Тео Кляйнен, студент мехмата, брел по скверу на окраине города темным октябрьским вечером. Тео пил пиво. Настроение было непонятным, пиво горчило, жизнь водила за нос, впереди маячил зачет. Перед зачетом надо выпить.
Тео брел по дорожке и мрачно размышлял, зачем он пошел учиться в этот университет. Впрочем, на вопрос, чего он собственно хочет в жизни, Тео не смог бы ответить точно. Он не любил механику, но любил мотоциклы. Он не любил учиться, но хотел получить приличную работу. Он любил пиво, но не любил тратить деньги. Вот и пойми, чего нужно от жизни человеку девятнадцати лет от роду, если даже любимая девушка сегодня ушла, обозвав его тюфяком.
Тео присел на скамейку и закурил. Светлые кольца дыма закружились в воздухе, голова закружилась тоже. Тео перевел взгляд на грешную землю и какое-то время пристально рассматривал мокрый асфальт со следами бурной собачьей жизнедеятельности, переполненные мусорные урны и пустые пивные бутылки рядом - улов местных бомжей.
Одна из бутылок привлекла его внимание. Темно-зеленая, а не коричневая, как остальные, она почему-то была заткнута деревянной пробкой. Вряд ли кто-то оставил здесь полную. Скорее всего, пиво выпили, а бутылку смеха ради заткнул пробкой кто-то из компании местной молодежи.
Тео вдруг показалось, что внутри бутылки кто-то есть. Маленькая фигурка маячила за стеклом и махала руками, пытаясь привлечь внимание. Тео фыркнул. Вот те раз, допился, люди в бутылках мерещатся. Налетел ветер, и Тео поежился. Домой пора.
Он встал, но вместо того, чтобы идти к остановке троллейбуса, взял бутылку в руки.
Бутылка была запыленная, и Тео протер ладонью мутное стекло.
Фигурка по-прежнему маячила внутри, и Тео поморгал. Маленький человечек в широких шароварах и чалме махал ему руками и строил рожицы.
Тео перехватил бутылку поудобнее.
- Убери пробку, - неслышно отдалось в голове, разбежалось по нервам.
- Вы кто? - обалдело спросил Тео вслух.
- Джинн я, - ответил все тот же неслышный голос.
- К-какой джинн? - так же вслух изумился Тео.
- Ты не ори, - посоветовал голос, - можешь про себя говорить, мысленно. Услышу.
- Вы кто? - послушно подумал Тео. - Какой джинн?
- Арабский, конечно. Не видно, что ли? Пробку вытащи!
- А сюда-то как попал? - удивился Тео.
- До чего непонятливый, - с досадой прокомментировал голос. - Спал я тут, понимаешь?
Оказывается, любимое место для сна у всех арабских джиннов - это бутылки. Особенно использованные - запах пива для джиннов вместо валерьянки. Кто же знал, что какой-то идиот догадается воткнуть в горлышко кусок деревяшки?
- Так вы тот самый джинн? - наконец, поверил Тео. - Который у Аладдина?
- Нет, - ответствовал голос. - Тот был из Верхних. А я - Нижний.
- Как это? Злой?
- При чем тут добрый или злой... ох, уж эти мне человеческие понятия! Ну... если по-вашему, то, наверное, злой, да. Но Зло и Добро суть понятия абстрактные, и в каждом конкретном случае имеют свои предпосылки, рассуждать же в целом можно лишь, имея доказательства...
- Погодите, - обалдело вклинился Тео, - не так быстро...
- Короче, - подвел итог джинн, - пробку достань. И я знаю, чего ты ждешь. Дворца каменного я тебе не обещаю, но желание выполню.
Тео стало смешно. Этот вот плюгавенький - и желание?
- Прямо вот так и исполните?
- Прямо вот так. Говори давай, чего хочешь. Только быстро... и учти: много обещать не могу. У нас тоже свой предел есть.
- И какой он у вас? - полюбопытствовал Тео.
- Если говорить упрощенно, то уровень моей силы равен сорока пяти квадратам из производной... короче, тебе хватит. Чего хочешь?
- Ну...
Тео даже как-то растерялся. А потом захохотал и ляпнул:
- А пусть я буду стихи писать!
- Стихи? - удивился джинн. - Зачем тебе? Ты же, - он, кажется, прищурился - из-за мутного стекла не разглядеть, - ты же будущий механик вроде бы. Зачем тебе стихи?
- А по приколу...
Джинн усмехнулся.
- Ну, если по приколу, тогда ладно. Ты точно уверен, что этого хочешь?
