Чибис Ольга : другие произведения.

Три Ивана и черный глаз

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    К первому дню зимы.)


Три Ивана и чёрный глаз

  
  
   Погодка стояла на диво теплая. Уж осень на дворе второй месяц, а вокруг - клевера цветут, бабочки-подружечки пляшут, солнышко жарит вовсю...
   За окошком Ванюша голоса услыхал - тотчас пригнулся, приник ухом к щелочке.
  -- И украл Зимний князь деву юную, и унес в свое царство темное ...
   Бабка Анисья. Младших внуков да соседских пострелят сказками своими пугает. Ну, эта не страшна, коль и застукает.
  -- И так взгоревали по ней родители да подруженьки, что солнце красное в тучах затерялося, а земля от холода закостенела...
   Ванюшка заулыбался. Сказочку эту и они с Ивкой слыхивали. Дрожали от страха, деву юную жалели. Там еще дальше про жениха...
  -- А у девы той жених был, сильный да быстрый, аки гром небесный. Кинулся он князю вдогонку да и убил злодея! А деву-красу, невесту милую, домой вернул. Вместе с ней и солнце воротилося - ручьи запели, земля зацвела... Но к зиме ожил князь, чтобы вновь украсть девицу и тепла нас лишить...
   Так и есть! В детстве, помнится, все вместе они играли: царевич был тот самый князь, страшный да лютый, который Ясну украл, Ивка с Марькой - ее батькой да маткой, что по ней горевали да плакали, а Ванюшка - храбрым женихом: вихрем налетал, князя-чародея убивал, Ясну-красавицу в дом родимый возвращал. Эх, Ясна-Яснушка, солнышко ласковое... Да не время теперь вспоминать!
   Согнулся Ванюшка, проскочил мимо окошка и дальше покрался - друга Ивку выручать и себя заодно.
   Ивка сидел в конюшне, под замком амбарным. Татка запер: терпенье лопнуло затеи сносить отрока непутевого. Пытался он Ивку отдать в ученики к чародею Осипу. Но не вышло из той затеи ничего. Наукам Ивка не доверял: чары, по его разумению, лишь "по вдохновенью" творить надлежало. Злые языки поговаривали, что не в науке тут дело и не во вдохновении, а всему виною лень-матушка. Но друзья-то видели - не ленив Ивка: ежели надо что - дни напролет работать будет, ночами спать перестанет, а сделает! И ведь самое странное - получалось у него. Все, за что бы ни взялся. Что ни говори - талантище.
   Правда, вещи выходили все больше с характером. Вроде как недопеченные с одного боку. Скатерть-самобранка оставит гору немытой посуды: пока не отскоблишь все чашки да плошки до блеска-сияния, ничего боле не выдаст. Сапоги-скороходы разной величины окажутся, и оба на левую ногу... А пару деньков назад заговорил Ивка подковы на отцовском коне. Сам же татка и попросил: сделай, мол, чтобы сносу подковам не было, а конь бы на них ходил без устали, быстро и не спотыкаясь... И стали подковы как новенькие. Вот только конь-то стоит как вкопанный и с места не двигается. И так к нему хозяева, и эдак - нету с клячей сладу никакого! И лишь когда гаркнул Ивка шутки ради во всю глотку молодецкую:
  
   Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок!
Али ты идти не хошь, али нести не можь?
Что ты на корни, собака, спотыкаешься? -
  
   встрепенулся старый Серко, на ноги задние вздыбился и - поскакал, взбрыкивая, что твой жеребчик-трехлеток, молодой да горячий! Еле остановили. А железяки эти проклятущие с копыт теперь не снимаются...
   Два дня в деревне дома от смеха ходуном ходили, а за Ивкиным отцом ребятишки прыгали. А на третий схватился татка за оглоблю, ухватил сына непутевого за вихор да и загнал в конюшню. Не шутя пригрозил: сидеть, мол, тут тебе, пока коня в порядок не приведешь!..
   Огляделся Ванюшка - никого. Отпер замок отмыкалкой своей, привычно потер ногу ("Ну, Ивка!.."), нырнул внутрь.
   Дружка своего в дальнем углу нашел, на охапке соломы. Развалился чародей-недоучка привольно - руки за головой, в зубах соломинка. Небось о Марьке своей вздыхает, дочке Осиповой. И то сказать - нешто Осип дочку отдаст ненаглядную за ученика беспутного да строптивого?
   Рядом конь-горемыка пофыркивал, мордой норовил в лицо хозяину ткнуть.
  -- Царевич пропал, - сообщил Ванюша.
   Ивка приподнялся на локте, соломинку откинул, скосил глаза на побратима.
  -- Совсем пропал или как всегда? - уточнил деловито.
  -- Да в том-то и дело! - Ванюша шлепнулся рядом, досадливо отпихнул коня. - Второй день уж нет! Ушел вчера на заре вечерней - и до сих пор ни слуху ни духу!
  -- К девице-красавице небось утёк, на свиданье? А ты куда смотрел, друг и наперсник?
  -- Вот и царь то же самое скажет, - вздохнул Ванюша. - Виданное ли это дело - царевич, да в одиночку, да на ночь глядя... Куда смотрел да почему отпустил... А как его удержать-то?
  -- Да уж, охота пуще неволи, - покивал Ивка.
   Всем хорош был царевич: и ликом светел, и рукою тверд, и сердцем горяч - лишь один изъян ему покою не давал, аки червячок яблоку. К девкам его будто арканом тащило. Как сарафан какой углядит - ум да разум теряет и под венец тотчас же готов.
  -- Главное, не сказал ничего! Ни зачем, ни с кем...
  -- Да вернется, куда он денется! - лениво отмахнулся Ивка. - Чай, не на войну отправился.
   Ванюша в волнении потер руки.
  -- Не скажи. Вчера воевода у царя полдня просидел. А сегодня волхвы пожаловали! И Осип с ними... Что-то, поди, стряслось,
  -- Ну да? И что же?
  -- Царь всех выставил, вместо меня старого писаря позвал. Я подслушивать пытался - ничего не разобрал, а ближе подбираться боязно. Но говорили вроде, что кого-то похитили...
  -- О! - Ивка вдруг вскочил на ноги. - А вот мы сейчас одну мою вещицу проверим в действии! Я тут, понимаешь, зеркальце волшебное смастерил - всё, что надо, показывает...
  -- Проверял уже? - опасливо спросил Ванюша.
  -- Не успел, - отвел глаза Ивка. - Нужды не было! - Потянулся он к стене, достал из щели меж бревнами тряпицу и, развернув ее, показал Ванюше что-то округлое с завитками.
  -- Ну, давай... Спроси, куда царевич пошел.
  -- Зеркало, а зеркало, - позвал Ивка. Стекло потемнело, пошло пятнами. - С тобой говорю! - повысил голос чародей, встряхивая вещь волшебную. - Словно нехотя его отражение выплыло. - Ну наконец-то! Покажи-ка нам... - велел было Ивка, но перебил его дребезжащий ворчливый голосок:
  -- Что за моду такую взяли? Чуть что - покажи то, покажи это... Сами смотреть учитеся!
  -- Да мы бы рады, бабушка, - опешивший, Ванюша прижал руку к сердцу и почтительно вытянулся, - да не разумеем как. Может, научишь?
  -- А что ж, и научу, соколики, научу, - охотно откликнулась "бабушка" и, не дожидаясь дальнейших уговоров, нараспев заговорила: - Вот пойдёте вы темной ноченькой да встанете под полною луною напротив ведьминого крыльца, да возьмете чертов корень и летучей мыши крыло...
  -- Ты... ты чего это? - вскочил Ванюшка. - А?! Ты пошто, стекляшка безмозглая, нам советы такие басурманские даешь?!
  -- Нда... - Ивка набросил на зеркальце платок и поскреб вихрастый затылок. - Видно, зря я всё ж таки серебряную проволоку использовал. Медной надо было у кузнеца попросить, что ли...
  -- Вот сразу видно - твоя работа, - поддел Ванюша. - Тоже мне, зеркало волшебное! Не отзывается долго, голосом препротивным разговаривает, советы даёт вредные... Ивка, Ивка! Как же ты к волшебству относишься! Волшба - она методы требует, это даже мне ясно. А ты? Красное с холодным мешаешь, синее с кислым, медное с колючим... Напрасно ты от Осипа ушел, ох напрасно! Вот и царевич тебе то же самое твердит: хочешь Мастером стать - сперва знания по полочкам разложи...
  -- Да где он теперь, царевич-то, со своими полочками? - хмыкнул Ивка. - Наука наукой, а на самого лишь девица оком поведет - сплошное это... желтое с колючим начинается.
   Ванюша лишь вздохнул.
  -- А давай я коня заговорю? - подскочил вдруг Ивка. - Чтобы он самоходом бежал, куда надобно!
  -- Это как?
  -- Ну, говоришь ему, к примеру: "Вези туда, где коврижки дают!" - он и везет.
  -- И сам дорогу находит? - уточнил Ванюшка. - Знаешь, Ивка, лучше не надо. Отступись ты от этой затеи, право слово. Чары на чары накладывать - дело хитрое. Вспомни, как отмыкалку мою переколдовывал. Сперва "Держи вора!" верещала, как замок отопрет, а теперь, как ее ни держи, в аккурат на ногу падает, палец отшибает, а хрен редьки-то не слаще!
   Но Ивка, сверкая глазами, уж рылся в груде тряпья, гремел какими-то скобами, шуршал бумажными свитками... Ванюша привычно вздохнул и уселся на солому. Ах, Ясна-Ясночка! Солнышко синеглазое! Вот и расстаться с тобою пора приходит...
  -- Готово! - Ивка возвестил. Одной рукою он коня за уздечку держал, другой горделиво вихры приглаживал - гордился работой, значит. - Ну, кто царевича искать поедет?
  -- Знаешь, что... - Ванюша отступил, окинул взглядом ноги конские, морду... Смирно конь стоит (подозрительно!), лишь глазами косит да ушами пошевеливает. Да не разу еще никто не угадал, в какую сторону Ивкина волшба взбрыкнет! - Твой конь, ты и езжай.
  -- Да? А царевича кто упустил? - съехидничал Ивка. - А хочешь, рассчитаемся, как в детстве:

