Аннотация: Тут без иллюстраций. Кому с иллюстрациями - на АТ.
ВОПРОСЫ ВЕРЫ
i
[1263 г. Ноябрь]
"Во флоте Чарльза Второго были джентльмены и были моряки. Но моряки не были джентльменами, а джентльмены не были моряками".
-- Томас Маколей
"Хорошая погода, крепкий попутный ветер и, главное, курс на родной порт - вот самое приятное, что только может быть в морской жизни".
-- Ричард Генри Дана
Мессинский пролив в ноябре месяце - место неспокойное. Лохматые серые волны редко достигают двухметровой высоты, но зато бьют часто и безостановочно. После недели спокойного плавания от Генуи мимо Корсики и Сардинии, наш капитан второй день пытается выйти в Ионическое море, однако сильный порывистый ветер постоянно сносит нас то к берегам Сицилии, то к скалам Калабрии. Одного единственного латинского паруса маловато для эффективного маневрирования и хода.
- Тебя Фиона зовёт, - Гвидо присел рядом и подбросил в очаг щепку. Пламя было небольшим, под стать самодельной печке, но мне и такая кроха, сложенная из простых булыжников при помощи обычной глины, далась непросто. Места на торговом нефе мало, если и появляется свободное, то ненадолго - всегда есть, чем занять. Генуэзцы даром воздух возить не любят. А тут я с непонятной идеей. Но пить тухлую некипячёную воду - идите нахрен. Я и остальным своим только кипячёную даю.
- Какого фига ей опять надо? - я продолжал гипнотизировать медную кружку, вода в которой колыхалась от качки и вот-вот должна была пустить долгожданные пузыри.
- Не знаю, - слово "фиг" мой долговязый приятель уже понимает во всех его модификациях. - Иди, а? А то разозлится.
- Да пойду, куда я...
Идти, конечно, надо. Во-первых, Фиона, на правах единственной благородной дамы получившая личную каморку на этом корыте, пустила к себе Паолу, и это было большим одолжением. Мне это было важно лишь опосредованно, через Гвидо, но ведь важно же. Если Фи психанёт - а это ей как на два пальца чихнуть - то выпрет Пашку на палубу, к нам и остальной матросне, где психовать по поводу её, Пашкиного, целомудрия будет уже Гвидо, и в целом такой финт мне совсем нежелателен, ибо тогда я буду выглядеть не серьёзным и уважаемым партнером, а неважным пацанёнком, которого любая родовитая пискля легко может послать нафиг. И как тогда ему меня уважать и доверять? Во-вторых, отнесу Фионе кипятка - нефиг бухло хлебать вместо воды. Я с этим борюсь. Ну и в-главных, не пойти я всё равно не могу, ибо она - благородная донцелла дельи Уберти, а я - просто Ружеро, сиротинка беспамятная на службе за еду. Тут, конечно, не всё так просто, ибо эта экспедиция вся вокруг меня построена, и рыцари, числом двенадцать, во главе с мессером ди Тавольи, приставлены вроде как именно меня сопровождать. Поскольку "сопровождать" тут ключевое слово, то именно я вроде как и главный. Это так, но... Да, цель нашего посольства известна только троим, помимо меня, и в плане добычи требуемого я и решаю, что и как делать, определяю, так сказать, генеральную линию, хотя - тут парадоксально - распоряжений никому дать не могу; а вот в остальном по тактике и личным составом командует ди Тавольи. Фиона же официально просто путешествует и формально как бы никто, но если дочь самого Фаринаты сдуру прикажет, например, меня выпороть, то ещё неизвестно, как поведут себя приставленные ко мне вояки. Она ведь имеет право, как синьора. Пусть и мелкокалиберная. А как тогда вести себя мне? То-то. Поэтому, лучше не провоцировать. У неё и так характер, блин. А вода никак не закипает. Оставлять же кружку без надзора никак нельзя - налетит на борт волна покруче - и хана процессу. Да и огонь на деревянном корабле, даже в печке, как-то стрёмно бросать на произвол стихий. Ладно, чего я парюсь? Лила, конечно, конкретно дала понять, чем заниматься нельзя, но кто меня тут пропасёт посреди Средиземного моря?
- Сейчас иду, - кивнул я товарищу. - Глянь пока, как там остальные наши. Я как уйду, пусть сразу спускаются греться.
- Ага, - и Гвидо усвистал наверх, проверять донну Марию и Лоренцу, которым места рядом с нашей благородной девицей не нашлось. Не нашлось, между прочим, исключительно из вредности натуры последней, ибо ладно Машу - та взрослая тётка, но Лоренцу-то Фиона могла разместить. Но нет, только поморщилась, стервочка малолетняя. Трюмы забиты, на палубе холод собачий, а тут, возле печки, вдвоём-то не развернуться, не то, что четверым, вот и греемся по очереди. И Машу, и даже Лоренцу вежливо, но недвусмысленно приглашали греться и в капитанскую каюту и в матросский кубрик, на полное обеспечение. Не пошли. Приглашать менее вежливо, учитывая блюющих за борт злых рыцарей, никто не рисковал.
Ну, хорошо, от свидетеля избавился. Воды в кружке около четырёхсот граммов, температура... ну, так, примерно под девяносто, я думаю. Осталось десять градусов всего-то, но моими пятьюстами доступными джоулями и этого не потянуть, ибо волшебного ножика при мне больше нету, но зато у меня остался работоспособный головной мозг. Поэтому кочегарить голую магию в кружку я не стал - это суета и пижонство - а подбросил в печурку по-простому мелких дровишек, плеснул маслица, и уже туда кастанул, по максимуму задействуя энергорповодность. Маны хватило на пять секунд ровно, но зато три из них дрова давали просто реактивное пламя. Вода так и не закипела, но была почти там. В принципе, хватит. При ста градусах всё равно только на уровне моря кипит, а вот где-нибудь в в предгорьях Тянь Шаня люди на девяносто трёх бешбармак варят - и счастливы.
- Ай, сука! - проклиная корабельного архитектора, устроившего притолоки на уровне груди нормального мужика (мне - на уровне глаз), и некстати толкнувшую неф волну, из-за чего кипяток плеснул мне на руку а я треснулся головой о балку, я на остатках силы воли донёс кружку до стола и только потом замахал обожжённой рукой, непринуждённо матерясь в присутствии несовершеннолетних лиц женского пола. Те всё равно таких слов не знали - они на тосканский диалект не переводились.
- Ругаешься? - уточнила Фи.
- Обжёгся, блин! - как бы мне болевой порог повысить, а? Задолбало уже тут так жить. Опыта у меня на шестом уровне было сто тридцать шесть, за печку капнуло неожиданно, но вот найти нужную опцию я не мог: одни вопросительные знаки кругом. Или её вообще не было.
- Зачем вообще кипяток таскаешь?