- Точно, точно, - фыркнул Тео.
- Договорились. Открывай бутылку.
Тео стал выкручивать деревяшку. Туго идет. Пыхтя, он сражался с непослушной бутылкой - джинн терпеливо ждал.
Пробка была уже почти выкручена, как вдруг парня словно ударило. Джинн! Елки-палки, это ж сколько он может! Какой он, Тео, дурак, что так дешево выпускает всесильного - ну ладно, почти всесильного - волшебника (пусть даже волшебства не бывает) - из бутылки! Да он же... Квартира, машина, диплом с отличием, дача на море... Вот дурак!
Тео решительно задержал руку. Пробка лишь едва прикрывала горлышко.
- Нет уж, уважаемый джинн. Сначала вы мне сделайте...
Грозный рык родился где-то в недрах земли, пробку вынесло мощным потоком. Бутылка вырвалась из рук обалдевшего Тео и, упав, покатилась по земле. Свинцово-серый вихрь развернулся и величественно повис в воздухе, срывая листву с окрестных деревьев, пригибая к земле траву. Скамейка опрокинулась, Тео свалился на грязный асфальт.
- Халявы захотелось? - ехидно прорычал вихрь. - Думал, на дурака напал? Хотел предел терпения джинна испытать? Будет тебе теперь предел... такой тебе предел будет, парень!
Больше Тео ничего не слышал. В ушах тоненько зазвенело, и все вокруг провалилось в тихую темноту.
Тео очнулся от того, что что-то мягкое и влажное елозит туда-сюда по его лицу. Замигав, студент понял, что лежит на земле, а лицо его и шею вылизывает, скуля, чья-то собака. Тео помотал головой и попытался сесть.
- Очухался, парень? - спросил кто-то рядом.
Темно. Сыро. Холодно. Рядом стоит человек. Собачник. И собака. Именно в такой последовательности Тео осознавал происходящее.
Собачник между тем помог ему подняться и, подобрав с земли кепку, нахлобучил ее на голову Тео.
- Улетел твой джинн, завтра вернется, - усмехнулся собачник. - Велел больше не пить. Надо же, другие до зеленых чертиков напиваются, а этот джинна увидел. Что пил-то, парень?
- Я... пиво.
- Надо же столько выхлебать! Пойдем уж, доведу... где живешь-то, бедолага?
Дома Тео содрал с себя мокрую, грязную одежду, рухнул на кровать и проспал до утра. Ему снился толстый зеленый черт в чалме и почему-то с розой. Черт писал стихи большим гусиным пером и смеялся.
Утром Тео рассказал обо всем университете, и группа дружно спросила, где продается такое замечательное пиво, от которого джинны предлагают машины, квартиры, дачи и зачетки с пятерками. Умение писать стихи все дружно отвергли как полностью бесполезное.
Спустя пару дней Тео сидел на паре и по обыкновению рисовал в тетради по высшей математике чертиков и цветочки. Внутри жужжало томительное беспокойство - словно муха поселилась. Рисунок выходил чуть более размашистым и нервным, чем обычно, и Тео не мог понять, что с ним происходит. А потом решительно перевернул чистую страницу, и рука потянулась выводить мелкие, убористые строчки. Строчки эти были рифмованными.
С того дня начались чудеса. Муха, жужжавшая внутри, обрела свое имя и назначение. Она вылезала в самые неподходящие моменты - в трамвае, на лекции, в буфете. Тео приспособился всюду таскать с собой блокнотик и карандаш. Сначала он пытался отбиваться, загонял муху внутрь и пытался не обращать на нее никакого внимания. Муха жужжала сначала в груди, потом переселялась в голову, забивала мозг, звенела в ушах. Слова давили на глаза и на лоб, не давали дышать. Тео ругался матом и лихорадочно писал - из-под карандаша сыпались строчки.
Через месяц Тео пришел в городское Общество Поэтов с толстой пачкой листов, исписанных мелким почерком. Пачку приняли снисходительно, и Тео понял, что ее сейчас же засунут в дальний угол. Однако вечером ему позвонил известный поэт и долго-долго объяснял оробевшему Тео, чем его стихи хуже, чем стихи самого поэта. Под конец поэт пригласил Тео заходить и пообещал публикацию.
Через полгода стихов набралось на хороший сборник, оставалось найти спонсора.
Тео по-прежнему не понимал, как это все получается, но к происходящему привык и стал даже гордиться своим внезапно прорезавшимся талантом. Он решил перевестись на филфак и начал запоем читать классиков.
