Чигиринская Ольга Александровна, Кинн К., Оуэн А. : другие произведения.

Дело огня

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 3.92*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Япония. Первые годы реставрации Мэйдзи. Старые враги - быывший политический террорист Асахина Ран и бывший полицейский из отряда Синсэнгуми Сайто Хадзимэ идут по следам загадочных убийц, которых не берут ни меч, ни пули. Или берут - но не сразу... Следы эти тянутся из прошлого, из охваченного смутой Киото, где кто-то поджигал по ночам святыни и пил человеческую кровь. ________ Повесть написана в соавторстве с К. Кинн и А. Н. Оуэн


Антрекот М. Т.

Кинн Екатерина

Чигиринская Ольга

ДЕЛО ОГНЯ

Повесть

  
  
   Пролог
  
   Повесть о хромой лисе
  

Цветок сливы,
даже когда он один,
все же цветок сливы.

Хидзиката Тосидзо, заместитель командира Синсэнгуми

  
   Киото, 1864 г.
  
   Дождливыми зимними, а равно и летними вечерами хорошо собираться всей семьей - или тем, что семью заменяет - вокруг очага-ирори, пить подогретое сакэ и рассказывать страшные и смешные истории о лисах-оборотнях, длинноносых тэнгу и бродячих мертвецах. Но день был еще слишком молод, чтобы считаться вечером. Жара, несмотря на дождь, стояла такая, что сама мысль об ирори вызывала ужас, а людям, собравшимся в кружок на крытой галерее длинного здания, уж никак не подобало рассказывать о ком-то страшные истории. Потому что уже несколько месяцев как к стандартному набору ночных пугал старой столицы добавилась новая разновидность - "мибу-ро". И были Волки Мибу куда страшнее рокуро-куби, тэнгу или покойников, потому что этих покойников еще поди найди, а вот людей в светло-синих накидках с белым узором встретить было куда как просто - а уж встретив, особенно ночью, очень трудно разойтись.
   Правда, сейчас страшные волки из Мибу не имели при себе ни накидок, ни оружия и занимались совершенно мирным делом - рассматривали большую карту Киото.
   Сидевший с краю юноша едва ли двадцати лет, видимо, разглядев уже все, что нужно, достал из-за пазухи темно-рыжий комок меха размером в две ладони и положил рядом с собой на теплые доски. Мех зашевелился, в нем обнаружились розовый нос и черные круглые глаза. Рядом на доски легла толстая рыжая морковка длиною со зверька. Из шерсти показались лапки с розовыми пальчиками, грызун уцепился за угощение - и захрустел. Юноша улыбнулся - повадки диковинной твари, привезенной откуда-то из-за моря, его забавляли.
   Крепко сбитый парняга в неопрятном кимоно с омерзением отвернулся от карты. Выглядел он как притащенный для допроса бандит, а на самом деле был командиром десятого звена.
   - Одно ясно: патрулированием не поможешь. Даже с городским ополчением нас слишком мало. Что за говно!
   Грубая речь выдавала в нем уроженца провинции Иё и выходца из самых низов общества - каковым, собственно, и был Харада Саноскэ. На его ругательства уже привыкли не обращать внимания, а с оценкой положения нельзя было не согласиться.
   Красные и черные крестики на карте молча водили хороводы вдоль реки, по окраинам и в центре, в кварталах, где во внутренних двориках домов растут сливовые деревья, а в маленьких бассейнах плавают серебряные рыбки, и в кварталах, где в домах не найти ни единой расписной ширмы, а бумага на створках сёдзи захватана грязными руками и много раз заклеена. Старая столица - большой город, построенный в основном из дерева и бумаги. Летом, если неделю нет дождя, дома загорались даже от злых взглядов. А с началом нынешнего непокоя и злобы стало в людях больше, и к обычным пожарам добавились те, которые учиняют патриоты, сторонники императора, чтобы вызвать смуту; впрочем, и грабители, привыкшие жечь лавки для сокрытия преступлений, расплодились необычайно, и, конечно же, напропалую пытались свалить свои дела на патриотов. Да и как отличить грабителей от благородных бунтовщиков, когда в городе полно голодных неприкаянных ронинов, для которых каждый торговец - вроде губки, из которой только и выжимай денежки. Но и сами торговцы потеряли всякий стыд, и тоже принялись поджигать свои лавки, обвиняя в несчастье всех, кто под руку подвернется, - иные от отчаяния, а иные потому, что огонь прячет многое.
   Убийства, отмеченные черными крестиками, в Киото последних лет также были делом обычным. Сторонники сегуната, сторонники императора, многочисленные жертвы случайных стычек между бродячими ронинами, просто люди, подвернувшиеся кому-то не вовремя - а в последние два месяца начали появляться трупы, из которых кто-то по каким-то непостижимым причинам сливал кровь. Трупы обычно находили на пожарищах - никто бы и не задумался о крови, но однажды потушить успели вовремя и два тела не прогорели, как того хотел убийца. А один раз такое тело нашли в реке - и на шее поверх разреза был синяк, похожий на отпечаток губ.
   - Пожары - забота городской стражи. - говоривший сидел боком к карте. Тень от навеса почти полностью закрывала его лицо. - Потому мы и не знаем, сколько домов загорелось случайно, сколько подожгли кровопийцы, а сколько - на совести мятежников... или что там у них вместо совести. Ямадзаки, есть ли какая-то возможность узнать, где и когда господа патриоты из Тёсю в очередной раз начнут кроить мир? Кто-то у них вообще знает об этом заранее? Или, - голос человека и раньше был глуховатым и монотонным, а теперь потерял всякие остатки интонации, - они действуют по наитию?
   Ямадзаки, как и Хараду, с первого взгляда можно было принять за кого угодно, кроме "волка из Мибу". И со второго тоже. Даже сейчас на нем конопляная накидка и серые момохики - одежда городской бедноты. Голос у него был ровный, и говорил он с кансайским акцентом, как и положено жителю Киото.
   - Это неизвестно даже им самим. Патриоты не знают, кто у них за что отвечает и кто кому отдает приказы. Но всякий считает своим святым долгом принести пользу Японии, и оттого бесчинствует по своему разумению.
   - Которого у них еще меньше, чем у Сайзо, - вполголоса добавил юноша со зверьком. Зверек на мгновение прервал трапезу, дернул носом и снова вгрызся в сочную морковку.
   Послышались смешки.
   - Господин фукутё, - сказал еще один, доселе молчавший, худой, высокий, со слегка оттопыренными ушами. - Я вчера и позавчера помогал многоуважаемому Яманами составлять эти списки. Так что у меня было лишнее время подумать. И я заметил нечто любопытное.
   - Сайто-сан?
   - Господа патриоты пока, - ох, каким маленьким хрупким было это "пока", даже налитую в него иронию оно вмещало с трудом, - пытаются выбить верных сёгунату сановников и заодно доставить побольше хлопот верным сёгунату городским властям. - В частности, присутствующим. - Предсказать, где они ударят, мы заранее пока не можем. Но вот определить, где били они, а не кто-то другой, - вполне. И получается, что половина нашего списка - не их дела.
   Слушатели недоуменно переглянулись. И как это, позвольте, можно определить?
   - Не те цели, не те места, не то направление ветра. Не они. Так вот, если из этой половины хотя бы приблизительно вычесть случайности, разбой и сведение счетов, остается у нас вот что.
   Командир третьего звена Сайто Хадзимэ вынул из рукава свиток, развернул, положил поверх карты и придавил с двух сторон неизвестно откуда взявшимися камешками.
   Так бывает, если укажут на облако или на скалу со словами: "Смотри, на человека похоже!" Глядь - и верно, нос, глаза, уши, и даже пучок на макушке видно. И уже никакого другого образа в том облаке не различить.
   Начерченный от руки приблизительный план города украшали два круга - большой, уже сомкнувшийся, и поменьше, разомкнутый.
   - Что во внешнем? - спросил Харада.
   - Разное. Дома, склад скобяных товаров, старый монастырь, несколько ворот, два пустыря.
   - Как я понимаю... - сидевший в тени повернулся лицом к собеседникам, и стало видно, что он очень красив. Вернее, был бы красив, если бы что-то (не то в осанке, не то в посадке головы, не то в выражении лица) не вызывало острого желания закричать, немедленно убежать и больше никогда, слышите, никогда... Собравшиеся, впрочем, были люди привычные.
   - Как я понимаю, внутренний круг куда интереснее. - рука потянулась к красной точке. - Что это?
   Сайто улыбнулся.
   - Храм О-Инари-сама.
   - Это?
   - Статуя лисы на перекрестке.
   - Это?
   - Храм Дайкана.
   Ладонь легла на незамкнутую часть круга.
   - Здесь?
   Вообще-то этого вопроса можно было не задавать. Среди командиров Синсэна не было уроженцев Киото, но за месяцы патрульной службы город они успели изучить вплоть до подворотен. Но Сайто с удовольствием ответил:
   - Фусими Инари Тайсё.
   Главный храм Инари в старой столице.
   - Это не Тёсю.
   - Отчего нет? - удивился Харада. - Раз уж они готовы запалить город? Им на пользу все, что нам во вред.
   - Нет, - сказал фукутё. - Те из них, кто не верит в богов, не станут тратить время на храмы. А те, кто верит, побоятся оскорбить хранителей Японии. Боги - это не горожане, их дома не спалишь безнаказанно.
   - Сейчас неважно, зачем они это делают. Это мы узнаем, когда их поймаем. А мы их поймаем, если подождем их у храма в следующий благоприятный день, - сказал юноша со зверьком и улыбнулся. Голос у него был негромкий и приятный, а улыбка вышла такая, что вполне подошла бы человеку с лицом в тени.
   - Тут еще хорошо бы знать, - фыркнул Сайто, - не ловит ли кто-то нас. Слишком уж завлекательно выглядит этот круг на карте. Может быть, кому-то нужно, чтобы мы пришли именно туда. Или, что вероятнее, чтобы нас не было в то время в другом месте.
   Однотонный шорох дождя как-то враз сменился звоном ливня, и потемнело так, что впору стало зажигать фонари. К Мибу подошла гроза, и в отдалении сверкнула молния.
   - Сомнительно, - сказал человек постарше, что сидел, прислонясь плечом к дверному проему. - У них нет организации, чтобы одних людей послать туда, других сюда. Дисциплины, - он вздохнул, - тоже нет. Среди Исин Сиси в столице только один человек мог бы придумать такой хитрый план и устроить дело, но он же и единственный, кто был бы против выбранного способа.
   - Это кто же, Яманами-сан? - спросил Харада.
   - Кацура Когоро. А это, - Яманами указал на рисунок Сайто, - дело рук человека, который хочет в общем смятении достичь какой-то своей цели, а вот цена ему неважна.
   - И, - голос фукутё опять утратил всякое подобие человеческого тепла, - если судить по средствам, цель нам тоже не понравится. В любом случае, с исчезновением этого художника одним источником опасности для столицы станет меньше. Ямадзаки-кун, пошли кого-нибудь из своих людей на место - пусть посмотрят, где лучше расставить посты. Я изменю расписание так, чтобы с патрульными в храме всегда был кто-то из командиров. И, - тут в голосе послышалось - не может быть... - легкое колебание, да нет, померещилось, конечно. - Окита-кун, не сходишь ли ты туда, когда кончится дождь?
   Близкая молния озарила его лицо вспышкой синего света - так что и он сам, и Окита, и все остальные на мгновение сделались похожи на демонов-они. Только сидевший дальше всех Яманами остался в тени.
   ***
   Лиса сидела, обернув лапы хвостом. Рядом с ней в пожухлой от жары траве копошился смешной темно-рыжий зверек, чем-то похожий на приплюснутого сверху кролика с очень маленькими ушками. Лиса не обращала на него внимания. Это была очень старая храмовая лиса, перевидавшая на своем каменном веку немало чудес. Ее сестра, с трещиной поперек передней лапы, расположилась на отдых с другой стороны лестницы у ворот храма Фусими Инари Тайсё. А на верхней ступеньке, теплой от летнего солнца, сидел и жмурился, как кот, невысокий юноша в серых хакама и белом косодэ. Лиса знала, что юноша тоже принадлежит к породе оборотней, только не тех многохвостых, которые кланяются полной луне с черепками на темечках, расплачиваются с людьми листвяными деньгами и морочат ночных путников, а к тем, что объявились в старой столице совсем недавно, хвостов не имеют и ночных путников не морочат, а убивают. Впрочем, хвостатые сестрицы не возражали против такого соседства.
   Командир первой секции Окита Содзиро понимал, почему Сайто заподозрил неладное. Огромный храм, толпы молящихся - как всегда в беспокойные времена, жители столицы кинулись просить защиты у Инари, - "тысяча тоннелей", ведущая в главный зал. Все из дерева. Чтобы надежно уберечь такое здание от огня, не хватит сил всего отряда. Значит, им потребуются глаза. Чужие глаза. Много острых, внимательных глаз. А глаза такие есть везде, ну почти везде. Нужно только знать, как приманивать.
   Зверек на площадке грыз траву. Лисы одобрительно щурились.
   Солнце поднималось все выше, дуреющие от жары цикады стрекотали, и этот монотонный, успокаивающий звук убаюкивал. Прошлепали по мощеной камнем дорожке босые ноги. Прошуршали дзори.
   - Нии-сан!
   Окита открыл глаза. На пыльной мордашке Коскэ, привратникова сына, сияла щербатая улыбка.
   - Вот, она вот видела! Они ходили вчера!
   Коскэ держал за руку запыхавшуюся девочку лет десяти, серьезную, в аккуратном темно-синем кимоно, с дешевой лакированной заколкой в волосах. Гэта делали ее чуть повыше Коскэ, и в компании таких же взъерошенных воробьев в вылинявших, когда-то темных одежках, она выглядела синичкой. И синичка явно готова была улететь от чужого взрослого...
   - Спасибо, Коскэ-кун. Вы так бежали, а-а... Садитесь, здесь тень, а у меня еще есть - раз-два-три-четыре-пять - пять слив. Хватит на всех. А может, - спросил он устраивающуюся стайку, - кто-нибудь хочет морковку?
   Сливы расхватали моментально, а от морковки вежливо отказались. Тем более что морковка была маленькая, с ладонь всего. Птичка-синичка чинно села на траву рядом с каменной лисой и ойкнула, обнаружив рядом похрюкивавшего не то кролика без ушей, не то очень маленького и совсем на себя не похожего барсука.
   - Это Сайзо, - снисходительно объяснил Коскэ. - Заморский зверь. Он не кусается.
   - Поздоровайся с ним. Потом можешь погладить, - сказал хозяин зверька. - Он людей не боится, я его часто за пазухой ношу. А меня зовут Содзиро...
   Каменная лиса у ворот одобрительно усмехнулась в усы.
   ***
   Свет ложился на пол квадратами. Ровно, аккуратно. В этой комнате даже свет знал свое место. Чего, увы, никак нельзя было сказать о командире первой секции - тот и сидел, перекосившись, и руками размахивал, и время от времени поглядывал на спящего в солнечном квадрате зверька - не убежал ли. Зверек, впрочем, не бегал, зверек сопел во сне.
   - Что она там делала ночью?
   - Плакала. Она прислужница в веселом доме "Танабэ-я", хозяйка ее бьет. Решила cбежать, но ворота на ночь закрывают, и она пошла к храму, чтобы переночевать там, а утром смешаться с паломниками...
   - И что же она видела?
   - Какие-то люди ночью ходили с северной стороны от храма. Она, было, подумала, что ронины из недовольных, но потом решила, что это все-таки призраки.
   - Призраки? - переспросил фукутё.
   - Да. У них были белые лица, и они бесшумно летали по лестнице у северных врат, - серьезно подтвердил Окита. - А еще недавно в храм пришли люди дайнагона Аоки, преподнесли в дар ламповое масло.
   - А призраки у северных врат, - какая законопослушная нечисть пошла, ходит только через свои, "демонские", ворота, - тоже оставили подарки?
   - Оставили. Тоже масло. Уж не знаю, ламповое ли. Все, что было деревянного с той стороны, пропитано маслом насквозь.
   Люди дайнагона Аоки... Что ему там надо, в храме Инари? Кто он вообще такой?
   Второй командир надолго задумался, потом внимательно посмотрел на сидевшего перед ним юношу.
   - Ты не болен, Содзи?
   - Нет, что вы! Просто перегрелся на солнце.
   Сегодня сухо... И завтра должно быть сухо. Когда?
   - Там за северными воротами есть маленькая площадка, - сказал командир первой.- Ее не видно, если не знать, куда смотреть. Дети там часто прячутся, когда играют. Наши призраки оставили там ветошь. Прошлой ночью оставили, раньше ее там не было. Значит, сегодня или завтра. Скорее сегодня. Потому что чем дольше они ждут, тем больше шансов, что кто-то наткнется на склад.
   - Скажи Ямадзаки, чтобы послал туда нескольких своих. Тихо. И предупреди второго и десятого, что на эту ночь их секции снимают с патрулирования.
   - Будет сделано, - Окита поклонился, подхватил справа меч, слева сонного любимца и умчался.
   Долгий, долгий этот день наконец заканчивался. Солнце уходило на покой, тени стали длинны, и свет был уже вечерний, желтоватый. Скоро повеет прохладой, и спадет жара, от которой сухо в горле и все время хочется пить ледяную воду. Нет, из колодца не стоит, лучше чай. Но сначала...
   На заднем дворе, за переделанным в казарму павильоном, был сооружен загончик. Совсем маленький. В загончике как раз поместились куст жимолости, травяной шалаш и поилка, в которой каждое утро меняли воду. Рядом с поилкой сейчас лежали куча овощных очистков и морковка. Учуяв их, Сайзо запыхтел и стал перебирать короткими лапами. Окита засмеялся и опустил зверька в загончик.
   Вот за кого можно было не беспокоиться совершенно. Что бы ни случилось с ним самим, Сайзо не пропадет. Кому же не в радость прибрать такую редкость? Только вот на службу его с собой тащить все-таки не стоило. Мало ли - высунется из-за пазухи, подвернется кому под руку, а то и вовсе потеряется, и ищи его потом.
   Нет, нужно все же пойти к себе и выпить горячего чая. Нельзя было целый день сидеть почти на самом солнцепеке.
  
   Командир третьего звена устроился на приступочке веранды и занимался полезным делом - осматривал длинную кольчужную перчатку. Вообще-то он не очень любил железо, которое полагалось носить на себе - и жарко, и двигаться мешает. Но если речь идет о тесных помещениях и превосходящем противнике, то с железом все-таки лучше, чем без него. Вот догонять в нем сложно. Поэтому лучше делать так, чтобы не ты к ним, а они к тебе.
   ...И еще надо починить ремешок на нагруднике, он еле держится.
   - Я не думаю, - сказал он подходящему Оките, - что их будет много. Но два звена и вправду взять надо - чтобы не искать сбежавших потом.
   Командир первой любил работать с командиром третьей. С ним все любили работать - он как-то всегда успевал заранее прикинуть, как все устроить потише, почище и без лишних усилий. Одно удовольствие, а не товарищ - когда трезв, конечно. Но последние несколько месяцев - как раз с того дня, как ну совершенно неизвестные бандиты зарезали предыдущего командира Волков, - Сайто не пил вовсе.
   Окита посмотрел из-под ладони на уходящее за крышу храма солнце и сел рядом с Сайто, привалившись к столбу. Харада, как обычно в это время, валялся кверху брюхом, распахнув дзюбан и почесывая время от времени шрам от неудачного (или удачного, это как посмотреть) харакири.
   - А хорошо бы они сегодня пришли, - сказал он.
   - Хорошо бы. Содзи, можешь повторить, что девочка говорила про призраков?
   Окита поджал одну ногу под себя, усаживаясь поудобнее.
   - Она сказала, что у них были очень белые лица и они летели - она так и сказала, летели - по лестнице вверх, к воротам. У них были мечи за поясом. Ночь жаркая, но ей стало холодно и так страшно, что она не могла двинуться с места. Она крепко зажмурилась, а когда холод ушел, открыла глаза и никого уже не увидела.
   Сайто крутил в руках шпильку-когай, видно, хотел поправить звено и задумался.
   - Дайнагон, может быть, и ни при чем. Он - сторонник императора, не из самых шумных, но его знают. Пожар ему скорее повредит. А вот летуны эти мне не нравятся. И что ветошь у северных ворот - не нравится.
   - Почему?
   - Потому что я, сколько ни думаю, а не могу придумать, кому выгодно, чтобы в городе пошел слух, что главный храм Инари в столице спалила нечисть.
   - Поймаем эту нечисть - и будем знать, - махнул рукой Окита.
   ...Выпить чаю, чтобы перестало давить в груди и стало легче дышать - и может быть, хоть часок поспать до темноты...
   Сайто полюбовался законченной работой, отложил перчатку, вытер руки и взял с подноса вторую чашку.
   - Чего мы не знаем... - словно бы про себя сказал он. - Или кого мы не знаем...
   По его лицу нельзя было сказать, нравится ему чай или нет.
   - Хидзиката-сан тоже не понимает, - продолжал Окита. - Но он считает, что это не важно. А важно, что могут погибнуть люди и что храм будет нам благодарен. И, - в голосе его и речи послышался совсем другой человек, - от размеров этой благодарности будет зависеть, сможем ли мы купить винтовки сразу на всех, или только на первые три звена.
   Это важно, подумал командир третьей. Это, пожалуй, важнее всего. Но...
   Но приближается война, которую не остановят триста заграничных ружей. И три тысячи ружей не остановят. И три мана. Ее остановили бы чиновники бакуфу и императорского дворца, но им выгодно раскачивать лодку. Как это ни смешно, но среди господ патриотов есть люди, с которыми можно о чем-то договариваться, - тот же Кацура или тот же Сакамото Рёма. А с сановниками во дворце и в замке Эдо договориться нельзя. Даже мятежникам не все равно, сколько крови прольется, когда падет сёгунат, а этим... Да, именно так - не "если", а "когда". Об этом пишут в воззваниях патриоты, об этом шепчутся девицы в Гионе и Понтотё, об этом тяжело и мрачно молчит командир Кондо.
   Сёгунат падет, и даже сам регент юного сёгуна, господин Хитоцубаси Кэйки, ничего с этим не сделает. Бездарное дурачье в обеих столицах ненавидит его за ум, отвагу, ученость и талант. За то, что он выскочка из младшего дома Мито, любимец и надежда патриотов. За то, что не боится заморских новшеств и не лебезит перед бабьем из свиты сёгунской матушки. За то, что не спешит развязать войну против иноземцев и Тёсю, так как лучше всех понимает: эта война будет последней не только для сёгуната, но и для Японии. Сановники ненавидят его и изо всех сил подкапывают его башню. Скольких еще она погребет под развалинами - им безразлично. С ними-то ничего не случится - потому что с ними никогда ничего не случается. Да, в этих делах с поджогами святилищ чувствуется рука сановника, рука человека знатного, считать потери не привыкшего...
   - До чего же тошно иметь дело с сумасшедшими, - вырвалось у Сайто.
   - А мы кто? - искренне удивился Харада, приподнимаясь на локте.
   Окита рассмеялся. Да, в устах человека, вспоровшего себе брюхо на спор, вопрос куда как уместный.
   Сайто покосился на товарища, усмехнулся краем рта.
   - Когда кто-нибудь из нас будет готов ради чего-нибудь поджечь город, я тебе отвечу.
   ***
   Северные ворота и слова о призраках все-таки сбили Волков с толку. Раз уж поджигатели притворяются нечистью, значит, и ждать их надо где-то в час быка, в самое черное, нехорошее время. А тут еще собака в крысу не перешла - еще целый хвост от собаки той остался, - как дохнуло холодом по одной из боковых улочек, и человек Ямадзаки - торговец булавками, вопреки городским установлениям просто расстеливший свою циновку в тихом сухом месте между заборами, шевельнулся беззвучно, готовясь подать сигнал. А потом обвалился на свою циновку. Уже не совсем беззвучно и не так, как падают живые люди.
   А Накадзима из первого звена, карауливший посреди северной лестницы, успел заметить белые пятна лиц, и даже меч выхватить успел, а вот закричать - нет, сумел только бросить меч на ступени, на истертый тысячами ног камень, чтобы зазвенела об него сталь, чтобы услышали там, наверху, у ворот, где каменные лисы стерегут вход.
   Камень принял звук и подбросил его в небо. Сколько бы ни смеялись лисы над своими более крупными и более драчливыми сородичами, но тех, кто летел - действительно почти летел - вверх по лестнице, они ненавидели всем существом.
   Самих они звон смутил мало. Даже если люди наверху будут готовы - ну что они успеют?
   Кровь плеснула на камень, на сохнущую траву, - не спас и нагрудник, от плеча через грудь разрубленное тело упало, перекатилось ниже. Но второй удар встретил пустоту, а не теплую, упругую плоть. Со всей возможной быстротой черная тень с бледным пятном лица обернулась к источнику тепла и запаха, но меч обрушился на нее, раз - поперек живота и второй - на шею. Невнятный вскрик, звук падения, из тех троих, что стояли выше, остается один, а вторая тень устрашающе быстро несется наверх, сверкает льдистое лезвие, черным дымом вьются длинные волосы, - и падает. Такой же грудой тряпья, и совсем немного крови вытекает из перерубленного горла.
   - Быстрый какой... поджигатель, - говорит человек с копьем. Харада. Задыхаясь говорит. Потому что угораздило же из трех рядовых остаться в живых самому тяжелому. Пока перевернешь, перетянешь рану наскоро, оттащишь в сторону...
   Окита Содзи стоит на площадке между двумя лисами и помочь не пытается. Неизвестно, сколько там еще этих... привидений. Железом их достать можно, а так и вправду очень похоже.
   Харада возвращается. Смотрит на мертвых. Нагрудник развален пополам, человек тоже. Есть в стране люди, способные так бить, только до этой ночи считал Харада, что всех их знает. Но это уж как водится. Вечно что-то упустишь. Гости тоже вот оказались не вполне совершенны.
   Он наклоняется над телом, упавшим прямо перед каменной лисой. Странно, крови не очень много, хотя удар, как всегда, пришелся точно в горло. И тело уже остыло. В мертвых зрачках на белом лице мерцало отражение прибывающей луны. Выпавший из-за пазухи сверток с кремнем и трутом промок в темной лужице. Харада поднял его, развернулся было к Оките...
   И тут воздух дрогнул и сложился сам в себя...
  
   Тот, кого называли дайнагоном Аоки - впрочем, сейчас в нем трудно было узнать придворного, - стоял в маленькой бамбуковой роще... впрочем, нет, "стоял" - неточное слово. Дайнагон Аоки был маленькой бамбуковой рощей, и дрожащим теплым воздухом в ней и над ней, и даже сухой землей на несколько сяку вглубь.
   И он был тремя тенями, что летели сейчас, едва касаясь ступеней, к северным и восточным вратам Фусими Инари Тайсё. Мимоходом свистнул клинок, потный человечек в смешном нагруднике выронил меч из худой руки, и звон падения прогремел для изощренного слуха дайнагона как звон большого гонга.
   А потом теплый воздух вдруг исчез, желтая, нет, желто-зеленая морозная полоса скользнула через небо - и дайнагон понял, что он один. Его младших (учеников? рабов? выкормышей - ведь он же кормил их кровью, сначала своей, потом чужой?)... Как ни назови - а их уже не было. Были ровно пылающие призрачным пламенем фигуры у незримой границы - и еще немного живого тепла рядом с ними и в них. Дайнагон темным облаком, тенью приблизился к ним. Один призрачный хранитель стоял в проходе, под аркой с изогнутыми краями, другой поднимался к нему, и их мечи были холодны от темной крови.
   Когда убийцы оказались в поле зрения, дайнагон едва не остановился от неожиданности. На верхней ступеньке стояли два очень молодых человека в одинаковых сине-белых накидках. Один - даже ниже самого Аоки. И в их жилах текла теплая кровь. Это не божественные хранители храма, просто волки-оборванцы из Мибу. Дайнагон поднял руку - ладонью вперед, и толкнул воздух перед собой. Мир вокруг них колыхнулся, как отражение в пруду, ветки сливы дрогнули и застыли, а потом невысокий юноша в синей накидке нырнул навстречу. Волна ужаса остановила бы человека, в этом дайнагон был уверен. Ее нельзя было преодолеть ни яростью, ни доблестью, ни... но навстречу ему летели не ярость или отвага, а... спокойное внимание служанки, заметившей пылинку на лакированной поверхности.
   Аоки повернул руку, сделал шаг вперед. Что-то рыжее, с теплой кровью, брызнуло из-под ног. Он не упал, конечно же, не упал, не мог упасть, даже не потерял равновесия - только потратил лишнюю долю секунды, неважную в этом плотном мире, обычно не важную...
   И еще прежде, чем (тройной выпад: плечо-плечо-горло!) сталь коснулась дайнагона, его обожгло болью, словно плеснуло в него по клинку слепящим солнечным светом.
   Одинокая лисья тень на площадке одобрительно кивнула.
   ***
   - Что скажешь? - спросил фукутё.
   - Вот это, - факел в руке Сайто качнулся, - сделано не умением. Только силой.
   Что ж, такое они видели - разваленное одним-единственным ударом бревно, обернутое тремя слоями войлока. И от плеча до бедра рассеченное тело в защитном нагруднике, точно таком же, как на Накадзиме, - бывший командир Волков, Серизава Камо (к счастью, ныне окончательно и бесповоротно покойный), славился чудовищной силой и точностью удара. Но оба ночных убийцы сложением ничуть на него не походили.
   И крови было мало. Для теплой летней ночи совсем мало. Непонятно мало. Может быть, и в прошлые разы ее не сливали? Может быть, ее просто не было? Или этим нужна чужая кровь, потому что своей нет? С виду - люди как люди, головы при теле, ноги на месте... А с другой стороны, не такой она была теплой, эта ночь, чтобы... сколько там прошло после смерти? пока подождали, нет ли других гостей, пока собрались, ну деление свечки сгорело, не больше, - чтобы оба тела пошли уже пятнами.
   - Наш тоже оплыл, - сказал Сайто Хараде. - Но ты же сказал, что у вас было трое?
   - Было, - кивнул Окита. - Третьего я достал вон на той ступеньке. Я потом сразу наверх - вдруг еще навалятся? А потом смотрим - нет его.
   Те, кто искал недостающего покойника, подтверждали - кровь и даже следы были, а потом исчезли. Обшарили весь склон - мог же труп и укатиться вниз с крутизны, но ничего не нашли.
   - А может, он живой уполз, - предположил кто-то, явно из новичков. На него посмотрели с сожалением - что поделать, не знает еще парень, что если Окита сказал "убит", ошибки тут быть не может.
   - Стало быть, - заключил Харада, - он был не один. И это такая шишка, что остальные бросили все, чтобы его вытащить. Что за говно, как мы это их проворонили?
   - Или, - добавил фукутё-сан, - это был кто-то, кого нам никак нельзя было видеть. Если завтра кого-то объявят больным, будем знать точно.
   Ему очень хотелось как следует разглядеть лица убитых, но к рассвету странные мертвецы уже почернели, а когда взошло солнце, плоть стала опадать с их костей, словно не половина ночи прошла, а три жарких дня. Вот и остались из всех примет только длинные волосы одного - которого уложил Окита у самых ворот. Нет, ясно, что по нынешним временам многие уж и лба не бреют, и пучок с маслом не укладывают, а просто вяжут волосы в хвост на затылке - и удобнее так, и хлопот меньше, но чтобы хвост этот был едва ли не до пояса длиной...
   Соображение, что они столкнулись с настоящей нечистью, высказанное все же Ямадзаки, когда наутро все важные персоны, как назло, оказались здоровехоньки, командование отмело как несущественное. Нечисть, не нечисть - мало ли кто, в самом деле, занимается по нынешним временам политикой в старой столице, - а Волки отвечают лишь за тех, кого берет сталь.
  
   Если бы дайнагона Аоки спросили, зачем ему понадобилось уничтожать защиту старой столицы, он бы замешкался. Не потому, что не знал ответа, а потому, что ответ был очевиден. Разве может они, демон, пожирающий людей, действовать свободно, пока небесные покровители столицы бдят? Ками не защитили страну от бед и последнего нашествия варваров, но вот для него были помехой. Как? Он не понимал. Он никогда не видел ками, но знал, что они существуют. Точно так же, как в молодости, еще человеком, узнал о том, что существуют они, и о том, как стать одним из них. И применил это знание, когда возникла в том необходимость. Применил с успехом. Мудрость предков не подвела его в этом и, без сомнения, не может подвести и во всем прочем. Да, он никогда не встречался с ками, но защиту чувствовал - как бы за краем видимости. Он помнил о ней, она мешала ему - а значит, существовала.
   Прошедшая ночь окончательно убедила его в том, что он был прав.
   Потому что не могут же жалкие оборванцы из ополчения быть источником слепящего пламени! Нет, это ками-хранители направляли их мечи, простые смертные не в силах так просто взять и убить трех они, искусных в обращении с оружием, и уж тем более немыслимо для какого-то мальчишки... да и та хромая лиса неспроста порскнула из кустов.
   Дайнагон посетил храм три дня спустя - и видел трещину в камне.
   Нет, дело было, конечно, в колдовстве. А те люди не стоили ни его внимания, ни его вражды. Так он тогда подумал. Это потом, годы спустя, он начал видеть в мечтах, как ломаная двузубая молния обрушивается на покосившуюся веранду. Это потом.
  
  
  
   Глава 1
   Тамадама
  
   Токио, 13 лет спустя

"Эта сволочь Сайто Хадзимэ..."

Последняя запись в дневнике Мунаи Юноскэ, охотившегося на Сайто

Хадзимэ. Датирована 18 января 1868 года (день смерти Мунаи).

   Стол был не таким уж большим. Он был просто европейским - чужим, объемным, угловатым, - перевод дерева, а не стол. Он занимал пространство много больше собственного размера, как сказочное чудовище. Его и человеческим словом назвать было трудно - так и просилось на язык громоздкое "тэбуру". Единственным европейским предметом меблировки, кроме стола, был венский стул, выглядевший как приспособление из заморской камеры пыток, но удивительно удобный для того, чтобы "опирать поясницу" - в стране появились новые вещи, в языке - новые обороты. Хозяин кабинета был благодарен всем буддам и бодхисатвам за австрийскую мебель - она была рассчитана на людей его роста.
   Сейчас хозяин занимался тем, для чего и существуют в природе письменные столы - лихорадочно оформлял бумаги. Рапорты, просьбы, предложения, списки, дела - все, что должно быть сделано и приведено в порядок до завтра. "И подумать только, я, именно я когда-то пошутил, что единственной пользой, которая может проистечь от революции, будет то, что сгинет, наконец, наша многочленная бюрократия. Сгинет. Бюрократия. Как же. Интересно, как глубоко нужно провалиться в прошлое, чтобы избавиться от бланков и рапортов? В Камакуру? В Хэйан?" Мысль о том, что Кусуноки Масасигэ или Кисо-но-Ёсинака должны были заполнять что-то в трех экземплярах была - пффт - абсурдной. Однако родные острова есть родные острова... так что вполне может быть, что герои и злодеи старых хроник тоже тонули в бумажной рутине. "Наверняка есть люди, которых просто хватит удар при мысли о том, что этим приходится заниматься мне. Большинство младших офицеров Токийской полиции определенно считает, что у меня из рукавов драконы вылетают". Он посмотрел на узкий синий форменный обшлаг... это был бы очень маленький дракон. "А маскировка все-таки замечательная. Надеть форму и фуражку, коротко остричь волосы, перейти с трубки на сигареты... и даже очень наблюдательный человек скажет только: "Смотри, как этот высокий полицейский похож на... Да нет, не может быть, конечно". Ну что ж, еще два письма и можно будет чуть-чуть вздремнуть".
   Он взял следующий лист бумаги, прищурился... Левая рука механически охлопывала стол в поисках портсигара.
   Внезапная - и насильственная, не забудем, насильственная - смерть Окубо Тосимити, министра внутренних дел, наступившая вчера вечером от критического переизбытка стали в досточтимом организме, вызвала бумажный шторм, который и сам по себе мог бы парализовать правительство. И парализовал. А времени оставалось мало. "Безнадежные дураки. Они думают, что если они будут сидеть тихо и действовать по процедуре, все обойдется. Ха. Окубо мертв, и мы остались с теми же некомпетентными олухами, которые похоронили предыдущий режим. Те, кто убил министра, не упустят такого шанса. О нет, не затем они его создавали".
   - Ты знаешь, - сказал он вслух, - что мне это напоминает? Убийство Сакамото Рёмы. Помнишь, осенью шестьдесят седьмого, как раз перед тем, как война началась всерьез? То самое, в котором обвиняли меня. Я всегда думал, что это был кто-то из своих, из патриотов, из Исин-Сиси. Кто-то, кому очень не нравилось, что стороны почти пришли к соглашению, и кто хотел гражданской войны. Кому казалась неубедительной победа, полученная без боя. У меня не получилось спросить у Сайго, так может, сейчас удастся выяснить... если дыхания хватит.
   Тот, к кому он обращался, промолчал. Как обычно. Просто сидел себе на заморском же, только несколько попроще, стуле - темный охотничий костюм, цепочка от часов, шейный платок; намек на улыбку завис в уголке рта. На правом рукаве - морщинка, там, где фотографию погнули. Хотя если бы человек ответил, полицейский инспектор не удивился бы.
   - Если я уцелею и в этот раз, через год я буду старше тебя. Очень непривычное чувство, фукутё. Я сейчас много старше Окиты, но я всегда был старше Окиты. А вот ты... Я никогда не думал, что доживу до твоих лет...
   Лето ломится в окно, но там, где оно раньше бы просочилось сквозь бумагу, оно встречается с прозрачным европейским стеклом и отступает, только через открытую форточку слышен стук тамадама и считалка:
   Я из ветра и огня -
   Ты пропустишь меня?
   Я из стали и стекла -
   У меня два крыла.
   Лед, костер, бумажный дым -
   стукну - будешь моим!
   Огонь ушел - тепло, свет, яркое текучее пламя - Харада, Окита, командир... Огонь ушел, а лед - нет. Он не горит, лед, не поглощает себя. В самом худшем случае - тает, становится водой, уходит тонкими струйками и ждет нового случая обрести форму - и невнимательный противник налетает на стену там, где никак не рассчитывал ее найти.
   Итак, кто же тот убийца и кем послан? Кому выгодно, чтобы правительство месяц или два, а то и дольше, билось, как рыба, вытащенная из пруда? И зачем? Уж не затем ли, чтобы ухватить рыбу за жабры? Но что ни говори о тех, кто остался после смерти Окубо, - их много, они государство, эта рыба слишком велика, чтобы ловить ее в одиночку. Значит, и противников тоже много. Один человек может не оставить следов, полицейский это хорошо знал, сам не так уж давно был таким одиночкой. Два его бывших имени до сих пор оставались в верхушке розыскного списка - одно в первой десятке, второе чуть пониже. Да, можно не оставлять следов, можно бить по стыкам, по уязвимым местам, по людям, которые образуют связи. И раскачать лодку. Но вот перевернуть ее у одиночки не получится. А если не один, если много людей занимаются тайным делом, то по воде неизбежно пойдут круги... а по поверхности воды бежит-скользит водомерка - и чувствует, как прогибается под ней только что безмятежная гладь пруда.
   Рапорты, отчеты, списки - корзины и ведра бумаги. Старый броненосец времен американской внутренней войны, купленный в Шанхае неизвестно кем - и пропавший из виду. Там же, на материке, по всему южному побережью идут войны между опиумными бандами - кто-то новый и очень жестокий выдвинулся на материк и кланы опрокидываются друг на друга, как дома во время легкого толчка...
   Этот кто-то использует японцев. Само по себе это естественно - очень уж много людей за годы смуты привыкло к войне и не знает, куда себя деть... но опиум - это деньги, очень большие деньги - и эти деньги тоже нигде не появились. Ни в Китае, ни на островах. Нигде.
   А деньги таковы, что на них можно снарядить небольшую армию.
   Двенадцать лет назад одна торговая компания за сто тысяч рё купила на материке семь с половиной тысяч ружей и три старых пушки. А кончилось это дело тем, что ополчение со всей страны не смогло одолеть одну мятежную провинцию. Нынешние ружья - например, вот эти, покинувшие один шанхайский склад в неизвестном направлении, - будут получше тех, прежних. Осведомитель считал, что стрелковых единиц там от трех до пяти тысяч, - а точнее выяснить не успел, его нашли в доках со вспоротым животом и отрезанным языком... Допустим, кто-то собрал вместе военный корабль, ружья, пушки и людей. Что он будет делать с ними - и долго ли еще до этого самого сбора, который будет уже невозможно скрыть?
   Что он будет делать... в стране много недовольных - и со стороны побежденных, и особенно со стороны победителей - те, у кого не сбылись мечты об идеальном государстве. Мятеж в Сацума этих недовольных проредил слегка, смерть Сайго Такамори оставила их без вождя, но если фитиль и вытащили, то сама бочка с порохом все еще стоит в подвале, пусть пороха там и осталось едва на треть. Если этот кто-то хочет просто мести, взрыва ему будет достаточно.
   Вряд ли эти люди собирают свою армию в Токио. Сейчас здесь все настороже. Полиция усилена, сети вытащат столько воров и грабителей, сколько обычно ловят за полгода. Но новая столица стоит на заливе. А что такое корабельная артиллерия, все уже прекрасно знают. Вот с тех пор, как Такасуги Синсаку с моря взял Хаги, так и знают. Три корабля потребовалось на укрепленный город. А в Токио и укреплений-то нет. Одной паники от появления такого корабля хватит, чтобы окончательно дезорганизовать действия правительства.
   Столицу можно взять. А вот страну - никак. Слишком многие люди заинтересованы в новом порядке. Крестьяне получили землю, налоги уменьшились где вдвое, а где и втрое. Да, бумажные деньги мало стоят, да, многим бывшим самураям некуда себя девать, да, промышленность развивается недостаточно быстро, чтобы поглотить рабочие руки, да... но это все на поверхности. Недовольные шумят - и их видно. Те, кто доволен, - молчат. Но стоит произойти чему-то, что всерьез поставит их положение под угрозу... Нужно быть очень большим дураком, чтобы за какие-то восемь лет забыть, что такое вооруженный крестьянин. И что происходит при встрече хоть сколько-нибудь обученной группы таких крестьян с самурайским ополчением.
   - А мне, - сказал полицейский вслух, обращаясь к фотографии, - почему-то не кажется, что наш кто-то - дурак. И значит это, что, скорее всего, готовится не мятеж, а переворот. Это кто-то изнутри правительства. Или очень близко. Самая работа для меня, ты не находишь?
   Человек на фотографии чуть-чуть улыбнулся. Игра света, случайный блик на стекле.
   Вот. Еще один запрос и... Что-то еще беспокоило, мешало. Полицейский положил кисточку на подставку, закрыл глаза. Фыркнул. Ощущение неудобства не имело отношения к делу. Просто, уходя вчера из управления, он поймал взгляд своего начальника.
   Г-н Кавадзи Тосиёси, бывший самурай из Сацума, бывший патриот и заговорщик, бывший военный, а ныне начальник департамента полиции, смотрел на него сквозь тяжелое стекло кабинета с тем самым выражением, которое старший инспектор терпеть не мог - и в прошлых жизнях, и в этой. Он не умел творить чудеса, инспектор. Он уже проиграл одну войну - кому-кому, а Кавадзи это должно было быть известно лучше прочих.
   Ты делаешь все, что должен, и все, что можешь, - и кое-что сверх того, и выходит так, что этого недостаточно. Иногда все, что остается, - просто умереть с людьми, которые тебе верили. А бывает, что даже это не получается, Кавадзи-сан. Бывает так, что это Айзу, - и у противника просто слишком много людей и оружия, вы ведь помните, как это было, Кавадзи-сан? И человек приходит в себя неопознанным в лагере для военнопленных - а дома у него уже нет... Бывает так, что это Эдзо, и случайная пуля, и республика, которая сходит на нет, потому что ее уже некому защитить.
   "Ну и что? - удивляется красавец на фотографии, человек, умерший на неделю раньше своей республики. - Ну и что? Какая тебе разница, кто на что надеется и каков будет исход - ты же все равно не станешь делать меньше. Иди спать, тебе завтра еще работать и работать".
   Лед не перегорает, нет. В уставе Синсэна нет пункта об отставке. Ни для живых, ни для мертвых. Командир третьего звена смотрит на своего фукутё. И улыбается в ответ.
  