В каморке - такое и каютой-то нe назовёшь без слёз - было темно, хотя небольшое окошко (ну не иллюминатор же) в наличии имелось, но его света было маловато и в дополнение горела лампа. Дочь сиятельного мессера Фаринаты дельи Уберти восседала посреди маленького помещения на табуретке: в светлом платье, спина прямая, носик гордо вздёрнут, тёмные очи слегка прищурены... только вот ещё бы выставленному на меня подбородку не быть таким нежно-округлым и щёчкам убавить детской припухлости - и всё, грозная хозяйка медной горы, плюшевая копия, масштаб 1:2. За спиной синьоры - Паола, со своей вечной отрешённой полуулыбкой невозмутимо расчёсывает чёрные волосы компаньонки. Теперь это её обязанность - штатная компаньонка Фионы, услышав о необходимости покинуть неспокойную Тоскану морем, картинно грохнулась в обморок (этот обморок стоил нам всей наличности - двести шесть денариев, и то еле уговорили) и лучше Паолы на эту временную должность кандидаток более не нашлось. Деньги, между прочим, до последнего денария были мои.
- Напьётесь тухлой воды - потом с горшка не слезете.
- Вот ещё! Глупый ты.
- Ничего не глупый. Это научный факт.
- Вздор несёшь!
- От плохой воды человек болеет, даже умереть может.
- Если вода плохая, люди вино пьют, а не кипяток, - Фи поводила носиком, как хомячок. - Фу! И дымом воняет!
- Дымом - это ничего. Зато живот не скрутит.
- Хватит! Надоело! Ай!.. - это уже Паоле. - Ты что делаешь? Ты мне волосы дёрнула!
- Простите, госпожа...
- Неумеха! Сделай мне сегодня косу. Нет, две! И уложи по бокам.
- Хорошо, госпожа.
- А ты, - взгляд упёрся в меня, - почитай мне.
- Утром только читал.
- А мне скучно! Я даже выйти отсюда не могу!
Голос Фи опасно дрогнул. Вот только слёз нам тут не хватало. Оно, конечно, сама виновата, что не выходит, но с другой стороны - да. Сидеть в этой клетке тоже радости мало.
- Ладно, ладно! - я, не церемонясь, взобрался на её койку и открыл на закладке невероятно скучное повествование в полустихотворной форме об осле, чьё имя было акронимом имён шести грехов, которого "Дама Удача" перенесла из конюшни во дворец. Смысл опуса был в бичевании пороков общества, жадности, продажности, и т.д.; и мы как раз проходили место, где подобострастные чиновники, воспевая ослу хвалу, стояли в очереди на очистку его от навоза. Вобщем, типично ранне-средневековое творение, с чугунными рифмами, моралью и размером подобными бронепоезду.
- Слушай, а может я тебе лучше косу заплету? Так никто больше не умеет.
- Лоренце иди своей заплетай!.. Эй! Куда пошёл? Стой, я тебя не отпускала!
Я уселся обратно, но книгу так в руки и не взял. Секунда, другая, третья... Фи гордо фыркнула и отвела взгляд.
То-то же.
- На ней сначала покажи, - она ткнула пальчиком назад.
Ладно, я и не против. Почти пятнадцать выпуклых лет против твоих плоских двенадцати? Да с удовольствием!
Волосы Паолы были чистыми и пахли хвоей. Не сильно, но отчётливо. Гладить их и плести было... вот когда я уже тут подрасту, а? На месте Гвидо я б Пашку уже давно бы опрокинул грудкой кверху. Мне-то она сейчас даже потрогать не даст. А потом мне её потрогать не даст уже Гвидо. Беда.
- Где научился? - хмурилась Фи, глядя, как из-под моих рук выплетается "колосок".
- В интернете на ютубе, - честно сказал я. Случайно, кстати, увидел, и запомнил. Никогда на практике до сих пор не пробовал - не на ком было - и вот, получилось.
- А, - понимающе кивнула девочка, не переставая тем не менее подозрительно хмуриться. - А там кому плёл?
- Никому, мне показывали. Одна женщина.
- Тебе? Показывали? - Бац по спине! Бац опять! Хрясь! А вот это уже больно было! - Ты где это видел, подлец??? - Тресь! - Ты за кем подглядывал???
Так-то её понять можно: процесс, можно сказать, интимный, мужикам только результат показывают. Это тут обстановка позволяет постороннему мужскому полу поприсутствовать при сём действе, да и то не всякому, Гвидо, например, не светит, а мне как бы можно... пока. За пределами же данного случая вообразить ситуацию, где бы я мог видеть такое на легальном основании, очень сложно. Это с учётом даже если бы у меня была младшая сестра, которой, как Фиона знала, у меня не было.
Спасло меня завершение работы: я оставил Паоле косую чёлку, а от макушки до лопаток шла довольно элегантная конструкция, которой тут пока никто не видел.
- Давай! - загорелась Фи, спихивая Пашку с табуретки. - Мне такую же!
Я облегчённо вздохнул про себя, расправляя её чёрные локоны по спине, однако расслабляться не стоит. Это ж Фиона. Она как паровоз на полустанке однопутной дороги: недолгая стоянка - и как только я закончу, она продолжит туда же и с той же скоростью. Про интернет и ютуб она меня расспрашивать не будет, тут можно даже не заморачиваться: её география не интересует, мало ли какие острова и города есть, ей будут подробности ситуации нужны. Амнезия не прокатит. Женщинам на такое плевать. Женскому любопытству, особенно если оно подогревается ревностью, потеря памяти - не аргумент.
Всё-таки, если вот так вот причёсочку в порядок привести, она тоже миленькая, очень миленькая. Можно даже сказать (с учётом века) - красивая девочка. Не Паола, конечно, но тоже ничего так вырастет. Им бы ещё одёжку и обувку нормальные женские, бельё там, чулочки всякие...
- Зеркало дай!
В таком зеркале, маленьком и мутном, рассмотреть себя и спереди та ещё задача, а увидеть себя сзади и вовсе не знаю, кем надо быть. Фиона же, просунув сквозь сжатые губки язычок, отчаянно косит взглядом, вертится, и так и сяк запрокидывает голову, покряхтывая от натуги, пытаясь увидеть свой затылок в занесённом за спину куске посеребрённого стекла в резной рамке.
- Вот, такого больше нигде нет. Вы единственные.
- А ут... утюб как же?
- Его больше нет. Ушёл под воду.
- Ой! Какой ужас! A ин... тир...
- Интернет.
- A интернет?
- Бульк - и нету больше.
- Что - весь-весь? Все погибли?
- До последнего котика.
- Бедняжки... Хоть и нехристи наверняка, но всё же.
- Я пойду пока подышу, госпожа. Душно тут, - деликатно подала голос Паола и слегка поклонилась, соблюдая формальности.
Не особо и душно: сквозит изо всех щелей. Но показаться миру в новом и уникальном причесоне - это святое. Тем более, что она - первая из единственных. Хорошо, Фиона, по малолетству своему, пока этого не просекла, а то нагорит Пашке ни за что.
- Ну? - удовлетворившись результатом осмотра, грозная Фи обратила личико со сведёнными бровками ко мне. О, боги...
