее добраться до Лийбы, там придворный колдун что-нибудь придумает.
  - Может, лучше сразу от Хрустального озера на нашей лодке с Покой-Океану? И прямиком в Гутлант.
  - Не пойдет. – Проворчал Хмур. – Если колдун вошел в тело кошки, почему- бы ему не войти в тело морского змея? Да вообще, в море он получит большее могущество – здесь ему не дают развернуться Тайные Силы Лихобора. Но в Лийбу ехать надо.
  - Однако посуху, через Хунглаунэр. Мы доберемся до Лийбы где-то через год. –
  - Возразил гутт.
  - Отойдем-ка в сторону, Хмур. – Сказал Сполох. Когда они отошли, хунглауни прошептал:
  - Послушай, а ты не можешь обернуться, скажем, большим орлом, или летучим змеем и отнести Нордаль прямо в Лийбу?
  - Нет. – Усмехнулся перевертень. - Принимать больше одного обличья могут лишь те, в ком возродился Дух Миморра, Первого Перевертня.
   Они вернулись к остальным.
   После продолжительного молчания хунглауни пробурчал:
  - Значит, поплывем на лодке.
  - Но я же сказал…
  - А теперь дай сказать мне. Вот ты много всего сказал тут про морских чудовищ. Но ведь никакие морские чудовища не могут плавать очень быстро, так? Да, морской змей , меч-рыба и броненосец из глубин обгоняют парусный корабль. Так вот, как ты, Хмур, уже понял, моя лодка может плавать очень быстро. Но в море, где большие волны, слишком быстро не поплывешь.
  - Ну и что ты хочешь делать?!
  - Тот, кто создавал эту лодку – чародей Слабуг – арус, говорил мне, что разогнать ее очень сильно и крутануть шар влево, лодка выйдет в тонкий мир.
  - Хунглаунэрское хвастовство, - не поверил Чащебор, - Как может лодка, войти в мир колдовской материи?
  - Эту лодку делал арус, а они искони занимаются изучением тонкого мира, они могут даже входить туда без всякого колдовства. До запрета на использование крес-камня для воздействия на материю тонкого мира они только этим и занимались. Уж не знаю как, но лодка сделать это должна.
  - А в тонком мире, - немного успокоившись, добавил хунглауни, - Очень важны мысли. Все, кто есть в лодке, должны представить картину местности, в которую желают попасть. Тогда шар нужно остановить и лодка выйдет в требуемом месте. Сам я ни разу так не делал – это опасно.
  - А насколько близко лодка выйдет к тому месту, куда нужно попасть? – спросил Чащебор.
  - Может упасть на площадь Лийбы. – усмехнулся Сполох. – Поэтому лучше воображать залив или бухту. На худой конец – реку. Хмур, ты в Лийбе был?
  - Был в гавани Волдара. – кивнул перевертень.
  - Можно и туда, это недалеко, - согласился Сполох.
  - И ты хочешь посадить дочь князя Лийбы в лодку?
  - И тебя тоже.
  - Посадить дочь князя в лодку, меня тоже, сам туда влезешь и проведешь все это через тонкий мир в Лийбу. Клянусь рожками Дымки, это вызов! – проговорил Хмур. – Так мы и сделаем… если только Нордаль не испугается.
   Нордаль села в лодку вслед за Сполохом, который затолкал под кожаный полог мешок с сушеными яблоками, солониной и сухарями, наполнил водой бочку и теперь возился с шаром на корме. Чащебору было наказано везти на повозке ткани хунглауни в Торговый Град и отдать его знакомым купцам.
   Хмур с треском вывалился из леса, весь всклоченный, в хвое и сухих листьях – в обличье медведя ходил к лесовикам и передал Тайным Силам весть о предстоящем входе в тонкий мир – такое событие непременно заметят и, лучше предупредить, что это не враждебная сила.
   Попрощавшись с Чащебором и Речником, Хмур влез в лодку, оттолкнул ее от причала и привязался по примеру Нордаль Сполоха, кожаным ремнем, продетым в железную петлю, вбитую в борт.
   Затрещал, захлопал по ветру колдовской парус и лодка вылетела из заводи на большую реку. Нордаль не могла прийти в себя от удивления: такого волшебства людям Гутланта известно не было. Хмур глядел на ее еще больше похорошевшее лицо, большие лучистые черные глаза и улыбался.
   А Сполох положил растопыренные пальцы правой верхней лапы на шар, черное полотнище паруса засверкало радужным светом и вытянулось далеко назад. Берега смазались, лодка неслась над водой, едва касаясь килем волн. Царевна и Хмур отвернулись от страшной силы ветра, хунглауни лишь склонил голову к шару, набрался храбрости и с жутким боевым кличем крутанул шар.
   Лодка исчезла, невидимый ремень передавил грудь Сполоха, тот захрипел и попытался ослабить его. Неизвестно, на чем он висел над рекой, воздух вокруг него светился, пульсировал и жег огнем.
   Сердце хунглауни стукнуло тихо-тихо, потом еще раз и тут Сполоха рвануло куда-то, выбив из груди остатки воздуха.
   Лодка висела в пустоте бескрайних голубых просторов, пронзенных зелеными и белыми лучами. Парус исчез, мачта была совершенно голой. Нордаль зачарованно глядела вверх. Хмур же корчился на настиле в огненных судорогах. Казалось, все лучи проходят сквозь его сердце, нещадно жаля и сжигая огнем. Толпы призраков роились перед его глазами, он то оборачивался медведем, то снова человеком. Он совершенно забыл, что нельзя перевертню – Бродячей душе, при жизни попадать в тонкий мир. Это тяжкий грех и расплата приходит немедленно.
   "А хунглауни же вовсе в тонкий мир попасть не могут, даже после смерти. Так где же Сполох? О, Боги…"
   Хмур странно, по-медвежьи, взревел и безжизненным телом рухнул на настил. Крик этот словно разбудил Нордаль. Она увидела безжизненную громаду серого меха, с лицом Хмура, заметила отсутствие Сполоха.
   "Так что же это за колдовство такое? Что же сотворил этот арусский чародей?!"
   Она потянулась, насколько позволял ремень, коснулась бешено вертящегося шара и одним прикосновением остановила его. Шар вздрогнул и лопнул волной ослепительного света, которая сняла все видения тонкого мира.
   … Лодка лежала на пологом песчаном берегу, у огромного валуна. Вода, шумно набегая на берег, омывала валун и слегка касалась бортов лодки.
   Сполох сидел у самой воды, таращился на валун и жадно дышал. Вся одежда на нем была изорвана, нос в копоти, а усы изрядно обвисли.
   Нордаль вылезла из лодки, сделала несколько шагов и привалилась к валуну. Вновь взглянула на лодку, из-за борта выплыла встрепанная голова Хмура с расширенными черными глазами. Перевертень свесился через борт, причем не замедлил вывалиться на песок. Сполох кое-как встал, проковылял к лодке, с трудом влез в нее и потрогал крес-камень. Он был холодный и тусклый. Припал круглым широким ухом – тишина.
  - Чтоб ты сдох, мореход хренов. – Подал голос перевертень. – Ты где был? Чуть не перемерли все в этом … тонком мире.
  - Я, думаешь, в меду купался? – огрызнулся Сполох. – С тобой все в порядке, царевна Нордаль?
  - Благодарю за заботу. Все замечательно. – Равнодушно вымолвила девушка.
  - Темнеет. – Хмур, видно, оклемался и прошел по песку почти не шатаясь. Достал из лодки топор и пошел к лесу, - Костер надо разводить, пойду дров наготовлю.
  - Давай помогу? – вылез из лодки Сполох. Он чувствовал себя виноватым и не хотел оставаться рядом с царевной.
  - Не надо. – Хмур остановился и долгим взглядом совершенно смутил хунглауни. – Ты уже достаточно… дров наломал. Если это бухта Волдара, то моя мать – хунглауни, а отец – гутт.
  - Да не виноват он! – вступилась за разобиженного Сполоха Нордаль. – Откуда ему было знать о чем мы там, в лодке думать будем?
  - Вот-вот. Сам-то по Веколесью пролетел, как птица. А хунглауни-то вообще в тонкий мир войти не может.
  - Что же ты, травник, раньше молчал, если такой умный? Умом нужно делиться!
   Хмур замолк, развернулся и ушел в лес: захрустел, затрещал там сухими сучьями. Сполох отправился искать пресную воду – вода из бочонка куда-то исчезла – ничего не нашел, вконец разозлился и отказался от еды.
   Хмур перерыл всю лодку и нашел-таки баклагу с темным элем, так что ели не всухомятку.
   Нордаль поела немного и села у костра, поглядывая на Хмура, складывающего припасы назад в сумку. Потом он сел недалеко от царевны и протянул широкие ладони к огню.
  - Какие у тебя странные глаза, травник Хмур, - вдруг сказала царевна, - Как омуты в Лихоборе.
  - У всех перевертней такие глаза. Ну а я, хоть и поход на перевертня лицом, все же не перевертень. Я стал им из-за родового проклятья. Как бы то ни было, меня считают истинным перевертнем.
  - Кто считает?
  - Народ Бродячих душ, мои названые братья и сестры. Они… - Хмура прервал всплеск и ругань:
  - А-а-а-ай, туды твою в Прорву! – Сполох хотел продолжить, но глянув на царевну, замолк.
   Хунглауни, видно, шатался по берегу и срывал злость, зашвыривая тяжелые камни в воду, да немного не рассчитал и плюхнулся в набежавшую волну прибоя. Вскочил мокрый, фыркающий, выругался, облизал нос широким языком и, забыв все обиды, радостно завопил:
  - Хмур!!! Нашел я ее, нашел!!!
  - Что ты нашел? – улыбнулся Хмур.
  - Воду пресную нашел! – орал Сполох, показывая лапой на воду, - Вода-то в море пресная!
   Тут уже Хмур вскочил с места, подбежал к воде, зачерпнул в ладонь и попробовал:
  - Постой! – нахмурился он, - Выходит, это озеро. Давай думать. Он сел на песок, Сполох сел рядом, Нордаль подошла к ним и смотрела то на одного, то на другого. Хмур заговорил:
  - Берем Лихобор. Самое большое озеро – Хрустальное. Нет, слишком близко, да и лес не тот.
  - Такие кедры растут только в Арланде или Хунглауноре. – вывел Сполох и продолжил: Значит, мы или в Арланте, на Святом озере, или в Хунглауноре, где озер много. Скорее в Хунглауноре.
  - Подождите! – вдруг воскликнула Нордаль, - Тогда, в лодке я думала об арусском мастере. Наверное, мы в Арланте.
   Чистый пронзительный крик донесся до них с неба. Все трое разом вскочили на ноги, заоглядывались. Задрав голову, Хмур увидел огромного змея, слегка изгибаясь, летевшего в потоке лунного света, в котором мерцали его прозрачные крылья. Змей повернул к ним косматую голову, увенчанную ветвистыми рогами и на его совином "лице" двумя зеркалами сверкали огромные глаза. Вот еще раз он пролетел над замершими путниками и неуловимо быстро исчез, сгинул в ночном небе.
  - Кто это? – спустя мгновение спросила Нордаль у Хмура, но ответил ей хунглауни:
  - Это муарий, летучий змей лесов Арланта. Всю жизнь мечтал его увидеть.
  - Да, кивнул Хмур, - Мы в Арланте
  - ================================================================
  - Озеро от нас на солнечный закат, мы на его восходном берегу. Ладно, нужно идти к восходному берегу пешком.
  - А как же лодка? – Спросила царевна.
  - Шар заснул, - буркнул сидящий рядом Сполох. – А в том месте, где стоял бочонок с водой, преогромная дыра и трещина в корме.
  - Оставим ее здесь. – Хмур вынес из лодки все нужное: припасы, кожаный полог, туески для воды, одеяла.
  - Шар возьмем, а, Сполох?
  - А оружие придется бросить. Лишний вес.
  - Все?! – взвыл в отчаянии Сполох.
   Сполох немедленно влез в лодку и нырнул в сундук. Хмур, пока он там копался, закончил укладывать вещи в мешки, к которым привязал ремни-лямки. Потом Хмур тщательно осмотрел их, подогнал лямки по размеру каждому; Нордаль заявила, что тоже будет что-нибудь нести, и он сложил в ее мешок, кроме зеркальца, ножниц и всяких мелочей, теплые одеяла. Теплый хунглауэрский плащ Сполох почти силком надел на царевну и застегнул на все пуговицы, хунглауни был до того лохмат, что замерз без плаща разве что в Орлаге, в Ледовых Пустынях.
   Из лодки вылез Сполох, весьма довольный. Под теплую рубаху с башлыком, он надел кольчугу без рукавов. За спиной в ременной сбруе висел топор. На поясе висел меч, короткий, но очень широкий – такие обоюдоострые мечи рубили тонкую сталь. На поясе –кошель с пятью железными шарами, такими шарами Сполох с десяти шагов в щепки разбивал дубовую доску. Абордажные крючья он положил в свой мешок.
   Нордаль же так и не расставалась с легким кинжалом, подогнанным под женскую руку.
   Перевертень продел через плечо длинный лук, два колчана для стрел и другой топор, двусторонний, на длинном черенке. Кинжал Хмура утонул в реке, однако Сполох порылся в своей сумке, куда никому не позволял заглядывать, и добыл оттуда пробой – колющее хунглауэнерское оружие: на короткой рукояти клинок в две пяди, трехгранный, с глубокими долами на каждой грани. Резать им было затруднительно, зато такой пробой, при хорошей силе удара, легко размыкал кольца кольчуги или прорывал стальные пластины.
   Они нехотя ушли от синих вод Святого озера. Впереди шел, умело отыскивая проходы сквозь заросли и звериные тропы, Хмур, который был в Арланде и знал путь к Великому Оберегу. За ним легко ступала царевна Нордаль, замыкал шествие хунглауни Сполох.
   Хмур вел их точно на солнечный восход, направляясь к берегу моря, где и стоял город арусов Великий Оберег. Иногда, по ночам он исчезал, а когда царевна просыпалась, уже жарил над костром вместе с Хунглауни кабанчика, или косулю.
   На третий день пути Нордаль, не жаловавшаяся на усталость, вдруг упала на пожухлую траву, по ее ногам прошла судорога. Хмур вынес ее на поляну, где рядом протекала мелкая речушка, там размял девушке ступни и голени и сварил мазь.
   Очнувшись от обморока, Нордаль увидела, что шаровары на ней засучены выше колен, Хмур с сосредоточенным лицом втирает в кожу мазь, а хунгалуни считает звезды.
  - Что ты делаешь, Хмур? – покраснев, спросила девушка.
  - Судорога у тебя была. – Пояснил перевертень, а Сполох, которого никто не спрашивал, добавил:
  - Не бойся, царевна, он не смотрит.
   Хмур пригвоздил его к месту взглядом и буркнул:
  - Не мели батогом.
  - Долго я спала? – помявшись, спросила Нордаль.
  - Не очень. Выпей-ка вот это.
   Царевна осторожно понюхала бурую жидкость, но все же, сморщившись, выпила.
  
  - Ну, как? – спросил Хмур, принимая кружку обратно.
  - Очень невкусно. – Честно ответила девушка и добавила:
  - Но сил как будто прибавилось, и в голове звон пропал.
  - Так и должно быть.
   Замолчали. Неловкую тишину нарушил хунглауни, вдоволь насмотревшийся на звезды и с довольным видом подсевший к ним. Он до того внимательно и пристально посмотрел на царевну, что та недоуменно спросила:
  - Чего тебе, Сполох?
   Тот не ответил, посмотрел еще и вдруг подскочил:
  - Я понял! Я все думал, на кого же так похожа ты, царевна! Прямо одно лицо, удивительно…
  - И на кого же? – улыбнулась Нордаль.
  - На Тинну, прекрасную ведьму из города Нэра в Хунглаунэре! Только у той уши были острые, как у тебя, Хмур, и глаза немного более раскосые. Это была моя первая любовь. – Мечтательно зажмурился Сполох.
   Царевна и перевертень с интересом посмотрели на него, а он продолжал:
  - Я ее встретил случайно, она покупала ткань у того купца, у которого я служил охранником. Как прохватила меня глазищами, до самого сердца – тут я и пропал. Что я только для нее не делал: цветы носил со скальных островов, один раз сопровождал ее на Совет ведунов. Как-то на нас в лесу напали волки, с десяток, так я дрался со всеми; семерых убил, остальные убежали. Всего поискусали, а она, Тинна, ручкой своей провела по ранам, они сами собой затянулись. Так я ее еще потом на плечах в Нэру отнес.
  - Ох, что только мы не вытворяли с ней, как малые дети, правое слово! Как-то раз пристал к ней на базаре охлестыш один, ну я хотел сразу ему харю порвать, да она не разрешила.
   "Мы, - говорит, - его по другому накажем." Среди ночи залезли к нему в окно. Тинна вся в лохмотьях, глаза горят, я в маске из ивовой коры, да давай вокруг его ложа отплясывать. Ну, я еще вякнул по хунглаунэрски, он, бедолага, в угол забился, да подштанники себе испортил. А мы с Тинной шасть в камин и в трубу, на крышу. И затеяли на той крыше танцы. Да луна еще ярко так светила, всем было видно, на чьей крыше ведьма пляшет.
   Еще она меня хитрым вещам научила: например, как по конькам крыш бегать, как в горящий камин спускаться, и как по той же трубе обратно вылетать, да как пугать еще.
  - Ну и где же она сейчас? –Спросил Хмур.
  - А-а! – Раздраженно махнул хунглауни лапой, - бес ее знает. Приворожила она меня, вот в чем дело. Как -то я нежданно домой к ней пришел, а она там мой портрет, вышитый на холстине, иголками костяными обкалывает, чтобы на других не смотрел, потом давай заговоры читать разные, да все на один лад, чтобы без нее мне жизни не было. Только хотела все это чародейство закрепить зельем каким-то, я вмешался, подхватил все ее сооружение, да в камин и бросил. Огнище как взревел, меня всего скрутило, чуть не помер там. Очнулся – она плачет, говорит, что не со зла, просто боялась, что разлюблю. Чудной народ эти колдуны и чаровницы! Я же без всяких заговоров на ней женился бы, а тут, как ножом отрезало: ну, думаю, ее, такую любовь, наколдованную.
   Хунглауни печально замолк, а Нордаль вдруг спросила:
  - А что с ней было, с Тинной?
  - Ничего хорошего. Прослышал я, что в Нэре облава готовится на ведьм. Трех волосюх загнал, взял грех на душу, но успел, забрал ее оттуда, посадил на корабль и отправил в Лихобор. Слышал, что она вышла замуж за перевертня и живет где-то в Сердце Чащоб.
  
   Первым деревню заметил хунглауни.
   Неожиданно лес расступился, и они вышли на берег большого оврага, на дне заросшего волчьими ягодами. Через овраг был перекинут подвесной мост.
   А на другом берегу оврага стояла деревня. Сразу перед мостом – капище Бога Святобора, в окружении огромных черных елей, плоская каменная плита, десяти шагов в поперечнике. На ней арусы проводили обряды и сжигали на костре хвойные венки, гроздья рябины, пучки дубовых листьев и деревянные фигурки, болезней и бед изображения.
   Сразу за капищем, начиналась деревенская улица, чисто выметенная, высокие терема арусов были изукрашены резьбой, крыши были тесовые. Арусы жили большими семьями. Когда же становилось тесно, молодоженам всем родом ставили терем и они продолжали род мужа.
   Арусы владели лесной магией, были в своеобразном содружестве с лесными зверями. У каждого рода был зверь покровитель, изображение которого было вырезано на столбе, вкопанном перед теремом. Члены рода не убивали таких зверей на охоте, помогали им при бескормице; звери же не трогали домашнюю скотину и посевы арусов.
   Деревню окружал высокий тын из заточенных бревен, а посредине ее стояла башенка с бронзовым колоколом, им отбивали время и подымали тревогу.
   Сполох свободно чувствовал себя в деревне арусов, хотя те и не несли в себе звериных чувств и крови, но верили в того же бога, и говорили на том же наречии, только называли они его не как хунглауни – старый восходный, а по своему – Изначальный язык.
   Некоторые из встречавшихся им арусов подозрительно косились на вооруженных чужаков, но, обменявшись с хунглауни несколькими словами, успокаивались.
  - Что он им говорит? – То и дело спрашивала Нордаль.
  - Ты не знаешь этого языка? – Удивился Хмур. Нордаль передернула плечами:
  - Мне хватает гуттлантского и наречия Людей.
  - Он говорит, что ты дочь князя Гутланта, а я с ним тебя сопровождаю, что я травник, а он – воин.
  - Тоже мне, воин, - тихо фыркнула Нордаль, - Возчик.
  - А вот напрасных слов не надо. – Отрезал Хмур. – Многим людям до Сполоха далеко.
   Вдруг, какая-то женщина, услышав слова хунглауни, сорвала с шеи драгоценное ожерелье из хризолитовых бусинок и протянула Хмуру, глядя на него покрасневшими огромными глазами, запричитала:
  - Возьми это, травник, я отдам тебе драгоценности всего рода, только спаси моего сына! Его съедает лихорадка, и никто не может ему помочь!
   Хмур оттолкнул от себя ожерелье и строго спросил:
  - Где ты живешь, мать?
   Аруска потянула Хмура к высоким воротам, подняв на которые взгляд, перевертень побледнел и отшатнулся, впившись глазами в родовой столб, почерневший родовой столб, с вырезанным лицом воина и медвежьей мордой.
  
   Малышка-арус метался в бреду на узкой кровати и стонал.
   Хмур слил отвар из котелка в кружку. Растер щепоть сухих листьев над больным, мальчик быстро успокоился, затих и ровно задышал. Тогда травник смочил ладони в отваре, отер лицо мальчика, потом худые ладошки, снова смочил руки и провел над ребенком – и на рубахе мальчика вдруг выступили алые огонечки. Хмур взял связку полыни, полил остатками отвара и медленными движениями стал водить ей над больным, словно выметая что-то из воздуха.
   Тут все, кто был в горнице, увидели, что алые огоньки срываются с тела мальчика и зависают над ним мерцающим облачком. А травник махал полынным веником все быстрее и быстрее, пока на теле больного не осталось ни одного огонька. Тогда он ткнул веником в облачко, собрал на полынь все огоньки и швырнул веник в горящий очаг. Пламя взревело, выбило тучу искр, и что-то и визгом и стуком вылетело в трубу.
   Хмур, на лбу которого выступили капельки пота, дрожащими руками смочил в чистой воде льняную тряпицу и вытер лицо ребенка, словно стерев со смуглой кожи сероватую бледность. Мальчишка открыл глаза и оглядел горницу, не понимая, почему так радуются мать и отец, чем так удивлены братья и сестры и что тут делает такой странный дядька с острыми, как у аруса ушами?
  - Спи. – Тихо сказал Хмур, и мальчик на удивление послушно закрыл глаза. Бесшумно собрав травы в торбу, травник вывел всех из горницы, и вышел сам. Отдал матери пучок золотистых листьев, скрученных и сухих:
  - - Заварить это в двух ковшах воды и пои сына на ночь, по маленькой чаше.
  Отец, арус с каштановыми волосами и светлыми глазами, спросил:
  - Чем нам отблагодарить тебя? Мы – богатый род и ты спас нам сына…
  - Можете продать нам трех единорогов?
  - Берите даром, как плату.
  - Не надо. И еще. – Хмур вдруг потемнел лицом. – Ваш род – Братья Медведей, да?
  - Да, мы – Братья Медведей, но зачем тебе это нужно?
  - Я хотел узнать, не было ли в вашем роду колдунов?
  - Один из моих предков был колдуном. Это был Златовлас, он жил семьсот лет назад. Больше не было.
  - Но. Клен… - Робко начала жена аруса, но тот жестко повторил:
  - Больше у нас колдунов не было. Это все, что ты хотел узнать?
  - Да. Когда можно будет забрать волосюх?
  - Хоть сейчас. Амур, отведи травника к загону.
  Высокий ( для аруса) парень отвел Хмура к загону из жердей, где зимой держали волосюх. Перевертень отобрал трех бурых, крепких единорогов и, не смотря на возражения хозяина, оставил на крыльце мешочек с серебряными монетами
   Когда путники уже сидели на волосюхах и выезжали из деревни, к Хмуру подбежала сестра больного мальчика и сказала:
  - Я верю, что ты не причинишь вреда моей семье, ведь ты вылечил моего брата. Так вот, знаменитый чародей Слабуг из Колодца Богов – из нашего рода.
   Сказав это, девочка скрылась между заборами. Хунглауни удивлено проводил ее взглядом и сказал про себя:
  - Так вот где Слабуг спрятал своих родичей…
  Вихрем проносились перед внутренним оком Слабуга леса и топи Лихобора, степи и плесы Отбург-Нака, тайга и древние городища Хунглаунэра, просторы Покой-Океана и скалы Нежитых Земель. Но нигде не видел чародей шара на лодке, которую он сделал сам, нигде не находил Нордаль, царевну Лийбы. Маг чувствовал, что ее нет в Веколесье.
   И именно это приводило его в недоумение. Если бы царевна, сбереги боги, умерла, он тут же узнал бы об этом. Он снова прошел взглядом по Веколесью и нечаянно вошел в тонкий мир.
   Он не поверил своим глазам: среди тонких лучей, в которые закованы души умерших, он увидел лодку с голым шестом вместо мачты. Он видел забытье Нордаль, муки перевертня, заметил отсутствие хунглауни. Он отчаянным усилием привел Нордаль в чувство. Та, пошатываясь, села и остановила шар. И он послал лодку в Арланд, и она послушалась его, как слушается старого хозяина собака, живущая у других…
   Когда же он очнулся, то тут же увидел, что Нордаль, прекрасная царевна Лийбы, рыжий хунглауни Сполох и этот поганый оборотень, что так часто смотрит на девушку, подходят к деревне, где жил его род.
   Он откинулся в резном деревянном кресле и позвонил и колокольчик, подзывая троллей.
  