Возму-жа-ешь ты за-раз,

Как уви-дишь чер-ный глаз! -

  
   протараторил чародей-недоучка и дурашливо ткнул пальцем Ванюшке в грудь:
  -- О! Что я говорил - тебе ехать выпало!
   Ванюша аж плюнул в сердцах.
  -- Один друг пропал, второй помощи просит, а он зубы скалит...
  -- Ладно, ладно, - мирно закивал Ивка. - Вдвоем ехать надобно, чего уж тут. Доскачем скорехонько, а там коня царевичу уступим - все веселее дело пойдет. Ты выглянь, проверь, все ли тихо, а я соберусь пока.
  -- "Тихо"! Да пока до этой клячи докричишься, весь околоток сбежится!
  -- Да нет, я чары прежние-то убрал, - объяснил Ивка, запихивая что-то в суму.
   Сума у него была круглая и безразмерная - изнутри больше, чем снаружи. Только вещи прятала иногда: положишь в нее, а найдешь у соседа под забором...
  
  -- Ну, верный конь, - возгласил Ивка шепотом, когда они с Ванюшей в седло забрались, - вези нас туда, куда царевич отправился!
   Старый конь дернул ухом, дернул другим, ноздрями повел и - быстро-быстро копытами зацокал - мимо дома Анисьиного, где уж голосов не слыхать было, мимо колодца с журавлем, мимо садика, который Ясна сама растила... а там и в поля свернул.
  -- Ты смотри-ка, верно идет, - удивился Ванюша. - Мне царевич сказал, что у Черного пруда будет.
  -- А ты чего шею-то выворачиваешь? - спросил Ивка. - Смотри с седла не улети. Углядел, что ли, Ясну свою?
   Перестал Ванюша оглядываться, в Ивку крепче вцепился.
  -- Да Пашка-стрелок к ней пошел: видел я его, когда к тебе пробирался. Если согласится она, завтра сватов пришлет...
  -- А ты что? - подпрыгнул Ивка.
  -- А что я? Я вот с тобой тут трясусь...
  -- Так и не сговорился с ней, значит? Эх, ты! Ладно, сейчас царевича вернем - и к Ясне твоей. Объяснишься наконец и с ней, и с матерью ее...
  -- И что я матери ее скажу? Так, мол, и так, отдавайте дочь за простого писаря, он всю жизнь на одном месте просидит, буковки будет разбирать да с чернильницей бегать? Я уж, Ивка, продумал все.
  -- Тьфу ты, мать честная! Кто про что, а мертвый про кадило! Да с чего ты решил, что писарь лучника хуже? Откуда тебе ведомо, чего Ясна-то хочет? Ты, Ванюш, все расчеты расчитываешь, а одной методой не проживешь. Иногда и вдохновенье пускать надо, и о чувствах подумать...
  -- Это я-то о чувствах не думаю? Да я о глазах ее синих, может, стихи кажинный день слагаю!
  -- Вот с этого и начни! А то - чернильница, буковки...
   Долго бы они еще пререкались (дело обычное), да встал вдруг конь как вкопанный.
  -- Приехали! - догадался Ванюша. - Вон Черный пруд. Эй, царевич Иоанн, ты где? Выходи, отец вот-вот тебя хватится!
   Соскочил он с коня и остановился, растерянный. Луна яркая, все в ее свете видно: земля вытоптана, кусты поломаны, шишки у камышей как саблей срезаны.
  -- Ну, чуяло мое сердце! - Ванюша к пруду подбежал, наклонился - вода мутная. И тишина такая кругом - аж жуть берет. Ни рыба хвостом не плеснет, ни птица не свистнет. - Слушай, чародей-недоучка! Ты коню своему что приказал? Идти, куда царевич отправился? Нет тут давно и следа царевичева!
  -- Плохо дело, - согласился Ивка. - А ты мог бы и сам дорогу задать, умник эдакий! Не все ж о девице-красе мечтать... - Пошарил он в суме, вытащил зеркальце. - Ничего, сейчас разберемся.
  -- Дай я попробую, - Ванюша потребовал. - А ну-ка, зеркало, покажи нам не медля царевича! Где он сейчас и с кем. Да не вздумай увиливать и обзываться не смей! - и к самому стеклу кулак поднес.
  -- Что ты, что ты, соколик, опомнись, не суди строго-то! - зачастило-заголосило зеркало. - Покажу, конечно, как не показать! Да только темно там, не видать ни зги...
   И верно - как ни вглядывались в зеркало Ванюша с Ивкой по очереди, а ничего толком разобрать не смогли. Вроде комната какая-то, а в ней тени неясные, шевеления какие-то...
  -- Дальше давай, - велел Ивка, - все вокруг показывай, что там есть!
   Замутилось стекло, посветлело чуток - проступили ветви колючие, углы какие-то, обрывки туч... И вдруг близко-близко, во все зеркало, глаза мелькнули раскосые под широкими черными бровями!
  -- Мать честная, - выдохнул Ивка. - Не наши очи-то - степные, огненные...
  -- Ох, - шепнул и Ванюша. - Повзрослеешь ты зараз, как увидишь черный глаз!
   Считалку они эту в детстве не на пустом месте придумали. Нагадала им бабка Анисья как-то зимой, что круто изменят их жизнь черные глаза. Всем троим нагадала - и Ванюше-разумнику, и Ивке-шалопаю, и царевичу Иоанну. Потешались они сначала (а ежели б еще сто Иванов к бабке гадать пришли, и им бы то же самое выпало?), потом решили, что о невестах речь идет. Но давно уж Ванюша по Ясне синеокой сохнет, а Ивке Марька-сероглазка каждую ночь снится. Одно объясненье осталось: злой это глаз, вражеский. С ворогом лютым встретишься - нешто не изменится жизнь?
  -- А ну-ка, друже, прыгай на коня! - засуетился Ивка, закинул суму за плечо, Ванюшу чуть не силком в седло затащил. - Спешить надобно!
  -- Да подожди! - опомнился Ванюша. - Подумать дай. Ежли и впрямь царевич в беду попал, надо на помощь звать, к царю мчаться...
  -- Кто о чем, а корова о сене! Пока ты раздумывать будешь, пропадет царевич совсем, а царь с тебя же голову снимет! Тут не думать, тут действовать надо! - Похлопал Ивка коня по шее, приказал: - Ну, Серко, вези нас теперь прямо к царевичу. Туда, где сейчас он находится! Ну, что же ты, животинушка мой, животеюшка? О чем задумался-то?
   Повернул конь голову неторопливо, фыркнул... И вдруг:
  -- Что есть животное? - вопросил. Голосом, на бабкин Анисьин похожим, ласково-вкрадчивым. - Животное есть существо живое, от человека отличное...
  -- Ох, мать честная! Это у него от прежних чар тяга к речениям осталась.
  -- Ну, Ивка!..
  -- Да не переживай, я сейчас все переделаю!
  -- Кто о чем, а дедка о репке! Оставь уж как есть - до того ли сейчас?
  -- Но и зверь же дикий есть существо живое, и птица хищная - так уместно ль, судари мои, обзывать коня доброго, друга верного, животиною, аки волка лесного?..
  