- Было это больше года назад, позатем летом, - со вздохом начал я пересказ одной из новелл "Декамерона", ту, в которой дочка какого-то вельможи отправилась к месту будущего бракосочетания вот так же кораблём, но была захвачена пиратами, многократно употреблена по назначению всей дружной компанией, а потом была по ходу дела ещё десяток раз перепохищена а то и перекуплена, каждый раз оказываясь в койке (на лавке, палубе, в лесу, на травке, и т.д.) очередного(ых) сексуального(ых) активиста(ов), свистя всем в уши о своём непорочном бутоне, который она везёт возлюбленному, и в итоге таки вернулась к жениху и счастливо вышла замуж опять же невинной (версия для жениха) девицей. К концу эпопеи, если верить Боккаччо, приключенка была вполне довольна столь насыщенной жизнью. Для Фи эротическую составляющую я опустил за ненадобностью, а себя наоборот, добавил, в тот момент, когда девица и её пожилая дуэнья были привезены на пиратский остров для выкупа. Фи этот почти часовой рассказ слушала буквально с открытым ртом. Даже моргать забывала.
- Вот, а компаньонка та была из земель далёких. За греческими островами, за румийскими землями, за персидским морем, за степями монголов, за горами Индии, за лесами китайскими, есть жёлтое море, за жёлтым морем - страна Япония. За ней - огромный океан, а там, в океане, острова чудесные, и женщина та как раз с тех островов была. Филиппинка то есть. Такая вот история.
Что бы вот сейчас сделала Лоренца? Да сто процентов начала бы про чудеса и острова далёкие расспрашивать. Для того ж и было рассказано. Но то Лоренца. На Фи это не сработало.
- А ты что на том острове делал? - а взгляд недобрый.
Сейчас понесётся: кто, куда, зачем, как, когда, почему, где, откуда, с кем, а конкретно, а подробнее... Фионе на чудеса филиппинских островов и прочую романтику плевать, когда она нестыковки начинает видеть. Не выкручусь. И это ей, между прочим, только двенадцать. Вот ведь кому-то не повезёт вляпаться в неё.
- Не скажу. Секрет это. Хочешь подробностей - у папы спрашивай, а я пошёл.
На палубе я тут же попал под ноги матросу, перекидывающему верёвки через ту длинную толстую палку, прикреплённую к мачте, на которую был намотан парус.
- Куда... - начал было он, но заметив сторту у меня на поясе захлопнул рот и отвернулся. И это правильно.
Неф - корыто большое. Не забитый товарами, может вместить до восьми сотен человек. На этом была только команда в три десятка, да мы, пассажиры. Вот уже пару дней никого больше не тошнило за борт, что было хорошо, но всем было холодно на открытом всем ветрам пространстве, что было плохо. Порывистый ветер был сырым и старался превратить стоящего человека в сосульку. Никто и не стоял. Где тут Паола дышать собиралась? Не видно что-то. Ну, есть тут несколько кучек народа, укрывающегося от ветра и холода под отяжелевшими от солёной влаги плащами, растянутых между тюками и бортом, типа палаток. Греются, тесно прижавшись друг к другу. Вот, значит, где-то там. Укрывается.
- Наконец-то, - прохрипело мне в ухо. - Ты не очень торопился.
- Э-э... мессер, так ведь шторм же, смотрите, как качает...
Но ни практически полное отсутствие места на раскачивающейся палубе, ни буря, ни шторм, ни ураган, поколебать рыцаря ди Тавольи не могли. Мне пришлось вытаскивать сторту и вставать в стойку. Как и по нескольку раз каждый день в течении трёх месяцев.
Ночью выматавшая всех пытка закончилась - мы вышли из пролива. К моему удивлению, утром я увидел солнце не впереди по курсу, а справа. К капитану идти за объяснениями мне было не по чину, так что обратился на утренней тренировке к "тренеру".
- Пока возможно, генуэзец будет стараться идти подальше от берегов Магриба и Султаната, - пояснил Матиро. - Боится.
- Пираты? - наставник кивнул и молча показал мне мечом занять позицию.
К сожалению, его труды были напрасны. Не могло у меня ничего получиться: моя "специальность" была "Саблист", и он как был на пятнадцати процентах первого уровня, так там и оставался, несмотря на все усилия рыцаря. И это понятно: ведь он со мной явно не сабельным боем занимался. С "Мастером Огня" было ещё хуже: всё те же три процента. Разжигание печки никак его не продвигало. Зато я открыл рыбалку и ежедневно радовал нашу компанию морскими деликатесами, получая небольшой, но халявный опыт. Чертёжник, опять же, вырос - вот Лила обрадуется. Это из-за печки и махоньких сумочек с металлическими дужками, на которых было невиданное чудо - перехлёстывающаяся защёлка. Сумочки, между прочим, были на моднявых ремешках: для через плечо чтобы. О том, чтобы сделать такое в одном экземпляре только одной из наших дам я даже и на секунду не подумал, ибо не самоубийца. Естественно, четыре. И все из разных тканей. В смысле цветов. Так-то всё то же сукно. А вот подарить первой конечно Фионе. Ибо - статус. Лоренца надулась, но не смертельно. Сумки получились не враз - и "Мастер ткани" у меня низкий, и "Ремесло", и "Чертёжник", и "Обработка материалов" только-только открылась, вобщем, всё вроде бы позволяло простенькие конструкции ваять, но вот только шанс изготовления никакой. И это ещё хорошо, что я читер. В прошлой реальности я бы такое своими руками вообще не осилил.
Через два дня направление снова сменилось, и мы пошли на юго-восток, оставляя по левому борту многочисленные большие и малые острова Эпира и Греции. Впрочем, да - Греции пока нет.
- Мессер, можно попросить у вас вина?
Ей богу, умел бы Матиро выражать эмоции, он бы уронил челюсть.
- Сегодня можно, - пояснил я. - Это особый день. Сегодня умер Александр Невский.
- Кто это?
- О, это то ли великий правитель, то ли великий негодяй. Князь русов.
- Все великие правители для кого-то негодяи, - заметил мудрый, как всегда, Бокка дельи Абати. - А когда он умер?
- Сегодня, мессер, как я и сказал.
- Я понял, что в этот день. Я имел ввиду - как давно?
- Вот, именно сегодня. Только что.
Я вообще-то в этом не совсем уверен, ибо четырнадцатое ноября здесь может быть не эквивалентно четырнадцатому там, но если всё же, то да. Сегодня. Возвращался из орды после сданного хозяевам отчёта, да и помер. Одна из немногих дат, которую я знаю, потому как день рождения жены. Четырнадцатого ноября шестьдесят третьего года. Правда, не тысяча двести, а ровно на семьсот лет позже.
- Чем ты так поразил наших доблестных рыцарей? У них чуть глаза не выпали, - донна Мария спустилась ко мне в закуток погреться. Тут уже сидела Лоренца, прихлёбывая горячий чай (ромашка, зверобой, мята, тысячелистник, кора дуба) с медовым фиником, так что пришлось потесниться.
- Да так... поделился кое-какими сведениями, - я показал глазами на Лоренцу. Мария поджала на секунду губы.
- Понятно. И зачем?
- Да вот, как-то так... Да и пофиг. Знаешь, Маш, я вот не так давно думал сидел: чем заниматься буду по жизни? Кем вырасту? Кем стану? Слугой Уберти? Купцом? Мастером? Кондотьером?
