Ядерный взрыв ударил по глазам нестерпимым светом.
Внизу померкли огоньки небоскребов, и поперек черного неба поднялся огненно-оранжевый гриб с клубящейся вершиной. Над беспечным и мирным городом - одна секунда, но никого больше нет.
...Я проснулся, вздрагивая от ужаса. Углом простыни промокнул пот - как говорят, холодный. Не заметил. Который раз - тот сон. Все та же картина.
Надо сходить к специалисту. Вот уж чего не люблю, так психо-логов, психо-терапевтов и прочих "психов", в общем. Но Вера беспокоится, говорит, я вскрикиваю во сне. Придется идти.
Я осторожно, чтобы не разбудить жену, повернулся - желтые электронные цифры показывали 8:06.
Батюшки, да я опоздаю! А сегодня сдача проекта!
Быстро, быстренько одеться, кейс в руку - причесываться уже на ходу. Вера пусть спит дальше - ей не на работу.
Вниз по ступенькам - белый двухэтажный коттедж мы купили совсем недавно, все сбережения ушли. Но теперь - свой дом. Мой и ее!
Воздух уже холодный по утрам - август в исходе. Скоро лету конец, дожди пойдут. Вера любит сидеть у окна, говоря, будто ей струйки на стекле заменяют медитацию. А я люблю незаметно подкрадываться к ее креслу и хватать жену на руки...
Автобуса нет - ясное дело. Машу рукой и вскакиваю в машину, даже не спрашивая, сколько возьмут.
...Свалил с плеч работу, и домой, домой, домой! Гуляй смело. День удачный - премию обещают твердо. Надо Вере купить те серьги с топазиками. А себе новый диск "Машины времени". Решено.
"Икарус" пыхнул тормозами, останавливаясь. Тут уже до дому два шага. Даже полтора. Солнце глазеет в окно.
Кто там?.. А, Вера ждет у калитки - в любимом белом платье, темные локоны относит в сторону ветер. Вот она меня увидела.
Ветер противно хлестнул по лицу, рванул за галстук.
Кейс вырвало и отшвырнуло куда-то, теперь я уже продавливал грудью плотную воздушную стену. Что твориться?! Черте-что! Меня ударило и подняло, завертело - Вера протянула руки, я безумно заорал, чувствуя, как уношусь от нее вверх, в белый небесный огонь...
...Я проснулся, содрогаясь. Все тот же сон. Опять.
Желтые электронные цифры показывали 8:06.
Похоже, весна нынче не придет. А я так надеялся. Зря, выходит. Все зря.
Мне казалось, скоро должно потеплеть. Прогноз не говорил ничего, но я верил - чуял приближение тепла. Чуял кожей век, когда засыпал. Знал руками, ладонями, даже сквозь зимние перчатки.
Как я всегда любил весну!
Зима недаром злится, навсегда, навеки пришла ее пора. Старуха в белом может быть спокойна. Ее не сместят. Проклятье!
Вой сирен подбросил меня на полметра над узкой твердой койкой.
Над серой стальной дверью замигал алый транспарант:
"Боевая тревога!"
Хрипатый голос проорал что-то, в чем я понял одно слово, но его хватило:
Вангеры!!
Дьявол только ведает, откуда они взяли свое название, но им эти бандюки немало гордились.
Тот, первый раз они, выходит, только разведали наши силы и расположение. Потеряли пару джипов и смылись. А у нас-то ликование, праздник... для кур в курятнике. Они-то не знают, что значит для них торжественный ужин.
Секунды - я одет, защитная маска болтается на шее - придется выходить наружу, лучше не рисковать своими легкими, т а м дышать. Пистолет в руке. Сержант сто два дробь восемь готов!
По бетонным коридорам, среди массы таких же, с полоумными глазами и оружием в руках. К наблюдательному пункту - бетонной башенке над заснеженными глыбами построек блокгауза N16.
Нашего дома.
В просветленную оптику стереотрубы хорошо видно.
От черно-белых руин спаленного ядерным распадом города - ползут.
Впереди пара старых Т-72, эти снимем быстро.
Потом - уже хуже. Установки залпового огня - одна, две... пять, семь.