* * * * *

   Все гуще лес делался, ветки глаз выколоть норовили, кусты с дороги сбить. Хорошо хоть коня старого чары прямой дорогой вели.
   А у Ванюши в мыслях с каждой верстой все темнее делалось. К царю бежать - а вдруг к царевичу опоздаешь, друга подведешь и себя с ним вместе? К царевичу спешить - а вдруг не справишься сам-то? И так плохо, и эдак неправильно...
  -- Да ладно, Ванюш, - Ивка подбодрил, - до утра тебя царь не хватится. А и хватится - не беда: чай, ты у него не единственный писарь-то.
  -- И то верно...
  -- Я про коня вот все думаю. Это он, значит, теперь на вопросы праздные отвечать будет. Ну, навроде таких: "Когда ж ты, ирод, измываться надо мной прекратишь?" али "И не надоело ль тебе, голубь, дурью маяться?" Вроде вопрос, а ответа не надобно. Батька мне такие кажинный день задает, а я молчи и ответить не смей. Хотя ох как хочется, ажно зубы скрипят! Вот и с конем похоже - вопросов ложных не ставь ему, и все путем будет...
  -- Зубы скрипят? Так и конь у тебя оттого небось заговорил, - догадался Ванюша, - что раздраженье твое на батьку в чары выплеснулось. А если б ты злой был как черт, что тогда? Кусаться бы конь начал, бросаться на всех? Эх, Ивка! Играешь ты с огнем. Правильно Осип говорит, не чародей ты - шалопай форменный.
  -- Да ладно тебе, Ванюш. Осип, он что... В его время по-другому чародейничали и слова такого - вдохновенье - знать не знали, друг за другом лишь повторяли одно и то же...
  -- Зато вещи послушные получались, - не стерпел Ванюша.
   Слушал он друга и по сторонам смотрел. Солнышко уж золотом начало постреливать, ветви - нехотя стрелы те пропускать. А солнце-то жаркое, быстрое - вешнее. Даром что осень. Места вокруг глухие, прямоезжей дорожки нет, звери да пичуги непуганые.
  -- Ладно Осип, - продолжал Ивка. - А вот Марьку мне как уговорить?
  -- Да Марька-то за тебя хоть завтра - и отец, пожалуй, не остановит. А потом-то что? Чем жену кормить станешь? Вдохновеньем своим, что ль? Только не говори, что волшебство на заказ творить начнешь. Ты вспомни, как царь тебе петушка-хранителя заказал - на крышу посадить, чтобы, значит, о гостях незваных предупреждал?
  -- А что петушок? - нахохлился Ивка, на седле покачиваясь. - Ну и петушок. Ну впечатлительный чуток, это да. Ну, всех кошек переклевал, всех собак...
  -- Всех бояр и купцов заморских...
  -- А бабке Анисье вон по нраву пришелся!
  -- Оно конечно, - согласился Ванюша, - пугало из него знатное получилось - ни одной вороне не устоять.
  -- Ну и что же, что пугало! Польза-то все равно есть.
  -- Ну, коли так, то и вдохновенье не надобно - всяка вещь хоть кому-нибудь, да сгодится, даже самовар дырявый...
   Тут врезался конь во что-то, и дружки еле-еле в седле удержались. Глядят: что такое? Деревья как деревья, кусты как кусты... Снова Серка вперед пустили - не может пройти, будто отбрасывает что коня.
  -- А, - смекнул Ивка, - это, значит, забор тут стоит невидимый, прячется за ним кто-то. Ну, пошли в обход, калитку искать. Выходят же наружу хозяева? Ищи, Серко!
   Фыркнул конь, мотанул головой - и ни с места. Подождали дружки, переглянулись, снова его торопить начали. А Серко будто не слышит - потянулся к траве, захрумкал.
  -- А ну шагай давай, - спрыгнул Ванюша наземь, коня по шее шлепнул. - Ишь, отворачивается... Али я не с тобой разговариваю?
   Серко морду с готовностью поднял, Ванюше глянул в лицо:
  -- Что есть разговор? Разговор, сударь мой, есть обмен словесами и мненьями...
  -- Ванюха, я же просил! - схватился Ивка за вихры свои рыжие. - Он же не замолчит теперь, пока не выговорится! Да потише ты хоть, скотина упрямая!
  -- ...А какой же то разговор, коли бедному коню слова молвить не дозволяется? Коли друга верного обзывают при том по-всякому? Не беседа выходит, а сплошное мучение...
   Где-то рядом ветка стрельнула-хрустнула. Ванюша Ивку за пояс ухватил, сдернул с коня. Притаились дружки за деревом, а коня как образумить, не знают. Глаза у Серка закрыты, морда мечтательная - попробуй такого дозовись.
   Только Ванюша прутом его ткнуть наладился - прямо пред конем мужичина возник (как из воздуха вышагнул!), и самого что ни на есть басурманского виду: лицо широченное, как лопата, штаны широченные кушаком широким подпоясаны. В руке дядька саблю сжимает - а Серко и не замечает, знай себе разговоры разговаривает!
  -- Нет, я вам, судари мои, так скажу, конь - он тоже мнение имеет...
  -- О! - выдохнул басурманин. Еще бы: не каждый день небось говорящие кони с ним откровенничают. Заткнул он саблю за пояс, ухватил железной рукою Серко под уздцы, на спину к нему взлетел и пятками по бокам вдарил. Конь и брыкнуть не успел, как по ту сторону "забора" оказался. Правда, велеречивостей своих не прекратил, и долго еще до дружков его "словеса и мненья" доносились.
  -- Забор невидимый, - едва выговорил Ивка. - Колдун, стало быть, затаился тут.
  -- Черный глаз, - Ванюша прошептал. - Выходит, бабка-то Анисья не наврала?
   А Ивка вдруг всполошился:
  -- Меня ж татка за коня прибьет! - и в орешник вперед головой, как в омут, сиганул!
   И тут же с виду пропал, как и не было. Ругнулся Ванюшка - и за другом!
  
