Аннотация: Это две старые сказки (про ежиков и про тритона), они есть на страничке по отдельности.
Как Тритон в родственниках запутался
У небольшого, заросшего ряской пруда жили скромный Тритон и голосистая Лягушка, а на опушке рядом - изящная изумрудная Ящерица.
Ящерица любила сидеть на камешке и размышлять о разных важных вещах, а Лягушка - нежиться в тине и петь песни о весне.
Тритон же плавал с Лягушкой в пруду, но дружил больше с Ящерицей - ведь они были так похожи. Они вместе охотились на паучков в прохладной траве, а потом Ящерица выходила погреться на солнышко и звала его с собой. Но Тритон совсем не мог загорать: кожица у него была тонкая-претонкая, и стоило ему чуть-чуть перегреться, как вся она покрывалась ожогами. Поэтому ему больше нравилось нырять с коряги. Из-за этого Ящерица посмеивалась над ним и говорила, что если он не возьмёт пример с неё и не перестанет тратить столько времени на бесполезное купание в пруду, то никогда не научится думать, как умеют настоящие Ящерицы, и понимать суть вещей. Тритону иногда казалось, что он какой-то неправильный, и он очень из-за этого переживал.
Но однажды прекрасным весенним днём Ящерица и Лягушка поссорились...
А дело было так. Ящерица сидела, как обычно, на камешке и раздумывала: почему молодые листочки зелёные, а старые жёлтые? как быстро растёт трава? отчего не все жуки одинаково вкусные? И вот, когда она почти нашла ответы на эти вопросы, в воде неподалёку запела Лягушка: "Квак! Квак прекрасен этот час!.." Это отвлекло Ящерицу и помешало ей додумать мысль. А Лягушка пела свою весеннюю песню всё громче и громче: "Квак! Квак прекрасен этот пруд!"
- Беззобраззие! - сказала Ящерица. - Некоторые думают только о ссебе! Нет, этого нельззя так осставить! - и Ящерица соскользнула с камня и побежала по берегу к тому месту, где в тине распевала Лягушка.
- Квак! Квакие гости! - обрадовалась Лягушка, увидев ее. - Плыви ко мне на кочку, кума, споём вместе!
- Вот ещё глупоссти - в воду леззть! - совсем рассердилась Ящерица. - Как тебе не сстыдно, сосседка! Сссидела я ссебе на ссолнышке, рассуждала ссама с ссобой - так нет, надо было мне вссё исспортить!
- Да квак же хорошая песня всё испортить может? - добродушно возразила ей Лягушка. - Квакие странные вещи ты говоришь! Да ты просто моему голосу завидуешь!
- Глупоссти!..
В это время по берегу Тритон гулял. Услышал он, что его приятельницы ссорятся - на весь пруд шум подняли! - и решил посмотреть, в чём дело...
- Что не поделили, соседки? - спросил он их весело.
Но Ящерице было не до веселья.
- Сскажи ей, что в воду я не полеззу! - обратилась она к Тритону. - Что я там ззабыла? И пуссть прекратит этот концссерт!
- Квак! Ты слышал? - в свою очередь обратилась к нему Лягушка. - Квакое неуважение!
Тритон испугался, что сейчас они рассорятся навсегда, прыгнул в воду, вытянул лапки вдоль туловища, заработал хвостиком и быстро доплыл до Лягушки. Зацепился он хвостиком за водоросль, поднял над водой голову и сказал Ящерице:
- Видишь, сестричка, плавать - это совсем несложно. А отсюда на кочку вылезти можно. Хочешь, я тебя научу?
- Квак! Квакая она тебе сестричка! - засмеялась Лягушка. - Это я тебе сестрой прихожусь двоюродной! А она давно на землю переселилась, и нам уже - квак! - не родственница!
- Кому это "нам"? - перебила Ящерица. - Говори за ссебя! А ещё лучше, бесхвосстая, помалкивай!
- Тоже мне, нашла чем гордиться! - У Лягушки от смеха надулись щёки. - Хвостом! Ква-ква-ква-ква!
Тритон подумал, что должен заступиться за Ящерицу, и сказал:
- И у меня тоже хвост есть! Хвост, он очень нужен: если нас кто схватит, мы хвост оставим, а сами убежим! Я-то, правда, этому не научился пока, но мне Ящерица рассказывала.