   День клонился к вечеру, когда высокий полицейский в надвинутой на лоб фуражке подошел к воротам паровозных депо токийской станции. Рабочие уже расходились по домам. Полицейский перехватил у ворот какого-то человека в европейской рубашке и куртке, но в старых заляпанных мазутом штанах-момохики и сандалиях на веревочках и спросил, как ему найти господина инженера Асахину.
   - А, - отозвался тот, - так господину инспектору в контору надо. Вон туда, - он махнул рукой, указывая, куда именно. И почтительно добавил: - Господин инженер еще задания на завтра дают.
   Он был явно горд причастностью к стальным заморским чудищам и завтрашним планам господина инженера, имя которого произносилось с почтительным придыханием. Полицейский вежливо поблагодарил и прошел, куда указано. А рабочий еще какое-то время стоял, пытаясь понять, что показалось ему таким неправильным. А потом улыбнулся и пошел своей дорогой. Мечи-то правительство запретило всем, даже своим военным. Полиции выдали заморские сабли и дозволили носить в ночную смену - когда дубинкой можно и не отбиться. Но природу не переделаешь - вот и сажают полицейские новые клинки на привычные длинные рукоятки. Начальство ворчит, конечно, но тоже... понимает. Если бы рабочий лучше разбирался в оружии, он понял бы, что у встреченного им полицейского от старого меча не только рукоять, но и клинок, - и тогда, пожалуй, испугался бы. Не ходят хорошие люди по улицам с запрещенным оружием. Но рабочий разбирался в рельсах и костылях.
   Здание конторы было европейским, с большими застекленными окнами и распахивающимися деревянными дверями. Полицейский постучал в нужную и вошел.
Господин инженер сидел за столом - таким же неуклюжим, как в полицейском управлении, - и, обхватив голову руками, смотрел в сегодняшнюю газету. Вряд ли содержание первой страницы отличалось от вчерашнего.
   - Чем могу быть полезен? - невыразительным голосом спросил он.
Полицейский не ответил, разглядывая его. Инженер, наконец, поднял голову и, прищурившись, посмотрел на вошедшего. Встал - одним плавным быстрым движением. Полицейский усмехнулся уголком рта и снял фуражку.
   Они стояли неподвижно, глядя друг на друга. Два человека в тесных заморских костюмах, между ними - широкий европейский же стол, и тень креста от чужеземного оконного переплета ложится на разбросанные по столешнице бумаги и стопку английских книг. Но время стремительно откатилось назад, в те года, когда подобная встреча не могла закончиться ничем хорошим.
   Они знали друг друга - Асахина Ран, ронин из Мито, патриот, бывший хитокири, бывший телохранитель и агент Кацуры Когоро - и Сайто Хадзимэ, ронин из Айзу, бывший командир третьего звена Синсэнгуми. Инженер Асахина смотрел на меч на поясе.
   - У меня есть разрешение, - улыбнулся инспектор. - Если вас именно это беспокоит.
Асахина не ответил. Смотрел и ждал. Он и в прежние-то времена говорил мало. Последний раз он видел Сайто еще в ту войну, мельком, в Айзу, во время осады замка Вакамацу, и был уверен, что штурма тот не пережил. Но вот он, в форме полицейского инспектора, с японским оружием и разрешением на него. Лжет? Нет. Значит, и форма настоящая, и разрешение действительно есть, и кто-то в управлении знаком с подлинной биографией посетителя. Вероятно, кому-то там нужен человек, который занимался бы и теперь тем же, чем занимался раньше. Следователь и убийца одновременно. Следователь, которого в случае чего очень легко убрать, - не нужно даже искать повод, достаточно назвать имя.
   - Ваш покорный слуга рад впервые предстать вашим очам, - сказал инженер. Сайто оценил иронию того, что было сказано. Услышал и то, что сказано не было: "Вы пришли ко мне, не я к вам". - Садитесь, пожалуйста...
   Интонация предполагала продолжение: "...господин... кто?"
   - Инспектор, - полицейский прищурился. - Меня зовут Фудзита Горо. Да ,- кивнул он, - вполне легально. Уже год.
   - Ваш покорный слуга так и подумал.
   О да, полицейский с запрещенным оружием заметен, как дракон в бочке с дождевой водой.
   Хозяин кабинета указал гостю на стул, сел сам, положил руки на стол. Тень оконного переплета сползла со стола на пол и стену. Газетный заголовок кричал - "Убийство его превосходительства Окубо Тосимити!"
   Поверх лежал недописанный лист доклада - взгляд инспектора поймал новое слово "кикан", двигатель. У господина Асахины был прекрасный почерк. Впрочем, с фехтованием у него дело обстояло не хуже, чем с каллиграфией.
   Мито. Старые семьи, старые обычаи, в доме могут годами перебиваться с проса на ячмень, но будут содержать двух положенных по закону оруженосцев с деревянными мечами.
   Старая "наука Мито", старые законы, старая ненависть, традиции, въевшиеся под кожу, - то, от чего шестнадцатилетний Асахина Ранмару, тогда еще не бунтовщик, не хитокири и уж тем более не инженер, сбежал куда глаза глядят, прихватив только меч и кисточку для письма... Сбежал - и правильно сделал. Вашему двоюродному брату, Асахина-сан, едва исполнилось пятнадцать, когда его казнили, не так ли? Казнили просто за то, что его отец встал на сторону сёгуната, на нашу сторону. Он был хорошим бойцом, ваш дядя, Асахина Синэмон, да и офицером, говорят, неплохим, хотя в этом качестве я его не видел - они отступали другим маршрутом и удачнее, чем мы. Власти Мито спросили за его удачу с его родни. Мальчишку ловили полгода, поймали и казнили. Вы хотели спасти его, я знаю, первый раз за все годы вмешались в дела семьи, но новости в войну идут медленно, а приговоры исполняются быстро. Вот после этого Неуловимый Кацура и отправил вас учиться за море. И тоже правильно сделал. Многим вашим коллегам уезжать было некуда - и они плохо кончили. А когда вы вернулись - уже были другие люди и другая страна. И вы стали строить железную дорогу и паровые машины, чтобы изменить страну еще сильнее, чтобы уже никто не смог вернуть порядок, по которому нельзя не убить сына врага.
   И в Мито вы больше так и не были... А вот в Сацума год назад - были. И почему-то мне кажется, что вы тоже искали там Сайго Такамори. И почему-то мне кажется, что вы хотели задать ему тот же вопрос, который хотел задать я. Только я выбыл из игры еще на перевалах, а вы дошли до самого конца, но вам тоже не повезло.
   - Следите за прессой?
   В темных глазах что-то дрогнуло. Господин инженер принял какое-то решение.
   - Господин министр назначил мне вчера встречу, - невыразительно сказал он. - Хотел говорить о каком-то важном деле.
   - С вами. Любопытно.
   - Господину инспектору и вправду так кажется?
   - Я не думаю, что его интересовала ваша нынешняя специальность. К тому же, вы были человеком Кацуры, насколько вообще были чьим-то человеком, а господин министр очень не любил вашего покойного патрона. И очень его боялся.
   Инженер мельком пожалел, что никогда не встречался с полицейским в те времена, когда не было еще ни инженера, ни полицейского, а были только хитокири Тэнкен и Волк из Мибу. Асахина очень не любил, когда к нему приходили из прошлого, потому что каждый раз мир опять выцветал до врагов и своих. Слишком многие из тех, кого Тэнкен считал своими, занимали сейчас совсем немного места - горсточкой пыли, рыжей фотографией... Не в последнюю очередь - благодаря господам из Мибу и их командирам. Но, - он чуть повел уголком рта, - желание увидеть гостя, наконец, мертвым тоже было из прошлого и не имело отношения к газетному заголовку, несостоявшейся встрече, опасности из темноты.
   - Господин инспектор пришел по тому же делу. Ваш покорный слуга слушает.
Мито. Старые привычки; учтивость, обязательная даже перед смертельной схваткой.
   Обязательная, но не до конца. Речь господина инженера поразила бы случайного слушателя своей грамматической неуравновешенностью, почти уродством. Почтительные словоформы, обращенные к собеседнику, требовали уничижительных по отношению к себе - а их не было, и слушатель спотыкался, теряя равновесие, как при спуске, когда нога не находит на привычном расстоянии следующую ступеньку... Что может быть более враждебно традиции, чем скрупулезное, но избирательное исполнение?
   Что? Возможно, речь господина инспектора. Его "вы" и "я" - ни почтительности, ни унижения, ничего, кроме прямого смысла, ничего за смыслом. Так могут говорить близкие друзья - только близкие друзья не бывают так мастерски, так ненатужно, так оскорбительно нейтральны...
   Эти двое владеют словом, как и всем, чем владеют, но не очень знают, как им следует говорить друг с другом. А потому говорят правду - собой и о себе. Мятежник. И чужак.
   - Я еще не знаю, по тому же делу или нет. Потому что меня никто, естественно, ни о чем не ставил в известность. Но я знаю, что неделю назад вас пытались убить. И я знаю, что Окубо вас вызывал. И есть очень ограниченный набор дел, для которых ему пригодились бы вы - и не подошел бы, скажем, я. А мне, в отличие от вас, он может приказывать. Мог, до вчерашнего дня. Вам имя Ато Дзюнъитиро ничего не говорит?
   - Ваш покорный слуга убил его в шестьдесят восьмом.
   - Почему? - полюбопытствовал полицейский.
   - Он был скверный человек. Ему нравилось убивать без причины, мучительно - и пить чужой страх.
   - В шестьдесят восьмом таких было восемь на дюжину. Да и раньше не меньше. Вряд ли это было вам в новинку, - сказал инспектор. Он знал таких людей, нескольких имел под началом. Пока они могли держать себя в руках, были не хуже прочих. Не хуже его самого - это уж точно.
   Инженер покачал головой.
   - Этот человек - из тех немногих, о ком ваш покорный слуга не сожалеет. Но коль скоро господин инспектор спрашивает о нем - он жив?
   - Похоже,- инспектор выудил из кармана портсигар, выщелкнул сигарету. Спросить, курят ли здесь, ему не пришло в голову, в полицейском управлении он не спрашивал тоже. - Похоже, что вы плохо его убили. Во всяком случае, его сравнительно недавно узнал на улице один человек - вот его как раз убили очень качественно. Хикоэмон, торговец лаковой посудой. Вы с ним должны были встречаться, он дружил с вашим покровителем.
   Определенно, полицейскому не следовало говорить таким тоном и такими словами о покойном Кацуре Когоро. Однако откуда ему знать, кем на самом деле этот человек был для Асахины Тэнкена? С Хикоэмоном инженер и вправду встречался. И временами играл в го. Хороший художник, хороший собеседник, человек очень добрый и очень, очень храбрый. Не для торговца храбрый, а по любой мерке. Значит, он умер. Потому что видел кого-то, кого видеть не должен был.
   - Окажите любезность, - попросил инженер, - не извольте курить в этом помещении.
   Полицейский с сожалением посмотрел на сигарету и положил ее обратно. Он был вежливым человеком, полицейский. На свой, конечно, лад.
   - Но господина министра убил не Ато, - продолжил инженер. - А ваш покорный слуга понадобился господину инспектору... как приманка?
   - Не совсем. Дело в том, что я совсем не знаю Ато. Я о нем много слышал - и кое-что видел. Но я не имел дела с ним самим - Кацура пользовался его услугами в основном в Тёсю и вокруг...
   Жаль, что не имел, подумал инженер. Тогда карьера Ато завершилась бы гораздо раньше.
   - ...а когда он появился в старой столице, мне уже было не до расследований.
   Это да. В Киото к тому времени резались уже в открытую, и не ночью, а днем. И сил городских формирований хватало только на то, чтобы уберечь людей, отвечающих за самые насущные вещи... все равно не помогло.
   - Да, господин инспектор, ваш покорный слуга был знаком с ним два года. На полтора года дольше, чем нужно. Господин инспектор желает знать, способен ли он стать острием переворота?
   - Да.
   - И будет ли он посреди серьезного дела сводить личные счеты?
   - Да.
   - Он будет, - уверенно сказал инженер. - Однако... он, конечно, мог измениться, но... Он не политик. И ваш покорный слуга не видит, как он бы мог им стать. Ваш покорный слуга, господин инспектор, был неплохим агентом, сейчас неплохой инженер. Но начальником управления вашему покорному слуге не бывать - за отсутствием широты видения, необходимой для того, чтобы достойно делать эту работу. У того человека, о котором мы говорим, поле зрения еще уже. Он не может сам ставить себе задачи. Ему нужен кто-то.
   Нужен кто-то. Кто-то, кто выставляет вперед пешку, а сам смотрит из тени. Человек, который уже достиг какой-то власти, но хочет стать единственным. Понятно, почему Кавадзи поручил это дело бывшему смертельному врагу. У него не может быть связей с прямыми подозреваемыми - и ему будет очень легко их убивать.
   - Соблаговолит ли господин инспектор удовлетворить мое любопытство?
   - Зависит от того, на что оно направлено.
   - Ваш покорный слуга уже слышал имя "Фудзита Горо". Но не может вспомнить, где.
   - Скорее всего, в Сацума, в прошлом году. Под Фукухара мы стояли справа от вас. Опередили вас часов на восемь, а что было дальше, я не знаю. Может быть, вы могли его слышать еще где-то, но мне ничего другого в голову не приходит.
   Инженер коротко поклонился.
   - Ах. Фукухара. Покойный Кирино не умел обращаться с артиллерией, это ваш покорный слуга заметил еще в прошлый раз.
   В прошлый раз... В прошлый раз, девять лет назад, замок Вакамацу продержался несколько дольше, чем рассчитывали обе стороны, в частности, именно потому, что Кирино Тосиаки, командовавший тогда войсками патриотов, не понимал, что делать с пушками. Ну и еще потому, что человек, оборонявший замок, знал, как этим неумением пользоваться. Не то чтобы это повлияло на общий исход...
   А в этот раз под Фукухара справа от них был ад кромешный. Каша из добровольческих подразделений с севера, несколько отрядов полиции. Дыра. Сацумцы того же Кирино, теперь сами ставшие мятежниками, ударили в стык - и отрезали весь тот кусок напрочь. Никто не ждал, что добровольцы придут в себя и окажут хоть какое-то сопротивление. И уж подавно никто не ждал, что они возьмут перевал, обойдут противника с фланга, прихватят вражескую артиллерийскую позицию и закроют мешок. Реляция даже в газеты попала. Вместе с фамилией человека, принявшего команду и осуществившего маневр. Инженер прочел ее месяц спустя и еще посочувствовал людям, которым не повезло оказаться в той мясорубке.
   Вот, значит, как вы сгорели, господин Сайто. Вот, значит, как вы оказались на виду. После такой истории вашей личиной не могли не заинтересоваться, вас не могли не опознать. И вы должны были это понимать. А добровольцев все-таки не бросили. Не смогли. Это полезно знать. А еще интереснее то, что вас, опознав, не убили там же и тогда же. По всему, должны были.
   - Господин инспектор был добровольцем?
   - Нет, - инспектор слегка улыбнулся, - я уже тогда работал в токийской полиции. И даже успел неплохо продвинуться по службе. После Фукухара, конечно, возникла некоторая неловкость. Но не увольнять же им меня было.
   Инженер кивнул. Отрубить голову или прислонить к ближайшей стене было за что и с лихвой, а увольнять - совершенно не за что.
   Танцы с веерами, по мнению господина инспектора, пора было заканчивать.
   - Господин Асахина, я пришел к вам, чтобы предложить одну поездку. Она поможет нам разобраться с кое-какими новыми счетами, и с кое-какими старыми, - обмакнув кисть в чернильницу, господин Фудзита небрежно начертил на полях газеты знак "дракон". Тушь немедля "поплыла" на скверной бумаге. - Как бы эта поездка ни закончилась, обещаю вам, что много времени она не займет.
   - Господин инспектор полагает, что скромное присутствие вашего покорного слуги там кого-то заинтересует?
   - Господин инспектор очень на это надеется.
   - Необходимо зайти домой, сменить одежду и предупредить семью, - спокойно сказал инженер. - Примите мое скромное приглашение.
   - Боюсь, что мне придется обидеть вас отказом. Мне еще предстоит узнать, когда именно разумнее наносить этот визит. Я хотел заручиться вначале вашим согласием - я не думаю, что мой источник сможет дать мне эту информацию дважды.
   Инженер коротко поклонился.
   - Господин инспектор найдет своего покорного слугу в Ситамати, четвертый дом слева от моста. В рабочее время - здесь.
   Полицейский кивнул и встал.
   ...Они дошли вместе до перекрестка. Пожилая женщина проводила их взглядом из-за забора. Что-то не так было с этими двумя, выглядели они чиновниками из новых времен, а шли и смотрели - как люди из времен старых, и никакая чужеземная форма с металлическими пуговицами и шитьем на узких рукавах не могла скрыть волчьей повадки. У перекрестка тот, что пониже ростом, пошел направо, а высокий остановился и закурил. Огонек его сигареты - тоже заморская мода - мерцал в сумерках, как красный светлячок. Когда светлячок угас, высокий полицейский решительно зашагал налево, к центру.
   ***
   Это было приятное дело, оставленное на вечер, напоследок. Приятное не существом своим, а тем, что его, наконец, можно было сделать. Более того, в нынешних обстоятельствах оно превращалось в оперативную необходимость. Человек, к которому шел полицейский, был из лагеря патриотов и хорошо показал себя во время смуты. А потом смута кончилась и те, кто выжил, стали большими людьми. Иногда очень большими. Но когда в досягаемости почти все, часто вдруг оказывается, что не хватает чего-то еще. А связи есть, а знания есть, а возможности сбыта выросли. Впрочем, пока созданная чиновником сеть занималась только контрабандой, вернее, только безобидной контрабандой, токийская полиция предпочитала закрывать глаза. Как говорят классики, рыба веселее плодится, если пруд чуть затянут ряской, а люди лучше служат государству, если кое-какие стороны их жизни оставляют без внимания. И если у этих людей хватает ума не переходить границы...
   Потому что желание съесть слишком жирный кусок иной раз переводит простую контрабанду в ранг государственной измены.
   Полицейский остановился у ворот, за кругом света от фонаря, и посмотрел на ярко освещенные окна особняка. Большие, плоские - как в управлении или железнодорожной конторе.
   Он снял фуражку, положил на подстриженный куст под балконом. Подпрыгнул, подтянулся, перехват, еще один, вот, стоял человек на земле, а теперь стоит на балконе. Есть преимущества у высокого роста, есть.
   Хозяин в домашнем кимоно, из-под которого виднелся воротник европейской рубашки, сидел за тонконогим столиком и увлеченно что-то считал и записывал в тетрадь. Что-то у него не сходилось, он зачеркивал, считал снова, перекидывал косточки абака. Потом поднял голову - и кисточка выпала из руки.
   - Я, - а ведь молодец, даже петуха не пустил, - вас не звал.
   И правда. Не звал. Приятным было сегодняшнее дело, приятным. Г-н Ямагути не просто держал сеть, не просто торговал тем, чем не следовало. Он еще любил рыбалку. Любил ловить людей на ту или иную наживку. На жадность, на страх, на обиду. Ловить и ломать. Он был из старых Исин-Сиси, с самого начала, и по контрабандной своей линии до прошлого месяца не делал ничего особенно дурного. Если бы не смерть Окубо и всеобщий переполох, его бы никогда не позволили убить - слишком многие помнили его прежним, слишком многие были ему обязаны теперь...
   - Не звали. Я пришел предложить вам еще одну сделку. Вы скажете мне, когда и с какого причала заберут груз из пакгауза 4-4-8 - воистину несчастливое число, - а я не стану заводить на вас дело, и ваше имущество достанется вашей семье.
   Господин Ямагути откинулся на спинку кресла, сдвинул руки на край стола, побарабанил пальцами как бы в раздумье. Значит, в ящике стола у него револьвер. Только дернуть на себя бронзовую ручку и выхватить. Сакамото Рёма многим наглядно продемонстрировал преимущества американского огнестрельного оружия над японским холодным - и у господ благородной цели оно вошло в моду.
   Хозяин дома немного, совсем немного не рассчитал. Он полагал, что инспектор слишком близко подошел к столу и потеряет драгоценное время, пока будет возиться с ножнами. Господина Ямагути не учили драться в тесных помещениях. Этому мало где учили. Вообще-то, инспектор не был сентиментален и спокойно пустил бы в ход свой собственный, тоже неуставной, револьвер. Но на шум сбежалось бы полдома, а инспектора не интересовал никто из домочадцев.
   Хозяин дома не заметил, пропустил движение - и звук, должен же быть звук... - и теперь видел краем глаза волнистый рисунок по кромке. Хороший меч. Очень хороший. Княжеский. Откуда он у полицейского?
   - Подарок, - прочел мысли инспектор. - Так когда придут за грузом?
   - Если я скажу... вы меня убьете.
   - Я убью вас в любом случае, - пояснил инспектор. Правой рукой он сооружал что-то из большого европейского носового платка, и чиновник вдруг понял, что это - кляп.
   - Вас услышат...- прошелестел чиновник.
   - Будет очень жаль. Я не люблю вредить посторонним.
   - Чего вы хотите? - чиновник смотрел на неподвижное лезвие. - Денег, чего?
   - Имя. Сроки.
   - Вам не нужно, - убежденно сказал чиновник. - Это не те люди. Или вовсе не люди. Мне заплатили, да. Но я не стал бы - мне и так было хорошо, я не стал бы, если бы не боялся.
   Это тоже правда - не стал бы. И боялся. И очень обрадовался возможности купить себе облезлого полицейского волка по сходной цене. Зря.
   Полицейский молчал. Он ждал. Ему было все равно, и от этого в душе господина Ямагути злость пересилила страх. Пусть идет и нахлебается того ужаса, которого пришлось глотнуть ему.
   - Завтра, - голос подвел, сорвался в шипение. - Завтра, - повторил он уже тверже. - Они придут вечером, после восьми. Его называли просто сэнсэй, но я его узнал. Это был Ато, Кагэ-но-Ато, Тень. Он убивал для нас в ту войну. Он понял, что я узнал его и что испугался. Он потом еще дважды приходил ко мне сам, хотя мог просто послать человека... Ему нравилось, что я его боюсь. З-зачем... вам... это? Из мести?
   Полицейский посмотрел на него, будто заметил наконец.
   - Вы, Исин Сиси, все до одного считаете, что это ваше время. Но оно и наше тоже. Мы проиграли войну. Мы пустили вас к власти. Мы делим ответственность, господин Ямагути.
   Прошелестело лезвие, кровь плеснула на дубовую столешницу, на бумаги, на абак... Тело грузно осело на стуле.
   Не позже, чем завтра, люди Ато - или, вернее, люди того, на кого работает Ато, - начнут выяснять, откуда полиция могла узнать про пирс и груз. И особенно про время. Они довольно быстро придут сюда - и уже не пойдут дальше, потому что им все станет ясно.
   Мы проиграли войну. Сёгунат проиграл войну. Север проиграл. И потому в новой столице очень много людей с севера - им не заработать на жизнь в разоренных провинциях. Их много, их вытеснило вниз, но глаза у них есть. Глаза, уши, память - и знание, с кем можно говорить, а с кем совсем нельзя. И поэтому инспектор знал о деле много больше, чем могли предполагать его противники. И уж точно больше, чем могло предполагать его начальство. Нельзя сказать, чтобы то, что ему удалось выяснить, его хоть сколько-нибудь радовало. Но так лучше, чем вслепую.
   Полицейский привычным движением стряхнул кровь с лезвия, распустил не понадобившийся кляп, вытер оружие. Белый носовой платок с широкой синей каемкой остался лежать на полу. Он предпочел бы синий с белым, конечно, но так тоже ничего.
   ***
   Ночь удалась темной. В самый раз для воров и засад. Луна сквозь сплошные облака еле проглядывала, то ли к дождю эти облака набежали, то ли еще разойдутся - непонятно. Не хотелось бы вымокнуть и подхватить простуду. Невовремя бы вышло.
   Портовые склады сильно разрослись с тех пор, как Асахина последний раз здесь бывал. Пожалуй, сейчас он без помощи Сайто - никак не получалось думать о нем как о Фудзите - не нашел бы дороги. Конечно, он с закрытыми глазами отыскал бы причал, где разгружались американские транспорты с рельсами, а вот перегрузочные причалы и мелкооптовые пакгаузы... впрочем, обратно он при необходимости выберется, а дорога туда - не его забота.
   Сайто взял всего пятерых. Для того, чтобы подцепить на крючок, - хватит, для серьезного дела - нет.
   За поясом у инженера Асахины были оба меча. В нарушение закона. И кое-что еще за пазухой. Тоже в нарушение закона. Но это инженера тревожило мало, куда больше его смущало то, что Ато хорошо видит в темноте. Если бы ками, или бодхисатва Каннон, или местные духи были благосклонны и немного разогнали облака...
   - Вряд ли он придет сам, - почти беззвучно сказал человек справа.- Я думаю, его нет в городе.
   Шум двигателя они услышали издалека. К причалу у пакгауза шел небольшой паровой катер. Стукнули сходни, и на берег шустро сбежало полтора десятка людей. Для погрузки - вполне достаточно.
   - Почему просто не послать сюда наряд полиции? - спросил инженер.
   - Потому что я хочу, чтобы нас здесь увидели. И потому что мне не понравилось, что они грузятся ночью. Больше шансов, что охрана обратит внимание. Я бы на их месте приехал белым днем - да ваши ведь так и делали в свое время.
   Инженер улыбнулся. Да, и фейерверк тогда вышел замечательный. А уж какой был шум потом...
   Он смотрел, как при воровских фонарях с заслонкой прибывшие споро таскают ящики, и думал об одной вещи, которая не давала ему покоя со вчерашнего дня. Когда меч рассекает живот и внутренности вываливаются, а второй удар перерубает горло, так что кровь хлещет фонтаном, человек умирает. Десять лет назад Асахина Тэнкен нанес Кагэ-но Ато именно эти два удара.
   - Я же говорю, его здесь нет, - сосед отозвался на невысказанную мысль, а вернее, на характерное напряжение мышц. - А повернуться оно могло по-всякому. Под Вакамацу покойный Кирино считал, что убил меня. А я - что убил его. А выжили оба. Кстати, а почему это мы шепотом? Господа, - позвал в темноту полицейский, - вы вообще-то находитесь под арестом по подозрению в контрабанде.
   Если бы в причал ударила молния и возник сам Фудо-мё-о с огнем, мечом, петлей и прочими атрибутами небесного правосудия, - это не произвело бы большего впечатления. Тем более что облака, точно по заказу, разошлись и в прореху выглянула круглобокая луна, осветив высокую фигуру полицейского.
   Это оцепенение отняло у пришельцев несколько драгоценных секунд, а потом откуда-то с борта щелкнула команда - что было не очень важно, потому что люди на берегу и на складе уже были взяты на прицел. Большинство умрет. Двое останутся в живых. Вопрос был - сколько уйдет на катере. Потому что катер уйдет. Должен уйти.
   Инспектор прикидывал, как правильно замешкаться, но тут вопрос решили за него. Человек метнулся через борт катера прямо на настил, перепрыгнул через груду ящиков - как перелетел, и устремился на Сайто, занося над головой льдисто сверкнувший меч. Инспектор укатился с линии удара (быстрый нынче пошел заговорщик, так я могу и не успеть...) Рядом грохнул выстрел, еще раз - летун сложился пополам и рухнул. Сайто ударил его ножнами под основание черепа - пусть полежит. Обернулся. Асахина стрелял из здоровенного револьвера, уложив правую руку на сгиб левой.
   Из-за ящиков огрызались, с борта тоже. Летун отыграл своим время. Теперь под прикрытием ящиков те, кому повезло, могли сбросить сходни и отплыть.
   - Оставьте на развод, - сказал инспектор. - Пусть нижние чины постреляют. Им полезно.
   Инженер спрятал свой револьвер и подошел посмотреть на прыгучего заговорщика.
   Инспектор поднял оброненный ночными грузчиками фонарь, отодвинул заслонку. На утоптанной земле лежал человек среднего роста, в темной одежде, волосы связаны в хвост на затылке, лицо - ничего примечательного. Обе пули попали ему в грудь, и с такого расстояния не было видно, жив он еще или уже нет.
   Инспектор поставил фонарь на землю, наклонился - и в который раз мысленно поблагодарил американцев за 36 калибр и общую основательность. Потому что летун дернулся вперед, навстречу. И явно с недобрыми намерениями. Но слишком резко - кровь толчком выплеснулась из отверстий на груди, летун осекся - и удар ножнами под подбородок отправил его обратно. Инспектор вынул дайто и аккуратно отрубил заговорщику голову.
   - Не хотите его допросить? - удивился инженер.
   - Посмотрите, куда вы ему попали.
   Инженер посмотрел. Это было не хуже, чем тот двойной удар, что достался Ато. Тот, кто может дышать и двигаться с такими ранами, не человек. И перепрыгнуть те ящики человек бы тоже не смог. И еще... - когда этот прыгнул, вокруг стало ощутимо холоднее, а контрабандисты заорали от ужаса. Почему?
   - Господин инспектор уже имел с этим дело?
   - С похожим. Однажды.
   - Расскажите, - мягко сказал Асахина. Нет, Тэнкен. - Что они такое?
   - Охотно, но не сейчас, - инспектор резким движением стряхнул с лезвия кровь и, приподняв голову за волосы, протянул одному из рядовых. - Отнесите на ледник, непременно на ледник, иначе к утру пропадет. Может быть, удастся опознать. Господин Асахина, вы приглашали меня в гости. Такой жаркой ночью я не отказался бы от чашки чая.
   Дом господина Асахины находился в Ситамати, на самой окраине. Газовое освещение сюда еще не провели, и проведут нескоро, а небо вновь затянули тучи - так что воровской фонарь сослужил преотличнейшую службу. А уж сам дом Сайто отличил от других с первого взгляда: в одной из комнат сквозь сёдзи было видно мерцание керосиновой лампы. Госпожа Асахина ждала супруга.
   Во дворе дома напротив залаяла собака. Раздвинулись сёдзи, визгливый женский голос прикрикнул на пса.
   - Извольте пройти сюда, - Асахина сдвинул дверь.
   Ступив в генкан, Сайто стукнулся головой о низкую балку. Высокий рост имеет и свои недостатки. Как и европейская обувь. Сколько ни ставь ее носками к двери, все равно много времени не сэкономишь - шнурки. И завязывать мешкотно, и оставлять нельзя - споткнуться можно. Обувь для мирной жизни - и как только варвары в такой воюют?
   Рядом с выстроенными в ряд сандалиями валялась тамадама. Инженер поднял игрушку, улыбнулся, взмахнул рукой, ловко поймал привязанный шарик на "обушок" крестовины.
   А женщина уже раздвинула дверь и поклонилась мужу. Асахина поклонился в ответ - так же глубоко, как поклонился бы мужчине. Сайто приподнял бровь. Мито?
   В соседней комнате явно спал ребенок - так тихо ступали и говорили хозяева.
   - Господин Фудзита, это моя жена, О-Аки. Господин Фудзита мой старый знакомый.
   - Будьте как дома, - госпожа Асахина, женщина по имени "осень", склонилась перед гостем. Голос у нее был совсем девичий, юный, а когда она подняла лицо, Сайто увидел уродливый шрам. Начинаясь под волосами над правой бровью, он пересекал все лицо, чуть оттягивая уголок губ. Если бы не шрам, женщина была бы дивно хороша.
   Копье, а скорее даже плоский штык. Местной работы. Если по углу удара судить. Это вы правы, Асахина-сан. В жены нужно брать своих. Тех, на кого не страшно оставить дом.
   - Ты устала, иди спать, - сказал Асахина, предупреждая предложение подать на стол. - Я сам приму гостя.
   - Мой муж так заботлив, - Осень поклонилась мужу, поклонилась гостю - и выплыла из комнаты. И подслушивать, конечно, не будет. Зачем?
   Инспектор устроился на предложенном дзабутоне перед токонома, огляделся. Асахина вышел - судя по звукам, во внутренний двор. По летнему времени многие готовили на улице. Но чайник - тяжелый заморский типоото - инженер принес быстрее, чем рассчитывал инспектор. Видимо, госпожа О-Аки держала чайник на жаровне.
   - Ваш покорный слуга перенял от англичан пристрастие к красному чаю. Не желаете ли попробовать?
   - Отведаю, - усмехнувшись про себя, Сайто ответил хозяину в его манере. Асахина кивнул, придвинул стол и сходил за чайным прибором. В маленьком, некрашеной глины чайничке заварил напиток на иноземный манер. Запах у красного чая был... странный. Терпкий, не такой свежий, как у зеленого.
   Приглядевшись, господин инспектор разглядел на боку пузатой посудины клеймо токийского завода.
   - Уважаемый хозяин поощряет отечественную промышленность?
   Асахина кивнул. Кажется, изменения в стиле речи его совершенно не беспокоили.
   - Что ж, пока ждем чая - самое время приступить к рассказу, - Сайто снова огляделся.
   Что же не так с этим домом? Что-то ведь не так, и вовсе не смесь японского и иноземного - у господина Ямагути был более крутой замес, и это не смущало. Вроде и токонома, и живые цветы, и какэмоно висит - "путь, истина, жизнь", - интересно, что бы это значило? Дансу, рядом - высокий шкаф для европейской одежды, новенькие самодельные дзабутоны, осирэ... Нет, дело не в том, что в доме есть - а в том, чего здесь не хватает. Пустует алтарь-камидана. Нет одноглазого Дарумы. Нет бумажных амулетов, расписанных заклинаниями от злых духов. И приношения для богов - риса и сакэ - тоже нет. Что ж, из-за океана люди возвращаются просвещенными на европейский лад, а у белых круглоглазых господ нынче принято не верить ни в богов, ни в демонов. Мудрено ли, что инженер, ежедневно наблюдая в действии силу железа и пара, перестал верить в силу духов-хранителей?
   Во всяком случае, господин Сайто его понимал. Сам верил только в то, что видел. Правда, и видел много лишнего.
   - Первый раз ваш покорный слуга убил такого в шестьдесят четвертом. Несколько таких пытались поджечь большой храм Инари в старой столице. Уважаемый хозяин знает, как недостойные провинциалы относятся к пожарам в городской черте.
   Слово за слово - и инспектор Фудзита рассказал инженеру Асахине о ночных поджигателях в Киото, а керосиновая лампа отбрасывала на стену тени Сайто Хадзимэ и Ранмару Тэнкена. Инженер не прервал гостя ни словом, только несколько раз подливал чаю - очень кстати: горло пересыхало быстро. А красный чай хоть и был хорош на вкус, но оставалась после него во рту какая-то кислятина.
   - В общем, полной ясности добиться так и не удалось. Если это люди, то люди, с которыми что-то сделали. И не очень понятно, кто бы мог сделать такое с человеком. А если нечисть, то почему именно такая?
   - Юрэй, - тихо сказал господин Асахина.
   Господин Сайто на этот раз удивился. Для человека, не держащего дома приношения для ками, странно верить в неупокоенных мертвецов.
   - Вы желаете, чтобы я помог вам в этом деле, - то был не вопрос. - И я помогу. Вы ведь наверняка знаете, где их логово.
   Что-то прошуршало совсем близко.
   Асахина двигался почти так же быстро, как тот летун в порту, - мгновение, и вот он уже распахнул рывком фусума.
   В свете керосинки блеснули глаза мальчика лет восьми, одетого в юката явно с плеча... матери? Нет, по возрасту госпожа О-Аки никак не могла быть матерью этому мышонку.
   - Отчего не спишь? - строго спросил Асахина.
   Мальчик попытался поклониться.
   - В доме чужой. Отец, извините за неловкость...
   - Спать, - сурово сказал отец. - Да извинись прежде перед господином инспектором.
   - Прошу простить неосторожного.
   Неосторожного, надо же. Инспектор кивнул, принимая поклон мальчика. Не советовать же хозяину дома научить сына двигаться, не тревожа воздух, и дышать менее громко. Захочет, сам и займется.
   - Ты много успел услышать? - продолжал расспрашивать Асахина.
   - С самого начала. Папка, ты видел юрэя? Страшный он?
   Асахина помолчал, подумал.
   - Нет демонов страшнее тех, что поселяются у человека здесь, - он показал на сердце. - Злой человек хуже, чем юрэй. Иди спать, ни о чем не беспокойся. И вещи не разбрасывай, - вручив сыну тамадама, Асахина закрыл комнату.
   - Как бы то ни было, - сказал он, поворачиваясь к инспектору, - их можно убивать. Когда господин инспектор идет брать их? Завтра? Или уже сегодня?
   - Завтра. Или даже послезавтра. Господин инспектор хотел бы, чтобы новости о сегодняшнем визите дошли до всех, кому их положено получить.
   Инженер опять кивнул. Даже в случае неудачи, чем больше выйдет шуму, тем лучше.
   Задерживаться здесь уже не имело смысла: господину инженеру и так всего ничего оставалось времени на сон перед новым рабочим днем. Инспектор Фудзита откланялся и встал.
   - Это было истинное лакомство, - несколько покривив душой, сказал он. - Я пришлю к вам человека. И, похоже, нам обоим придется воспользоваться вашим паровым чудовищем, чтобы попасть на место. Это как раз там, куда вы проложили временную ветку.
   - Господин инспектор полагает, что так легче прибыть на место незамеченным?
   - Господин инспектор полагает с точностью обратное.
   Асахина сам подал обувь и проводил гостя на улицу. Опять показалась луна, и воровской фонарь был пока не нужен.
   - У вас прекрасная семья, господин инженер. Чей это мальчик?
   - Не знаю. Он сам не помнит. А у господина инспектора есть семья?
   - Это имеет значение?
   Асахина промолчал. Нет, это, конечно, не имело значения.
  
  
   Глава 2
  
   Горелый лес
  

Плоть моя сгниет
В плоти острова Эдзо,
Но бессмертный дух
На восточных берегах
Пусть хранит тебя.