  -- Вот ведь, попали как кур в ощип! - Высок забор-то, не перепрыгнуть. Деревья сквозь него просвечивают, но тускло, вроде как сквозь туман. Ванюша воздух плотно-белый трогает - воздух толкается в ответ, точно кулаками незримыми отпихивается.
   Странное дело: полегчало писарю. Назад пути нет - вперед, стало быть, идти надобно.
  -- Проход лишь пред хозяевами открывается, - рассуждал Ивка, пальцы в вихры запустивши. - А потом затягивается помаленьку. В аккурат мы успели... А ты коня еще бранил моего! Видишь, и от него польза случилась - провел нас внутрь.
  -- А выйти-то как? - спустил его на землю Ванюша. - Ты чары эти одолеть сможешь?
  -- Ну... - поскреб Ивка маковку. - Может, и смогу. Только не знаю я их, пробовать надобно, да и время опять-таки...
   Снова Ванюша не удержался:
  -- А вот Осип-старик небось сразу бы распознал, что к чему! И в ловушке б за вражеским забором не застрял. Ивка, Ивка... Для того чужую науку и постигают, чтобы силы сберечь и время. Ты б хоть подумал сначала, куда прешь сломя голову.
   А у Ивки-то пуще прежнего глаза разгорелись, вихры встопорщились - задор из него так и прет. Как будто не дело серьезное тут у них, а баловство младенческое.
  -- Эх, Ванюша! Решимости в тебе маловато, вот что. Не всё же ждать да рассчитывать. Вот и с Ясной ты никак...
   Дальше речи разводить он не смог: крики дикие раздались, вопли страшные. Подхватились дружки не сговариваясь и вперед что есть мочи рванули...
   Совсем немного пробежали, видят - полянка прямо в лесу расчищена: деревья раскромсаны, кое-как в кучи свалены, а те, что на корню, покорежены, ветки поломаны, корни наружу выступили, как лапы паучиные корячатся... Посреди ж всего этого странное строенье красуется. Дом не дом, шалаш не шалаш, шатер не шатер. Вместо крыши дельной - шкуры звериные. Стены кривые, кое-как срублены, щели мохом зеленым заткнуты...
   Снова крики раздались! Ванюша Ивку за пояс успел ухватить:
  -- Да постой! Разве можно вот так - прямо волку в пасть? Может, и не царевич это совсем...
  -- А кто же?!
  -- А давай-ка зеркальце попытаем, - предложил Ванюша. Отобрал у Ивки суму, зеркало в нем нашарил, к свету поднес и велел строго: - А ну-ка, покажи нам того, кто кричал сейчас! Да не вздумай пустые лясы точить!
   Склонились дружки голова к голове, взорами в стекло впились... Углядели: качается в полутьме кто-то длинный, тощий, извиваясь и дергаясь...
  -- Бежать надо! - всполошился Ивка. - Совсем пропадет!
  -- Да не похож на царевича-то, - усомнился Ивка. - Стать не та. А ну-ка, зеркало, покажи нам всех, кто здесь есть!
  -- Еще чего удумали! - заквохтала стекляшка вредная. - Покажи им то, сам не знаю что!
  -- Не выдержало, - объяснил Ивка, вихры почесывая. - Шутка ль - молчать столько времени...
   Не унималось зеркало:
  -- Я за вас, что ль, решать, что вам надобно, буду?
  -- А это мысль! - замер Ивка, взгляд остановив.
   Тряхнул его Ванюша хорошенечко:
  -- Кто про что, а рыба про воду! - Завернул скорее зеркальце в тряпку: в темноте-то сразу оно замолкло. - Что у тебя с собой еще есть?
   Присел чародей-непутевец на корточки, стал суму свою перетряхивать. Лапти на землю вывалил, зеркальце, веревку какую-то, шапку потрепанную...
  -- Это все? - Ванюша полюбопытствовал. - Не густо, однако.
  -- На остальное татка арест наложил, - вздохнул Ивка, - в чулане запер.
  -- Ну, зеркальце - это понятно. А шапку-то эту срамную зачем приволок? - поморщился Ванюшка. - Век бы глаза не видели...
   Шапку-невидимку, первую свою вещь волшебную, Ивка сотворил из старой отцовской ушанки. Чтобы, значит, за девками на речке подглядывать... Пока он в конюшне ее примерял, все путем было. Когда ж три верных дружка, продравшись сквозь ивняк, рассчитались ("Повзрослеешь-ты-зараз-как-увидишь-черный-глаз!"), нахлобучили на Ванюшу "ушанку" и выпихнули его из-за кустов... Ох и визг поднялся! Ох и верещанье! Аж ворона на лету в речку свалилась. На солнце себя шапка окаянная по-другому повела: ничего невидимым не сделала. Окромя одежды Ванюшкиной...
  -- А что - шапка? Авось и она пригодится! - Ивка себя за волосья подергал, шапку обратно в суму запихал. - Зато смотри-ка - лапти бесшумные! Очень нужная вещь. Пятки, правда, щекочут нещадно... ну да ладно уж. Мы давай вот что сделаем - ты посиди тут покамест, за домом последи, а я вокруг обойду, узнаю, где Серко, а может, и царевича отыщу...
  -- А не лучше ль, - вздохнул ему вслед Ванюша, на землю усаживаясь - зеркало послушное сделать было бы? К чему ноги-то зря топтать?
  
   Долго не было Ивки. Сперва Ванюша за домом издалека следил, потом крался туда-сюда, царевича в окошке увидеть надеялся, но выйти из-за кустов не решился. На знакомца широколицего наткнуться боялся. Был бы тут Пашка-стрелок, может, и сумел бы с вражиной справиться. А Ванюшка-то - писарь простой! Чем возьмет, чем сразит, коль столкнутся-то?
   А после вспомнил про зеркальце. Уселся под березою, привалился к стволу, стройному, аки стан девичий, и cкомандовал, в стекло глядя строго:
   - Ну-ка, показывай, что у царя-батюшки делается! Что за бумаги писарю диктованы, что воевода хотел, чем волхвы озабочены!
   Не посмело зеркало перечить. Отразило сперва Ванюшку у дерева - даже в лесу подтянутого да опрятного, а затем - стол в хоромах царских. На столе - бумаги стопкою, и кто-то их перекладывает, порядок наводит, стало быть. Скачут свитки перед взором у зеркала, мудрено за строчками уследить. Другой кто, может, и не успел бы. Да Ванюша-то - писарь! Ванюша-то словеса разбирать привычный!
   Долго он читал то одно, то другое, аж взмок. Выходила чертовщина какая-то. Воевода царю докладывал о степняке, что на царство его ладил напасть, войска в степях собирал. Волхвы о погоде все твердили: осень, мол, никак не наступит - плохой это знак, разладилось что-то в мире. А Осип-чародей - тот и вовсе перед царем клочок бумаги положил с кривыми каракулями: "Вот украл князь Кощей деву-солнце, и погрузилась земля во тьму..." Бабки Анисьи любимая сказочка. Царь небось сам темней тучи ходит. Эх, Ванюше бы туда сейчас, хоть чем-то помог бы! А то сидит он тут, как лешак какой, куда себя деть, не знает. Да еще зеркало это... своеобычное под руку суется с советами: "Ты, соколик, ближе к свету подойди да солнца луч на меня наставь - покажу тогда, кто о тебе думает да мечтает!"
   Решил Ванюша поискать, нет ли уже о нем да о царевиче повелений каких, да вдруг... Снова крики раздались, да какие! А потом еще, и еще...
   Тут уж он осторожничать перестал. Согнулся в три погибели, к дому-шатру подскочил, быстро в окошко глянул... Нету за ним Иоанна! Прыгнул к другому окну Ванюша и - лицом к лицу с басурманином оказался... басурманчиком даже, щуплым, молоденьким... Засверкал тот очами черными из-под шапки своей мохнатой (и как только в ней не изжарился!), руки вскинул и - ка-а-ак запоет, ка-а-ак засвищет да ка-а-ак завоет!
   От того пения-свиста затрясло Ванюшку. Хотел бежать - страх лапой медвежьей к земле пригвоздил. Хотел вздохнуть - грудь воздуха не принимает... К самой земле склонился, рукой схватился за дубок молодой. А мимо клочья земли проносятся, ветер в лицо пучки трав швыряет...
   На миг какой-то поутихло всё... Поднял голову писарь, отдышался чуток - и тут новый вихрь его приподнял, завертел и к "забору" кинул...
  