   Старая разбитая горная тропа петляла над обрывом. Волосюхи ступали очень осторожно, они понимали, что если оступишься, полетишь кувырком вниз, разодрав шкуру в кустах боярки, и врежешься в стоящие строем на дне обрыва пихты. А за пихтами – бескрайние кедровые леса – главное богатство Арланты. Местами из леса высовывались вершины огромных валунов, похожих на присевших и спрятавшихся великанов. На закатном овиде блестела зеркальная гладь Святого озера.
   Сполох был очень недоволен – с утра выпал первый снег, а теперь опять солнце – тропа раскисла. Нордаль что-то напевала, Хмур же покачивался, выпустив из рук ошейник единорога, и о чем-то размышлял.
   Но когда они съехали с тропы на довольно обширное пространство, его что-то насторожило. Он осадил волосюху и оглядел кусты.
  - Что-то не то.… Вроде бы не зверь, а…
  Свинцовая палица вылетела из кустов, едва не сшибив Хмура с единорога. С ужасным рыком из кустов боярышника выскочили восемь рыкарей. Горбатые, вдвое
  Больше хунглауни, они окружили путников, взрывая лапами каменистую землю.
   Хмур и Сполох заслонили от них Нордаль, свистнули неуловимо брошенные хунглауни шары, с хрустом входящие в глаза рыкарей - и два черных великана с ревом попадали в заросли.
   Увернувшись от булавы, лишь сорвавшей с его плеча длинный лук, Хмур соскочил с волосюхи, шлепком послав ее прочь и выдернул из-за пояса секиру. Хунглауни тоже спешился и тут же сам с диким воем напал на ближайшего рыкаря, изрубив его в поленья.
   Перевертень поднырнул под удар накатывающегося на него рыкаря – булава глухо стукнулась о землю, и одним ударом подрубил корявую лапу рыкаря, тот рухнул, врезав в падении по плечу Хмура и сбив его с ног.
   Нордаль, справившись с первым испугом, со звонким кличем понеслась на рыкаря ,и с оттяжкой рубанула по горлу чудовища. Легкий клинок завяз в толстой шкуре, щиток, защищающий кисть, задержал руку и девушка слетела с волосюхи. Рыкарь поймал хвост убегающего единорога, одним ударом убил его, но замершую в ужасе Нордаль не тронул и пальцем, лишь вырвал из шеи клинок и сломал его об колено.
   На Сполоха напало большинство троллей, о безжалостно калечил их, вертясь, словно метель, но рыкарей очень сложно убить, и они, наплевав на множество ран, разом навалились на хунглауни. Тут-то и показал Сполох, каким невероятным вещам он научился у ведьмы. Он, как стал, так и взвился высоко-высоко – рыкари с треском сшибались лбами, а он упал позади них на лапы и разворотил спину еще одному.
   .Рык, не уступающий реву троллей, потряс горы. Серый медведь, с глазами, горящими ненавистью, напал на троллей сзади. Тут рыкари почувствовали страх. Медведь же вонзил когти в живот одному, выворотив их с огромным куском плоти, и одним ударом лапы снес башку другому. Нордаль подхватила топор перевертня, подрубила раненому троллю ноги и отсекла ему руки, когда тот повалился на камни. Медведь метнулся к последнему троллю, но хунглауни опередил его _ в Сполохе вспыхнула слепая рысья ярость, он отшвырнул топор, выпустил страшные когти-крючья и, отчаянно воя, прыгнул на плечи чудовища. Когти вонзились в глаза рыкаря, могучие лапы разодрали морду надвое. Рыкарь стряхнул с себя хунглауни и, страшный, искалеченный, упал на тело другого.
   Медведь тяжело осел, кувыркнулся назад через голову и поднялся с земли Хмуром, который, держась за плечо остервенело, оглядел побоище. Тут и там чернели смердящие глыбы мертвых рыкарей.
   Хунглауни подобрал свой топор, оглядел, лезвие было иззубрено и смято.
  - Ну и шкура у этих тварей! Что с плечом, Хмур?
  - Вывихнул вроде.
  - Давай вправлю.
   Сполох усадил Хмура возле большого валуна, взялся за плечо одной лапой, второй неожиданно ударил по предплечью, вправив сустав. Хмур, сдавленно рыкнул, оттолкнул от себя Сполоха, проворчав что-то о костоправах из Хунглаунэра. Нордаль старалась казаться спокойной, но ее выдавала бледность и подрагивающие руки. Хмур посмотрел на нее и сказал:
  - Если надумаешь еще когда-нибудь нападать на рыкаря верхом, никогда не руби легким клинком, и не коли копьем. Его можно убить только топором, либо секачом.
  - А лучше всего, - добавил хунглауни, достающий из разбитых голов троллей свои шары и тщательно вытирающий их, - Лучше всего с этой тварью вообще не связываться. А клинком ты владеешь неплохо, по удару видно было.
   Хитроумный хунглауни сообразил, что нельзя насмехаться над царевной за неумелость, лучше разговаривать с ней, как с равной. А то разобидится, случится тогда большая помеха, будет перечить ему на каждом шагу. Ну, ее, эту гордость княжеской дочки.
   Волосюхи Сполоха и Хмура успели убежать, и теперь стояли, дрожа, в кустах, поглядывая на хозяев. Убежать далеко не давала верность, удивительное качество волосюх, которые очень быстро привыкали к новым хозяевам, если старые продавали или бросали их.
   У одного из троллей хунглауни нашел искуснейшей работы чекан-молот, с одной стороны заточенный, с топорищем, выточенным из зуба морского зверя и украшенным выжженным узором. Сам молот был воронен и с боков украшен чеканным узором. Видно, он был маловат для лапищ рыкаря и тот носил его из хвастовства, или как знак отличия. Чекан несколько утешил Сполоха, опечаленного потерей трех шариков, они затерялись в глубине рыкарьих голов. Те шары, что застряли в глазницах, он таки выудил, хоть и удостоился брезгливого взгляда Нордаль.
   Завязался спор, на чьей волосюхе поедет Нордаль. Порешили, Хмур отдаст своего крепкого и большого единорога Сполоху и Нордаль, сам же сядет на Кроху – волосюху хунглауни. Кроха недовольно порычал, но рассудил, что ему все же легче, чем Звездочке, единорогу Хмура, и успокоился.
   Рыкари шептались о безумстве мага - ради девки угробил восемь воинов, бросил травы и лечение больных, а прилетевших утром магов Гуттланта изгнал, словно нищих бродяг!
   И сейчас притащил из Великого Оберега какого-то наемника, да еще человека! Первого человека, побывавшего в Колодце Богов!
   И этот человек сидел в приемной зале, не сбив даже пыли с сапог. Низкорослый, ядреный, как лиственный пень, в кольчуге до колен, чернявый, с кудрявой бородищей, густющими бровями и сероглазый – родом, видать, из Гуттланта.
   На поясе булава со свинцовым шаром, за спиной колчан, но не со стрелами – из него торчали вроде бы древки дротиков. Сидя в искусно вырезанном из многоствольного пня кресле, он прислонил к колену огромный арбалет, со стальным луком и ножен, вырезанных из твердого, как кость клена.
   Немалая сила нужна была, чтобы натянуть тетиву такого! На поясе - упряжь с тремя кинжалами – серебряным, наговоренным железным и с клинком из крес-камня у третьего.
   Этот человек, Ратобор из Правого Посада, был охотником за оборотнями. Он шатался по Веколесью, истребляя черных оборотней – зарлаков, варгов, да и перевертней иногда, хотя последние – Народ Бродячих Душ – никому вреда не делали. Теперь его, неведомо как, из Кабака в Великом Обереге, чародей Слабуг перенес аж в Колодец Богов.
   Дело было простое – отбить у перевертня и его друга девушку. Ратобор был уверен в своей силе – еще не одного оборотня не оставил в живых его огромный самострел, хоть изгнали его из братства витязей Косой Ивы за корыстолюбие! И в колчане не дротики, а остро заточенные осиновые колья!
   Да и обещал чародей в награду слиток золота в полпуда весом, не меньше. Не нравилось Ратобору лишь то, что чародей желает отправиться вместе с ним – человек привык драться один, да и настораживало то, что эти двое, перевертень и хунглауни, перебили восемь троллей и остались живы.… Но, блеск золота затмевал все сомнения и Ратобор терпеливо ждал, широко расставив ноги в волчьих унтах.
   Вдруг из боковой дверцы вылетела фигура мага в огромном белом плаще и закрутила человека в огненном вихре, в котором стены терема растаяли, как дым.
  ===================================================================
  - Чуешь, Сполох? – Тревожно спросил Хмур.
  - Да. Будто сам воздух стал другим. Так я скоро каждой тени бояться буду. Будто я не в Арланде, а в Лихоборе. – Пошутил хунглауни невеселым голосом.
  - Звери. – Тихо проронил перевертень.
  - Что звери?!
  - И одного зверя на версту кругом. Чувствую.
  - Та ведь скоро к городу подъедем.
  - Нет, тут что-то нехорошее.
   Волосюхи мелко подрагивали шкурой, Лапы великанов кедров поникли, откуда-то налетел ветер и ожег лица сухой снежной пылью.
  - Сполох, давай-ка спешимся.
   Хунглауни понял, перевертень чует опасность. Он сам почуял колдовство, а с нежитью разной нельзя драться верхом – единорог умрет, да и сам не получаешь силы от земли.
   По торчащим из снега пучкам сухой травы пробежали огненные змейки, обегая огромные валуны и кедры. Хмур нашел три валуна, смыкавшихся стенами, загнал в этот закуток волосюх, спрятав за ними царевну. Та тоже порывалась в надвигающуюся битву, но одного взгляда перевертня, в глазах которого сверкали зеленые звероватые огоньки, хватило, чтобы она успокоилась. Перевертень и хунглауни стали плечом к плечу, загородив проход. Сполох взял наизготовку чекан, а Хмур водил в стороны выправленным и заточенным топором.
   А золотые змейки стеклись в сияющее веретено, которое прорезала черная щель.
  Из этой щели выскочила белая тень и витязь в кольчуге до колен.
   Ратобор вздернул арбалет и рванул спусковую скобу на себя. Лишь быстрота спасла перевертня – кол ударил не в грудь, а в левое плечо, пробив его насквозь. Хунглауни, потрясенный подобным коварством, метнул шар в стрелка. Странно замедлив время, низкорослый воин в белом плаще и боевой арусской маске вырвал из ножен меч с костной крестовиной - – шар упал на снег, не долетев до наемника. Тут испугался даже Сполох: тусклый клинок перевили серые дымчатые ленты и в воздухе закружились пепельные тени с алыми глазами - плакуны, могильные духи, обитатели древних курганов, вечно оплакивающие мертвых и сводящие с ума живых. А меч этот – Хоррад, меч колдуна Мутара-Рыдателя, создан самым поганым колдовством.
   Но никто еще не мог похвастать тем, что до полусмерти напугал хунглауни. С яростным воплем Сполох проскочил сквозь толпу плакунов и едва не убил на месте колдуна, тот еле успел отбить удар чеканы. Кол, пробивший руку Хмура в плече, лишил его возможности превратиться в зверя, обездвижил руку, но не более.
   Яростно схлестнулись воины – и замершую округу огласили свирепые вопли Сполоха, ругательства Ратобора, рык Хмура и пронзительный вой метавшихся вокруг единорогов плакунов. Волосюхи не выдержали смертельного страха, исходящего от духов и умчались, открыв замершую Нордаль, которую тут же окружили плакуны.
   Слабуг сразу узнал в своем противнике Сполоха, ведь когда-то они вместе странствовали по Отбург-Наку. Но теперь былая дружба ничего не значила для мага.
  Чувствуя звериную злобу хунглауни, он даже забыл о колдовских свойствах меча. А Сполох, словно не чувствуя веса своего чекана, теснил мага все больше.
   Ратобор замахиваясь булавой подскочил Хмуру, чтобы добить его, но перевертень вдруг открыл черные с зеленью глаза, горящие звериным огнем, и отбил удар. Левая рука его болталась как плеть, по ней текла кровь, но он, казалось, не замечал этого. Он едва не вогнал Ратобору в грудь топор, но тот отскочил, швырнул в перевертня тяжелый арбалет и тут же напал сам. Хмур увернулся от арбалета, встретил булаву хлестким ударом по стержню. Топор заметно иззубрился, а Ратобор страшно вскрикнул и выронил оружие, ему отбило ладони. Хмур поверг его оземь ударом обуха в грудь
   А хунглауни, закрутив аруса в смертельной пляске, успел-таки метнуть шар и попал прямо в лоб. В глазах Слабуга потемнело, он выронил меч, и маска его раскололась, упала наземь. Меч прожег землю и ушел в нее, вместе с ним исчезли и плакуны.
   А Сполох стоял и таращился на своего давнего друга Слабуга:
  - Да что же это… что же это такое? – растерянно сказал он и опустил чекан. – Это как же… как же так?..
   Слабуг поднял на него глаза, шепнул заклятье, и Сполоха отшвырнуло прочь и ударило о валун.
   Чародей едва успел увернуться от топора Хмура, и второй удар убил бы его, если бы оклемавшийся Ратобор не швырнул в раненое плечо перевертня булаву, которая выбила кол из раны. Хмур вскрикнул и промахнулся, а маг коротким ударом локтя в грудь лишил перевертня сознания. Потом повернулся к Ратобору и обжег его взглядом:
  - Он пощадил тебя, а ты ударил в спину…
  - Но я спас тебе жизнь! – прохрипел человек.
  - Но ты себя покрыл позором! Получай свое золото!
   Невесть откуда в руке Слабуга взялся слиток, и он метнул его в грудь человеку, мгновенно убив его. Потом подбежал к неподвижно замершей Нордаль, подхватил ее на руки и исчез вместе с нею в золотом в золотом вихре.
  Нордаль тихо спала на устланном белой льняной тканью ложе, подложив руку под голову. Слабуг поправил льняное покрывало и провел по рассыпавшимся по подушке светлым волосам Нордаль. Что-то за его спиной вспыхнуло жаром, он обернулся и отпрянул: перед ним стоял статный старик в темно-зеленом плаще, или рясе; с серебряной бородой, заплетенной в косу, длинными белыми волосами, перехваченными черным обручем. Мелкие искорки плясали в карих глазах, в руке старик держал витой жезл, укрепленный кленовыми листьями.
  - Зачем ты сделал все это, Слабуг? – В низком голосе старика звучала глубокая грусть.
  - Я не мог иначе, Светлый…
  - Зачем? Ты лишил дочери отца, убил свою соплеменницу, вся вина которой в верности, ты повинен в смерти восьмерых подгорных великанов, которых ты послал на грязное дело. Может, ты завершишь свои деяния гибелью царевны Нордаль?
  - Нет!!! – арус смертно побледнел, качнувшись вперед, и в его огромных глазах мелькнули алые сполохи, - Ты никогда не сможешь меня понять, аллин с деревянным сердцем! Никогда и не причиню зла той, кто разбудил во мне старое проклятье арусов - испепеляющую, огненную любовь! Она жизнь моя! И все, кто попытается отнять ее у меня, умрут лютой смертью! Слышишь, Светлый?
   Светлый маг опустил голову и глухо проронил:
  - Ты безумен, Слабуг. Ты попрал главную заповедь светлых магов – не использовать волшебство для черных дел! Ты убил колдовством! И я лишаю тебя светлого призвания и клеймлю твое лицо печатью зарлака!
  Маг выбросил ладонью вперед руку, и Слабуга отбросило в угол зала. Он скорчился, закрыв лицо ладонями, а когда убрал их, под его глазами горели две изогнутые алые полосы.
   Разгулялись буйные духи-ветряки, оборвав в Месяце Ветров все одежды с лесов, потрепав темные хвойные лапы пихт, елей, сосен да кедров. Нагнали с Льдовых пустыней, из Орлага снеговые тучи и загуляла по земле поземка, устилая сухую траву, крепко заметая, никто чтобы не разглядел, дела добрые и черные, все следы, все грехи укрывал белыми сугробами. Стараются ветряки, несутся со всех сил, пеленают снегами Веколесье, да разносят вой волков.
   И вместе с тем воем разносится по Веколесью клич, яростный, тоскливый, переливчатый клич без слов, но несущий себе гнев, мольбу, горечь и силу, которой нет выхода.
   Везде, куда доносят ветряки этот клич, загорается в небе огненная рука Бродячих Душ, и видит ее всякий, кто может увидеть.
   … и огромного роста кузнец кладет молот на наковальню, гасит огонь в кузнице и медведи исчезают в лесу…
   … и из девичьего хоровода вырывается тоненькая рыжая девушка, убегает в заросли тальника, и ускользает в обличье большой лисы…
   … и седой дед с острыми ушами кладет почти готовую корзину на лавку и седым лунем взлетает в небо…
   … и заскрипит, зашатается старая корявая береза в лесах Лихобора; ударит из-под корней белый пар; и лесной рыцарь с белой, в отметинах, берестяной шкурой, огромными прыжками убегает по трясине.
   Все они пробираются по своим землям к местам тайным, известным только им самим, где вкопаны в землю высокие деревянные столбы с изображениями зверей. Прикасаются оборотни к столбам и исчезают, появляясь снова в Арланте, среди огромных валунов и вековых деревьев, рядом с раненым медведем и рыжим хунглауни.
   Там они принимают свой наружный облик, садятся вокруг костра и снимают рассказ Хмура о маге, который стал зарлаком-демоном. Кто-то возвращается домой, кто-то остается, чтобы принять участие в битве со Слабугом.
   Хмура немало задело то, что из тех, кто родился перевертнем, не остался никто. Остались лишь чернявые, как угли, двое хунглауни – кряжистый, облысевший оборотень-вепрь и тончавая собой девушка-лиса, оба они стали перевертнями по родовому проклятию: да еще лесной рыкарь – древний оборотень Бегун.
  ===================================================================\
  - Уснул, говоришь? Дай-ка его сюда. – Отдалось в голове Сполоха. Бегун говорить не умел или не хотел, он просто спрашивал мыслью. Хунглауни осторожно вынул из сумки крес-камень и вручил его лесному рыкарю. Тот принял его, огладил твердой ладонью холодную зеркальную поверхность.
  - Много я на своем веку повидал таких вещиц, - бормотало в голове Сполоха. А Бегун вдруг водрузил шар себе на голову, среди множества веточек шар загудел и слабо засветился. Бегун удовлетворенно закрыл круглый единственный глаз и коснулся шара кончиками пальцев. Тот загудел во всю мочь – точившие оружие перевертни беспокойно оглянулись. И когда гул перешел в визг, рыкарь снял с головы шар и все стихло.
  - Возьми. Я его разбудил.
   Хунглауни Сполох принял шар и сунул обратно в сумку.
  - Я, однако, не пойму. – Заговорила Ллер, девушка-хунглауни. –Если этот шар двигает корабли, то где тогда наш корабль?
  - Наш корабль, правда, еще не знаю какой, стоит в гавани Великого Оберега. – Ответствовал Сполох.
  А Хмур тайком разглядывал хунглауни. Честно говоря, он всегда удивлялся, почему
  У низкорослых, страшных хунглауни, такие красивые женщины. Они отличались от женщин людей разве что коротким мехом, которого не было лишь на ладонях, лице и шее, и который почему-то совсем их не уродовал; большими округлыми розовыми ушами, выглядывающими из пышных прядей волос; да огромными глазищами, похожими по форме на каплю , сужающимся и слегка поднимающимися к вискам. Конечно, в чертах лиц женщин-хунглауни не было никакой правильности, но все равно, все они были необыкновенно милыми.
   Но Хмур видел, как Сполох орудует в драке своими когтями и подозревал, что у Ллер в пальцах, длинных, тонких, но сильных, прячутся такие же когти.
   Что касается второго хунглауни, со странным именем Выскочь, то Хмур сразу почувствовал какую-то симпатию к молчаливому надежному мужику с висячим, как огурец носом. Как и Ллер, он стал оборотнем из-за родового проклятья, тяготился этим, но мало-помалу привык, научился лихо владеть неподъемным кистенем и стал наемником. Однако, Хмуру он согласился помочь просто так, не надеясь на награду.
   А вот к Бегуну он по началу относился с недоверием – больно уж походил тот на горного рыкаря, отличался только осанкой. Он ходил прямо, не горбясь, да головой – у горных рыкарей были огромные лобастые головы с большими ртами, полными зубов, выдающихся вперед и два желтых глаза. Голова же Бегуна росла просто как продолжение тела, только отходили от незаметных плеч сучья-ручищи, подбородка не было и в помине, рот губастый и маленький, а глаз вот один, черный, как агат, большой и круглый. Да и раздражала его манера читать мысли. Но только по началу, с каждым днем он привыкал к рыкарю все больше.
   Широкие улицы арусского города были заполнены толпой – сегодня базарный день. Плечом к плечу шли, разбивая толпу, пятеро воинов: перевертень, девушка хунглауни, двое хунглауни мужчин – рыжий и чернявый, да еще кто-то огромного роста, закутанный в плащ. Но что-то их объединяло, словно какая-то сила, будто они все были родными. Прохожие сторонились их и даже толпа подвыпивших наемников обошла их стороной.
   Они прошли по главной улице, мимо колокольни, здания Городского Совета, солнечных часов, миновали храм Ярого Бога, рынок, орущий и переполненный, обошли вокруг Святобора и остановились у приземистого дома, в который то и дело входили арусы. Постояли, о чем-то тихо разговаривая, потом зашли внутрь, где за столом сидел писарь, а рядом в резном кресле помещался толстоватый арус, волосы с висков которого были заплетены в косы, доходящие почти до пупа – знак почтенного возраста и купеческого звания. Подождали, пока купец договорится о чем-то с седым корабелом, и вместе окружили стол.
  - Что надо? – пробасил толстяк. – Кто такие?
  - Быстро ты меня забыл, Гунар-Маклак. – Ухмыльнулся, откинув капюшон, чернявый хунглауни с висячим носом и усами, закрученными в кольца.
  Купец оглядел хунглауни, почесал вздернутый нос и вдруг весь просиял, вскочил со
  Своего трона и облапил чернявого:
  - Выскочь, подлец! Где ты пропал, окаянный оборотень? Ну, садись на лавку.
   Писаря немедленно отправили домой, дверь заперли, и Гунар всем достал по кружке ялового пива. У аруса Гунара-Маклака и хунглауни Выскоча завязался разговор, из которого Маклак узнал, где Выскочь пропадал все эти зимы. Остальные перевертни узнали, что Маклак – хозяин половины торговых кораблей Великого Оберега. Так же Малаку было объявлено, что его другу нужен маленький боевой корабль, не ладья, так хоть большая лодка.
  - Ты тоже меня пойми, Выскочь. – Посерьезнел Маклак. – Если я отдам тебе хоть один корабль, то мне придется расторгать договора, терять покупателя, я понесу очень бо…
  - Я понимаю, - прервал его Выскочь и посмотрел на своих попутчиков. Каждый достал кошелек и положил на писаревский стол. Закутанный великан же долго пыжился и кряхтел, но все же выложил на стол сверкающий драгоценный камень. Лучик солнца из окна пробежал по камню, тот осветился цветистыми бликами и засиял синим, фиолетовым и сиреневым цветами.
  - Так что же, Маклак? Значит, не дашь корабль – убытки и все подобное…
  - Ради друга, - торжественно заявил арус, - Я готов понести любые убытки. Лодку возьмете на Закатной Пристани, вот… - Он выудил из-под стола лист бересты, намалевал на нем свой знак. – Покажете это сторожам.
  
  Сторожа, завидев знак Маклака, без слов пропустили перевертней и Сполоха на пристань и там, среди круглоносых купеческих кораблей с высоко поднятой кормой, они нашли маленькую боевую ладью: острогрудую, длинную. Немало, видно, потрепало ее в море: борта были со следами мечей, топоров и копий; в одном месте набой обуглен, когда-то украшавшая нос голова единорога вырвана с корнем.
  - Ну, Маклак, ну, змей овражный, под забором рожденный, - сокрушался Выскочь. – Да тут работы на неделю.
  - Сделаем. –Отмахнулся Сполох. – И заодно поставим на нее крес-камень, у меня написано на свитке, где и как лучше изготовить парус. Дня за три управимся.
  - Зато от ветра зависеть не будем.
  - Подожди, Сполох, - тронула его за плечо лучница Ллер, - а откуда вы с Хмуром знаете, где искать черного мага?
  Я узнал его. – Помрачнел Сполох. – Это мой бывший друг, он живет в Колодце Богов. Это скальное ущелье дальше на побережье, на лунную сторону от города.
  - Тогда давайте отгоним ладью на веслах к лесистому берегу, да займемся ей вплотную, как следует, отладим все. – Предложил, почесав черную бороду Выскочь.
   Воины сели на весла и вывели лодку из рядов кораблей. Лодка была узкая, длинная, с основой-однодеревкой из расщепленного соснового ствола и невысокими набоями из досок. Попотели ( все же в лодке должно быть не четыре гребца, а шесть, или восемь), но загнали ее в узкий каменистый фиорд, с берегами, заросшими лесом . В этом фиорде останавливались за питьевой водой и для починки многие купеческие корабли. В конце фиорда стоял на берегу бревенчатый домик, рядом – колодец для пресной воды.
   Три зори пробыли в фиорде волны, три зори, чинили хунглауни лодку – меняли набой, конопатили, ставили новую мачту, стояк для шара, настил кое-где тоже нужно было заменить. Рыкари в основном помогали, – подносили, поддерживали, да распиливали бревна на доски длинной пилой, а строили хунглауни – Сполох, Выскочь и даже Ллер.
   Сполох немало удивился, узнав, что Ллер – хороший столяр. В Хунглаунэре, да и во всем древнем Веколесье женщины не занимались мужскими ремеслами. Но дед Ллер был сторожем и научил внучку премудростям своего дела. Вообще, как заметил Хмур, Сполох не уставал восхищаться Ллер, и в разговоре с ней даже стеснялся и терял свое острословие. Однажды он даже подарил ей букет из красивых кленовых листьев, а когда Ллер улыбнулась и поцеловала его в щетинистую щеку, прямо-таки расцвел от счастья.
  Насобирал же где-то!
   На четвертый день Сполох и Ллер ушли в город, где им за день на заказ соткали парус под неусыпным надзором рыжего хунглауни, из особой ткани с вплетением серебряных нитей. Потом они с Хмуром, который страшно тосковал и уходил на ночь в лес, долго шатались по лесу, собирая нужные травы, выварили в них парус и натянули его по другому – ровным тугим треугольником. Взамен резной фигуры поставили по хунглаунэрскому обычаю четырехгранный брус с руками на каждой грани: рукой Луны, Солнца, Заката и Рассвета.
   Перевертни взошли на корабль, Сполох водрузил крес-камень на пять железных острей, перекованных из тех абордажных крючьев, что оставил ему отец, повел лапами над ним, и лодка понеслась по фиорду, пронзая волны. А на носу у бруса сидел Хмур, гладя вперед бездонным взглядом черно-зеленых глаз.
  - Что случилось… где я?! Хмур… - простонала Нордаль, открывая глаза и увидела склонившегося над ней желтое лицо с алыми горящими полосами под огромными глазами, закричала и забилась в угол ложа.
  - Кто ты? Какое у тебя жуткое лицо… Кто ты?
  - Твоя судьба, - обронил арус и склонил голову, темные косу упали на лицо.
  - Ты… ты убил Хмура?! – Девушка смертно побледнела, - И Сполоха… Сполоха-рыжика…
  - Может быть. А может быть и нет. Странно мне…
  - Убийца!!!
  - … странно мне видеть тебя сейчас, близко так, после стольких лет ожидания. Но я чувствую, что ты далеко…
  - Зачем ты украл меня, демон?
  - Демон?! – Слабуг откачнулся, закрыл лицо руками и клеймо зарлаков обожгло пальцы, он застонал:
  - Проклятый аллин… а я теперь демон… - Арус распрямился и улыбнулся, улыбнулся странно и тоскливо:
  - И пусть. Пускай я демон.
   Он отвернулся, было, сделал шаг и снова повернулся, обжигая Нордаль взглядом:
  - Все я потерял ради тебя, княжеская дочь, уважение собратьев, покой и честь. У меня был род, теперь его у меня нет. Теперь я зарлак – демон.… Но ты не бойся, арус, даже если становится демоном, никогда не причинит вреда своим близким. О-о, теперь я чувствую, что это правда, это древнее прорицание, – правда.… На всех арусах лежит старое проклятье – плата за разум. У каждого народа она своя, эта плата: у перевертней душа не звериная и не человечья; хунглауни душит багровый гнев; отунаки тоскуют о небе; а люди – люди обречены вечно уничтожать самих себя и вырождаться в мучениях.
   А арусы же никогда не смогут держать в узде свои чувства, вот почему вдовы бросаются со скал, вот почему отвергнутые любимыми становятся страшными воинами, вот почему когда-то арус Йорин вдвоем с другом смог одолеть величайшего мага и демона Нуртрата –он мстил.… Теперь во мне воспылала любовь к тебе, царевна. О, ты боишься, не бойся меня.… Пусть я нарушил законы чести и использовал свою силу во зло - и теперь я демон!!! Не будет мне пощады в тончайших оковах лучей тонкого мира, что крепче алмаза, но нескоро вам удастся меня туда заволочь, поганые оборотни! – Вскричал он, повернувшись к открытому окну, выходящему на яркую сторону. – О, я вижу острогрудую лодку с черным парусом, несущуюся к Колодцу Богов, и правит ей рыжий хунглауни. Еще двое хунглауни рядом с ним – девка, черная лиса и вепрь-оборотень. А на носу – лесной рыкарь и еще один, тот, кто знает, где ты и ищет тебя, царевна.
  - Это Хмур!
  - Да, это Медведь, он глядит прямо мне в глаза бездонными зеркалами своих глаз. В его жилах течет кровь алинов, он чужак для перевертней, потомков разумных медведей. Ты утихомирила его душу, Нордаль, ибо в тебе половина его души сокрыта, он любит тебя, Нордаль! – Слабуг вскинул голову в яростном хохоте и темные косы встряхнулись над железным обручем.
  - Я тоже люблю его! – Выкрикнула Нордаль, слезла с кровати и подошла к чародею, - Слышишь, ты, потоптавший честь своего рода!
  Хохот аруса-демона сразу утих, он ссуженными глазами уставился на Нордаль, а та продолжала:
  - Я люблю травника-перевертня и никогда тебе не завладеть моим сердцем и душой, слышишь?
  Колдун снова заговорил, и теперь глубокая тоска слышалась в его голосе:
  - Ты сделала выбор, принцесса. И я вижу, что погасить твою любовь может только смерть. И я убью Хмура, убью в честном бою, хотя мог бы сейчас же обратить на него шторм и потопить его скорлупку! Тебе же я смою чарами всякую боль и память – если тот, кто тебя разбудит, будет Хмур, то память вернется к тебе, если я – то ты не будешь помнить никого, кроме меня.
   И прежде чем он успел договорить, рука его уже взметнулась и, словно, выхватила из тела девушки жизнь, она мягко упала на ложе. Слабуг отошел, повел сцепленными пальцами, и комнату заткала хрустальная паутина. Он вышел в коридор, обернулся к висящему на стене зеркалу – в нем не было его отражения, но это не ужаснуло мага. Он стоял, смотрел в пустое стекло и ждал.
  