- Так и ессть, - подтвердила Ящерица. - Ты, ззелёная, лучше с жабами дружи и с квакшами, а к нам, хвосстатым, в родню не леззь!
- Не надо ругаться! - попросил Тритон.
Но Лягушка уже возмутилась:
- Квак! Квакая чушь! - и от возмущения высоко подпрыгнула на своей кочке. - По-вашему, если хвостатые, значит, сразу и родственники? Да хвост и у рыбы любой есть, и у змеи, но они же - квак! - не Ящерицы! Квакой ты глупый! - сердито сказала она Тритону. - Не знаешь даже, кто твоя настоящая родня!
И Лягушка спрыгнула с кочки и поплыла к другому берегу, отталкиваясь от воды сильными задними лапками.
- Ну вот, обиделась, - расстроился Тритон: ведь он не хотел никого обижать.
- Пусстяки, не огорчайсся, - сказала Ящерица. - Пошли-ка на ссолнышке погреемсся, ззамёрззла я совссем! А тебе пора раззмышлять учитьсся! Вылеззай на зземлю, я тебе много интерессного расскажу!
Тритон смутился. Его не очень занимали все те сложные вопросы, которые так любила обдумывать Ящерица, и, как мы уже знаем, он не любил горячего солнца.
- А давай лучше паучков половим! - предложил он Ящерице, выбравшись на берег. - Или червячков поищем - что-то я проголодался...
- Вот ещё! - оскорбилась Ящерица. - Я ему о выссоком, а он мне - про еду! Нет, не насстоящая ты, видно, Ящерица, недаром у тебя хвосст отбрассывать не получаетсся! Вссё бы тебе в воде вмессте с этой лупоглаззкой ззелёной бултыхаться! Прощай! - И она легко заскользила среди высоких травинок прочь от пруда, на свою опушку.
Остался Тритон один и задумался. А правда, чей же он родственник? Попробовал он на солнышке посидеть, о чём-нибудь важном подумать - спинке больно стало. Нырнул в воду. Попробовал квакнуть - не получается...
Вскарабкался он тогда на лист кувшинки и стал своё отражение разглядывать. Кто же он такой, в самом деле? Если Ящерица, то почему воду больше солнца любит? Если Лягушка - почему не похож на неё совсем? И квакать не умеет...
Сидит Тритон, думает; а вокруг стрекозы носятся, мошки стайками роятся, все стрекочут, жужжат, отвлекают... Одна мушка в воду упала. Хотел он её схватить, только примерился - а кто-то перед самым его носом из воды - буль! - и нету мухи. Испугался Тритон, отскочил назад. Смотрит - а это Карась серебристый, его старый знакомый, под водой подплыл.
- Буль! - говорит ему Карась, и сам насколько мог нос высунул: - Буль!
Наклонил Тритон мордочку к самой воде - разобрать, что Карась булькает: тихо ведь рыбы говорят, не все даже их слышать могут.
- О чём задумался, спрашиваю? - повторил Карась. - Уже давно ты тут сидишь.
- Да вот понять хочу, кто мой настоящий родственник, - сказал Тритон. - И Лягушка считает, что она мне сестра, и Ящерица. А мне-то как быть? Вот ты старый, Карась, мудрый, помоги разобраться, в чём родство заключается. Ем я всё то же самое, что и Лягушка, и Ящерица. Все трое мы кожу меняем и на зиму в спячку укладываемся, все трое икру откладываем - только у Ящерицы она твёрдая, в скорлупках...
- Икра не считается, - заявил Карась, - икру и рыбы, буль, откладывают. Что-нибудь другое ищи...
Тут вторая мушка в воду свалилась, и на этот раз её Тритон перехватить успел. Проглотил он муху и снова на себя в воду посмотрел - ну вылитая Ящерица!
- Нет, уж больно я всё-таки на Ящерицу похож! - говорит он тогда Карасю. - Она мне, наверное, и сестра! Может, надо мне, как она, на сушу совсем перебраться? Без воды я, пожалуй, обойтись смогу, если постараюсь...
- Ты не торопись. Подумай сперва, почему тебя к воде тянет, - посоветовал Карась. - Не всегда те сёстры да братья, что похожи. Вот послушай, что расскажу. Есть у меня родственница прямая, хоть и дальняя. В заморских прудах живёт, сама из себя раскрасавица, чешуйки янтарём да золотом отливают - Золотая Рыбка, одним словом, настоящая. Меня ни в какую не признаёт, зазналась совсем. Буль! А как время придёт икру метать, в растениях прячется, и детей своих в общество не выводит, пока не повзрослеют они.