   Пришел Ванюша в себя - лежит он в ракитовых кустах, тело ломит, в волосах сучья застряли. Тихо вокруг, будто и не было ничего, а ветви-то у дерев сломлены - торчат сучья, как кинжалы острые, да трав целые полосы как корова языком слизнула, с землею вместе... Вот он, значит, какой, колдун-черноглаз. А тот, что с лицом-лопатой, содружник его, выходит, иль слуга.
   Только Ванюша нос из-за веток высунул - звуки недалече послышались: кто-то крадучись по орешнику пробирается. Пригляделся Ванюша - царевич! Иоанн! Камзол нарядный разорван, лицо в грязи, но станом, как всегда, строен и взором ясен!
   Бросился Ванюша к дружку.
  -- А я в щелку коня знакомого углядел, - молвил царевич, писаря по спине похлопывая, - ну, думаю, и вы, стало быть, поблизости! А чародей наш где?
  -- Вот он я! - Ивкин голос послышался. И сам он тотчас показался - бежит, в лаптях своих щекотучих подпрыгивает. - Еле нашел вас! Думал уж, заблудился совсем... - Подскочил он к царевичу с писарем, сгреб обоих в охапку. - Уффф... Да вовремя смекнул: надо клубочек сделать волшебный! Чтобы, значит, вывел куда хочу. Свернул я туго-натуго веревку, чтоб кругляшок получился, и перед собой бросил... Получилось! Покатился клубочек. Только вот норовил меня, ирод, дождаться, распуститься обратно в веревку и ноги мне спутать! - Плюхнулся горе-чародей на землю, принялся лапти стаскивать. - Ох и замучили они меня, супостаты, - все пятки чешутся! Ну, царевич, ты где был-то?
  -- В боковушке сидел, - объяснил Иоанн, - по рукам повязанный. Веревку-то я перетёр, а дверь не смог вышибить. Да как свист этот раздался, вихрь поднялся - сорвало ее и унесло, с притолокой вместе...
  -- А попал-то сюда как? - перебил Ванюша.
  -- Долго рассказывать, - замялся царевич, а сам покраснел, аки маков цвет.
  -- Ну ладно, дома расскажешь. Пошли скорей, пока чародей этот всю душу из нас не высвистал!
  -- Не волнуйся, Ванюш, - царевич сказал, - торопиться нам незачем. Чародей тот лютует часто. Но опосля отдохнуть ему надобно, и прислужникам его тоже. А прислужников двое всего, и больше не видал никого я тут.
  -- Ну, считай, одним меньше стало! - Ивка заявил, гордо грудь выпятив. - Вот послушайте...
 &nbnbsp;-- Ну да? И что же?
sp; Обошел он в лаптях своих бесшумных вкруг дома, приметил коня, к осине привязанного, а царевича не нашел. Хотел уж к Ванюше вернуться, как вдруг - басурманин откуда-то вынырнул - тот ли, который коня умыкнул, другой ли - не разберешь, - и к "забору" прямиком. А на локте у него две корзины качаются. Не иначе как еды добыть хочет! - Ивка смекнул и вослед чрез дыру в "заборе" проскочить успел:
  -- Дай, думаю, посмотрю, нельзя ли где поблизости подмогу найти...
   Долго они петляли по тропкам неприметным - дядька впереди, Ивка - хоронясь за стволами, - а на выходе из леса остановился вражина, достал из-за пазухи платок и голову им обвязал, словно баба деревенская. И... в женщину вдруг превратился! Вроде бабки Анисьи, помоложе только. Дородная такая крестьянка получилась, степенная. Косая, правда, чуток и сарафан короткий слишком, а остальное как полагается.
  -- И тут мысль у меня сверкнула! - Ивка продолжал, от возбужденья пританцовывая, аки жеребенок, которому на волю не терпится.
   Скоро деревенька показалась маленькая, а чуток подальше - село. Туда косая баба краем леса и направилась. Ивка - за ней!
   В селе базарный день оказался. Ходит баба по рядам, птицу покупает, требуху, сало - все молчком, не торгуясь, продавцам развеселым не улыбаясь... Дождался Ивка, когда она обе корзины битком набьет, обе руки нагрузит, подскочил сзади - да шапку-невидимку ей на голову и нахлобучил!
  -- И что? - царевич сквозь смех выговорил.
  -- Как что? Шум, ясно, поднялся большой - повязали прямо тут же басурманина!
  -- А чары твои, что на шапке, - перебил Ванюшка, - с теми, что на платке его, не поссорились?
  -- Ты, Ванюш, как всегда, в корень зришь, - с удовольствием Ивка ответил. - Еще как поссорились! Сперва-то вместо бабы-крестьянки все дядьку увидали в чем мать родила, а затем - чудище о двух головах: одна - мужчинская, вторая - бабья...
   А Ивка еще средь людей потерся, поспрашивал, что да как, не слышно ль чего необычного...
  -- А подмоги не стал искать. Что, думаю, скажу-то? Спасите-помогите, царевича украли? Еще самого повяжут да к старосте отведут - объясняй потом, кто таков да откуда взялся...
  -- Вот весь ты в этом, - не утерпел Ванюша. - Сперва лезешь вперед батьки в пекло, а после уж думаешь, чем огонь тушить. Уж это мне "вдохновенье" твое...
  -- Да погоди, Ванюш! Мужики тутошные сказывают, о местах этих дурная слава пошла. Второй месяц что-то неладное в лесу творится, иной раз люди шастают чужие, странные, а иной раз крики такие слышны - аж жуть берет путников. Хотели крестьяне собраться миром и лес вычесать, да боятся силы нечистой...
  -- Крики те я слыхал, - сказал Ванюша. - Только я-то думал, что царевич это... Ничего не понять!
   Объяснил Иоанн:
  -- За домом землянка есть, а может, колодец - другой там пленник томится. Мучают нещадно его, пропадет вот-вот!
  -- Все ясно! - Ивка в сапоги переобулся, лапти в суму пихнул и на ноги вскочил. - Ну, давайте решать, как коня выручать будем. И пленника заодно!
   Взглядом его Ванюша смерил, к царевичу повернулся:
  -- Ну, от чародея-то нашего со вдохновеньем его ждать всего можно. Но ты?! Неужто гнева царёва не боишься?
   Царевич со вздохом рукою махнул:
  -- Чего уж теперь...
  -- А мне на колдуна охота взглянуть, - Ивка заявил, вихры подергивая, - когда ж еще такой случай выпадет? Да и пленника бросать... Что ж мы, Ванюш, неруси какие? Жалко ж человека-то!
   И тут уложилось всё в голове у Ванюши - и волхвы с воеводами, и степняк с войском, и зимы-лета похищенье:
  -- Не человек это!
  