Предсмертное стихотворение Хидзикаты Тосидзо

  
   Проехав полчаса в кабине паровоза, господин инспектор понял, отчего вошли в моду черные таби. От угольной пыли было некуда деться, и разговора тоже не вышло: котел гудел так, что приходилось кричать. Было бы тише, не задувай в распахнутые окна ветер, - но тогда они вчетвером с кочегаром и машинистом просто сварились бы заживо.
   Асахина привык к такому общению, да и Сайто вскоре научился перекрывать шум голосом, но какой же серьезный разговор может быть, когда орешь через голову машиниста и кочегара? Ах, подумал господин инспектор, надо было взять эту штуку с ручным двигателем. Дышали бы сейчас свежим ветром, а не дымом. Нет же, захотелось прокатиться на драконе.
   C другой стороны, инженер с центральной станции никогда не отправился бы на этой штуке к людям, которые поставили его станции некачественный тёс. Он приехал бы в экипаже - или поездом. А господин инженер Асахина известен своей практичностью. Значит - поездом. А пассажирские поезда до лесопилки компании, увы, не ходят. Нет в том необходимости.
   - Хотел спросить, - крикнул господин инспектор. - Эта дорога, получается, вдвое длиннее, чем до Йокогамы, - почему ее на картах нет?
   - Это временная дорога, - несмотря на то, что инженер тоже кричал, создавалось четкое впечатление, что он говорит тихо. - Насыпи нет. Просто выровняли грунт и положили шпалы. Когда участок станет не нужен - его разберут и перенесут на новое место. Удобно. Конечно, скорость не та - но зачем здесь скорость? И котел не потянет - он уже старый.
   - Экономили?
   - Нет, это подарок англичан. Мы у них брали займ. На линии Токио-Йокогама все машины новые, и обслуживают их англичане. А здесь мы обучаем японцев. Вот, Сёта-кун займет место машиниста на линии, когда у англичан закончится контракт.
   - Кто, кроме ваших, знает, что эта ветка есть?
   - Ну ее же видно... - удивился инженер.
   Видно, конечно, видно. Глазами. Если смотреть. Если обращать внимание. Я знаю, как строили эту дорогу, от людей, которые ее строили. И я знаю кое-что о том, что находится в точке назначения, - от людей, которые там работали. А о кое-каких вещах не знаю почти ничего, потому что людей, которые были там, теперь нет нигде. Но для очень многих, господин инженер, того, что не нанесено на карту, просто не существует.
   - Вам доводилось бывать... - инспектор сделал вид, что вспоминает, - в Кадзибаяси?
   - Только на погрузочной станции. Деревня выше по склону. За лесом ее не видно.
   Кочегар удивленно вскинул лицо - и тут же вернулся к работе.
   - Да, Дзиро? - спросил Асахина. - Ты хотел что-то сказать?
   - Я... - парень утер лицо полотенцем. - Вы извините, господин Асахина... не мое это дело...
   - Смелей, - подбодрил инженер, передавая ковш с водой.
   - Ну, как-то раз, пока грузили шпалы да уголь - тем летом еще - мы с Номурой - машинист, что сбежал потом, помните? - пройтись до деревни решили. Зимой-то больше к машине жмешься, либо в конторе сидишь, а летом - ну, сами понимаете, не все ж ящериц ловить...
   - Ну-ну, - инженер, принимая от кочегара наполовину опустевший ковшик, отпил сам, потом передал Сайто.
   - Хорошо, у местной бабы спросили, - продолжал Дзиро. - А то так бы до вечера загуляли. Деревня-то вверх по склону - в трех ри! И сгорела давно. У дороги - поселок для охраны да работников лесопилки. Так бы и проходили день до вечера!
   Сходится. А еще идет узкоколейка - до шахты. Тянут волы. Шахтные же волы. Слепые животные и невнимательные люди - так многое можно спрятать. А вот что у них машинист сбежал, я слышу впервые.
   - Что вышло с этим Номурой?
   Асахина пожал плечами.
   - Многие поначалу думают, что здесь нечто вроде колдовства, - и к вербовщикам идут охотно. А здесь - тяжелый труд, а главное, труд непривычный, по часам. Разочаровавшись, такие люди просто не приходят на работу в день после выплаты жалованья. Увы, господин Номура не первый и не последний.
   - Когда он пропал?
   - Осенью. Простите, здесь у меня записей нет. Дзиро?
   - Да сразу после осеннего полнолуния.
   Ничего не дает. Если он там что-то подглядел - почему его не убили сразу? Или вправду сбежал?
   - И много народу так делает?
   - Три-четыре человека ежемесячно, - Асахина поморщился. - Нанимается много отребья. Бродяги, поденщики. Люди боятся техники. Такие, как Дзиро-кун - исключение.
   Напрягшийся было парень просиял.
   - Долго еще?
   Инженер глянул на часы, прикрепленные рядом с манометром.
   - Минут пятнадцать - если нигде не размыло дорогу и не украли гайки.
   - А что, воруют?
   - Случается. Из гаек выходят хорошие грузила для сетей. Но на участке господина Мияги это происходит редко.
   - Мало ходят?
   - Мало воруют. И ходят тоже.
   Господин инженер понимал, о чем речь. Господин инженер прекрасно понимал, о чем речь, с самого начала.
   Последовало долгое молчание. Инспектор разглядывал карту. Её, как и транспорт, предоставил инженер - та, которой пользовались в полицейском управлении, не отражала текущей действительности. Наконец машинист сказал:
   - Вот. Мы на месте.
   По бокам дороги вздымались груды земли - выравнивая путь, здесь прорыли траншею примерно в три локтя глубиной. Затем показались штабеля темных древесных плах. Сквозь дым пробились два резких запаха - живого хвойного леса и дегтя.
   И если хозяева не знают, что к ним едут с рекламацией, то узнают сейчас. Догнать и перегнать гостей на подъеме - проще простого. Но девяносто из ста - ко встрече уже все готово. Есть такое прекрасное варварское изобретение - телеграф.
   Паровоз остановился. Их уже ждали - по меньшей мере, ждали поезда.
   Сёта-кун остановил состав так, чтобы его удобнее было загружать: насыпь в этом месте устроили высокую и отвесную с одной стороны. Рабочие, взбегая по мосткам наверх, переворачивали над вагоном тачки - и бежали вниз за новой порцией угля. Рядом тут же начали с рук на руки передавать шпалы, укладывая на открытую платформу. Сайто выпрыгнул из кабины вслед за машинистом и с удовольствием прошелся по насыпи, разминая ноги. Дзиро, извинившись, побежал в кусты. Сёта, присев на какую-то плашку, принялся набивать трубку.
   Обычно за этим грузом прибывал сюда помощник Асахины, Ояма Кэнъитиро. Сын купца, он плохо разбирался в котлах и рессорах, но хорошо - в цифрах. Асахина привык мыслить фунтами и стоунами, футами и ярдами, и не умел так быстро и ловко переводить их в сяку и кэны, каны и кины.
   А это было нужно, потому что именно в канах и кинах считали уголь служащие господина Мияги, и именно в стоунах и фунтах составлена была техническая документация англичан. А впрочем, рекламация, которую господин Аасхина вез в портфеле, относилась не к количеству, а к качеству поставляемого товара.
   - Вы! - крикнул он погрузчикам. - Да, вы, подите-ка сюда. Со шпалой вместе.
   Виновато переглянувшись, рабочие потрусили в его сторону. Надсмотрщик, заметив неладное, тоже поспешил на верхушку насыпи. Асахина ждал, сделав суровое лицо.
   - Это что же такое, - он ткнул пальцем в блестящую от дегтя шпалу. - Гляньте, экий сучище! А ведь записано же, что сучков быть не должно. Да разве такая шпала выдержит нагрузку? А позовите-ка мне сюда господина Синдо! А эту дрянь не сметь грузить!
   Подумал. И рявкнул.
   - Прекратить погрузку!
   Надо сказать, погрузчики и не подумали ослушаться, а десятник - возражать. Пожалуй, тут даже паровоз не посмел бы возразить, а в нем железа было побольше, чем в десятнике.
   - Нам могут не дать больше поговорить наедине, - спокойно сказал инженер. - У вас есть план?
   Полицейский присел на пенек, сорвал травинку и принялся жевать.
   - Нас пропустят. Нас достаточно мало, а наш противник достаточно тщеславен. Вы не беспокойтесь. Наше дело - поднять шум. Я доложил наверх и написал кое-кому еще. Броненосца, а спрятать его они не успеют, вполне хватит - это уже состав преступления.
   Что доложил - это инженер не сомневался. А если этот кое-то будет не сидеть, а действовать... Впрочем, неумному Сайто бы писать не стал. А план... Что ж, бывали планы и похуже.
   - Мне кажется, что вы слишком осторожны со мной и недостаточно с противником.
   Полицейский подумал, кивнул.
   - Я докладывал не по команде. Вернее, по команде я вообще не докладывал. Я пошел выше по линии и в сторону. Это компетентный человек - и переворот ему сейчас очень невыгоден. Не скажу, чтобы он был рад меня видеть, но он меня выслушал.
   - Вы говорите о министре обороны.
   Полицейский кивнул.
   - Он не рискнет вмешиваться силами министерства. Особенно сейчас, после смерти Окубо. Вы же понимаете, там сейчас все напуганы и ждут подвоха. Если он начнет двигаться слишком резко, его самого могут обвинить в заговоре и попытке захвата власти. Ему нужны основания.
   Основания. Если они здесь что-то найдут, это будут основания. Если их здесь убьют - инженера с важного государственного проекта и старшего инспектора столичной полиции - это будут основания. Если заговорщики дернутся раньше времени - это будут основания.
   - Я не хочу рисковать, - извиняющимся тоном сказал полицейский.
   Асахина бесшумно засмеялся - и все его лицо осветилось эти смехом.
   - Окубо-сэнсэй, - сказал он, отсмеявшись, - среди всего прочего упомянул вот что. Для постройки железной дороги правительство хотело брать займ у крупных торговых домов. На самых выгодных условиях. Но купцы испугались вкладывать деньги в такое новое дело и отступились. Займ мы взяли у англичан. Окубо-сэнсэй узнал недавно, что господин Мияги, который в наших глазах был защитником этого займа, на деле очень много сделал для того, чтобы сорвать его. Он отговорил всех - и единственный внес свои деньги. Он получил заказ на шпалы, деготь и прочее - тут много чего делают для дороги. Как вкладчик, он в курсе дел концессии - а вот в его дела никто не может сунуть носа. Сюда идет господин Синдо, управляющий.
   - Вижу, - кивнул полицейский, - а о концессии мне рассказали только вчера.
   Действительно, что делать, как не смеяться. Один узнает от министра внутренних дел, второй - от министра обороны.
   - Качество шпал упало в последнее время, - торопливо, почти не шевеля губами, проговорил Асахина. - Сильно упало. Они торопятся, господин инспектор.
   И, договорив, он слегка поклонился управляющему.
   Поклон управляющего был глубже - но без подобострастия, присущего десятнику, и даже... с издевкой? Да, похоже на то.
   - Счастлив предстать вашим очам, господин Асахина.
   - Прошу простить мое несвоевременное вторжение.
   Если господин Синдо рассчитывал кого-то смутить, рассчитывал он зря. В области этикета люди из хана Мито могли дать пол-острова форы всем, кроме разве что урожденных придворных. Впрочем, господин инженер, пожалуй, мог бы постоять за себя и в окружении императрицы-матери.
   - Что послужило причиной столь неожиданного визита?
   - Будучи исполнен сожаления, скажу: недовольство качеством поставляемой продукции. Господин Флэннери порекомендовал сложить все забракованные шпалы на платформу и вернуть вам. Мы решили не утомлять грузчиков. Вот рекламация, подписанная господином Флэннери, господином Атари и вашим покорным слугой. Вынужден с глубоким прискорбием сообщить: еще один случай - и нам придется сменить подрядчика.
   - Но как такое может быть? - на лице управляющего отразилось искреннее удивление. - Наши усилия, без сомнения, ничтожны, в сравнении с задачами, стоящими перед многоуважаемым гостем, но рекламации...
   - Извольте пройти на насыпь и убедиться лично. Мне не было бы прощения, если бы я ошибся.
   При появлении Синдо рабочие повскакивали. Кто курил - быстро выбил и спрятал трубку, кто жевал - мгновенно проглотил недожеванное и спрятал недоеденное. Сайто не заметил в работниках признаков истощения - но у многих согнутые в поклоне обнаженные спины носили следы палки, а у двоих были отрезаны уши. Обычное дело вне городской черты. В городах полиция с этим борется. Старается бороться.
   - Да, все это никуда не годится, - осмотрев несколько шпал из приготовленных к погрузке, Синдо покачал головой. - Ах, господин Асахина, предприятие так велико, дел так много - мыслимо ли за всем уследить самому, а управляющие ненадежны. Вот трещина, а вот это - что за сук! Ужасно, ужасно. Притащите-ка мне Куроду, - это было брошено уже двум охранникам. - Да, господин Асахина, сколь великий путь нам предстоит пройти, прежде чем мы догоним Европу - и догоним ли? Наступит ли время, когда слова "японский товар" будут вернейшей порукой качества?
   - Несомненно, - вежливо-сухо ответил Асахина.
   - Я понимаю - как эта глупость, наверное, должна была выглядеть в глазах заморских коллег достопочтенного...
   ...Все это было очень интересно. А интересней всего то - что рассыпающийся в любезностях Синдо до сих пор не счел нужным даже поздороваться со вторым незваным гостем.
   Двое охранников подтащили к насыпи какого-то пузатого детину. Детина бухнулся в ноги управляющему.
   - Ты что ж это, сволочь! - Синдо несколько раз с силой ударил его бамбуковой тростью по спине. Детина всхлипывал басом, но ни глаз, ни голоса не поднимал. - Позорить господина Мияги перед правительством! Перед иностранцами! Ты должен был проверять качество каждой шпалы! Это что такое, а?
   Управляющий пнул детину ногой в зад, и тот покорно ткнулся в сучковатую шпалу носом.
   - Сорок палок ему, - сказал Синдо. - Прямо на этой шпале - чтобы хорошенько запомнил, как выглядит брак.
   - Прекратите немедленно, - Асахина снова заговорил тем приказным тоном, каким остановил погрузку. - Господина Флэннери не интересуют излохмаченные спины ваших работников. Его интересуют хорошие шпалы.
   - Осмелюсь возразить, господин Асахина, - народишко здесь подлый. Знаете, что за деревня Кадзибаяси?
   - Знаю, - жестко сказал Асахина. - Но разве эдикт 1871 года не касается ни вас, ни господина Мияги, ни этой деревни?
   - Подобное поведение, - сказал голос из-за спины инженера, - несведущий человек мог бы расценить как неуважение к императору.
   Сведущий, конечно, не расценил бы. Во многих, многих местах с работниками обращались прескверно - революция лишила работы сотни тысяч людей, и хозяева часто соблазнялись принципом "собака сдохла - другую купим". Другая революция - промышленная - только набирала обороты, но ее маховик уже вовсю давил и топтал. Эдиктом добились разве того, что теперь по хребту мог отхватить и самурай. Но самурай не стал бы этого терпеть - а вот для эта мало что изменилось.
   - Ах, - господин Синдо опустил трость. - Как же еще справляться с этими людьми?
   - На вашем месте я бы проследил за погрузкой лично, - сказал Сайто, а про себя подумал: совсем этот человек не разбирается в людях, если полагает, что Асахину может удовлетворить такая грубая подделка.
   Отделаться от Синдо таким образом, конечно, было нельзя - он вызвал следить за погрузкой кого-то из своих помощников. Впрочем, Сайто и не рассчитывал на это всерьез - так, ткнул палочкой, посмотреть, куда дернется муравьиный лев.
   А лев муравьиный. И должен бы визитеров испугаться. Очень испугаться. Однако не боится вовсе. Даже смеет это показать, краешком, как городская красавица еще один слой цветного шелка. И ему это нравится. Неужели такой человек - и замешан в этом деле?
   Асахина кивнул на предложение Синдо обсудить рекламацию в конторе. Дзиро проводил их тревожным взглядом.
   Привратники при виде прибывших почтительно поклонились. Как же, инспектор из министерства. Солидный человек, мундир с шитьем, заморская сумка в руках и меч на поясе. Важный чиновник! И полицейский при нем - виданное ли дело?
   Чиновник держится строго, а по сторонам глядит с любопытством. Да, тут и сушильня для дерева, и лесопилка с заграничными машинами - бревно в три обхвата им разделать, что кость собаке разгрызть: раз - и нет! И уголь жгут, и деготь делают, и поташ - есть на что любопытствовать. А сам чиновник ростом не вышел, полицейскому еле-еле макушкой до плеча достает.
   Прибывшие прошли в распахнувшиеся ворота, чиновник даже кивнуть соизволил. А полицейский-то росту такого, что на любого сверху вниз смотреть будет. И глаз у него недобрый, желтый. Как у волка.
   И сразу видно, кто настоящий, а кто нет. Вот управляющий, господин Синдо, тоже всегда в заморской одежде, а она на нем где морщится, где висит, где колом стоит... Правда, кто на него посмотрит да бездельным человеком сочтет, очень тот ошибется. Потому что господин Синдо не только как управлять знает, а и как они, эти страшные заморские штуки, внутри устроены.
   Тут господин управляющий пригласил столичного инспектора в контору, и смотреть стало не на что. Разве на воробьев.
   Документ, подготовленный еще в столице, переписывать не пришлось. Управляющий скрипел, жаловался, залил всю контору таким количеством масла, что в ней можно было утопить паровоз, - но рекламацию подписал, не попытавшись даже отложить дело до завтра или сослаться на отсутствие полномочий.
   Вот оно, значит, как, - подумал Сайто. - Они готовы. Готовы со дня на день. Синдо уверен, что рекламация эта до начальства не дойдет. Но неужто он нас так просто отпустит? Самое смешное - нам ведь тогда придется выкручиваться, придумывать причины остаться...
   - Прошу прощения, - Асахина окончательно перешел на официальную речь, обращаясь к Синдо как к младшему, - но мне потребуется также осмотреть вырубку. Меня и моих коллег смущает не только качество работы, но и качество материала.
   - О, я предполагал это, - весело ответил управляющий. - Что ж, мы отправимся, едва закончится погрузка. Не прикажете ли подать чаю?
   - От чая не откажусь, - сказал Сайто. - В горле пересохло, угольной пыли наглотался.
   Управляющий улыбнулся и позвонил в медный треугольник. Вскоре принесли чай. Сайто пил долго, обстоятельно.
   - Пообедаем наверху, - продолжал управляющий. - А пока что вы осмотрите погруженный материал и я покажу вам поселок.
   - Буду чрезвычайно признателен. - Асахина коротко поклонился.
   - Могу ли поинтересоваться... потребуется ли присутствие господина инспектора?
   - К сожалению, да, - инженер развел руками - естественный, извиняющийся жест. - Ввиду недавних событий мое начальство несколько чрезмерно обеспокоено моим ничтожным благополучием.
   Инспектор не улыбнулся. Последний раз он исполнял обязанности телохранителя три месяца назад и объектом была императрица-мать. К тому же, он сомневался, что сможет охранить Асахину Рана от того, от чего тот не сможет охранить себя сам.
   Погрузка внизу уже была завершена. Ба, удивился Сайто, да как же он все это будет сводить? Тут ведь не меньше мана этих деревянных штук! Но инженер не стал пересчитывать каждую шпалу - он достал из портфеля раскладной железный аршин и замерил высоту штабелей на платформах, а после пересчитал штабеля, пощелкал костяшками абака и, удовлетворенно кивнув, расписался в накладной. Завинтил тушечницу, спрятал все в ту же пузатую кожаную сумку - экая громоздкая штука, ни за плечи ее не повесишь, ни к поясу - и, помахивая бумажкой, чтобы подсушить подпись, направился к паровозу. Сайто пошел с ним рядом, управляющий почтительно отстал.
   - Сёта, - не понижая голоса, сказал Асахина. - Вот тебе накладная, отдай ее господину Ояме. Передай ему, что я останусь осмотреть предприятие и шахту. Может быть, до завтра. Если не приду к вечерней погрузке - не беспокойся.
   - Господин инженер, - машинист опустил глаза. - Вы лучше на ночь не оставайтесь. Нехорошее здесь место.
   - А что так? - Сайто полез за сигаретой.
   - Деревня Кадзибаяси, - Сёта облизнул губы и повернулся спиной к управляющему и рабочим, - она здесь недавно. Прежде, до войны еще, выше в горах была деревня Уэмура...
   Сайто пожал плечами. В горной стране каждая третья деревня зовется Уэмура, ибо это и значит "верхняя деревня". Что в этом странного? - так должен был прочесть его жест круглолицый парень.
   И вправду, ничего странного. А если название деревни совпадает с фамилией человека, который в последнее время приобрел влияние, совершенно непропорциональное его скромной должности, то это простое совпадение. А если даже не совпадение - что тут такого? Он будет не первым сельским самураем, возвысившимся в нынешнюю эпоху перемен.
   - Там бедные земли, люди жили тем, что рубили лес да уголь жгли. И хорошо жили, - машинист заторопился, - Но там пропадали люди, господин инженер. До войны еще пропадали. Говорят, в горах жили рокуро-куби. А потом сюда переселили... этих, ну и совсем плохо стало. Это ведь эта, нечистые - они после смерти не могут успокоиться, бродят и пьют кровь.
   - Сёта, - Асахина сказал это громко и строго. - Стыдно машинисту железной дороги верить во всякую чушь.
   - Вот видите, - сказал сзади управляющий, - даже те, кто работает в столице. Чего уж ждать от нашего захолустья.
   - Просвещенные люди, - Асахина держал все тот же строгий тон, - должны в первую очередь показывать пример людям простым. Так что наш долг объяснять таким, как Сёта-кун, ошибочность их воззрений. Как можно презирать людей за то, что они согрешили в прошлых рождениях, если в этом рождении все мы грешим непрестанно, Сёта-кун? Как можно верить, что мертвецы ночами бродят и пьют кровь? Отправляйся немедленно - и передай документ по назначению. Дзиро, в кабину.
   С каждым словом в Асахине все меньше оставалось от чинного инженера и всё больше - от командира летучего отряда, каким он и был до отъезда в Англию. Интересно, заметил ли это превращение управляющий? Он должен быть толковым человеком - бестолковый не смог бы так долго делать два таких разных дела.
   - Господин инженер и вправду не верит в демонов ?- спросил управляющий. - Здесь такая глушь, что зимой можно поверить во что угодно.
   - Вашему покорному слуге не доводилось видеть в жизни ничего страшнее людей.
   Да, с этим бы согласился каждый, кому не повезло встретить тогда еще не инженера на ночной улице. Или на дневной.
   - А если убийство такой страшный грех, - инспектор затянулся, - то все мы трое в следующей жизни будем париями. В свете этого не вижу, отчего бы мне брезговать париями в жизни нынешней. Я ведь не ошибся, Синдо-сан? Вы воевали и, кажется, даже имеете отличия?
   Синдо мгновение-другое выглядел ошарашенным, потом деланно расхохотался.
   - Неплохая шутка, господин инспектор. Ну что ж, отправимся в дорогу. Первым делом я покажу вам запруду. Мы пройдем вслед за бревном весь его путь - от сплавки до вон того навеса, куда сгружают пропитанное дерево. Ведь мы делаем не только шпалы, господин инженер. Последний большой заказ, к примеру, получен от токийского муниципалитета - фонарные столбы. А еще ожидается заказ на быки для нового моста.
   - Вы используете какие-то ускоренные методы пропитки? - с интересом спросил инженер. - Деревянные быки недолговечны.
   - Да, конечно - пропитка под давлением, передовой метод, запатентованный совсем недавно, - Синдо лучился неподдельной гордостью. - Я покажу вам котлы в свое время, а теперь - вот она, запруда.
   Сайто в первый миг не понял, где именно запруда - там, куда показывал управляющий, не было воды. Через мгновение наваждение развеялось: воды хватало, и в ней тяжко, как изморенные жарой буйволы в грязи, ворочались толстые бревна - плотно, бок к боку, едва покачиваясь на волнах. Рабочие на другом берегу поддевали крючьями одно за другим - и эти движения передавались остальным, так тесно толкались они в воде.
   Сайто прикинул высоту плотины - вышло что-то около полутора дзё.
   - Да. И у нас только дуб и сосна. На шпалы идет средняя часть ствола. Здесь следят за тем, чтобы древесина отбиралась тщательно.
   Ввиду причин инспекции заявление было несколько опрометчивым, но господин инженер промолчал.
   - Конечно же, сучья обрубают еще там, наверху, - Синдо жестом пригласил их перейти плотину. - Но не следуют думать, что их бросают зря. Самые толстые идут на уголь, из остальных делают топливо.
   - А в чем разница? - подыграл Сайто.
   - Уголь, - снисходительно вздохнул Синдо, - используется в очистительных фильтрах для... чего угодно. Наш идет на винокурни господина Мияги. Подумать только, в свое время господин Мияги приобрел эти земли как раз для нужд своих винокурен. Кто же знал, что здесь, в горе - настоящее сокровище, черное золото... Побочные продукты сначала нейтрализуются известью, а затем из них извлекается спирт; а известь в сочетании с уксусной кислотой служит для добычи уксусно-кислого кальция. Последний направляется в сушильни полужидким, частично сушится на воздухе, а потом в больших сушильнях. И уже твердым его смешивают с этиловым спиртом и серной кислотой для получения уксусно-кислого этила. Этот продукт, господа, весьма востребован кожевенниками. Остатки масел идут на топливо. Каждая тонна дерева дает 135 фунтов уксуснокислой извести, 61 галлон 82-процентного метилового спирта, 610 фунтов угля, 15 галлонов дегтя, богатые масла, осветительные масла, креозот и 600 кубических футов горючего газа. И мы не остановимся на этом.
   - Впечатляет, - кивнул Асахина.
   - Вот угольные ямы.
   Синдо мог бы и не показывать пальцем - дрожащий воздух над провалом в земле говорил сам за себя. Сайто ступил на край мостков, ведущий вниз.
   Внизу был ад.
   Инспектор видел раньше, как пережигают древесный уголь - яму, где горит дерево, присыпали землей, обкладывали дерном, чтобы огонь не мог добраться до воздуха... А тут - камень и металл, трубы, отводящие дым в какой-то длинный барак - наверное, ту самую сушильню, о которой говорил господин Синдо, - и сухой, лютый жар без огня.
   Среди раскаленных печей сновали раздетые до набедренных повязок люди - в один цилиндр грузили дрова, из другого высыпали черный, отливающий серебром уголь. Неподалеку от ямы в траве под деревом был овражек поменьше - и оттуда доносился отчаянный рев младенца.
   - Что там? - не дожидаясь ответа, Асахина зашагал в ту сторону.
   Десятка полтора детишек, от совсем крохотных до трехлетних, копошились в песке. За ними, покуривая трубку, приглядывала черная сморщенная старуха. Орущий младенец не производил на нее никакого впечатления.
   - В чем дело? - спросил инженер. - Отчего здесь дети и чьи они?
   - Работниц из горячих цехов, - пожал плечами Синдо. - Те женщины, что работают на лесопилке и на вагонетках, носят детей за спиной, а в горячий цех, сушильню или угольную яму ребенка не возьмешь.
   Девочка лет трех на дне ямы подняла голову - и, не переставая разглядывать гостей, помочилась под себя.
   - Почему мать не придет и не покормит малыша?
   - Она должна сначала выполнить урок, - Синдо поморщился. - Здесь дурно пахнет, пойдемте.
   - Младенцу не больше недели. Вы выпустили на работу женщину, родившую всего неделю назад?
   Синдо поморщился.
   - У этих неприкасаемых железное здоровье, Асахина-сэнсэй. Право слово, вы зря о них беспокоитесь. А если бы они были не так блудливы, у них не было бы забот со своим отродьем. Вечером мать покормит его, а если он сдохнет до вечера - невелика беда, у нее еще до весны будет новый. Поверьте, они жалеют о своих выродках не больше, чем крысы.
   - Если вечером, - спокойно спросил инспектор, - почему дети здесь?
   Тому могло быть несколько причин, но инспектор полагал, что уже знает, в чем дело.
   - Ну, так удобнее все же: меньше идти и есть кому присмотреть - деревня в это время дня пуста...
   Инспектор кивнул. Мужчины на работе, женщины на работе, но работа - разная, ее много и не сразу скажешь, отлучился ли человек по делу - или сбежал. Если дети здесь и под присмотром, бежать труднее.
   - Я вынужден буду настаивать на изменении условий труда ваших работников, - ровным голосом сказал Асахина. - Или на передаче подряда в другие руки.
   Подряд в любом случае перейдет в другие руки, но если инженер промолчит, это будет выглядеть странно.
   - Если подряд отберут, эти детишки просто сдохнут с голоду, - улыбнулся Синдо. - Так-то вам их жаль?
   - Я все-таки полагаю, что потеря ничтожной выгоды от использования женского труда и экономии на мужской заработной плате мало ударит по концерну Мияги. Гораздо меньше, чем потеря лица. Прошу вас, соберите матерей и отправьте их с детьми в поселок.
   - Если пройдет слух, что мы кормим всех шлюх даром, - осклабился Синдо, - они, боюсь, возьмут головное управления концерна Мияги в осаду.
   - Разве эти женщины не работали на вас до рождения детей? - Асахина вскинул голову. - Или я должен поклониться вам в ноги?
   - Что вы, что вы, такого позора я не переживу! - Синдо согнулся. - Так и быть, сегодня по случаю визита господ из столицы у всех матерей будет выходной. Прикажете отпустить с работ и детей?
   - А много их у вас занято? И где?
   - Сбор опилок, обработка сучьев, щепок, работа по кухне, уборка. У нас не бездельничают.
   - Я вижу, - Асахина кивнул на метущую двор у барака девочку, которая была меньше своей метлы.
   - Мне казалось, что наш подход должен бы встретить одобрение в столице.
   - В столице, - спокойно сказал инспектор, - полагают, что нам придется много строить и, может быть, очень много воевать. А голодные, забитые люди - плохие работники и еще худшие солдаты.
   - Голодные? Что вы, они питаются лучше, чем в собственных деревнях, или откуда они там сбежали. Скот должен быть покорен и сыт. Не верите? Хотите, пройдем на кухню?
   - Да, пожалуй, - согласился Асахина. Проходя мимо девочки с метлой, остановился, присел перед ней на корточки и заглянул в лицо. Потом посмотрел на ноги - из под короткого кимоно торчали коленки. Лодыжки были в продолговатых синяках. Девочка, вцепившись в метлу, замерла от ужаса.
   - Сделайте выходной для всех детей младше десяти лет, господин Синдо, - попросил Асахина.
   - Для вас все что угодно - но это замедлит обед. Мне некем заменить кухонных рабочих.
   - Хорошо, отпустите поварят после обеда, - инженер вздохнул.
   Какой интересный сдвиг. Вряд ли это мысли самого господина Синдо. "Скот должен быть покорен и сыт " - это даже не китайское, пожалуй, это кое у кого из заморских соседей считают, что в покорности людей может надежно держать только неослабевающий панический страх... Хотелось бы знать, так думают в компании Мияги - или в другом месте?
   Но насчет "сыт" господин Синдо не соврал - на кухне поварята сновали у больших котлов с рисом. Неочищенным - но рисом. Не ячменем, не просом. Учитывая, что визита все-таки ждали, это могло быть и представлением на публику - но Сайто отметил, что истощенными рабочие действительно не выглядели. Две старухи чистили дайкон, мелюзга подбрасывала под котлы щепки и хворост, девочки постарше разделывали рыбу.
   Нет, это не для инспекции - все двигаются слишком привычно, не очень замечая то, что делают. Здесь действительно готовят примерно такие объемы еды. И, может быть, их хватает. Тут все зависит от того, кто и как эту еду распределяет.
   - У нас не воруют, - словно уловив его мысли, сказал Синдо. - Каждый рабочий получает не меньше ста моммэ в день. Посмотрите сюда, - он показал на забавный инструмент: весы, на одном коромысле которых была закреплена гирька, а на другом - железное кольцо. - Сюда вставляют чашку, и раздатчик наполняет ее до тех пор, пока она не перевесит. Все рассчитано заранее, и если после раздачи кому-то из рабочих не хватило или в котлах осталось больше одного кина - старший по кухне отвечает своей спиной. Поэтому никто не смеет обкрадывать компанию. Интересно, Асахина-сэнсэй, как бы вы добились такого эффекта без помощи палки?
   Асахина улыбнулся.
   - В школе, где я учился, была общая кухня. Помогать Аояме-сан считалось честью. Никто не крал - об этом невозможно было подумать. Я это запомнил. Почему бы вашим работникам не гордиться тем, что они - часть вашей компании?
   Инспектор вспомнил рабочего у входа на станцию. Да, господин инженер и вправду много чему научился в школе.
   Синдо снова расхохотался.
   - Идемте смотреть перегонный цех, - сказал он.
   Этот цех оказался еще одной преисподней на земле. Сайто ко всякому был привычен, но тут уж зажал нос рукой. Деревянный барак продувался со всех сторон - и то не спасало: все рабочие ходили, обернув лица мокрыми тряпками. Креозотом даже не пахло - он прямо-таки бил в нос со всего плеча. Гудели, рычали, свистели непонятные барабаны. Стальные витые трубки разевали пасти, словно змеи, - и из пастей в подставленные бочки капал яд. Господин инженер, впрочем, оказался человеком привычным, да и управляющий даже не поморщился.
   - Сколько длится смена? - спросил Асахина.
   - Двенадцать часов, - отозвался Синдо. - Этот цех не останавливается.
   - Почему не восемь? Уставшие люди не так внимательны.
   - Наши люди всегда внимательны.
   Руки рабочих там, где между рукавом и заскорузлыми перчатками виднелась кожа, были покрыты язвами от ожогов и едких веществ. Сайто все-таки не выдержал, вышел за ворота, уступив дорогу вагонетке со свежей порцией угля. С этой стороны барака открывался вид на другой склон горы - и вверх, и вниз по склону уже была пустошь. Даже пни выкорчевали - видимо, из них тоже можно было натопить какое-то количество едучей дряни. Ветер сносил гнусные запахи вниз, в котловину - и земля, и воздух были здесь отравлены, искалечены, изнасилованы.
   В пропиточном цеху Сайто уже ничему не удивлялся. Врытые в пол чугунные дуры в несколько человеческих ростов дышали жаром, а воняло здесь как и в перегонном. Синдо, тыкая пальцами в какие-то циферблаты, рассказывал Асахине, как температуру в котле поддерживают не ниже чем пять градусов до "точки вспышки", под каким давлением подают дрянь, которой пропитывается шпала, сколько коку древесины и дегтя при этом идет в каждый котел. Сайто, ничего в этом не понимая, разглядывал суетящихся у вагонетки людей - одинаковых, закопченных, как хибати, кукол, с замотанными лицами и изъязвленными руками.
   Нужно будет, если останется время, узнать у господина инженера, что тут - промышленная норма, а что - местная инициатива. Потому что в будущем, похоже, полиции придется расчищать такого рода завалы чаще, чем хотелось бы.
   - А что будет, - спросил он так, дабы не стоять столбом, - если жар поднимется выше этой... точки огня? Деготь и дерево загорятся?
   - Да, - Синдо улыбнулся снисходительно. - Вы делаете успехи, поздравляю. И они не просто загорятся - от резкого расширения газов котел может разорвать. Вы заметили обсыпку вокруг барака? Это чтобы защитить все остальное от горячих осколков. Страшно даже представить, что будет, если парочка таких упадет в лес.
   Они вышли наружу.
   - Работники верят, что деревню Уэмура - о которой вам рассказывал машинист - сожгли тэнгу в отместку за то, что местные жители рубили лес в священном месте на горе Огамияма. После этого поселок выстроили в другом месте, и зовется он Кадзибаяси, "Горелый лес". Но я, как и вы, господа, не суеверен. Это место точно оправдывает свое название: мы жжем здесь лес, чтобы изменить лицо Японии. С вашей, господин Асахина, помощью.
   Господин инспектор начал понимать тэнгу...
   Асахина покачал головой.
   - Если бы это делалось с моей помощью, здание стояло бы над речкой. И я бы ослабил конструкцию стены, обращенной к воде. Тогда бы вам не пришлось так опасаться осколков, - он сделал паузу. - И платил бы пенсии семьям погибших, конечно.
   - Пока еще не погиб никто. Они знают цену оплошности, господин Асахина. Я же говорю, они очень, очень осторожны. Кроме того, речка не настолько широка, чтобы осколки через нее не перелетели. Полагаете, мы не думали об этом? Нет, наш способ предохранить лес от пожара более прост и надежен - вверх по склону вырубка, а вниз... в случае пожара мы просто взорвем плотину. Конечно, груз погибнет, но все можно будет восстановить, а вот лес - нельзя.
   - Если взорвать плотину... вы потеряете не только груз, пожалуй.
   - Все остальное восстановить еще легче, - отмахнулся Синдо. - Руки дешевы. Дороги котлы - но там мало что может пострадать и у нас есть свои литейные.
   Асахина опять кивнул.
   - Мы посчитали, что сможем снова начать производство через месяц после взрыва. Конечно, потерянное время, мокрый лес... но если сравнить с последствиями настоящего лесного пожара - мы легко отделаемся. Ну что ж, здесь, пожалуй, все, - Синдо, поднявшись на вал, оглядел вырубку и завод, как полководец - поле битвы. - Если вы желаете посмотреть еще и шахту, я подам экипаж. Ах, простите - естественная надобность давно меня беспокоила, а теперь настоятельно заявляет о себе. В этом, к сожалению, мы пока еще не превозмогли природу - а жаль.
   Он взмахнул тростью и поспешил вниз, к конторе, где было отхожее место для начальства. Сайто поверил бы в естественную надобность, если бы не увидел человека, которому взмах трости был адресован, - судя по чистой и опрятной одежде, конторского служащего.
   - Вы видели что-нибудь подобное? - спросил инспектор. И понятно было, что спрашивает он не о котлах, запахе и жаре.
   - Видел, - кивнул инженер. - В Осаке во время голода. За морем кое-где - в качестве... частной инициативы. А о таком - читал. Это раньше было в обычае, особенно при обустройстве неимущих.
   - Как думаете, что у них там? Телеграф?
   Разговора не получилось и в этот раз - конторский служащий, обменявшись с Синдо двумя словами, уже спешил к ним.
   - Счастлив предстать глазам гостей, - поклонился он. - Зовите меня Нисигава, пожалуйста. Сейчас подадут ландо. Не желаете ли перед этим отведать чаю?
   - Желаем, - сказал Сайто. - Опять дегтем надышался.
   Их снова поили чаем в конторе. Синдо переменил рубашку, Нисигава заливался цикадой. Обед, говорил он, подадут наверху, у вырубки. Ах, как им повезло - сама госпожа Мияги будет обедом распоряжаться! Ах, что за чудо госпожа Мияги - верная и умная жена; пока муж делает дела в столице, она тут распоряжается всем - и закупками продуктов для рабочих, и строительством, и лесопилкой - всем-всем. И какая красавица при том! Глаз не отвести! Ах, до чего это бывает редко - чтобы умная женщина была красива, а при том и верна. Истинное сокровище.
   - О да, - торжественно сказал инженер, - одно из величайших благ в непрочном мире.
   Вскоре подали и ландо - лошадка, правда, подгуляла: японская полукровка, для такого шикарного экипажа низковата. Но что ж тут харчами перебирать - сели, поехали.
   И если смотреть вдаль, на склоны, то можно подумать, что со времен первого императора ничего тут не изменилось. А если смотреть вокруг или вперед - думать так уже нельзя. Параллельно дороге идут вниз рельсы.
   - В коляске быстрее?- удивляется инженер.
   - Да, вверх вагонетку тащат волы или люди. Вот же, смотрите.
   Впереди показалось нечто вроде поезда - вереница тележек, сцепленных друг с другом. Тележки все были пусты - кроме двух последних. В них стояли четыре больших котла - с рисом и рыбой - да кадка с соленым дайконом. Поезд тащил вол, погоняемый мальчиком лет восьми. Мальчишка то покрикивал "Корэ-ярэ!", то принимался срубать хворостинкой головы-соцветия придорожным сорнякам. Услышав сзади топот копыт, он остановил "состав", почтительно склонился и не разгибался, пока ландо не оставило его тележки далеко позади.
   - Это один из поварят, и свою увольнительную он получит после обеда, - ответил на незаданный вопрос Синдо. А это, - сверху прошагали несколько молодцов с дубинками за поясами, - вторая смена охраны. Они получают свою пищу наверху, там отдельная кухня. Их сменщики поднимутся на обед и отдых туда же.
   - А почему они не едят внизу? - спросил Асахина. - Кормят у вас в самом деле неплохо, я и дома не всегда так ел.
   - Помилуйте - есть вместе с эта! - Синдо фыркнул. - Вы ведь бывали в Бейкоку, господин инженер. Разве там белый человек сядет за стол рядом с черным?
   Бейкоку, "страна риса", страна изобилия - так называют Соединенные Штаты... Сайто усмехнулся краем рта. Поди ж ты, и у них есть свои неприкасаемые - об этом, небось, Сакамото помалкивал...
   - Там не каждый сел бы за стол и со мной, - а вот инженер усмехнулся уже открыто. - Да и вас, господин Синдо, большинство американцев дальше кухни не пустило бы. В Калифорнии мне часто доводилось видеть надпись над дверью в бар - неграм, китайцам и бродячим собакам вход запрещен.
   - Но ведь вы не китаец, - в голосе Синдо ослышалось что-то похожее на беспокойство.
   - А они не видят разницы, эти круглоглазые господа. Они бы вас и с корейцем перепутали, и от айну бы не отличили. Иногда даже с представителями наших дипломатических миссий случались конфузы, - улыбнулся Асахина. - Господину Кацу Кайсу, Защитнику Провинции Ава, представьте, как-то не дали остановиться в гостинице, объяснив, что в приличном заведении не место всякому сброду.
   На лице управляющего проступило нечто вроде священного ужаса.
   - И что же сделал великий господин Ава-но-Ками?- представить себе действие, которое было бы адекватной реакцией на подобное непочтение к человеку, которого при жизни назвали "духом-защитником", господин Синдо явно не мог.
   - Поговорил с этими людьми. Они переменили свое мнение. И на его счет, и насчет сброда.
   Впереди показалась стена усадьбы. Дорога шла мимо - туда, где раздавался стук топоров. Над усадьбой парила снежная шапка Каванори-ямы, по левую руку была Митаке-сан, по правую - Огами-яма. Туда, в сторону "Горы бога", убегали рельсы. А несущая бревна река разделяла Митаке-сан и Каванори-яму, словно голубая орденская лента: Митаке - плечо, Каванори - голова.
   А уголь, значит, выковыривают из зубов у бога... Конечно, зубы-то у него не черненые, а от природы черные. И за углем приходится лазить в пасть. И время от времени эта пасть смыкается.
   - Сколько всего людей работает на шахте? - спросил Асахина.
   - Шестьдесят два, не считая баб и детей, - отозвался Синдо.
   Сайто мгновенно произвел подсчеты. Мальчишка вез четыре котла на четверть коку. Итого, коку риса и рыбы. Шестьдесят человек по сто моммэ - это шесть канов. Значит, потребуется два котла по одному то, а мальчишка вез впятеро больше. Даже если принять, что женщин и детей на шахте столько же, сколько мужчин - хватит четырех котлов по одному то. А в повозке у нас десять то. Кто съедает остальное? Охранников кормят отдельно - вон, дымится под навесом, не иначе кухня. Где же эти едоки? И зачем тащить еду наверх вагонеткой? Почему не поставить кухню и не готовить на месте? Чтобы не разводить огонь - глупости... Чтобы дым не демаскировал? Так туда уже рельсы ведут, все видно.
   Остается одно: поселок для охраны (вот они уже и въехали в ворота и видят его своими глазами) невелик, поставь тут кухню побольше - у поваров непременно возникнут вопросы. А внизу они готовят сразу по меньшей мере на четыре сотни человек. И готов прозакладывать что угодно - понятия не имеют о том, сколько народу трудится на шахте. Знают только своих, деревенских. Так... Очень понимаю господина Синдо. В этих условиях действительно придется людей бить и гонять. Бить и гонять и ущемлять в каждом движении. Потому что, если этого не делать, работники начнут смотреть по сторонам. И увидят много странного. Да и отчетность будет сходиться, только если выжимать из людей все - и еще немножко.
   - Добро пожаловать! - на высоком крыльце улыбалась женщина - действительно, очень красивая. И очень подходящая к этой усадебке - вот ведь, веселый садик в горах, и до того естественно выглядит - словно кусочек леса взяли да обнесли высокой каменной оградой. И лишь внимательному взгляду видно, как мастерски проложены тропинки, очищены от сорняков "дикие" заросли и нарочно состарен каменный мостик через ручей.
   Одета женщина была не по-японски, а так, как одеваются европейки, которым охота поиграть в японок: длинный просторный халат, тонкий поясок, повязанный под самой грудью. Оттого и европейское платье не делало ее фигуру кургузой. Легкий зеленый шелк струился вниз, от плеч к подолу делаясь темнее. Через локти переброшена китайская шаль цвета морской волны.
   - Госпожа Мияги, - по-европейски поклонился Асахина. Надо же, какую военную выправку показал!
   - Прошу любить и жаловать, - а вот эта японская фраза резанула по уху в сочетании с протянутой для поцелуя рукой. Впрочем, такую славную ручку отчего бы не поцеловать.
   Ногти красавицы были острижены коротко и не носили ни малейших следов краски. Гейша. Бывшая гейша. Розовый Пион, карьеру начинала в третьеразрядном Доме Сирени в Нагасаки, девятнадцати лет выскочила замуж за американского капитана, и в обновленную Японию вернулась уже вдовой и судовладелицей.
   Отчего нет? Если человек хорошо и до тонкости знает одно дело - он может освоить и другое. Господин Мияги был из тех, кто и при старом режиме не стал бы особо смотреть, кого принимает в дом, если с ним в дом приходит торговый флот, а уж после революции-то, когда столько людей с громкими именами взяли в жены старых подруг, ему и вовсе не на что стало оглядываться.
   Их провели в столовую, обставленную в европейском стиле - "ёсицу". Ёсицу, ёфуку - европейская обстановка, европейская одежда, и хозяйка по имени Ёко, через тот же знак. Знак "океан", он же "заморский", он же "чужой".
   Стол был накрыт на три персоны - значит, Синдо куда-то собирается. Едва подали суп, предположение подтвердилось - со двора донесся топот копыт и скрип лакированного дерева, а потом удар и вскрик: Синдо хлобыстнул тростью кучера. Хозяйка чуть сдвинула бровки и насмешливо оттопырила нижнюю губу. Надо думать, его поездка как-то связана с той публикой, которой предназначены лишние рис и рыба. А злость - с тем, что не пригласили пообедать?
   После супа подали форель. Асахина управлялся с обеденным прибором так же ловко, как и хозяйка. Сайто заметно не хватало сноровки - но он следил за этими двумя и брал со стола те же вилочки, что и они. Поддержать беседу тоже не мог - английский у обоих был слишком беглым. Но ему и не нужно было знать английский, чтобы уловить в голосе хозяйки игривые тона.
   Что имел в виду Нисигава, восхваляя ее верность? Почему Синдо был так зол? Или господин Мияги ждет от супруги сугубо деловой верности - что в наше время тоже немаловажно? Асахина в бытность свою Тэнкеном славился красотой. Даже в розыскном списке среди особых примет было указано: "необычайно хорош собой". Война оставила ему несколько преждевременных морщин, сделала рот жестче, линию подбородка тверже - но он и сейчас был хоть на сцену. Однако успехом у женщин не пользовался. Вернее, имея этот успех в изобилии, совершенно не пользовался им. Неизвестно, как оно было за морем, но, насколько Сайто изучил его повадки здесь - до женитьбы он жил совершенным монахом, даже в веселый квартал ходил только за компанию и только выпить.
   ...Асахина что-то, улыбнувшись, сказал, женщина засмеялась и наконец-то перешла на японский.
   - Я объяснила господину инженеру, что сегодня на японской половине дома и в саду состоится костюмированный вечер. Гости будут представлять разные эпохи Японии - от Хэйан до последних лет перед Бакумацу. Я оденусь как дама времен Камакура. И приглашаю вас.
   - У нас нет костюмов, - усмехнулся Сайто.
   - Вот и Асахина-сэнсэй так сказал. Но ведь костюмы у вас есть! На этом балу никто не представляет эпоху Мэйдзи - вы будете как нельзя кстати в своих мундирах. Оставайтесь! - она снова повернулась к Асахине. - Вы станете нашими почетными гостями.
   - Почетными гостями? - Асахина улыбнулся. - Или главным блюдом?
   Гейши улыбаются чуть-чуть, одними уголками рта, чтобы не попортить грим. А смеются, прикрывая рот рукавом или веером, - выбеленное лицо делает зубы желтыми. Госпожа Мияги рассталась с гримом десять лет назад, но привычка - вторая натура. Не улыбка, скрытая под веером, - глаза выдали ее.
   Мир недолговечен - и люди в нем неосторожны. Госпожа Мияги могла бы, вероятно, прожить несколько дольше, если бы не этот блеск в глазах. Так глядит... да, мастер-повар на будущее украшение стола, которое плавает себе в деревянной бочке, не имея на вечер никаких особых планов и не ожидая ничего, кроме, возможно, порции корма. И не ведает, что главное его достоинство в этой жизни - вкус.
   - Я не знала, что инженер Асахина не только мастер меча и каллиграфии, но и шутник, - расписанный морскими змеями веер свернул хвост. - Не желаете ли вы немного отдохнуть после обеда? Здесь неподалеку есть домик для управляющих и охраны. Бар в европейском стиле, иностранные напитки, девушки... Есть даже одна негритянка, Фудзита-сан... Черная, как земля. Вам не любопытно?
   Сайто притомился и решил сыграть солдафона.
   - Помилуйте, госпожа Мияги, во время облавы в Ёсивара мы таких предложений получаем по десятку на брата, да вам ли не знать. Сначала дело.
   - Мы приехали осмотреть лесопилку и шахту, - негромко, но настоятельно сказал Асахина.
   - Да, конечно, - на сей раз госпожа Мияги вовремя опустила ресницы. - Позвольте мне быть вашим проводником.
   - Будем счастливы, - Асахина снова церемонно поклонился.
   - Извините полицейского грубияна, - Сайто последовал его примеру.
   На входе в шахту им троим подали одинаковые лампадки. Еще две несли слуги впереди и сзади. В шахтном деле Сайто понимал еще меньше, чем в железнодорожном, и цифры выработки ему ничего не сказали. А закостенелый страх в плечах и шеях шахтеров был тем же, что и внизу.
   Обширную вырубку закончили осматривать уже почти на закате. Рабочие расходились по баракам, охранники опять сменялись. Сайто, как бы небрежно глазея вокруг, запоминал расположение постов. Асахина делал то же самое.
   - Не желаете ли принять ванну? - спросила госпожа Мияги.
   - С удовольствием, - чувство в голосе Асахины было совершенно неподдельным.
   - Онсэна здесь нет, но есть горячий водопровод, - женщина улыбнулась. - Достаточно отвернуть краны. Вам покажут.
   - Благодарю, - Сайто склонил голову. Не от чрезмерной вежливости, а потому что генкан домика, к которому подвела их госпожа Мияги, опять оказался низковат.
   Уже в прихожей инженер слегка повел подбородком в его сторону. Инспектор прикрыл глаза. Это способ осмотреть вещи, проверить оружие. И, вполне возможно, прихоть госпожи Мияги. Она достаточно любопытна - и, кажется, не из-за первой профессии, а от природы.
   Асахина кивнул и достал из портфеля чистую рубашку.
   - Да вы никак провидец.
   - Нет, - усмехнулся инженер. - Я каждый день беру на службу чистую рубашку - чтобы сменить, вернувшись из депо. Сажа - она оседает на воротнике... Если бы я не взял сегодня, Аки могла бы забеспокоиться.
   - Можно просто менять воротнички. Многие так и делают.
   - Это если запачкался один воротничок, - усмехнулся Асахина. - Посмотрите на себя.
   Сайто расстегнул мундир и оглядел рубашку. Месторасположение пуговиц на кителе проступало на белой ткани такими отчетливыми пятнами, будто кто-то писал там разведенной тушью. Манжеты... а на них лучше не смотреть.
   Ванна оказалась вполне в японском духе - круглая кадка, утопленная в пол, внизу - холодная печь. Видимо, водопровод провели уже после того, как поставили сам домик. Сайто потрогал краны. Один был горячим. Из-за фусума раздалось сдавленное хихиканье, кто-то там перешептывался, переминался с ноги на ногу. Полураздетый Асахина раздвинул перегородку - и взгляду Сайто предстали две женщины - одна обычная, а вторая... без головы.
   Да нет, на месте голова - только лицо того же цвета, что и темные потолочные балки. Если бы не цвет... хм, да нет, лучше пусть остается как есть. Экое диво: глаза навыкате, волосы как проволока, губищи - ладонью не накроешь... Неужто гости госпожи Мияги на такое могут польститься? Из любопытства разве что. Среди островитянок и темные бывают, но тут лицо какое-то уж совсем несообразное. Хотя, мы для них и вовсе странно выглядеть должны - сами желтые, а глаз, по их выкаченному счету, и вовсе нету... А госпожа Мияги и впрямь любопытна. И несколько невежлива.
   - Фудзита-сэнсэй, девушки предлагают потереть нам спину, - усмехнулся Асахина.
   - Спасибо, сами справимся, - Сайто, манипулируя двумя кранами, наконец нашел такое соотношение горячей и холодной воды, чтобы и не свариться, и по-людски кости прогреть. - Если они себе занятия ищут, пусть вот рубашки возьмут постирать. А если не ищут, то я и сам постираю.
   Девушки занятия не искали, и Сайто вооружился мылом и кадкой. Воротнички у него с собой были, а на горячей трубе рубашка как раз должна была высохнуть за время, которое уважающий себя человек проводит в бане. Не высохнет - и леший с ней, влажную наденем.
   Девки, конечно, будут подслушивать. Для того и присланы.
   Господин инженер следил за процессом с некоторым... недоумением. Вот уж не поверю, что ему в его богатой биографии не приходилось стирать белье.
   - А не разволнуется ли ваша супруга, если вы в свой час не появитесь дома? - спросил он.
   - Сёта зайдет к ней и скажет, что я задержался по рабочим делам на всю ночь. Мне нередко приходится.
   Меч инженер положил рядом с собой на лавку, а рубашку осторожно развернул - и достал еще один сверток. Револьвер. Потрогал сёдзи, довольно хмыкнул. Чем хороши японские дома - в случае чего можно уйти прямо через стену. Хотя Рёме Сакамото это не помогло.
   Инспектор покачал головой. С точки зрения гражданского, голый человек уязвимей одетого. Да одежда и вправду дает ряд преимуществ, особенно в лесу. Но уж очень характерно блестели глаза у госпожи Мияги. И убить их могли в любое время после выезда из конторы. Посади на холмик человека с хорошей заморской винтовкой, а еще лучше - несколько человек, и гостю останется только объясняться с владыкой Яньло, отчего это он обеспокоил бога смерти в неурочное время. Нет, в этом смысле стоило бояться визита на лесопилку или в шахту, а не в баню. И госпожа Мияги случаем устроить нечаянную смерть не воспользовалась. А шутка насчет ужина и главного блюда пришлась точно в руку. Да, во время ужина все и случится - и на повязки лучше идет чистая рубашка...
   В фусума вежливо постучали - и намыленный инженер прикрыл револьвер полотенцем.
   - Да?
   - Не согласятся ли господа отдать верхнюю одежду в чистку?
   - Благодарю вас, забирайте, - сказал Асахина, получив от Сайто утвердительный кивок.
   Мундиры унесли. Обыщут, конечно же, обыщут - и пусть их. Интересно, что носит с собой господин инженер? В карманах самого инспектора находилось множество мелких полезных вещей, которые могут пригодиться полицейскому. Ну и жетон, конечно. Но если здешние хозяева не знают, кто им наносит визит, он этот жетон съест. Без соуса. Хотя лучше бы, конечно, с соусом и лапшой. Потому что есть все-таки хочется. А особенно поужинать не удастся, потому что полный желудок при некоторых обстоятельствах много неудобней пустого. Нет, определенно этот мир несовершенен. В совершенном мире вода остывает медленнее, а преступной деятельностью не занимаются злобные двухходовые дураки.
   Сайто выбрался из офуро, уступая место Асахине - и пустил для него горячую воду. Нет, очаг под чаном - определенно лучше...
   Мирная жизнь не отразилась на фигуре господина инженера - сухой и юношески подтянутой. Как и у Сайто, тело его было летописью неудач. Или удач - как посмотреть. Вот надежду железнодорожного строительства знатно хлобыстнули по ногам - два суна ниже, и разрубили бы коленные чашечки. Старые шрамы, белые уже. А вот недавний: кто-то из позавчерашних соратников тыкал в господина инженера трехгранным штыком. И не так вы вольнодумны, сударь, как я решил было, посетив ваш дом. Вон, амулетик не шее носите. Интересно, что у вас зашито в этом омаморибукуро? Может, и не амулет - а по европейской моде локон с головы возлюбленной?
   - Эй, Асахина-сэнсэй, а скажите - английские женщины каковы?
   Инженер улыбнулся.
   - Очень вежливы, на свой лад, конечно. Чрезвычайно решительны и практичны.
   - Как госпожа Мияги?
   - Нет, она больше похожа на американку. Англией управляет женщина, Фудзита-сэнсэй, и английские женщины берут с нее пример... Знаете, там в ходу поговорка - железная рука в перчатке из бархата. Американки не считают нужным прибегать к перчаткам из бархата. Во всяком случае, в Сан-Франциско. Говорят, на другом побережье дело обстоит иначе, но я пробыл там слишком недолго и был лишен женского общества.
   - Бьюсь об заклад, вам его в Англии хватило с лихвой! - засмеялся инспектор.
   От горячей ли воды раскраснелся головорез Тэнкен?
   - Да, если моему покровителю удавалось оторвать меня от книг и вытащить в салон - я себя чувствовал как актер саругаку. В Англии придают значение происхождению - и то, что я, по их меркам, дворянин, открывало для меня довольно высокие двери... Часто расположение англичанки означает и расположение ее мужа. Лорд Саммерли, мой покровитель, хорошо в этом понимал. Но кто думает, что женщина, свободно принимающая мужчин или ездящая на такие приемы, доступна - тот совсем не знает Англии. Находить самурая очаровательным кавалером - это одно. Находить его возможным женихом - другое. На этом рынке за меня не дали бы и горсти бобов. Все, на что я мог рассчитывать, - это милый разговор или танец. И то если партнершу не смутит мой рост. Конечно, европейские танцы выглядят так, словно мужчина вот-вот повалит женщину на пол. Но танец заканчивается - и веер снова между вами, неприступный, как крепостная стена... - Инженер фыркнул. - Мне еще объяснили, что вальс в Англии танцуют медленнее, чем на континенте - и до неприличия пристойно.
   А время, проведенное за морем, все-таки сказалось. Теперь для Тэнкена континент - Европа, а не Срединная держава.
   - Но ведь есть и... черный рынок.
   - Да, есть, - инженер улыбнулся несколько... печально? - И там, где жен не распинали за измену, он ничуть не больше, чем был у нас до войны. Мне предлагали связь. Но вступить в нее - значило унизить себя ложью. Есть люди, которые могут улыбаться в лицо человеку, с чьей женой спят, - я бы не смог. А еще это значило принять роль потешной азиатской куколки.
   - Боюсь, англичане из-за вас будут ожидать от всех самураев такой же добродетели.
   Асахина расхохотался.
   - Порочным мужчинам в Англии приходится туго, господин инспектор. Из сил выбиваются, бедняги, оправдывая репутацию пожирателей сердец. Как начинающая гейша не может отказаться от визита, так и светский лев гоняется даже за теми юбками, которые ему и даром не нужны. Ах, Фудзита-сэнсэй, тамошние нравы и вполовину не так плохи, как о них говорят одни, - и вполовину не так хороши, как их хвалят другие.
   - Это можно сказать про что угодно. Даже про здешнюю кухню.
   Но не про здешние обычаи. И не про здешнюю манеру подслушивать. Шумят уж очень, хуже, чем мальчик Асахины. Впрочем, шуметь могут и нарочно.
   Взгляд инженера погрустнел.
   - Может быть - хотя я слабо на это надеюсь, - прививка английских нравов сделает наших мужчин более отважными.
   - Вы хотите сказать, что европейцы храбрее нас?
   Асахина кивнул.
   - Ненамного, и не в том, о чем вы, наверное, подумали. Из меня с пеленок делали человека, способного без колебаний снести голову ближнему и выпустить потроха себе... - инженер употребил не деликатное "сэппуку", а грубое "хара-о киру". - И сделали. А потом Кацура-сэнсэй и Сакамото-сэнсэй много бились над тем, чтобы научить меня отважно мыслить. Они бились не только надо мной - но со мной у них хоть что-то получилось. Когда мысли приводят японца к тому, что нужно переменить свою жизнь - японец скорее отбросит мысль, чем переменит жизнь, даже если это безмыслие погубит его и близких. Год назад мне пришлось убивать людей, с которыми мы вместе меняли жизнь, - только потому, что перемена завела их мысль в новый тупик, и они, испугавшись, предпочли отбросить ее и тем обречь на смерть себя и многих других. Мы убиваем друг друга потому, что не отваживаемся друг с другом спорить.
   Инспектор фыркнул.
   - Нас слишком много на островах. Последние два столетия между нами и смертью стояла только традиция. Мы двигались, как ваш паровоз - по рельсам, - и так жили. Не очень хорошо жили, но все-таки жили. Потому что были предсказуемы, понятны друг другу. Возможность разговаривать, личные убеждения - плодят непредсказуемость на каждом узле.
   Он потрогал рубашку. Почти высохла. Хорошо.
   - Если помните, Асахина-сэнсэй, многие из ваших коллег старшего поколения пошли убивать и жечь именно потому, что не могли вынести крушения картины мира, где Ниппон был центром, а варвары - недоразумением.
   - Но ведь и я о том же, - Асахина приподнял брови. - Изменить... образ мысли, - он не сразу подобрал японский перевод какому-то европейскому слову, - оказалось сложнее, чем проливать кровь. Я изучал историю заморских стран - Англии, Америки, Европы... У них тоже проливалось много крови - но чаще они пытались договариваться. Войне предшествовала попытка переубедить. Кайсу-сэнсэй и Сакамото-сэнсэй начали с того, что договорились.
   - В шестьдесят седьмом договориться было просто. В шестьдесят девятом - тоже, - полицейский улыбнулся. - Но победа, полученная без боя, лишена смысла. Она не дает нужного авторитета.
   Инженер выбрался из офуро и закрутил кран.
   - А все-таки с водопроводом не то, что с очагом, Фудзита-сэнсэй.
   ...Потом они в белье и юката пили чай и ждали, пока вернут мундиры. За чаем прислуживала девица - обычная, белолицая и вполне миловидная. Но разговорить ее не удалось: как и все здесь, она была придавлена страхом и даже в сторону Асахины глазами не стреляла, как делала бы любая девица на ее месте. Вполне возможно, что это она подслушивала за фусума.
   Мундиры им принесли растянутыми на палке - так обычно сушат и чистят кимоно. Но кимоно с его прямым кроем выглядит на палке естественно, а мундир с его вытачками - как человек, растянутый на пыточном станке. Однако вычистили хорошо. Даже лучше, чем хорошо, - кое-какие уплотнения за подкладкой исчезли, а шов в одном месте был много аккуратнее фабричного. Инспектор весело посмотрел на инженера - но тот явно не получал от ситуации никакого удовольствия. И как этого зануду начальство терпело всю Смуту - уму непостижимо.
   Последний разговор Сайто вообще не понравился: похоже, господин инженер не настроен убивать, а тут, по всей видимости, такой будет ужин, что лишь зевни - и вмиг из самого сябу-сябу нарежут. И не поинтересуются даже - сколько ты в стойле стоял и чем тебя кормили. Похоже, не стоило говорить инженеру, что меры приняты на все случаи жизни.
   Асахина, одевшись, до упора раздернул фусума, превращая гостиную в открытую веранду. Снаружи было уже темно. Ночь скрыла и лесопилку, и вырубку, и ту проплешину выше по склону, где когда-то, видимо, и стояла сгоревшая в войну деревня Уэмура.
   Уэмура, неприметное названьице, захолустное место - хотя новая столица так близко, что с вершины горы наверняка можно увидеть и ее, и залив... Название деревни, имя человека. Но совпадение - еще не доказательство. И сходство с покойным дайнагоном Аоки - не преступление. И участие покойного дайнагона в заговоре против сёгуна не доказано, а и было бы доказано - по теперешним временам ненаказуемо, не вешать же все правительство. Как было бы хорошо, господин Уэмура, если бы вы клюнули на приманку и показали здесь свой точеный носик. Даже если не получится вас достать... За ваше присутствие, господин Уэмура, я бы отдал и эту шлюху из Нагасаки с ее мужем, и их холуя Синдо и даже Ато. Точнее, не отдал бы, конечно, - а так уж и быть, оставил сердобольному инженеру. Вы себе не представляете, госпожа Мияги, на что способны по-настоящему добрые люди, если их сердце растравить страданиями ближнего. Они тогда делаются страшнее прожженных ублюдков вроде меня. При виде некоторых художеств все заморские идеи и намерение договариваться пропадают очень быстро. Честно говоря, на это и рассчитываю.
   - Что за ночь, - инженер досадливо поморщился.
   Сайто внутренне с ним согласился. Ночь - как картинка: вверху звезды, внизу светлячки, сосны шумят, и где-то в отдалении хнычет сякухати. Если бы еще и сакура цвела, совсем бы вышла уличная гравюра на три краски...
   - А вон, кажется, за нами идут, - инженер подобрал меч. Его мундир не был приспособлен для ношения оружия - зачем железнодорожнику? - и оружие он весь день таскал как трость, то подмышкой, то в руках. А револьвер вернулся в портфель.
   Над тропинкой парил фонарик - человек, несущий его, был одет в черное.
   - Вам не кажется, - спросил инженер, - что здесь несколько перебирают по части принципа югэн?
   - Недобирают, вы хотите сказать?
   - Я хочу сказать, что решения здесь принимает не Синдо. Его бы воля - здесь стоял бы кирпичный барак, а не этот домик.
   - Господа просят вас к ужину, - сказал сопровождающий. Асахина спустился с крыльца, но речь продолжил, словно слуги тут и не было:
   - И не госпожа Мияги, которая терпит японское, только пока ей это удобно. И не господин Мияги, который никогда не мог сказать, красиво ли то, что бесплатно. Кто-то еще.
   - Я не помню, чтобы ваш коллега Ато интересовался стариной.
   - Немногие интересуются воздухом, которым дышат, - Асахина, шагая за слугой, быстрым, но осторожным движением поймал светлячка, разжал ладонь... Светлячок улетел, осветив на миг лицо инспектора - совершенно безмятежное, даже веселое. Асахина позавидовал этому человеку, и тут же упрекнул себя.
   Всхлипывания сякухати становились все громче. Нельзя сказать, что флейтист играл плохо - напротив, хорошо, дьявольски хорошо. Флейта подвешивала душу между несбыточным и потерянным - и медленно, безжалостно истязала. Асахина вспомнил вдруг одну из самых ранних своих печалей - смерть сверчка в бамбуковой клеточке.
   Потом он понял - слишком рано и болезненно, - что умирают не только сверчки.
   Флейта одну за другой воскрешала все потери - но не для того, чтобы подарить утешение, о нет. Ей нравилось издеваться над беспомощностью человека перед лицом мира.
   Не хотелось вписываться в эту картину, в эту чужую, недобрую декорацию - которая так настойчиво затягивала сентиментального ронина из Мито. Нужно было чем-то возразить, и он прочитал из Иссы:
  