   Рассекая нефритовые волны, неслась по морю маленькая ладья, неслась прямо против ветра, но ее черный парус был туго натянут. На корме стоял рыжеволосый хунглауни, держа лапы над шаром крес-камня, переливавшегося огнями.
   У паруса перевертни готовились к битве – правили оружие, проверяли доспехи. Выскочь менял прохудившиеся и подлатывал болтающиеся чешуйки на своем чешуйчатом доспехи. Ллер уже проверила кольчугу и теперь меняла растянувшуюся тетиву на своем боевом луке. Бегун достал из своей сумки на поясе три круглых раковины на кожаных шнурах. Эти раковины он роздал Сполоху, Выскочу и Ллер и объяснил: " В раковинах – шумные духи. Если на вас нападет множество врагов, нужно открыть раковину и сразу лечь на землю. Ясно?"
   Всем было ясно. К этому времени витязи прониклись уважением к старому древесному оборотню: он жил уже много веков и побывал во множестве миров. Иногда, вечером, он по общей просьбе посылал им видения иных времен и иных миров, где сам бывал.
   А Хмур стоял на коленях перед узким бочонком и разбирал на нем сухие листья и травы из своей сумки, напряженно морща лоб. Наконец выбрал шесть стебельков и стал сплетать их вместе с ивовыми прутьями, иногда вплетая венчики иных трав. Потом, разведя маленький костер в котелке, он приготовил взвар разрыв-травы, порошок истолченных листьев которой всегда был с ним в сколоченном без единой железочки дубовом сундучке.
   Витязи заинтересовались и собрались вокруг травника. А он взял толстый тугой шнур, в который вплел травы и прутья, и полил его пресной водой. Он вдруг разбух и запах незнакомыми цветочными запахами. Повернулся к витязям:
  - Мне нужна кровь, три капли крови древнего народа.
  Бегун без слов протянул ручищу. Хмур слегка порезал похожую на бересту кожу и собрал три капли крови в перелитый в деревянный кубок взвар разрыв-травы. С шипением взвар вдруг загустел, как смола и покрылся шапкой густого тумана. Хмур положил шнур из трав на настил и вдруг выплеснул взвар ровной полосой, залив шнур полностью. Туман ударил густейшими струями, окутал все кругом и раздался стон, похожий на скрип падающего дерева. Хмур торопливо разогнал туман и поднял с настила меч, темно коричневый, без крестовины, расширяющийся к середине и вновь сужающийся к концу. Клинок покрывали прихотливые изгибы морщинок, как на коре. Выскочь потрогал меч в руках Хмура и широко ухмыльнулся:
  - Ну, молодец! Только много ты им навоюешь, такой деревяшкой!
   "Да ну?" – мысленно спросил у него Бегун и достал из большого кожаного чехла, который таскал с собой, точно такой же деревянный меч. "Ну-ка, Выскочь, достань свой тесак. Сможешь встретить ли удар такой деревяшки?"
  - А то как же. – Ответил Выскочь, достал из ножен длиннющий и широкий нож-тесак и выставил его перед собой. Хмур же, перебросил деревянный меч из руки в руку, взмахнул им для привычки и рубанул по подставленному стальному клинку. Со звоном сталь раскололась на кусочки, усыпавшие палубу, а хунглауни, шипя, потирал ушибленную руку. Потом попросил меч перевертня и осмотрел его, сказал недоуменно:
  - Что это такое? На нем даже отметины не осталось? Это колдовство?
  - Это умелое использование того, что нам преподносит природа в самых, вроде бы привычных местах и вещах. – Улыбнулся Хмур. – Воровская разрыв- трава сделала деревянный меч таким. Рубит он не хуже стального, но железо от удара о него разрывает в клочья…
  - Земля! – Завопил с кормы Сполох. – Я вижу скалы!!!
   Скалы возникли как-то вдруг. Лодка плыла вдоль побережья, и их скрывал высокий лес, да туман. И, вдруг, без всяких предгорий, они выпали выше небес отвесной, широчайшей стеной, одним своим боком упирающейся в море. Сполох подвел ладью к берегу и завел в узенький пролив между валунами. Выскочь спрыгнул на усыпанный галькой берег, вколотил толстый кол в россыпь камней и привязал к нему ладью канатом. Остальные витязи сошли следом.
  - Это как же вы изволите подниматься вверх? – Со всевозможным ехидством осведомился Сполох, указывая на гладкую и отвесную скальную стену.
  - Сейчас ты это узнаешь, рыжик неверующий. – Усмехнулась Ллер и взяв за руки Хмура и Выскоча, подошла к Сполоху. Тот подозрительно посмотрел на них, но промолчал. А Хмур и Выскочь обошли его с боков и взялись за лапы лесного рыкаря, таким образом, окружив хунглауни Сполоха хороводом. Сполох быстро проговорил:
  - Если вы хотите зашвырнуть меня наверх, то лучше не надо.
   Перевертни улыбнулись, как один, как один сделали шаг вправо и медленно закружились вокруг сполоха, постепенно ускоряя шаги и запели песню на непонятном языке, звонком со множеством двойных согласных. Лица у всех вдруг стали похожими на Хмурово лицо, даже у рыкаря: черноглазыми, узкими, носатыми, копны серых волос трепал ветер. Сполох изумленно увидел, что скалы, окружавшие их, вдруг ухнули вниз. Но нет, это он с кружившимися в хороводе перевертнями взлетает ввысь. Боясь взглянуть под ноги, он втянул голову в плечи, пробивая макушкой облака и капельки воды оседали на круглом наплешнике.
   Выше и выше поднимался хоровод оборотней, мимо влажных серых скал, мимо орлиных гнезд, достигая зубчатых вершин и, перестав подниматься, полетел над скалами, минуя оторопевшую охрану. Не понимая, откуда взялось огромное сияющее кольцо в небе, рыкари на всякий случай скинули вниз камни, обмотанные горящей паклей, знак тревоги. Некоторые метнули топоры, но промахнулись из-за нестерпимого блеска кольца.
   А песня перевертней стихла. Теперь запела одна Ллер. Прекрасным, переливающимся голосом она запела песню-заклинание на Изначальном языке, который понимал и Сполох. Потом песню подхватил негромкий голос хмура и низкий, хрипловатый рык Выскоча. И зазвучала музыка, похожая на звук струн и журчание ручья – ее творил Бегун.
   Разрывая покров облаков,
   Зарождается в Веколесье
   Сила, сильнее стаи волков,
   Исходящая от единения.
   Вновь встретились перевертни
   Вновь вместе души бродячие
   Как в стародавние дни
   Идут они рука об руку
   На битву смертную
   И посторонились звери
   Братья им нареченные;
   Дивятся их нерушимой вере
   И уступают им дорогу
   Суровые скалы…
   И хоровод спускался вниз, и перевертни обретали свой истинный облик. Вынырнули из тумана голубые ели, башни из пестрого мрамора, стена, а под стеной сплошная бугрящаяся чернота: сотни троллей Колодца Богов, все кто мог держать в руках секиру. Они уже увидели огненное кольцо хоровода, когда в их головах эхом прозвучали слова Бегуна: " Зачем устраивать бойню, рыкари? Разве не чувствуете, что защищаете не мага Слабуга, но черного зарлака? Неужели вам не дороги ваши жизни? Ваши души?"
  - Нет!!! – Разом рявкнула сотня глоток, и сверкающее кольцо упало прямо в гущу троллей, разметав чудовищ в разные стороны. Померк его блеск, раздался переливчатый клич Ллер, хриплое рычание Хмура и страшные мысленные удары Бегуна начали поражать рыкарей.
   Огромный, черный как демон вепрь, пропахал толпу рыкарей, рубя и круша огромными клыками жесткую плоть. Следом за ним в толпу врубился серый медведь, на плечах которого сидела Ллер и ослепляла троллей калеными стрелами. Следом , яростно орудуя мечом и чеканом – Сполох и Бегун.
   Жестокая же разгорелась битва! Выскоча едва не изрубили секирами, он едва успел обратиться в хунглауни и встретить рыкарей страшными ударами булавы. Хмур продолжал биться в медвежьем обличье, подхватив секиру убитого рыкаря, и вид разумного зверя ужасал троллей. Когда у Ллер кончились стрелы, она выхватила короткий и широкий меч, данный ей Сполохом,. и ловко рубилась им, показывая ярость и силу хунглауни. Но рыкарей было очень много. Они окружали воинов, не давая соединиться. Убили Выскоча, вогнав в спину крюк секиры и вырвав его вместе с сердцем, не помог и доспех. И тогда Ллер крикнула: "Выпускаем духов!" и расхлестала свою ракушку о голову тролля. Следом разбил свою Сполох и они бросились наземь, крайне удивив рыкарей. Из разбитых ракушек колючим прутом ударил истошный вой, вылетели оттуда сгустки мрака и заметались по полю боя. От одного касания шумного духа, у рыкаря отрывало полтела, или отшвыривало и вбивало в стену замка. Не успевших вовремя лечь Хмура и Бегуна сбило с ног и прокатило по кровавой земле. Безумные духи разметали же войско и с воем ушли в землю.
   Тогда витязи встали на ноги и бросились на уцелевших, подобно волкам. Рыкари сразу поняли, что их дело очень плохо – из семи десятков осталось в живых девять. Отступать некуда и они дрались отчаянно, насмерть. Хмур обернулся человеком и обнажив разрыв-меч, первый напал на троллей, за ним Сполох и Ллер. Бегун отстал, припадая на раненую ногу. Он и увидел, как на стене темная фигура занесла меч над канатами, удерживающими ворота, под которыми дрались перевертни и Сполох. Заревел он, прыжком достиг воинов и отшвырнул их прочь. Хотел отпрыгнуть сам, но не успел – огромные ворота ухнули на землю и вбили в нее уцелевших троллей и старого оборотня.
  - Бегун!!! – страшно вскрикнула Ллер, увидев, как торчащая из-под ворот белая лапа скребнула развороченную землю. Из открытых ворот вылетели огненные сполохи и отшвырнули прочь хунглауни и Хмура, а следом вышел демон-арус, черный маг Слабуг. Он яростно выкрикнул:
  - Умри! – и скрестил меч ( с клинком, выточенным из крес-камня ) с мечом Ллер, выбив тучу искр. Страшные глаза зарлака лишали девушку сил, а Слабуг наступал,
  Теснил ее быстрыми ударами. Обманным движением он отвел короткий меч Ллер в сторону и ткнул ей в живот. Кольчуга выдержала удар, но Ллер упала и на миг лишилась дыхания, корчась от боли. Колдун шагнул к ней и занес желто-зеленый каменный клинок.
   Обожженный, страшный Сполох, с кровавым рубцом на груди, встал на колени возле тела Выскоча, сорвал с него раковину и метнул ее изо всех сил. Метнул, как метал шары, разбивая толстые доски. Ракушка вдребезги разбилась о спину аруса, и мага облапил шумный дух. Сполох снова рухнул.
   Но Слабуг не зря считался искусным магом. Одной рукой он оторвал шумного духа от себя и вбил ударом меча в землю. Вновь повернулся к Ллер, но наткнулся на Хмура. Перевертень в обожженной одежде, с мечом в руке, загораживал лежащую девушку, глядя в глаза мага.
  - Умри!!! – Снова крикнул Слабуг и во всю силу ударил каменным клинком. Крес-клинок врезался в шершавый меч Хмура, и противники замерли в страшном напряжении, давя во всю силу на рукояти. Тонкие молнии пробежали по телу Слабуга, и чародей, яростно вскрикнув, стал приближать свой клинок к горлу Хмура. Ближе.., ближе… и, вдруг, Хмур отскочил, пропустил сверкающую зеленую дугу и появился за спиной аруса. Его меч разорвал стальной воротник и снес голову черного мага. Крик перевертня прокатился по ущелью:
  - За Выскоча!!! За Белуна!!!
   Хмур пошатнулся, бросил взгляд на Ллер – живая – и поплелся к Сполоху. Тот лежал на спине, грудь слегка рассечена. Он был оглушен, обожжен, но жив. И когда Хмур склонился над ним, он прохрипел:
  - Иди в замок, Вытаскивай Нордаль!..
  Хмур вошел за стену, подбежал к двери терема, на ходу обернулся медведем, вышиб дверь и уже в своем обличье принялся заглядывать во все комнаты. Никого.
  И только на самом верху он наткнулся на запертую дверь. Ударом разрыв-меча он сломал железный замок и открыл дверь. Всю комнату заплели хрустальные нити и он, яростно рубил их, пока не добрался до прозрачного гроба, сквозь который виднелось спящее тело Нордаль. Но меч отскочил от хрустальной крышки, не оставляя и царапины. Он отшвырнул меч и в отчаянии припал ладонями к холодному саркофагу. И тот исчез, будто и не было. Нордаль сонно открыла глаза, и тогда Хмур поцеловал ее, поцеловал жарко и долго, а потом вынес из замка.
  ЭПИЛОГ
   Через день к безуспешно искавшим выход из ущелья перевертням и Сполоху подошел смущенный чернокожий человек, очень похожий на лесовика, но еще ниже, и предложил свою помощь. Как оказалось, тролли совсем загнали под землю народец, из которого происходил чернокожий, и теперь они были чрезвычайно благодарны за свое освобождение.
   Немного подумав, воины согласились. Очень долго их водили по тесным коридорам, но все же вывели аккуратно к кораблю. По просьбе человечков, Хмур и Сполох надежно завалили вход камнями, чтобы никто не смог пробраться в Колодец Богов.
   Витязи прошли по булыжникам, щурясь от яркого света. Ладья была на месте, наполовину вытащенная прибоем на берег. Ее толкнули в воду, забрались сами.
  - Ну что, Ллер? К Святому озеру? – Спросил Хмур, слегка обнимая стоящую рядом Нордаль. – Возвращаемся в Хунглаунэр?
  - Нет. – Улыбнулась лучница, - Мы теперь вместе со Сполохом будем товары перевозить. И корабль у нас есть.
  - Это правда, Сполох? – удивился Хмур. Хунглауни утвердительно кивнул и отчего-то ужасно покраснел.
  - А как же Лийба? Поход в Скалы-до-Неба? – С притворной строгостью допытывался Хмур, но глаза его смеялись.
  - Ну, я это… - Хунглауни внимательно разглядывал доски настила, потом поглядел на Ллер и продолжал:
  - Ну, я подумал: на что мне этот поход? Там полканы живут, говорят, злые, как собаки, да и вообще… - Он вдруг рассердился. – Мне князь Лийбы благодарен должен быть за спасение дочери и это… жениха я ей нашел еще.
   Ллер, не скрываясь, прыснула, а Хмур поправил друга:
  - Не ты меня нашел, а я сам нашелся. А вообще, как хочешь. Я, наверное, в этом году тоже туда не отправлюсь. Что-то мне… не хочется.
  - Это естественно. – Прогудел в головах друзей голос Белуна, - Но если тебе понадобится помощь, только позови. Хоть ты теперь и не перевертень…
  - Что?! Белун, это ты? Ты…
  - Да, Хмур. Нордаль и есть половинка твоей рваной души. Ты нашел ее.
  - Погодите. – Хмур отошел к носу ладьи и крутнулся волчком. Но ничего не случилось, он остался человеком. Он вернулся к остальным, растерянно оглядывая корабль синими глазами.
  - Ой, Хмур. – Удивилась Нордаль. – У тебя же глаза цвет изменили.
  - И какие они сейчас? – Полюбопытствовал Хмур.
  - Очень красивы, синие, как васильки. – Ответила Нордаль.
  - Знаете, - помолчав, сказал Хмур, - Мне почему-то.… Ну, словом, не грустно, и не радостно, будто я и не был перевертнем. Это странно.
   "Ничего странного, Хмур. Ты стал одним из Бродячих Душ не по своей воле, а по родовому проклятью. Это проклятье разрушила любовь Нордаль. Хотя в некоторых древних манускриптах говорится, что любовь и есть страшное проклятье."
  - Да уж, для Слабуга она им и оказалась. – Грустно проронил хунглауни. – Но чаще она – счастье.
  А ладью уносило все дальше в просторы Покой-Океана. Соленые брызги кропили брус на носу, солнце играло на крес-камне, чайки, пронзительно крича, носились над водой. А за кормой, где его никто не видел, на выступающей доске, сидел маленький серый призрак.
   Невидать смотрел, как блики солнца плывут по воде, вслушивался в неторопливую беседу в ладье, вспоминал и не мог вспомнить, где он был так много времени и как здесь очутился.
   А еще он думал о том, как обрадуются ему Хмур и Сполох. Да и он тоже скучал по ним там, неизвестно где…
   -- ПОБЕГ ИЗ ЗИМЫ –
  
  "Когда сквозь муть осенних слез "…а вторая часть материка Гутлант
   оскалился мороз, зовется Орнаг – Льдовые Просторы.
   Когда ясна ночная студь, Она отделена от лесной части Гут-
   В глуши опасен путь". Ланта хребтом Скалы-до-Небес.
   Дж.Р.Р.Талкиен В тех Льдовых Просторах живут
   "Властелин колец" странные, непривычные звери:
   огромные льдогрызы, огненного-
   ловые снеготары, копухи-снегорои
   и прочие. Есть и разумные созда-
   ния – их называют полканами, ибо
   они есть полулюди, полумедведи.
   А в жилах их течет кипящая кровь,
   которая не дает им замерзнуть в
   Самый лютый мороз…"
   Бродячий Баюн
  - "Были о землях Веколесья"
  П Р О Л О Г
   Когда в семье полканов ( А случается это раз в столетие) рождается человек, это принимается как знак к расколу рода – все взрослые сыновья уходят прочь на закат и восход, находят себе невест и строят дома.
   В семье Урсуна человек не рождался уже пять столетий. Такое бывает. Члены семьи привыкли жить единым родом, не расходясь. И когда родился мальчик с двумя ногами, на него смотрели, как на немилость Бога Хмарого.
  - Он умрет во время зимних ветров. – Качал головой Урсун, держа в раскаленных ладонях плачущего младенца. Как всегда зимой, два сердца огромного полкана гнали горячую кровь с небывалой быстротой, и медная кожа светилась изнутри. Крошечный Руфий хныкал - ему было страшно жарко летать на ладонях отца, и тот положил его обратно на охапку сушеной травы. Уставшая после родов Майа тихо сказала:
  - Человеческие дети часто выживают после омовения в Серном ключе.
  - Пусть так. – Супил сросшиеся брови Урсун. – Но воспитывать его будем, как полкана. Пусть у него одно сердце, я достану у братьев из Парящего Лога меховую одежду. Я не хочу, чтобы он был слабее своих братьев.
   Спустя два дня, закутав ребенка в меха и прижимая к своей груди, по которой градом скатывался тающий снег, Урсун отнес Руфия к Расу ведуну. Ведун свершил обряд омовения Руфия в Серном ключе; потом смочив пальцы в крови только что убитого снеготара, ведун начертил на теле младенца линии там, где кровь совершает свой круговорот. Потом он долго накладывал сильнейшие заклятия на череп этого же снеготара, привязал к нему шнур и повесил на шею Руфию. Кожа ребенка слабо засветилась, он сразу согрелся и заснул. И домой торжествующий Урсун нес его прямо голым, сквозь метель, на вытянутых руках, и малец даже не плакал.
   В тот же день, когда родился Руфий, в землях, отделенных от Орлага проливом Льдистым и называемых Хунглаунэр, в семье корабела-хунглауни родился рыжий мохнатый малыш. Узнав об этом, отец его, Лаян, бросив все дела в порту Нэры и загнав двух волосюх, добрался домой в три дня.
   Сына нарекли Сполохом, и после трех дней гулянья Лаян уехал в Нэру, откуда и отплыл на ладьях князя Лийбы Кривоносого к берегам Гутланта.
  