- Ух ты! - оживилась Лоренца и вытащила гвоздь, зажав его в руке на манер кинжала. - И кем? Давай, ты рыцарем станешь! - гвоздь был кованым, четырёхгранным, длиной сантиметров пятнадцать, и вполне мог сойти за дагу со шляпкой вместо яблока, хоть и без гарды. В небоевом положении гвоздь крепился к поясу в верёвочной петельке. Под накидкой и не видно ничего. После визита в Стинке Лоренца без "оружия" оставаться не хотела. Я, кстати, к этому её бзику вполне серьёзно относился, практика показала: что с гвоздём, что без, Лоренца меня один на один сто процентов уделает. Очень... такая вот необычная девочка. Заводится с полоборота, руля не слушается, дороги не разбирает. К тому же без тормозов, но с боезапасом.
- Да не. Не то это всё. Не моё.
- Но ты всё-таки нашел своё? - как бы утвердительно спросила Маша
- Не то, чтобы вот прям конкретно нашёл, но идея ясна.
- А что значит идея?
- Это когда ты придумала что-то, но без деталей, а в целом, Лоренца.
- Это же план! Я помню, ты говорил!
- План - это когда с деталями.
- А... а что за идея?
- Стать самым главным властелином мира.
- Ух тыыыыы!!! Идея! - её глазки засветились восторгом, но на всякий случай она уточнила: - А план есть?
- А вот плана пока нет.
Снаружи вдруг закричали на несколько голосов, затопали ногами в суетливой беготне, что-то заскрипело, что-то упало... вот, ругается кто-то.
- Схожу, гляну, - я поднялся. - Лоренца, пропусти.
Суета на палубе уже унялась, но напряжение явно осталось. Весь наличный состав, включая наших вояк, кто не спал, вглядывались в пространство.
- Что-то случилось? - я нашёл главрыцаря, так же не сводящего глаз с трёх парусов вдали по левому борту.
- Похоже, да, - кивнул ди Тавольи.
- И похоже, - добавил Бокка, - не тех пиратов боялся наш осторожный капитан.
- А это пираты?
- Наверняка, - бросил ди Тавольи. - А даже если и нет, то всё равно разбойники.
- Откуда вы можете знать, мессер? Ведь до них очень далеко, даже кораблей не разобрать.
- Нечего их разбирать. Это венецианские галеры. Но это ещё ни о чём не говорит. А вот то, что они выскочили из-за острова и тут же бросились нам наперерез - говорит о том, что добрых намерений у них нет.
- Наперерез? Но они же почти сзади?
- Это потому, что капитан довернул к югу. Они отжимают нас от берега. Эй, мессер капитан! - рявкнул он так, что у меня уши заложило. - Сможем ли мы удрать от них?
- Думаю, да, мессер рыцарь, - донеслось с юта. - С таким ветром от галеры, конечно, не уйдёшь, но расстояние большое, а дело к вечеру. До темноты они нас не догонят, а ночью потеряют. Повезло нам.
Сглазил капитан. Ветер, и без того слабый, совсем стих, лишь изредка налетали резкие порывы и хлопал парус. Корабль двигался едва-едва и гребные галеры быстро приближались. Нехорошо.
- Интересно, кто это? - философски бросил в пространство Бокка, поглаживая рукоять меча.
- Да кто угодно, - ответил стоявший в стороне ди Тавольи. - Может и кефалонцы, а может и действительно венецианцы решили генуэзцев на дно пустить. Скоро узнаем.
- Ничего нельзя сделать? - надеюсь, в этом моём вопросе они не увидят страха... а впрочем, плевать.
- Можно, - усмехнулся ди Тавольи. - Готовиться к драке.
У купца все матросы были уже с мечами, но из тридцати человек реальными бойцами были только полтора десятка, которые по совместительству охрана. Плюс наши двенадцать рыцарей. Плюс Бокка - локальный армагеддец всем, кто не спрятался. Плюс полунападающий... нет, скорее четвертьзащитник Гвидо. Галеры двадцативесельные. Если на вёслах рабы, то вояк, если быть оптимистом, у венецианцев около шестидесяти. Но это если там рабы. А вот если нет, то дела наши совсем тухлые. Бокка всё же не танковый пулемёт Владимирова. Было бы это всё для меня в другой реальности - было бы реально страшно. Хотя и сейчас страшно, только не за себя. Фионе, если не отобьёмся, хана. Девчонкам всем сладко не будет, но хоть живыми оставят, а вот Фиону - нет. Была б другая ситуация в политическом раскладе, то взяли бы заложницей или отпустили за выкуп, но тут такая уже заруба идёт, что никакого выкупа гвельфы-венецианцы у Фаринаты требовать даже и не подумают. Умирать девчонка будет страшно. И не спрятаться на этом корыте ей никуда, и притворяться служанкой какой бесполезно - всё равно тот же купец сдаст с потрохами. И от меня в бою толку чуть ниже нуля. Лоренца, которая сто процентов со своим гвоздём драться кинется, и то... Кстати о Лоренце. И о Фионе. И о Марии и Паоле. Мы не бойцы, но кое-что сделать можем же, а?
***
- Давай! - заорал я, пытаясь перекричать многоголосый рёв толпы венецианцев, лезущих через борт, и встречный рёв нашей команды. Гвидо - слава тебе, кто бы ты ни был - то ли услышал, то ли увидел мою отмашку, и рубанул по верёвке... тут какое-то слово специальное должно быть, ибо на корабле верёвок нет, и каждая фигня, к чему-то привязанная, своё гордое имя имеет, например конкретно эта, крепящая рю к тележке, называется галсом, но это там, в моей реальности, а тут я этих названий не знаю и знать не хочу. От удара мечом тугой галс, то бишь верёвка, лопнула, и длинное плечо рычага, торчащее в стороне от палубы над неприятельской галерой, пошло вниз и в сторону, всё в соответствии с законами физики. Нижний катет паруса, который шкаторина, в нормальном состоянии находящийся над палубой выше человеческого роста, рухнул театральной кулисой, отделяя наших от ненаших, то есть, натурально, зёрна от плевел. И вот тут и пришёл наш черёд, женско-моей команды. Я, если что, командир. Фиона режет другую верёвку, удерживающую связку полных бочонков за вынесенной над бортом балкой с противоположной стороны. Мы с Лоренцой балластом на прямом углу паруса (не совсем на углу, тоже за верёвку, конечно, перекинутую на один оборот через горизонтально выпирающую деревяшку, лично мною обструганную до состояния примерной округлости в сечении), чтобы не ушёл вверх, Маша с Паолой травят по необходимости, следя за натягом. Тут главное было всё вовремя сделать, а репетиций у нас не было... и капитану сманеврировать так, чтобы подставиться нападавшим нужным местом, конечно. Ну, судьба хранит пьяных, идиотов и влюблённых. Надеюсь, это не я идиот, а Гвидо влюблённый, а уж пьяные тут все.