   Громко пукнул конь -
   И подбросил светлячка
   В воздух высоко.
  
   Инспектор хохотнул.
   - С вами не так все плохо, господин инженер, как я боялся поначалу.
   Слуга остановился у ворот усадьбы и перегнулся пополам:
   - Сюда, пожалуйста.
   Его фонарь больше не был нужен - каменную дорожку к дому освещали стеклянные шары. На полпути к крыльцу Асахина услышал скрип и стук засова: ворота, пропустив их, закрылись.
   - Обстоятельные люди, - сказал инспектор. - Хороший флейтист, крепкие засовы.
   - Вы не любите музыку?
   - Люблю. То, что можно высказать, можно понять.
   - Я понимаю, - инженер сжал губы и внимательно, как на глубоко ушедшую в плоть занозу, посмотрел на свой меч. - И музыку, и музыканта.
   Дверь им открыла сама госпожа Мияги, действительно одетая как дама эпохи Камакура. В этом костюме, конечно, протягивать ручку для поцелуя было уж никак невозможно, и она поклонилась.
   - Счастлива приветствовать вас!
   - Прическа сасэгами вам необычайно идет, - сказал Асахина, поклонившись.
   Длинные волосы госпожи Мияги и вправду блестели не хуже горного угля, и белым огнем горела на затылке отделанная опалами заколка, а дальше укрощенная роскошь спадала до самой поясницы.
   - Такая честь для нас, - сказал Сайто.
   Женщина, не поднимая головы, изящно посторонилась - как отплыла в облаке своих одежд, поменявших фасон, но не цвет: все те же морские переливы, только на сей раз - отливающие золотом.
   - Мы отпустили почти всех слуг. Частный прием.
   Женские наряды эпохи Камакура, на взгляд Сайто, выгодно отличались от неудобоносимых конструкций времен Эдо. И - он скосил глаза на одну из женщин - от костюма эпохи Нара. Наилучшее сочетание роскоши и удобства: сбрасываешь просторные, не стянутые поясами утики и однослойные хитоэ - и вот ты в ути-бакама и практичном нижнем кимоно. Разве что мужской костюм эпохи Эдо лучше... Особенно под конец. Практически идеальное сочетание, как в смысле удобства, так и в смысле красоты. Особенно, если правильно подобрать цвета.
   - Господа, - голос Ёко-сан заставил умолкнуть флейту на несколько секунд. - Позвольте вам представить: инженер Асахина Ран, полицейский инспектор Фудзита Горо.
   Асахина, входя в широкую комнату, поклонился.
   - Господин Мияги, - единственному человеку, которого он здесь знал лично, инженер поклонился еще глубже. - Как ваше драгоценное здоровье?
   Господин Мияги, одетый в церемониальный придворный костюм эпохи Камакура, был уже навеселе.
   - Господин инжене-ер! - Мияги-сэнсэй раскинул руки в порыве пьяного радушия, да зацепил жестким рукавом каригины и опрокинул лаковый столик. - Эть, дурацкий какой наряд! Садитесь, господин инженер. И вы, господин инспектор. Угощайтесь! - забулькало сакэ. - Чем богаты! С первого корабля, господин инженер!
   - Ваши собственные винокурни?
   - Ну! - от кивка церемониальная шапочка съехала господину Мияги на нос. - Эть, надоело...
   Он снял и скомкал шапочку, отшвырнул за спину.
   Рано набрался господин Мияги. Ибо чувствует себя хуже всех... Его почти жаль. Если бы он связался с Ато из страха, а не ради выгоды...
   В зале не было неосвещенного закоулка - белым, бумажным светом горели лампы, ровным желтым - заморские газовые рожки, но все же казалось, что темно. Может быть, причиной тому была ночь за окном, может быть, угольная пыль - хотя откуда здесь взяться пыли, - но словно мутное стекло отделяло каждый предмет от соседнего - и уж точно гостей друг от друга.
   Госпожа Мияги подвела инженера и полицейского к двум свободным местам - справа от управляющего Синдо и слева от господина Мияги.
   Кроме них двоих все были одеты по-старому. Даже Синдо - на улице днем Сайто принял бы его костюм за корейский, а сейчас понял, что он тоже, наверное, из каких-то дохэйанских времен. Обычно - на десятом-то году новой эры - разнобой в одежде никого не смущал, а тут смешение разных стилей и эпох отчего-то резало глаз. Наверное, потому, что веселые девицы остаются веселыми девицами, в каких времен шелка их ни наряди. Сайто ничего не имел против веселых девиц, но те, кого он знал и уважал, никогда никем не притворялись - ни знатными дамами, ни мужними женами. Становились - да, а чтобы притворяться - этого не было.
   - Так что же там с нашими рекламациями, господин инженер? - Мияги собрал расползающиеся глаза, и взгляд их тут же стал острым, умным. Имея внешность сельского простачка и умело используя ее, господин Мияги ни простаком, ни деревенщиной не был.
   - Ваш покорный слуга доволен качеством леса, Мияги-сэнсэй, но недоволен качеством работ. Многие ваши рабочие плохо знают свое дело - и это очевидно даже мне. Что у вас случилось, почему так много сторонних людей на вырубке?
   Господин Мияги замялся. Плохо и неуютно ему было вести деловой разговор в маскарадном костюме под стоны сякухати.
   - Впрочем, можно не отвечать, - инженер склонил голову. - Рабочие бегут от невыносимых условий труда, вы вынуждены нанимать тех, кому уже некуда бежать, потому что их никто не возьмет. Это из рук вон плохо, Мияги-сэнсэй. Я бы помог вам с рабочими, но как я могу отправлять людей в этакое пекло? Вам нужно пересмотреть условия труда, или я буду настаивать на передаче подряда. Конечно, трудно будет отыскать предприятие, которое по объемам производства соперничало бы с вашим. Но качество - важнее.
   - Ах, господин инженер, - Мияги вынул из-за пазухи салфетку и промокнул лоб. - Устал я, да и выпил. Давайте отложим до завтра.
   Сякухати смолкла. Флейтист отодвинул ширму.
   Именно в костюм эпохи Эдо был он одет. Аскетически-черное хаори наверняка таило подкладку с изящным набивным рисунком - запрещенная законом роскошь, упрятанная в изнанку, одно из проявлений государственного лицемерия, ставших общим стилем. Белый шелковый шнур, белые гербы...
   Дзюнъитиро Ато.
   - А вот это вот, - не удержи Синдо столик, снова опрокинулся бы он от взмаха широкого рукава, - другой мой почетный гость, Ато-доно...
   Тоже старый род, именные вассалы дома Фудзивара. У него больше прав на одежды времен Камакура, чем у госпожи Мияги. Но он предпочитает недавно прошедшее время давно прошедшему. Или у него просто хороший вкус.
   - Мы знаем друг друга, - Ато бережно кутал сякухати в шелковый платок. Он не изменился с той ночи в горах, когда Тэнкен нанес ему два удара мечом, оба - смертельных. Бледное лицо Ато выглядело совсем белым из-за черной одежды. Рядом с таким сегодняшним - даже в его древнем платье - Синдо он казался собственным призраком.
   Асахина боком чувствовал, как напряжен управляющий. А вот с другой стороны была пустота. Не холодная, как у Ато, а обычная. Как будто никого нет. А ведь там сидел живой человек, шуршал салфеткой, дышал...
   В прежние времена они ни разу не сходились лицом к лицу - и сейчас, представив, как оно могло бы быть, Асахина был благодарен судьбе за невстречу. Эта пустота, род безумия, в бою делает противника невидимым и неощутимым. Нельзя полагаться на чутье, можно только - на выучку тела, на быстроту, на разум. Если, конечно, успеешь подумать. Справа опять зашуршало, щелкнул портсигар, чиркнула спичка. По варварским правилам, курить за едой - это... варварство.
   Ато, кажется, ничего не ел. И курил - только не сигарету, а длинную тонкую трубку. Рядом с Ато сидела девица, одетая в пламенно-алый шелк. Она тихо наигрывала на китайской цитре и на гостей не смотрела. С ней тоже было что-то не так. Не то лицо слишком бледное, не то...
   Она старается двигаться плавно, но слишком напряжена. Играет хорошо, только звук чуть-чуть резче, чем нужно. Раньше Асахина не знал бы, с чем бы сравнить... а сейчас отчетливо ловил в мелодии тот же неровный, нехороший гул, гул перегретого двигателя, который еще тянет, но скоро, скоро...
   И взгляд странный - как у куклы, как будто свет не уходит в глубину глаза, скользит мимо... Подумал бы - опиум, да опиум все же дает успокоение. И еще ее все время тянет туда, к Кагэ. Не как женщину к любимому, а как воду при вращении к стенкам сосуда.
   Ато отложил трубку на подставку.
   - Хотя с тобой, Тэнкен, я знаком хорошо, а вот господина Сайто знаю только понаслышке.
   - Мне тоже очень жаль, - сказал Сайто невозмутимо, - что в свое время мы с вами не свели знакомство покороче. Но такого рода знакомства хороши тем, что их свести почти никогда не поздно.
   - Изрядно сказано, - кивнул Ато. - Господа. Полицейский инспектор Фудзита, присутствующий здесь, - куда менее скромная персона, чем кажется. Да он, в общем-то, и не Фудзита. Его имя - Сайто Хадзимэ. Или Ямагути Хадзимэ, кому как больше нравится... Кстати, Сайто, зарезанный вами на днях господин Ямагути - он вам случайно не родственник?
   Нашли, значит, чиновника. И платок нашли. И выводы сделали.
   - В Японии столько же Ямагути, сколько и пещер, - Сайто пожал плечами. - А что это изменило бы?
   - Не знаю, - пожал плечами Ато, - у многих есть предрассудки в этой области.
   - Да, - кивнул полицейский. - Я это не раз замечал. Иногда получается неловко. Люди придают значение самым странным вещам.
   И инженеру не показалось, что он шутит.
   Асахина ощутил на себе внимание гостей. Неприятное внимание - лично его тут никто не знал, ни как инженера, ни как хитокири. Двое чиновников - один из военного министерства, другой из податного - были ему знакомы, но сами наверняка его не помнили. При встрече они смотрели поверх головы. Здесь, кроме него, Сайто и Ато, не было людей, участвовавших в смуте с самого начала - а тех, кто примкнул к победителям под конец, он так и не научился уважать. Сайто и даже Ато, как ни смешно, были ему в этот момент куда более своими.
   - Да вы угощайтесь, - господин Мияги хлопнул в ладоши, и слуга в черном поставил перед ними блюдо с уткой по-пекински. За соседними столиками принялись щелкать палочками.
   - Благодарю, я не хочу, - сказал Асахина.
   - Да, прости, - согласился Ато, - это не в твоем вкусе. Но рис-то с айю ты всегда любил. Я, когда узнал, что ты будешь, специально попросил господина Мияги, чтобы приготовили эту рыбу.
   - Я просто не голоден, - сказал Асахина.
   - Значит, ты готовишься драться, - Ато засмеялся. - Неужели под этой заморской шкурой все-таки скрывается японское сердце?
   Он обвел собравшихся широким жестом.
   - Видите, господа. Асахина-кун все-таки японец. А ведь кое-кто из вас сомневался.
   Инженер вздохнул. Взятый Ато фамильярный тон раздражал его сильней, чем грубость полицейского при первой их встрече, но он старался не подавать виду.
   - Просто есть вещи, (запятая) которые отбивают всякий аппетит...
   - Да, есть, - Ато хмыкнул. - Ну что ж, тогда, быть может, сыграем?
   Белая рука скрылась в рукаве и показалась снова, держа сверточек бумаги-васи. Ато поддел бумажную ленту, разорвал ее и развернул веер цветных картинок.
   - Мой ход первый, конечно.
   Он ловко вытащил из колоды первую картинку.
   - Начнем... с кого бы? С сёгуна, пожалуй. Ах, какой человек, Хитоцубаси Кейки, надежда реформаторов, а как стал регентом при родиче, так реформаторам к горлу меч приставил. Полководец, победитель варваров - смех сказать, выше закона стояли варвары при нем в стране. А те, кто хотел видеть Ниппон сильным, у него вне закона были. Скажут, ради клана он все это делал, ради Токугава - но разве он клана своего держался?- Ато покачал карту на ладони. - От звания отрекся, столицу уступил. Тех, кто стоял за него в мире и войне, ни во что поставил, свою жизнь берег, вашего командира, - он кивнул в сторону Сайто, - головой врагам выдал. Северные кланы его именем поднялись - не поддержал... И жив сейчас. И изголовье жёстким ему не кажется.
   - Да, неудачным сёгуном он был, - согласился Асахина. - И полководцем плохим. Ненадежным. Но что это меняет?
   - А что думает ваш спутник?
   - Хитоцубаси Кейки, - полицейский стряхнул пепел, - дал нам оружие и позволил делать то, что мы считали нужным. Зная - а к началу войны этого не знал только глухой, - что политических расхождений с нами у него больше, чем с вами. Нам не на что жаловаться. Нас никто не предавал.
   Ато положил рядом вторую карту.
   - Зайдем с другой стороны. Ёсида Сёин. Тихий такой книжник. А каких учеников вырастил? Сам не убивал, нет. Видать, был недостаточно безумен, чтобы справедливость наводить своим мечом. Зато по его слову пролилось больше крови, чем пролил бы я, хоть я тысячу лет проживи.
   Полицейский улыбнулся...
   - "Если разум несправедлив, справедливость должна стать безумной". За такими словами всегда много крови. Но те, кто проливал ее под этим флагом, проливали бы ее под любым.
   Сигарета в его руке испускала тонкую синюю струйку дыма с облачком на конце. Инженер отогнал от себя облачко.
   - Да и флага-то не было, - сказал он. - А в том, чтобы поджечь столицу, ради возможности похитить императора, и вовсе нет никакой справедливости. Даже безумной.
   - Да, - кивнул полицейский, - почему-то многие считают, что чем больше разрушено ради дела, тем справедливей дело. Как будто правота - людоед.
   Для полноты картины, подумал инженер, следовало бы нам покачать головами, как паре китайских болванчиков. Фарфоровые чиновники в черных шапках и расписных одеждах, с толстенькими белыми щечками так явственно представились его мысленному взору, что он не удержался от смешка.
   Ато щелкнул пальцами, и девица вложила ему в руку раскуренную трубку.
   - Это старье в Киото все равно пришлось бы сносить, - сказал он. - Но твои друзья, Ран, справились с этим лучше.
   Полицейский посмотрел на него с веселым любопытством.
   - Вам тоже не нравится старая столица? В свое время я встречал двоих, нет, троих людей вашей комплекции, которых она страшно раздражала...
   Ато хмыкнул.
   - Планировка меня и сейчас не устраивает. Но продолжим игру, - он заговорил нараспев, - господин Сайто, мот-то сан-бан-тай ку-ми-тё-ё... Да, продолжим...
   Он выложил еще одну карту.
   - Скажи, Тэнкен, это правда, что Кацура-сэнсэй перед смертью разговаривал с покойным Сайго? - голос его чуть изменился, словно вступил другой человек: - "Неужели мало крови?"
   Асахина не ожидал этого. Только не этого. Только не услышать, как бледные губы ночного убийцы произносят слова Кацуры почти его голосом.
   - Странно, что его это беспокоило, - Ато любовался дымком из своей трубки. Он уже не сидел прямо, он слегка развалился, опираясь рукой о подставку, и запрокинул голову. Бледное лицо казалось вырезанным из бумаги. - Сам-то он никогда не боялся крови. Кому, как не мне, знать... Он понимал, когда кого использовать, Кидо Такаёси, Кацура Когоро, сколько имен - столько и лиц. Он знал, по каким делам можно посылать тебя, а по каким нужно посылать меня. Такасуги Синсаку привел корабли к Хаги - и город упал в его ладони. Знаешь, сколько людей умерло в Хаги за ночь до того? А сколько - после? Не врагов, не сторонников сёгуна - где в Тёсю отыщешь сторонников сёгуна? Нет, тогда выбивали своих - слишком глупых, слишком храбрых или слишком осторожных. Тех, кто помешал бы воевать. Ну и родню с друзьями - чтобы не было мстителей. Один такой уцелевший нашел потом Кацуру в Америке. Твой сэнсэй убил его столовым ножом - он же не носил с собой боевого оружия. И вправду - зачем?
   Асахина Тэнкен помнил Хаги в тот день. Как они вошли в гавань, и как шли потом к замку, примеряясь к шагу Такасуги. А тот был рад удаче и победе, азартно-весел, и предательский туберкулезный румянец горел у него на скулах.
   - Потому и не носил, что незачем, - согласился Асахина. - Но ни я, ни ты не были его вассалами. Нам было вовсе не обязательно выполнять его приказы. Мы это выбрали сами, не нам и обвинять его.
   - Ты считаешь, что он был прав?
   - Я не смог бы лучше.
   Не говорить же ночной нечисти, что как раз в семьдесят седьмом, незадолго до войны в Сацума, он спросил Кацуру-сэнсэя, что тот думает о сделанном. И получил ответ, точный и внятный, как все, что говорил и писал Кацура: "Конечно, для меня самого было бы много лучше, если бы меня убили в шестьдесят четвертом. Но если я не сплю по ночам, то это потому, что работы много. Или, - улыбка у него была похожа на птицу, так же легко перелетала на чужие лица, - если найдется мастер го, с которым я еще не играл".
   Справа что-то изменилось. Такое ощущение, как будто кот мурлычет. Ага, господин Сайто, какие-то выводы сделаны и вы довольны ими. Впрочем, вы бываете довольны самыми неожиданными вещами.
   В зале было тихо. Все эти люди, с лицами в тени, в старинных одеждах, напряженно вслушивались в разговор. Кто-то подливал сакэ и пил, но все почти бесшумно. Только шелк шелестел.
   Следующую карту Ато бросил небрежно:
   - Синсэнгуми-но-Они.
   Имени он мог и не называть. А вот злобы в голосе скрыть не смог.
   - И что, - в голосе Сайто был искренний интерес, - вы можете сказать о моем фукутё?
   - Много чего, - Ато прищурился. От него теперь шла волна холодной злобы. Сидевший напротив человек в темно-синем поежился. - Начнем мы, пожалуй, с храма Хонгвандзи. Там вышел пожар, который Хидзиката согласился тушить только с условием, что ополчение ваше пустят на постой - монахи сочувствовали сторонникам императора, а следить за ними изнутри было проще. Настоятель согласился. Отряд переехал. И тут же выстроил там свинарник.
   - Подожди, - прервал его Асахина. - Какой свинарник?
   - С китайскими свиньями, Тэнкен. И резали их прямо там. В монастыре. А когда монахи попросили прекратить, Хидзиката ответил отказом.
   - То, что мы там людей постоянно убивали, монахов не волновало, - пояснил Сайто, прикуривая от ближайшей свечки очередную сигарету.
   Ато бросил на него убийственный взгляд, который отскочил от полицейского, как от зеркала.
   - Настоятель снова взмолился, просил прекратить лить кровь на священной земле. Он был согласен на любые условия. И пришлось храму на своей территории построить ополчению новые казармы, только бы убрать нечестивцев из самого монастыря. И жилье бесплатное, и земли отхватили. Вымогательство. Это только вам, - палец Ато указал на темно-синий мундир, - правила запрещали брать даже медяк! А Кондо и Хидзикате правила были не указ!
   - Хм, свиньи, - сказал инженер, - я бы до такого не додумался.
   - Вот поэтому вы и не были заместителем нашего командира, - улыбнулся полицейский. - Он ведь этих свиней не просто так завел. Он с каким-то английским доктором в Нагасаки списался и выяснил, что мясо, конечно, лучше с детства есть, но и взрослому оно сил добавляет.
   - Вот, оказывается, в чем был секрет! - всплеснул руками инженер. - Вы знаете, Фудзита-сэнсэй, что английские матросы получают в день по фунту красного мяса? То-то они такие здоровенные...
   - Доктор предупреждал, что у людей непривычных могут быть, - полицейский поискал слово, - побочные эффекты...
   - И?
   - Были. Люди стали чаще лезть в драку.
   - А как вы это заметили? - удивился инженер.- Вы же и так не вылезали.
   Это-то и вправду было мудрено заметить. А вот что стало заметно - так то, что в комнате потеплело. Разодетые в шелка куклы как-то стали оживать. "Наверное, - подумал он, - это потому, что Кагэ сосредоточил внимание на нас и отвлекся от них. Он давит на них, но чем? Он на них даже не смотрит".
   Зато на него самого Кагэ смотрел. Смотрел так, что казалось - урони Асахина хаси, и они будут плыть до пола долго-долго, оседая сквозь вязкий воздух.
   - А гвозди и свечи вы тоже брали из монастырской кладовой? - спросил Ато.
   - К... акие свечи? - икнул господин Мияги. Его поросячьи глазки горели любопытством - разговор принял деловой оборот. Господин Ато начал выставлять счета, а купец Мияги в счетах понимал.
   - Которые развязали язык Фурутаке, - дружелюбно пояснил Сайто. - Полноте, господин Мияги, ведь не можете вы не знать о деле в Икэда-я.
   - Знаменитое дело, - промурлыкала госпожа Мияги. - Вы позволите, господин Асахина? Раз вы все равно не хотите айю.
   Черные лаковые палочки в маленькой белой руке. Не такой белой, как руки Ато - у того сквозь плоть просвечивают кости, а в этой умеренно-пухлой ладошке, казалось, костей нет вообще - так ловко изогнулись пальчики, отщипывая палочками от нежного рыбьего мяса небольшую полоску.
   - Значит, свечи и гвозди, м-мм? - женщина окинула Асахину таким взглядом, словно уже видела его на месте рыбы. - Каким изобретательным был ваш покойный командир.
   - Да нет, - пожал плечами Сайто. - Это я ему подсказал. Любимый приемчик йосских бандитов. И не брали мы их в монастыре. Зачем? В любой лавке - сколько угодно. После того случая мы их даже не покупали. Нам дарили. Мало кому из жителей старой столицы нравились пожары.
   Инженер погладил черную гладкую поверхность чашки для сакэ... вот в такую же черно-красную чашку Мацу-сан подлила в тот вечер снотворного. Кацура-сэнсэй выпил и уснул. Асахина видел все с самого начала, но не предупредил. Он был согласен с Мацу-сан. Горячие головы хотели поджечь столицу и выкрасть императора. Командир, конечно, возражал - дождя не было уже две недели и слишком много людей погибло бы в городе, выстроенном из дерева и бумаги. Он опять пошел бы с ними спорить - и ничем хорошим это кончиться не могло, потому что любой разговор о цене, любое отступление от "безумной справедливости" считались предательством, а с предателями - разговор короткий. Мацу-сан спасла его тогда. Но не от своих, как думала. В тот день еще кое-кто не посчитался с ценой. Гвозди, вбитые в тело, свечи на гвоздях, горячий воск течет вниз, течет... час, два - и человек, готовый поджечь город и уж точно готовый молчать, - заговорил. И в гостиницу, куда не пришел Кацура, пришли совсем другие люди - в синих накидках с белым узором по рукаву. Пожара не было. Старая столица уцелела. В тот раз.
   Гладкая, теплая поверхность под рукой... что бы стал делать Кацура-сан, если бы ему не подлили снотворного? Насколько далеко зашел бы? И что бы стал делать он сам? Но им не нужно было решать - Синсэнгуми-но-они решил за них.
   Да, Кагэ, ты опоздал с этим на годы. Вспомнить все прошлые дела, всех мертвецов. Всех его людей, которых убил я, и всех моих, которых убил он. Как будто это что-то изменит, как будто они вернутся...
   - А что, - спросил он, - отрезать язык и выпустить кишки заживо - это чем-то лучше?
   - Это был даже не японец, так, полукровка - на ком пробовать сталь, если не на таких? - кажется, Ато искренне удивился. И искренне возмутился. - А Фурутака был самураем, которого замучил...
   - Бывший крестьянин, - спокойно закончил полицейский.
   Ато оттолкнул от себя девицу и сел прямо. Странное движение, будто перелился из одной формы в другую. И остро плеснуло над собравшимися ледяной яростью. Рванул кто-то ветхую бумагу на створке - а в прореху глянула голодная бездна.
   - Тебе было бы легче, если бы это сделал самурай Серизава? - Инженер поднял чашечку с сакэ, чуть наклонил, глядя, как отблескивает в опаловой жидкости огонек свечи.
   - У Серизавы бы терпения не хватило, - полицейский был само благодушие. - Он быстро отвлекался. У меня тогда, пожалуй, тоже. А господин фукутё был человек добросовестный. И все, что делал, делал хорошо. С крестьянской дотошностью.
   А ведь для него, - подумал инженер, - это действительно вопрос обстоятельности и терпения. Еще неделю назад он и подумать не мог, что будет сидеть рядом с этим человеком на пиру, больше похожем на китайскую повесть о путешествии ученого сюцая во владения Яньло. А он и не замечал, что настолько переменился и стал способен судить о былом отстраненно. Да, именно - как тот сюцай, угодивший в адские судьи, которому пришлось разбирать страшные тяжбы знаменитых покойников. Только почему Кагэ считает судьей себя?
   Ато посмотрел на них - глаза как два черных дула, и у девицы, выглядывающей из-за его плеча, взгляд такой же, как будто она отражает все настроения Кагэ.
   - Крестьяне, - мертвым, ледяным голосом сказал Ато, - вероломны и подлы. И предают даже тех, кто на их стороне. Или Яманами, которого он заставил покончить с собой, не был ему другом?
   - Правила, - улыбнулся полицейский, - даже самые лучшие, можно нарушать. Иногда их даже нужно нарушать. Яманами-сэнсэй их нарушил. У него были причины, и он знал, что делал. Там все знали, что делали, - он повернулся к инженеру. - Это одна из вещей, которых мне теперь страшно не хватает.
   Инженер молча кивнул. Он сам был нарушителем правил - с того самого дня, когда вышел из отцовского дома, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Он и тогда, в шестнадцать лет, знал, что делал. Сейчас он тоже это знал. И поэтому Кагэ мог раскладывать свои карты хоть до утра.
   А ведь Кавадзи, шеф полиции, как-то сетовал на то же самое - что у него слишком мало людей, которые знают, что они делают. И зачем. Пожалуй, можно перестать удивляться тому, что Сайто оставили в живых.
   - Вы, наверное, и отчеты не всегда пишете? - спросил Асахина.
   - К счастью, - вздохнул полицейский. - Ну вот как бы выглядела на бумаге нынешняя история?
   - Как китайская повесть о тяжбе покойников, - признал инженер.
   - Неплохо, - отозвался Ато. - Мне нравится это сравнение. Такасуги, Кацура, Сайго, а вот теперь и Окубо... Они уходят один за другим - те, за кого мы дрались. Те, кто нас предавал... Приходят новые... Такие, как господин Мияги. Скажи, Асахина, неужели ты намерен драться за них? Неужели ты вконец превратился в гайдзина? Неужели думаешь, что, зашив крест в омаморибукуро, кого-то обманешь? Пока твои покровители были живы, тебя никто ни о чем не спрашивал. Но они погибли, Тэнкен. И перед тобой завтра же закроются все двери, если одна птичка в Токио напоет твоему начальству, что в Англии из тебя сделали не только инженера. Вот этот тип тебя же и арестует.
   - Почему тебя так волнует моя судьба, Ато? - Тэнкен улыбнулся. - Раньше ты не проявлял такой заботы.
   - Раньше оба мы были моложе и глупее, - Ато поморщился. - Я ненавидел тебя, Тэнкен, да и теперь ненавижу, но время настало такое, что даже и ненавидеть-то по-настоящему некого - только презирать. Есть дело, хорошее дело - и мечом помахать, и с паровозиками поиграться вдоволь. Как раз для Тэнкена - но для того, прежнего Тэнкена. Который по пьяному делу рвался спуститься в ад и спасти богиню Идзанами.
   Асахина расхохотался.
   - Да, сакэ тогда сильно ударило мне в голову. Но ты так и не понял, почему я рвался в ад за Идзанами - а значит, не поймешь и всего остального. Мне нечего с тобой делить, Ато.
   - Нечего? - Ато двумя пальцами вытянул карту и со щелчком положил ее поверх предыдущих. - А дракон?
   И Асахина почувствовал, как кровь отливает от лица. Потому что Кацура-сэнсэй был командиром, за которым можно было идти. Настоящим, из тех, кто доходит до цели и у кого эта цель не изменится по дороге. Но только командиром. А жизнью, дыханием, светлым, летучим пламенем был совсем другой человек. Сакамото Рема, ронин из Тоса, сумасшедший, волшебник, архитектор. Парус, наполненный божественным ветром. Этот ветер ни на миг не ослабевал, им были полны все дела и даже полупьяная застольная болтовня. Он был один, сам по себе, без клана, без партии, без покровителей. Вечно растрепанный, в старых хакама, с одним мечом за поясом и револьвером за пазухой, крушитель традиций, чья смерть разрушила надежду на мир.
   Он - такой, каким был - мог заставить кровных врагов выслушать друг друга, мог договориться с кем угодно... И договорился ведь - сёгун подписал соглашение, до мира оставалось рукой подать. Конечно, не в одном Рёме было дело, конечно, вся история страны, весь этот вес, все требовало выхода - но Асахина почему-то был уверен (и знал, что делит эту уверенность со многими), что если бы убийцы не пришли тогда в комнату над магазинчиком, где ночевал больной Рема, войны бы не было.
   И по всему выходило, что убил золотого дракона человек, сидевший справа. Или нет?
   - Ты знаешь, что Сайго Такамори не хотел мира с сёгуном, потому что мир не дал бы преимуществ Сацума? - спросил Ато, кладя справа от карты дракона другую. - И что советник Ито - тот самый, что с треском ушел из вашего отряда, - кивок в сторону полицейского, - не хотел мира, потому что в смутное время легче выдвинуться?
   Еще карта легла слева.
   - И что командир киотского самурайского ополчения поклялся убить Сакамото? - карта сверху. - А императорскому двору не нужен был сёгун ни на каких условиях, - карта снизу.
   Ато в упор смотрел на Асахину - нет, Кагэ на Тэнкена, в глазах горел красный огонь.
   - Твой дракон был нужен мертвым всем. Кроме твоего сэнсэя, Тэнкен, - и Кондо. Вот потому сделать эту работу попросили меня, - Ато улыбнулся, - чтобы, в случае чего, Кацура-сэнсэй не мог отпереться, что он тут ни при чем. И подкинули на место ножны его дружка, - он слегка двинул бровью в сторону полицейского, - кому как не Волкам из Мибу убивать патриотов по ночам, правда?
   - Вот видишь, - сказал полицейский свитку на стене, - и вправду сами всё рассказали.
   Черно-белый демон-они на рисунке не ответил.
   - Не всё, - сказал Асахина Тэнкен звонким, как утренний лед, голосом. - Он не сказал, кто попросил.
   Кагэ улыбнулся - гадкой улыбкой, оскалом.
   - В преисподней, куда ты, Тэнкен, так рвался, тебя это уже не будет волновать.
   - Не беспокойтесь, Асахина-сан, эти имена ни вам, ни мне не интересны, - полицейский выщелкнул еще одну сигарету. - Ато-сан, конечно же, скажет, кто его просил. Потом скажет, что сам намерен выступить против тех людей - или нелюдей. Но не думаю, что он назовет того, чью просьбу он выполнил.
   - Разумеется, - тем же стеклянным голосом отозвался Асахина. - Он ведь не может. Бунраку. Куклы - вот они, а актеры за ширмой, в темноте.
   Ато открыл рот - и тут его перекосило. Глаза съехались к переносице, лицо повело судорогой, кривящей рот, тело согнуло набок. Как будто он хотел ответить, но неведомая сила ему не давала.
   - Вот так, - заключил полицейский. - А кукловода здесь, увы, нет.
   - Аоки? Или Уэмуры? Хотел бы я знать, зачем он спалил верхнюю деревню? Если уж имя себе взял...
   Господин управляющий не был бойцом. Поэтому инженер его едва не пропустил - он полез за оружием так медленно, так открыто, что Асахине и в голову не пришло, что сосед будет не пугать, а стрелять. Но поэтому же он успел заметить, что господин Синдо достал из-за пазухи, а дальше управляющий завалился на спину с торчащими из левого глаза хаси.
   Выстрел все-таки прогремел, но пуля никого не задела. Ато рывком поднялся на ноги - он двигался быстро, так быстро, что глазу было трудно за ним уследить, но в руках Асахины Тэнкена уже был тяжелый револьвер. Он умел быстро стрелять, Тэнкен, и все шесть пуль попали в цель. Ато отбросило обратно, и он упал, заливая кровью циновку. Женщина в одеянии эпохи Нара закричала.
   Кто-то уже летел навстречу - ах, неудобны для боя старые костюмы, развевающиеся рукава. Не носили придворные оружия, вы не знали? Справа грохнуло еще два выстрела. Смит-вессон, этот "голос" Асахина знал, Рёма носил такой, значит, у инспектора не только холодное, но и огнестрельное оружие не по уставу...
   Перезаряжать барабан не было времени. Меч сам прыгнул в руку. Никогда не думал, что придется драться в этом мундире. И что кукол нужно принимать всерьез. Вернее, по отдельности их и не стоило принимать всерьез, но взятые вместе они очень мешали. И все это слишком, слишком напоминало старые времена. Только он сам уставал много быстрее.
   А кончилось все, как обычно, внезапно. В разгромленной комнате плавал сизый пороховой дым, от которого щипало глаза и першило в горле. Инженер достал из кармана лист бумаги и тщательно вытер лезвие меча. Привычные движения, только рукав слишком узкий...
   Полицейский стоял над телом девицы в красном шелку.
   - Третий случай в моей жизни, - сказал он. Говорил на выдохе, выталкивая воздух. Тоже не помолодел. - Как я понимаю, второй в вашей.
   - Пристань вы не считаете?
   Тела Ато на полу не было. Его не было нигде. Не было господина Мияги и его супруги и одного охранника. Еще были живы - еле-еле, от страха - две девки.
   - Пошли вон, - сказал Сайто. - Похоже, господин инженер, что ваш бывший коллега замышлял такой поворот с самого начала. Синдо был намечен жертвой заранее. С началом стрельбы или рубки охранники этих господ, - Сайто показал на двух распростертых на полу чиновников, - кинулись на нас... Они тоже мешали господину Ато...
   - Или господину Уэмуре?
   - Н-нет... Что-то подсказывает мне...
   Со двора донеслись два почти слитных выстрела. Одна девица закричала, третий выстрел - и голос оборвался. Сайто кивнул каким-то своим мыслям.
   - Ну вот. Из этих дверей никто не должен был выйти.
   Инженер посмотрел на полицейского.
   - Зачем вы их туда послали?
   - Я всего лишь выставил их из комнаты. Им стоило бы отлежаться в кухне или спрятаться в осирэ, но раз уж их понесло на улицу... Зато теперь мы точно знаем, что приказ есть - если бы его не было, их могли и пропустить, их здесь явно знали.
   Да, единомышленниками или почти единомышленниками они могли быть разве что в присутствии Ато...
   - Хотел бы я знать, - покачал головой инженер, - почему они не убили нас сразу?
   - Вероятно, кукловод был не прочь выяснить, сколько нам известно. И вашему бывшему коллеге, полагаю, нужна была победа над вами, пусть и задним числом, - полицейский пожал плечами. - На его месте я бы впустил нас внутрь, расстрелял нас из чего-нибудь скорострельного - на одной из вышек стоит "гатлинг", вы заметили? - и запустил операцию немедленно.
   - А что если мы и вправду нужны им? - инженеру тоже требовалось отдышаться.
   - Нужны?
   - Их мало. Будет еще меньше, раз Ато начал прореживать свои же ряды. Своего лучшего специалиста они подставили, а во вкус денег, которые приносит техника, - уже вошли. Преимущества железной дороги тоже оценили - если накрыть сетью страну, вы себе представляете, сколько войск и как быстро можно будет перебрасывать хоть на Хоккайдо? Им нужны те, кто умеет строить дороги и охранять порядок. И кто при этом не очень оглядывается на кровь.
   Ведь и правда - чем они снаружи отличаются от Ато? Только тем, что им нужны причины.
   Говоря это, инженер заряжал револьвер. Затолкал все патроны и провернул барабан. Потом сунул оружие за пояс. Что уж скрывать - нечего, да и незачем. Вздохнул:
   - Патронов осталось семь штук. Опять придется покупать.
   - Напомните мне потом, - кивнул полицейский.
   - Вам выделяют фонды на такие дела?
   - Выделяют. Но писанины много, - инженер сочувственно покачал головой, - Я просто однажды кое-что реквизировал и не доложил. Это называется "служебное преступление". Что вы там разглядываете?
   - Ищу потайную дверь. Помолчите немного.
   Инженер приложил ухо к стене, выбил дробь пальцами, потом сместился влево, еще постучал, вправо... Наклонился, что-то то ли повернул, то ли потянул. Часть стены в торце комнаты раскрылась.
   - Вот сюда они сбежали, - сказал инженер. - Кагэ и наши супруги-фабриканты.
   - Считаете, нас зовут в гости?
   Асахина подумал.
   - Пожалуй, да. Он ведь нас намеренно дразнил. И сказал о себе много больше, чем следовало. Много больше. А отступать некуда.
   ...Ты, оказывается, верил в справедливость, Кагэ, ты, оказывается, за ней пришел к "патриотам". Я не знал.
   Я просто бежал от жизни, которой не мог жить. Справедливость появилась потом. И ты знаешь, Кагэ, никакой справедливости не было в том, что мы с тобой делали. А сейчас - твоя справедливость в том, чтобы отомстить всем этим лицемерам, а моя... Моя - это Ояма, мой помощник, сын лавочника. И Сёта, вчерашний крестьянин. На котором никто не попробует остроту меча. И поэтому я убью тебя еще раз. Понимаешь, справедливость одна на всех, а твоя, которая только для тебя, - иначе зовется.
   Темный коридор вел куда-то вглубь и вниз. Инженер мысленно представил план здания, и получилось у него, что это уже не здание, а внутренность холма, к которому дом был пристроен. Какой-то отнорок шахты. Удобно.
   - Сколько лет здесь ведут разработку?- поинтересовался полицейский.
   - Официально - лет пять, не помню.
   - Довольно основательно закопались.
   - Думаю, жители Уэмуры ковырялись тут поколения два-три, не меньше...
   Кто-то вломился в главную дверь. Застучали сапоги, где-то треснули и упали сёдзи... Асахина быстро повернул панель - и оба отступили в темноту.
  
  
  
   Глава 3
  
   Точка вспышки

Не двинувшись,

Пребудут разделенными во тьме

Цветы и воды.