* * * * *

   Забор невидимый прорвался в месте том, где Ванюша сквозь него пролетел. Теперь чрез дыру, тоже невидимую, свободно ходить можно стало. Лес понемногу от бури отошел, успокоился - пичуги осмелели, запорхали в вершинах, зачирикали, травы расправились, земля раны затягивать принялась.
  -- Скоро прислужник второй показаться должен, - Ванюша сказал. - Надо ж ему проверить, всё ль спокойно вокруг? А то кони появляются всякие, к чародею кто-то лезет...
   Царевич Иоанн кивнул согласно:
  -- Я б на его месте проверил... - Помолчал чуток и добавил: - Вот уж не думал, не гадал, что Кощея нам спасать приведется. А ты, Ванюш, молодец - экое дело распутал... Как думаешь, какой он на самом-то деле? Сухой да бледный, как в сказке Анисьиной?
  -- Ох! - спохватился Ванюша, в карман полез. Выудил зеркальце. - Разбилось, поди, как меня оземь-то грохнуло... - Но нет, сохранилось стеклышко! Лишь царапины-паутинки на нем появились. А в глубине огонечки замигали - то красный, то желтоватый... - А ну-ка, - писарь велел, - покажи, кто у чародея в колодце запрятан!
  -- Да уж показывало, - проскрипело зеркало. - Ничего небось с той поры не изменилося - тьма кругом и цепи качаются!
  -- Бойкая вещичка, - одобрил царевич с улыбкою.
  -- Ага, бойкая, - буркнул Ванюша. - Только бойкость не на добро, а пошто-то на вредность.
   Ивка, хмурый и всклокоченный, зеркальце у него отобрал:
  -- Совсем помутилось от удара-то. Ну ничего, придумал я, как силы ему добавить. Чтоб в темноте само себе светило и все видело...
  -- Только уж пусть не болтает оно, - попросил Ванюша. - А то у тебя в последнее время всё заговариваться начало. То зеркало, то конь... Ты б еще лапти свои зачаровал: по дороге идешь - они тебе песни поют.
  -- А что, это дело! - загорелись глаза у Ивки. - Ты, Ванюш, правильно мыслишь, только это чуток погодя, ладно?
   Ванюша закашлялся (кто о чем, а кот о сметане!), но взгляд царевича поймал и смолчал.
  -- Поговорить-то - невелик порок, - рассуждал сам с собою Ивка, под осинкой пристраиваясь. - Поболтать я и сам люблю, да пошто-то не слушает никто. А мне бы волю - я б и по-нашему, и по-аглицки, и даже по-басурмански...
  -- А нет ли чего пожевать, други? - царевич себя по животу похлопал. - Два дня маковой росинки во рту не было!
   Ивка суму к себе притянул, зашарил в ней:
  -- Вот яблок с базара принес... Больше-то денег не было.
   Крупные яблоки оказались, медово-спелые, с одного боку желтые, с другого розовые - загляденье!
  -- От них только лягушки в животе поют, - поморщился Ванюша, - а пользы ни на грош. Не еда - обман форменный.
  -- А хочешь, я их зачарую? - предложил Ивка. - Чтоб одно яблочко съесть - и полдня сыту быть. Точно!
  -- Кто про что, а мышка про кошку...
  -- Нет уж, давайте как есть похрустим, - царевич одно яблоко забрал, впился зубами белыми в румяный бочок, аж сок брызнул. - А то ты, неровен час, того... сонными их сделаешь, и заснем мы тут все, аки царевны сказочные...
  -- Не боись, друже! Не заснешь, - заверил Ивка. - Хотя... знаете что? Давайте и впрямь я их сонными сделаю - мы их тогда басурманину нашему и подсунем!
   Ванюша скорей второе яблоко ухватил. Укусил, пока не отобрали.
  -- Вы как хотите, а я зачарую, - сказал Ивка с обидою. - Еще одно где-то было... - Искал, искал - нету. - Да что ж такое? Неужто сумка окаянная перепрятала?
  -- Ох, Ивка...
  -- Да вот же оно!
   Положил чародей яблоко с одной стороны, с другой зеркальце пристроил, так чтоб солнышка луч в нем играл, и за подбородок схватился. Задумался.
  -- Лучше не мешать, - царевич шепнул Ванюшке, - а то знаем мы это дело... - Помялся и добавил нерешительно: - Слышь, чародей... Ты это... не перестарайся с сонливостью-то! А то вдруг я... вдруг мы потом разбудить-то не сможем?
  -- А пошто его будить, ворога окаянного? - удивился Ванюша. - По мне так пущай себе спит хоть сто лет, царевичей не ворует, честным людям зла не делает...
  
   Слуга басурманский и впрямь вскоре вышел, огляделся, зыркнул глазами черными, саблю на поясе поправил и в лес вдоль забора на кривых ногах своих заковылял. Ивка едва-едва доколдовать успел. Вылезли дружки из кустов и один за другим сквозь "калитку" невидимую юркнули...
   За домом чародей степной стоял, коня за уздечку держал и что-то ему гортанно втолковывал - резко, недовольно.
  -- Это он разговорить его пытается, - шепнул Ивка царевичу. - Только конь-то по-ихнему не понимает, а потому молчит. Ну что, кто яблоко-то подкинет?
   Ох не нравилось это все Ванюше, ох не нравилось! Для дружины заданье такое иль для волхвов - не для писарей. Писарь - человек маленький, на ратное дело не гожий... "Слугу отвлечем как-нибудь, колдун яблоко съест и заснет, а мы коня хвать, Кощея на волю выпустим - и домой!" Ну, с Ивкой-то все понятно. Так ведь и царевич туда же! Как ни твердил Ванюша, что план тут нужен крепкий - чтоб все продумано, все просчитано, что вдоль, что поперек, а не "бежим скорей, а там видно будет" - не слушает Иоанн, Ивку поддерживает: "Времени нет, Ванюш". Ох темнит царевич, темнит! Глаза-то бегают...
  -- А как же мы чародея заставим яблоко наше съесть? - спросил писарь. - Не дурень же он, в самом деле, чтоб первое, что пред глазами возникло, на зуб пробовать!
  -- Да ладно, Ванюш, не волнуйся, - сказал Иоанн. - Ты глянь, яблочко какое - золотое, упругое! Рука сама тянется... - (Степняку с конем надоело, видать, возиться, оттолкнул он его и в дом-шатер свой ушел.) - Стой-ка ты лучше у выхода, стереги, а ты, Ивка, яму беги ищи, Кощея выпускай - он нам заодно и поможет. А мне яблоко давайте, придумаю что-нибудь. И коня подманю.
   Шмыгнули царевич с Ивкой, аки мышки, в разные стороны, а Ванюша ближе к выходу встал, чтоб и лес туманный, и шатер на глазах были.
  