  - Ты это, Ллер, - проворчал рыжий хунглауни, стоя на причале и смотря мимо глаз чернявой молодой женщины-хунглауни в мужской одежде. – Береги ладью, ладно?
  - Да уж, сберегу. –Усмехнулась та, глядя на Сполоха. – А ты осторожнее там с князем. Как бы он тебе сгоряча голову не отрубил за твое сватовство.
  - Не отрубит. Сам виноват, нечего было дочь в Лихобор отпускать. А Хмур – человек хороший.
  - Лучше бы ты меня с собой взял. – Прошептал висящий в воздухе серый призрак Невидать.
  - Да не могу я! – Рассердился Сполох. – Люди призраков боятся, да и не могу же я Ллер совсем одну оставить! И вообще, заболтался я тут с вами… Век бы языки чесать, а дело-то стоит. До встречи! Пока, Невидать!
  Сполох раздраженно повел розовым носом, надел на плечи лямки мешка и зашагал по бревенчатому причалу, блестя шлемом-наплешником.
  - И чего он рассердился? – не понял Невидать. Ллер рассмеялась.
  - Крикун твой друг, вот чего. Стыдно ему меня бросать, а с собой брать не хочет. Вот и сердится сам на себя.
   Ллер прошла на корму повела руками над темным, выточенным из крес-камня шаром. Шар наполнился изумрудными огнями, туго натянулся черный треугольный парус и без всякого ветра, ладья понеслась в открытое море.
   А Сполох шагал по деревянной мостовой, широченными плечами распихивая толпу. И люди, и рогатые и мохнатые великаны-гутты, с любопытством поглядывали на нахального лохматого коротышку, чей мех и волосы были темно-рыжего цвета, в железном наплешнике и холщовой одежде. Голова круглая, на лице, сплошь покрытом короткой бородой, выделялись раскосые зеленые глаза, голый нос да пухлые, смешливые губы. Роскошные усы торчали, словно у кошки, а похожие на ракушки большие округлые уши, поворачивались, ловя обрывки разговоров.
   Сполох был вооружен: на широком ремне – кошель с железными шариками, на тонкой цепочке – деревянные ножны с хунглаунэрским мечом, коротким, но очень широким и обоюдоострым.
   Держась очень независимо, Сполох прошествовал через приморскую часть Волдара, пропахшую рыбой, к его закатной окраине. Здесь начинались лавки купцов, ремесленников, а также (и это было очень важно), торговцев скотом.
   Сполох подошел к низкому теремку, бесцеремонно распихал толпу странников, получив два обещания зарубить на месте, и вошел внутрь. За большим столом сидел такой же большой гутт и торговался с купецким посыльным. Торговался увлеченно, тряс заплетенной в косицу бородой и невзначай задевал ветвистыми рожками высокую спинку кресла. Когда же, наконец, они сошлись в цене, посыльный убежал, гутт сгреб лапой в кошель монеты и обратил взор синих, похожих на плошки глаз на Сполоха.
  - Ну?!
  - Не нукай, я тебе не волосюха! – отрезал хунглауни, и нос его немедленно покраснел, - Что, разговаривать уже разучился? Мне нужен единорог лесной породы, но длинноногий.
  Гутт встал из-за стола и навис горой над Сполохом, удивленно разглядывая такого зазвонистого недомерка.
  - Экий ты… - Обронил он, - Неотесанный. Ну, пошли, выбирать будешь. У тебя есть хоть, чем платить, хунглауни?
   Сполох внушительно звякнул кошелем (в котором были в основном железные шарики), и гутт провел его во двор, где в стойлах фырчали волосюхи и степные единороги. И началась мука. Первый предложенный единорог не понравился низкорослостью. Второй был безрогим, а это, по поверью, очень плохо. Третий – с вытертой ошейником шеей – значит изъезженный. Четвертый костлявый, пятый коротконогий, шестой малошерстный, седьмой… восьмой…
   Гутт медленно закипал. И когда он уже готов был вышвырнуть хунглауни прочь, завязав лапы узлом, Сполох заметил волосюху в угловом загоне – волосюху очень редкого сложения, она была поджарой и длинноногой, но при этом чрезвычайно мохната, с крепкой короткой шеей и длинной мордой.
  - Беру! – объявил Сполох.
   "Ну, теперь держись, обглодышь!" – подумал гутт и бухнул:
  - Двадцать рубленок серебра.
   Хунглауни похолодел: он мог наскрести около двенадцати, но остался внешне спокоен, как скала.
  - За это – двадцать?! Ага. Сейчас, вот расчешу усы. Девять и не монетой…
  - За кого ты меня держишь, рыжее отродье Хунглаунэра! – взревел гутт. – Двадцать! Ну, на худой конец девятнадцать.
  - Да она не стоит и десяти! – возмутился Сполох.
  - За жалкие восемнадцать рубленок ты торгуешься? Стыдись!
  - Десять рубленок, жадюга волосатая!
  - От волосатого слышу! – Отбрил гутт. – Шестнадцать и это мое последнее слово.
  - У тебя что, ум в рогах?! За пятнадцать…
  - За шестнадцать, - поправил гутт, но Сполох будто не слышал:
  - …я трех таких куплю!
  - Вот иди, - вдруг успокоился гутт, - и покупай. Трех.
  - Ладно, одиннадцать.
  - Пятнадцать!
  - Двенадцать и это мое последнее слово!
  - Четырнадцать. Или плати, или проваливай.
   Купец понял, что в кошельке хунглауни не серебро и не золото, иначе он не торговался бы из-за трех рубленок, с таким-то огромным кошелем.
   Сполох скорбно вздохнул, выгреб из кошеля все серебро, порылся в сумке и выудил оттуда ажурную золотую цепь с кулоном – золотым ликом Хмарого Бога. То немногое, что досталось ему при дележе когда-то найденных сокровищ, таяло, как снег. Томясь и терзаясь, отдал цепочку гутту. Тот сразу распознал прекрасную работу мастеров Арланта, понял наживу и сказал:
  - Черт с тобой, Хунглауни. Забирай.
  Снова вздохнув, Сполох все же набрался наглости и потребовал ошейник и кошму-чепрак. К его удивлению, гутт выдал ему и то и другое.
   Войдя в стойло, Сполох застегнул у основания мускулистой шеи широкий ремень, набросил войлок и одним махом уселся верхом. Волосюха поглядела на него веселым теплым глазом и вышла из стойла.
   Гутт как раз выходил из ворот замка. Сполох хлопнул пятками по боку волосюхи, та понеслась к воротам, насмерть перепугав гутта и едва не проткнув его рогом, выскочила наружу. Сполох с удовольствием услышал яростные матерки и упылил по широкому тракту.
   Как выяснилось, волосюха, которую Сполох нарек Фыркой, была единорогом невредным, слегка ленивым, но при необходимости могла нестись, как ветер. Она не сразу примирилась с потерей уюта и покоя и попробовала скинуть хунглауни головой в овраг. Получила основательный тычок и успокоилась.
   Тракт, ведущий из Валдара в Лийбу, шел вдоль речки Порожки, был сильно наезжен – по нему часто ходили купцы и солевары. Сказывалась и близость скал – холодный ветер часто приносил кучки жесткого снега. И это в начале месяца Половодья, когда по всему остальному Веколесью таял снег, солнце жарило вовсю и из-под земли кое-где даже лезли подснежники. Здесь не было верб с пушистыми сережками, зато были сугробы, буреющий пихтовый лес и бороды лишайников, покрытые
   Вдоль дороги иногда встречались валуны, по трое прислоненные друг к другу так, что получался закуток, куда не задувал снег. Когда солнце закатывалось, Сполох как раз подъехал к таким. Рядом журчал незамерзающий ключ, снег из каменного закутка был выгребен останавливающимися здесь путниками и обнажилась желтая трава.
   Сполох развел костер, запасся сухими сучьями на ночь, постелил на стылую землю толстый слой лапника, сверху – свой войлок. Фырка обглодала вблизи растущие лишайники и улеглась рядом с хунглауни. Чем хороши волосюхи – если их продавали, либо дарили, они, понимая, что прежний хозяин от них отказался, никогда не убегали от нового. А вот красть волосюх было бесполезно, все равно вырвутся и убегут назад к хозяину.
   Среди ночи Фырка забеспокоилась и разбудила своим фырчаньем Сполоха. Тот оглянулся – никого, и притворился, будто крепко спит. И услышал тихий шорох, скрип и вздох. Совсем – совсем рядом.
   Сполох вскочил, вырвал из ножен меч. Раздался вскрик, топоток и визг – кто-то удрал, сломя голову. Перед хунглауни стояла хрупкая девочка в черных блестящих одеждах. Белое кукольное лицо, обрамленное иссиня-черными кудряшками, испуганные черные глаза и синеватые губы. Он не отрываясь глядела на отсветы костра, пляшущие на клинке хунглауни. А тот совершенно растерялся – откуда здесь взяться ребенку? Да еще в таких дорогих одеждах? Зыркнул по сторонам и отступил на всякий случай за валун. Потом снова выглянул – девочка стояла на месте. Сполох растерянно спросил на гутлантском:
  - Ты откуда тут взялась?
   "Пришла".
   Девчонка не разжимала губ, слова сами приходили на ум хунглауни.
  - А где твоя семья?
  Опять чужая мысль в голове: " Можно нам погреться у твоего костра?"
  - Вам?! Ну ладно, грейтесь.
  Девчонка, наконец, пошевелилась и, ступая легко, словно былинка, подошла к гаснущему огню. Фырка всхрапнула и отбежала на несколько шагов. Сполоха это насторожило, он подживил костер, сел и воткнул меч рядом с собой.
   Зашуршало со всех сторон, он снова вскочил. Из-за деревьев выходили странные создания самого разнообразного вида: мохнатые, с человеческими лицами, с птичьими клювами, иные рогатые, двое даже козлоногие. Они все молча садились вокруг костра и смотрели в огонь. Последним появился крохотный медвежонок, который принес в лапках серебряный обруч и надел на голову девочки.
   У Сполоха окончательно запутались мысли. Кто это такие? Откуда девчонка? Почему в короне? И при чем тут он сам? Его не покидало странное чувство, что все эти создания – дети, хотя у большинства был достаточно взрослый вид. Он отсел подальше на лапник, спиной прилег на Фырку и даже не заметил, как уснул.
  - Фррррррффух!
  Сполох вскочил и зажмурился от яркого света солнца. Он лежал наполовину на лапнике, наполовину на боку волосюхи, укоризненно на него поглядывающей – до каких, мол, пор можно дрыхнуть? А кругом никого…
   Сполох вскочил, облазил стоянку и не нашел ни единого следа. Совершенно сбитый с толку, он сходил к ключу, набрал котелок воды, напоил Фырку еще раз, напился сам и приналег на вяленое мясо. От этого увлекательного занятия его оторвал скрипучий голосок, сказавший с упреком:
  - Ну, ты и жрать!
  Сполох поднял глаза – перед ним на валуне стоял некий обглодыш, поросший серой шерсткой, ростом в пядь, с перепончатыми крыльями и длинным хвостом.
  - Растуда твою в Прорву! – Выругался Сполох и подавился мясом. – Это что такое?!
  - Не что, а кто! – Пришелец спорхнул с валуна, выбрал маленький кусочек мяса и вгрызся в него крохотными зубками.
  - Ты куда едешь? – Спросил он, - В Лийбу?
  - Кыш отсюда, нечисть! – Сполох схватил меч и едва не зарубил бесенка. Тот закружился над хунглауни, уворачиваясь от страшного клинка и не умолкая при этом:
  - Слушай, рыжий, перестань, очень тебя прошу! Хватит, что я тебе сделал? Мяса жалко? Успокойся, я все объясню!
  - Ничего мне не надо объяснять! – Свирепел Сполох. Помахал еще немного, затолкал припасы в мешок, засыпал костер снегом и сел на Фырку.
  - До свидания.
   Но упрямый бесенок не успокаивался и, летая вокруг хунглауни, канючил:
  - Ну, послушай, хунглауни, ну забери меня отсюда, а? Надоело хуже тертого хрена тут жить.
  - Нужен ты мне…
  - Нужен! Пока спишь, я тебя охранять буду, а если что стянуть, так мне вообще равных нет. Меня зовут Илем.
   Видя, что хунглауни угомонился, Иль сел на холку волосюхи.
  - Это хоть кто такие? – все еще немного злясь, спросил Сполох.
  - А пес их знает! Я тут случайно застрял. Живут в деревьях, девчонка-призрак у них царица… А ведь как обидно жить среди приведений мне, самому ловкому крылану- перевертню Скал-до-Неба.
  - Ты крылан-первертень?! – Сполох откровенно расхохотался. – Недомерок! Несчастная мочалка! Крылан с меня ростом!
  - Смейся, смейся. – Пробурчал. Иль. – Вот когда- нибудь подвернемся ведьме, еще не то почувствуешь.
  - Ведьма ведьме рознь. _ Посерьезнел Сполох. – А при чем…
  - А при том! От греха подальше, просто так меня заколдовали. Жил себе в Окрестностях Валдара, никому не мешал. Ну, повадился заглядывать в окна дочки городского головы - каюсь. А она – к папочке! Батя ее нанял свою знакомую ведьму, та меня подкараулила, с крыши заклятьем столкнула, да как глазищами сверкнет! Как очнулся, – чувствую, что утро уже, лежу на мостовой, холодно и булыжники кругом огромные. И прямо на меня повозка здоровенная, как гора. Еле успел взлететь. А возница еще и ругается: вот, мол, сколько всяких летучих мышей развелось. И в человека даже превратиться не могу.
  Сполох сдержал язвительные слова о том, как некоторых угнетает недостаток роста и промолчал.
  - Не веришь, да? – Осведомился. Иль.
  - Всяко может быть.
  - Именно. – Обрадовался. Иль и замолк.
   А дорога все тянулась и тянулась, нескончаемая, неровная, петлистая, как и все дороги Веколесья. Дневные переходы сменялись ночным отдыхом. Раза два им встречались крохотные хутора, но все время в начале дня, и Сполох ехал мимо – торопился. Он бы ехал и ночью, но нужно было дать отдых Фырке.
   Но к третьему поселку, крупному, огороженному острозубым тыном, он подъехал уже по темноте и все же остановился в трактире. Хозяин трактира, толстый и лысоватый человек, мог предоставить только охапку соломы недалеко от камина, но и это было лучше ночевки у костра. Иль отказался ночевать с волосюхой во дворе и появился в трактире, восседая на плече хунглауни.
   Трактир был битком набит гуттами и людьми. Близился праздник Верб и особо рьяные, уже вовсю отмечали конец зимы и открытие дорог. Хунглауни прошествовал к маленькому столу в углу и привалился на лавке к стене в ожидании еды. Он не любил людские трактиры или трактиры, где пили люди: они совершенно не умеют пить. Если вино на остальные народы Веколесья действует примерно одинаково: отунаков повергает в черную тоску, всех остальных – в крайнюю веселость, то люди, слегка перепив, легко злятся, потом задирают встречного и поперечного и завязывают драку. Ну, поспать точно не получится спокойно.
  Однако, острое жареное мясо, щи и душистый хлеб заметно улучшили его настроение, а вино даже не было кислое.
   Некий краснорожий человечина в расстегнутой на пунцовой груди рубахе, при поддержке еще одного человека и гутта, подсел к Сполоху, мутным глазом осматривая наевшегося и дремавшего хунглауни. Сполоху очень хотелось спать, и он упорно не замечал его присутствия. Человек обиделся и заговорил:
  - А ты кто такой будешь, усач? Что-то я тебя никогда не видел?
  Сполох приоткрыл раскосый глаз с узким зрачком и ответил:
  - Да я и не здешний.
  - А. Тогда можно спросить, когда же будет представление?
  Хунглауни незаметно расстегнул кошель с шарами:
  - Какое представление?
  - Ну, как? – Радостно улыбнувшись во все двадцать зубов, мужи сострил: - Потешное представление, как у скоморохов, косоглазый ублюдок с ручным нетопырем!
   Рассчитывал несчастный солевар на выяснения вроде: "Ты кого назвал косоглазый" и так далее. Мелькнула широкая лапа, и страшные когти-крючья порвали лицо детины самым жутким образом. Сполох тут же опрокинул стол на истошно воющего солевара и вежливо попросил:
  - Не надо начинать драку. Я ни кого не хочу убивать.
   Какой разговор! Всего-то харю порвал местному в лоскуты. С воплем "Наших бьют", друзья-товарищи павшего кинулись на хунглауни. Человеку, Сполох, несильно кинув шар разбил зубы и отбил гортань, а вот гутту присадил хорошо – тот наклонился, стараясь забодать хунглауни, и шар попал ему прямо между рогов. Гутт рухнул, как подкошенный, да беда в том, что все, кто был в трактире, страшно обиделись на пришельца за то, что он не дал безнаказанно набить себе морду и перешли в наступление. Ведь Сполох был один, а их много.
   Увернувшись от пары табуретов, Сполох шагнул на перевернутый стол, придавив уже тоненько повизгивающего подстрекателя и уложил шарами еще троих, стараясь при том сильно их не калечить – и люди, и гутты-то семейные. С леденящим воем прыгнул на размахивающего ножом мужика и от души разорвал ему уши когтями. Вырвал меч из ножен, кубарем прокатился под ногами толкающихся неприятелей, рванулся, было, к двери, но дюжий гутт, хвастаясь непривычной силищей, схватил его за шкирку и долбанул головой о низкий потолок. Сполох по кошачьи увернулся, переплел лапами ручищу гутта, сломал ее и, повиснув на плече, срубил на память рог. Железный шлем же оставил в потолке знатную вмятину.
   Блеск стали, вроде отрезвил нападающих. Всех, кроме лесоруба с огромным топором. Видят Боги, хунглауни долго сдерживался! Он поднырнул под удар и погрузил меч в пузо лесоруба.
   Вылетел на улицу, вскочил на Фырку и умчался из поселка, отчаянно матерясь. Он помянул пуп Ортака, крученое копыто и послал в Прорву не умеющих пить людей и самого себя за взрыв ярости. Вдруг замер и страдальчески завопил, осадив волосюху.
  - Иль!!! Бесы тебя угрызи, попиратель червей! Что же мне теперь, за тобой возвращаться? Эх, нежить костлявая! Ну, его, сам напросился!
   В сумке Сполоха что-то зашебуршилось и черная рожица Иля, выглянув наружу, изрекла с презрением:
  - Не считай меня дураком. Я почуял драку еще когда ты дрыхнул, объевшись щей.
  - А что мне не сказал, раз такой умный?
  - Думал, что ты сам догадаешься.
   До них донеслись яростные вопли жителей поселка и Сполох рванул волосюху так, что. Иль едва успел ухватиться за край сумки. И трепало его по ветру до тех пор, пока не устала Фырка и Сполох не сделал в лесу привал.
  - Окрестности Лийбы! – объявил Сполох, когда наткнулся на первый пограничный столб.
  - Холодно стало, - кивнул. Иль, сидя на загривке волосюхи. - Горы-то вот они, рядом. И я слышал, что в последнее время из Орлага приходят льдогрызы…
   Хунглауни посмотрел на бесенка и ухмыльнулся:
  - Я страшно напуган. Аж дрожу.
  - Не хочешь, не верь. Лучше прислушайся.
   То ли грохот камнепада, то ли рокот реки слабо доносился от гор. Сполох снова ухмыльнулся. Фырка мерно бежала по оледенелой дороге.
   "Да, долгая тут зима, - подумал Сполох, - Ну, ничего, скоро месяц Черемух, растает снег! А во всем Веколесье расцветут черемухи, белые-белые и запашистые!"
  - Ллер очень любит цветы черемухи. – Вслух сказал он, отсутствующим взглядом не замечая Иля.
  - Сполох!
  - Ну, чего тебе?
  - Останови Фырку! Пожалуйста!
  Озадаченный небывалой вежливостью бесенка, Сполох остановил волосюху и явно расслышал короткий рев. Иль юркнул в сумку, а Фырка задрожала - стрясая обледенелые сугробики с веток, из чащобы выглянула костистая тяжелая башка с четырьмя бивнями. Упрятанные в острых костяных гребнях глазенки уставились на хунглауни. Коротко рыкнув, зверь одним движением вырвал мощное, как скала, приземистое тело. Огромное всеядное страшилище Орлага: кривые толстые лапы с растопыренными пальцами-копытами, короткий и толстый хвост, и главное оружие льдогрыза - мощная клыкастая голова на толстой длинной шее.
  - Туды твою в Прорву… - Проронил хунглауни. – Льдогрыз!
  Он медленно спешился и подтолкнул Фырку.
  - Иди-ка отсюда. Давай, давай.
   Сполох скользнул ближе к зверю, присел на корточки, коснувшись снега пальцами передних лап. Зверюга равнодушно оглядывала нахала, который, завидев ее не убегал. А бежать было бесполезно, все едино догонит и растерзает.
   Сполох глядел, не отрываясь, в черные глазенки зверя. Он вызывал в себе "зверью кровь", багровое боевое бешенство хунглауни. Уши его прижались к голове, шерсть встала дыбом, и кривые крючья вылезли из пальцев. Разум отступил, спрятавшись в углу сознания.
   Льдогрызу это надоело и он навалился, приближаясь к Сполоху. И хунглауни напал. С леденящим воем рыжим огнем он понесся прямо на бивни, щеря длинные клыки. Заверещав еще громче, он будто взлетел над бивнями, в кувырке последним шаром разбив ноздри зверю, упал ему на хребет, завязив меч по самую рукоять. Льдогрыз тонко-тонко взвизгнул, стряхнул хунглауни и закружился, пытаясь бивнями прибить рыжего зверя. Но хунглауни, непостижимо изворачиваясь, вовсю используя хитрые уроки и приемы, которым когда-то обучала его юная ведьма Тина, прыгал, уходя из поля зрения чудовища, резкими шараханиями, будто раздвоился и, выбрав момент, взметнув лапу, вырвал льдогрызу глаз! Но увернуться не успел от удара бивней он подлетел вверх, упал на шею зверюги и от души вонзил в нее когти. Затрещала твердая шкура, полетели клочья щетины и кровь окропила снег. Льдогрыз визжал и плясал на месте, а на шее его орудовал когтями маленький демон и свирепо орал.
   Льдогрыз познал страх. Силы его покидали вместе с кровью и болью, а злой рыжий зверь на шее все сильнее надрывал мышцы. Взбрыкнув из последних сил, он стряхнул-таки хунглауни с шеи – тот перекатился на спину и мертвой хваткой уцепился в липкую рукоять меча. Еще одно судорожное движение – меч вырвало из раны и хунглауни скатился в сугроб. Льдогрыз даже не заметил этого, он, с утихающим ревом, исчез в лесу.
   Хунглауни встал со снега, отряхнулся. Сполох медленно вернулся в свое сознание. Кровь льдогрыза перепачкала его, бок сильно болел от удара бивней. Но он победил! Победил жуткого зверя, от рева которого, полканы стараются укрыться в своих каменных домах! Он поднял глаза к солнцу и выкрикнул прощальный победный клич.
   После этой битвы, Иль стал уважать хунглауни гораздо больше. А фыркающая волосюха не подпускала его к себе, по Сполох не отстирал одежду и мех от вонючей крови льдогрыза.
  
   … Высоченные каменные стены Лийбы выросли перед хунглауни, словно скальная громада. Обложенные огромными, скрепленными железом валунами, дубовые ворота ( дуб привезли нарочно издалека) были открыты, пропуская караван солеваров, к которому немедленно пристроился и Сполох.
  - Неплохо живут в Лийбе. – Заметил он, оглядывая добротные дома из камня с тесовыми крышами. Булыжные мостовые были очищены от снега. Никакой толпы, суеты и нищих. Проехав через полгорода к особняком стоящему за круглой стеной замку князя, остановился. Возник вопрос – как проникнуть в замок. В изодранной, перепачканной одежде его, конечно, не пустят. Ничего дельного в голову не приходило, и Сполох, упрятав Иля в сумку, решил действовать напролом. Хорошо порывшись в дорожном мешке, он извлек последнее, что осталось от когда-то разрытой кладовой болотных бесов – невесть как попавший к ним Знак Хунглаунэрского дома Витязей Косой Ивы – серебряный, ущербный немного диск, на котором гравировка – рысья голова, герб Хунглаунэра, висящий на стальной тонкой цепочке с малахитовыми капельками. Надел его, оправил, как мог куртку, скрыв дыры и рукоятью меча затарабанил в ворота. Открылось маленькое окошечко, из которого выглянул заспанный глаз
  - Кто?
  - Посол Хунглаунэрского дома Братства Косой Ивы, Сполох-рон-Нэра, сын Лояна-рон-Нэра. – Как можно самодовольнее рявкнул Сполох. Никаких родовых земель и титулов у него,. конечно, не было и он назвал первый пришедший на ум город Хунглаунэра..
   Стражник с сомнением оглядел одеяние хунглауни, но заметил знак и открыл в воротах маленькую дверцу. Сполох умудрился въехать в нее верхом, спешился и поручил единорога слуге. Стражник-гутт позвал другого, и тот повел хунглауни в замок. Там его некоторое время подержали в приемной зале, потом появился стражник и отвел "Сполоха-рон-Нэру" в другой зал.
   В том небольшом зале ярко горел огонь, пол был деревянный и лакированный. На стенах разных размеров мечи и топоры. В углу, у камина, положив ноги в дорогих сапогах на медвежью шкуру, в деревянном кресле восседал светлый князь Лийбы – огромный мужик в простой льняной, но очень красиво расшитой одежде. Князя в нем можно было узнать лишь по собольей шубе, дорогому поясу с широким мечом и серебряному обручу, перехватывающему шапку черных волос. Черная борода, по подражанию гуттам, заплетена в косу.
   Сполох подошел к князю, поклонился и стал ждать. Лийба же оглядел его пронзительными светлыми глазами и буркнул страже:
  - Выйти всем.
   Когда стража вышла, князь произнес:
  - Явился, значит. Прибыл "Сполох-рон-Нэра".
  - Меня же звали. – Усмехнулся хунглауни.
  - Тебя звали. – Оскалился Лийба. –Тебя звали три года назад, а теперь я даже не знаю, колесовать тебя, четвертовать, или просто повесить?
  - За что? – Вытаращился Сполох.
  - За то! За все! – Заорал князь. – За твоего дружка Хмура! За его поганое высокомерие! За то, что он ушел в Орлаг и забрал ее с собой!
  - В Орлаг?! Зачем?
  - Зачем, зачем… - Лийба выдохся и говорил же немного спокойнее. – Сам подумай, как я мог выдать дочь за безродного лекаришку, да еще и оборотня в прошлом? Говорил я ему, будь при мне хоть лекарем, хоть начальником стражи, хоть лесничим! Не хочешь, – бери оружие, золото, скот, но не тронь только мою дочь! А он что? Разобиделся, понимаешь, и ушел! Сын неизвестного отца! Ну не мог же я допустить, чтобы он распространил слухи о том, что княжеская дочь висла у него на шее и он имел наглость ее сватать. Позор княжескому роду! Ну, отправил я за ним верных людей… Он всех их перебил, вернулся в замок, перерезал половину моей стражи, забрал Нордаль и ушел. Везде были мои заставы, путь был свободен только в Орлаг.
  - Ну, ты и сволочь! – С невыразимым омерзением брякнул Сполох, забыв о высоком почтении. – Он же твою дочь спас от демона!
  - И что? Он от этого стал князем Орлага? На женитьбу дочери у меня свои планы. Так вот, хунглауни, верни мне мою дочь!
   Лийба вскочил с кресла, побежал к хунглауни и схватил его за плечи:
  - Найди ее хоть на краю света и приведи сюда! С Хмуром или без Хмура – наплевать. Скажи, что я согласен на их свадьбу, согласен оставить им трон, но верни мне дочь – ей не место в Льдовых просторах!
  - А, может, ей там хорошо живется?
  - Ты это брось! – Рявкнул князь. – Пришел наниматься, вот и нанимайся! Если вернешь Нордаль – плачу золотом, да при том посадишь на трон своего друга. А не вернешь, – разыщу хоть под землей и придавлю!
  - А ну попробуй! – Окрысился Сполох. – Хоть сейчас! Что Хмур не дорезал, дорежу я!
  Некоторое время они молча глядели друг на друга, потом Лийба тяжело вздохнул, вернулся на кресло и громко позвал стражу - Сполох вскочил и обнажил меч.
  - Отведите его в оружейную и снабдите всем, что пожелает! Припасов дайте и одежду!
  -
   Впоследствии, Сполох много думал о поведении князя Лийбы. Он не часто имел дело со знатными людьми и полагал, что в крови князя Лийбы порядком наследили простолюдины. Снять с него обруч, пояс, да шубу – мужик мужиком. Да еще и ругается, как торгаш прожженный…
   В оружейной Сполох долго не задержался, его короткий широкий тесак исправно служил ему с ранней юности. Он лишь немного выправил его на наждаке. Взял десяток железных шаров, да короткое копье с рубящим клинком-наконечником в две пяди. В кладовых запасся сушеными яблоками, копченым мясом, крупой и сухарями.
   А вот одежду заменил всю, не постеснялся. Оделся сплошь в хунгаунэрское сукно – очень редкое и страшно дорогое. Его ткали в Хунглаунэре из особой шерсти, из какой – знали только хунглауни и нипочем никому не говорили. Толи из овечьей, толи из шерсти особых пород волосюх, или даже собачьей – никто из других народов не знал. Но не было сукна теплее и легче, оно плохо промокало, но в жаркую погоду в вещах из этого сукна лучше не ходить. А жара – вещь в Веколесье настолько редкая, что хунглаунэрское сукно пользовалось всеобщим спросом, да мало кому доставалось.
   Сполох же размахнулся: заказал себе куртку с башлыком, штаны из двух слоев сунка и шапку. Морозы в Орлаге лютые, одним мехом не спасешься.
   Сделав все эти дела, Сполох, не задерживаясь ни дня в Лийбе, выехал за ворота города. Из Лийбы всего две дороги – одна в Волдар, другая – на лунную сторону, вела в Скалы-до-Неба. По ней ехал Сполох.
  - Иль, - сказал он бесенку. – Ты о полканах много знаешь?
  Иль выглянул из сумки и ответил:
  - О полканах я вообще узнал вчера. До этого даже и не знал, что есть такие на свете.
  - А я вот знаю только то, что в скалах они, вроде, не живут. Сразу за скалами – там есть деревни, а дальше на лунную сторону – живут в каменных домах семьями, как перевертни в Лихоборе. Одежды они не носят, но почему-то не мерзнут. Поговаривают, что у них два сердца.
  