- Вести себя не умеют? - спросил Тритон. - А мои воспитанные!
- Да не в том дело! - булькнул Карась. - Серые они у неё, прямо как я, а золотистыми только когда подрастут становятся. Золотая рыбка-то от обычного карася род ведёт, и хоть сильно мы с ней теперь отличаемся, а в мальках наших родство и сказывается.
- Надо же, как бывает! - удивился Тритон. - А я и не знал, что вы с Золотой Рыбкой родня!
- Ну а твои детки на кого похожи?
- Как на кого? На меня, конечно!
- Буль! Так всем родителям кажется, - возразил Карась. - А ты подумай как следует. У меня вот как из икринок мальки вылупляются, сразу видно - рыбки, хоть и маленькие. И глазки у них как у рыбок, и плавнички, и хвостики. И у Ящерицы детишки - тоже ящерки малюсенькие, с лапками четырьмя и хвостиком, и на каждой лапке столько пальчиков, сколько и у родителей. И у всех зверей так, и у птиц. Буль! А у Лягушки - нет. Её детки - не лягушки совсем, и поначалу ничего общего с ней не имеют. У них даже хвостик есть! А если точным быть, сперва-то у них только и есть, что голова да хвост, - это потом уж передние лапки вырастают, а затем и задние... Потому Лягушка и не зверь, и не рыба, а совершенно особое существо.
- А мои все в меня! - с гордостью сказал Тритон. - Особенно когда у них лапки появятся...
- Буль! - удивился Карась. - Что значит "когда появятся"? А до того как они выглядят?
- А такие они длинненькие, гладенькие со всех сторон - хорошенькие, одним словом!
- Ну вот, а говорил, все в тебя! - укоризненно булькнул Карась.
- Ой, и правда! - воскликнул Тритон. - Как же это я сам не сообразил? Очень мои детки иногда на Лягушкиных головастиков похожи! Так что же это получается - Лягушкин я родственник?
- Выходит, Лягушкин, - согласился Карась и ещё одну упавшую муху схватил.
А Тритону не до мух было - он важную вещь понял:
- Так вот почему у Ящерицы икринки с твёрдой оболочкой! Сама-то она их яичками называет. Это чтобы её детки, пока не вылупятся, не пересохли, - у них под скорлупкой, наверное, немножко воды есть. А у моих нет, и на суше они погибнут... Значит, придётся мне, наоборот, на всю жизнь в воду переселиться?
Не ответил Карась: снова ему муха досталась.
Подумал Тритон, потрогал лапкой воду и сказал:
- Скучно мне всё время в пруду сидеть. По земле побегать хочется. Да и дышать мне в воде трудно - часто всплывать приходится, чтобы воздуха глотнуть. А это опасно: там, наверху, Цапля только и ждёт, чтобы тебя поймать, как мы с тобой муху! Вам, рыбам, хорошо, у вас жабры есть...
- Буль! У нас есть, - согласился Карась, - а у тебя нет. А у деток твоих?
- У деток моих? - переспросил Тритон. - Вообще-то да, есть у них жабры сначала - иначе как им в воде дышать, когда из икринки только-только проклюнутся? Но потом-то они исчезают!
- Ну вот видишь? - сказал серебристый Карась. - Жабры исчезают, лапки вырастают... Значит, от воды тебе далеко нельзя уходить. Сам-то ты без неё проживёшь, а детки твои только в воде в настоящего Тритона превратиться могут! Но и от земли не обязательно отказываться: вырастут твои детёныши, и тоже в траве гулять захотят. А что в этом плохого? Буль! Мы, рыбы, в воде живём, Ящерица - на суше, а вы с Лягушкой - и там, и там, воду с сушей соединяете. Потому и не земные вы, и не водяные, а то и другое сразу - земно-водные. Ну, мне пора, заболтался я с тобой!
С этими словами Карась шлёпнул плавниками и ушёл под воду.
А Тритон остался на берегу.
Так он до сих пор и живёт - всю зиму под корягой спит, летом и осенью по земле бегает, а на весну в пруд возвращается.
С Лягушкой он помирился, и часто к ней на концерты ходит или с ней вместе от Цапли под берегом прячется. И с Ящерицей они по-прежнему то разговоры учёные ведут, то от Ужа да Гадюки удирают.