   Сперва-то ничего не видать и не слыхать было. Потом вдруг холодом страшным по ногам потянуло. Прыгает Ванюша, греется, а сам не знает, что и думать... Вдруг радостное ржанье послышалось, а следом - голос царевичев, тихий да сдавленный:
  -- Тихо, дружочек, тихо! А ну отойди... отойди, говорю! Да что ж мне с ним делать-то прикажете?!
   Тут же голос другой ответил, вкрадчиво-воркотливый:
  -- Да кто ж тебе, сударь, приказывать может? Сам ты, поди, роду царского. А приласкай-ка вот коня бедного - настрадался он небось в руках неласковых, соскучился по голосу родному, хозяйскому... А еще лучше - яблочком угости!
  -- А ну отдай!
   На минутку все стихло, а потом снова ржание раздалось, да какое-то дикое! Обмер Ванюша. За шатром возня какая-то началась... и вдруг - Серко ястребом вылетел! Глаза огромные, что тарелки, светом нехорошим горят, шея набок снизу вверх выгнута, грива развевается... Пронесся мимо Ванюши во всю мочь - только ветер в лицо!
  
   Совсем растерялся писарь: где-то в лесу басурманин-слуга бродит, вкруг дома конь взбесившийся скачет, в доме чародей могучий засел, царевича не видать, Ивка тоже знаков не подает, да еще холодом все сильней тянет - мочи нету терпеть... А ведь это с той стороны, куда Ивка пошел! - осенило Ванюшку. Небось опять начудил чего недоучка-то, выручать надобно!
   Кинулся писарь, себя забыв, дружку на выручку, холоду навстречу...
   Ивку за кучею дров заметил, и царевича там же. Оба над полотном бесцветно-серым склонились, с ямы стянуть пытаются, а руки то один, то другой отдергивают и чуть не пляшут от холода.
  -- А если б то яблочко человек съел, - шепотом царевич Ивку пытал, - что с ним было бы?! Вот погоди, вернемся - я тебя своими руками за шиворот - и к Осипу, сам в ноги ему поклонюсь...
  -- Да не возьмет меня небось Осип-то, - буркнул Ивка.
  -- И правильно сделает! Лупить тебя надобно ракитовым прутом, да уж поздно, - Ванюшка к яме подскочил, за край тряпки ухватился и ажно вздрогнул: вот он откуда идет, холод-то! Снизу...
  
   Кое-как содрали они полотно. Из ямы так тьмою и дохнуло... А внутри кто-то черный да костлявый шевелится, весь в цепях, как бабочка в коконе, а глаза не то белые, не то красные, насквозь прожигают - страх один!
   Взглядом пленник обвел дружков и сразу Ивке сказал:
  -- Ты со своими чарами и не суйся! Из старших кого позови. Да скорей!
   А Ивка-то - аж вихры свои рыжие пригладил, рубаху одернул, руки потер - топчется, точь-в-точь как пред Марькой своей, когда на вечорку ее пригласить надобно:
  -- Позвать - это мы мигом! - засуетился. - Я вот сейчас из зеркальца волшебного лучик пошлю - и прямо Осипу! Он мужик мудрый, враз что к чему догадается... - Шарит он в суме потрепанной, шарит - нету зеркала! Аж покраснел весь, вихры встопорщились, как колючки ежиные: - Нету, хоть ты тресни!
  -- Ивка, Ивка... - царевич вздохнул. - Одна морока от твоей волшбы, право слово. И никогда ведь не знаешь, супротив кого она обернется. Сказано тебе - не суйся даже! Лови коня и во дворец галопом!
   Кинул Ванюша взгляд из-за дров... А степняк-то, чародей, из шатра выскочил! От коня увернулся бушующего, что-то крикнул гортанно.
  -- А колдун-то могучий, знать, - с тревогою писарь сказал, - раз под носом у царя обосновался. Даром что молоденький, вроде нас, да маленький.
  -- Да не колдун это вовсе! - скрипнул Кощей, в цепях забился. - Так, звание одно!
   Переглянулись дружки.
  -- Не колдун? - Ванюша переспросил. - А как же он тебя, отец, изловил тогда, коль не чарами злыми?
  -- Не знает он чар, - прохрипел Кощей, - и сил у него нет особенных, кроме одной - свистом своим воли лишать, что человека слабого, что чародея стойкого. Нешто б цепи меня удержали, кабы волею не ослаб? - Дернулся он и снова обмяк. - Но и эту силу неуч использовать не умеет - вон что с землею творит! Разве будет она долго терпеть? А ему и невдомек.
   Учуял что-то басурманин, а может, замерзать начал: прямо к яме зашагал осторожненько. Вот-вот заметит троих дружков!
  -- А ну прячься! - писарь скомандовал. А куда спрячешься? За кусты ореховые, за березки тонкие? За спиной - забор невидимый, пред лицом - вражина черноглазый...
   Да колдун-то споткнулся вдруг. Проворчал себе под нос что-то, нагнулся и - блестящий овал из-под пятки поднял... Зеркало волшебное!
  -- Ну, сумка! - Ивка прошипел, яростно суму свою потрясая.
  -- Ну, Ивка! - царевич с писарем выдохнули. Потрясли б они от души недоучку самого, да недосуг теперь было.
   Глянул в зеркало колдун... приосанился, плечами повел, рукою брови разгладил... А зеркало-то - возьми да и скажи ему чего-то! Не по-нашему - по-басурмански! Тот и рад - залопотал-забормотал, даже не заметил, что рядом конь проскакал, неистово взбрыкивая.
   Но и с басурманином зеркальце не поладило. Он ему слово - оно в ответ три, он ему десять - оно сто... Разозлился колдун, оскалился, размахнулся хорошенько - да оземь его, стекляшку непослушную!
   А оно до земли не долетело. Сверкануло, аки солнышко малое, и такой грохот получился, такой треск! Ванюша такое лишь однажды видал - когда Ивка сухой огонь делать пробовал (чтобы, значит, с собою в сумке носить)... Ослепило басурманина - согнулся в три погибели, глаза трет.
   Опешили дружки, а Кощей на Ивку глазом своим красноватым зыркнул - перехватило у того дух, закашлялся даже.
  -- А поделом! - заявил Иоанн. - Твоим чародейством только детей пугать.
  -- А ты, царевич, неужто лучше? - Кощей прищурился. - Попал-то сюда как? Остался почему? Не вспомнишь?
   Вспыхнул царевич, а Ванюша, оробев, за спину его отступил. Но и там его нашел глаз Кощеев:
  -- Ну, а ты? Долго будешь еще судьбу свою отпугивать? От счастья прятаться? С другими себя равнять, да не в пользу себе?
   Удивился Ванюша, ответить хотел, да глядит - колдун-то с силами собрался, выпрямляется да руки, как давеча, поднимает! Петь готовится!
   Выпрыгнул Ванюша из-за кучи дровяной, дружки за ним - остановить басурманина!..
  -- Мать честная! - ахнул Ивка.
   С колдуна шапку-то мохнатую снесло, сорвало кушак, разметало одежды... А по плечам-то - косы черные! А под рубахою - шея лебединая!
   Попятились дружки невольно... А девица-то не растерялась - очами молнии заметала, воздуху набрала побольше - и ну свистеть-верещать!
   Свист послабже прежнего был - видать, не накопилась еще сила у девки. Но и теперь Ванюша едва на ногах устоял. Сзади Кощей завыл глухо, Ивка закашлял, царевич что-то закричал... Да разве расслышишь тут? Отдышаться бы...
   И вдруг разом стихло все.
   Ванюшка глаза открыл: девица у стены лежит, конем придавленная... А тот ногами-то подергал, подергал да и захрапел на весь лес, аки пьяница записной - спасибо яблочку!
  -- Ах ты, одихмантьева дочь! - только и выдохнул Ваня. Кушак, что на земле валялся, схватил и к девице кинулся...
  -- Постой, - слышит голос сзади, - погоди! Не тронь ее!
   И кто-то вперед писаря проскочил, колдунью загородил собою. Ванюша подумал - слуга-басурманин вернулся. А это... царевич Иоанн! Дружок закадычный! Краса и гордость царёва!
  