  Дорога была настолько мерзкая, что даже дорогой-то ее назвать было стыдно. Местами приходилось идти пешком, ведя волосюху за собой и заготавливать лишайники впрок, деревьев было очень мало. Спасали, иногда торчащие из снега кустики жесткой травы – их тоже ела Фырка. Иль не вылазил из сумки, его запросто могло унести ветром и расшибить о скалы. А метель часто превращала бородатую физиономию Сполоха в ледяную маску, которую он оттаивал у редких костров. Он даже боялся, что его гордость – длиннющие усы – замерзнут и отломятся.
   Утром седьмого дня Сполоха разбудило фырчанье – волосюха вскарабкалась на валун, а к ней подползали три толстых коротких змеи со светящимися лбами. Недолго думая, Сполох заколол их копьем и чуть не обжегся сильно ударившей из ран, почти кипящей кровью. Он совершенно не понял, отчего кровь была такая горячая и так сильно вытекала, но заметил – лбы змей были пронизаны густым переплетением жил. Видно змеи горячими лбами протапливали себе ходы в снегу. С тех пор Сполох старался не спать в сугробах. Уж лучше мерзнуть.
   Он медленно двигался к границе скального хребта, проклиная все скалы в Веколесье. Он уже завидел впереди последний перевал, как вдруг, обогнув скальный выступ, Фырка не наткнулась на огромного мускулистого воина с копьем. Он стоял на четырех мохнатых лапах, и кожа его медно светилась в сумерках…
   Хунглауни спрыгнул с Фырки и загородил ее, держа лапу на черенке меча. Нападать не хотелось, устал по скалам ползать. Незаметно расстегнул кошель.
  - Зачем ты пришел? – Вдруг спросил полкан на чистейшем восходном наречии.
  - Ищу друга. – Спокойно ответил Сполох.
  - Тут нет, таких как ты, - процедил полкан и шагнул к хунглауни, не убирая копья. Ой, зря, тропа-то неширокая, а вниз полверсты лететь.
  - А он и не такой. Мой друг похож на тебя, только двуногий. С ним девушка.
  - Нету здесь таких. – Рыкнул полкан и слегка качнулся. Клинок-наконечник рассек воздух у самого носа Сполоха и напоролся на подставленный обнаженный меч. Наконечник с глухим стуком упал в пропасть, в ручищах полкана осталась толстая палка. Сполох швырнул шар, но не сумел как следует замахнуться, - шар не убил полкана, очень уж развитые мышцы были на животе. Полкан от боли вскрикнул и поднялся на дыбы, огромный, и занес для удара когтистые передние лапы. Да тут же упал с мечом в брюхе. Хунглауни вырвал меч, с трудом спихнул тушу с тропы. Сделал шаг, другой и жесткая веревочная петля, обхватив его лапу, поволокла наверх, едва успел повод выпустить. Пару раз долбанув об уступ, его затащили на скальную площадку и саданули кулачищем в живот. Хунглауни мгновенно взбесился, – засвистели в воздухе граненые железные шары. Меч отобрали – не беда, он кинулся на полканов, выпустив когти и скаля длинные узкие клыки.
   Его смогли связать только пятеро полканов, навалившись со всех сторон и избив древками копий.
  ===================================================================
   Сполох лежал на острых камнях, туго связанный ремнями, жутко болели ребра и живот. Меч у него отобрали, шары кончились. Спасибо, хоть наплешник оставили. Рядом топталась Фырка и жалобно фырчала. Ее не связали, любые попытки сделать это она пресекала яростным нападением, грозя проткнуть нахала рогом, и полканы оставили диковинного зверя в покое. Иль благоразумно притаился в сумке, которую полканы почему-то не обшарили.
   Когда Сполох совсем замерз, его потащили по скалам в какую-то пещерку, где горел костер. Развязывать не стали, нагляделись на его способности. В пещерке сидел полкан по виду старше других, с многочисленными шрамами на теле, на шее же его висел шнур с черепом какого-то зверя с большими резцами. От него несло жаром, будто от печки. Он оглядел Сполоха и сказал:
  - Мне сказали, что ты убил нашего воина, пятерых искалечил, еще четверых ранил. Это правда?
  Сполох удивился. Зачем этот полкан спрашивает у него? Неужели такой честный? Или это обычай какой-то? Он брякнул:
  - Это правда. Но они напали первыми.
  - Это дела не меняет. Ты без спроса проник в наши земли и дрался с нашими воинами. Я же решил не казнить тебя: лучше будет, если ты будешь сражаться на Выборной тропе.
  - Это что за Выборная тропа? – Насторожился Сполох.
  - Тропа в скалах. Тупик. Тебя, и троих других пленников выпустят на нее. Тот, кто останется жив, будет отпущен, куда пожелает: В Орлаг или в Гутлант. Остальные трое – преступники, воры. Их решили не казнить.
  - Когда? Сражение когда будет?
  - Завтра, на рассвете. Тебя развяжут, но попробуешь бежать, убьют. И еще, так как остальные твои противники полканы, ты будешь драться на своем звере. Ты имеешь на это право.
   Хунглауни выволокли и заперли в маленьком загоне, куда умудрились загнать и Фырку. Там, когда ему развязали лапы, он открыл сумку и тихо заговорил с Илем:
  - Ты слышал наш разговор? – спросил Сполох.
  - Я не понимаю твоего родного языка.
   Сполох пояснил Илю, что его заставили сделать. Тот подумал и шепнул:
  - А ты что?
  - А что мне делать? Иначе просто убьют.… Из этого поганого ущелья не выбраться – не привык я по отвесным скалам лазать. Так вот, Иль: когда меня выпустят на тропу, ты будешь мне помогать, полетаешь взад-вперед, найдешь засады и скажешь. Понял?
  
  Сполоха и впрямь выпустили на тропу вместе с волосюхой. Причем последним. За-
  Валили вход валунами. Он задрал голову: на скалах вверху всюду стояли полканы в предвкушении кровавого зрелища. Его скрутило омерзение и он твердо решил не нападать первым.
   Сполоху бросили короткое полканье копье с рубящим лезвием и его меч. "А ты, милая, мне только мешать будешь", - с сожалением погладил он лоб волосюхи. Выпустил Иля, немало удивив зрителей и пошел по тропе, оставив Фырку у входа.
   Иль почти сразу вернулся. За большим валуном, почти перегораживающим тропу, сидел полкан. Тропа в этом месте узенькая – самое место для засады. Сполох лезть не стал. Он подобрал камешек и кинул его через валун. Тишина. Сполох усмехнулся, взял камень потяжелее и кинул туда же. Полкан вылетел из-за валуна с утробным рыком – к первой шишке на его голове прибавилась огромная ссадина, и ударил копьем, словно алебардой. Сполох сильным боковым ударом отвел его копье и выбросил лапы с копьем, сколько мог далеко, но лишь рассек кожу на груди полкана. Тот мгновенно взъярился, широко замахнулся копьем - и копье Сполоха, неожиданно, без замаха брошенное, пробило ему грудь.
   Иль снова прилетел, сообщив, что остальные два полкана бьются в конце тропы-тупика. Сполох не торопясь пошел туда. Однако когда он их увидел, они еще дрались. Полканы увидели хунглауни одновременно, разом забыли друг о друге и метнули в чужака копья. Одно пролетело мимо, второе Сполох ловко отбил. Полканы кинулись к нему, вздымая булавы. Тот, кто потупее, вырвался вперед и был убит своим противником сзади.
   Убив неосторожного противника, последний полкан поскакал к устало стоящему хунглауни. Сполоха тошнило от этой драки, где все из-за угла, да из-подтишка. А полкан весело размахивал булавой, думая снести недомерка одним мощным натиском. Беда в том, что Сполох не дождался этого натиска – подпустив полкана на три прыжка – тот уже заносил для удара булаву – хунглауни, неуловимо быстро метнул свой короткий удобный тесак.
   "Вояки, туды их в Прорву!" – с презрением подумал он, выдернул из мертвого тела меч, вытер о снег, подобрал понравившееся копье и пошел к выходу.
   Согласно уговору, хунглауни провели через последний хребет и вывели к пологой тропе, спускавшейся на Льдовые Просторы. Фырку пришлось продать полканам – в Орлаге нечем кормить. Жалко до слез, но ничего не поделаешь.
   Вместе с проводником, вислоусым полканом, они стояли на границе Скал-до-Неба. А внизу – бескрайние равнины, покрытая снегом и редкими пятнами черных, карликовых деревьев. Солнце, идущее по самому краю восходного овида, отражалось в тысячах оледенелых каменных клыков-менгиров и равнина казалась усеянной свечами. А небо было совсем другим, нежели в Веколесье: оно было багряным. Лишь по краям бледно-зеленое. И мороз, лютый мороз, вбивающий в горло при дыхании ледяной комок. Но что такое мороз для полкана с огненной кровью и мохнатого полузверя, выросшего в суровом озерном крае, на лунной стороне Хунглаунэра.
   Иль вылез из сумки и уселся на плече у шагающего вниз по тропе хунглауни. Он заглянул в кошачий глаз Сполоха: со времени их освобождения он не сказал ни слова.
  - Что с тобой творится?
  - Все со мной творится. Что только есть поганого.
  - У-у. Почему?
  - Почему, почему…Ты понял, что они стравили нас, словно цепных псов? Поглядеть, как кусаемся? Конечно, просто можно отказаться, или попытаться бежать. Умереть в бою – это честь, не спорю. В другое время я бы так и поступил…А сейчас у меня есть Ллер, которая ждет меня; есть князь Лийбы, тупой, как лапоть и гордый, как статуя, который ждет, что я верну ему дочь. Есть Хмур и Нордаль, которые пропали где-то в Орлаге. Ввязался, туды твою в Прорву!
  
   Однако ночью тучи разошлись, и хунгауни помирился со всем миром, предавшись своему излюбленному занятию – любованию звездным небом. В такие ночи он непременно глядел на звезды до середины ночи и, удивительно, отдыхал лучше, чем во сне!
   Наломав веток с очень низких деревьев, с похожим на шар стволом, он развел жаркий костер, закутался в одеяло и лежал, бездумно глядя раскосыми глазищами в жемчужные россыпи, и они складывались в чудесные картины.
   На яром краю неба знакомые созвездия Змея, Ладьи и Колоса, одинокими фигурами в развевающихся плащах, стояли на берегу океана неизвестных звезд, в сверкающих волнах которого, среди диковинных цветов и растений, плавали серебряные рыбки. Из глубины на них глядел морской царь, а в огромной раковине сияла жемчужина – далекая маленькая луна. "Найти бы такую и подарить Ллер"…
   Хунглауни проснулся от шевеления снега под собой, вскочил, толком не открыв глаза, и вовремя – подтаявший снег пробила плоская голова со множеством зубов. Сполох пронзил змею-снеготара копьем, как это делали в селениях полканов-горцев. Подживил костер, нарезал жесткое мясо полосками и поджарил на тонкой медной проволочке. С недоверием понюхал, откусил и понял: съедобно. Хотя и подванивает, да и жил многовато. Как выяснилось, мясо снеготара очень питательно, и, съев мясо одной змейки, можно не есть день и ночь. Только вот беда – не проснешься вовремя – вцепится мертвой хваткой и жрать начнет сразу, не оторвешь.
   Снег был неглубоким – глубже четырех пядей сугробов не было, сильно смерзшимся. Еще была широкая тропа, по которой, как видно, не ходили месяц, а может и два – ветры слизали следы обуви и лап полканов. Не был бы снег плотным – занесло бы начисто. Долго идти не пришлось: дошел до первого дома полканов. Хотя домом-то его назвать можно было лишь с натяжкой – строение, сложенное всухую из серого камня, с крышей из туго сплетенных пучков сухой травы, с узенькими окнами-бойницами. Сарай, да и только. Но из дымохода в крыше валил дым, а перед входом играли ребятишки – трое.
   Сполоха очень донимал один вопрос. Он не знал, женятся ли полканы на двуногих женщинах, или у их женщин от талии начинается нижнее туловище, мохнатое, с четырьмя лапами. В селении горцев он видел лишь мужчин.
   Завидев его, дети убежали, и его встретили трое мужиков с копьями. Когда Сполох подошел поближе, он понял, что это, скорее всего, отец и сыновья. Не доставая из чехла копье, и не обращая внимания на нацеленные в грудь клинки, он вежливо сказал хунглаунэрское приветствие незнакомцам:
  - Яркого огня в очаге хозяевам дома! Уберите оружие, я не враг и не купец. Я лишь ищу своего друга.
  - Я никогда не видел таких, как ты, и, сперва, даже принял за демона. – Проворчал вислоусый отец, однако копье убрал и пригласил в дом. – Зайди и обогрейся, Имеющий одно сердце.
  Словно не замечая любопытных взглядов полканов, Сполох прошел темный и холодный коридор, который ввел его в Большой зал, посреди которого горели в очаге две маленьких чурочки – но горели до того жарко, что освещали и обогревали весь зал. Тут Сполох и увидел женщину полкана. Она оказалась четырехлапой, и ниже тонкой , но крепкой талии рос густейший, покрывавший и лапы мех. Лицо ее, очень красивое, не портили сросшиеся, как у всех полканов брови, а волосы были коротко обрезаны и прижаты шнурком. Хунглауни отметил, что ни женщины, ни мужчины полканов не носили одежда.
   Жена хозяина, которой помогала дочь, поставила на стол медную тарелку с жареным мясом корабела, сушеные и размоченные в рассоле грибы, какую-то пахучую приправу в ступочке и медные чаши с брагой.
   После поганой встречи с горцами, такой радушный прием очень понравился Сполоху. Время было обеденное и за стол села вся семья: отец, трое сыновей, две дочки и хозяйка. Как выяснилось, была еще больная бабушка, она жила в отдельной спальне и еду ей приносили.
  - Так, значит, ты ищешь своего друга? – Крякнув после чаши браги, спросил отец-полкан.
  - Да. Он похож на вас, только с двумя ногами, он человек. С ним девушка, очень красивая. От Хмура пахнет оборотнем, ну, от друга моего, его так зовут. А имя девушки – Нордаль.
  - Давно ты их видел?
  - Три года назад, но здесь они должны были пройти года два с половиной назад, в начале весны.
   Молчат. Старшая дочь явно что-то знает, знают и остальные, но молчат и ждут, что скажет отец. Наконец, полкан тяжело сказал, словно в чем-то сомневаясь:
  - Две весны вспять времени в нашем доме останавливались двое, одетые во множество меховых одежд – их кровь не побеждала здешних морозов. Девушка невысокая, с длинными белыми волосами. Мужчина похож на воина, сероволос, с острыми ушами. Иногда от него пахло зверем. Он называл себя Хмуром. Они бежали из малоснежных земель и просили не открывать их прихода никому, кроме рыжего мохнатого воина с косыми глазами и странным именем.…То ли Вспышка, то ли Переполох…
  - Сполох. – Подсказал хунглауни.
  - Да-да, Сполох. Это твое имя?
  - Да.
  - Ну, вот, они ушли в единственное место в Орлаге, где могут жить люди – в Ольгет.
  - Это город? – Спросил Сполох.
  - Это город. –Кивнул полкан. – Туда можно попасть, если двигаться на солнечный восход вдоль Скал-до-Неба с их крутой стороны. В Ольгете живут беглецы с малоснежных земель и те, кто приплыл на кораблях. Живут хорошо, не общаясь с остальным Веколесьем. Я говорю тебе это потому, что вроде ты и есть тот самый Переполох.
  - Сполох!
  - Ну, Сполох. – Согласился полкан и замолк.
  - Вот оно что-о-о… - Протянул хунглауни. – Ну, спасибо, хозяин. Я уж хотел идти дальше на лунную сторону.
  - На лунной стороне Орлага людям делать нечего. – Отрезал отец-полкан. – Там могут жить лишь Имеющие. Два Сердца и потомки разумных медведей: похожие на тебя, да рогатые великаны, с глазами, как плошки.
  - Гутты?
  - Да, они так себя называют. А на берегах моря, где построен Ольгет, тепло. Там растут высокие деревья и водятся звери с малоснежных земель.
  - Ну и ладушки. Спасибо вам за гостеприимство, а я пошел в Ольгет.
   Сполох поднялся из-за стола, но хозяин остановил его, положив на плечо горячую, как печка, ладонь:
  Один день ничего не решает. А путь до Ольгета нелегкий. Лучше отдохни в нашем доме до завтра, согрейся и утром пойдешь.
  - Ну, уговорил. – Сдался Сполох и уселся снова под улыбки хозяев.
  Иль же остался у полканов насовсем и очень полюбился детям.
  
   Человек, по имени Снегобой, один из очных Стражей города Ольгета, медленно брел по заметенной снегом улице, кутаясь в теплый плащ. Было холодно, дул ветер и больше всего хотелось выпить чашу подогретого вина, и чтоб рядом горел очаг, или печка. Снегобой замечтался и не сразу услышал с перекрестка шаркающие шаги. Лениво посмотрел на перекресток и остолбенел. За время своей службы он навидался всякого, но такого…
   По улице шагал старый полкан, з а к у т а н н ы й в ш у б у! Полканы даже редко заходили в город - страшно мучались в нем от жары. Или это не полкан, и у него не два сердца, и кровь его теплая?! Нет, полкан, он не торопясь переставлял лапы, и не отрываясь смотрел на Стража страшенными огненными глазами. А за полканом тряслись и подпрыгивали как-то жутко развинченно и непристойно одинаковые белые создания – узкоплечие, абсолютно голые, но какие-то бесполые. На белых лицах – косые провалы глазниц, перевернутая улыбка, ушей нет, а шею и запястья перехватывает черная полоска. Они дрыгались и непонятной гибкостью, словно бы из их тел разом вынули все кости…
   Снегобой вырвал из ножен меч и прижался к стене, скованный страхом. Старик улыбнулся молодыми зубами и легко метнул в воина деревянную крестовину, маленькую, с ладонь. Снегобой даже не стал изворачиваться - крестик пролетел высоко над его головой. Он ждал стука его о стену, но стояла тишина. Снегобой задрал голову – крест висел у него над головой. Потом из него ударили тончайшие золотые нити, захлестнувшие шею и руки воина. Человек захрипел и умер.
   А старик пошел дальше. К толпе бескостных плясунов же присоединилась еще одна, оставив на мостовой кучку одежды, кольчугу и меч.
  - Светильник гаснет. – Заметила Нордаль.
  - Да.
   Хмур напрягся, проверяя прочность цепей и решетки – крепко. Проворчал:
  - Любопытно, зачем нас сюда приволокли? Ты не замерзла?
  - Нет. Ну, разве немножко…
  Хмур снял доху, просунул сквозь прутья клетки.
  Лови.
   Нордаль поймала доху, затащила к себе.
  - Укутайся поверх шубы. О, если бы я мог вернуть себе проклятье оборотня!
  - Что ты, Хмур, не говори так. – Испугалась Нордаль.
  - Нет, я бы не дал скрутить себя этим бесовским куклам! Так зачем все же мы понадобились большому полкану? Ох, чует мое сердце, колдун он.
   Воспоминания вновь заставили сероволосого и остроухого травника скрежетнуть зубами. На них напали, когда Нордаль готовила ужин, а он лечил соседа от рвущего кашля травяным отваром. Разом выхлестнуло циновки из прозрачного камыша, которым были затянуты окна, и в их дом полезли белые твари, отвратительно гибкие; облепили его со всех сторон, словно черви. Он бешено молотил их руками и ногами, но удары гасли о пружинистую белую кожу…
   Их проволокли по ночным улицам и запихнули в подвал какого-то дома, где заперли в клетках. Хмур мельком видел полкана, кутающегося в шубу, который командовал тварями. Гибких белых гадов уже не раз видели в городе и называли релями, за невероятную гибкость и бес косность. Рели проникали в дома, воровали золото и людей. Ночные Сторожа безуспешно пытались с ними бороться.
   Проскрипела дверь, и в подвал вошел старый полкан с золотыми глазами. Нордаль молча глядела на него, сидя на топчане и кутаясь в доху, а Хмур вцепился руками в решетку и прорычал:
  - Зачем?
  - Нужно было. – Усмехнулся полкан. – Я давно желал очищения Орлага от всяческой поселюги: людей, гуттов и прочих. Рели – мои воины. А вы пригодитесь каждый по-своему. Дочь князя Лийбы послужит заложницей, щитом против войска князя, а ты, оборотень… Ты передашь моим релям свое боевое мастерство, а мне – знания о магии трав.
  - Не дождешься. - Рявкнул травник, тревожно думая о Нордаль – колдун может угрожать ей, чтобы людей отбивать от него.
  Полкан снова усмехнулся, но как-то устало:
  - Ты думаешь, я буду угрожать твоей жене? Нет, это неприятно и ненадежно. Я просто сделаю из тебя рель, но сохраню твои знания.
  - Чего же ты ждешь, полумертвая тварь?
  - Не груби. Тебя не сделаешь релью просто так, сразу – ты слишком силен духом и к тому же – перевертень в прошлом, чувствую. Нужен сложный ритуал, много золота, особые принадлежности.… Так что, жди.
  Полкан запахнулся поплотнее и вышел. Взамен его в подвал заскочила кривляющаяся рель с кусками хлеба и мехом воды. Отчаянно гримасничая, она уставилась на Хмура и вдруг сказала срывающимся шепотом:
  - Снегобой.… Пошли мы… Снегобой…
   Запихнула в клети хлеб и выскочила из подвала.
   Рели ловкими длинными прыжками неслись по крышам домов, таща мешки с золотом. Быстро стихли позади вопли ограбленного старателя. Рели скользнули на мостовую по водостоку и, не прячась, побежали к одинокому заброшенному дому.
   Взметнулось из-за кучи снега копье и прибило одну к дощатой стенке дровника, из-за этой кучи выскочил человек в чешуйчатом доспехе, с полканным гербом на левой грудной пластине, метнулся к релям со вторым копьем. Рель, пронзенная копьем, отчаянно извивалась и вдруг стала подтягиваться, протаскивая древко сквозь свой живот. Вторая рель с сизыми космами, бросила мешок, выпустила кинжальные когти и прыгнула на человека. Тот увернулся, глубоко рубанув длинным наконечником по груди твари. С хлюпаньем рана затянулась, рель присела на корточки, ощупывая ее, и человек срубил ей голову да пинком отбросил подальше. Подскочил к другой, уже почти освободившейся от копья, ударом ноги снова впечатал ее в стену, вырвал из стены копье и двумя копьями лихо располосовал тонкое тело на три куска. Внутри рель оказалась заполнена пористой синеватой гадостью, которая тут же почернела и обуглилась. Из останков вылетела и ввинтилась в облака белая прозрачная тень.
   Когти впились в плечи человека, скользнув под пластины доспеха. Человек рявкнул, ударил тупым концом копья стоящему сзади безголовому чучелу в грудь, развернулся, взбешенный горячей кровью, струящейся по спине, вонзил одно копье в грудь рели, вторым разрубил тварь надвое. Подхватил мешки и услышал за спиной звонкий голос с рычащими нотками:
  - О, Пресветлая Эльфа, это что за твари?!
  Человек, обтиравший снежком древко копья, резко обернулся и упер клинок в грудь рыжего хунглауни в железном наплешнике. Хунглауни обиженно проговорил:
  - Ну и манеры у вас в Ольгарде!
  Человек даже не заметил, как рыжий успел обнажить короткий меч и взмахнуть –
  просто копье в его руках дернулось – наконечник, очень ровно отрубленный, упал на снег. Палку вырвали из рук человека, и тяжелый клинок поцеловал его макушку плашмя.
   Человек повалился прямо на лапы хунглауни, который взвалил его на плечи, заволок в чей-то дровник и стал ждать. Очнувшись, человек попробовал встать, но вновь упал, морща от боли сросшиеся брови. Поглядел на сполоха и прошипел на гуттском:
  - А, и ты здесь, недомерок с шилом в заднице.
  И тут же получил по зубам. Хунглауни свирепо гавкнул:
  - Тупой, как все люди! Я хотел всего-навсего спросить, где постоялый двор, а ты копьем тычешь! Болван! Будешь оскорблять мой народ – украшу харю лохмотьям и бахромой! Угомонись и слушай.
  Человек исподлобья глядел на Сполоха.
  - Я ищу своего друга, человека. У него серые волосы и острые уши. Он травник, лучник и ничего не боится. Его зовут Хмур, он женат на светловолосой девушке, Нордаль.
  - Ты друг Хмура?! – Изумленно спросил человек с лицом полкана. – Тогда извини за грубость. Друг Хмура не может быть мерзавцем. Да, я знаю Хмура, чего там – его весь Ольгард знает. Он же десятки людей и гуттов от разных хворей своими травами вылечил. И меня лечил от рвущего кашля, им у нас многие болеют. Как тебя звать?
  - Сполох.
  - Я Руфий. Недавно Хмур исчез, вместе с женой. В доме все перевернуто, а на ложе лежит сосед, которого он лечил, не в себе, только и бормочет: "рели, рели, рели".
  - Что такое? При чем тут.…Какие рели? – Не понял хунглауни.
  - Поганые твари. Недавно завелись в городе, непонятно откуда, но стали пропадать люди. Некоторые считают, что это болезнь, превращающая людей в релей. Я давно за ними слежу – сейчас они чего-то зашевелились, золото отовсюду тащат – речки-то здесь золотоносные…
  - Так это рели на тебя напали там?
  - Да. Их убить хлопотно – только если расчленить, или сжечь. Боли не чуют, верткие как бесы.
  - Послушай, Руфий, - горячо заговорил Сполох, - Хмура надо найти! Обязательно. Я думаю, что тут замешано колдовство – нету такой болезни, чтобы людей в этих тварей превращать!
  - А я что, по-твоему, делаю? – Огрызнулся Руфий. – Ищу! Где-то у релей должно быть логово, скорее всего где-то здесь, на окраине. Лучше надо искать, а я один…был.
  - Зато теперь не один. – Весело оскалился полу зверь.
  