Борт нефа значительно выше галеры, кошки хоть и слепили корабли, но одного целого несколькими связками на волнующейся поверхности не сотворить, борта играют, стучат друг о друга, венецианцы, подбадривая себя жизнерадостными лозунгами, лезут по веревкам и узким трапам, которые тоже не неподвижны, человек десять уже на палубе, ещё больше в процессе, и тут длинное плечо рычага, умножая скорость падающих в море бочонков, веником сметает всё на своём пути на высоте как раз под кромку борта. Сила на длинном плече, конечно, теряется, но скорости вполне достаточно, ибо масса и инерция. А это, между прочим, законы механики, а не государственной думы какой-нибудь. Они логичны, предсказуемы, своевременны, и я бы с ними не спорил. За борт, в воду и назад на палубу галеры, смело только несколько человек, остальные, в силу несовершенства мироустройства, умудрились, к моему сожалению, избежать ответственности за незнание физики. Тем, кто всё же не избежал и попал между бортами не повезло особенно: несколько десятков тонн бьющихся друг об друга кораблей брюшным прессом просто так не остановишь. Но и те, что ускользнули нераздавленными вряд ли переживут невезучих надолго - в тяжёлой коже, что на них, хорошо плывётся только ко дну. На короткое время напор венецианцев был сбит в буквальном смысле слова, но штук двадцать врагов, что уже ступили на наши доски, недолго впечатлялись действием простейших рычагов, мух ртами не ловили и, не откладывая на потом, кинулись продолжать веселье, даже не задумавшись, а чего противная сторона стоит подальше от атакуемого борта? И зря не думали они об этом, потому как я и не рассчитывал, что одна только парусиновая тряпочка решит проблему кардинально, и использовал ещё несколько верёвок, чтобы за имевшиеся у нас полтора часа связать (руками девочек) подобие крупноячеистой сети, и эта сеть, секунду назад разложенная ровным слоем на палубе, рванулась вслед улетающему парусу, вместе со всем, что в неё попало. В этот раз попали венецианцы, и в этот раз их улетело куда более десятка. Теперь последний аккорд. Опять Гвидо. Он уже успел к мачте и вот финальный удар мечом по ещё одной верёвке и длинная рейка, вместе с парусом и привязанной сеткой, в которой барахтаются под два десятка орущих тел, пролетели над галерой и рухнули в воду. Всё. Это всё, что я мог, ребята. Теперь сами.
- Маша, девочки, быстро в каюту Фионы!
Я схватил Фи за руку и потащил прочь от борта. Испуганная, та даже не стала строить сейчас из себя синьору. Попытался прихватить по пути Лоренцу, но она кошкой вывернулась из-под руки, провернулась у меня подмышкой, и осталась за спиной. Паола и Мария были уже почти внутри.
Дотащив дочку работодателя до её каморки, я упаковал её внутрь и деловито распорядился:
- Сидите здесь, не высовывайтесь! Лоренца, заррраза! - убедившись, что Маша и две девочки в относительной безопасности, я выскочил обратно, обхватил мелкую поперёк талии и потащил с палубы. - Иди сюда, кому сказал!
Я торопился не потому, что враги были уже тут - я боялся стрел. Галеры небольшие и многочисленных стрелков там не будет, ведь для абордажа нужны мечники, а не лучники, но сколько-то наверняка есть. Странно, что нас до сих пор не обстреляли ещё.
Лоренца, что удивительно, продолжая в моих руках зыркать по сторонам, моим действиям по её умыкновению с театра приключений не сопротивлялась.
В этот момент по правому борту застучали абордажные крюки второй галеры. Моя маленькая хитрость дала нам небольшую отсрочку и слегка охладила пыл нападавших первой галеры, проредив их ряды, но галер было две.
- Эй, морское отребье! Все на левый борт... все, я сказал, твари трусливые!!! Режьте их, тут их всего ничего осталось! Рыцари, ко мне! - рык ди Тавольи пронёсся по кораблю словно раскат грома. - Сбить щиты!
В этом бою у нас единственное преимущество: более высокий борт, из-за чего напором слитной массы завалить строй невозможно. Чтобы перебраться на нашу палубу, венецианцам приходится использовать мостки и верёвки. Таковых приспособ для доставки неприятно пахнущих и очень громких мужчин в наше общество без нашего приглашения было в достатке и незваных гостей на палубе становилось всё больше, но всё же нападали они не в едином трудовом порыве, а больше в порядке индивидуального предпринимательства, как бог на душу положит.
Матросам на левом борту было легче - даже если у венецианцев на вёслах сидели бойцы, то и в этом случае уже почти численный паритет. Плюс позиционное преимущество. Матросы должны справиться, если, конечно, им не ударят с правого борта в спину. А тут, на правом борту, только двенадцать рыцарей. Рыцарей, но двенадцать. Плюс Бокка. И плюс-минус Гвидо. Но даже с учётом Бокки, бойцов банально не хватало, чтобы закрыть от нападающих весь борт - врагов в лучшем случае тридцать, в худшем - семьдесят. Команда ди Тавольи сбить щиты потеряла смысл почти сразу, и он это понял:
- Барди, Коста, к носу! Не давайте им прорваться! Доминико, Якобо, Ладо, на ют! Берегите девчонку! Мы будем держать их тут. Гверро, Федерико, во вторую линию, затыкайте бреши и сразу назад, следите! Вперёд!!!
- Аррррра!!!
Вот, куда вперёд-то, а? Тут и переда-то нет... Слова другого не знают?
А мне что делать? Соваться в это месилово вроде как смысла никакого, даже моя позиция наблюдателя в сторонке рискованна, ибо не такая уж это и сторонка, чтоб меня не заметить. Но, с другой стороны, совсем не поучаствовать в процессе ещё рискованнее, ибо если наша команда этот матч сольёт, то и таким запасным, как мне, мало не покажется.
- Фиренца!!! - заорал ди Тавольи. Его самого мне было не видно, но голос ни с кем не спутаешь. Как пить дать - зарезал кого-то. Его вопль подхватили рыцари, но не так яростно - не все ещё добрались до внутреннего мира врагов.
Враги в ответ орали что-то нечленораздельное, без географической привязки, но зато намного громче и злее. Не иначе разочарованные тем, что их начинания не встретили понимания и поголовье рыцарей пока не сократилось. Да, кстати! Целых две галеры хорошо вооружённых и упакованных головорезов на один-единственный торговый неф, где охраны ожидается менее двух десятков, не считая матросов, это как - нормальная ситуация? Добычу пираты делят на всех, так зачем лишние люди, если особого сопротивления не предвиделось? Или я чего-то не понимаю?
Ладо и Якобо, имея против себя четверых, ни с того, ни с сего, вдруг сделали приставной шаг друг к другу и Ладо, стоящий справа, вскинул щит, толкая им противника, оказавшегося между Сциллой и Харибдой, а Якобо слева мгновенно насадил того на меч. Доминико в этот момент широко махнул мечом, успешно отгоняя остальных. Всё заняло не более секунды и напарники разошлись, продолжая бой, оставив на палубе агонирующее тело. Их враги не успели даже ничего сообразить, не то, что сделать. Это они молодцы, рыцари. Чётко сработали. Наверняка долго учились.
Вопили все недолго, несколько секунд - и посторонние звуки смолкли. И это не удивительно - при такой нагрузке не до воплей, тут даже обильный пот утереть некогда. Глухо стучало оружие по щитам и друг о друга, сосредоточенно хекали на выдохе люди, стараясь уменьшить свою популяцию на планете. Вместо звона мечей слышится только стук да глухой лязг какой-то. Вскрик - значит, ранили кого-то, или душа чайкой взмыла в поднебесье, попрощавшись напоследок с юдолью скорби.