Предсмертное стихотворение Окиты Содзиро

   ...Придя в себя после хорошего удара, Сайто Хадзимэ тут же начинал мыслить ясно, трезво и спокойно. Это дважды спасало ему жизнь - многих, очень многих убивали просто потому, что желание двигаться у них опережало мысль.
   Лежать. Лежать и не шевелиться. Тем более что в такой темноте...
   - Перестань. Я ведь вижу, что ты пришел в себя.
   Надо же. Он видит. А я нет. Был бы свет, я поймал бы его даже сквозь веки. Неужели ослеп от удара - и лежу сейчас на свету, сам того не зная? Было бы очень неприятно ослепнуть...
   Нет. Нет. Под головой - холодная сырая земля с мелкой каменной крошкой, в ноздрях - затхлый воздух подземелья, кажется, навеки въевшийся в легкие... Это шахта, все та же шахта. Вот только лежу я не так, как падал, - а лицом кверху. И голос...
   - Здесь никого нет. Я сказал, что ты мертв, - и они поверили. Мы в таких делах не ошибаемся...
   Мы. Тоже интересно. Мы. Значит, кроме говорящего, остальные были людьми.
   Куда, спрашивается, подевался Ато? Отправился за добычей поинтереснее? А наш господин Уэмура - мстительный человек . Практичный, но очень мстительный. Это нужно запомнить, это пригодится при случае.
   - Когда они тебя достали? - спросил полицейский. - Под Уэно или позже?
   - Пить хочешь? - на грудь положили флягу. - Под Уэно. Пуля перебила мне хребет. Я думал - добьют, и все... Не стали. Я бы повязки сорвал, да очень ослаб. А потом уже поздно было - раны зажили. Ты же знаешь, как на мне все заживало. Ходить только не мог - на руках ползал.
   - Спасибо, - сказал полицейский. Руки слушались плохо, но если медленно, то можно. Воду он не пролил.
   Эти существа, как их ни называй, чувствуют жизнь. Значит, другой юрэй может просто посмотреть и обнаружить, что его собеседник солгал своим людям. Если он солгал, конечно.
   - Правительство многим предлагало сделки. Но о такой я слышу впервые.
   - Правительство! - темнота фыркнула. - Эк ты загнул. Правительство тут ни при чем. Это всё... - он поперхнулся вдруг и мучительно закашлялся. Потом выдавил:
   - У него давно к нам счет был. И тут человек из Синсэнгуми живым в руки попался. Ну, он и... не упустил своего...
   - А что, - спросил полицейский, - происходит?
   - Поначалу пьют кровь. Выпускают почти всю. Сначала главный, потом другие. Помнишь, мы находили тела? А потом главный дает испить своей. А после этого... Гора ножей и огня, Сайто. Я до того думал, что ничего не боюсь... Они научили меня бояться.
   Да. Это, наверное, даже не просто боль. Болью Хараду никогда нельзя было напугать.
   И у старшего над младшим есть огромная власть. Это можно было угадать хотя бы по тому, как настойчиво Ато делал предложение Тэнкену. Тэнкен-равный был не нужен Ато ни в этой жизни, ни во всех будущих. Да, это можно было угадать, даже если бы они все не запинались на имени. Но каков предел этой власти? Это нужно было узнать побыстрее.
   Он посоветовал министру обороны по возможности использовать огонь - но не был уверен, что к этой рекомендации прислушаются или что она окажется в нужной мере полезной.
   - А главное то, - зло сказала тьма, - что у всех нас счет к тем, кто сидит в Токио. И мы его выставим. Из Синсэнгуми же не уходят, Сайто, - ты забыл? И я по-прежнему воюю против ублюдков из Тёсю.
   - Ну, ты, допустим, ушел, Харада, - это было не совсем правдой, но в достаточной степени правдой, чтобы бывший командир десятого звена дернулся там, в темноте.
   - Никуда я не уходил! Меня, раз на то пошло, бросили! И я только ждал, пока окрепну хоть немного - чтобы хоть одного унести с собой. Если бы ты... если бы тебя... - он задохнулся. - Ноги, вот что было главное. Ноги бы, думал, - а там я с ними посчитаюсь, со всеми...
   - Ты никогда не умел думать дальше, чем на полшага вперед, Харада, - горько сказал полицейский. - И за что тебе только звено дали...
   - Тебя не спросили! Я с командиром был с самого начала! И не пил вмертвую с нечисть знает кем... И...
   - И тебе не нравилось убивать. Знаю, - полицейский приподнялся на локте, поморщился. - Я тоже рад тебя видеть. И что ты будешь делать теперь?
   - Я - ничего. Не могу я ничего против... Что за говно!
   И любимое ругательство осталось прежним, и йосский акцент - "шозгавно!" - никуда не делся.
   - Но ты, Сайто, - у тебя ничего не сломано, ты не ранен, просто треснулся башкой. Копьем тебя пришлось пырнуть для виду - но я там только кожу разодрал. Так что ты отлежишься - и, как знать, может, свернешь шею... одному старому киотскому знакомому. А уж после этого я скажу Ато все, что о нем думаю, - и ему это не понравится.
   - Наш старый киотский знакомый... может не дать тебе этого шанса, - сидеть было неудобно. Все время казалось, что он летит в темноту, как в бездонный колодец. Глаза, видимо, еще не привыкли. Или Харада, по обыкновению, приложил несколько крепче, чем следовало.
   - А никакого другого шанса у меня нет, - то ли смех, то ли рыдание вырвалось из глотки бывшего товарища. Да что же такое у них делается с голосами - каждому словно бумажку к корню языка прилепили, и при любом выдохе она присвистывает да пришепетывает...
   - Умирать вы умираете, - полицейский нащупал пол, положил флягу и начал осторожно разминать напрочь затекшую ногу. Нет, по таким делам все же нужно посылать подчиненных. Молодых, шустрых. Только не напасешься же. - Или это тоже временно?
   - Нет, - сказал Харада, - это с концами, если башку напрочь. Это берет даже, - он снова захрипел, - хозяев. И здесь, Сайто... здесь я тоже на тебя рассчитываю.
   - Ты? - Сайто сделал вид, что изумился. - Не верю. Или у тебя и шрам с брюха сошел?
   - Сошел. Вот ведь как оно бывает, Сайто. Сошел напрочь. Я бы сделал это, пока был жив, поверь. Я бы сделал, но не хотел один. Мне нужна была компания в ад, а потом - он предложил, и я оказался дураком, да... Но теперь - это в тысячу раз труднее, чем живому, потому что... - он шумно сглотнул. - Живые не знают их. А они здесь. Эта стеночка, которая отделяет наш мир, - она такая тонкая... И она истончается каждый день, Сайто. Мы слышим, как они скребутся с той стороны. И нам страшно. Я выбрал плохую смерть, сан-бан кумитё. Я узнал страх.
   - Все боятся, - пожал плечами полицейский. - Но и по Ато было видно, что плохи дела. Жалко. Мне понравилась эта скорость.
   Тот, кто некогда был командиром десятой, не знал, что он должен чувствовать. Человек у стены был рад его видеть. Искренне рад. А еще он был очень раздражен тем, что коллега за эти годы успел так основательно влипнуть. А еще у него болела голова. И вообще все, что должно болеть у человека, которого порезали копьем, два раза стукнули о стену и один раз - о потолок.
   А еще он совершенно не изменился.
   - Твой хитокири, - сказал Харада. - Я постараюсь его вытащить, если что. Я бы обратился за помощью к нему, а не к тебе, если бы на него не наложил руки Ато. А с Ато я схватиться не могу. Он... не дает.
   К нему, а не ко мне. Хотел бы я знать, почему.
   - У него много власти над тобой? И над другими?
   - Мы все - часть него. Он дал всем нам отпить своей крови. Он может приказать не дышать - и мы не сможем.
   Вот, значит, какова эта власть... Да, ради такой мести Ато мог бы пощадить Тэнкена.
   - Времени мало, - сказал Харада. - Я должен подниматься. Поэтому слушай самое главное. Я чувствую тебя не так, как других людей. Если закрыть глаза - ты кажешься большим зверем. Просто существом с теплой кровью. В темноте мы видим как днем, но если ты будешь невидим для простого глаза - тебя можно принять за большую собаку или рысь. Не знаю, заметил ли это кто-то из нас, - Тэнкен слишком... отсвечивал. Но тебе может пригодиться. Если есть способ отозвать твоих людей - отзови. Ни я, ни Ато их пока не чувствуем, но я знаю тебя, да и Ато вышибли не все мозги. Нас, таких, здесь двенадцать. Если войска или полиция сунутся сейчас в лес - будет просто резня и ничего больше. Часть, которую пришлют усмирять беспорядки в Кадзибаяси, верна... ты понял кому. Это запасной план. Так что стрельбу поднимать сейчас нельзя, пусть он думает, что все идет как задумано. Нужно брать Кадзибаяси утром, когда мы ляжем в гробы. Нас отправят составом - как погибших при обвале на шахте. Остальные поедут вроде как в отпуск. Под углем и шпалами будут ящики с оружием. И последнее. Я оставляю здесь фонарь, пистолет и одежду. Пароль - Маруяма. Никого из наших ты не обманешь, а с людьми - как повезет.
   Беспокоится Харада зря. Никто не сунется ночью в лес - у них совсем другой приказ. И приказ другой, и что лесную зону без надобности штурмовать не стоит, господин Камимура, командир отряда, еще с той войны запомнил. Хорошо запомнил. Ему сам Сайто когда-то и объяснил, почем обходятся ночные атаки вверх по склону на укрепленную позицию. Нет, никто не сунется в лес. Будут ждать. Сигнала - или нападения. Господину министру обороны не нужна слава паникера. Ему нужны заговорщики. По возможности - все. А инспектору нужно кое-что еще. Кое-что,) о чем в компании юрэя не стоит даже и вспоминать. Даже если этот юрэй - свой.
   Чиркнула спичка. Слабый огонек переселился на кончик фитиля, ожил, расправил крылышки, затрепетал... Харада прикрыл его колпаком, задернул штору. Несколько мгновений Сайто видел его лицо.
   Он не мог до этого момента представить себе Хараду худым. И седым - тоже не мог представить.
   - Мы теперь похожи, правда? - сказал бывший командир десятой.
   Нет, подумал полицейский. Мы теперь совсем не похожи. Вы видите в темноте как днем, отличаете животных от людей... Я не спрошу тебя, едите ли вы людей. Я, кажется, знаю ответ.
   - А помнишь, - сказал полицейский, - как мы всей веселой компанией ушли в самоволку и потом командиру пришлось закатать нас под домашний арест?
   - Помню, - отозвался Харада. - С нами тогда еще был Ито. Ты его потом убил.
   - А разве это что-то меняет?
   - И в самом деле, - хмыкнул Харада, поднимаясь. - Почему это должно что-то менять.
   Выпрямиться во весь рост он не мог. В этом отнорке не смог бы и Асахина. Здесь люди вгрызались в землю, стоя на коленях, словно творя молитвы богу горы. И Харада, некогда гордый бесшабашный Харада, уходил согнувшись.
   Оказывается, можно сгореть и так. Даже не в головешку. В отсутствие, сохранившее форму головешки.
   Полицейский подумал, что Харада, наверное, завидует ему. Это он зря.
   Черно-белая тень демона-они на стене одобрительно кивнула инспектору.
   ***
   Асахина не видел, куда поволокли Сайто, - заметил только резкий рывок в темноту, яснее ясного говорящий, что за тварь ухватила инспектора. Инженер искал любой возможности попробовать мечом хоть одну такую - но против него выслали людей. А людей убивать без нужды он все-таки не хотел. Впрочем, его противникам тоже не повезло. В тесной шахте невозможно было ни размахнуться как следует, ни перейти в высокую стойку - а драться, нанося колющие удары, ребята Ато не умели.
   Потом им стало еще труднее - несколько тел загородили проход. Стрелять они, видимо, не решались. Правильно не решались, газ в шахте точно есть, если он взорвется, не поздоровится даже юрэям.
   Асахина был заперт в тупике, куда ему пришлось нырнуть, когда Сайто уже не мог прикрывать спину. Он понимал, что дело безнадежно, - а его противники понимали, что он это понимает, и отчетливо осознавали преимущества его положения. Им не хотелось умирать, а он был готов. Им не хотелось отвечать перед старшими за побег Асахины, а он отвечал только перед собой и тем, кого они не знали.
   Они начали тянуть время - наверное, хотели подождать, пока погаснет светильник, чтобы ночные убийцы смогли атаковать в темноте. Асахина знал, чего ради его уговаривают сдаться, - и готовился к прорыву, собирая силы: в затхлом, влажном воздухе подземелья они уходили быстро. Но он недооценил крестьянскую смекалку: первый же его удар увяз в чем-то жестком, никак не похожем на человеческое тело - и это что-то, в полумраке принятое им за человека, тут же швырнули на него. Высокая корзина для угля. Не давая опомниться, на него обрушили вторую и третью корзины - а там уж выбили меч и принялись топтать ногами.
   Они могли и убить его - с перепугу и от злости, - и нельзя было сказать, хорошо это или плохо. Боль уже ощущалась как тепло. Инженеру удалось, наконец, найти точку опоры - и в этот момент свет вспыхнул, а потом погас.
   Возвращение было как подъем с глубины: сначала свет, пойманный сквозь ресницы. Потом - ощущение тела. Потом - вкус. Приятный, свежий, прохладный вкус ледниковой воды на вздутых губах и сухом языке. А потом - звук. Мелодичный, как звон колокольчика, который вешают в доме, чтобы отгонять злых духов и призывать добрых.
   - Асахина-сэнсэй! Очнитесь, пожалуйста, Асахина-сэнсэй!
   Остаток воды госпожа Мияги плеснула ему в лицо, и он разлепил веки.
   Госпожа Мияги была исключительно хороша собой. Отрада для глаз. Особенно сейчас - когда в ее собственных глазах стоял стеной настоящий испуг. Неподменный.
   Она была хороша. А вот все остальное - не очень, потому что связали инженера с той же крестьянской основательностью, с какой ловили. Рук и ног он не чувствовал, да, в общем, и не видел - от любой попытки приподнять голову веревка врезалась в горло.
   Асахина осмотрел помещение. Земляной пол, низкие скамьи вдоль стен, в углу бочка с водой, посередке очаг, окон нет - похоже на караулку при шахте. Асахина прикрыл глаза и опустил голову. Забавно - в юности он готовил себя и к такому повороту событий, но никак не предполагал, что это случится на девятом году после Бакумацу. Впрочем, все когда-нибудь кончается - и везение тоже. К нему и так были слишком добры.
   Увидев, что он жив, госпожа Мияги сменила тон.
   - Не пытайтесь притворяться, будто снова лишились чувств, господин инженер. Иначе в следующий раз я суну вам за пазуху раскаленный уголь.
   - Я не притворяюсь, - сказал Асахина, чтобы попробовать, как слушаются губы и голос. - Мне просто не хочется на вас смотреть, госпожа Мияги.
   - Боитесь? - женщина снова мелодично засмеялась. Нет, явно не тех духов приманивал этот колокольчик. - Правильно делаете.
   Ну что ж, значит, общение с бесами способность читать мысли человеку не дает. Это хорошо, потому что в книгах оно очень уж по-разному описывалось. Это хорошо, а вот веревки... даже если их сейчас разрежут, он какое-то время не сможет двигаться. Раньше... раньше он мог почувствовать и заставить подчиниться едва не каждую мышцу... Конечно, он попробует - что терять, - но... десять лет назад он был на десять лет моложе.
   Тонкие пальчики извлекли из-за пазухи омаморибукуро и сорвали с шеи шнурок. Асахина раскрыл глаза.
   - Смешно, - женщина расшнуровала мешочек и вынула крест. - В Сан-Франциско этой дешевки полным-полно. Что в этом такого страшного для Дзюнъитиро? Вы не объясните мне, Асахина-сэнсэй?
   - В нем - ничего. Это не амулет, госпожа Мияги. Это из тех вещей, которые носишь, когда любишь.
   - Тогда поступим просто, - женщина бросила крестик в очаг.
   Асахина не мог пожать плечами.
   - Он расплавится.
   Шевеление воздуха. По ту сторону очага возник Ато.
   - Ты здоров! - женщина поднялась ему навстречу. Сейчас, в сравнении с ним, она больше не казалась изящной - напротив, ее движения выглядели медленными и неуклюжими. - Вот, я выбросила его амулет в огонь. Теперь ты можешь коснуться его. Можешь делать все, что хочешь, - она кокетливо опустила глаза. - Кроме того, что обещал мне.
   Ато покачал ладонь над огнем, поморщился. Посмотрел на инженера. Нет, не на инженера, конечно, на того, кого видел на месте инженера.
   - Мы поговорим об этом позже.
   Разговор действительно приходилось отложить - потому что в караулку влетел господин Мияги - и тут же возмущенно замахал руками.
   - Что это вы наделали! Что это вы себе позволяете! Это был мой охранник, а не какой-нибудь крестьянин! Он, кроме всего прочего, спас вашу скверную жизнь!...
   - Мне нужно было встать на ноги, - раздраженно бросил Ато. - Я не могу вести отряд с дырявой грудью.
   - У вас же есть он! - закудахтал господин Мияги, показывая на инженера. - Мы потеряли шестерых - а ведь каждый штык на счету! И теперь вы выпили моего охранника!
   - Он годится на большее. В отличие от вашего охранника.
   Асахина посмотрел на господина Мияги и подумал, что на его месте хотел бы оказаться даже меньше, чем на своем. Много меньше. А господин Мияги по-прежнему ничего не понимал. Так бывает с глупым фазаном, который продолжает распускать хвост, не видя, что его уже заметила лиса.
   - Из-за вас, - он ткнул пальцем в Ато. - Из-за ваших старых счетов погибли высокопоставленные чиновники, а мы вынуждены выступить на двое суток раньше задуманного! По-вашему, хозяин так это оставит?! Не подходи ко мне! - заметив, что Ато шевельнулся, промышленник выхватил из рукава пистолет. - У меня серебряные пули!
   Ато усмехнулся. Он явно хотел, чтобы Мияги замечал его движения. До того момента, когда он окажется рядом, - быстрее, чем пуля.
   - Супруг мой, - проворковала женщина и, едва Мияги развернулся к ней, - ударила его своим пистолетом по скуле.
   - Супруг мой, - пропела госпожа Мияги, - вы позволяете себе слишком много. Толстый болтливый дурак.
   Ему бы стрелять сейчас - но он какую-то долю секунды пытался выбрать между Ато и изменницей женой, и этого Ато вполне хватило, чтобы взлететь над очагом и, рванув пистолет, сломать заодно и руку. Господин Мияги закричал, но крик тут же задохнулся в ледяных пальцах Ато.
   - Если бы ты не угрожал мне, - просипел Кагэ, - ты бы пожил немного дольше, болван.
   Оба - и Ато, и госпожа Мияги - стояли теперь к инженеру спиной, а прижатый к стене господин Мияги был повернут к нему помучневшим лицом.
   - Видишь ли, - любезно пояснил Ато, - твой охранник мало на что годился. Ты тоже душонкой не вышел, но вдвоем вас хватит, пожалуй.
   Лица Ато инженер видеть не мог, но знал, что тот улыбается.
   - Ты что, и вправду думал, что господин потерпит таких, как ты, на нашей земле хоть на минуту дольше, чем нужно?
   Ато склонился к шее господина Мияги. Для этого пришлось отпустить горло - и бедняга опять закричал, но уже намного тише. Его выкаченные от ужаса и удушья, мутные глаза встретили взгляд инженера - и перестали метаться из стороны в сторону.
   Да, господин Мияги. Именно так и бывает. Я убил слишком многих, чтобы не знать этого. А вот вы, кажется, считали, что это происходит со всеми, кроме вас... Мне очень вас жаль.
   Глаза, полные тоски и ужаса, закатились. Даже в тусклом свете очага было видно, что лицо несчастного предателя сравнялось в белизне с лицом его убийцы. Пистолет упал - госпожа Мияги проворно его подобрала.
   - Ну вот, - сказал Ато. - У всякого существа в мире есть подобающее место. Главное - уметь его правильно определить.
   Господин Мияги сполз по стене беспорядочной грудой плоти и шелка. Асахине даже показалось, что он похудел, - хотя этого не могло быть.
   - Как он мне надоел, - госпожа Мияги тронула мертвое тело ногой. - Как хорошо, что теперь между нами никого не будет.
   Кагэ обнял ее и прижал к себе. Хитоэ упало на пол - одно, другое...
   - Не здесь, - выдохнула госпожа Мияги.
   - Почему?
   - Он смотрит.
   - Он такое видел. И не такое тоже видел, правда, Тэнкен?
   - Правда, - сказал Асахина. Нужно было попытаться убрать их отсюда - не по причине стыдливости, а чтоб без помех заняться веревками. - По весне, когда спариваются собаки, такого зрелища полно на каждом углу.
   - Ну вот, - Ато был доволен. - Мы его не удивим, а он за это время не развяжется.
   - Неужели некому за ним присмотреть, - по голосу женщины было слышно, что присутствие Асахины, конечно, досадная помеха - но не более.
   - Я никому не доверяю, - Ато уложил госпожу Ёко на пол, на упавшие хитоэ. - Это Тэнкен. Научил ли его Кацура испаряться - не знаю, но осторожность не помешает.
   Нет так нет. Хотя, если госпожа Мияги так хороша, как она о себе думает, они могут и увлечься. Асахина закрыл глаза - не то чтобы ему было особенно противно, а просто так легче сосредоточиться на собственном теле. Техника связывания, которую к нему применили, оказалась знакомой. У нее были достоинства: растягивая путы в одном месте, человек неизбежно натягивал их в другом - и терял сознание из-за притока крови к голове. Были недостатки - перетереть веревку означало разрушить все хитросплетение. Конечно, вязали его основательно, и руки наверняка для верности прихвачены еще одной веревкой - но об этом можно подумать позже...
   - Очнись, - сказал ему Ато. - Мы вообще-то закончили.
   - Кажется, эти глупые скоты связали его слишком туго, - госпожа Мияги не стала надевать многочисленные однослойные накидки, а просто обвязала одну вокруг пояса. - Посмотри, как потемнело лицо. Чего доброго, он убьет себя.
   - Они его правильно связали. Это он увлекся немного. А провозись мы с тобой еще часть колечка - и, глядишь, столкнулись бы с чем интересным.
   - Тогда его нельзя оставлять одного, - насупилась женщина.
   - Можно, - Ато засмеялся. - Нужно только знать как. Тот парень, который вязал тебя, Тэнкен, явно знаком с началами ходзё. Но только с началами, - Ато развязал узел на животе пленника и размотал веревку, стянувшую ноги. Асахина не шевелился - все равно помимо этой веревки, щиколотки стягивал ремень. - Труднее всего развязаться подвешенному, но для этого нужно перевязать наново: узел "крест" и вправду задушит. Ты, может, на это и согласен, да я не хочу. Пока.
   Тело подчинялось слишком плохо, чтобы что-то предпринимать. Так что инженер позволил Ато ворочать себя с боку на бок и в конце концов оказался придавлен коленом в спину. Ночной убийца затянул узел, завершающий все дело - между лопатками, - и поднялся. Инженер сжал зубы, ожидая рывка - он догадывался, что Ато не откажет себе в удовольствии, и был прав. Перекинув веревку через потолочную балку, Кагэ подтянул его так, чтобы носки еле касались земли. Тело закачалось, поворачиваясь. Пока Ато закреплял свободный конец длинной веревки, госпожа Мияги подошла к Асахине и взяла его за волосы, останавливая вращение.
   - Интересно, - сказала она, разглядывая веревку. - Он как бутылка в оплетке.
   - Самый надежный способ не дать человеку удрать, - закончив, Ато обнял любовницу за плечи. - А хитрость в том, чтобы не пресекать кровообращения. Я не скажу, что освободиться невозможно, Тэнкен, но если тебе это удастся - придется признать, что Кацура и вправду знался с нечистой силой.
   - Да, он знался с тобой, - разлепил губы Асахина. - И знал тебе цену.
   - А какова твоя цена, Ран? - Ато отступил назад, чтобы полюбоваться работой. - Сколько тебе нужно, чтобы присоединиться к нам?
   - А что ты мне можешь предложить?
   И даже госпожа Мияги поняла, что на самом деле было сказано "что ты можешь предложить мне", и удивилась. Немного.
   - Бессмертие, - сказал Ато.
   - Я был бы кучей навоза, а не буси, если бы боялся смерти. Еще что?
   - Возможность решать.
   - У меня она есть. И я знаю, с чем справлюсь, а с чем нет.
   - Как насчет семьи? - госпожа Мияги провела пальцем по его щеке. - Двух очаровательных детишек и женушки? У вас интересный вкус, господин Асахина. Вам нравятся женщины со шрамами?
   - Мне нравятся женщины, - сказал инженер. - Но они смертны. И дети смертны.
   - Я буду бессмертной, господин Асахина, - улыбнулась женщина. - Мои лицо и тело никогда не увянут. Я обрету силу четырех мужчин. Власть над своим и чужим страхом. И моему мужчине не нужно будет бояться, что с годами я переменюсь к нему и подурнею.
   - Ему уже сейчас не нужно этого бояться, сударыня. Ваш любовник избавил его от всех страхов.
   - Я сказала "мужчине", а это мужчиной не было. Но вы, господин Асахина... Вы нравитесь мне все сильнее.
   - Мне очень жаль, госпожа. Я вряд ли буду вам нравиться долго.
   - Достаточно долго, господин инженер, - пропела женщина. - В любом случае. Так или иначе, но я отведаю вашей крови. Дзюнъитиро обещал вас мне. Выбрать вы можете лишь одно: что будет после. Смерть или бессмертие. Как там говорил покойный инспектор - гвозди и свечи? Что бы вы ни выбрали, вы доставите мне море удовольствия.
   Инженер вспомнил спокойную пустоту справа. Фыркнул.
   - Я ему потом это припомню. Ну кто его тянул за язык...
   - За эти годы ты стал тверже, Тэнкен, - на лице Ато изобразилось уважение. И даже, кажется, неподдельное. - Ладно, шутки в сторону. Вот настоящая цена: голова того, кто заказал мне Дракона. Ты сам назвал его имя, и назвал правильно. А то, что я его произнести не могу, - доказательство моей правдивости. Тебе даже не нужно становиться одним из нас - наоборот, ты должен оставаться человеком. Что скажешь на это?
   - Что для этого тебе не стоило меня брать - достаточно было просто вызвать меня сюда и уйти. Если бы ты нырнул в тень, я бы не стал тебя искать потом. Моя работа - строить дороги. Ты все это знал и раньше. Так что ты о чем-то другом со мной торгуешься.
   - Да нет, именно об этом, Тэнкен. А без меня ты не приблизился бы к нему и на ри. Он прожил так много, потому что был осторожен. У тебя и со мной-то не шанс, а слезы. Я ненавижу тебя, это правда, но его ненавижу сильнее. Он убьет тебя? Я не буду плакать. Ты убьешь его? Отлично, у тебя будет возможность посчитаться со мной. Если бы ты не был мне нужен - что мешало бы мне отдать тебя милой Ёко прямо сейчас и насладиться твоими стонами?
   - Предчувствие, что никакого особого удовольствия ты не получишь.
   - Получит она, получу и я, - улыбнулся Ато. - Мы чувствуем друг друга. И будем чувствовать еще лучше, когда она станет моим продолжением.
   - А уж я-то получу, не сомневайтесь, господин Асахина, - сладко проворковала госпожа Мияги. - С вами - особенно. Та штучка, что я бросила в огонь, - она знакома мне с детства. Я с малых лет слышала, что добренькие Иэсу-сама и Мария-доно любят меня. Но когда моих родителей арестовали за то, что они поклонялись распятому дураку, а меня продали в бордель - где они были, эти добренькие?! Когда меня избивали за пролитую чашку или за то, что недостаточно быстро поворачиваюсь, - где они были?! И почему я должна гореть в аду за свое ремесло, если не я его выбирала?! Что ж, я все сделала, чтобы выбраться из этой проклятой страны и вернуться сюда богатой и свободной. И я отомщу этой стране - но с особенным наслаждением - тебе, который жалеет сирот и берет в жены изуродованных крестьянок. Тебе - за то, что я столько лет верила, что однажды Иэсу-сама пошлет мне защитника. И когда я отправлю тебя туда, - она снова сгребла Асахину за волосы и, прижавшись щекой к щеке, жарко зашептала в ухо, - передай, что дьявол успел ко мне раньше. И оказался лучше.
   Что-то, видно, на лице инженера отразилось не то, потому что госпожа Мияги коротко вздохнула, сделала было шаг к жаровне - потом улыбнулась и осталась стоять, где стояла. И вправду незаурядная женщина, жалко.
   - Ладно, Тэнкен, - улыбнулся Ато. - Время есть. Повиси, подумай. Меня ждут дела, а ты, радость моя, смени этот маскарад на что-нибудь более подходящее. Да и поспи немного. Пока ты в этом нуждаешься.
   Они вышли. Асахина опустил голову.
   То, что уловил в нем Ато, то, что он принял за колебание, - и в самом деле почти что было колебанием. Обещание отдать господина Уэмуру, помочь отомстить за Сакамото-сэнсэя, попало очень близко к центру мишени, а лет пять назад легло бы прямиком в яблочко.
   Но с тех пор Асахина научился лучше смирять свои чувства и теперь мог отпустить их ровно настолько, чтобы ввести в заблуждение опасного врага, который силой врага еще более страшного умеет слышать несказанное.
   Ато он сейчас больше жалел, чем ненавидел. А бывшего дайнагона - все же больше ненавидел, чем жалел. И убить его было с любой стороны хорошим делом. Но вот уступать, соглашаться - невозможно никак. Если Ато нужна сначала свобода, а уж потом месть - он вернется и разрежет эту веревку сам. Если нет - он просто будет выжимать уступку за уступкой, пока не останется ничего.
   Время текло. Боль нарастала - сначала рвущая, потом давящая. Волны ломоты прокатывались по телу. От этого путались мысли, уголья в очаге вдруг начинали плясать перед глазами, дробясь и множась до бесконечности, а мертвец в их отсветах корчил рожи и улыбался. Сквозь шум в ушах Асахина слышал далекий гул паровозных топок, пропиточных котлов, доменных печей - огня, поставленного человеком себе на службу... Человеческий разум, превосходя любую сказку, и вправду сумел запрячь пламя в колесницу. Но здесь, в Кадзибаяси, машины не сделали людей счастливее - напротив, обрекли на новые муки. Машина - всего лишь орудие; огонь, запряженный в колесницу, везет туда, куда правит человек, - но по мере того, как машины будут становиться мощнее, станет ли меньше таких людей, как супруги Мияги, Синдо, Ато?
   Темнота сжимала его так же туго и мучительно, как веревка. Погас очаг? Или он теряет сознание? Уже на грани забытья он услышал крики:
   - Пожар! Пожар!
   Это было в прошлой жизни - этот запах гари повсюду, везде, днем и ночью, только другой немножко, здесь было больше настоящего дерева, больше смолы, меньше бумаги и бамбуковых реек, меньше людей, а металлический вкус все тот же, ни с чем не перепутаешь, металлический вкус и сухой, шелушащийся, бурыми чешуйками осыпающийся запах. Конечно, должен быть пожар, раз они хотят, чтобы все стало, как раньше... Хорошо, что в кладовке душно, хорошо, что сюда потянуло дымом, - иначе он вышел бы из этой мути рывком, и, наверное, привлек бы внимание одного из... как их все-таки называть - правильно, не торопись, скользи вниз, вниз, по кругу. Нельзя фокусироваться. Огонь мог быть случайностью, а мог не быть. И слишком сильная надежда, слишком сильная радость могут приманить кого не надо...
   Потом был удар. Словно плоской доской хватили по всему телу. Скрип волокна под лезвием - пришельцу не хотелось возиться с узлами. Испустив горестный вздох, боль ослабила объятия. Асахина смог втянуть приправленный дымом воздух полной грудью и тут же закашлялся.
   - Выпейте, - в губы ткнулась фляжка. Сакэ. Рука была холодной.
   - Хорошее сакэ у господина Мияги, - пробормотал Асахина после трех глотков.
   - Да, - согласился невидимый. - Сакэ хорошее. Вот все остальное с наветренной стороны не положишь.
   - А что так, - вдох-выдох, - хорошо горит?
   - Усадьба, - невидимка придержал флягу. - И сторожка. И все, что подвернулось. Мы вот сейчас загоримся. Я вас понесу.
   Инженер не возражал - в основном потому, что для решительных возражений слишком плохо чувствовал свои руки и ноги. Ато приказал сохранить до времени его жизнь? Или это агент Сайто? Да, рука холодная - но мало ли отчего у людей бывают холодные руки...
   - В очаге лежит... ваша вещь, - сказал незнакомец. - Попытайтесь ее достать. Я... не могу.
   Инженер повел плечами. Значит, и не первое, и не второе, а вовсе третье. А совет правильный. Он пошарил в теплых углях и наткнулся на кусочек металла. Странное дело - оловянный крест не расплавился в очаге. Хотя... Он вспомнил своего крестного отца, химика и металлурга мистера Берли. Его улыбку. Его слова о том, что этот крест дороже золота. Да, конечно. Еще бы. Это же никель. Асахина улыбнулся и спрятал крестик в карман.
   - Куда мы?
   - Вниз, - юрэй поднял его на закорки. - Утро все ближе. Ато ведет отряд туда.
   - А вы?
   - А мне догонять. Держитесь. Я, - злобно пояснил юрэй, - в немилости. Мне тут человека взять приказали, а я его насмерть зашиб. Больно шустер оказался. Так что теперь я рикша. Когда прибудем на место - попробую вам помочь, но ваш меч унесла эта сука, и я не могу его коснуться, как и вашего креста. Вам придется добывать его самому.
   Юрэй вынес Асахину из сторожки - и чуть ли не сразу занялась крытая дранкой кровля, на которую ветер занес угли с горящего склада. Пылало все: лесопилка, усадьба, гостевой домик. Началось, видимо, с усадьбы - она выгорела дотла, только почерневшие сливы тянули скрюченные руки. Шахтеры и лесорубы валили с подветренной стороны деревья и насыпали земляной вал, чтобы не пустить огонь в лес. Спасти строения уже никто не пытался. Кучка детей, сбившись на безопасном пятачке под присмотром старух, беременных женщин и нескольких девок из гостевого домика, молча наблюдала за пожаром. Асахина заметил чернокожую - она что-то делала с лежащим шахтером.
   - А с ними что? - спросил инженер.
   - А что с ними станется? Тут пересидят.
   К занявшейся сторожке бросились с топорами и крючьями - завалить ее побыстрее, пока не разгорелась как следует. Охранников было совсем мало, и выглядели они потерянно.
   В свете пожара Асахина разглядел своего спасителя - высокий, не намного уступает ростом Сайто и куда шире него в плечах. Худой - а бывают ли толстые или просто круглолицые юрэи? Седоволосый, хотя лицо, насколько он мог разглядеть, вися на закорках, - молодое. Грубый йосский акцент он расслышал еще в темноте.
   В руке юрэй держал копье.
   - Могу ли я узнать достойное имя?
   - Не можете, - буркнул юрэй. - Достойного никогда не было, недостойное от глупости померло.
   И помчал вперед и вниз, быстрыми широкими шагами, с такой легкостью, словно не взрослого мужчину нес на плечах, а двухлетнего малыша. На этот размашистый шаг отозвались все синяки и ссадины. Асахина закусил ворот мундира, а шагов через триста попросил:
   - Дайте я пойду сам. Я не убегу. И сил не хватит, и темно...
   Действительно, отсветы пожара остались далеко позади, и только звезды освещали теперь дорогу. Юрэй не ответил на просьбу - но какое-то время спустя бег его стал затрудненным, и инженер с удивлением услышал тяжелое дыхание.
   - Кажется, мне и впрямь придется дать вам отдохнуть, - юрэй сгрузил его на обочину. - И себе заодно. Вы очень тяжелый, господин инженер.
   - Всего-то шестнадцать канов, - удивился Асахина.
   - Да? А мне кажется, что кроме вас я волоку, самое малое, еще одного человека и бревно.
   Асахина облизнул пересохшие вновь губы.
   - Еще одного человека и два бревна, - поправил он и засмеялся. - Хорошо хоть не в гору!
   - И что за люди, - сплюнул юрэй, - шутят так, что через год понимаешь...
   - Да нет, - серьезно сказал инженер. - В гору было бы хуже. Можно ли узнать, чем я обязан...
   - Тем, что кое-кто слишком много о себе возомнил.
   - Не верю, - качнул головой инженер. - Если бы дело было только в этом, вы бы не напомнили мне, что я потерял в очаге.
   Юрэй промолчал. Инженер поднялся.
   - Идем. Драка ведь не будет нас ждать?
   - Будет. До утра.
   - Утром придет состав. Который вы попытаетесь захватить. И приведут его мои друзья. Так что ждать не буду я.
   - Не тронут они ваших рабочих. Им же машинист нужен.
   - Им и лесорубы нужны были, так? - Асахина быстрым - насколько мог - шагом пустился по дороге. - И что с лесорубами сделали? Может быть, вы знаете?
   - Им вообще нужны машинисты. Они старину любят, но это рушить не будут. Себе возьмут. Если не подавятся. Амулет бы свой надели... его, правда, издалека видать, тут уж ничем не поможешь.
   Инженер промолчал на последнее предложение - во-первых, ничего подходящего для гайтана под рукой не было, во-вторых, слишком темно, чтобы продеть шнурок в ушко прорези. Если юрэй, желающий оставаться безымянным, этого сам не понимает, незачем ему и говорить.
   Дорога белела в свете звезд - а вот по сторонам от нее царила тьма непроглядная. Даже будь он здоров как конь - никакой возможности уйти в лесу от юрэя нет, он завязнет в кустах прямо у обочины. На очередном повороте он остановился - дать себе отдых и справить малую надобность. Юрэй, шедший впереди и оглядывавшийся то и дело, остановился неподалеку за тем же.
   - Что это там внизу? - инженер смутно различал перед собой в отдалении какой-то предмет неестественно правильной, рукотворной формы - но не мог понять, что это.
   - Телега, - сказал юрэй. - Которая по рейкам ходит, для угля. Слетела с поворота, видно, - ее тут и бросили, чтобы не мешала.
   Асахина застегнул штаны.
   - Помогите мне спуститься.
   ...Тормоза оказались в порядке. Одно из колес - инженер не сразу это понял - трава, кусты, тени - погнулось слегка при ударе. А может, оттого и слетела вагонетка. Чинить колесо было нечем, Асахина так и сказал. Его странный спутник пожал плечами, взял и потянул. Выровнял. Только еще какое-то время было слышно, как он дышит.
   Потом они вдвоем поставили вагонетку на колеса и дотолкали до реек. Она была не так уж тяжела - корпус все-таки из дерева. Юрэй почти без натуги поставил ее на рельсы.
   Минуту спустя они катились к нижней деревне. Асахина не снимал руки с тормозной рукояти - перевернуться на очередном повороте совсем не хотелось. Так что скорость была совсем не той, с какой по этой дороге несся бы юрэй,- примерно так бежал бы вниз по склону здоровый человек в ясный день.
   Асахина точно не успел бы надавить на рычаг. Поэтому юрэй надавил на Асахину. Вышло куда резче, чем нужно, - тележка опрокинулась и оба кувыркнулись с откоса. Звук падения не привлек внимания идущих - отряд был еще далеко и производил довольно много собственного шума. Но вот самочувствия Асахины полет не улучшил, а тормоз от чрезмерного усилия юрэя сломался и безнадежно заклинил ходовой механизм.
   - Извините, - пожал плечами юрэй. - Не привык к этим штукам. Но ехать дальше все равно нельзя.
   Асахина не мог ничего сказать - только дышал сквозь зубы.
   - Не хрипите так, - юрэй поднялся. - Сюда идут.
   Он всмотрелся в темноту - и вдруг бесшумно засмеялся.
   - Что? - шевельнул губами инженер. Теперь уже и он слышал, что кто-то поднимается по склону. К ним.
   Юрэй встал, отряхнул колени.
   - Ты шумишь, - сказал он тихо, но достаточно отчетливо. - И хромаешь.
   - У меня и голова болит, - отозвались из темноты.
   - Ты, наверное, оттого и соображаешь плохо. Чуть дружка своего не поджарил.
   - Я понадеялся на тебя. Разве ты его не вытащил?
   - Я здесь, - Асахина почему-то вдруг почувствовал себя счастливым. Эти двое разговаривали как старые знакомые. Даже друзья.
   - Я так и понял, - человек подошел и сел, прислонившись к опрокинутой вагонетке. - Кому бы еще нужна была эта штука?
   - У вас был свой человек на шахте, - сказал инженер.
   - Был, - согласился инспектор. - А теперь нет. И погиб он даже не потому, что его раскрыли - просто, кажется, кому-то кушать захотелось. А в одном из отнорков шахты очень скверно пахнет. Там взрывом обрушили свод - но руки-ноги еще торчат. Что у вас было месяц назад, Сано?
   Сано? Копье. И акцент. Он не подумал об этом сразу, потому что считал Хараду мертвым. И даже после явления другого мертвеца - Сайто - ему в голову не пришло, что Харада тоже может быть жив. Мало ли кто говорит с йосским акцентом...
   - Там эти... взяли пару детишек. Сладко им, видишь ли. А лесорубы решили, что с них хватит. Только они думали, что нас от силы пятеро... и что днем да толпой они всех положат. Вот качество шпал и испортилось.
   - А давайте его испортим еще сильнее, - инженер приподнялся на локтях. - Давайте взорвем завод. Само собой, людей нужно вывести.
   - А вы в состоянии это сделать?
   - Он сейчас не боец, - сказал Харада. - Так что больше некому. Пусть попробует.
   - Людей охраняют, - Сайто качнул головой. - Как их выведешь?
   Инженер сел.
   - Если выгнать всех из пропиточного цеха и довести температуру в котлах до точки вспышки - то котел станет как бомба с часовым механизмом. Охрана побежит от казарм раньше, чем котлы взорвутся. И все остальные побегут. Все же понимают - и огня будут бояться даже больше, чем этих. Только нужно, чтобы побежали вверх, а не вниз. Жалко, что отсюда не видно пожара.
   Харада вдруг вскинулся, словно прислушался. Или нет - словно его внезапно вздернули за шиворот.
   - Он... едет... сюда... - прохрипел бывший копейщик из Синсэнгуми.
   - Близко? - инспектор по-прежнему сидел, прислонившись к тачке.
   - Да... на стан... ции... То... ропит меня...
   - Он может узнать то, что знаешь ты?
   - Д-да. Не с-сразу.
   - Господин инженер, вы в пропитку, я - на дамбу. Сано, постарайся потянуть время - сколько можешь, столько и будет.
   - Амулет у него возьми, - вроде бы господин Харада продышался. - А то я его не дотащу.
   - Меня не нужно нести! - возмутился инженер.
   - Нужно, - отрезал Сайто. - До места не меньше ри, телега сломана, а как вас шатает, я и в этой темнотище вижу. Мы до полудня не успеем, если вы пойдете сами.