  Хунглауни был уверен, что если релей создавал колдун, то уж никак не ради обога-
  щения, что золото – не цель. Зачем создавать колдовских тварей, когда, применив обычное заклятье для отвода глаз – и воруй спокойно.
   Они с Руфием облазили все руины в городе, все укромные места, обыскали ближний лес и спрашивали о релях, едва ли не каждого горожанина. Нашли бабку, которая видела полкана, бросившего деревянный крестик в человека. И человек этот превратился в рель. Руфий наотрез отказался верить: бабушка сказала, что полкан кутался в шубу. "А этого не могло быть! – доказывал он Сполоху, - У всех полканов два сердца, которые гоняют по жилам почти кипящую кровь. Полканы даже в лунном Орглаге не носят одежды, а в городе для них и вовсе жарко."
   Хунглауни же на всякий случай обыскал место происшествия – но все следы были затоптаны прохожими. Злые и отчаявшиеся, хунглауни и человек вломились в харчевню, слегка перебрали и славно поучаствовали в драке. Их, от греха подальше, связали и выкинули в сугроб. Хунглауни перегрыз веревки к полуночи, с теплотой думал о жителях города: меч не сперли у пьяного. Разрезал веревки на посиневшем от холода человеке – тот непослушными пальцами достал из кошеля безглазый череп со множеством зубов, подвешенный на короткий шнур, надел на шею, и с ним сотворилось что-то странное. Все тело его содрогнулось, и волны жара пошли от него, будто от печи. Сполох отшатнулся, а Руфий блаженно потянулся, расплавляя спиной снег. Коже его помеднела, а в глазах загорелись алые огоньки.
  - Ты как это сделал? – Ошарашенною мигнул Сполох. – Ты же не полкан, ты человек…
  - Сам ты человек! – Засмеялся пышущий жаром Руфий. – А я полкан и сын полкана, только с двумя ногами и одним сердцем. В городе я обычно не ношу оборег, который будит кровь, но иногда приходится. Ладно, пошли на постоялый двор.
  - Рели, рели!!! – Истошно завопили вдруг в соседнем с харчевней доме. Коротконогий хунглауни до того быстро рванул за белесой тенью, что Руфий едва его догнал. Рель взметнулась по водостоку на крышу. Сполох знаком показал сыну полкана бежать незаметно внизу и по-кошачьи взметнулся следом за релью.
  Он мчался за ней на мягких лапах, благословляя дома, почти соприкасавшиеся тесо-
  выми крышами. Он дивился невероятной ловкости рели, которая, неслышно шлепая босыми ступнями, прыгала по доскам. Иногда, колдовская тварь оглядывалась, и тогда Сполох скрывался от черных провалов глаз за трубами печей. Внизу, в тени, иногда мелькал силуэт Руфия с двумя копьями в чехле за спиной – хорошо хоть не забыл в сугробе.
   Когда город кончился, рель сиганула в кучу скинутого с крыши снега, вынырнула и заскользила к летнему дому с заколоченными ставнями. Следом комком меха свалился в сугроб хунглауни и пополз.
   Руфий подобрался к дому вплотную, прячась за поленницами дров. Рель влезла в распахнутую и наполовину заметенную дверь, проникла в сени. В сенях из пола ударил столб красного света – открылся люк. Из люка показалась голова полкана, сварливо сказавшая:
   - Где тебя бесы таскали, полоумная кукла!
   И Руфий метнул копья. Первое, пролетев в дверной проем, пригвоздило рель к стене, – мешок с золотом свалился в люк. Полкан чудом увернулся от второго, располосовавшего кожу на голове и заклинившего люк. И все же полкан вырвал его, отбросил и захлопнул люк перед носом влетевшего Сполоха. Рель с тонким воем рванулась к люку, разорвав в клочья бок, забилась о железный диск люка. Подхватила копье Руфия. Сполох с ходу влепил ей в живот два шара, Руфий метнул в горло нож – рель отбила его, подняв копье, и хунглауни поднырнул под него, отрубив тонкие ноги рели мечом. Вырвал из ослабевших тонких рук копье и, прижав рель клинком к стылой земле, рявкнул:
  - Как открыть дверь?
  Рель молотила по голове Сполоха, разбивая в кровь руки о железный шлем, но глаза ее были полны странной мольбы, она проронила шепотом:
  - Ее не открыть…Меня звали Снегобой.…Освободи меня…пожалуйста…
   Сполох отпрянул от рели и, нанося смертельный удар, выкрикнул:
  - Освобождаю тебя, Снегобой!
  Белая тень метнулась к выходу, шепнув:
  - Спасибо, воин…
   Они пытались вскрыть люк, засунув в щель копье, – древко с хрустом переломилось. Потом меч – добрая хунглаунэрская сталь с визгом порвала железную обшивку. Сполох начал рубить и вспарывать железо, в надежде добраться до деревянной основы крышки.
  Хмур яростно напрягал мышцы – веревки впивались в жилистое тело, но не рвались. Он был намертво привязан к столбу. Рядом кипело в котле алое светящееся золото, в которое полкан добавил только что полученные от рели украшения. Уровень в котле поднялся до зарубки, и колдун радостно потер ладони.
   "О, боги лесов! – ошарашено подумала Нордаль, вцепившись в прутья клетки, - Он радуется, как ребенок, готовясь к страшной пытке и лишению человека души".
   Хмур с бешеным рычанием рвался в путах. Двое релей поднесли наклоненный желоб на длинных ножках, кончающийся у лица травника. Потом, на блоке, подтянули котел к потолку, к другому краю желоба и зацепили за него железный штырь. А цепь прицепили в петельку на краю котла – потянут рели за цепь, и котел наклонится. Колдун читал заклинания на забытом наречии урлинов – разумных медведей, и непонятные слова жгли огнем дочь князя Лийбы. Вот-вот потечет золото, впитывая в себя древние заклятья и приобретая страшные новые свойства.
   И Хмур завыл. Долгий, тоскливый клич оборотня заметался по подвалу. Мольба к Богу Святобору заставила колдуна вздрогнуть, а Норадаль пронзительно закричать, но Хмур не умолк и вел переливчатую песнь, по-звериному умоляя вернуть ему дар оборотня, который он сам называл проклятьем. И Святобор услышал его.
   Зеленое сияние залило опрокидывающийся котел, остановив стекающую по желобу лаву. Великан в плаще из хвои сверкнул в лесах Лихобора бездонными черными глазищами – и тело Хмура окуталось серым мехом, вспыхнуло огромными мышцами. Когтистые лапы разорвали веревку, как гнилую паклю и снесли желоб. Бешеный серый медведь растоптал релей, вырвал решетку, загораживающую Нордаль, и повернулся к колдуну.
   Полкан замер на миг, потрясенный чудом, но тут же сорвал со стены двуручный меч. И закружились они по подвалу, под котлом с расплавленным золотом, разделяемые клинком в девять пядей длиной. С мерзким скрежетом пробив железо, меч хунглауни раскол дерево, и Сполох одним диким усилием разворотил толстые доски люка.
   Полкан затравленно глянул на люк, и этого мига хватило Хмуру. Медведь скользнул мимо меча и облапил верхнее туловище полкана.
   В молодости, Луэнарк смог бы заломать медведя сам, но сейчас, от тяжкого груза лет и обессиливающего колдовства, мышцы полкана одрябли, и даже кровь его не грела. Хмур с ужасным хрустом раздавил руки полкана, – меч лязгнул, упав на пол, оторвал от пола и швырнул прямо в висящий на штыре котел. От удара тяжелой туши из котла выплеснуло тяжелую, уже покрытую застывшей коркой волну металла, окатившую рухнувшего на пол полкана. Тот зашелся истошным визгом, сразу перешедшим в хрип, и, вдруг, вскочил комком обугленной плоти и невесть откуда взявшимся голосом выкрикнул:
  - Лург дозх родрула рахр! – И рухнул, источая невыносимое зловоние.
  Люк, наконец, разлетелся и Руфий вытянул наверх находившуюся в глубоком обмороке Нордаль и помог вылезти принявшему человеческий облик Хмуру.
   Не разбираясь, откуда здесь взялся хунглауни, Хмур побрел, пошатываясь и опираясь на плечо Руфия. Сзади шагал Сполох, неся в лапах царевну.
  - Нужно уходить отсюда, Хмур. – Проворчал хунглауни.
  - Зачем?
  - У моего народа занятия подобным колдовством раньше были нередки. Так вот, это любой хунглауни скажет: на месте смерти колдуна, колдующего через материю тонкого мира, нельзя жить тому, кто его убил. Моему деду из-за этого пришлось покинуть Хунглаунэр.
  - А почему ты думаешь, что этот…полкан колдовал через тонкий мир? – Недоверчиво спросил Руфий.
  - У него на шее, на веревочке, кольцо крес-камня.
  - И что? Ты не рассказывал, что у тебя лодку двигает шар того же камня.
  - У меня шар в форме шара. – Сполох до того рассердился таким сравнением, что едва не уронил девушку. – А тут кольцо…хотя, что я вам объясняю, все одно не поймете.
  ===================================================================
   На этом Сполох не унялся и продолжил уже в уютном, хоть и промерзшем без хозяев доме Хмура, когда по комнате разливался жар от печки, и Руфий снял череп снеготара. Наевшись досыта, Сполох отсел подальше от оборотня и сказал:
  - А уезжать вам нужно в Лийбу.
  Хмур мгновенно ощетинился:
  - Не мели лишнего! Ты мой друг, но князь Лийбы – пога…- он запнулся и бросил взгляд на потупившуюся Нордаль.
  - Может, ты не знаешь о всех пакостях, которые он сотворил…
  - Я не только знаю о них. – По возможности спокойно сказал хунглауни. –Я сам был у него в замке, он послал меня к вам с устным посланием.
   Под недоумевающие взгляды Руфия, Хмур впился пальцами в край стола, продавив корявую доску.В его почерневших глазах заплясали зеленые искры:
  - Говори.
  - Он едва ли не на коленях молил вас вернуться. Он готов даже уступить тебе корону. Ему нужна только дочь.
  - Мне его корона – как дятлу стамеска нужна! У него была возможность оставить нас в Лийбе – а он послал ко мне убийцу. Я не убил его только потому, что он отец Нордаль!
  - Я тут не причем! – Возмутился Сполох. – И нечего на меня так смотреть. – Меня просили найти и сказать, я нашел и сказал. Думай сам. А мы с Руфием пойдем, однако, отдохнем.
  - Набегались за релями. – Вздохнул сын полкана. И вышел вслед за хунглауни.
   Оборотень уставился в стену, не глядя на блестевшие от слез глаза жены. Наконец выдавил:
  - Тебе очень хочется вернуться?
  - Я скучаю по Лийбе, - прошептала Норадль, с мольбой глядя в черно-зеленые глаза. – Здесь так холодно. Я вижу во сне бурливые речки, ягодники, маралов, приходящих на солонцы. А тот человек, которого ты ненавидишь, он вырастил меня. И я люблю его.
   Угловато обняв жену, Хмур стер слезы со щек и быстро поцеловал.
  - Я постараюсь с ним не ссориться.
  
  
  
  
   Идти в Лийбу решили не тем путем, каким пришли. Руфий вызвался показать троту – перегон через Скалы-до-Неба, недалеко от Ольгарда.
   Прямо на следующую ночь, Нордаль, Хмур, Сполох и Руфий собрали теплую одежду, припасы, оружие и на лыжах вышли из города.
   Первым скользил Руфий, по пояс голый, окутанный клубами пара, следом Сполох с огромным мешком за плечами, потом Нордаль и последним – Хмур. Они шли, не теряя из вида далекий берег Покой-Океана, по редколесью. Почти сразу начался подъем, и Океан постепенно пропадал за каменным кряжем. Потом подъемы стали чередоваться с недолгими спусками, из-под снега торчали острые камни, а самого снега стало очень мало. Груза хватало и так, дальше за скалами вовсю хозяйничала весна, и лыжи оставили, спрятав на перевале. Близился другой перевал, прозванный "Норов Льдогрыза" за неприступность и постоянную смену погоды.
   Всю ношу перебрали, оставили лишь еду, веревки, теплую одежду и копья. Взбираться на хребет приходилось по хитрому: кто-нибудь, без мешка за спиной, карабкался наверх, вбивал там, в мерзлый камень и лед копье и привязывал веревку. Остальные с грузом поднимались наверх. Хоть и везло с погодой – было ясно, не очень холодно, только воздух сухой и колючий – трудно было неимоверно. Нордаль хотели совсем лишить ноши, но она заупрямилась и несла наравне с мужчинами – правда, лишь первое время. Из-за отсутствия топлива, костер не разводили – положение спасал Руфий. Он носил на груди флягу с водой, не давая замерзать, и когда она кончалась, просто набивал туда снега и растапливал свои теплом. Он еще, вдобавок, согревал Хмура и Нордаль на отдыхе. Сполох же из-за густого меха не мерз, хоть ветер и пробирал до костей.
  - Любопытно мне, - сказал он однажды, когда все, обессиленные, кучей лежали на снегу, расстелив плащи, - Какие это заклинания сказал колдун перед смертью?
  - Не знаю и знать не хочу. –Угрюмо сказал Хмур, поджившими поле сражения руками кутая Нордаль в плащ.
  - А я, примерно, догадываюсь. – Вдруг, словно во сне, не открывая глаз, сказал Руфий. Он сегодня три раза вбивал копье и очень устал.
  - А что не сказал?
  - Ты не спрашивал. Это древнее полканье наречие. Там были слова, которые говорят при сходе лавин – "Лург" и "Рахр" означают что-то, что нельзя отвратить, чего нельзя избежать. "Родрула" – значит льдогрыз, а "дозх" – заключительное слово во всех полканьих проклятьях.
  - Это что же – он проклял нас льдогрызами? Натравил на нас экую тварь? – Шепотом спросил полушутя Хмур. Сполоху же было вовсе не смешно.
  - Да ну. – Мотнул головой Руфий. – Льдогрызы в Скалах и не живут, только в Орлаге.
   Он замолк, Хмур заснул, а Сполох испугался. Он-то встретил льдогрыза аж в Лийбе! Испугался не за себя, за друзей. А вдруг льдогрыз будет не один, или в него вселится дух колдуна? Тогда беда…
   Среди ночи Сполох проснулся от грохота осыпи внизу. Грохот был далеко и разбудил только его. Хунглауни сел и прислушался. Когда грохот утих, он различил странные звуки –низкие, прерывистые. Знакомые звуки! Эх, знакомые!
   "Эко, языки чесали!" – рассердился сам на себя. – "Уж лучше бы не знать!"
  
   Утром предстояло самое сложное - взобраться на самое высокое место перевала и спуститься вниз. Руфий уже собрался лезть с копьем, но Сполох копье отобрал и полез сам. Сперва шел, иногда цепляясь копьем за трещины, потом пополз, впиваясь в лед когтями. Пролез на длину веревки, принялся вклинивать копье – от первого же удара тонкая корочка льда разлетелась, открыв камень-сплошняк. И ни трещинки.
   Сполох закусил губу: с грузом сюда без веревки не влезть. Огляделся: рядом ни трещины, ни выступа – лишь выше, на самом хребте, остром, как лезвие топора, каменный рог. А снега кругом нет, видно осклизлую, гладкую и ровную каменную стену. Он крикнул вниз.
   - Нарасти веревку, Хмур! Сколько сможешь.
   Нарастили. Сполох обвязался веревкой и пополз вверх, отчаянно кроша когтями камень и редкий лед. Пальцы вскоре свела судорога – повиси-ка, попробуй, на одних когтях! Замер саженях в двух от рога – дальше лезть все равно, что по зеркалу. Он покарябал трещинку задними лапами, собрал веревку в петлю, сжался и замер, ожидая, когда ветер дунет в спину особенно сильно. И, дождавшись, прыгнул, едва не сломав когти, пролетел полторы сажени, выбросил вперед петлю и грохнулся брюхом о камень. Его поволокло вниз, он вцепился в веревку, и веревка выдержала его! Захлестнул-таки рог. Влез на гребень, глянул на другую сторону – там спуск пологий, заваленный снегом, и даже кое-где деревья растут. Затянул узел вокруг рога и начал спускаться. Оступившись, он обессилено привалился к камню. Будто издалека услышал ворчание Хмура:
  - И какого рожна тебя туда унесло? На такой высоте ему попрыгать захотелось. На эдаком скате. Кувыркнулся бы оттуда в эту твою треклятую Прорву, что бы мы делали?
  Сполох ухмыльнулся, отлепился от камня и подхватил:
  - Сухарики сушили. Давай-ка побыстрее, за нами льдогрыз идет, вроде.
  - Не смешно. – Выговорил Хмур. И он, и Нордаль, и Руфий глядели на хунглауни.
  - Знаю, что не смешно. –Мрачно ответил Сполох. – Ночью вызвал над нами обвал и рычал от обиды. Громко.
  - Пойдем-ка быстрее. – Жестко сказал Хмур, взвалил на себя сумку Нордаль, Сполоха и свою и полез, упираясь жесткими сапогами в камень. Дошел быстро, сложил с той стороны хребта сумки и мешки. Следом полезла Нордаль, потом Сполох, потом Руфий. Огненная кровь шел будто по ровной дороге, держась за веревку и вдруг услышал отчаянный вопль Сполоха:
  - Руфий!!! Льдогрыз!!!
   Руфий оглянулся и похолодел. Из-за валуна вылезла огромная туша на мощных лапах. Он рванулся выше – льдогрызу по такой крутизне не пройти, но зверюга не стала и пытаться. Она просто схватила пастью конец веревки и дернула. Легонечко так. Но веревка лопнула, будто подрезанная, перед самой рукой Руфия. Тот поскользил вниз.
   Сполох оглушительно рявкнул и, едва касаясь веревки, поспешил вслед за ним, на Хмуре повисла Нордаль, сумасшедшими глазами глядя на чудовище. Перевертень миг колебался, но все же отстранил ее, схватил копья и сказал:
  - Вдоль хребта на Закат – там тракт, ведущий в Лийбу.
  - Не-е-ет!!! – Закричала Нордаль, но Хмур уже спускался.
  Руфий перевернулся на спину, как мог, замедлил скольжение и перед самыми бивня-
  ми прыгнул вбок, упал, вскочил и запетлял меж валунами, на небольшой каменной площадке – их ночлеге. Долго уворачиваться от бивней ему не пришлось: со скалы спускались Хмур и Сполох. Чудовище повернулось головой к ним, и тут же житель Орлага всадил ему копье в глаз. Льдогрыз сломал древко о валун и прыгнул к хунглауни. Сполох повторил свой маневр – прыгнул на хребет зверя, но тот вдруг изменил свои повадки и резко взбрыкнул задом. Сполох упал, бивни понеслись к нему, но их остановил серый медведь, с хрустом выломав один.
   Льдогрыз отшвырнул медведя к скале - в бок его тут же впились брошенные Руфием Хмуровы копья. Не обратив на них внимание, он подскочил к Руфию и пригвоздил его к скале. Что-то громыхнуло внутри зверюги, и раздался хохот, хохот колдуна-полкана. Но недолго зверь терзал Руфия – с громовым рыком подскочил медведь и одним ударом лапы забил копье глубоко в нутро льдогрыза. Хохот сменился воплем, льдогрыз осел на передние лапы – и на хребет ему упал с воем Сполох, завязив меч под лопатку. Льдогрыз отчаянно визжа, попытался встать, но оборотень обхватил второе, торчащее из бока копье и вонзил и его, достав до внутренностей. Чудовище рухнуло на бок. Оборотень едва успел отскочить, а Сполох, сжимая в лапах меч, покатился по льду. Из ноздрей чудовища вырвалась белесая тень и с ревом растаяла в золотых лучах солнца.
   На ходу обернувшись человеком, Хмур метнулся к Руфию и осмотрел рану. Отлегло от сердца – жив полканий сын. Бивень проткнул бедро – рана очень плохая, но кость не задета; второй прорезал голень. Правые бивни и вовсе прошли мимо.
   Из глубочайшей раны хлестала кровь. Не колеблясь, Хмур снял с шеи Руфия череп: Руфий побледнел, жар, исходящий от тела, пропал, зато кровь потекла тише.
  - Сполох! Иди сюда! – Сорванным голосом позвал травник.
  Вымазанный в крови хунглауни подошел.
  - Держи его.
  Жесткие сильные лапы прижали Руфия к валуну. Хмур разрезал штанину, наложил давящую повязку своим ремнем выше раны.
   С горы спустилась Нордаль, перепуганная, с торбой травника в руках. Хмур принял сумку, порылся в ней и достал пузыре толстого стекла, сбив о камень плотно притертую пробку. Руфий тяжелым взглядом наблюдал за травником. Хмур вздохнул, что-то решая про себя, вынул из торбы мочалку, вылил на нее жгучую жидкость из пузырька и сунул в зубы Руфию кусок кожи. Потом вложил мочалку в рану.
   Руфий прокусил кожу и жутко взревев сквозь стиснутые зубы, обмяк в лапах хунглауни. Боль доконала его. Перевертень покосился на пустой пузырек и проворчал:
  - До чего поганое зелье, но нагноений зато не будет.
  Потом растер сухие листы, дал понюхать Руфию – тот задышал чаще и спокойнее, погрузившись в тяжелый сон. Хмур кривой иглой сшил края раны, наложил повязку. Потом зашил рану на голени, тоже перевязал. Снял с себя вторые штаны и надел на раненого.
  - Не знал, что ты умеешь лечить тяжелые раны. – Заметил Сполох.
  - Поживи с отунаками, они тебя и не такому научат.
  Перевертень встал и столкнулся с Нордаль. Девушка знала, что нельзя мешать мужу при врачевании, стояла рядом, но тут не выдержала и обняла крепко-крепко. Так и стояли, пока Сполох не сказал:
  
  - Хватит нежностей, нужно до темноты в лес добраться.
   Хмур очнулся – хунглауни уже связал веревку, забравшись к месту разрыва, спустился к ним, проверив крепость узла и теперь чесал за ухом.
  - Как Руфия подымать будем? – Деловито спросил он.
  - Как, как.…На себе. Подымайся. Хотя нет, сначала Нордаль.
  Царевна полезла, все еще всхлипывая, но уже успокоившись – жизнь с таким беспокойным человеком, как Хмур, приучила не устраивать истерик и держать в узде слабости. Хунглауни сказал:
  - Понесу я. Я сильнее.
  - Сильнее. Но ноги у него будут волочиться по камням.
  Сполох фыркнул и полез следом за Нордаль. Хмур осторожно разбудил Руфия, помог ему сесть и, повернувшись спиной, присел на корточки:
  - Хватайся за шею.
  - Чего?!
  - Хватайся, говорю за шею и покрепче.
  - Сам я поползу! – Нахмурился полканий сын. – Ты меня не утащишь.
  - Я не спрашиваю. – Прорычал, посмотрев через плечо, Хмур. – Я приказываю. Если не послушаешься, прямо здесь голову отъем!
   Тут, надо сказать, что Руфий хоть и уступал Хмуру ростом, был шире в плечах, с огромными мышцами. Перевертень же был поджарый, словно волк. Однако, недовольно заворчав, Руфий рывком приподнялся, обхватил Хмура за шею. В ноге взорвалась боль, но Руфий лишь заскрежетал зубами.
   Перевертень слегка качнулся – Руфий почувствовал, как меняются под кожей мышцы, распрямился и полез по скату, подтягиваясь на веревке.
   "Не может быть в таком худом мужике столько силы", - подумал Руфий. Тоже подумал и Сполох, сверху смотрящий на Хмура. А травник перехватывал огромными ладонями веревку и шел ровно, ни разу не поскользнувшись на мокрой скале. Руфий со страхом ждал, что он вот-вот превратится в медведя. Но нет – травник дошел до рога, аккуратно перелез через острый верх хребта и опустил Руфия.
   К ночи они уже сидели у костра в еловом перелеске. Жарко пылал костер, бросая вверх искры и яростно треща, отражались в раскосых глазах Сполоха, бросая отсветы на сидевших в обнимку Хмура и Нордаль, да, иногда, нагоняли дым на спящего Руфия.
  
   Они шли по старой, открывшейся дороге в село солеваров Пихтынку. Руфий покачивался на широкой спине огромного серого медведя с черно-зелеными глазами. Нордаль легко шагала рядом и рассказывала о том, как в детстве заблудилась в лесу и была выведена волком-перевертнем. А сзади вышагивал рыжий мохнатый хунглауни и отряхивал уши – на них садилась нахальная весенняя муха. Солнце так жарко сверкало на начищенной железной шапке Сполоха, и так по-весеннему пахло, что Руфий почти не ощущал боли в ране, быстро затянувшейся, благодаря снадобьям Хмура.
   Они распрощались в селе – Руфий остался на постоялом дворе, пока не заживет нога. С хунглауни они могли уже не увидеться и Сполох оставил ему малахитовую бляшку с редким узором – такие бляшки воины Хунглаунэра оставляют в семье, чтобы вернуться из дальнего похода. Прослезился, утерся лапой и убежал на улицу, шмыгая носом. Хмур оставил заживляющую мазь, а Нордаль пригласила Руфия приехать в Лийбу погостить. Они распрощались, сели на купленных волосюх и поехали в Лийбу втроем.
   Друзья протопотали по большаку, который выходил на тракт, но делать крюк не стали – Нордаль знала проселок, ведущий напрямую, срезавший петлю тракта. По нему и поехали, разминувшись со скачущим во весь опор гуттом. Чащебор, звеня продетым в рог колокольчиком, врывался в каждый постоялый двор, но когда прискакал в Пихты, загнав степного единорога, но опоздал. Когда он стал расспрашивать всех о рыжем хунглауни, его направили к Руфию, с которым гутт недолго разговаривал. Хозяин видел, как после этого разговора, Руфий попытался сесть на единорога, но не смог – рана закровоточила. Чащебор расспросил хозяина обо всех окрестных проселках и умчался, оставив Руфия в бессильной ярости колоть дрова.
   Нордаль радовалась, как ребенок, когда увидела стены Лийбы. Хмур был чрезвычайно угрюм, молчал, тревожно всматривался в улицы и в прохожих людей. А Сполох гордо ехал впереди, раздувая усы от гордости – Сполох Победитель Льдогрыза, Сполох Преодолевший Скалы и Сполох.., Сполох Объединяющий семьи.
   Подъехали к воротам замка князя и ворота открылись – видно, увидели и узнали.
  
   Хмур, наконец, перестал ощупывать торчащее из чехла копье и немного успокоился.
  - Странно. – Пожевал ухо Сполох. –Стражи нет. Хотя, вон, кто-то стоит, вроде привратник.
   У дверей в тронный зал, куда Нордаль потянула спешившихся Хмура и Сполоха, стоял человек с округлым, темным от загара лицом и короткими волосами. Царевна у улыбнулась, узнавая придворного мага со странным прозвищем Мизгирь. Колдун обнял ее, широко улыбнувшись, потом шагнул к Хмуру и вогнал ему в грудь тончайшую серебряную иглу, рычащим голосом выкрикнув заклятье.
   Взметнувшаяся было рука Хмура замерла, лицо его окаменело и глаза застыли.
  От глаз по телу пошел гулять белесый с зеленью огонь. Нордаль повисла сзади на колдуне, он, не оборачиваясь, сбросил ее, отшвырнув прочь, и царевну сковали невидимые колдовские путы. Сполох замер, не разглядев из-за спины Хмура ничего и не поняв, от чего его друг засветился. Двери тронного зала распахнулись, – оказалось, что он был набит стражниками в кольчугах, латах, с мечами. Первым выскочил с огромной секирой сам князь Лийбы и яростно захохотал:
  - А-а-а, проклятый оборотень! Больно? И тебя, гнусь верткая, достать можно!
  Хунглауни понял, что творится что-то очень поганое. И, недолго думая, вырвал иглу из груди перевертня. Огонь на теле Хмура разом порыжел, взметнулся слепящим вихрем и Хмур обернулся медведем. На пути его встал колдун – хунглауни глубоко вогнал ему эту же иглу в левый глаз и рванул когтями шею – Мизгирь с визгом откатился в угол.
   Тяжело и бесшумно медведь приблизился к князю, выпучившему глаза и раззявившего провал рта в бороде. Латники же отчего-то замерли, не отрывая глаз от серой громады, и опустив выскальзывающие из потных ладоней клинки.
  - Не убивай его, Хмур!!! – Пронзительно закричала Нордаль, заглушив визг колдуна в углу.
   Медведь оторвал взгляд от князя, по штанам которого расплылось мокрое пятно, а секира звякнула, выпав из рук, глянул на девушку и протяжно, по человечески, застонал. Опустился на четыре лапы и вышел из коридора, нечаянно толкнув плечом Сполоха.
   Хунглауни чувствовал, что незачем бесполезно бежать за ним – хоть и прервалось колдовство Мизгиря, все равно звериная половина взяла верх в перевертне. Хмур сгинул из мира живых, уступив место зверю.
   Сполох лениво посмотрел на отходящего понемногу от ужаса князя и проронил:
  - Прирезал бы тебя – да меч марать неохота.
  И так, словно бы он был один во всем Веколесье, опустился на колени и обнял тихо плачущую Нордаль.
  