Спустя год Тео научился отличать хорошие стихи от плохих, уровень настоящего мастера от дилетанта-любителя. Рифмы его обрели четкость и даже некоторое изящество, на заседаниях Общества Поэтов он снисходительно посматривал на новичков. Еще немного - и он станет настоящим поэтом.
Через полтора года Тео понял, что его стихи не тянут на уровень мастера. Профессионал из дилетантов, называл он себя грустно. Он блистал на фоне городского сборища, но сколько их - таких - по всей стране, молодых, подающих надежды, восходящих. Он достиг своего предела - предела крепкого середнячка, не выходящего за пределы самиздата. Мастером ему не стать никогда. Гейне из него не получится, и Гете не станет нервно курить в сторонке.
Между тем муха внутри жужжала и постоянно требовала выхода. Тео давно уже понял, кому обязан своим неожиданным увлечением.
Тео исписал тридцать общих тетрадей, но желающих издать его авторские сборники не находилось. Местные мэтры многозначительно хлопали по плечу и обещали издание в сериях. Дальше обещаний дело не двигалось.
Если бы еще он не понимал, что происходит! Но Тео понимал, и это было самое обидное. Предел. Потолок, выше которого ему не подняться никогда. Его стихи будут средней серенькой массой, которой так много и от которой никогда не заплачет ни один человек. Ну, может быть, один заплачет - льстивый графоман-соперник. Но и только. Тысячу раз он порывался бросить писать - и не мог. Муха внутри жила и умирать не собиралась. И расправляла крылышки в самое неподходящее время - на работе (Тео устроился мастером на автостанцию), на лекциях, в постели с любимой девушкой, доводя Тео до бешенства. Трижды лучше было не уметь делать этого вовсе, чем уметь, но знать, что настоящим мастером слова он никогда не станет.
Он попытался рассказать обо всем знакомому психиатру. Психиатр выслушал его и посоветовал не морочиться чепухой, а выпить - и все пройдет.
Однажды вечером, возвращаясь с любимой девушкой из гостей, Тео проходил мимо сквера, в котором когда-то давно встретил джинна. Весь вечер улыбавшийся, Тео вдруг погрустнел, а на вопрос удивленной девушки мрачно сказал, что болит голова и пусть она идет домой, а он пройдется... виски ломит. Девушка, обидевшись, назвала его эгоистом и ушла, цокая каблучками. Тео свернул на боковую аллею.
Фонарь все так же не горел, и Тео медленно шел по засыпанной опавшей листвой дорожке. У скамеек сиротливо стояли пустые пивные и винные бутылки, переполненные урны покосились. Тео приглядывался к бутылкам из-под пива, но все они были коричневые, совершенно непрозрачные, горлышки пустые, пробок не наблюдалось и в помине. Где искать теперь этого джинна?
Тео остановился, поднял голову. Яркие и крупные, горели в безлунном небе звезды. Октябрь.
- Джинн! - закричал Тео, не заботясь о том, кто и как может его услышать. - Джинн, я прошу! Ну, прости меня! Ну, забери ты свой подарок обратно! Я дурак, урод, кретин! Прошу тебя, отпусти, оставь... я жить не могу! Джинн! Я больше никогда не буду, я не хочу уметь писать, я не могу так!
Небо молчало.
Тео упал на колени на грязную землю.
- Джинн, прости меня! Забери ты свой подарок обратно! Джинн!! Или дай уже сил писать по-настоящему! Прошу тебя!
Кто-то тронул Тео за плечо, он резко обернулся. Молоденький полицейский серьезно смотрел на него:
- Сударь, пройдемте со мной...
Тео погрозил небу кулаком, заплакал и послушно пошел за полицейским.
Говорят, теперь Тео Кляйнен не пьет. Совсем. Даже пиво. Он не любит гулять вечерами, никогда не спорит с женой и часто пишет что-то в большой общей тетради. Начальство и друзья знают о его безобидной привычке и даже немножко гордятся этим - стихи Тео часто печатают в городской газете. Ценители уже перестали называть его молодым и начинающим, иногда даже хвалят. В прошлом году вышел маленький сборничек его стихов. Стихи, говорят, так себе, но на уровне города - неплохо.
Иногда Тео гуляет вечерами. Почему-то всегда в одном и том же сквере на окраине города. Он идет по боковым аллеям и внимательно рассматривает пустые пивные бутылки. Окрестные бомжи привыкли к нему и сами предлагают посмотреть на свою добычу. Тео не отказывается. Он до сих пор хочет найти бутылку, заткнутую куском деревяшки. Он ждет.