На левом борту всё хорошо, матросы и охрана пока уверенно реализуют тактическое преимущество и ни один враг с первой галеры более на палубу не ступил... Пока, потому как среди матросов уже есть потери. Тем не менее, матросня режется отчаянно. Капитан и купец тоже там, не гнушаются забавой. А вот на правом борту всё не так шоколадно: рыцарей не хватило на всю длину и теперь их понемногу теснят от борта. Бокки мне отсюда не видно, он где-то на носу сражается. Гвидо тоже не видать, остаётся лишь надеяться, что парень жив. Гверро и Федерико уже не отходят назад после затыкания брешей, а в полную силу рубятся в цепи. Пока рыцари держатся, но только потому, что венецианцы всё не задействуют один из основных, если верить моему тренеру, маневров при численном превосходстве: измотать противника, меняя бойцов первой линии. Штука простая и примитивная, ведь в таком темпе и с такой силой махаться можно только несколько минут и задача чередующихся бойцов не одолеть врага, а просто продержаться какое-то недолгое время, а потом оно само упадёт. На рыцарей венецианцы лезли буром, за что и платили кровью: перед каждым закованным в сталь фирентийцем лежало уже не по одному телу. Самих их всё ещё оставалось двенадцать. Но спокойствия мне это не добавляло: у многих кровь проступала сквозь прорубленные кольчуги и капала на доски. Это если не конец, то близко. Раненый, теряющий кровь, долго не простоит. Словно подтверждая мои мысли, Ладо поскользнулся на мокрой палубе и жёстко рухнул на правый локоть. При этом так, что ясно - оскольчатый перелом локтевого отростка, как минимум. Не заорал только потому, что боль пока ещё не дошла до головы. Но уже не боец, всё на сегодня. И прикрыть его некому: бой растащил троицу друг от друга, Якобо отмахивается от троих, а Доминико прикончил одного из своих противников, но против него ещё двое. Троим рыцарям, защищавшим Фиону, противостояло уже девятеро. К Ладо шагнул один из его противников, занося меч клинком вниз, а двое других... твою ж мать, кинулись в мою сторону!
Не более пары секунд заняло у них преодолеть несколько шагов до меня. За это время я успел только начать пугаться, забыть про веточку Феды, вытащить свой ножик-переросток, и послать Лилу с её предостережениями куда подальше. Последнее я сделал вслух, что двоих хулиганов наверняка удивило, но ни на миг не остановило. Один, хищно блестя оскаленными зубами, кинулся ко мне, другой с деловитым видом направился прямиком к двери. Оба предвкушали. Наверняка. Но если предвкушение того, что ломанулся в каюту я ещё могу понять, ибо склонность к женщинам и золоту не чужда и моему сердцу, то вот этого извращенца, тянувшего немытые лапы ко мне лично, я понимать отказался.
И случилось вот что: так как я привык активировать свой огонёк правой рукой (гусары, молчать!), то я машинально так и сделал, направляя его в сторону нехорошего мерзавца, держа в руке меч. И все мои джоули со скоростью истечения сто в секунду пронеслись по руке, по клинку, и, оформившись в яркую точку, сорвались с острия в неприятное лицо. Пятьсот джоулей, даже единомоментно, не так много, но не тогда, когда они попадают в открытый рот, да там и остаются. Не только размер, но и место имеет значение, господа, такой я сделал вывод. Неприятный мужчина упал сразу, опрокинувшись от неожиданности навзничь. Долго я его не разглядывал, ибо уж что-что, а даже тяжёлого пациента от безнадёжного трупа я отличить могу.
Второй ещё не вошёл внутрь, и за это спасибо тем конструкторам этого замечательного корабля, которых я ещё недавно так несправедливо матерным способом упрекал в криворукости за низкую притолоку, о которую набивал шишки. Взрослому мужику, даже в этом низкорослом столетии, пришлось наклоняться гораздо ниже, поэтому он не успел ни войти, пока я занимался его приятелем, ни вернуться в боеспособное состояние, когда я развернулся и с размаху рубанул по подставленной шее. Он тоже упал, но, в отличие от извращенца, с признаками жизнедеятельности.
"Дерьмо меч" - думал я ударяя ещё, а потом ещё и ещё по кровавой массе, в которую превратилась шея, а упрямец всё хрипел и никак не умирал. А может меч и ни при чём, а просто руки у меня, несмотря на уроки ди Тавольи, кривые? Светлая мысль перевернуть его на спину и полоснуть по горлу пришла не сразу. Хотя спасибо, что всё-таки пришла, конечно.
Позади же меня было нехорошо, несмотря на мой триумф. Ладо лежал пластом и венецианец, сделав своё дело, присоединился к остальным, наседавшим на Якобо и Доминико. За эти секунды они своих врагов не уполовинили. Да и не смогут, судя по всему. Добраться до Ладо проблем не было: все участвующие в потехе были заняты друг другом, а новых действующих лиц на театре боевых действий более не появлялось. Всё же рыцари почти справились. Кончилось у венецианцев подкрепление на этом фланге. Ещё бы матросикам помочь, а то уже тоже отступать начинают... И что тут у нас? Удар меча пришёлся в грудь, почти по центру. Не сомневаюсь, нападавший целил точно в сердце, но Ладо пытался увернуться. До конца у него не получилось, но на бок он слегка повернулся, вследствие чего острие ушло правее... да и кольчуга ещё помогла. Морские вояки бронированными не сражаются, вот и не научились раненых броненосцев добивать. Бедняга. Он ещё и за лезвие цеплялся, когда то у него из груди вытаскивали: вот и перчатки порезаны, и руки тоже. Инстинкт это. Видел я как-то на вскрытии одну девочку - её ножом в живот пыряли, а она голыми руками пыталась этот нож удержать, так жить хотела. На руки смотреть страшнее было, чем на раны на животе... Так, однако насквозь Ладо к палубе не пришпилило и дышит пока. Вот только с пузырями дышит, нехорошо. Я с таким не справлюсь, тем более в полевых условиях. Ну, клапан на рану сделаю, а вот дальше уже в госпиталь надо. А где у нас госпиталь ближайший? Ото ж. Жалко парня. Но времени на жалость нет: рыцари, тяжело отмахиваясь, отступают, движения их заметно замедлились. Они уже не всесокрушающие мельницы смерти, перемалывающие врагов на куски. Ещё немного - и венецианцы смогут ударить в тыл матросам, и всё тогда.
Отвернувшись от умирающего, я прикинул свои шансы. С галеры никто не лезет, значит за задницу свою я могу не беспокоиться, а вот врагам следовало бы, ибо нефиг меня не замечать. Я, например, себя считаю замечательным. Но пока побыть невидимкой оно и к лучшему.