Но больше Тритон себя с ними не сравнивает.
Как ёжики на диете сидели
В норе на границе оврага и леса устроила Ежиха гнездо, и вскоре появилась в нём пара шустрых ежат - Шурк и Шурша, братик и сестричка.
Быстро росли ежата, и такие они были кругленькие, толстенькие! - потому что очень поесть любили. Особенно Шурк.
И вот ушла как-то раз мама Ежиха по своим делам, а ежат в гнезде оставила. И строго-настрого им запретила из норки уходить!
Поиграли ежата, подремали немножко, а потом скучно им стало ждать. И на прогулку вечернюю давно пора, а мамы нет всё и нет! Задержалась где-то Ежиха...
И предложила Шурша-непоседа встречать её пойти.
- Нам же мама не разрешает без неё по лесу ходить! - возразил Шурк сестричке. Он осторожнее был и привык маму слушаться.
- Ну и что? - храбро сказала Шурша. - Мы же недалеко! И мы большие уже совсем - у нас и зубки выросли, и колючки твёрдыми стали! Встретим волка или там барсука - в клубок свернёмся, и всё! Надо нам только у ручья не задерживаться - помнишь, мама рассказывала, как её лиса в воду сбросить хотела, чтобы развернуть?
- А не заблудимся? - спросил с сомнением Шурк. Очень ему безопасную норку покидать не хотелось.
- Ты разве не знаешь? - фыркнула Шурша. - Мы, ежи, своё гнездо всегда найдём - по звукам да по запахам!
В общем, уговорила Шурша братика. Вылезли ежата из гнезда, осмотрелись и осторожно вдоль деревьев засеменили. Тут листочками пошуршат, там пенёк трухлявый обнюхают - насекомых вкусных и полезных ищут, как мама Ежиха учила. И так увлеклись, что не заметили, как от норки своей далеко в лес ушли. Забыли даже, что маму встречать хотели!
А в лесу всё темнее и темнее становится, и не обычная это темнота - тревожная: птички затихли, зверьки попрятались, и даже жуков не видно и не слышно. Одни лягушки знай себе кричат, да громко-то как!
- Лучше пойдём назад, - попросил Шурк. - Страшно мне почему-то!
- Ну ладно уж, пойдём, - согласилась Шурша. Ей и самой боязно было, только признаваться не хотелось.
Повернули ежата к дому, и тут... Молния как засверкает! Гром как загремит! И дождь сразу потоком хлынул, а капли-то крупные, жёсткие, холодные... Одна Шурше прямо в нос угодила - бррр!
Поняли ёжики, почему мама им выходить не велела, но было поздно. Ветер крепчает, дождь барабанит изо всех сил, кусты трещат, деревья раскачиваются! И запахи изменились, и не слышно стало ничего... Растерялись ежата: в какой стороне норка их, понять не могут! Стали в спешке укрытие искать...
Бегут ежата, торопятся - вдруг поскользнулась Шурша на мокрой земле рядом с деревом большим и видит: углубление есть между корнями, вроде дупла небольшого.
- Сюда! - крикнула она братику и скорей под корни забилась. Норка не норка, дупло не дупло, а хоть какая-то защита!
Подбежал и Шурк к стволу, но протиснуться к сестричке не смог - слишком упитанным ежонок был. А молния снова как вспыхнет! - и старый дуб неподалёку расколола, от вершины и до корней! Шума-то, грохота!.. Шарахнулся Шурк в сторону и дальше что есть мочи помчался, дороги не разбирая...
А Шурша в своём убежище затаилась; долго она сидела, грозу пережидала, о братике беспокоилась...
Закончился постепенно ливень, утих - пора бы уж ей вылезать. Да только наломал ветер сучьев, навалил веток перед дуплом, перекрыл ежонку маленькому путь! Ткнулась Шурша мордочкой - нет выхода. Что делать?
Стала она преграду преодолевать - где отодвигать, где разгребать, где подкапывать... А когда уставала, слизняков тут же рядом с собой выискивала да личинками разных жуков закусывала. Поест Шурша, поспит - и снова за работу.
Долго она возилась, шаг за шагом себе проход расширяя. Уж и слизняков всех съела, и личинки закончились, а впереди ещё столько сучьев тяжёлых, толстых!
Только на следующий день, ближе к закату уже, сумел выбраться ежонок из-под корней...