  ЭПИЛОГ
   Так был побежден Хмур, витязь-травник. И хунглауни, его спутник и друг, дал клятву разыскать средство, могущее вернуть его из тонкого мира, вызволить из звериного тела.
   Потому что Хмура не убили в городе. Вывалившись из замка, медведь прокосолапил по улицам, распугивая прохожих горожан, вышел в ворота и пропал в осеннем лесу.
   Потому что Сполоху в ту самую ночь, которую он провел на постоялом дворе, оберегая сон Нордаль, покинувшей ставший ей ненавистным замок, уже под утро приснился сон. Он в этом сне сидел на борту лодке с ромашкой за ухом и тихо перебирал струны лютни. Он не помнил, когда забрал ее из разбитой в Арланте лодки. Рядом на борту сидел Невидать, Ллер купалась в реке, подымая тучи брызг. Вдруг проснулся Хмур, вылез из-под кожаного полога и радостно сказал:
  - У меня будет сын, Сполох!
   Сполох отчего-то совсем не удивился и только спросил, когда.
  - Через шесть месяцев, в Золотом Месяце. Крепкий малыш, синеглазый, и, Сполох, он не будет проклятым, каким был я!
  Хунглауни кивнул, сказал:
  - Я позабочусь о нем. – И проснулся. Вскочил с пола – он спал у порога – Нордаль еще спала, всхлипывая во сне, совсем как ребенок. Сполох слегка улыбнулся и усевшись у окна, стал высматривать повозку Чащебора. Странно, князь не чинил препятствий их уходу – только посмотрел на Нордаль, закрыл лицо руками и скрылся в оружейной.
   Вот сейчас подъедет Чащебор, они на его повозке уедут в Волдар, где дождутся Ллер и Невидатя. Он отвезет Нордаль на свою родину, в древний Хунглаунэр, в Озерный посад, где и у нее, и у Ллер родится ребенок. Ей будет хорошо там – хунглауни не обращают внимания на такие мелочи, как шерсть, цвет кожи и рост. Он не будет чужим, таким, каким всю жизнь был его отец – оборотень Хмур.
  ===================================================================
  
  
   СВЕТЛАЯ ВОРОЖЕЯ
   "Это все, что останется после меня.
   Это все, что возьму я с собой…"
   Ю.Шевчук
  
   …Друг рыжего хунглауни Сполоха – Хмур Травник – был превращен в медведя чародеем-человеком. Сполох и его подруга Ллер увезли жену Хмура, Нордаль в Хунглаунэр. Сполох же поклялся найти способ, освобождающий от проклятья оборотня. Начать свой поиск он, почему-то решил с Лихобора – земли буреломной и болотной, лишь только закатный край, который был обжит перевертнями, людьми и хунглауни…
  
   Вот и брел лохматый низенький бородач по неторной неизвестной дороге, зыркая по сторонам раскосыми зелеными глазищами. От болот подымался пар и оседал на розовом голом носу, скатываясь мутными каплями с торчащих усов, размахом в две пяди, цвета темной меди.
   А дорога – не наезженная, с уже потихоньку пробивающейся травой – петляла между болотами, и угрюмые коренастые ели пытались перегородить ее. В Лихоборе леса опасные, буреломные, с окошками бездонных трясин, населены самой поганой нечистью в Веколесье, зато очень ягодные. Основательно поползав по кочкам, хунглауни насобирал в скрученный из лопухов сверток брусники и теперь с удовольствием ел, шагая по полусгнившей бревенчатой гати, к которой вывела его незнакомая дорога, вдыхая запахи хвои и сырости, да поглядывая в розовато-золотистое утреннее небо с клочьями облаков.
   Сполох отправился в Лихобор по совету Ллер. Ведь в Лихоборе, в отдаленных друг от друга теремах живет множество перевертней. Он хотел хотя бы получше узнать о той мерзости, что приключилась с Хмуром, которого колдун Мизгирь навек запер во второй ипостаси перевертня – в звере. Хотя сомнительно, что скрытные перевертни вот так сразу и доверят ему все свои тайны. Он выпытывал, что мог, у Ллер, которая хоть и была, как и он, хунглауни, но была и перевертнем, по проклятью рода. Конечно, можно было бы взять Ллер с собой, однако должен же кто-то оберегать беременную Нордаль до рождения ребенка. Да он, притом еще, в Гутланте вдоволь нагляделся, как недоверчиво относятся истинные перевертни к оборотням-проклятым.
   Гать качнулась, дорога увела его от болота и вывела к обеду к берегу бурливой речонки, журчащей по пестрой гальке. Это было странно – обычно, реки в Лихоборе тихие, черные, с пологими топкими берегами. Однако же хорошо – над головой не нависают ветки, воздух свежий. Сполох сел на нагретый солнцем камушек и, жмурясь от редких брызг, стал швырять в бурунчики мелкую гальку. Любопытно, кто же проложил эту дорогу? Она уходит на солнечный восход, вглубь Лихобора. Нет там ни торговых городов, ни посадов.…Неужто какой-то род перевертней общается с купцами? Да ну…
   Хунглауни заслышал хруп камней за спиной и резко вскочил, повернувшись на звук.
  - Растудыть тво… - начал он и поспешно зажал рот лапой, тараща глаза на стоящую рядом девочку в городской одежде.
  "Ой, что ж это такое?"
  В бурлящих ельниках Лихобора, на берегу речки, стояла девчонка лет тринадцати, такая крошечная, что едва дотянулась бы Сполоху до плеча. И при том совершенно
  Не по лесному одетая и явно не из народа перевертней.
   "Лесовичка? Нет, она же не мохнатая.…А глазищи-то, как у лесовиков, чернущие, и уши острые, и носик вздернутый.…А волосы-то, батюшки…" – ошарашено думал Сполох.
   А волосы у девчушки и впрямь были дивные. Медово-желтого цвета, завивающиеся в тугие кольца, они спадали ниже пояса сверкающей волной. Расшитое белое платье не было вымазано в земле, не закопчено. Девочка не была испугана, или растеряна, она улыбалась Сполоху, как старому другу. Постояла немного и пошла к нему, осторожно ступая по гальке сапожками из мягкой кожи.
   "О, всезнающий Святобор, да она же одна здесь, в чащобе! Нет, где-то со мной это уже было, точно, было".
   Девочка подошла к Сполоху, поймала широкую лапу и серьезно спросила, глядя вверх:
  - Ты где был так долго, Сполох?
  Хунглауни был настолько ошарашен, что брякнул:
  - Да так…задержался случайно. А ты кто такая?
  - Ну, как же, Сполох, - улыбнулась девочка, - Я Ллена.
  - Ленна. –недоуменно повторил Сполох. – И ты что же, одна здесь?
  - Конечно одна. – Нетерпеливо подтвердила Ллена, словно непонятливому ребенку. – Не эльфам же меня сопровождать.
  - Куда?!
  Сполох совсем запутался. При чем тут эльфы? А неугомонная странная девчонка тянула его к реке. "Уж не русалка ли? Вот сейчас махнет в воду и каюк".
  - Куда, куда! – рассердилась Ллена, - Сам будто не знаешь. В Звоны. А пока перенеси хотя бы через речку.
  Терзаясь сомнениями, Сполох засучил рогожные штаны и, легко подхватив Ллену в лапы, перешел через речку вброд. Опустил на гальку и…уселся.
  - Все, хватит баловаться. Сейчас ты мне расскажешь, где живет твой род, как ты здесь очутилась, что такое Звоны и…
  Сполох умолк под взглядом бездонных глазищ девчонки, и та, хмуря желтые брови на смуглом лице, заговорила:
  - Ну, какой может быть у меня род? Чего ты такой упрямый? Мне нужно попасть в Звоны, это город такой, в глубине Лихобора, и он ближе к тому берегу.
  Ллена махнула рукой на восход, и Сполох недоверчиво нахмурился. Никакого города Звоны в Лихоборе не было. Не было даже легенд и слухов о нем – у восходных берегов огромного вытянутого с ярой стороны на лунную материка Лихобор, изгибающегося к закату полуостровом Хунглаунэр и Нежитыми Землями, никто сроду не бывал. О тех местах, где не селился никто, кроме перевертней, ходили очень смутные слухи, в которых опять же не было места городу Звоны. Он буркнул:
  - Нет такого города.
  - Как нет, когда есть! Куда, по твоему, ведет эта дорога?
  Крыть было нечем, и Сполох замолк. Потом встал и заговорил, поправляя мешок за спиной:
  - Значит так, ты сейчас показываешь мне, где хозяйство твоего рода, и я тебя туда отведу.
  Девушка забавно сморщила нос и уперла кулачки в бока.
  - Я не поняла: ты хочешь расколдовать своего друга, или нет? – И так как у Сполоха отнялся язык, продолжала. – Если хочешь, тогда пошли в Звоны, мой отец непременно найдет средство помочь Хмуру. Пошли.
  Ленна потянула хунглауни за рукав и он, потряхивая усами, побрел по дороге, изо всех сил пытаясь понять, что же такое с ним творится?
  
   Хунглауни топал за легко шагающей девочкой и сосредточенно сопел. Иногда Ллена оглядывалась, смешливым взглядом глядела на Сполоха и шла дальше. Он вдруг спросил:
  - Из какого ты народа? Из арусов? Или лесовиков?
  Ленна звонко рассмеялась и хунглауни тоже почему-то улыбнулся, неловко, оскалив узкие клыки, но совсем не напугав девочку.
  - А почему я должна быть из какого-то народа?
  - Ну, как.…Ну, надо же быть.…Да ты и похожа на аруса, только маленькая
  Ллена беззаботно передернула плечиком и молчала, шагая по все сужавшейся дороге. Порою, у дороги стояли валуны с непонятными знаками на них, а болота остались позади, превратившись во множество мелких речушек и проток. Сполох кормил Ллену ягодами и своей едой, переносил через реки и на ночь, удивляя самого себя, заботливо укрывал своим дырявым одеялом.
   На одном из привалов он спросил:
  - А почему ты выбрала именно меня?
  - Тебя выбрал мой отец. Одна я идти не могла – в Лихоборе опасно и к тому же.…К тому же мне будут очень мешать.
  - Кто? – встревожился Сполох.
  - Ну, эти…Летучие воины в ступах, они еще все время дергаются и хохочут…
  Сполох подумал: "Летучую ступу может себе позволить только богач.…А о бесноватых воинах в ступах я даже не слышал". Сполох ничего не понял, упрятал ножны с коротким широким клинком под бок и прикрыл глаза.
   Медленно плыла по небу половинка луны и сизыми пятнами, один за другим потухали угли в костре. Лишь когда луна начала подкатываться к макушкам пихт на закате, из чащи, мимо полу погасшего костра пробралась рукастая горбатая фигура, мигая в лунном свете круглыми, словно монеты, глазами. Сопя и вороша длинными пальцами осыпавшуюся хвою, ночной гость скользнул мимо Сполоха и навис над спящей Лленой. На круглой голове блеснули узкие клыки, в ватной тишине глухо шлепнул удар и неведомая тварь с удивлением уставилась на вылезшее из груди острие меча. И прежде чем хоть капля крови упала на лицо Ллены, жесткая лапа отшвырнула пришельца прочь. Они с хунглауни покатились по земле одинаково рыча и выкручивая друг другу лапы. Тварь клацнула зубами у ключицы Сполоха, но промазала; хунглауни шибанул головой в круглой железной шапке, расквасив морду твари, рванул когтями крючьями толстую шею, выкрутил руки и уселся сверху, вырвав торчащий между лопаток врага меч.
   Ярко вспыхнул огонь – Ллену разбудила возня, она бросила на угли сухую хвою. Девчонка ойкнула и прижалась к дереву – Сполох восседал на плечистом волосатом упыре, уткнув того круглой, остроухой башкой в еловую хвою. Упырь зашипел от яркого света, зажмурился и оскалил клыки, очень похожие на узкие зубы Сполоха.
   Хунглауни покосился на спину упыря – рана от меча с хлюпаньем срасталась.
  - Так, так. – Пропыхтел Сполох. – Хунглаунэрский упырь. Вот уж не знал, что такие остались в Веколесье. Кто тебя разбудил, родной?
  Упырь молчал и шевелил шкурой на загривке. Хунглауни размахнулся и отвесил ему увесистую оплеуху, когтями разорвав толстую шкуру. Упырь взвизгнул, рванулся, видя, что Сполох снова заносит лапу, поспешно проворчал хриплым тихим голосом:
  - Сам проснулся, никто не будил.
  - Кому брешешь? До полнолуния еще недели две, рано тебе самому просыпаться. Ну?!
  - Не бей его. – Вдруг услышал Сполох голосок Ленны. И он, и упырь удивленно уставились на девчонку, а она обошла костер и приблизилась к ним.
  Упырь отчего то сжался, потом обмяк и похожая на ступку челюсть безвольно отвисла.
  - Не тронь его, это опасно. – Строго сказал Сполох. Ленна укоризненно глянула на него и положила узкую смуглую ладошку на волосатый лоб упыря. Тот пошевелил головой, потираясь о ручонку Ллены, будто кот, вздохнул и заговорил:
  - Они обещали вернуть мне тело хунглауни и освободить мою душу. Они обещали это, люди в белых балахонах, бесноватые ведьмаки. Они разбудили меня и вытащили из ежевичного оврага, где я спал от полнолуния до полнолуния. Я же не знал, совсем не знал…
  Упырь закрыл глаза и затих.
  - Мне предсказано, что я не умру в бою. – Проворчал Сполох. – Теперь я понял, почему. Я умру от удивления. Что ты с ним сотворила?
  Ллена молчала.
  - А кто эти бесноватые? Это они тебе мешают?
  - Да. Они хотят убить меня, не пустить в Звоны. Они разбудили упыря, значит, готовы на все и своего добьются.
  - Ну, уж нет! – Рявкнул хунглауни. – Хрена с два они своего добьются!
   Его охватила страшная багровая ярость хунглауни. Это какая же низкая и подлая душа способна натравить упыря на Ллену, на эту странную и добрую девочку с золотистыми кудрями? Нет уж, пока жив Сполох, не бывать этому!
   Он взвалил упыря на плечи, как мешок с зерном и наказал Ллене:
  - Сиди у костра, подбрось хвороста. За мной не ходи. Я сейчас приду.
  Он уволок нечисть в лес. Послышались частые стуки клинка по дереву, потом прокатился страшный тоскливый вой, перешедший в стон облегчения. Вскоре Сполох вышел к костру, перепачканный землей. Ллена сидела на лапнике.
  
   На следующий день Сполох уже не шел прогулочным шагом. Он почти бежал, а когда Ллена выбивалась из сил, посадил ее на закорки и тащил на себе. Однако это было неудобно, и Сполох, расстегнув некоторые завязки на своем мешке, увеличил его вдвое, выложил еду, одеяло, запасную одежду, веревку в поясную сумку, котелок прицепил к поясу. Теперь, когда Ллена уставала идти, он сажал ее в мешок и нес, удивляясь ее легкости. Зашевелилось в его душе воспоминание о том, что все ведьмы чрезвычайно легкие, но он со стыдом подавил его. Вот и сейчас, когда девчонка свернулась клубочком в мешке, куда помещалась почти вся, он попросил рассказать ему все, что она знает о городе Звоны. Оказалось, что знает она немного: то, что он окружен лесом, что там никто не живет и что туда ведет эта дорога.
  - А почему о нем никто не знает? – Я ведь легко нашел дорогу. – Засомневался Сполох, и Ллена объяснила:
  - Дорога открывается раз в десять лет, и ее находят лишь те, кто должен найти.
   И тут хунглауни вспомнил старую сказку, одну из многочисленных сказок Хунглаунэра. Сказку о лесных божествах Веколесья: Эльфе и Святоборе. Святобор и его дочь Эльфа встречаются в непроходимой чаще раз в десятилетие, и тогда по окрестным лесам проносится колокольный звон. Они объединяют свои силы, и гаснет мощь нежити во всем Веколесье.
   "Это что же – кого я сейчас несу на спине? – задумался Сполох. Он помнил, как однажды видел богиню Эльфу на реке и точно знал, что Ллена на нее не похожа. – Может, какая ее помощница – лесная ворожея?" Сполох не знал.
  - Опусти меня на землю. – Попросила Ллена. Сполох осторожно сел, Ллена выбралась из мешка и дальше пошла рядом с хунглауни.
  
  - Не могу больше. – Пожаловалась Ллена два дня спустя.
  Сполох присел рядом и озабоченно потеребил ус. В самом деле, Ллена - ребенок, она не может не уставать в непрерывном походе! Отдохнуть надо. Он спросил:
  - Ноги болят?
  - Не очень. Немеют слегка.
  Сполох обеспокоился. Он наломал лапника, усадил на него Ллену и развел костер. Потом размял ноги девочки, как учил его Хмур. По ночам уже холодало – он снял
  С себя суконную куртку и отдал Ллене. Порылся в мешке и был весьма озадачен – он-то думал, что там еще была еда, но в мешке лежала лишь коробочка с солью, да сморщенное сушеное яблоко. Хунглауни вручил яблоко Ллее, скрылся в чаще, насобирал ежевики и смородины в лопухах и тоже отдал девочке.
  - Ешь пока. Ночью рыбы добуду.
  Пока Ллена ела ягоды, Сполох срубил засохшую елочку, очистил от сучьев коры; потом достал из ножен с мечом стальной штырь с зазубринами, вбил в неуклюжее древко, соорудив некое подобие остроги. "Хорошо все-таки, что в Лихоборе речки
  На каждом шагу", - подумал он.
   Когда стемнело, он перенес стоянку к какой-то мелкой протоке, нашел торчащую над водой валежину и улегся на нее пузом, с острогой и горящей головешкой. Так увлекся, вытаскивая из воды жирных налимов, что совсем забыл о Ллене.
   Вспомнил лишь, когда услышал испуганный вскрик. Обернулся – девчонка пыталась отгородиться костром от чего-то бесформенного, висящего в воздухе. Он бесшумно соскочил с бревна, подлетел к недругу и метнул острогу. Попал, недруг взвыл и взлетел ввысь. Сполох скользнул к костру, выхватил из ножен, висящих на дереве, короткий клинок и ногою швырнул в огонь заготовленный сушняк. Пламя с треском взметнулось и кошачьи глаза хунглауни разглядели нападающего: косматого человека в белой хламиде, восседающего в летающей ступе – невероятно дорогом и удобном транспорте. Человек как-то странно трясся и подвывал, роняя пену с губ, сивые косы его стояли копной, в них посверкивала начищенная зубчатая корона. Костлявой рукой ведьмак выдрал из задницы острогу хунглауни, отбросил и закрутил расширявшимся к острию мечом, а усмотрев Сполоха, обрушился на него с высоты. Сполох выхватил головню из костра и швырнул в складки одежды ведьмака, напрочь испортив яростное нападение. Ведьмак закрутился, вопя и сбивая огонь с легкой ткани, а хунглауни хорошо усвоивший некоторые трюки, некогда влюбленной в него юной ведьмы, взбежал, непонятно как сохранив равновесие, по веткам пихты и прыгнул, кувыркнувшись, на ведьмака.
   Он впился когтями в ступу, колоду закружило под двойным весом. Ведьмак попробовал зарубить его, но хунглауни успел перехватиться и тяжелый клинок завяз в дереве борта. Сполох, не давая ступе выправить полет, мотнул ногами, рванул ее на себя и вытряхнул ведьмака в костер. Лишившаяся наездника ступа взмыла ввысь – Сполох едва успел с сожалением отцепиться и мягко упасть на лапы рядом с огнем. А ведьмак истошно визжал и выл, беснуясь в пламени и до полусмерти напугав и так едва живую Ллену. Потом подпрыгнул и упал опять-таки в огонь, где и взорвался пылающими ошметками. Ошметки эти попали на сухую хвою, ковром устилавшую землю и вспыхнули неестественно быстро, раскаленной стеной огня. Захохотало, завыло кругом, словно сам ведьмак злорадствовал над хунглауни, и деревья обернулись факелами, взметнув крученые языки пламени до небес, исторгая чернющий дым. Сполох сграбастал Ллену и помчался быстрее ветра, как никогда еще не бегал. А пламя отгородило его от ближайшей протоки и взбесившейся стаей разрослось во все стороны; залив лес огненным жаром колдовского огня, который дико ревел, и в этом вое слышались вопли и визг, хохот и мучительные стоны – огонь оплакивал лес и одновременно весело прыгал на его мертвом теле.
   А хунглауни мчался среди рушащихся деревьев, пытаясь найти дорогу, оглохший от предсмертных криков деревьев. В последний миг заметил прореху в сплошной стене пламени и пробил эту стену, вылетев на дорогу и проехавшись на коленях по утоптанной земле. Быстро сбил искры с волос девочки и побежал опять, преследуемый вопящим жаром.
   И уже задыхаясь от дыма, увидел широкую протоку, сиганул в нее с размаху, выбил столб воды и замер. Сердце ломилось в ребра, но Ллена, выскользнув из хватки широких мохнатых лап, все тормошила его и заставила-таки переплыть на другой берег. И они переплыли, обгоняемые немногими уцелевшими лесными жителями: лисами, зайцами, лосем и крохотным лешим в венце торчащих веточек на макушке. Он выгнал зверье впереди себя, проплыл мимо Ллены и пропал в лесу. Пламя запоздало уткнулась в воду, стрельнуло искрами, в бессилии рявкнуло и потухло, дотла спалив небольшой кусок леса.
   "Как все-таки хорошо, что в Лихоборе много речек". – Снова подумал хунглауни и погрузился в глухую черноту.
  
   Очнулся он на берегу. Сел и тупо уставился на черный мертвый лес, укутанный дымовой завесой. Кое-как встал, обернулся, почуяв тепло – Ллена с несчастным видом сидела у костра, ее волосы были растрепаны, платье и лицо испачкано сажей. Она тут же поймала его взгляд, вскочила, повисла у него на шее и…разревелась. А Сполох, едва держась на ногах, поцеловал ее в чумазую щеку, зарылся носом в курчавые волосы и сам был безмерно рад.
  - А я-то…я-то думала, что ты умер, - всхлипывала девчонка, уткнувшись в выпуклую грудь хунглауни,- Лежишь и не шевелишься совсем, не дышишь. Вытянула на берег кое-как…
  - С чего мне помирать-то? – Радостно оскалился Сполох, отстранил от себя девчушку и подошел к костру.
  Вдруг почувствовал в штанине что-то скользкое, и вынул из штанов налима. Рыба страдальчески глянула на него и закатила глаза. Сполох сел на траву и расхохотался. Ллена улыбнулась, утирая слезы, и пошла умываться. Обнаружив, что вода чистая и теплая, она выпросила у Сполоха, который жарил неожиданно пойманного налима, запасные штаны и рубаху и скрылась в зарослях камыша. Скоро пришла чистая, с мокрыми волосами, переодетая закатанные холщовые штаны и достающую до колен рубаху. Сполох мечом обрезал ей рукава, штанины, выудил откуда-то из недр чудом не забытого в пожаре мешка поясной шнурок, а платье Ллены, аккуратно свернул и положил в мешок. И вдруг, вякнув, очень испуганно схватился за лицо.
  - Что с тобой? – немного обеспокоено спросила Ллена.
  - Усы. – Севшим голосом проронил Сполох. – Усы…
  - Что усы?!
  - Усы обгорели?
  - Ну, разве немного…
   Сполох взвыл и убежал к реке. Там он вгляделся в отражение, успокоился, увидев, что усы лишь слегка потравлены искрами, промыл голову, бороду, оттер сажу с ушей и носа, да выстирал штаны. Заявился к костру в мокрых штанах и долго сушил их на себе, стоя возле огня. Потом Ллена подровняла своим маленьким ножом его усы, и они уснули рядом, на время позабыв все свои беды.
  
   Как заметил Сполох, дорога шла немного в гору, и не мог понять, почему. Все, кто странствовал по Лихобору, в один голос твердили, что материк этот ровный, как стол, и единственные горы – это Предельный Хребет на ярой стороне, отделяющий Лихобор от Нежитых земель. Даже Хмур. Хорошо что Ллена начала привыкать к непрерывной ходьбе и научилась удобно сидеть в мешке. Однако теперь сам Сполох не мог долго тащить ее в гору и они шли медленно.
   Так как Сполох не забыл в пожаре ножны с мечом, он добыл из потайного отделения еще один зазубренный острый штырь для остроги. В речках он лучил рыбу, по пути собирали ягоды, иногда Сполох удавалось забить какого-нибудь зверя железным шариком. Правда, сапожки Ллены протерлись. Хунглауни поохал, повздыхал, отодрал кожу с деревянных ножен, и, используя тонкий наконечник остроги как шило, подшил сапожки Ллены этой кожей. С сожалением оглядел ножны, сплюнул (срамота, даже гвозди видно), но стерпел.
   Однако когда дорога оборвалась широченным каменным ущельем, на дне которого, верстах в двух внизу росли елки и бормотал поток, он забыл про свои ножны и сгоряча выплюнул в бороду несколько крепчайших матерков, пользуясь отставанием Ллены. Вниз вела узкая ненадежная тропочка и никакого тебе моста.
   Сполох скалы не любил, ох, как не любил. В его представлении, скала означала опасность, лишнего врага, да постоянный страх потерять друга. Он сморщил нос, словно сжевав горсть кислицы, и отступил от края. Следом подошла раскрасневшаяся, запыхавшаяся Ллена и остановилась, любуясь ущельем. Сполох же страдальчески на нее покосился – в горах и скалах он красоты не видел. В Колодце Богов погиб его друг Выскочь, в Скалах-до-Неба на него нападал одержимый злым духом колдуна льдогрыз,
  И там же его взяли в плен горные полканы.
  - Звоны там. – Улыбнулась Ллена, блестя глазами.
  - Где, там? В скалах?!
  - Да нет, дальше, за ущельем.
  Тонкий, надтреснутый звук пролетел над ущельем.
  - Ой, еще один колокол лопнул! - Испугалась чего-то Ллена и потянула Сполоха к тропе.
  - Ну, уж нет! – Уперся тот. – На ночь глядя я в это ущелье не полезу!
  - Когда еще солнце сядет, Сполох! Оно же высоко.
  - Когда оно сядет, мы еще и половины тропы не пройдем. Боги Хунглаунэра, это еще что за чудо такое?!
   Над ущельем, слегка изгибаясь, летел змей, горящий золотым светом, летел, почти не взмахивая гибкими прозрачными крыльями. Белоснежная грива трепалась по ветру, ветер свиристел в ветвистых рогах. Хунглауни вспомнил, вспомнил сразу – такого змея они с Хмуром и Нордаль видели в Арланте, и такие змеи только в Арланте и жили. А вот поди-ка ты, прилетел на другой край Веколесья. Вот они, горы-то.
   Сполох попятился от ущелья, заслонив сгорающую от любопытства Ллену и поигрывая коротким светлым клинком с тремя волнообразными гравировками на лезвии. Змей опустился на каменистую землю, подняв и сложив крылья, будто бабочка, скользнул к ним. Хунглауни окрысился, скаля длинные клыки, и выставил вперед меч, но Ллена удержала его от нападения, повиснув на лапе:
  - Не надо, Сполох, это Сигури, мой друг!
  Она ловко выскользнула из-под его лапы и побежала к змею. Тот склонил к ней голову, и в огромных глазах на совином лике мелькнули желтые огоньки. Девчонка со смехом оседлала толстое тулово и косматая грива на миг скрыла ее. Ощутив некое подобие ревности, хунглауни задиристо шагнул к нему, но смутился под его взглядом. Ллена же подскочила к Сполоху и махнула рукой на змея:
  - Вот и не надо пешком идти через ущелье!
  - Щас! – Рявкнул Сполох. – Не полечу я на этом! У нег, вон и шипы на спине! Да и тебя не пущу!
  - Ну, Сполох!
  - Нет, никаких "ну", и даже не плачь. Раз уж выбрала меня в провожатые, терпи. Завтра утром пойдем ногами.
   Ллена очень грустно вздохнула, вернулась к змею, срезала своим ножиком длинную седую прядь с его гривы и отдала Сполоху, сказав:
  - Он прилетит, если порвешь эту прядь.
  Повернулась к змею:
  - Лети, Сигури!
  Змей взмахнул крыльями, разом оторвавшись от земли, и скользнул в ущелье. Сполох сунул прядь в карман штанов и пошел собирать сушняк.
  