Вытерев потную ладошку о рукав, я перехватил сторту покрепче и - по привычке низехонько - скользнул к схватке. Враги на месте не стояли, так что когда намеченная жертва внезапно отскочил от выпада рыцаря, он едва мне на голову не наступил, падла. От неожиданности и испуга, я, не выпрямляясь и не замахиваясь, что, каюсь, планировалось изначально, ткнул его снизу в промежность. Жест в чём-то истеричный с моей стороны, согласен, но сильный. Сторта неожиданно легко провалилась внутрь и я поспешил вытянуть её назад, по дороге ещё и провернув. Враг уже падал с жутким воплем, отказавшись далее принимать участие в таких развлечениях, а на руку мне пролилось что-то почти горячее - надеюсь, это была кровь, просто кровь, без примесей. Оценив эффективность метода, я таким же способом помог Доминико со вторым. Тот тоже предсказуемо отказался дальше играться в эту войнушку и, громко сетуя на что-то, улёгся на палубе. А вот третий был внимательнее и едва не откромсал мне голову, махнув по мне мечом, когда я, уверовав в свою гениальность, подбирался и к его промежности. Второго замаха ему не дал сделать бдительный Доминико, после чего поспешил на помощь к Якобо. Я перевёл дух. Это было близко. Ну его, такие подвиги! Однако, даже такая неказистая мелочь оказалась существенной: вдвоём рыцари были уже не так беспомощны против оставшихся пятерых, тем более, что Доминико и Якобо снова применили явно домашние заготовки, и врагов тут же стало ещё на два меньше. Ну, тут, похоже, можно более не беспокоиться: когда эти двое действуют в паре, даже без Ладо, нужно больше, чем тройка морских разбойников, чтобы с ними справиться. Они, конечно, едва стоят от усталости, но ведь и противники не лучше.
Как раз на этой моей мысли мир мигнул. Это было как будто цветная 3-D комедия с долби звуком сменилась плоским чёрно-белым ужастиком тридцатых годов. Длилось это всего мгновение, а потом 3-D вернулось, только снова, как тогда, в лесу, лопнула струна и меня окатило холодом. Я быстро огляделся. Никто, судя по всему, ничего не заметил; мужчины, ну, кто пока живой, увлечённо резали друг друга, не отвлекаясь на явное присутствие где-то неподалеку божественной сущности. Возле Ладо, положив руки ему на грудь и запрокинув голову к небу, с закрытыми глазами и бледным лицом колдовала Маша... а, чёрт! Вот тебе и объяснение! Вот кто с Дианой чатится. Только та ж вроде вовсе не по целительству же? Или на таком уровне там уже на все руки мастера? Как бы тут ещё и Феда не нарисовалась спонтанно, без призыва из веточки. Она ж меня сожрёт нахрен. И её в промежность ничем не... Хм. Да не, куда мне... Да ещё и маленький. В смысле я маленький, в смысле возраста.
Из каморки выскочила Лоренца, с гвоздём наперевес, озирая побоище. За ней выскользнула Паола, кинулась к Маше, та только головой качнула - то ли рано девочке на такой уровень соваться, то ли помощь не требуется. Пашка, как и младшая сестрица принялась озираться. Ну, эта понятно, кого высматривает. Фиона же молодец - держалась от проблем подальше. Да и невместно ей.
- Ух, ты! - восхитилась Лоренца. Она убедилась в отсутствии непосредственной опасности и обратила внимание на трупы у входа. - Это ты их?
- Ага, - признал я, привалившись к косяку.
- Да... - она безо всякой брезгливости разглядывала фарш, в который превратилась шея второго несчастного. - Чем ты их так-то?
- Ну, так получилось, как-то... Вот, стортой.
- Стортой? Злой был? - понимающе уточнила она.
- Привязались, - объяснил я. - Как там синьора?
- Рыдает, - небрежно отмахнулась Лоренца, и вдруг молча кинулась на палубу.
Я проследил за ней взглядом. Она, оказывается, в отличие от меня не расслаблялась тут за беседой, а бдила и не пропустила момент, когда один из противников наших рыцарей буквально выпал из схватки от удара ногой, грохнувшись на спину. Серьёзно ранен он не был и довольно шустро перевернулся на четвереньки, стремясь вернуться в бой. Именно в этот момент ему на спину упала Лоренца и, держа гвоздь прямым хватом, как кинжал, нанесла несколько быстрых ударов под челюсть. Мужик, заперхав, пустил кровяной фонтанчик из горла, и, бросив оружие, попытался зажать раны рукой. Ну, так все делают, тоже инстинкт, только никогда это ещё никому не помогло. Пропоротое горло и артерии руками не заткнёшь. Тут уж хочешь - не хочешь, а надо помирать. Лоренца отскочила от него, деловито наблюдая за агонией, при этом не забывая иногда бросать быстрые взгляды по сторонам, отслеживая обстановку. Твою мать, кто из неё растёт, а? После этой молниеносной расправы, моё рубание шеи стортой - действительно какое-то варварство злобное. А я-то думал, девочка мною восхищается.
Теперь рыцари бились два-на-два и исход был ясен даже их противникам, теснимым обратно к борту, но Лоренца им и такого шанса дать не хотела. Мелкая подобрала короткий меч, выпавший из агонирующего тела, и, коротко размахнувшись, метнула его как копьё в спину одного из венецианцев. Метров с трёх метала. Сил у неё маловато, вот что. Задора много, а сил пока не так уж. Да и масса меча не столь велика, чтобы так им орудовать - не убила она супостата. Но насколько-то меч в тело воткнулся и отвлёк, чем и воспользовался Доминико, успевший ещё учтиво кивнуть, благодаря за помощь, прежде чем перешагнуть труп и избавить Якобо от последнего противника.
Вот же ведь, а? А как мне спасибо сказать - так фиг. Хотя, они же рыцари, чего им какого-то служку благодарить? Вот прекрасную даму, даже если это пискля малолетняя - это другое дело. Тут я как думаю, у рыцарей устроено? Любезничай со всеми, кто в юбке, да благодари их всех подряд за что попало - глядишь, какая-нибудь да даст. А что пискля - так то не беда, не только вода дырочку находит.
Вот такая куртуазия, понимаешь, и рыцарство.
ii
[Год 1263, Ноябрь 29, Шестой час]
Не отдавайте неразумным людям вашего имущества, которое Аллах сделал средством вашего существования. Кормите и одевайте их из него и говорите им слово доброе.
- - - Коран 4:1-5
Я хотел помидор. Очень. Очень хотел помидор. Снежно-сахаристый на разломе. Медово-росистый на разрезе. "Бычье сердце фиолетовый". Или оранжево-жёлтый гибрид "Космонавт Леонов". Или ярко-красный великан "сибирский гигант". Или любой другой помидор, милую, безродную дворняжку огородной грядки. И картошки. Картошечки. Жареной с лучком на сале... Ох, боги, боги мои! Сало! С чесноком!! С чёрным, ржаным хлебом! Нарезанный ломоточками, на досточке, он лежит в абсолютной цветовой гармонии с розоватой белизной малосольного подчеревка. Пёрышки свежесорванного зелёного лучка завершают картину оглушительным крещендо кулинарного экстаза, в котором, судорожно пульсируя, сливаются лицевой и языкоглоточный нервы. Всё. Это совершенство, которое может быть дополнено только кружкой холодного домашнего кваса. Шибающего кисло-сладкой резкостью. Его поверхность бурлит почти микроскопическими, доморощенными пузырьками, и когда первым глотком срывается покров девственности с сакрального сосуда, его божественный пар оседает на кончике носа невесомой росой...
- Тебе не нравится? - Салах-Махмуд поднял бровь. Видимо, я не сумел скрыть своих мыслей. - Горячее будет к ужину, но и сейчас можно разогреть что-нибудь. Думаю, баранина найдётся.
- Не стоит, уважаемый Салах-Махмуд, - я вздохнул, выныривая из своих грёз. - Меня всё вполне устраивает. Я благодарен за угощение. Ваше гостеприимство известно далеко за пределами вашего дома, да благословит Аллах каждый его камень. Просто дорога утомила меня.