   - Тогда держите, инспектор Фудзита, - инженер ткнул в руки Сайто что-то маленькое, четырехконечное. - И Ато еще рассчитывал, что я буду драться...
   - Он рассчитывал не на тело, - Харада подставил спину. - Держитесь хорошенько, Асахина-сэнсэй.
   - Если я отстану, ничего страшного, - сказал сзади полицейский. - Я постараюсь подождать, пока у вас не рванет.
   - Погодите, - сказал Асахина. - Взрывать и топить никогда не поздно, да и дамбу они, если взорвется пропиточный цех, рванут сами. А вам ведь нужны доказательства. Нужны свидетели.
   - Из четы Мияги получатся прекрасные свидетели, - хромота не мешала инспектору шагать достаточно размашисто.
   - Из господина Мияги никакого свидетеля не получится, - возразил инженер. - Ато убил его. Чиновники из военного министерства, вовлеченные в заговор, - убиты. Синдо убит. Рабочие ничего не знают. Уцелевшие солдаты не помогут вам утопить Уэмуру, если тот будет все отрицать. Сначала мы должны взять госпожу Мияги. Она единственный свидетель, который даст вам нужные показания.
   - Прекрасно. Как прикажете ее добывать?
   - Пусть господин Харада отнесет меня туда, куда ему поручили меня нести. Ато и его женщина хотят убить Уэмуру сами. Они проследят за тем, чтобы у меня были свободны руки - и чтобы в них был меч.
   - А людьми он управлять может? - вскинул голову инспектор, видимо, вспомнив что-то.
   - Мы все можем. Немножко, - сказал Харада. - Он - много лучше. Но не всеми. Им - точно нет.
   - Почему вы спросили?
   - Деревня, господин инженер, деревня. Он здесь жил, долго. Против этих пошли с топорами, а против него не ходили, нет... - инспектор кивнул сам себе. - Ладно. Хотите сыграть так, играем так. Худший вариант уже не прошел, остальное - вопрос везения. Давай, Сано. А я попытаюсь... прикинуться большой собакой.
   Ри - это около шести тысяч шагов. Правда, Харада несся большими скачками. Наверное, три тысячи. И хотя юрэй старался бежать как можно более ровно, Асахине временами казалось, что он вот-вот расколется, как сырое яйцо. Именно как сырое - расколется и потечет. Но иначе никак. Иначе он ковылял бы даже медленнее, чем хромающий инспектор. Ну почему, почему Харада сломал тормоз?
   Дорога пошла вдоль обрыва, с которого уже видна была станция и цеха. У плотины им загородили дорогу.
   - Кто идет?
   - Маруяма, - небрежно ответил Харада. - Своих не узнаешь, тыква?
   - А это что?
   - Кагэ в сторожке забыл. А хозяин требует.
   - Он здесь?
   - И ты меня задерживаешь, балда.
   - Мне нет прощения! - охранник чуть ли не в колени себя головой ударил.
   - Господин Харада, - выдохнул Асахина в ухо юрэю, когда они миновали дамбу, - если вы еще и через поселок пронесете меня бегом - боюсь, я не так скоро приду в себя, как требуется. Смотайте мне чем-нибудь для вида руки да и ведите себе.
   - Хорошо, Асахина-сэнсей.
   Юрэй осторожно поставил его на землю. Поддержал. Достал откуда-то небольшой моток веревки, закрепил руки - кажется, что плотно, а выскользнуть легко, - обмотал остаток поперек туловища. - Вам придется покупать новый мундир.
   - Не напоминайте, - сквозь зубы сказал Асахина. - Еле за этот рассчитался... насколько он близко?
   - Очень близко, - выдавил Харада.
   В поселке было людно. На размещение двух с лишком сотен солдат он не был рассчитан, и те сидели вдоль склада - кто похрапывал, кто играл в кости, кто тихо напевал. Некоторые с любопытством оглядывались на Асахину, некоторые прятали испуганные глаза от Харады. Инженер встречал взгляды с жалостью - чем эти парни отличались от тех, кого он водил в бой под Уэно и под Фукухарой? Ничем. А может, это они и есть. Командиры соблазнились - и вот они сидят здесь и ждут непонятно чего. Расходный материал, как и жители деревни. Как и Ато.
   Асахина понемногу закипал - и это было весьма кстати. Гнев - умеренный, не застящий глаза - хороший союзник в бою.
   Они остановились перед зданием конторы. Асахина обратил внимание на жеребца у коновязи. Высокий конь - инженер плохо разбирался в европейских породах, - темно-серый, как грозовая туча, сильный и нервный. Шкура его лоснилась - и слуга обтирал это страшное животное, стараясь держаться подальше от зубов.
   Господин Уэмура приехал буквально только что.
   ***
   - Кто идет? - окликнули с плотины.
   - Маруяма.
   Эти люди не были беспечны. Просто солдаты, а не бойцы. Знают то, что им положено знать, знают хорошо. Расположились правильно, винтовки держат, как надо, но снимать их отсюда было бы чистым удовольствием.
   - Почему один?
   - Отправили назад, проверить, что за шум. Там вагонетка перевернулась, пустая, - он вообще-то не был обязан отвечать, но для охранника из провинции солдат - уже начальник.
   - А что она там делала? - допытывался солдат.
   - Наверху пожар, - голосом Сайто дал понять, что ему совсем не хочется объясняться, но так и быть... - На шахте. Добро это вниз толкнули, чтобы от огня уберечь. Одна докатилась вон дотуда - и упала. Всё. Я пройду, что ли?
   Он прошел бы через этих олухов в любом случае, но не хотелось начинать прямо сейчас.
   - Проходи, - кивнул часовой.
   - Спасибо.
   Он пошел по дамбе, быстро, не глядя по сторонам, как человек, который ходит тут каждый день. Да ему и не нужно было смотреть - все присмотрено еще в первый раз.
   Итак. Под ногами - плотина. Ниже плотины - ручей, который довольно легко перейти вброд и через который проложен невысокий деревянный мостик. На берегу ручья - сушилка, угольная яма, пропиточный цех, там же бараки работников. На другом - контора, склады и станция.
   Наверху полыхнуло неплохо - интересно, как будет внизу.
   Точка вспышки. Хорошее выражение. Мы прошли ее в 1864. Температура поднималась, давление не уменьшали и где-то там в глубине - наверняка я представляю себе неправильно - возникла белая точка, размером с игольное ушко. И те, кто остался жив, очнулись через пять лет и не узнали пейзажа. А некоторые - и себя. Как Сано. Ноги и возможность отомстить... это тоже потому что огонь. Ему нужно где-то гореть, он не разбирает, человек не всегда может за ним успеть. Ноги и месть - мне бы это не подошло. Месть не имеет смысла. Иногда приходится хлопать дверью, не так ли, фукутё? Но это другое, это часть войны, вернее, часть спора. Хочешь, чтобы твои слова прочли, - напиши их кровью. Люди обращают на нее внимание, так уж они устроены. Не самый лучший способ, но бывает так, что другого нет. Я ничего не отдал бы за месть - а за возможность удержать Вакамацу? А за шанс успеть на север? Ведь на севере можно было устоять. И не просто устоять - лес, железо, уголь. Гавани, рыболовный флот. Эномото знал, что делал, - пять-шесть лет, и республика стала бы незаменимой для всех. Если бы можно было купить эти пять-шесть лет... Да, тут я бы согласился, не раздумывая, но позаботился бы о том, чтобы рядом все время находился кто-то вроде Тэнкена. На потом. Потому что мне бы понравилось. Мне бы обязательно понравилось.
   Он перешел ручей, и его снова окликнули.
   - Маруяма, - вяло сказал он.
   - Дураяма, - огрызнулся постовой. - Куда прешь ночью на правый берег?
   - К бабам, - наугад сказал Сайто, сокращая расстояние.
   - Всё, бабы закончились, орясина. Тревога, утром выступаем. Пойди в кусты, руками сделай себе бабу.
   - Запросто, - приблизившись вплотную, инспектор раскрытой напряженной ладонью ударил солдата в кадык. Гортань хрястнула, глаза солдата выпучились от боли, но даже крикнуть он не мог. Сайто схватил его обеими руками за голову и резко повернул. Подсел под обмякшее тело. Огляделся.
   Никто не бежал к нему, поднимая тревогу, никто не наблюдал за мостом - этот пост не имел особого значения. Они просто заворачивали назад тех, у кого не ко времени разгулялась похоть. Может быть, часового получилось бы и не убивать. Если бы знать, что он один.
   Инспектор аккуратно - все-таки очень шумное дело эта амуниция - опустил тело в одну из промоин, свел над ним ветки. Найдут, конечно, если будут искать, но найдут не сразу.
   Перебежками добрался до бывшего поста - а там выпрямился и пошел, не скрываясь - пропустили и пропустили.
   А вот у входа в пропиточный цех так уже не выйдет. Там двое. И двое внутри. Значит, придется рубить и стрелять.
   Он резко вдохнул и выдохнул. Стоп. Стоп. В голове словно зазвучал голос Асахины:
   "Чтобы температура держалась ниже точки вспышки, котлы охлаждают водой, поступающей из запруды. Видите трубы вон там? Когда температура начинает подниматься - синий кран ослабляют. Если она опускается - закручивают..." Но ведь если из труб не будет поступать вода - синий кран можно ослаблять сколько угодно...
   А трубы охраняются? А трубы не охраняются. Они просматриваются с четырех постов - и если кто-то, кому не положено, будет с ними возиться слишком долго, на него обратят внимание. Да и сами рабочие наверняка приглядывают - от этого их жизни зависят... В принципе, этого достаточно. Но не сегодня. Топор бы раздобыть. Шум, конечно, - но Тэнкену шум сейчас скорее полезен.
   В тени цеховой стены он пробрался к трубам, ползущим от запруды к цеху. Ба, да они бамбуковые! И разумно, пожалуй, - металл нужен только там, где уже горячо, так отчего здесь, подальше от цеха не обойтись деревом. Кто же в здравом уме будет неосторожен с такой трубой? И мы не будем неосторожны. Мы будем тщательны.
   Тэннен-рисин-рю - стиль, придающий большое значение силе удара. Пробивающий вражескую защиту, а не обходящий ее с помощью хитроумных финтов. Поэтому ученики упражнялись с боккенами, утяжеленными против настоящих боевых мечей. И поэтому боккены часто разлетались в щепки...
   Удар, еще удар... Вверх брызнул фонтан - не хуже, чем в императорском саду. Вот пропасть...
   Значит, синий кран был уже открыт на полную мощность. На самом деле - неплохо.
   Вот только... Нет, Сайто не стал пригибаться - выстрел, другой, они сейчас сами сообразят, что палить почем зря в темноту не стоит... но бегать с такой ногой все-таки не хочется. Нехорошо вышло с фонтаном. Просчитался.
   Рабочие пропиточного шум поднять должны - но если охрана новая, они могут попытаться их удержать - так что лучше добавить заранее. Достаточно далеко он отбежал? Пожалуй.
   - Слушайте! - рявкнул он во весь голос. - Это ж охладительная труба лопнула!
   Те, кто поближе, конечно, прекрасно слышали два сильных удара - а может, и видели отблеск меча, - но те, что дальше, видели только фонтан.
   Из пропиточного цеха было два выхода: один - со стороны ручья, другой - со стороны бараков. В первый завозили тачки с предназначенным к пропитке деревом, из второго - выкатывали. Наверное, в цеху есть что-то на случай вот такого вот несчастья - и надо бы не дать это "что-то" применить.
   У второго выхода двое охранников размахивали дубинами, не давая рабочим покинуть цех. С отчаяния те могут и исхитриться остановить котлы... Сайто подбежал к сторожам и в два удара очистил дорогу.
   - Ну, чего встали?! - заорал он на рабочих, обомлевших от неожиданности. - Бегите в бараки, выводите людей, гоните их вверх по дороге! Сейчас взорвут плотину!
   - Взорвут? - кто-то сохранил голову на плечах, вообще-то молодец, но сейчас - лишнее.
   - Взорвут! Трубы разнесло - там такой фонтан, с дороги видно! Бегите и всех гоните вверх!
   После этого налаживать что-либо в цеху ни у кого настроения не было. А у Сайто настроения не было выяснять, насколько близка точка вспышки. Кругом свиристел пар, ревел скованный огонь и стонало железо - он отступил в сторону, чтобы толпа не снесла, окинул взглядом опустевший цех - и заковылял вместе с последними, стараясь держать голову ниже и прятать меч, чтобы издали сойти за одного из рабочих. Если заметят, пожалуй, отбиться можно, но хорошо бы дойти до бараков тихо.
   Нога болела с каждым шагом все сильнее - растревожил вместо того, чтобы дать покой, эх, Кондо всегда ругал за такие дела, особенно его, к боли относившегося легкомысленнее других.
   - Стой! Стой! Куда?! Поворачивай! - охранники у бараков, видя, что пахнет бунтом, похватали уже не палки, а пистолеты. Один успел выстрелить - и тут же исчез в месиве тел, сладострастно топчущих и рвущих. Второго Сайто срубил и подхватил пистолет раньше, чем несчастный упал. Двое других предпочли бежать.
   Теперь оставалось самое сложное - направить толпу куда надо. Потому что есть еще солдаты, которые, скорее всего, еще не поняли, что произошло.
   ***
   С помещением конторы было что-то не так. Казалось бы, ничего не изменилось - разве что освещение. Глухие жалюзи, заморские лампы с гнутыми стеклами... а вот в самом воздухе будто что-то искривилось, как тогда на ужине, только много, много сильнее. И можно было угадать, где проходят складки, - по тому, как стояли и двигались люди.
   - Господин Асахина. Очень рад вас видеть, - маленький чиновник с необычайно белым, нежнее лепестка кувшинки, лицом, был центром, средоточием расходящегося по комнате холода.
   "Как алмаз, который крепче камня, сделал Я чело твое; не бойся их и не страшись перед лицем их, ибо они мятежный дом", - вспомнил Асахина. И ответил спокойно:
   - Доброй ночи, господин Уэмура.
   Вот бы кому пошел наряд времен Камакура... и времен Нара, и времен Эдо. Но много лучше ему бы пошла земля. Со всех сторон.
   "Нет", - сказала земля и накрыла его самого, выворачиваясь наизнанку, вытесняя его куда-то туда, где шуршало и скреблось, заменяя его собой.
   Он задыхался, он боролся с накрывающим валом. Каким-то образом колдун почуял один из самых темных его ужасов - быть погребенным заживо. Опоры под ногами не было, а грудь сдавливало все сильнее. Он знал, чего хочет Уэмура, - просьбы о пощаде, хотя бы мысленной, хотя бы знака. Вернуться домой, на свет, к О-Аки и малышам - разве для этого не стоит поступиться гордостью?
   Гордостью? Да, конечно... Только тогда разойдется ткань и земля посыплется вовнутрь, в него самого, - и у него уже не будет силы остановить ее. Его все равно не станет, не станет нигде. Он не вернется, никто не вернется.
   Он вскинул перед собой руки - кулак в ладонь, - останавливая, раздвигая, рассекая непроглядную толщу страха. Знал, что его сомнет, - но без сопротивления уходить было негоже. "Как алмаз, который крепче камня..."
   Пелена стекла с него. Медленно, оставляя за собой какой-то маслянистый слой. Все четыре конторских лампы горели ровным желтым светом. Воздух по-прежнему гнулся, но стал прозрачен.
   Госпожа Мияги улыбалась. Теперь на ней был европейский мужской наряд для верховой езды, и волосы она уложила в европейском стиле - и эта одежда подчеркивала то, что в Европе считается недостатками женской фигуры: маленькую грудь и далеко не идеальной прямизны ноги. В руках госпожа Мияги держала длинный сверток - меч, как надеялся инженер.
   - Вот видите, друг мой, - полуобернувшись к Ато, сказал господин Уэмура. - Ваши прогнозы оказались неверны: господин Харада не только остался с нами, но и привел пленника.
   Инженер развел и опустил сомкнутые над головой руки. Бесполезные веревки лежали на полу. Он подвел Хараду, подвел Сайто... кого еще? Всех этих рабочих, чьих имен он не знает? Солдат, пригнанных сюда на убой? Теперь, когда их обман раскрыт, как долго Уэмура даст им жить? Лицу было щекотно от пота. Сил поднять руку и утереться не было - их хватало только на то, чтобы сидеть на коленях прямо, не заваливаться набок. Все, что он успел скопить, пока его нес и вел Харада, Уэмура забрал легко, играючи.
   - Неужели ваша прежняя работа надоела вам, господин инженер? - маленький чиновник все еще смотрел на него. - Убивать промышленников и помощников министра - довольно странный способ подавать рекламации. Глубоко скорблю, но мне придется обойтись с вами сурово. Не в добрый час вы решили вернуться к деятельности Тэнкена.
   - Занятно, - усмехнулся инженер. - Мне всегда казалось, что если мне и отрубят голову - так за то, что я совершил. А Тэнкен в роли принца Аримы - как-то даже и смешно. В наши времена позором было приписывать себе чужие дела и спихивать на других свои. Сомнительная честь, но у убийц времен Бакумацу она была. Ато, куда она делась?
   - Все когда-нибудь проходит, - в глазах у Ато было пусто и темно.
   - Ну, от вас никто и не ждет, что вы станете писать песни и завязывать ветки сосен, - перехватил разговор чиновник. - Да и новый мир родится не через год после вашей смерти.
   Есть за что поблагодарить традиции родного дома, будь он проклят. Историю в Мито вбивали накрепко. Через год, через год после смерти принца родился основатель рода Фудзивара, тень за троном... Вы и в самом деле считаете, что я мертв, господин Уэмура, вы сказали мне слишком много.
   - Вот как, - инженер смог, наконец, утереть лицо. - Это не вам ли некогда изволил отмахнуть руку Цуна Ватанабэ, когда вы примерились им пообедать?
   Чиновник улыбнулся.
   - Люди моего рода славились своей красотой. Но я не думаю, что даже такая деревенщина, как Цуна, мог принять мою скромную персону за прекрасную даму.
   - Даже такая деревенщина, как я, - усмехнулся Асахина, - может отличить мужское поведение от немужского. В этом смысле и госпожа Мияги - больше мужчина, чем вы.
   Главное, подумал он, чтобы Уэмура поменьше обращал внимания на Хараду. И подольше не спрашивал о главном.
   - Кстати, а как так получилось, что эту во всех отношениях достойную - тут вы правы, Асахина-сан - женщину посетила такая беда? Кто сделал ее вдовой?
   - Кагэ, - инженер перевел взгляд на старого врага. - Ты и впрямь сильно изменился. Прежде ты не стеснялся убийств.
   - Прежде и ты не возражал против лишнего.
   - Мне было семнадцать, и я был дурак. У тебя - только одно оправдание.
   - Оправданий, Тэнкен, не бывает.
   - Даже если так, я все не могу понять, зачем вам нужен повод убить меня, когда у вас есть на это причина.
   Чиновник опять смотрел на него. Асахина был в этом уверен, хотя сам не сводил глаз с Ато. Просто эта тяжесть уже успела стать знакомой.
   - Если я решу, что его убили вы, Асахина-сан, станет так.
   - Нет, господин Уэмура, - инженер расправил плечи. - Никогда. Ваша воля в таких вопросах - меньше, чем ничто.
   - Ато, - Уэмура даже не скосил глаз в сторону ночного убийцы, но тот прижался к стене и скорчился, словно в него ткнули факелом. - Я полагал, что ты умнее. Что у тебя хватит сил дождаться того момента, когда мы займем Токио, чтобы атаковать меня.
   Ато запрокинул голову. Лицо его было серым.
   - Ты решил, что сможешь отомстить всем сразу, не так ли? Ну а что до вас, Харада-сан... мне показалось очень странным, что никаких доказательств смерти господина Сайто вы не принесли. Инспектор, отправляясь сюда, рассчитывал на старую дружбу и старую вражду. Что ж, он верно оценил вас обоих. Но недооценил меня.
   - Он оценил вас вернее, чем думал, - сказал инженер. Или именно так, как думал, но об этом потом, когда будут время и силы.
   Ато пополз вниз по стене. Асахина знал, почему он не кричит. Просто не может.
   Воздух сгустился до патоки - а потом тяжесть будто осыпалась, и стало можно дышать.
   - Мне не нужно было сердиться, - грустно сказал чиновник. - Вы все хотя бы ощущаете, насколько неправильно устроен мир. А вы,- он слегка кивнул в сторону инженера,- не только чувствуете, но и понимаете - что удивительно для человека вашего происхождения.
   - В вашем присутствии, - Асахина сглотнул, - очень трудно не понимать. Безотносительно происхождения.
   - Я не думаю, что это понимание настигло вас в моем присутствии. Для этого вы слишком долго искали способ вправить этот вывих.
   Инженер молчал. И слушал. Внимание было не так уж сложно изобразить, ему и в самом деле было интересно. Но главное, главное каждое слово занимало место - во времени. Падало как камешек в чашу с водой - может быть, камней окажется достаточно, чтобы вода потекла через край.
   Можно поторговаться, можно даже подкинуть ему взгляд... Или вот эту досаду, которую он истолкует по-своему.
   - Господин инженер, не нужно, пожалуйста. Я вижу вас. Я вижу вас таким, как вы есть. На всю глубину, до дна. Это приходит со временем вместе со способностью жить на свету, как живут люди. Ато так не может, но он просто слишком молод. И он, в любом случае, вас не поймет. Я здесь единственный, кто вас понял. Я не посмеюсь над вашей детской мечтой о спасении богини - кому как не мне знать, что делает с нами бренность этого мира. Это старый принцип: каждый должен находиться на своем месте - и тогда останется только то страдание, которое приходит от неба, да и ему можно будет противостоять. Но кто знает, где его место?
   -Я знаю, где мое, - проговорил инженер. - Против вас.
   - Вы ошибаетесь, потому что вы на много сотен лет меня моложе и смотрите вверх от подножия горы, а не вниз со склона. Вы видите, что здесь пострадали неприкасаемые и лесорубы - и ваше сердце переполняется болью и гневом. Если вы захотите стать старше, вы поймете, что большинству людей выбирать между страданием и блаженством просто не дано. Они страдают, потому что так за них решили другие, а эти другие не в силах сделать выбор между большим и меньшим злом. Да и не собираются его делать чаще всего. Лишь бы набить мошну и брюхо, успеть насытиться ничтожными благами этого мира, пока не настал черед отправляться в могилу. Они тоже смотрят вверх с подножия горы. Но, в отличие от вас, не способны взлететь даже мысленно.
   Им не поможет даже знание, они и его превратят в топливо для своих страстишек, не так ли, госпожа Мияги?
   Госпожа Мияги усмехнулась. Ей, дочери лицемерной и практичной эпохи Эдо, этот поток хэйанского красноречия был, похоже, так же противен - но по другим причинам.
   - А что же такое вы особенное, господин Уэмура? Вы глядящий вниз со склона горы на нас, муравьев? Вы прожили сотни лет - ну так что же? Где ваши свершения, где выстроенные вами замки, разрушенные города, покоренные народы? На что вы истратили свою мудрость и свои дары, господин бог? На то, чтобы прятаться по темным углам? Искусство, доступное любой крысе.
   Чиновник покачал головой. Он больше не гневался - и стал по-настоящему страшен.
   - Невозможно заставить людей измениться, пока они не захотят измениться.
   Рёма говорил то же самое, почти слово в слово - но почему в устах Рёмы каждое слово звучало иначе? Может быть, потому, что Рёма не смотрел с вершины холма. А может быть, потому что Рёма не знал, как правильно - и знать не хотел.
   - Когда люди захотели измениться, - усмехнулась госпожа Мияги, - вас, кажется, полоснули мечом при штурме дворцовых ворот.
   Интересно, кто такой шустрый оказался, - удивился Асахина, а госпожа Мияги, словно прочитав его мысли, добавила:
   - Вроде бы, кто-то из дружков вашего инспектора...
   Эти могли. В свалке, когда мятежники, того и гляди дворец возьмут - да там демона грома зарубили бы и не заметили.
   - Он мертв и гниет на севере, - улыбнулся Уэмура. - А я жив. В этом мое преимущество, господин Асахина. Вы не сможете победить. У вас не получилось убить даже Ато, а он младше меня и куда менее совершенен. Взорвете плотину - я выплыву. Изрубите меня в куски и сожжете тело - я восстану из праха. Вы можете, если произойдет даже не чудо, а много чудес подряд, сорвать сегодняшний заговор - но разве это поможет вам завтра? Господин Асахина, мне не хочется вас убивать, потому что я вижу вас. Вас, а не вашу оболочку. Вы хотите правильных вещей. Чтобы мир был устроен, чтобы не торчали гвозди, не стирались края и никого не затягивало в зубчатые передачи. Но людям не под силу переделать себя - и вы решили, что под небом можно жить, но ничего нельзя сделать. И поклонились заморскому богу, в надежде, что хоть за пределами жизни все станет, как надо. Вы зря пошли искать так далеко.
   Асахина улыбнулся. Лично он с каждым словом Уэмуры убеждался в обратном: не зря. Нет, не зря.
   - Вы думаете, что выигрываете время для инспектора? Нет, для меня, - печально улыбнулся чиновник. - Он думает, что я занят вами и что он может действовать. Он забыл, что стоит на моей земле. Мои младшие чуют живую кровь сквозь дерево, металл и камень. И они знают всех здешних эта. Он не растворится в толпе, как не могли бы и вы. Он не пахнет страхом. А вы... вы - нечто совершенно особенное, господин Асахина.
   Маленький чиновник легко, в одно движение скользнул вперед - оказавшись к госпоже Мияги и Ато спиной.
   - Возможно, из-за моих слов, сказанных ранее, вы решили, что зачем-то нужны мне. Я невольно ввел вас в заблуждение - в каком-то смысле вы мне и вправду нужны, но вовсе не как инженер и не как бывший хитокири. У меня нет недостатка в умных головах и сильных руках. У меня есть недостаток в людях с правильными устремлениями, и то, что вы до сих пор живы, а я говорю с вами - вовсе не попытка обрести сторонника в вашем лице. Это, если хотите, слабость ценителя перед жемчужиной такой редкой красоты и необычайной формы, что во всей стране не сыскать того, кто мог бы купить ее. Низкий человек, если он глуп, выбросил бы ее; если он умен - преподнес бы в дар князю, чтобы снискать благоволение. Высокий человек предпочел бы ее сберечь, даже в бедности и в опале. Либо уничтожить, возвращая небытию иллюзию, небытием же порожденную. Пожалуй, это было бы даже более высоким деянием. Истинно чистым жертвоприношением, - в глазах Уэмуры появился нехороший блеск, словно кто-то провел по ним рукой изнутри, стирая вековую пыль. - Да, господин инженер! Вы тоже это понимаете, потому и соблазнились учением Креста. Бог, явившийся на землю в образе человека, конечно, должен был бы умереть - ибо красота, внешняя и внутренняя, полного совершенства достигает лишь в смерти. Решено, вы умрете сегодня. Если все пойдет хорошо - умрете так, как умер ваш бог. Ваша красота достойна такой чести.
   Инженер закрыл глаза, чтобы Уэмура, который склонился уже почти к самому его лицу, не увидел в зрачках отражение госпожи Мияги.
   Она выхватила меч и ударила - очень хорошо для женщины, очень быстро - быстрей, чем ножны с шелковым платком упали на пол.
   Но не быстрей, чем двигался господин Уэмура.
   Меч улетел на дальнюю сторону комнаты, а женщина - в руки инженера, который едва успел подняться и смягчить удар. А думал, что не успеет.
   Асахина предпочел бы, чтоб вышло наоборот: меч сюда, а женщина в другой угол. Но как видно, права святая Тереза: Бог не балует избранные души. Тяжелая, гнетущая прозрачная пелена вновь окутала комнату.
   Ато застыл у стены, неподвижно, как муха в смоле.
   - Харада, - сказал Уэмура, - поди, прочь и принеси мне голову Сайто.
   Если бы это была повесть или сказка, или... то сейчас стены конторы услышали бы слова, которых не слышали за все время своего существования. И покраснели бы - если бы понимали йосский диалект.
   Но Харада просто остался стоять.
   - Идите, господин Харада, - сказал Асахина, осторожно опуская женщину на пол. - Вы свободный человек, сейчас вы сами это поймете.
   - Что у нее там? - приподнял брови чиновник. - Пистолет?
   Асахина вспомнил странную заморскую шутку. До сегодняшнего дня она не казалась ему смешной.
   - Господь, - сказал он, - сотворил людей сильными и слабыми...
   Конечно, "кольт" подошел бы больше.
   Уэмура улыбался. Он не знал, что Асахина читал Стокера и что, по всей видимости, госпожа Мияги тоже его читала. Хоть за что-то можно было благодарить ее покойного мужа, оставившего им всем такой неудобный подарок.
   Выстрел в тесном помещении прозвучал очень громко. Асахина не знал этого пистолета и для верности стрелял в корпус. Уэмура не успел увернуться. Или не попытался? Наверное, не пытался. Хотел быть убедительным. А вот от второго выстрела уже не сумел. Не успел. Удивленно раскрыв глаза, он упал навзничь, хватаясь руками за грудь. Асахина прицелился снова - теперь уже в Ато, - но тут его рванули под коленки, уронили затылком об пол и вцепились в руку, выламывая пистолет.
   Госпожа Мияги была не в столь уж глубоком обмороке, как показывала.
   Движение слева - госпожа Мияги летит в сторону.
   Еще движение - тупой удар, яростный звериный рык... Ато, пришпиленный копьем к стене - так в Англии пришпиливают бабочек, чтобы потом выставить под стеклом, - не успел встать. А в дверь уже ломятся, ломятся и нужно успеть схватить свой меч - тот, что не в силах взять в руки ни один юрэй... Ах, госпожа Мияги, вы тоже остались в глубине души японкой, сначала подумали о мече, а не о пистолете... Жаль.
   Инженер уже коснулся рукояти, когда его рванули за щиколотку и страшно ударили о перегородку. Он слышал, как хрустят, казалось бы, такие прочные стены... или это хрустел мир, в котором собралось слишком много мертвечины. А может, всего лишь кости, хрупкая основа недолговечной людской плоти. Он лежал на полу и не хотел шевелиться. Воздух состоял из одних ледяных игл. Земля вновь была готова сомкнуться.
   - Поднимите его, - сказал голос Уэмуры, по-прежнему ровный и мелодичный. Могила встала дыбом - и четыре холодных руки выдернули его из темноты, как редьку.
   В глазах немного прояснилось. Ато, по-прежнему пришпиленный к стене, извивался на копье, как рыба на остроге. Хараду держали, прижав к полу, целых четверо юрэев. Кимоно свисало с него клочьями, а на плечах и шее виднелись следы когтей и зубов. Госпожа Мияги висела в руках Уэмуры. Глаза ее были широко распахнуты от ужаса, но губы не могли издать ни звука. Асахина необъяснимым образом чувствовал, что теперь холодное, мертвящее внимание нелюдя сосредоточилось на ней.
   - Вы проявили возмутительное вероломство, госпожа Мияги, - сказал Уэмура. - А еще - непростительную горячность и глупость. Позволив нашему общему врагу нанести мне столь серьезные раны, вы сами выбрали способ своей казни. Но, может быть, господин Асахина согласится добровольно стать жертвой за вас? Ато, готов ли ты умолять его?
   Может быть, он был готов. Может быть, ему и не нужно было просить. Потому что где-то там, наверху, сказали тик-так большие, очень большие европейские часы - за стенами загудело и в пролом на месте двери ввалился, словно вброшенный волной шума, мокрый господин Нисигава.
   - Труба! - он повалился на колени и ткнулся лбом в пол, не обращая внимания на окружающий разгром. - Труба разрублена! Котлы в пропиточном... охлаждение... взрыв! Котлы взорвались! Сушилка горит! Перегонный цех...!
   - Спасибо. Распорядитесь взорвать плотину, чтобы не было лесного пожара.
   - Но ведь... Но ведь... - господин Нисигава растерянно оглянулся.
   - А вот кто разрубил трубу - действительно интересно, - продолжал Уэмура. - Господин Нисигава, передайте в Токио телеграфом сообщение: вызвать батальон полковника Оно на подавление беспорядков в деревне Кадзибаяси, - сказал Уэмура. - Пусть воспользуются железной дорогой. А их, - он показал взглядом на Асахину и Хараду, - ведите за мной. Госпожа Мияги, вам повезло. Перед смертью вас ждет необычайное зрелище.
   Да, это было лучше, чем цветение сакуры, - дальний край долины светился ровно-рыжим, а выше пробовала щупальцами небо текучая красная корона. Сосна - смолистое дерево, когда в такой лес приходит огонь, горит самый воздух...
   - Жаль, вы не видите того, что вижу я, - склонившись к уху госпожи Мияги, прошептал Уэмура. - Представьте себе, что вон та толпа оборванцев, - он показал пальцем, - тоже горит - всеми цветами человеческого ужаса. Вы, к слову, светитесь так же, и это вам идет. К сожалению, вы не увидите и того, что будет дальше.
   - Аса... хина... - всхлипнула женщина.
   - Нет-нет-нет, - Уэмура провел пальцами по ее лицу. - Я мог сделать это предложение минуту назад, но не сейчас. Сейчас гнев господина Асахины слишком красив, чтобы гасить его. Впрочем... Я могу попробовать показать вам. Моими глазами. Конечно, пропадет игра оттенков, вы просто не сможете различить их, но если изменить угол освещения... Да. Это тоже будет очень хорошо.
   Господи, подумал Асахина. Это скверная женщина, и один ты знаешь, сколько человек она заставила страдать даже до смерти. Но вначале-то страдала она. И когда говорила, что дьявол лучше, - не понимала, о чем говорит. Вот сейчас поняла. Дай ей какую-нибудь другую смерть. Так ведь нельзя.
   - Господин Асахина, - Уэмура оторвал от шеи госпожи Мияги окровавленные губы. - Вы портите мне удовольствие.
   - Надеюсь, - сказал инженер. Он не знал, достаточно ли громко говорит. В ушах шумело - и не понять, пожар ли, собственная ли кровь. Ему казалось, что он и вправду видит людей как огни - поярче, потусклее. И складчатые холодные прорехи - там, где стояли юрэи. А еще, там дальше на холме... нет, ничего там не было.
   Так нельзя. Пожалуйста.
   - Ну что ж, подбавим красок, - Уэмура, усмехнувшись, опустил женщину на ступени и посмотрел в сторону приближающейся толпы. - А то они, чего доброго, успеют уйти из-под волны.
   Он поднял ладонь - и Асахина ощутил, как пространство изгибается в том направлении.
   Но это же неправильно, - почти в отчаянии прошептал он. - Это же не его земля, и не его вода, и не его горы... Господня земля, и что наполняет её...
   Он почувствовал чей-то взгляд, поискал источник - и увидел, что госпожа Мияги еще жива. Пергаментно-бледное лицо было искажено страхом близкой смерти, глаза и щеки ввалились. Он видел такие лица - в дочиста разоренных войной деревнях, в Осаке во время голода. Вся глубина безумия собственной веры открылась ему: быть праведником в этом мире - чертовски мало. Он жалел только тех, кого можно и должно было жалеть. В крайнем случае - таких, как Харада или господин Мияги. Но - таких, как Ато? Уэмура? Синдо? Он, оказывается, все это время в глубине души оставался конфуцианцем, твердо знающим, что предел милосердию есть и ради некоторых, мягко говоря, не стоит идти на крест. Пять минут назад слова Уэмуры о добровольной жертве казались ему лишь злой насмешкой - как, наверное, и самому Уэмуре. Отдать свою кровь ради женщины, находящей удовольствие в пытках? Это значило предать чужую кровь. Праведность могла здесь вынести только смертный приговор: прощение невозможно.
   Но где-то в невообразимой дали края провала между справедливостью и жалостью сошлись, да еще и под прямым углом. Складка пространства, в которой должны были задохнуться люди, предназначенные Уэмурой в жертву, раздернулась - словно полотно взяли за два конца и с хлопком развернули.
   Отраженная волна ударила по Уэмуре.
   ***
   ...А вот пост на дороге - ставили правильно, с расчетом. Это инспектор понял еще до того, как увидел солдат. Просто толпа впереди остановилась и начала толочься. Люди, бегущие от смерти, способны снести с пути кого угодно. И если не снесли, значит, там впереди стоит кто-то, умеющий себя вести. Беда была в том, что командир патруля или секции вряд ли будет склонен выслушивать взбудораженных и явно перепуганных эта.
   Сайто протолкался через толпу. В голове у него продолжал трубить тревожный рог, и тут уж пришла пора ставить на кон всё.
   - Инспектор Токийской полиции капитан Фудзита! - он сверкнул значком перед носом начальника патруля. - Этих людей нужно немедля пропустить. В цеху вот-вот будет...
   Бабах! Словно колокол храма Тион-Ин застонал от удара гигантского молотка. Сквозь крышу пропиточного цеха вылетел сноп ярко-желтого пламени. Люди в задних рядах завизжали и попадали при виде огромного искореженного куска металла, летящего в их сторону. Инспектор не сдвинулся с места. Он бывал под артиллерийским обстрелом неоднократно и видел, что сейчас будет недолет. А вот когда взорвутся остальные котлы...
   - Взрыв, - закончил он. - Раздвигайте баррикаду и уходите сами. Оставьте рядового, чтобы направлял бегущих вверх по склону, - если начнется лесной пожар, управляющий может решить затопить цеха.
   Старая привычка - говорить ясно, спокойно и отчетливо. Выходит много быстрее, чем если переходить на крик.
   - Фу... дзита-сан? - один из рядовых сдвинул шлем на затылок. - А вы как здесь оказались?
   - Это ты как здесь оказался, капустная башка? - Сайто узнал рядового, но не мог вспомнить имени. - Да знаешь ли ты, что тут - государственная измена? Утром здесь будут войска, и всех, кто не перейдет на сторону правительства, казнят как мятежников! А правительство тут представляю я. Что встали?! - прикрикнул он на рабочих. - Растаскивайте баррикаду!
   - Господин... инспектор... - офицер был вежлив, но все еще не собирался двигаться с места. - У нас другой приказ.
   - Господин лейтенант. Я знаю, какой у вас приказ. Но если вы не уйдете отсюда сейчас, вас даже не убьют по этому приказу завтра. Вы сгорите сегодня. Или утонете как котенок, когда подорвут плотину.
   В подтверждение его слов со свистом и визгом в небеса взлетел второй котел. Он рухнул точно на крышу перегонного цеха, и там полыхнуло, как на пороховом складе. Волна горячего воздуха докатилась до баррикады, и офицер понял, что времени на препирательства осталось совсем мало. Можно сказать, вовсе не осталось.
   - Сержант, разбирайте баррикаду. Смотрите, чтобы никого не затоптали. Направляйте всех наверх. Господин инспектор, вам придется пройти со мной.
   - С удовольствием, господин лейтенант.
   Даже если командир этого лейтенанта в заговоре, присутствие полиции, скорее всего, окажется для него новостью.
   Они двинулись вверх по склону (за спиной уже топали сотни ног) - и тут инспектор увидел еще одного человека, которого рад был встретить немногим меньше, чем Хараду. Только присутствие Харады оказалось для него все же новостью, а вот на этого человека инспектор крепко рассчитывал с самого начала. С тех пор, как выяснил, кого заговорщики собираются сюда послать в качестве первого эшелона. Именно у него Сайто год назад перехватил командование под Фукухара, просто назвав свою настоящую фамилию.
   - Ба, да это не иначе как лейтенант Такаока. Ох, не из тех рук вы решили принять капитанский патент, лейтенант.
   - Господин инспектор? - характерный выговор у уроженцев провинции Айзу, не менее характерный, чем у уроженцев Йои, ни с чем не спутаешь. - Или старший инспектор? Рад видеть вашу драгоценную особу в добром здравии...
   Драгоценная особа была продуктом этикета, а доброе здравие - все же темноты. Потому что при следующей вспышке бывший лейтенант замолчал. А потом спросил:
   - Что у нас происходит? - так же, как спрашивал год с лишним назад, под Фукухара.
   - У нас, во-первых, пожар. В чьи обязанности входит взорвать плотину, чтобы не допустить распространения огня по лесу?
   Вот так - о главном, о насущном, сиюсекундном, чтобы не давать ни вздоха на сомнения и колебания...
   - В обязанности местного управляющего.
   - Плохо. Он мертв. Вы послали человека в контору?
   - Да, господин инспектор.
   - Пошлите кого-то на дамбу. Желательно офицера. Я не знаю, что делается внизу, - им может быть не до пожара.
   - А до чего же тогда? - изумился Такаока.
   - Сегодня захватили - и, быть может, уже убили - правительственного чиновника из железнодорожного ведомства. Я должен его вернуть. Лучше - живого.
   - Да чиновник-то на что им сдался?
   - А это не просто чиновник. Это Асахина Ран. Он сюда приехал с инспекцией - шпалы они некачественные поставляли - и заметил, чего не нужно.
   - Асахина Ран? - у капитана, кажется, даже каска приподнялась от того, что волосы торчком встали. - Какое мне дело до патриота? И вам я удивляюсь, господин инспектор...
   Так... Что делал Такаока в войне Сейнан - понятно. Мстил Сайго Такамори. А теперь решил, что настал черед остальных...
   - Мне есть дело до закона, капитан. Потому что если не по закону, то нас опять впечатают во враги императорского дома - помните, как это было в прошлый раз?
   Капитан замялся на миг, и Сайто - не давать задуматься! - добил:
   - И утром здесь будут не те войска, которых ждут заговорщики.
   Заговорщики, капитан, думай. Они заговорщики, а ты пока верный престолу военный.
   Капитан задумался. Кивнул.
   - Я обязан вам жизнью, Фудзита-сан. Дважды обязан, Ямагути-сан. Будет, как вы решили.
   - Господин капитан! - крикнул один солдат. - Возле конторы какая-то возня!
   - Ну-ка, - Сайто без лишних церемоний взял у Такаоки подзорную трубу и посмотрел.
   На крыльцо конторы двое, кажется, не людей выволокли изрядно потрепанного Хараду, еще двое - совершенно растерзанного Асахину. Значит, инженеру не повезло. Хоть живой? Вроде живой. А вот кому повезло еще меньше - госпожа Мияги вислой тряпкой болтается в руках у белолицего чиновника.