* * * * *

  -- Вот и сбылось гаданье бабкино про черный-то глаз. Все мы трое дурости свои бросили...
  -- И ты? - улыбнулась Ясна-голубушка.
  -- А что я? - смутился отчего-то Ванюша. Ну надо ж, совсем другим человеком себя теперь чувствовал, а пред Ясной смущаться не перестал! - А я вот подарочек принес, - заторопился писарь, - Ивка зеркальце сделал новое, да послушное, некапризное - для нас с тобой постарался. Чтобы я в него, значит, на тебя поглядеть мог, коли соскучусь, а ты на меня... Глянул я вечор - стоишь ты под черемухой, у ромашки лепестки обрываешь. Гадаешь, стало быть. Ну, тут я и смекнул: если б сладилось у тебя с Пашкой-то, нешто стала б ты на любовь гадать?
   Ничего не сказала Ясна, лишь головой покачала ("Догадался-додумался - ста годов не прошло!"), зеркало взяла...
   Над лесом вдали стая гусей круг выписала и скрылась с глаз. Ванюша с Ясной им вослед руками помахали.
   Поля уж зябкою дымкой окутались, и травы пожухли за одну ночь... Осень быстрой поступью шла.
  -- С того самого мига холодать стало, как Кощей улетел, - сказал Ванюша.
   ...Только-только девица на их милость сдалась, царевича за руку схватила - из тумана Осип-чародей вышел. Огляделся, пальцами щелкнул - и забор волшебный исчез. На месте его полотно оказалось, вроде того, которым яма была затянута, а за деревьями уж стражники стояли с оружьем, и слуга-басурманин с ними - прямо к дому их привел, скрученный-то.
   Царевич колдунью прикрывает ("Она же незлая совсем, просто дикая да непутевая, сирота к тому ж!"), Ванюшка Кощею помогать бросился, а Ивка под шумок кусок полотна оторвал и давай в сумку запихивать... Тут его Осип за вихор и ухватил:
  -- Это ты вещь бесценную в своей котомке недодельной таскать собрался? А ежли снова она взбрыкнет?
   Недоучка глаза робко вскинул:
  -- А я ее переколдую потом, суму-то... Чтоб не бегать туда-сюда, коли нужно что кому отнести. Я в нее вещь кладу - пред тобой она появляется...
   Осип кулак к его носу поднес:
  -- Кто про что, а пёс про блоху! Вон гляди, что бывает, когда вслепую силы пробуют, без науки да методы, - и на девицу показывает...
   Съежился Ивка, рот захлопнул. А глаза-то довольные из-под рыжих кудрей светятся...
  -- Крепкую трепку ему Осип задал, - продолжал Ванюша, - но обратно взял. Небось Марька уговорила. Сияет теперь Ивка, аки самовар начищенный. Говорит: как вспомню одихмантьеву дочь да представлю, что и я такое наворотить бы мог - и вдохновенье не в радость.
  -- Не пойму я, - сказала Ясна, - вот ты говоришь, нет силы у девушки. А как же забор невидимый и платок волшебный?
  -- Это все одна ткань, - Ванюша объяснил. - Чем хочешь, тем она и становится - и лик меняет, и глаза отводит, и от холода защищает. У нас про такую даже Осип не слыхивал... А ткань эта у Кощея была украдена. Верней, откупился он ею, чтоб время потянуть. Она ведь, девица эта, ни много ни мало все наше царство завоевать решила! Дескать, раз сила есть - царствовать надобно. А свои-то ее не признали, видать... - (Да и кто же в степи девку в царицы пустит? Прогнали, поди, а с ней кто хотел ушел). - Услыхала она краем уха, что есть у нас такой Кощей Бессмертный. Как уж она его нашла, где подкараулила, то мне неведомо, но оглушила-таки и похитила, чтоб секрет бессмертия выпытать, воинов своих непобедимыми сделать. А сама, ты подумай, ни читать не умеет, ни писать, по-нашему изъясняется кое-как, и про Кощея не знает ничего!
   Ясна его ласково по голове погладила:
  -- Всегда я знала, что ты у меня самый умный - недаром, чай, в писари выбился! А теперь вон с самим Кощеем знакомство свел. Куда там Пашке!
   Запнулся Ванюша. Про Кощея царь ему запретил рассказывать. Как вернулись они все из лесу, он Ванюшку к себе призвал, сразу после царевича. Царевич-то красный от отца вылетел, аки сваренный (но от колдуньи своей не отступился! Не даст, мол, сиротку в обиду!), а с писарем царь долго беседу вел, расспрашивал, как и что он из бумаг-то секретных понял. Все ему Ванюша выложил не таясь. Как увидел воеводы донесенье да узнал про тревоги волхвов, как игра любимая припомнилась: похищает Кощей деву-солнышко - и зима без нее настает... Как подумалось: а что было бы, если б самого князя Зимнего кто украсть вознамерился? Царь Ванюше щедро золота отсыпал да язык посоветовал не распускать. Обещал к другим делам приставить, посложнее...
  -- Ну вот, - заторопился писарь с Кощея свернуть, - сперва-то при ней трое слуг неотлучно были. Да потом надоело ей ждать - одного к войску отправила, выступать, значит, велела. А царевы воины того лазутчика перехватили...
  -- А царевич-то наш ей зачем занадобился?
  -- Так ведь время идет, а Кощей секрета не выдает своего! - (Да и как выдашь, коль нет секрета? Нельзя зиму убить, и все тут!) - Вот она и порешила: украдет царевича - легче будет старого царя на испуг взять. Тут ей, конечно, повезло: другой кто, может, и не повелся бы, да наш-то Иоанн... В общем, показалась она ему в лесу, где на охоте он был, полыхнула очами черными - он и зажегся. Едва ночи дождался, чтоб на свиданье лететь...
   Ясна зеркало к себе прижала.
  -- Так что же с ней стало-то?
   Ванюша нахмурился.
  -- Да я и не знаю точно... Поди разберись тут - секретов столько! Осип сказал: царь велел её Кощею оставить. Пусть сам, мол, решает, казнить или миловать. А царевич уж просил за нее, просил... "Оставь ты ей жизнь, - говорит, - и голос оставь: петь очень любит". Видно, крепко она ему к сердцу прикипела: про других и думать забыл. Он ведь раньше таких не видывал - кипучих да яростных, словно пожар лесной. Ну, и... В лягушку её вроде Кощей обратить надумал, в лесу спрятать. Сказал, ежли поутихнет чрез год у девицы норов-то, а царевич не разлюбит её... поглядим, мол, тогда.
  -- Конечно, не разлюбит теперь, - сказала Ясна. Очи синие опустила, зарумянилась. - Подумаешь, год... Я вот тебя всю жизнь жду, и ничего, дождалась ведь!
   Прижались они друг к другу и вместе в зеркальце поглядели. На миг лица их отразились счастливые, а затем - пара белых лебедушек, голова к голове... И вдруг Ивкин глаз подмигнул хитрющий.
   Рассмеялась Яснушка - будто солнышко на льдинке заиграло:
  -- Ну, Ивка!
   А вдали еще одна стая поднялась - настоящие лебеди в чужие края улетали - туда, где зимы настоящей нет.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   7
  
  
  
   nbsp;
&
&
&
&
&
&
&
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"