Я видел, как небо горит: расширяясь кругами,
по небу ползло черно-красное дымное пламя.
Круги разрастались неспешно, роняя лохмотья
бледнеющей медленно, тлеющей огненной плоти.

И крик натыкался на пепел и грузно ложился
на морды зверей и безумные страшные лица
людей; становилось ясней - закрывалась дорога
туда, где веками искали пришельцев - и Бога.

А пепел кружился и падал; круги разрастались 
на том, что казалось надежней титана и стали,
на том, что казалось древней, чем земля и чем люди,
на том, что всегда было, есть, и, как верили, будет.

Вдруг небо осело, ломая края; словно змеи,
рассыпались трещины, только безумней и злее,
и небо обрушилось вниз; догорая в полете,
к земле устремились обломки сияющей плоти.

А дальше - был хаос и смерть. Были крики и стоны.
И неба осколки упали, как глыбы бетона,
дымясь, догорая, ломая дома и деревья.
Земля содрогалась от тяжести рухнувшей тверди.

...............................................................

Я долго сидел одиноким пятном бесполезным 
на неба осколке, усеянном пеплом небесным,
и птицы и жители неба лежали под прахом.
Я взгляд вверх поднять не решался, терзаемый страхом.

Но горе проходит и страх утихает; от тверди,
исполненной страшной, нелепой, немыслимой смерти,
я поднял несмело глаза, и мой взгляд не уперся,
как прежде, в слои облаков или яркие звезды,

нет, не было неба. Мой взгляд падал вверх, как в могилу,
и я закричал, я глаза отводил что есть силы,
но не на что было глазам опереться, и разум
служить отказался, сознание выключив разом.

Я в щели забился, крича, истекая слезами.
Я думал, там будет хоть новое небо, хоть пламя,
хоть что-то... я жить не привык без опоры для взгляда,
мне нужно, чтоб что-нибудь было, вдали или рядом,

но не Ничего. Приступ агорафобии длился
немыслимо долго. Я в щели земные зарылся
как червь или крот, я дрожал, я не знал, как укрыться 
от выси без неба, где звезды кружились - и птицы.

Но все же я вылез, пинками себя погоняя,
из щели своей на поверхность, трясясь и стеная,
и встал под незримым Ничем, закрывая глазницы
руками и веками: тяжко тому, кто боится.

Я пальцами веки открыл, и увидел колени,
утопшие в пепле, и неба обломок, из тени
которого вылез, но страх не давал подниматься
безумному взгляду к Тому, от чего я скрывался,

Не раз и не два страх бросал меня в щель, но обратно
я вновь выползал, чтоб увидеть колени, и пятна 
от пепла на них. По пустынной земле скользя взглядом,
я видел лишь хаос разрухи - вдали или рядом,

но лишь к горизонту не смел прикоснуться глазами.
Я бил себя в лоб, чтобы очи поднялись вверх сами,
за волосы вверх взгляд тащил, не давая закрыться
глазам от испуга: как тяжко тому, кто боится.

Но вот я себя превозмог, и открылась картина
рождения нового, юного, дивного мира:
я видел, как от горизонта, из тьмы и распада,
вверх тянется свежее небо; из дыма и чада

растет, поднимается выше, смыкаясь в зените,
растит на себе облаков серебристые нити,
и россыпи звезд, и Луну; постепенно крепчая,
встает над землею небесная высь молодая.

...........................................................

Мы храм водрузили месте погибшего града, 
мы песни сложили о гибели неба; нам рады
колосья в полях, скот на пастбище, дети в жилищах.
Нам новое небо дарует заботу и пищу.

Но, голову вверх поднимая, я мысленно мерзну:
там, выше, над небом, есть даль, неподвластная мозгу.
Я видел ее лишь секунду в день страха и гнева...

Чтоб вновь ее видеть, я б сжег это юное небо.