   - Такаока-сан, у меня к вам большая просьба. Я сейчас пойду туда, а вы соберите всех, кого можете собрать, и постарайтесь окружить контору. Только запомните, плотность огня должна быть очень высокой. Там собрались серьезные люди. Вам имя Кагэ-но-Ато что-нибудь говорит? К слову о патриотах. И о том, с кем вы едва не связались.
   - В какой ситуации прикажете открывать огонь?
   - По моей команде. Или по своему разумению. Если вы сохраните рабочих, какое-то количество живых свидетелей у вас будет.
   Он зашагал вниз по склону, стараясь держаться как можно прямее. Кто-то, тяжело дыша, спешил навстречу. Инспектор без суеты обнажил меч.
   - Стой, кто идет.
   - Маруя... ах! - Нисигава узнал утреннего гостя.
   - Куда так торопимся, господин помощник управляющего? - ласково спросил Сайто. - На дамбу? Рано еще. Видите - люди не переправились.
   - Лес горит... - Нисигава явно не знал, что сказать.
   - Да. Я прошу прощения. А телеграмму вы отослали?
   - Отослал, а...
   - Ну и замечательно.
   Это была бы адова работа, внедрять телеграфистов по всей линии, да так, чтобы никто не заметил. Если бы ее нужно было делать. Но господин министр обороны был чрезвычайно предусмотрительным человеком.
   - Постойте, отдохните, - Сайто подождал, пока последние рабочие не минуют баррикаду. - Всё, идите, взрывайте плотину.
   - А вы... - Нисигава снял очки, протер, снова нацепил на нос. - Простите, но...
   - Прощаю. Спешите. Лес горит. И на вашем месте я бы не возвращался в контору.
   Нисигава кивнул.
   - Но и не исчезал. В ваших интересах, если вас найдет полиция, а не... сами понимаете кто.
   Оружия у Нисигавы не было, люди с оружием двигаются иначе. Сайто поправил пояс и пистолет за поясом. Нет, до чего же приятно носить кимоно - европейская одежда непременно бы встопорщилась, а в хакама да под хаори - ружье, если хочешь, можно спрятать. Обрезы, во всяком случае, ему лично доводилось находить.
   В пальцы ткнулось что-то угловатое и неловкое. Сайто достал заморский амулет Асахины, подержал за самую нижнюю палочку и сказал:
   - Не хотелось бы оказаться тем самым дураком, который написал на руке знак "Тигр" и показал злой собаке. Если вы понимаете, о чем я, господин бог.
   С другой стороны, я в ваших делах не разбираюсь, да и вам не хозяин. Интересно, только ли политическими соображениями руководствовался безумец Иэмицу, истребляя эту веру, - или ему кто-то присоветовал? Но об этом я спрашивать не буду. Нужные мне ответы я уже получил.
   Они пойдут меня искать. Они обязательно пойдут меня искать, если уже не ищут, и я должен попасть в их поле зрения как можно скорее. Потому что иначе они налетят на капитана Такаоку - и тут он, конечно, поймет, почему не стоит поддерживать именно этот мятеж, но будет уже поздно.
   - Лучше уж самому быть злой собакой, которая не умеет читать, - добавил инспектор.
   Солдаты внизу не обратили на него внимания - еще один охранник куда-то торопится. Охранники же думали, что он коллега с шахты. В деле, где замешано много народу, всегда можно рассчитывать на подобную путаницу. Он вспомнил, как вечно голодный Харада затесался на чью-то свадьбу и каждая сторона до поры считала, что он гость с другой стороны, а когда разобрались и выгнали - он был уже сыт и пьян.
   Подходя к конторе, он надел значок, а под значок спрятал амулет Асахины. Взял пистолет. Сбросил хаори с плеча, освобождая для меча левую и одновременно прикрывая пистолет в правой.
   Катящий навстречу холод - словно ветер впереди лавины. Напор был так силен, что Сайто на секунду остановился, согнулся и задержал дыхание - а потом резко выдохнул, тряхнул плечами, словно в дзю-дзюцу сбрасывал противника через голову, - и зашагал дальше.
   Он был уже достаточно близко от конторы, чтобы увидеть, как отшатнулся Уэмура. Шагнул в очерченный факелами круг света и прокричал:
   - Господин Уэмура Такэси! Вы арестованы по обвинению в заговоре против Его Величества! Саботаже! Незаконных финансовых и торговых операциях! Жестоком обращении с людьми! Убийствах! Сдавайтесь или я, инспектор Фудзита, буду иметь честь взять вас силой!
   Со стороны, вероятно, это выглядело смешно. Впрочем, господин Уэмура, кажется, любитель протокола и формальностей. А у нас тут довольно много свидетелей. И сопротивление полиции, даже если полиция в моем лице сошла с ума, - само по себе преступление.
   И даже хорошо, что смешно. Потому что если бы его приняли всерьез - расстреляли бы на этом самом месте. А Такаока, может быть, еще не привел людей. Сайто намеревался начать действовать одновременно со взрывом - это должно было отвлечь даже юрэев. А пока что следовало продолжать спектакль.
   Открывшаяся мизансцена выглядела так: вытоптанную полянку перед конторой окружали девять солдат и одиннадцать охранников с дубинками - на случай, если попрет толпа. За этим оцеплением сбились солдаты, не стоящие в карауле - и не имеющие оружия. Самый узкий круг оцепления составляли юрэи, всего семеро - Сайто уже научился безошибочно отличать их от людей по бледности, худобе и резким, птичьим каким-то, движениям.
   На крыльце еще трое держали Хараду, один - Асахину. Видно, решили, что одного ему достаточно. Уэмура стоял посередке, женщина - то ли мертвая, то ли в обмороке - лежала у его ног.
   - И как же вы намерены взять меня, господин инспектор? - Уэмура сделал своим людям и юрэям знак расступиться. - Эта штука, что вы спрятали под значком на груди, не поможет вам. Одно дело - остановить или даже отразить волну страха. Но взять они силой - совсем другое. Гайдзинский божок на это не способен.
   - Осталось выяснить, способен ли на это я, - шаг вперед. Еще шаг. Первое дело при встрече с уличной бандой - свести происходящее к личному конфликту между тобой и главарем. А это может получиться. А может и не получиться, но я ничего не теряю. Только выигрываю.
   - А что, господин Уэмура, вы без толпы за спиной ничего не можете?
   Уэмура переливчато засмеялся и, шагнув к Асахине, приподнял его голову за волосы:
   - Могу ли я что-нибудь, господин инженер? Например, в одиночку, дважды раненым, сразить вооруженного противника? А, господин инженер?
   Асахина улыбнулся, глядя ему в глаза, и ударил ногой в колено. Инстинкты убийцы не подвели - нога Уэмуры подломилась, и он устоял лишь потому, что держал Тэнкена за волосы. Поэтому, рванувшись из рук юрэя, Асахина сумел выскочить из мундира и освободиться на миг - но тут же с разворота Уэмура швырнул его об опорный столб.
   Убил бы - но коротко стриженные, взмокшие волосы инженера выскользнули из пальцев и удар пришелся по касательной.
   - Да, - сказал инспектор. - Возвышающее душу зрелище. Мои соболезнования, Тэнкен.
   Ах, как будет хорошо, если удастся приковать к себе внимание. Ну хоть на две минуты. Такаока - хороший офицер, без инициативы, но в своей области дело знает. За две минуты он разберется.
   Инженер, обхватив столб, мотал головой и что-то бормотал. Сайто было знакомо это неверное, полубессознательное состояние - он был в таком же, когда Харада его схватил и поволок.
   - Какая трогательная приязнь между бывшими врагами, - Уэмура сладко прищурился. - Ах, я не верю своим глазам - вы тоже научились любить недругов, инспектор? Буду ли я иметь честь войти в число таковых? Мне любопытно - что испытываешь, когда тебя любит враг.
   И тут - заморский ли бог расстарался, местный ли хозяин горы устал терпеть этого надоеду - но грохнул за спиной взрыв, тугой воздух ударил в уши, а земля колыхнулась под ногами. Юрэи, как и ожидал инспектор, отвлеклись на миг. А вот сам инспектор - нет. Сквозь рукав хаори он выстрелил в того, что был справа, - и ударом меча снес ему голову.
   Левый дернулся вперед - и сам себе перерезал горло, да, меч можно держать и так. Нет времени добивать - зарастет так зарастет. Вперед, мимо, к тем, кто держит Хараду.
   Нет, не зря они кроме мечного, штыкового и ружейного боя учились дзю-дзюцу. Харада тоже встряхнулся, выдрался из лап своих вчерашних товарищей, оставив им немного кожи и плоти, - и кинулся... чего-чего ожидал инспектор, но только не этого.
   Кинулся в контору.
   Черное марево впереди Сайто рубанул чуть ли не вслепую - но в кого-то попал: заверещали, отскочили. А солдаты и охранники в оцеплении не успели, кажется, не то что понять - заметить, что произошло. Все их бычьи глаза были выкачены на взорванную плотину. Вероятно, увлекательное зрелище. Особенно если сообразить, что сюда вода не дойдет. Где там Тэнкен? Не затоптать бы.
   Когда черное марево перед глазами на мгновение разошлось, Сайто увидел Асахину. И услышал.
   Они катались с Уэмурой по земле, схватившись врукопашную, и Тэнкен выкрикивал что-то по-английски, не то песню, не то... Сайто успел только заметить, как замедлены движения чудовища - и на него снова навалились.
   Он выстрелил, выстрелил, и снес голову, и еще дважды выстрелил, и опустевшим пистолетом дал по зубам самому наглому. Несколько раз его рванули когтями со спины, но он сам вертелся быстро, да и они тоже почему-то двигались как под водой.
   Вот чего они пока не попробовали - это задавить, навалившись кучей. С такой живучестью, как у них, - странно... Или они боятся даже случайно коснуться амулета Тэнкена?
   Что-то вылетело из конторы и упало на землю рядом с Асахиной - а вокруг инспектора вдруг образовалось очень много пространства, как всегда бывает, когда на месте действия появляется копейщик. Хороший копейщик. Это он что-то копьем подцепил и выбросил. Что-то, до чего не мог дотронуться рукой.
   А потом пространство снова сжалось - и возникло знакомое, надежное чувство прикрытой спины. Нападающих стало ощутимо меньше. До Сайто наконец стали долетать посторонние звуки: далекий шум воды и грохот сталкивающихся бревен, близкий гомон толпы и щелканье возводимых затворов... Асахина больше не выкрикивал свою... да, кажется, молитву - видимо, было незачем. От Уэмуры осталась чуть ли не половина прежнего. Нет, ничего ему Асахина не отрубил, и даже выглядеть менее опасным чиновник не стал - но сейчас человеческого в нем не осталось. И жемчужная белизна лица, и невесть каким демоном сбереженная юношеская красота - все исчезло. В изрезанном мундире перед оцеплением кружила сгорбленная, мертвенно-синюшная тварь с зубищами в сун длиной. Инженеру от этих зубов крепко досталось, но держался он хорошо и в исходной позиции стоял твердо, меч в руках не "танцевал".
   - Сдохни! - провизжала тварь.
   - Мне есть для кого жить, - с последним словом Тэнкен перенес вес на правую ногу, и...
   ...Вот после такого и находили семерых наших зарубленными и одного живым - того, кто не добежал. Твари было уже не до нападения, но, повинуясь ее неслышному приказу, все выжившие юрэи кинулись на Асахину одновременно.
   - Взво-од! - скомандовал совсем рядом звонкий голос Такаоки. - Цельсь!
   - Пли! - дал отмашку Сайто. Более удобного случая, чем такая куча-мала, и придумать было нельзя.
   Харада - если бы он еще вне боя так соображал, цены бы не было человеку - оторвался от противника и подсек Тэнкену ноги древком копья, а потом навалился сверху, закрывая от пуль. Залп. Второй. Третий. Молодец Такаока. С такой плотностью огня они до твоих стрелков просто не дойдут. Кости не выдержат.
   ...Но тварь ушла. Без разбега и почти не помогая себе руками, она вскочила на крышу конторы и исчезла с другой стороны. Это было очень плохо - ни Сайто, ни Асахина не имели сил за ней гнаться, Харада все-таки поймал две пули и тоже не мог, а остальные... это все равно что послать корову преследовать волка. Инспектор поднял руку, давая знак прекратить огонь, и крикнул оцепеневшим охранникам:
   - Делай как я!
   Оттащил одного юрэя за ноги и быстро, не давая ему прийти в себя, отсек голову.
   Мечи есть не у всех - но у штыка, у неевропейского листовидного штыка отменная режущая кромка.
   - Там еще один! - рявкнул кто-то, и Асахина, едва поднявшийся с земли, увидел, что вокруг него стало пусто.
   Сайто оглянулся на здание конторы. Госпожа Мияги исчезла. Кровавый след тянулся к двери и пропадал за ней. Сайто хотел было позвать пятерых солдат, чтобы войти в дом, - но это было уже не нужно. Ато вышел на крыльцо сам. Ёко-сан лежала на его руках - теперь уже, вне всяких сомнений, мертвая. Он ее выпил, ему нужно было встать и он ее выпил.
   - На плечо! Целься! - Сайто опустился на колено и поднял меч.
   - А вот и господин инспектор, Ёко, - Ато безумно улыбнулся. - Поприветствуй его.
   Он взял руку женщины за запястье и несколько раз махнул ее ладонью. Передние ряды зрителей давно уже пытались убраться подальше от "дороги цветов" - но им мешали задние. На сей раз шарахнулись все.
   - Пли, - с легким раздражением в голосе сказал инспектор.
   Инженер не заметил, как встал. Асахина знал, что сейчас произойдет, но бессилен был предупредить криком или жестом - мог только действовать. Ато бросил женщину перед собой, на вооруженных людей - и, конечно же, почти все они, издерганные и напуганные, выстрелили в труп. Лишь у двоих хватило выдержки дождаться прыжка Ато - но ружейные пули, пройдя его тело насквозь, не остановили живого мертвеца. Он летел прямо на Асахину - и тот знал, еще до броска знал, что именно он, а не кто-то другой, станет целью.
   И тут совершенный в своем роде полет прервался - потому что сбоку, с левой, из совершенно неправильной позиции - и конечно, конечно, не в полную силу... но Ато все-таки обвалился наискосок, прямо под удар.
   Асахина вонзил меч в странно хрупкую, податливую плоть - и, пригвоздив Ато к земле, шагнул в сторону.
   - Двое на одного, - сказал Ато.
   Из того места, куда вонзилось лезвие - чуть ниже сердца, - пошел струйками черный дым. Дым, а не кровь. Двумя прядями он оплел рукоять - словно руки, сомкнувшись, попытались выдернуть меч. Но подул горячий влажный ветер со стороны затопленного пожарища - и дым развеялся. Ато лежал, не шевелясь, и его четкие, резкие черты начали терять форму, оплывая.
   - Нас так учили, - отозвался инспектор.
   - Асахина-сэнсэй, - Харада, опираясь на копье, поднялся на колени. - Помогите мне...
   - Целься, - инспектор поднял руку. - Без команды не стрелять.
   Харада улыбнулся старому товарищу.
   - Мне плохо, Асахина-сэнсэй. Мне нужна кровь. Вы же не хотите, чтобы погиб кто-то из этих сельских дурней. Отдайте кровь. Добровольно, сами. Ее у вас и так мало. Вы же знаете...
   - Сано-кун, - инженер выдернул меч. Для этого потребовалось усилие на грани его возможностей. - Боритесь за себя. Никто вам не поможет, если вы не будете бороться сами.
   - С линии огня! - крикнул Сайто. - Это не человек!
   - Человек, - инженер поднял меч. - Извините, господин инспектор, но тут ваши полномочия закончились.
   Асахину и Хараду разделяло втрое меньшее расстояние, чем потребовалось Ато для прыжка, - а у Харады было еще и копье. Демон следил сквозь Хараду за каждым движением противника - но из человеческих глаз катились слезы.
   Харада отшвырнул копье в сторону.
   - Убейте меня, Асахина-сэнсэй. Быстрее.
   - Отчаяние - это неправильно, - тихо ответил Тэнкен. - Эй, ты. Во имя О-Ками-сама, Иэсу-сама и Марии-доно. Во имя всего доброго, что есть на свете. Убирайся.
   Меч дважды рассек воздух перед Харадой: сверху вниз и слева направо. Харада дернулся, прогнувшись, будто его хлестнули по лицу, - и упал навзничь.
   Инженер осел на колени, попробовал удержаться, опираясь на меч, - но лезвие уходило все глубже в рыхлую, бедную супесь - и Асахина, потеряв равновесие, завалился набок.
   - Лейтенант, - спросил инспектор, - у вас тут врач есть?
   ***
   - Надо было мне вас задержать! - в который раз уже проворчал Сёта. - Эх, видел же, что вы оружие с собой взяли, чувствовал, что не к добру! Надо было мне сразу тревогу поднять!
   - И испортил бы нам все дело, - сказал Асахина.
   ...При свете дня разгромленный завод выглядел особенно неприглядно. Кое-где в лесу тлело, но очагов открытого огня вроде больше не обнаружили. Рабочие копошились в останках бараков, пытаясь найти что-то, пощаженное огнем или водой. Убитых эта оказалось шестеро - старуху затоптали в ходе бегства, любопытный ребенок слишком быстро подошел посмотреть на взрыв и был сметен водой, да еще четверо замешкались в бараках, спасая барахло. Среди охранников и солдат жертв было больше - поняв, что хозяев нет, а солдаты растерялись, эта забили насмерть троих из охраны; да несколько дурней решили дать свой последний бой людям Такаоки. После ночной драки раненых снесли в контору, а трупы сложили возле прежней угольной ямы, где теперь был пруд. Утром их собрались хоронить - и не нашли тела госпожи Мияги.
   - Она где-то здесь, - инженер себе сам казался юрэем. Дневной свет резал глаза, горло будто шелушилось. - Она не может выйти на свет. Спит где-нибудь под корягой, недалеко.
   - После того, что солдаты видели ночью, они боятся идти в лес, - сказал Такаока.
   - Ну так пусть лес прочешут люди господина Камимуры, - инженер вздохнул. - Темные, сырые места, куда не проникает свет. Возьмите местных жителей. Они должны знать, где здесь можно найти такое. И сразу же отрубите ей голову.
   - А не спугнем?
   - Не должны. Ее же только вчера укусили.
   - Мне очень трудно будет объяснить это господину Камимуре, - Такаока опустил глаза.
   - Скажите, что она ранена, - у инженера закружилась голова, он откинулся на опорный столб крыльца - тот самый, о который его вчера треснул Уэмура. На коленях у него был абак, он подсчитывал примерную сумму нанесенного ущерба и компенсации пострадавшим. Голова слушалась плохо, знаки расплывались, но это было лучше, чем лежать, вслушиваясь в боль. Петицию он хотел подать уже завтра. Конечно же, дадут меньше, чем нужно, - поэтому лучше запросить больше и знать, с какой суммы начинать торг. Ах, какая жалость, что не приехал Ояма...
   И еще было неприятно, что вчера он плохо подумал об Ато. Не убил он свою женщину. Наоборот, прикрывал до последнего, отводил глаза. Остался бы инженер буддистом, молился бы, чтобы им довелось переродиться кем-то, кому добродетели этой пары подойдут, а пороки не помешают, - волками, например. А так он просто молился.
   - По-хорошему, вам лечь надо, - снова проворчал Сёта, подходя. Принёс чаю в черпаке. Паровоз все-таки можно рассматривать и как большой чайник.
   - Я не хочу лежать, - сказал Асахина. - Там и без того тесно, а я не настолько серьезно ранен.
   - С инспектором вы друг перед другом себя показываете, вот что, - Сёта покачал головой. - Как дети малые, право слово. Не ваше это дело - за мятежниками гоняться. Пусть бы один разбирался, хитроглазый. Его это работа.
   - Нет уж, - сказал инженер. - Я сам согласился, так что это теперь и моя работа.
   Факты лежали перед ним с самого начала. Желтые и коричневые отполированные кусочки дерева, как в головоломке. Ему не пришло в голову сложить их до сегодняшнего утра. Потому что он думал о своем спутнике как об убийце. Только как об убийце. Не как о лжеце.
   - Как же, как же! - Сёта не уходил, ожидая, пока инженер выпьет весь принесенный чай. Фельдшер Камимуры сказал, что инженеру нужно много пить, - и Сёта, видимо, не успокоится, пока начальника не раздует в бочку. - Он позвал! А вы пошли! Все воевать не отвыкнете. А убьют вас - где еще такого хорошего начальника найдем? Поставят гайдзина какого-нибудь - наплачемся ведь.
   - Не поставят. Да и я больше со станции ни ногой.
   Если я туда вернусь.
   - Кстати, об инспекторе. Где он сейчас? Тоже ведь должен здесь лежать - а ускакал еще раньше, чем я проснулся.
   Правильней было бы сказать "очнулся". Потому что ночью Асахина не заснул - он именно потерял сознание и не видел, как стоявшие недалеко от Ханно люди Камимуры пришли на помощь. Как это ни смешно, добраться раньше им помешала вздувшаяся река и бревна, которые снесли мост. Асахина улыбнулся, подумав, как подешевеют теперь дрова в Токио. Ненадолго, правда.
   Инспектор, как выяснилось, еще на рассвете взял два взвода солдат и ушел наверх - кажется, ему удалось починить вагонетку или наверху нашлась запасная, потому что через несколько часов во временный лагерь у железной дороги начали прибывать закопченные перепуганные люди.
   Голодных пока что быстро удавалось накормить: достаточно пойти туда, где прошла волна, и набрать в подол убитой взрывом рыбы. Асахина увидел на тропинке чернокожую, шагавшую с рыбиной в руках. Она тоже заметила инженера и свернула в его сторону.
   - Эй, вы тот самый красавчик, что говорит по-английски, верно?
   Инженер улыбнулся и поклонился ей как мог.
   - Черт, я полгода не слышала человеческого языка - и не научилась толком чирикать по-вашему. От меня все шарахаются как от чумной. Хозяйка померла - это правда, что ли?
   - Даже если госпожа Мияги жива, она, к сожалению, должна будет умереть, - инженер опустил глаза. - Она замешана в государственном преступлении.
   - Ха! - чернокожая блеснула зубами. - Государственное преступление! Да здесь настоящая чертовщина творилась, вот что я вам скажу. Они продали душу дьяволу - хозяйка, ее муж, ее хахаль, все. Когда все начало гореть - я так и поняла, что это нечистый пришел за своим добром.
   - Нет, - поправил ее инженер, - это как раз полиция. Но миссис Мияги и не была вашей хозяйкой. По закону ваш контракт недействителен. Я думаю, вам помогут вернуться домой.
   - Домой! - фыркнула черная. - Что я там не видела, дома? Хотела мир поглядеть, дура, - а тут сразу в фургон сунули и в этом лесу выгрузили. Поглядела мир, ничего себе. Деньги неплохие давали, что есть, то есть - так все в пожаре сгорело. Где эта ваша полиция, я ей глаза вырву!
   - Если бы я сам знал, - вздохнул инженер. Он сейчас испытывал к полиции сходные чувства.
   - Эй, а вас крепко потрепали, - девица покачала головой. - И повязки все грязные. Хотите, переменю?
   - Это деготь, - Асахина провел пальцем по темному пятну. - Если им смазывать раны, они меньше кровоточат, заживают быстрее и не гноятся.
   Девица наклонилась посмотреть и присвистнула.
   - Зато и воняет же, - сказала она.
   - Зато я уже на ногах.
   - Это да. Это часто так бывает. Ну, будет что нужно - зовите.
   Она пошла прочь, покачивая бедрами. Так в кимоно ходить нельзя. Асахина мысленно переодел ее в европейское платье - и тут же нашел красивой. Какое великое разнообразие людей сотворил Бог, подумал он. И как люди делают из этого разнообразия причину для вражды и ненависти...
   Видимо, сработало правило "не говори про тэнгу" - навстречу черной девице шагал Сайто. Пропустив ее, приостановился, поглядел вслед, покачал головой - ну и походка. Подошел к крыльцу.
   - Я забыл отдать вам кое-что из вашего имущества, - сказал он, вынимая из кармана закопченный крестик. - И как это олово не расплавилось в огне?
   - Благодарю покорно. Это никель. Много ли у вас еще дел, господин Фудзита?
   - Почти все закончено. Верхний лагерь мы свернули, пещеры очистили, найденные документы я сдал военным. Свидетелей опросил. Думаю вернуться следующим поездом. Как вы себя чувствуете?
   - Достаточно плохо, чтобы не ждать. Думаю, Сёта и не даст - просто перебросит через плечо и унесет. Если у вас все, то прикажите переносить тяжелых раненых. И... что будет с господином Харадой?
   - Полагаю, он исчезнет где-нибудь по дороге. По моему, увы, недосмотру. Видите ли, мы говорили утром, пока не рассвело. Он чувствует себя примерно так же, как и вы, но, объясняя мне, как ему плохо, он завязал узлом железный костыль. Пулевая рана зажила в считанные минуты - но он может держать в руках ваш меч, ваш амулет, и... удивительное дело - при виде крови его теперь мутит. Я не думаю, что нашим военным нужно его видеть.
   - Как же он исчезнет, если его днем можно поднять только лебедкой...
   - Ну так сбежит ночью из тюрьмы, выломав прутья, велика важность. Я только прослежу, чтобы охранников не повредил.
   - Раз вы все продумали - не пройдете ли со мной туда, за контору? Нужно кое-что обсудить подальше от посторонних глаз.
   - Да, конечно. Помочь вам?
   - Не стоит.
   Инспектор довольно сильно хромал. И, казалось, слегка выцвел. А в остальном никак не изменился. Это было хорошо.
   Асахина не хромал, но цеплялся за стену. Левое плечо ему изорвали до кости, рука не поднималась - а правой он держался, поэтому инспектор, развернувшись и сказав:
   - Я слушаю вас, - никак не ожидал, что откуда-то снизу ему в подбородок выстрелит кулак.
   Проморгавшись, он обнаружил, что сидит на земле, а челюсть звенит и ноет. Подвигал подбородком - что ж, инженер хотя бы не выбил сустав.
   Нанеся удар, Асахина тоже упал - и теперь полулежал, опираясь на руку и колено.
   - Вы мерзавец, господин инспектор, - сказал он, прикрыв глаза. - И если бы не господин Харада и другие, кто от вас теперь зависит, - я бы вас убил.
   Так. Ну что ж. И оценка не такая уж неверная, и реакция вполне умеренная.
   - Вы совсем не удивились появлению Уэмуры. Вы ждали, что он примчится, когда почувствует, что здесь происходит неладное. Вы не собирались арестовывать его в столице - вы хотели убить его здесь. Или хотя бы спровоцировать на действия, после которых ему придется исчезнуть. Вы использовали местных жителей и солдат как дымовую завесу, - инженер плевался фразами. - И вы ничего не сказали мне, - он мучительно сглотнул. - И Хараде. Ну ладно, я старый враг, но неужели для вас друг перестал что-либо значить?!
   Тут инженера скрутило и вырвало всем, что в него влил заботливый машинист. Инспектор еле успел подскочить и удержать его от падения лицом в лужу. Придержав за ворот, помог сесть. Потрогал мокрый лоб - холодный, почти как у Харады.
   - Выпейте, - инспектор поднес к губам Асахины флягу. - К сожалению, опять чай. К сожалению, давно остыл. Да и того совсем мало.
   Асахина допил и вернул фляжку.
   - Спасибо.
   Он уже сожалел о своем поступке. От усилия открылись раны, и он выбил безымянный палец на правой руке. А до бывшего волка из Мибу, кажется, так ничего и не дошло.
   Инспектор взял фляжку, встряхнул. Тоже сел, прислонившись к стене. Протянул руку.
   - Вы позволите?
   Инженер разжал кулак, которым бил. Крестик так и лежал на ладони. Не найдя привычных уже карманов на хаори, снятом с кого-то из убитых охранников, инженер спрятал крестик под бинты на груди и подал руку полицейскому.
   - Да, - кивнул Сайто, вправляя палец.- Я никому ничего не сказал о том, с чем мы на самом деле столкнулись. Ни здесь, ни в столице. Я, понимаете ли, когда разобрался, что происходит, сразу очень испугался. До одури. Не того, что мне не поверят, не того, что они победят, и даже не того, что они успели бы наворотить... А того, что наверху раньше времени узнают, чей это был заговор. Там ведь сидят практичные люди, наверху. Когда они видят оружие или силу, они думают, к чему ее приспособить - и сколько выиграет тот, кто будет первым.
   Он достал мятый закопченный портсигар, выщелкнул сигарету.
   - Взятка, видите ли, это такое дело - вся хитрость в том, как предложить. Наш стратег, там, в старом отряде, Такэда Канрюсай, начал с того, что взял из казны деньги на покупку книг. Не простых, а по военному делу. Нужных книг. Просто не было у нас на то средств в тот момент, а он считал, что без них не обойтись. Пропажа обнаружилась, погиб человек. Кончилось это все очень плохо - вымогательством, опиумом, в конце концов, изменой, - а потом я встретил его на неосвещенной улице. Но он бы не украл для себя, ни при каких обстоятельствах. И взятку бы не взял просто так.
   Спичка сломалась, Сайто подобрал обломок и, сжав пальцами у самой головки, чиркнул о каблук второй раз. Закурил, отбросил.
   - Я знаю, о чем вы думаете, Асахина-сан. Да, ваш командир, Кацура, не продался бы за вечную жизнь... вернее, только за вечную жизнь. А за возможность отволочь нас от края? Мы ведь пошли по очень опасной дорожке, Асахина-сан.
   - Вы об этом? - инженер чуть качнул головой в сторону разгромленной лесопилки.
   - И об этом, но больше о Корее. Мы вряд ли станем делать это,- инспектор повел сигаретой вправо, - со своими. Даже с эта. Вернее, станем, конечно, но это не продлится долго. А вот с чужаками, да еще с чужаками, у которых дома и без нас ад ножей, с чужаками, которые не умеют с собой обойтись и просто просят, чтобы их поместили на подобающее место... Не сейчас, так через десять лет мы начнем прибирать их к рукам. И тогда нас сможет выручить только чудо. Понимаете, Асахина-сан? А тут есть возможность получить и рычаг, и точку опоры. Силу и время. Это очень большая взятка, - он покачал головой. - Хороших людей в правительстве можно купить на это. Не таких хороших... Это наше счастье, что господину Уэмуре или как его там нужно было торжество. Триумф. Если бы он хотел не сломать, а привлечь на свою сторону, нам бы ничего не помогло. Но он упустил время. Сегодня, - усмехнулся инспектор, - его предложение уже будет выглядеть не так привлекательно. Это что ж за божественная сила такая, если два болвана с прошлой войны вломились в хитроумный план, как к себе домой, и все там развалили, а главное божество едва ноги унесло?
   Инженер повернул голову и посмотрел на инспектора прямо.
   - Когда я пришел ночью к отцу Мюррею из посольства и попросил освятить меч, он спросил, для чего. И очень удивился, когда я сказал ему правду. Выговорил мне за суеверие, назвал читателем дешевых романов... Он просвещенный человек, отец Мюррей... Но меч освятил, - инженер помотал головой. - Так все-таки нельзя жить.
   - Как именно?- спросил полицейский. - У меня жена, двое детей. Друзья - в основном среди мертвых, но есть и среди живых. У меня есть дом - вы его сильно подпортили в шестьдесят восьмом, но мы потихоньку отстраиваемся. Что именно из этого вы считаете невозможным?
   - Ничего. Но раз в два года, а то и через год вот такое... - Инженер обвел здоровой рукой окрестный пейзаж с покойниками. Попробовал подняться, да так и остался сидеть. - Вместо того, чтобы закупать паровозы, строить дорогу и учить людей, я должен опять хватать меч и револьвер! И главное - я чувствую себя идиотом. Если уж надо мной посмеялся человек, освятивший меч, - что скажут другие? А ведь он вернется. Ему сотни лет, он умеет выживать, этот господин Уэмура... Он проговорился. Он из старых Фудзивара. Может быть, даже можно узнать, кто, если покопаться в летописях, но я уже не стану.
   - Может быть, - инспектор выпустил кольцо дыма. - Это действительно очень большая взятка, господин инженер. Жить долго, иметь возможность вмешиваться. Предотвращать. Цена есть, но можно ведь так устроиться, чтобы пить кровь тех, кого убил бы и так... не правда ли? Я думаю, с господином Уэмурой оно так и вышло. У них тогда рухнул мир, рухнул потому, что один человек пощадил троих детей. Он пощадил, а они вернулись и не совершили его ошибки.
   - Мир тогда рухнул не оттого, что пощадили тех троих детей. А оттого, что не пощадили остальных. Так мы и пошли по пути, на котором не щадят никого. И едва я начал думать, что мы с этого пути свернули... Но я, кажется, объясняю вам то, что вы и сами знаете.
   - Асахина-сэнсээээй! - донесся тревожный голос. Сёта разволновался, потеряв начальство из виду.
   - Все в порядке, Сёта-кун, - отозвался инженер. - Мы тут на травке сидим. Сейчас придем.
   - Я приду. А потом мы вас принесем, - инспектор встал и погасил сигарету. - Как я уже сказал, очень соблазнительно. Сделать так, чтобы навсегда. Наверняка. Уничтожить опасность, - он фыркнул, - И если получится, остаться единственным свободным человеком в стране марионеток. Вероятно, господина Уэмуру это устроило бы - у них там были иные представления о должном. А кстати, какая это школа? - он показал кулаком удар снизу.
   - Английское воинское искусство. Называется бокс, - инженер улыбнулся. - Удар "апперкот". Очень удобно, когда противник выше тебя.
   Инспектор фыркнул, потом еще раз фыркнул, потом расхохотался и сполз по стене обратно на землю.
   - Как жалко, - сказал он, - что господин Уэмура почти вашего роста.
   ...К тому времени, как состав тронулся, увозя раненых, арестованных, тех, кого нельзя было оставлять разъяренным рабочим, и просто тех, кто хотел уехать в Токио, - синяк уже расцвел на полчелюсти. Такаока явно заметил это, но ничего не сказал, только посмотрел удивленно на инженера, устроившегося рядом со скованным и мертвецки спящим Харадой. По всем признакам, инженер никак не мог так съездить инспектора. Но больше-то было некому.
   При виде Асахины охрана перестала нервничать. Могучий колдун, повелитель огня и железа, изгоняющий сотню демонов одним взмахом меча, - даже в лёжку израненный, он успокаивал солдат одним своим присутствием. Зачем ему быть здоровым - если что, он лёжа пошепчет и всех чертей одолеет. Хотя сейчас, при свете дня, в чертей уже не так хорошо верилось даже тем, кто сам вчера видел, в какого страшного они превратился столичный чиновник.
   Да, скоро эта история станет городской байкой, потом сказкой. А наверху, пожалуй, постараются ускорить процесс. И может быть, может быть, так и вправду лучше. Может быть, этот... этот... прав. Пусть они там решат, что могущество они - побрякушка.
   Сайто взобрался на платформу и сел на ящик рядом с новоявленным Абэ-но Сэймэем. По другую сторону от Харады. Машинист, разогрев машину, как было условлено, дал свисток, Такаока в ответ махнул флагом. Платформа дрогнула и медленно поплыла. Машина не шумела, стук колес не заглушал голоса - орать был незачем.
   - В сказках для этого используют волшебную колесницу, - сказал инженер.
   - Или идут пешком.
   - Или демон несет человека на плечах.
   Оба одновременно скосили глаза на Хараду.
   - Как вы думаете, он больше не будет пить кровь? - спросил инспектор.
   - Думаю, нет. Хотя соблазн останется. Мне кажется, это сродни опию - бросить трудно и больно, но можно.
   - Мы не сможем отвечать за него всю жизнь.
   Инженер кивнул. Он понимал, что это значит.
   - Если бы он не хотел вернуться в люди, я бы не смог ему помочь. Так что я в него верю.
   Состав полз медленно - примерно со скоростью лошади, идущей мелкой рысью. Возвращался в дневной, прозрачный мир, где люди живут и умирают как им положено. Словно из царства мертвых в мир живых. Сайто вдруг вспомнил разговор с Ночным Убийцей.
   - Асахина-сэнсэй, а зачем вам понадобилась Идзанами? Вздорная баба, на мой взгляд.
   - Мне было ее жаль. Смерть обезобразила ее - и муж покинул. Я же говорил - мужчинам в этом мире не хватает отваги. Даже богам.
   - Богам положено сверхъестественное. Может быть, он просто не мог оставаться с ней в силу... магических обстоятельств. Или своей природы. Имеет смысл радоваться, что мы не боги.
   - Мы боги, - Асахина посмотрел из-под ресниц, и Сайто сразу стало ясно, что он имеет в виду вовсе не ками - хранителей земли, которыми японцы становятся после смерти.
   - Вы? Возможно. Я, как выяснилось, тяну разве что на большую собаку, - кажется, инспектора радовала эта мысль.
   - Вы не видели себя в тот момент, когда объявили Уэмуре, что он арестован.
   - И хорошо. Видел бы - живот бы со смеху надорвал.
   - В тот момент... - инженер повозился на травяной подстилке, - я тоже вспомнил об Идзанами. Ребенком я жалел ее очень сильно. Я многих жалел. Иногда плакал от жалости ко всему миру. Мама в шутку называла меня маленьким бодхисаттвой, а отца это... раздражало. Потом я понял: он боялся. Ни один из моих братьев не дожил до года, и если я уйду в монахи - придется брать наследника со стороны. Он сделал все, чтобы выбить из меня эту блажь, чтобы сделать меня воином, - и добился успеха. В пятнадцать лет я удрал, чтобы однажды не убить его. Жалость не исчезла - он просто загнал ее в меня глубоко, как гвоздь в стену. И как гвоздь выходит с другой стороны острием и бездумно ранит всех - так и жалость превратилась в ту свирепость, из-за которой Тэнкеном до сих пор восхищаются дураки. Я начал пить и однажды пьяным проболтался о своей детской выдумке: спуститься в ад, убить восьмерых демонов грома и уговорить Идзанами вернуться, чтобы люди перестали умирать. Там был Ато. Я не знаю, переродился ли он к тому времени в они - но мерзавцем уже был. Утром надо мной потешались девицы и друзья, я понял, что сказал лишнее и перестал пить совсем. От этого становилось хуже - после Айзу дошло до того, что я тратил на ароматические масла и смолы все свободные деньги. Меня за глаза дразнили гейшей, и только Кацура-сэнсэй знал, что мне всюду мерещится запах крови. Он понял: я схожу с ума. И отослал меня за границу. Там я встретил Бога, сошедшего в ад за Идзанами. И за мной.
   - Вам повезло, - сказал инспектор.
   У крови был металлический, горячий, довольно приятный запах, но такому человеку, как Тэнкен, ставшему убийцей из-за несовершенства мира, он и вправду должен мешать. Самому инспектору он раньше тоже мешал, несколько по другим причинам. С возрастом это прошло.
   - Можно сказать и так, - инженер улыбнулся небесам. - А можно и иначе. Видите ли, я потерпел поражение. Можно сразить восемь демонов - и узнать, что Идзанами не хочет уходить. Это было горько.
   Инспектор кивнул. Это тоже было знакомо. За что-то имеет смысл убивать людей и демонов, а за что-то - уже нет.
   - Кажется, меня ожидает еще одна горечь, - усмехнулся инженер. - Я хотел предложить вам то, что имею сам и чем дорожу больше всего. Но чувствую, это будет бесполезно.
   - Мне больно вас огорчать, - с искренним сожалением сказал инспектор.
   - Но ведь вы даже не знаете, что я предлагаю. Христианство - это совсем не то, что думает простонародье, одураченное чиновниками былых времен. Или... дело в законе?
   - Я достаточно много видел, чтобы высоко оценить ваше учение. И дело не в законе, - инспектор потер распухающую челюсть. - Я вижу, вы искренне предлагаете мне самое лучшее, что у вас есть. Но взамен, кажется, нужно отдать единственное, что есть у меня.
   - Но что есть у вас? Простите, если я обижу вас, но мне показалось - вы поступитесь всем, если потребует ситуация.
   - Верно, - инспектор улыбнулся. - А вы - не можете как я. И не в последнюю очередь - из-за того, кого зовете своим господином.
   Объяснять соседу, что именно эту невозможность он ценит едва ли не вровень со всем остальным, инженер не стал. Он слукавил немного, сказав "всем" вместо "почти всем" - а инспектор не стал спорить и даже подыграл. Видно, не хотел, чтобы инженер знал, где граница, за которую не ступит волк. Сайто ведь обдумывал возможность сделаться юрэем, и довольно ясно об этом сказал. И вместе с тем - отбросил ее. Не сразу, как инженер, не при одной только тени этой мысли, совсем по другим соображениям - но все же отбросил. Испугался, как он выразился, хотя не было в этом ничего, что инженер мог опознать как страх. Ну или как то, что обычно называется страхом. Испугался за свою и чужую свободу.
   Платформа катилась под уклон, чуть подскакивая на стыках. Кругом теснились люди - солдаты, надсмотрщики, рабочие - те, кого примет и, не жуя, проглотит быстро растущий меняющийся Токио. Асахина помечтал о том, как вернется сегодня домой - и Аки порадуется, что он жив, погрустит над его ранами. Сменит повязки, они сядут ужинать - и завтра на работу он не пойдет по болезни, но валяться особенно много не будет, а лучше вызовет Ояму с бумагами и займется составлением докладной, а потом сделает для Сэйити и Каны воздушного змея. И нужно будет брать в долг на новый мундир - инженер начал перебирать в памяти знакомых, у которых можно разжиться деньгами. Интересно, как выглядит жена господина инспектора? Кто с этим уживется?
   - Ваша супруга, должно быть, сама Каннон, - сказал он.
   - Да нет. Она просто из хорошей семьи. И кое-какие вещи ей... несколько надоели. А со мной ей спокойно.
   ...Дорога петляла по ущелью, и сверху поезд казался игрушечным, а двигался - еле-еле. Если бы тот, кто следил за ним из леса на горе, был тем, за кого он себя выдавал эти долгие века, - он, конечно, тряхнул бы горы и обрушил на поезд обвал, снес железную дорогу селевым потоком, уничтожил и виновников, и свидетелей своего поражения.
   Но он не мог тряхнуть горами. Не мог даже выдать себя за горного бога перед людьми - так его изуродовал тот, кого впустил через себя в мир негодяй Тэнкен.
   Ничего. Он умел ждать - он ждал во времена Минамото, Асикага, Токугава, - и момент всегда приходил. Потому что люди слабы, а главное - смертны.
   Черно-белый дым паровоза тянулся к небу - слабы и смертны, но живы, покуда живы.
  