   Сполох снова горестно вздохнул, глянул вниз и осторожно пошел по тропе, высматривая трещины и держа Ллену за руку. А девчонка явно не понимала, что его так гложет. Тропа шла круто вниз, вдоль отвесной скальной стены длинным уступом. Тут и там ее пересекали трещины, а бесконечный вороний крик со дна ущелья бесил хунглауни.
  - У, разорались! – Проворчал он, остановился и поглядел вниз. Многочисленные черные птицы поднимались из ущелья, хрипло орали и кружили вокруг чего-то непонятного. Хунглауни подхватил девочку и рванул наверх по тропе.
  - Вот они, горы-то!
  - Что такое? – Возмутилась, было Ллена, но Сполох молча несся по тропе и его волосатое лицо было очень сердито, пухлые губы поджаты, а раскосые глазищи смотрели только под ноги.
   Первые птицы уже окружили их, это были не вороны. Не бывает ворон размером с гуся, и с глазами из драгоценных камней тоже не бывает. Оглянувшись на ворон, Сполох оступился, камень под ним осыпался – едва-едва успел отбросить Ллену на тропу и зацепиться одними когтями, взвыв от напряжения. Девчонка вскочила, хотела подать ему руку, но сообразила, что не удержит, а две черные птицы отогнали ее прочь, ничуть не боясь ее крохотного ножа. В бешеном карканье вдруг загрохотал дикий хохот. Краем глаза Сполох различи в сутолоке птиц ведьмака с длинным боевым топором, обух которого был украшен пышным длинным султаном, точь-в-точь такого же как в лесу, только без короны и одетого в черные лохмотья, висящие на жилистом теле, похожие на крылья.
   Ведьмак летел к нему, помахивая топором. "Вот сейчас долетит в свое ступе и снимет меня, как спелое яблочко", - подумал Сполох, отчаянно взвыл, оттолкнулся лапами от скальной стены, по кошачьи перевернулся в воздухе и рухнул на колдуна, словно упырь, едва не попав под удар топора и изрядно запихав злодея вглубь ступы. Обхватил задними лапами тощий живот, а передние от души вонзил когтями в уши ведьмака. Тот заверещал, вертясь, как червяк на плите и беспорядочно размахивая топором, пытаясь достать им хунглауни, но не достал. Тогда он погнал ступу к скале, желая расшибить Сполоха о камень. Хунглауни вовремя разгадал его замысел и перед самой скалой рывком развернул ступу. Ведьмак врезался в камень лицом, смягчив удар для Сполоха и они, обнявшись, выпали из ступы. Хунглауни забрал у расшибленного ведьмака топор, уже хотел спихнуть о скалы, но сплюнул, оглушил для надежности обухом и понесся к Ллене, окруженной птицами. Замахнулся топором – и птицы, к его удивлению, повисли в стороне от Ллены, едва ли не строем. Постепенно смекая, в чем суть чар ведьмака, он закружил топором, и птицы бестолково закружились в воздухе. Победно рявкнув, хунглауни со все сил шибанул обухом о скалу, и твари, воя и отчаянно не желая умирать, с разгона врезались в скальную стену.
   Повторив подобное действие еще пару раз и окончательно уничтожив колдовских птиц, Сполох подбежал к Ллене. Она была заметно напугана, бледна, как лен, рубашка ее в двух местах была порвана и сочилась кровь. Он расстегнул ей ворот, оглядел ранки на плече – пустяк, заживет, диковато улыбнулся и повел вверх по скале, положив завоеванный топор на плечо.
  - А п-почему не вниз? – Запинаясь, все же спросила Ллена.
  - Внизу тропа обрушена – подстраховался, гад.
   Выйдя с тропы на твердую землю, Сполох еще раз поглядел на ущелье. Оно проходило наискосок от ярого восхода на хмарый закат прямой трещиной. Причем с ярой стороны оно почти сразу сужалось и превращалось сперва в обрыв, потом в обычный овраг.
  - Я думаю, лучше обойти там. – Решил он.
  Ллена подошла к нему и подергала за плащ:
  - Нужно спешить, Сполох. – Жалобно сказала она, - Когда лопнет последний колокол, я должна быть в Звонах.
  - Какой колокол?
  - Колокол в Звонах.
  - Их осталось много?
  - Пять.
  - Тогда нужно спешить. Можно ли нам сойти с тропы? Мы найдем ее по ту сторону ущелья?
  - Да. Теперь мы ни за что не пройдем мимо Звонов.
  - Ну, пошли тогда.
  И хунглауни скользнул в чащу, пролезая сквозь подлесок из колючих кустов. Они
  Прошли этими кустами несколько верст, исцарапались, и лишь к вечеру выбрались в довольно чистый сосновый бор. Хунглауни легко шагал впереди, широко раскидывая толстые лапы, следом спешила Ленна, по возможности оберегая волосы от репьев. Сполох старался идти рядом с обрывом, однако не напролом, обходил заломы, трещины и ручьи. Он так увлекся отыскиванием дороги, что совершенно не заметил огромного волчину, седого, мощного, неторопливо выступившего из-за толстых стволов.
   Он от неожиданности зашипел, обнажил меч и напружинился. Могучий величественный зверь слегка приоткрыл пасть, оскалив белейшие клыки, и шагнул к Сполоху, глухо ворча. Сполох вгляделся в него и обнаружил, что глаза у зверя были не волчьи, черные с прозеленью разумные глаза, точь-в-точь, как у Хмура, а шкура очень чистая, свободная от репьев и колючек. Хунглауни неторопливо вложил меч в ножны и сказал:
  - Не думал, что народ Бродячих душ нападает на детей. Мой друг – перевертень мне такого не рассказывал.
  Волк как-то странно ткнулся носом в землю и распрямился седовато-сероволосым человеком, с острыми ушами, тонким горбатым носом, одетым в холщовые шаровары и меховой жилет поверх рубахи.
  - Зачем ты пришел в земли перевертней, сын Хунглаунэра? – Тихо спросил он у Сполоха.
  - Меня привел случай и воля Святобора. – Отчеканил Сполох, как его учила Ллер. – Я не враг Бродячим душам, не купец и не наемник. Я не ищу твоего дома, лишь хочу перейти ущелье и попасть в Звоны.
   Глаза-омуты широко раскрылись и перевертень, обойдя Сполоха, упал на одно колено перед Лленой и склонил голову. Ллена же слегка улыбнулась и поворошила густые серые волосы, провела пальцем по переносице перевертня. Тот встал и кивнул на Сполоха:
  - Он знает?
  Ллена помотала головой.
  - Да что такое происходит?! – Осерчал Сполох.
  Перевертень глянул на него позеленевшими глазами и сказал ничего не объясняющую фразу:
   - Ты счастливейший житель Веколесья. Пойдем, я проведу вас и дам припасов на дорогу. Мой дом по пути.
   Перевертень пошел в сторону от ущелья, умудряясь не задеть ни веточки, провел озадаченного Сполоха к плотнейшей стене пихт, переплетающихся ветвями, проскользнул меж них, ведя за руку Ллену и исчез. Сполох заглянул между стволами – лишь лес и ничего больше. Волнуясь, он прошел вслед за перевертнем – и оказлся на просторном подворье, окруженном стеной пихт. Стоял крестовый дом с тесовой крышей, баня, навес для сушки, амбар. Сделано все добротно, окна затянуты циновками из прозрачного камыша.
   На крылечко вышла стройная высокая женщина, по-своему очень красивая, такая же остроухая и темноглазая, как ее муж, пышные серые волосы двумя косами спадали из-под белой косынки, завязанной узлом наверху. Она была одета в цветастую длинную юбку, длинную белую сорочку, взамен пояса – красивейшая вышитая шаль. Она слегка поклонилась Ллене и улыбнулась мужу:
  - Йэскела, кого ты привел в наш дом без приглашения? Таких гостей принимать нужно, готовясь заранее!
  - Они торопятся, - подмигнул перевертень, и женщина кивнула. – Им нужна еда полегче, да посытнее и одежда для маленькой владычицы.
  Сполох сел, точнее упал на крыльцо. "Маленькая владычица". Хунглауни поскреб
  Бороду и глубоко задумался.
  
   Хозяйка наполнила мешок Сполоха едой, половину которой он тут же решительно выложил: лишняя тяжесть ни к чему, спасибо, конечно, но не надо. Еще женщина-перевертень отдала Ллене одежду своего подросшего сына (который в этот день в лисьем облике мотался по лесу – он удался в мать, а не в отца) – штаны, сапожки, рубаху и меховую безрукавку. Достала и подарила девочке свою косынку – покрывать в лесу волосы от колючих веток и репьев.
   Они не держали путников, словно зная, что нужно торопиться. И утром следующего дня Йэскела, Сполох и Ллена вышли из частокола пихт. Хунглауни не удержался и оглянулся – нет, в том проходе, откуда они вышли, виднелись только стволы деревьев. Чудеса в решете.
   Йэскела умудрялся находить тропочки сквозь самые, на вид, непроходимы заросли и в то же время вести их почти прямо. Пройдя частый пихтач-буреломник, они вышли на каменистый склон ущелья, поросший редкими чахлыми елочками. Тут уже можно было спуститься.
   Сполох настороженно зыркал по сторонам. Он-то знал, что горы просто не могут не напакостить, даже в самом малом количестве. Умный в гору не пойдет, это точно.
   Йэскела провел их до дня ущелья, где шумел бесноватый поток, без всякого подобия моста и на все взгляды Сполоха ответил, что через реку переправляться права не имеет (мол, "не избранный"). Какой избранный? И кем? Хоть бы объяснил.
   Хунглауни фыркнул, набрал воздуха в легкие и храбро нырнул в леденящую воду. Его проволокло по камням саженей десять, но он все же выкарабкался на тот берег, поймал брошенную перевертнем веревку, которую они натянули, привязав к деревьям, потом еще раз, повыше, вроде перил. Под тревожные взгляды своих взрослых спутников, Ллена перешла по веревкам через реку, ловко и быстро.
   Йэскела отвязал веревку со своей стороны, помахал рукой и скрылся серой тенью в чаще, стремясь скорее покинуть запретную реку.
   И ударил, словно по медному диску, звук четвертого расколовшегося колокола.
  
   Дальше склон был хотя и каменистым, но все же пологим, и подниматься было легко. И еще – хвойные леса вдруг кончились – наверху начинался чистый и светлый осинник.
  "Ивы – деревья перевертней, - думал Сполох, подымаясь по склону, - Кедры – деревья арусов. Березы – деревья людей. Ели – деревья гуттов, а клены – оттунаков. А вот осины – это деревья хунглауни, веселые шептуньи, серебристые красавицы. И признают они лишь хунглауни, лишь с нами делятся солнечной силой".
   От этих приятных мыслей его отвлекли самым подлым образом – с дальнего края ущелья, наплевав на запретную реку, к ним неслись пять ведьмаков – видно, скоростной ударный отряд, последняя попытка остановить Сполоха и Ллену.
   Сполох присел, Ленна без всякого напоминания запрыгнула к нему на закорки, и хунглауни понесся к осинам, которые помогут в сражении с врагами.
   Супостаты яростно подвывали и размахивали мечами.
  "Погодите, заразы, дайте мне до леса только добежать", - пропыхтел хунглауни, прыгая по камням. Один из ведьмаков нагнал его, занес меч, и с визгом закрутился в ступе – Ллена, неожиданно ловко, метнула ему в глаз нож. С воплем торжества хунглауни вбежал в тревожно шумевший лес, выдернул топор из петли на поясе и спустил Ллену со спины, объединяясь чувствами с могучей сутью леса.
   Коль уж не получилось захватить хунглауни на голом склоне, ведьмаки разошлись цепью и влетели в лес, разом ощутив его враждебность. Осины тут же принялись сосать из них жизненную силу. Один от этого даже врезался мордой в толстый сук, кувырком вылетев из ступы. Ллена спряталась под полу упавшим старым деревом, а над ней на стволе приплясывал и свирепо орал Сполох. Двое ведьмаков налетели одновременно, он отскочил, шибанул обухом в спину ближнего к нему, выбив его из равновесия, и зарубил. Потом отбил несколько лихих выпадов второго, размозжил ему пальцы, заставив выронить меч, топором подтянул к себе ступу и обрушил лезвие на голову колдуна.
   Третий ведьмак, сбитый с толку голосами деревьев, ударил краем ступы в спину Сполоха, сшибив хунглауни со ствола осины. Полу зверь сдавленно вякнул, извернулся и уцепился когтями в ступу. Ведьмак расхохотался и взмыл вверх, рассчитывая скинуть Сполоха с высоты. Он так и не сообразил, как могла толстая ветка ударить его по макушке. Сполох влетел в ступу и пробил ему мечом сердце, топор он обронил на земле.
   Закричала Ллер – ведьмак волок ее из-под ствола. Сполох, как стоял в чужой ступе, так и сиганул вниз, рухнув на голову ведьмака и сломав тому хребет. Однако сам сильно ударился о край ступы и, шипя от боли, привалился к стволу.
   Одноглазый с воем упал на него, вбив днищем ступы и почти прикончив. Занес клинок, на него прыгнула Ллена и трижды ударила камнем в лицо. Ведьмак выронил меч, стряхнул девчонку, словно щенка, швырнул на дно ступы и, выплюнув горсть крови, взвился в небо.
   С сумасшедшим рычанием хунглауни выбрался из земли и, на четырех лапах, скачками побежал следом, но не успел, ведьмак уже с высоты выкрикнул первые и последние услышанные Сполохом от ведьмаков слова:
  - Я сброшу ее прямо на колокольни Звонов!!! Пусть шпили их окрасятся кровью!!!
  Сполох отчаянно завыл и упал на колени, сознавая, что происходит непоправимое. Вдруг лапа наткнулась на что-то мягкое и шелковистое. Он открыл глаза – в морщинистых пальцах лежала серебряная прядь волос змея. Он тут же разорвал ее и не успел досчитать до пяти, как золотистый зверь упал из облаков прямо к нему, словно поджидал там нарочно.
   Хунглауни пропустил под его брюхом веревку, связал свои ноги, сел верхом перед крыльями и подобрал оброненный топор. Выкрикнул бессловесный клич гнева и понесся сквозь небо, нагоняя ведьмака. А тот был уже не один – к нему присоединились еще и еще. Но хунглауни уже ничего не боялся, плевать ему было на число врагов, плевать на свою жизнь, лишь бы удалось спасти странную девочку с золотыми кудрями и арусскими черными глазами.
   Змей врезался в толпу ведьмаков, как таран. Ветвистые рога разламывали ступы, рвали ведьмаков в клочья. А на спине его доставал их длинным топором вертящийся, словно бес, Сполох, не давая ведьмакам обрубить у основания крылья змея. Никогда еще хунглауни не испытывал такого сладостного упоения битвой: в полуверсте от земли, отчаянно лавируя в потоках воздуха. И он победил всех. Отчаянно испугавшийся одноглазый вытолкнул Ленну из ступы и явил ноги. Страшные крик девочки резанул по ушам Сполоха, и змей устремился к ней, скользнул под нее легко и точно, не задев хрупкого тельца ни рогами, ни спинными шипами, ни крыльями. Сполох отбросил топор и поймал Ленну, с сожалением глядя на удирающего ведьмака.
  
   И только тут Сполох заметил длинную рану, уродующую шею змея. Змей скользил вниз. Сполох крепко обнял зажмурившуюся Ллену и весь подобрался. Змей проскочил меж деревьями, травяная поляна навалилась на них, и хунглауни прыгнул, перевернулся на спину и врезался в землю, своим телом смягчив падение Ллены. Змей, избавившись от их веса, смог немного затормозить падение, но все же пропахал в дерне глубокую борозду.
   Девочка слезла со Сполоха живая и невредимая. Сполох лишь разевал рот, глотая воздух – перешибло дыхание. Кое-как отдышавшись, он перекатился к стволу осины и привалился спиной к дереву, только сейчас почувствовав боль в страшно избитом теле. Змей слабо изгибался, возил больной головой по траве и всплескивал иногда крыльями.
  Пополз, сложив крылья, влез на осину и, с трудом, рывками, поднялся с нее в небо и там исчез.
   И двумя звонкими ударами лопнули сразу два колокола.
   Ллена попробовала поднять Сполоха на ноги. Куда там, хунглауни был страшно тяжелым, а тугие крученые звериные мышцы обмякли.
  - Не могу.…Вот отдохну сейчас…немножко совсем…и пойду…сейчас…
  - Ну, Сполох, надо идти, очень надо, осталось всего два колокола, если они лопнут, а мы не дойдем до Звонов, я умру, Сполох!
  Хунглауни судорожно открыл глаза, дернулся, перевернулся, встав у дерева на колени, обнял его, постоял немного и встал на ноги. Взял Ллену за руку и повел сквозь лес туда, откуда доносились звуки колоколов.
  - Ты не сможешь дойти одна? Близко ведь.
  - Одна я прийти в Звоны не могу. Таков Закон. – Очень серьезно ответила Ллена, чуть сощурив черные арусские глаза в пол-лица. –Но мы скоро дойдем. Некому нам мешать, так близко от Звонов.
  Они пошли от края ущелья между огромными серебряно-ствольными осинами, шепчущими красавицами, деревьями хунглауни. Лес был удивительно чист, но не
  мертв – он был наполнен жизнью. На ветках Сполох замечал птицу, из кустов выглянула и проводила их взглядом черно-бурая лиса – хунглауни сразу вспомнил Ллер и тоскливо вздохнул, пыхтя, в траве возился ежик.
   Никто их не сторонился, никто не убегал. Однако в душе Сполоха росло звериное опасение, предчувствие беды. И, когда, они вышли из осинника к Деревянному городу, это чувство выплеснулось широким потоком.
   Потому что все башни были с расколотыми колоколами. Потому что город опоясывала огненная река. Разом смолкли все лесные звуки и милое, чуть насмешливое лицо Ллер сменилось чудесной буйной красой юной ведьмы Тинны. Она легко перенеслась через огненную реку, не касаясь лавы красивыми маленькими ступнями и со смехом прокричала Сполоху те слова, что говорила ему восемь лет назад:
   "Ты достойный ученик, мой рыжик, но никогда тебе не научиться побеждать жар огня!"
   Выкрикнула и пропала, а Сполох все смотрел на алую полыхающую жаром ленту лавы, всю в уродливых морщинах, которая вяло ползла, обуглив траву по берегам. И страхом несло от нее, потным, мерзким страхом. Вглядываясь в складки лавы, Сполох остолбенел: он ясно разглядел в них погребальный костер, где на поленьях лежит его обожженное и изуродованное тело, разглядел страшно бледную, с кругами под раскосыми глазищами, заплаканную Ллер, подносящую к костру факел. И пламя взлетает до небес, видел, как глухо ревет и стонет в лесах Гутланта огромный медведь; как на печальной тропе в лесах Лихобора поднимает рог с перебродившим ягодным соком курчавая ведьма…
   А Ллена все стояла и смотрела. В ее глазах ясно читалось, что ее жестко обманули.
  - Нет.., нет… - бормотала она тихонько. – Этого не должно быть, почему?!
  И с оглушительным звоном лопнул предпоследний колокол. Сполох свирепо
  Встопорщил шерсть, рявкнул, подхватил Ллену на лапы и закружился, напевая едва слышно:
  - Я – танец огня, я – легче звука и быстрее мгновенного взгляда; шаги мои – блики в воде, я лечу былинкой в солнечном свете!"
  Он как-то странно обмяк и пошел скользящим шагом прямо по лаве, прижимая Ллену к себе и закрывая от жара ее волосы широкими лапами.
  " Я - ТАНЕЦ ОГНЯ…"
  Глаза его, остекленев, превратились в два светлых хризолита, на самом дне которых мелькали алые искры.
  "…И БЫСТРЕЕ ВЗГЛЯДА…"
  Он скользил, почти не задевая подушечками лап огненную жижу, не делал никаких лишних движений, даже не дышал.
  "…ШАГИ МОИ – БЛИКИ В ВОДЕ, Я ЛЕЧУ БЫЛИНКОЙ…"
  Он скривил лицо в страшнейшем оскале, выпрыгнул на другой берег и выпустил Ллену из лап, медленно валясь обратно в огненную реку.
  "…В СОЛНЕЧНОМ СВЕТЕ…"
  
   Его куда-то несли. Оглядеться не получалось, перед глазами стена, мутная пелена. И кругом радостно заливались весенним, праздничным звоном колокола всех размеров и бесконечного разнообразия звучания. Потом, хунглауни почувствовал, что стоит, почему-то не ощущая боли в лапах, наверняка сожженных до кости, на зеленой густой траве, и с глаз его спала пелена. Его окружали бревенчатые башни, терема и колокольни, и на всех – колокола, сами собой бьющие и звенящие. Колокола прозвенели и стихли. Сполох обернулся на шаги и увидел Ллену, очень красивую, в легком длинном платье, белом, как снег, расшитом красными и золотыми листьями. Рядом вышагивал плечистый мужик, бородатый, смуглый, но с такими же, как у Ллены арусскими в пол-лица глазами. Он подошел степенно, но девчонка, едва Сполох к ней повернулся, сорвалась бегом и повисла на его шее, обдав его водопадом желтых, как мед, длинных курчавых волос. Сполох совсем смутился, попробовал сунуть лапы в карманы, но обнаружил, что карманов нет – кто-то подменил его рогожные штаны новыми клетчатыми буро-зелеными шароварами.
  - Ну, вы даете! – Возмутился он, оглядывая штаны. – И меч пропал! Куда дели?
  Мужик громко расхохотался, достал из-за спины ножны с мечом, обмотанные ремешком, для ношения через плечо. Хунглауни принял меч, размотал ремень и
  расплылся в улыбке – ножны были другие, словно бы целиком вырезанные из одного куска прочного и легкого дерева, украшены мелкой резьбой. У устья их перехватывал стальной обруч с кольцом, в которое и был продет ремень. Он обнажил меч – и обнаружил, что его наточили, выправили, а в потертую крестовину с обеих сторон врезали по маленькой малахитовой пластине с красивым узором.
   Сполох надел лямку через плечо, вложил в ножны меч, покосился на Ллену и ее отца, помрачнел лицом и махнул лапой:
  - Ну, стало быть, я пошел.
  Он и в самом деле развернулся и зашагал по травяной улице, когда его окликнул очень знакомый голос:
  - Ничего не забыл, усач трехвершковый?
  Хунглауни оглянулся, дико завопил и со всех ног кинулся к стоящему в тени башни высокому сутуловатому перевертню.
  - Хмур!!!
  Он облапил друга, едва не сшибив с ног.
  - Живой! И не медведь! Ну, вы даете звонари!
  Он глянул на "звонарей" и поперхнулся словами.
   Перегородив собой пол-улицы, над ним возвышался могучий великан в ниспадающем плаще из хвои и такой же шапке, опирающийся на резной посох, темнолицый, смолисто-черная борода его тугими кольцами лежала на груди, наполовину прикрыв малахитовый оберег на серебряной цепочке. По плечам рассыпались длинные волосы, из которых выглядывали кончики островерхих ушей. Чернющие арусские глаза с усмешкой глядели на хунглауни.
   А рядом стояла невысокая девушка, такая же чернобровая (а волосы ее доставали до пояса), в белом платье, расшитом осенними листьями, с легким подбородком, немного вздернутым тонким носом и островерхими ушками. Золотая диадема с кленовыми листьями охватывала поток волос, а за спиной мерцали и радужно переливались две прозрачные полосы, похожие на поднятые крылья.
   Сполох глядел, не отрываясь, в ее огромные, очень теплые карие глаза и таял. Она слегка наклонила голову набок и улыбнулась, совсем как тогда, когда еще была Лленой:
  - Узнал меня, Сполох? Неужели ты подумал, что вся награда тебе – новые ножны?
  - Мать моя… - Обомлел хунглауи, пихая локтем невозмутимого Хмура. – Эльфа… Эльфа и Святобор, Светлая Ворожея и Лесной Отче…
  - Удивляюсь, как ты раньше не догадался. – Произнес бог Святобор.
  - Вот как, выходит. Это…это я на себе волок саму Светлую Ворожею? Вот оно как. Опять меня обманули.
  Святобор шутливо нахмурился:
  - Умерь свою ворчливость, хунглауни. Не тебе устанавливать законы.
  - Какие еще законы? Зачем это надо все? И почему бы сразу не сказать?
  Эльфа подошла к нему и коснулась ладонью его щеки, с улыбкой объяснила:
  - Не мы придумали эти законы. Но раз в десятилетие боги Веколесья встречаются в лесах какого-нибудь материка. Всегда они выбирают себе охранника и проводника, потому что на это время становятся смертны. И, если к положенному сроку они не встретятся, - ты же помнишь, как яростно нечисть мешала нам, - то не смогут объединить свои силы, ослабеют и исчезнут из лесов Веколесья. А Высшим Богам, знаешь ли, без нас будет не до смертных.
   Проводникам же, исполнившим свою службу, мы исполняем самое заветное желание. Хмур однажды упросил вернуть себе проклятье перевертня – дар оборотня, а сейчас, видно желает от него избавиться. Это легко сделать, но впредь воздержись от необдуманных желаний.
   От прикосновения Святой Ворожеи глаза Хмура посветлели, стали светло голубыми, волосы просветлели, а уши приняли нормальную форму. Звериная тень, с еле слышным вздохом отделилась от него и ушла в землю.
  - Ты, хунглауни, желал того же, ты желал избавления для друга, но мы знаем и другое твое сокровенное желание. С этого дня с твоей жены Ллер снимается родовое проклятье и отнимается дар оборотня. Ее род искупил свои грехи.
  - А теперь идите, не мешкайте. Вас ждут в Хунглаунэре, ждут страстно и нетерпеливо.
  За окаменевшей огненной рекой вас поджидает летучий змей Сигури, который отнесет вас в Озерный Посад. Прощайте.
   Сполох и Хмур поклонились богам на прощание, и, вдруг, Сполох робко обратился к Святобору:
  - Я, конечно, извиняюсь, но с какого боку тут пристроился Хмур? И кто сопровождал тебя, Святобор?
  - Ты редкостный тугодум. – Доверительно сообщил хунглауни на ухо Хмур, а Святобор горестно вздохнул:
  - Не хочу я об этом вспоминать. Неприятно, знаете ли, шататься по чащобам Лихобора вместе с огромным диким медведем.
  
   Спустя пять месяцев в Лунном Хунглаунэре появились трое малышей. Один – голубоглазый сын человека, родился в семье травника Хмура, молчаливого, жившего на отшибе, но уважаемого во всем Посаде. Второй – такой же рыжий, как его отец и весьма голосистый, родился в доме бывшего возчика Сполоха, хунглауни. Третьего же нашли в лесу бездетные хунглауни Падуб и Элир, с радостью усыновив. Черный, как уголь, желтоглазый маленький хунглауни лежал на охапке папоротника. На его спинке между лопаток, красовался не заросший шерсткой ромб – знак того, что в прошлой жизни он был упырем.
  
   И ЭТО – ПОСЛЕДНЯЯ ПОВЕСТЬ СПОЛОХА.
   Алексей Чесноков
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"