- Да, - согласился он и отправил в рот очередной кусок, - путь неблизкий.
Солёное мясо. Солёный сыр. Вяленые финики. Хорошо хоть в доме хозяина вина не пили. Пили сладкий шербет.
Викинги давно уже шастают в Америку через Исландию и Гренландию - там же, на севере, всюду рукой подать - но ни помидор, ни картошки они в Европу так и не завезли. У них, в отличие от пронырливого генуэзца, сблатовавшего испанских венценосцев на аферу с коротким путём в Индию, интересы были узкоспециализированы.
- Вода будет скоро готова, - подбодрил меня толстяк, сдвигая пониже широкий красный кушак на пузе. - Слуги не жалеют дров.
Румийцу я завидовал. Они уже дошли до идеи удобной и практичной одежды, которая доживёт практически без изменений до самых наших дней. Синие шальвары, белая рубаха, расшитый золотом халат - хозяин дома выглядел так же, как и обычный зажиточный турок гораздо более поздних веков. Да что турки? Я в конце двадцатого века в Каттакургане в старом городе таких узбеков в каждой чайхане видел. Вот только голова у румийца босиком: ни фески, ни чалмы, ни тюбетейки.
- Благодарю ещё раз, - сидя поклонился я.
Нравы в Константинополе выгодно отличаются от таковых Фиренцы: в ходу была хоть какая-то гигиена. Нет, вопреки моим представлениям о средневековой Европе, совсем уж грязью там никто не зарастает, по крайней мере, в Фиренце. Умываются, конечно, время от времени. Каждую субботу все женщины непременно моют волосы. Традиция. Попу, извиняюсь за подробности, за неимением туалетной бумаги тоже стараются мыть. Есть такое. Но вот чтоб руки, например, перед едой сполоснуть - такое не, даже и не думают. А тут это - в порядке вещей. Да ещё лимона добавят. То ли для антисептики, то ли для вкуса. А может - так, попонтоваться. Вот, воду мне в бассейн греют, не хала-бала.
- Ты необычный франк, - заметил Салах.
- Да?
- Я много ваших видел, - он задумчиво - или неодобрительно - покачал головой. - Вам наши обычаи непривычны. Сидеть на полу, а не за столом, например. Или вот, омовения. Не делают так у вас. А для тебя это словно привычно. Речь, опять же. Говорить по-нашему ты хоть и не умеешь, но только словами. А в остальном - ты как мы.
- Наверное, потому, что я не франк, - с вежливой улыбкой пояснил я. - Я фирентиец.
- Какая разница? - удивился он. - Разве ты не католик?
- Католик, - эта ложь уже привычна.
- Значит, франк, - резюмировал он.
Я мысленно вздохнул. Франк, так франк. Действительно - какая разница? Мне, по крайней мере, никакой.
Сквозняком подняло занавеску, потянуло прохладой.
- Осень, - словно извиняясь заметил Салах-Махмуд. - Скоро совсем холодно станет. Приказать перенести еду во внутренние покои?
Это да, осень. За полощущейся на ветру занавеской - пустая терраса. Мраморное море - далеко внизу, за балюстрадой - потеряло синь, посерело, покрылось злыми, пенными мурашками волн, словно погрузилось в беспокойный, тревожный зимний сон ёжика.
- Не беспокойтесь, уважаемый Салах-Махмуд, - я улыбнулся ему. Было действительно несколько холодновато, но зачем озадачивать хозяина лишний раз? - У нас уже холоднее.
- О, Аллах... Как вы только можете жить в таком климате?
Я едва удержался, чтобы не хмыкнуть. Это было бы совсем неуважительно. Холод... Это в Италии-то! Тебя бы, хурмы ты кусок, в наши широты, в край шестимесячной зимы.
- Дело привычки, - поделился я. - Человек ко всему привыкает.
- Это не привычка, - не согласился хозяин. - Я бы, например, никогда не привык бы. Но Аллах, в его неизбывной милости, сотворив Землю, каждому своему творению определил и место в подлунном мире, сообразно его свойствам. Рыбе - воду, птице - небо. Варварам - холода и мрачные леса, правоверным - солнечные горы и горячие пески. Не думай, что я хочу тебя оскорбить...
- Ну что вы, уважаемый Салах-Махмуд, - я поднял обе руки и опять улыбнулся. - Я согласен с вами. Каждому - своё. Христианину - церковь, мусульманину - мечеть. Нищему - лачуга, богачу - дворец... Кстати, я как раз хотел вас спросить, если можно?
- Спрашивай, - разрешил он разжевывая финик. - Что смогу - скажу.
- Не удивительно ли, что уважаемый Кей-Кавус [Изз ад-Дин Кей-Кавус (1234 - 1280) румийский (сельджукский) султан в 1245-1256 и 1257-1261. По матери-гречанке, внук константинопольского священника. С помощью византийцев воевал за власть с младшими братьями. В конце концов проиграл и сбежал ко двору Михаила Палеолога. Ближе к 1265 г был фактически под домашним арестом. В 1265 г выигравший гонку за султанство Рукн ад-Дин Кылыч-Арслан IV почему-то простил его и упросил монгольского лидера Берке освободить своего старшего брата. Монголы совместно с болгарами устроили поход на Константинополь. Кей-Кавус был освобождён и прожил остаток жизни в Крыму в подаренных ему владениях неподалеку от нынешнего Севастополя] нашёл убежище у христианского владыки? Как я слышал, он долгое время имел сношение с мамлюками, братьями по вере. Так почему Константинополь? Ведь Его порфироносное величество воевать с Румийским султанатом не будет, а вот мамлюки не раз выступали на стороне Кей-Кавуса.
Салах тщательно прожевал финик и долго задумчиво смотрел на меня.
- Мамлюки... - наконец произнёс он. - Мамлюки далеко, а Михаил вот он, рядом. Да и толку с мамлюков? Пока есть власть и золото, они всегда готовы пролить кровь, желательно не свою, но Кей-Кавусу сейчас платить им нечем.
- А Михаилу тогда какой интерес?
- А с Михаилом Кей-Кавус - они знаешь, как? С Михаилом они вот так, - он потёр боками указательные пальцы, вздохнул. - Ласкарис [Фео́дор II Ла́скарис, никейский император в 1254-1258 гг. Его дочь, Ирина Ласкарина, вышла за болгарского царя и всю жизнь самозабвенно ненавидела Михаила Палеолога за то, что тот ослепил её младшего брата и постоянно пыталась склонить мужа к войне с Византией. Говорили про неё, что неглупа и совсем даже не уродина. До старости не дожила, возможно и случайно, а вот брат её ослеплённый, кстати, надолго пережил свою любящую сестру] очень Палеолога не любил, даже боялся. Да.
- За что?
- За что... За то, что Михаила народ и знать любили. Да и солдаты ему верили. Да. Под его началом воевать было - как особый почёт. Что ни сражение - то победа. Да и щедр он был. Золота не жалел. Да что там, - румиец махнул рукой. - Было чего Фёдору опасаться. Не раз его казнить хотел. Да и не только он. Даже отец Фёдора, Иоанн, хотел, да не смог.
Какой, однако, пронырливый у византийцев император получился.