Вышла Шурша на воздух, подняла носик, принюхалась, вздохнула счастливо. Хорошо в лесу в сумерках! Высоко в кронах иволги свистят, в листве пониже соловьи щёлкают, насекомые ночные шуршат в кустах под деревьями, на болотце лягушки квакают; на травке капельки росы заблестели... И шорохи вечером другие, и цвета, и запахи!
Поймала Шурша мотылька неосторожного, проглотила и стала думать, как ей теперь гнёздо своё с мамой и братиком найти. Понюхала воздух, траву, прислушалась - и решила, что через полянку надо идти, там их норка. Очень хорошо ёжики в лесу ориентируются!
Побежала она по полянке и скоро запах знакомый почувствовала!
- Мама Ежиха! Фрр! - позвала негромко. И из-за дуба, грозой расколотого, услышала:
- Фрр! Шурша!..
Обогнула она дуб, смотрит - а к ней уже и мама, и братик с разных сторон спешат, посапывают радостно!
Подбежали ёжики друг к другу, пофыркали, поздоровались, порадовались, что не потерялись, что зверь их никакой не обидел! Боялась Шурша, что мама ругать их станет за то, что не дождались они её, одни из гнезда убежали, да только не стала их Ежиха бранить - очень уж обрадовалась, что нашлись её ежата.
- Ой, что было! - воскликнула Шурша и стала рассказывать, как она всю ночь да ещё день через ветки пробиралась, дорожку себе прокладывала. Хорошо, что всё позади, а то и еды ей там никакой не осталось - всё, что можно было, съела давно. - Ох и утомилась же я! - добавила она в заключение. - А проголодалась-то как! Кажется, волка сейчас могу съесть!
- Ну ещё бы, - пожалела её мама Ежиха. - Шутка ли - столько времени на диете просидеть!
- Ой, а что это - диета? - испуганно спросил Шурк, во все глаза глядя на сестричку. - Она в дупле росла? Зачем же ты на неё села? А это не больно?
- Фррк! - засмеялась Шурша. - Диета - это тебе не цветок и не камень! Диета - это когда ешь не то, что хочешь! Ну или не досыта... Вот прямо как я: за всё это время только и съела, что кучку слизняков и личинок - да мне столько на завтрак мало! Похудела, наверное, да? - спросила она озабоченно.
В ответ Шурк фыркнул и лапкой махнул.
- Это что! Вот у меня диета так диета была. Даже рассказывать не хочется...
Тут только Шурша заметила, что братик её тоже похудел, едва ли не больше её самой, и стала просить:
- Ну расскажи, Шурк, пожалуйста! Где же ты всё это время был? И запах от тебя какой странный! Фр!
- Подожди немножко, - сказал Шурк, - я хоть улиткой подкреплюсь...
Нашёл он улитку, схрумкал, вздохнул довольно и начал рассказывать.
Бежал он от грозы, бежал и на край леса выбежал, а там дом увидал с садиком. Подбежал ёжонок к домику и под кустом смородины спрятался; смотрит - девочка маленькая в сад выходит и к нему спешит. Наверное, в окошко глядела и его заметила. Нашла его девочка среди листьев и веток, тряпочкой обернула и в дом понесла.
Испугался Шурк сначала, в тугой клубочек свернулся, потом чувствует - тепло в доме, сухо, и никто его обижать не собирается. Положила его девочка в уголок, а сама вышла. Подождал ёжик, подождал, потом тихонько носик из-под колючек высунул... Странно всё, непривычно, и запахи не лесные!
Скоро девочка вернулась и блюдечко с собой принесла, а на нём яблока кусочек лежит. Поставила она блюдце перед Шурком:
- Ешь, ёжик! - говорит. - Яблочко вкусное, сладкое! А меня Алёнка зовут. Давай дружить!
Понюхал яблоко Шурк - кислятина! - фыркнул и снова в клубочек свернулся. А девочка не отстаёт, и так и этак ему яблочную дольку подсовывает. Хорошо, уже стемнело совсем и её спать кто-то позвал. Ушла она и свет выключила.
Остался ёжик один, развернулся и думает: а теперь что? Есть-то хочется! Слышит он: дождь прекратился почти; собрался было домой отправиться - а дверь-то закрыта! Стал он тогда другой выход искать, углы обнюхивать. Искал, искал - нет наружу хода!