Два горбатых реактивных огнемета на гусеничном шасси - гибель всего живого, не укрытого метром бетона. Совсем плохо.
Машины разграждения - ломать наши стены.
Колесные вездеходы, груженые взрывчаткой.
Вся техника поверх зеленого вымазана гнусными оранжевыми разводами.
И джипы. Сотня. Или больше. От бешено дорогих когда-то "Крайслеров" - без стекол, с разбитыми бамперами, до армейских бродяг. Уснащены пулеметами, торчат куцые стволы скорострельных гранатометов, иногда - закопченный огнеметный раструб.
Но у каждого на капоте намалевана голова какого-нибудь зверя.
Вангеры предпочитают кошачьих - тигры, барсы, пумы, но вот - волк, а рядом морда дракона.
Снег летит из-под гусениц и колес.
Нам не слышно, а ведь поют, наверное. Орут сорванными глотками, глотая стужу.
Приближаясь...
... Плечо еще болит - обожгло выхлопом гранатомета. Даже сквозь одежду. Но мы их смяли.
Боже, как они горели!!
Броня текла и застывала брызгами.
Я лично подбил один самоходный огнемет и два, нет, три джипа. Костер из него был - мы за полкилометра едва не прокоптились. Джипы переворачивались, сталкивались, уходя от наших бронебойщиков. Убило наводчика, и мне пришлось встать у автоматической пушки на правом фланге. И две, нет, все-таки три машины... Потом уже не помню. Ни хрена.
Снега на месте побоища не осталось - черный прах и серебристый пепел. Торчат горелые броневые туши - тела человеческие в пыль разметало.
Медленно я брел, сжимая пустой пистолет. Кончились патроны. И силы. Совсем. Напрочь. Сапоги вязли в пепле. Воняло пакостно даже через противогаз - мясом воняло. Пережаренным.
Пошли пятна снега на земле - тут были отдельные стычки.
Т-72 с развороченной кормой, но почти целый. Накренился, ствол пушки зарылся в сугроб. Люки закрыты. Может, там затаился кто?
Не знаю, что меня повело. Но люк водителя оказался не заперт, я отвалил крышку, морщась под противогазом.
И тут поплыла моя голова, поплыла куда-то в сторону.
Там была Вера.
Лицо Веры, ее темные локоны, только коротко подстриженные, давно немытые. В кожаной куртке с нашитыми по воротнику клыками - собачьими, вроде.
Но теперь, приглядевшись, я видел - нет, не Вера. Лицо моложе и черты еще полудетские, подбородок чуть пухлый. И губы.
У Веры не было младшей сестры, но, может...
Надо вытащить ее из машины, хоть по плечи - на большее меня не хватит.
Стянув стеганую перчатку, я приложил холодные пальцы к бледной детской шее. Пульс - едва колеблется под тонкой кожей.
И я стянул маску, стараясь не дышать носом, мерзнущими пальцами надавил девчонке на челюсти. Старинный способ искусственного дыхания - рот в рот. Словно поцелуй.
Почти две минуты я безнадежно вдыхал в нее жизнь - зачем? Пес его знает.
Она судорожно дернулась и задышала. Открыла глаза.
Темные, Верины.
Отшатнулась, стукнувшись затылком о край открытого люка - вид у меня тот еще, в руке пистолет.
- Ты спокойнее, - сказал я, - не трону. Тебя зовут как?
- Вера.
...Он иногда снится - ядерный сон. Кажется, до Войны я читал книжку с таким названием. Да разве теперь проверишь - библиотеки сгорели раньше людей.
Я просыпаюсь, и ощущаю ручейки пота на животе и подмышками.
Тогда Вера пробуждается тоже, обнимает меня, укладывая обратно, молча гладит по лбу. И я засыпаю без снов.
За трехслойным зеленоватым бронестеклом окна все тот же снег. Но позавчера синоптики объявили повышение дневной температуры на полтора градуса, вчера - на один и восемь десятых.
А главное, я чувствую приближение весны, как в детстве, в самые лютые морозы. Она идет к нам. Медленно, тяжело, но идет. И скоро настанет.