  
   Синсэнгуми - особый отряд по поддержанию порядка в Киото в 1864-1868 гг.
   Ирори - открытый очаг в центре японского деревенского дома.
   Тэнгу, досл. "небесный пес" - адаптированный японской культурой персонаж китайского фольклора, носатый лесной дух, владеющий магией огня.
   Мибу-ро - сокращенное название "Мибу-росингуми", прежнего названия подразделения, переименованного впоследствии в Синсэнгуми. Названо по месту расквартирования, пригороду Киото Мибу.
   Рокуро-куби - чудовище. Днем имеет облик обычного человека, а ночью голова покидает тело и летает в поисках добычи. Если украсть тело, голова не может найти его и какое-то время спустя умирает.
   Харада Саноскэ - годы рождения и смерти неизвестны. Вел беспорядочную полукриминальную жизнь, пока не был принят в Синсэнгуми, где стал командиром звена. В отличие от прочих бойцов, мечников, Харада был копейщиком. Пропал без вести в 1867 году.
   Ямадзаки Сусуму - начальник разведки Синсэнгуми.
   Патриоты (японское название - "Исин Сиси", "Люди благородной цели") - нестойкое и пестрое объединение японских монархистов-националистов, политической целью которых было свержение сёгуната Токугава и изгнание иностранцев из Японии. Тёсю - провинция, знать которой находилась в наиболее острой оппозиции к сёгунату. Её название стало обобщением для всех оппозиционеров.
   Момохики - узкие штаны, рабочая одежда крестьян и бедных горожан.
   "Второй командир", звание Хидзикаты Тосидзо, прозванного за жестокость "демоном Синсэнгуми".
   Яманами Кэйскэ - второй заместитель командира Синсэнгуми. Был приговорен к сэппуку за нарушение кодекса отряда в 1865 году.
   Сайто Хадзимэ, он же Ямагути Хадзимэ - один из двух выживших командиров Синсэнгуми (вторым был Нагакура Синпати).
   Бог/богиня риса и благоденствия, покровительница старой столицы.
   Белая лиса-обротень - гонец и помощница Инари.
   Дайкан - буддистское божество, чей культ в Японии слился с культом Инари.
   Кацура Когоро, он же Кидо Коин, он же Кидо Такаёси - (1833-1877) -- государственный деятель периода Мэйдзи. Вместе с Окубо Тосимити и Сайго Такамори фактически создал новую Японию. В бытность свою мятежником прославился как "исчезающий Кацура" - за потрясающую способность просачиваться сквозь любые заслоны и избегать любых засад.
   Окита Содзи, командир первой секции, лучший боец Синсэнгуми, уже в 15 лет был признан мастером меча и стал инструктором школы. Умер в 1868 году от туберкулеза.
   В японской мифологии - злой дух-людоед.
   Длинные брюки очень просторного покроя.
   Кимоно с "маленьким", то есть узким рукавом, обычно мужское.
   Плетеные из соломы сандалии.
   Старший брат - достаточно распространенный в Японии способ обращения ребенка к юноше.
   Придворный титул - старший советник министра.
   Нижнее кимоно.
   Ман - десять тысяч. В Японии десятки тысяч выделены в особый разряд чисел.
   Бакуфу - так называемый "совет военной палатки", правительство сёгуна.
   Сакамото Рёма (1835-1867) - ронин из провинции Тоса, один из лидеров мятежа против режима бакуфу. Создал торгово-промышленную компанию "Кайентай", впоследствии ставшую концерном "Мицубиси". Много сделал для развития японского военно-морского флота. Был убит в 1867 году, как раз тогда, когда ему удалось заставить все стороны конфликта сесть за стол переговоров. В его смерти обвиняли сначала Сайто Хадзимэ, командира третьей секции Синсэнгуми.
   Кварталы развлечений в Киото.
   Кондо Исами - сын фермера из Тама, усыновлен самурайской семьей. Руководитель фехтовальной школы Тэннен-рисин-рю, сменил Серизаву Камо на посту лидера "Ронинов из Мибу" и переименовал соединение в "Синсэнгуми". С 1864 по 1869 годы "Синсэнгуми" оставалось самым дисциплинированным и боеспособным подразделением на службе сёгуната. В 1968 году был схвачен и казнен сторонниками императора.
   Хитоцубаси Кэйки - будущий пятнадцатый и последний сёгун династии Токугава.
   Во время сёгуната страна была разделена на "ханы" - провинции, возглавляемые князьями из знатных родов. Мито, как и Сацума, была провинцией с высоким процентом самурайского населения - и вследствие этого очень бедной и очень консервативной.
   Сяку - мера длины, примерно 30 см.
   По японским верованиям, у бродячих покойников ног нет, ниже колен - туман.
   Ками - божество, дух-покровитель.
   Тамадама - детская игрушка: похожая на молоток крестовина, к которой привязан просверленный шарик. Смысл игры - в том, чтобы броском насаживать шарик на острые концы крестовины или укладывать на тупой конец в ритме считалочки.
   Кусуноки Масасигэ - (?-1336) -- почитаемый в Японии полководец, один из самых деятельных участников Реставрации Кэмму (1333-1336). В 1335 г. генерал Асикага Такаудзи предал императора, чтобы стать сёгуном. Масасигэ остался верен императору. Войска Масасигэ проиграли бой армии Асикага. Масасигэ и его брат Масасуэ поклялись возродиться еще семь раз, чтобы убивать государевых врагов, и совершили самоубийство. В традиции - воплощение верности.
   Кисо-но Ёсинака, иначе Минамото Ёсинака (1154-1184) - один из военачальников, возглавлявших армию в войне против дома Тайра, положившей начало правлению бакуфу (сёгунат) в Японии. Убит по приказу родича - Минамото Ёритомо. В традиции - воплощение дурного своеволия.
   Окубо Тосимити (1830-1878) -- один из лидеров Реставрации Мэйдзи, впоследствии - министр финансов и автор земельной реформы 1872-1881 гг., а также автор указа о запрещении ношения мечей и отмены официального деления на сословия. Затем - министр внутренних дел. 14 мая 1878 г. Окубо был убит - официально шестью самураями из Сацума, мстившими за Сайго Такамори (см.)
   Такамори Сайго (1827-1877) - один из ярчайших лидеров Реставрации Мэйдзи, впоследствии - военный министр нового правительства. В 1873 году разошелся со старыми товарищами во взглядах и ушел в отставку. В 1877 году в провинции Сацума вспыхнуло восстание против нового правительства, лидеры которого были в большинстве своем старыми друзьями и вассалами Такамори. Считая невозможным для себя их бросить, Такамори почти против воли возглавил это безнадежное дело. Раненый при осаде Кагосима, покончил с собой. Несмотря на то, что он был мятежником, уже в 1891 году ему посмертно вернули все регалии, наградили высоким придворным рангом и поставили памятник в парке Уэно.
   Имеется в виду созданная Рёмой компания "Кайентай" и провинция Тёсю, откуда начался мятеж против сёгуната.
   Один из лидеров Исин Сиси провинции Тёсю, создатель первой внесословной армии. Фактически гражданская война 1868 года началась, когда Исин Сиси под его командованием при помощи корабельной артиллерии взяли город-крепость Хаги, до той поры считавшийся неприступным.
   В ходе войны сторонников сёгуната с новым правительством часть армии сёгуната отступила в провинцию Айзу, сохранившую верность Токугава. Кампания там была крайне жестокой и сопровождалась большими жертвами среди гражданского населения.
   На острове Эдзо, ныне Хоккайдо, располагался последний очаг сопротивления новому режиму ("республика Эдзо"), возглавляемый Эномото Такэаки (впоследствии - командующим военно-морских сил Японии) и Тосидзо Хидзикатой. Хидзиката погиб на Хоккайдо от шальной пули.
   Хитокири - от слов "хито", "человек" и "киру" - "резать, рубить", то есть, "головорез". Так называли политических террористов, убивавших чиновников сёгуната.
   "Наука Мито" (митогаку) - философская школа, развивающая идеологию японского национализма и изоляционизма.
   Тэнкен - "небесный меч". Большинство хитокири было известно под прозвищами.
   "Нижний город", район ремесленников и торговцев в старом Токио.
   Число "четыре" по-японски произносится как "си", что созвучно слову "смерть", и оттого считается несчастливым. По возможности японцы избегают его или произносят другую форму - "йон".
   Синий с белым - цвета формы Синсэнгуми.
   Богиня милосердия.
   Бог правосудия.
   Меч для пешего боя.
   Маленькая прихожая, где принято снимать и оставлять обувь.
   Токонома - открытая ниша для цветов, свитков и других украшений. Дзабутон - подушка для сидения. Место перед токонома - для почетных гостей.
   У нас такой чай зовут черным.
   Свиток с картиной или каллиграфической надписью - традиционное украшение дома.
   Дансу - комод с выдвижными ящиками. Осирэ - закрывающаяся стенная ниша, куда прячут на день постель.
   Кукла, изображающая божество буддийского пантеона, напоминает неваляшку с пустыми глазницами. Кукла считается чем-то вроде хранителя семьи или человека, в Новый Год принято загадывать желание и пририсовывать Даруме один глаз. В случае выполнения просьбы рисуют и второй глаз, если желание не исполнено, Даруму бросают в новогодний костер.
   Внутренние раздвижные перегородки, в традиционном японском доме используются вместо дверей.
   Традиционная вежливая формула.
   Шитые носки с отдельным большим пальцем, надеваемые под сандалии.
   Сяку - 30,3 см, кэн - 6 сяку, 1,81 м. Кин - 600 г, кан - 3,75 кг.
   Эта - каста неприкасаемых, живущих отдельно. До Реставрации Мэйдзи находились вне сословной системы и даже не считались людьми. Де-юре указ 1871 года уравнял их в правах с остальными сословиями, де-факто дискриминация продолжалась вплоть до недавнего времени.
   Дзё - 3,03 м.
   Моммэ - 3,75 г.
   Маленькая жаровня-грелка, заменившая в городских домах центральный очаг.
   То - около 18 литров.
   Онсэн - горячий источник.
   Повелитель мертвых в китайском пантеоне.
   Японская ванна. От европейской отличается тем, что представляет собой бочку, где сидят, а не лежат.
   Сун - 3,03 см.
   "Защитный мешочек" - как правило, внутрь кладется записка с заклинание.
   Комические интермедии театра Но. Дословно означает "обезьянье веселье".
   Тонко нарезанная говядина, которую подают к столу сырой и лишь слегка приваривают в стоящем тут же котелке.
   Бамбуковая флейта.
   Югэн - суть, скрытая красота - эстетическая концепция искусства Но.
   Утики - кимоно на подкладке, надеваемое под верхнее, узорное кимоно - уваги. Хитоэ - легкая накидка без подкладки. Ути-бакама - широкие нижние брюки.
   Каригина - накидка в придворном костюме.
   "Ямагути" означает "рот горы", "вход в гору" - то есть, пещеру.
   Ёсида Сёин (1830-1859) - самурай хана Тёсю, философ, военный теоретик, один из идеологов "нового монархизма". Основал частное учебное заведение "Сёка Сондзюку", из которого вышли многие известные впоследствии деятели антисёгунского движения. В 1859 году был казнен за участие в подготовке покушени на первого министра. "Если разум несправедлив, справедливость должна стать безумной", - один из лозунгов Сёина, а затем всего патриотического движения.
   Бывший командир третьего звена.
   "Демон/злой дух Синсэнгуми", прозвище Хидзикаты Тосидзо.
   Икэда-я - гостиница в Киото. В 1864 году служила штаб-квартирой радикального крыла Исин Сиси. Радикалы планировали поджечь столицу и воспользоваться сумятицей, чтобы похитить императора.
   Гейша Икумацу, будущая жена Кацуры.
   Идзанами и Идзанаги - боги японского пантеона, они же родоначальники человечества. Согласно легенде, Идзанами умерла, родив бога огня Кацугути. Идзанаги спустился за ней в царство мертвых, но, испугавшись ужасного вида умершей супруги, бежал. Оскорбленная Идзанами в отместку сделала людей смертными.
   Бунраку - кукольный театр. Каждая кукла управляется тремя кукловодами со скрытыми лицами.
   4 июля 1868 года под Уэно войска монархистов разбили разрозненные части сторонников сёгуната.
   Искусство связывания.
   Представителем воинского сословия.
   Название фехтовальной школы, к которой принадлежала большая часть офицерского состава Синсэнгуми.
   Принц Арима - трагико-романтический герой, сын императора Котоку. Был оклеветан и казнен своими врагами (658 г.). Символ невинной жертвы.
   Легендарный герой, один из "Небесной четверки" Минамото-но Райко, прижизненный и посмертный хранитель Киото. По одной из легенд, отрубил руку демону-людоеду, обернувшемуся прекрасной дамой.
   Самый большой колокол в Японии
   Токугава Иэмицу (1604-1651) - третий сёгун династии Токугава; издал эдикт об окончательном закрытии Японии от иностранцев и запрещении христианства.
   "Дорога цветов" - помост для входа и выхода актеров в театре Кабуки.
   Гайдзин - иностранец, дословно - "чужой человек"
   Абэ-но-Сэймэй - легендарный волшебник эпохи Хэйан, гадатель, мудрец и демоноборец.
   Официально исповедание христианства было разрешено в Японии только в 1882 году.
   Богиня милосердия.
   Перечислены династии сёгунов с 12 по 17 века.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 3.92*10  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"