И вдруг мышь под полом заскреблась. Ежонок носиком повёл: как мышкой хорошо пахнет! Вкусно... Вспомнил он, чему их с сестрёнкой мама учила, нашёл в мышиную норку вход и перед ним затаился. А мышь его топоток услышала и затихла. Шурк, однако, терпеливым был - сел ждать, пока она бдительность потеряет и из норки высунется. Но только-только мышь снова зашевелилась, а он напрягся весь, подобрался - дверь открылась и девочка Алёнка вошла!
Оказывается, он её сопением своим разбудить успел, пока жилище незнакомое обследовал... Зажгла она свет и снова принялась его яблоками угощать. А ёжик очень голодный был - отгрыз кусочек. Кисло, язычок щиплет! Еле отфыркался...
- Вот какая диета у меня в том доме была, - закончил Шурк свою историю, - у Алёнки! Очень уж ей дружить со мной хотелось. Днём мне спать не давала, всё тормошила и развернуть пыталась, а ночью стыдила, что топаю я громко да фыркаю... А что делать, если мы, ежи, по ночам гулять привыкли?! Ффф! Хорошо хоть молочка мне налить догадалась. А то всё яблоками одними кормила - у меня даже животик заболел! Только тогда мама её дверь открыла, меня выпустила...
- Ох, - просопела Шурша, - вся я от твоего рассказа испереживалась! Давай я тебе ещё улитку найду, в утешение!
Нашли они все вместе дерево поваленное, на нём улитку, а заодно и личинками жука-короеда полакомились.
- А это что? - спросила неожиданно мама Ежиха, разглядывая Шурка. - Почему у тебя две колючки сломаны?
- Да это мне Алёнка гриб на них наколоть хотела, - объяснил ежонок, - всё гостинец с собой дать старалась. Ффф! Еле сбросил!
- Гриб?! - удивилась Шурша. - Что же ты ей не напомнил, что мы запасов на зиму не делаем? Мы же не белки какие! Мы очень крепко всю зиму спим!
- Да я фыркал, фыркал - не понимает она, - вздохнул Шурк. - И мама Алёнкина тоже не поняла...
- Уффф! Она бы, Алёнка эта, ещё орехом бы тебя угостила! - пропыхтела Шурша. - Не могла яичко, что ли, предложить?!
- Да ладно тебе, - сказал Шурк примирительно. - Она же как лучше хотела!
- Конечно, как лучше, - согласилась мама Ежиха. - Что ж поделать, не знала Алёнка, чем тебя угостить надо. Никто ей, наверное, не сказал, что мы, ежи, хищники.
- Хищники? - переглянулись ежата. И захихикали. - Да что ты, мама! Какие же из нас хищники? - мы сами всякого зверя сторонимся: и медведя, и росомахи, и лисицы, и барсука!..
Зафыркала и мама Ежиха - засмеялась:
- Вы что же думаете, хищники только большие бывают?
- Ну да, - сказал Шурк. - У них и когти длиннющие, и клыки острые-преострые, а уж огромные эти хищники - как сто ежей!
- Так-то оно так, - сказала мама Ежиха, - да не совсем. Не тот хищник, кто сам большой, а тот, кто на зверьков поменьше охотится! Для нас вот волк хищник и лиса, и филин даже, а для мышей и лягушек - мы, ежи, самые что ни на есть страшные хищники!
- Да ну-у?! - протянул Шурк. Очень ежонок озадачен был. - И для насекомых мы, значит, хищники?
- А то как же! - кивнула мама Ежиха. - И для птичек, что у земли гнёзда вьют. Помните, мы у малиновки яйцо утащили?
- Вку-у-усное! - облизнулась Шурша. - А что? - решила она, подумав. - Хищники, хоть и маленькие! И вообще, мы звери серьёзные, с нами не шути! Бегаем, если хотим, быстро? Плаваем хорошо? Ещё как! И даже гадюку ядовитую одолеть можем - а если укусит, то поболеем, но выживем!
- Точно, страшные звери и есть! - обрадовался и Шурк; ощетинился крохотный ёжик, подпрыгнул, зафырчал грозно: - Фррр! Прячьтесь все! Идёт гроза лягушек!
- А ну-ка марш вперёд, страшные звери! - громко фыркнув, скомандовала мама. - Я вам правильную диету устрою, ежиную. Отъедаться у меня будете. Никак вам худеть нельзя! Вам за лето вырасти надо успеть и жирка для спячки поднакопить! - И повела она ежат за собой - дальше лесным премудростям обучать.