Аннотация: Там что-то есть - мечта, или счастье, или все сразу, - осталось только решить...
- Вот так тестируются ай-кью! - крикнул Генка и сунул мне в нос листок.
- Ген, я че-то ничо не понял, - удивился я.
- И правильно, раз не понял, значит, дурак.
- А хрен в жопу не хочешь? Ну-ка верни его, я еще посмотрю.
- На! - Генка швырнул мне бумаженцию, я попытался ее поймать, но потерял равновесие и в момент оказался под столом.
Ну да, это все понятно: дым коромыслом, точнее, топором, и в воздухе бегает, кружит, я бы сказал манит, алкоголь с ударением на а. Кто-то бормочет, разговаривает вдалеке, не понять, о чем. Но меня волнует только этот чертов тест, который я таки поймал.
Смотрю на рисунок и ощущение такое, будто когда-то я его видел и даже знаю, что должен сделать. Бессмыслица какая-то. Но, раз Генка мне это подсунул, значит, смысл во всем этом есть! Должен быть... И тройки, которые я в школе получал, не оправдание, нет, - вспомнил, что я умный. Сосредоточился, отрешился от... Не знаю даже, от чего, но отрешился. Круги перед глазами поплыли, но это не важно, главное, я, кажется, начал что-то где-то...
- Мужики, все сюда! - завопил я.
Неожиданно для себя, я вообще-то скромный и незаметный.
Веснушчатая Васькина морда свесилась надо мной и пробормотала устало:
- Ну чо блажишь, а? Соседей перебудишь. Шел бы ты спать, на диване постелено.
- Вась, да ты посмотри, что здесь! - я протянул ему листок.
И начал выбираться из-под стола, медленно, конечно.
- Андрей, ты лучше спать иди. Лист чист, как аист перед случкой, - сказал Василий и вернул мне листок.
- Вась, да ладно, это ж Генка пошутил, но я кое-что увидел, так ему и передай. Кстати, где он?
- Где? - Васька вдруг вскочил. - На Алверьевском кладбище он, уж месяц как. Кончай придуривать. Щас как влеплю, сразу в себя придешь.
Я сел на табуретку, перед глазами все плыло... Но на листке отчетливо разглядел два рисунка, оба одинаковые: вложенные друг в друга квадраты.
- Ну что, увидел? - спросил Васька. - Ничего, с кем не бывает, я же тебе говорил - закусывай, блин. Ничего, сейчас ушицы хлебнешь - враз в себя придешь, я тебе гарантирую.
Хотел я спросить, какой такой ушицы, но промолчал - чер те что, сам в себе перестал быть уверен, может и впрям водка так подействовала. Но я ведь помню, отчетливо помню, как Генка... Да ладно, я еще знаю, что Васька отродясь ничего не готовил, 'из принципа', как говорил, значит сейчас, вдруг, еще и принципы его поменялись? Ну для этого столько надо выпить, что я как бы засомневался. В себе, конечно, не чудится ли мне все это - каморка-кухня и две красные морды - Васькина и Алешкина. Но Генки действительно с нами не было, и вот чертовщина, я не помнил, чтобы мы с ним сели за стол. Да и табуреток здесь всего три. А Генка такой ушицой нас угощал... Не забыть! Правда, как ее готовить, никогда не рассказывал, 'секрет фирмы', - отвечал.
- На, держи, и не вздумай уронить, мыть тогда сам будешь, - Васька протянул ложку и, убедившись в твердости моей руки, поставил передо мной дымящуюся пиалу с густым, темным, слегка золотящимся бульоном.
Я попробовал, осторожно, чтобы не обжечься. И сразу, с первого глотка оказался на берегу Пырки, мысленно, конечно.
У полуразвалившейся хибары столпилась половина нашего выпуска. Девчонки на высоких каблуках стояли поодаль и шептались. А мы, изголодавшиеся после дороги, собрались у костра, привлеченные запахом Генкиной ухи.
- Да вы чего, не готово еще, пока только мелочь сварилась, надо сначала профильтровать, а потом щуку туда забросить! - отговаривал нас Генка. - Готовьте пока шашлык, уха успеется.
Пока варилась уха, мы набрались так, что чуть не превратили шашлык в угли - со стыда, что по глупости доверились Генке. Понадеялись, что он хоть чуть-чуть остепенился, все-таки десять лет с окончания школы прошло, но ошиблись. Дача, говорил он, на берегу реки, сруб деревенский, крепкий. На крышу заберешься - красотища, на десятки километров вид, можно разглядеть, как охотники уток стреляют. А рыбалка такая - песня, куда удочку не закинь, рыба клюет, как оглашенная.
Правдой оказался только рассказ о рыбалке, клев действительно был отличный, говорили потом ребята, решившие остаться еще на пару деньков. Дом домом сложно было назвать, вот полуразвалившейся хибарой - пожалуй, да, если заберешься на крышу, рискуешь провалиться в подпол.
На рыбалку я не остался, не любитель я этого дела, но на крышу слазил. Утро уже было. Начинался рассвет - вдалеке задребезжало что-то, и начало интенсивно разгонять сумрак. Вдалеке дымка, и буквально на глазах появляются ивы на той стороне Пырки, и дальше - зелень, зелень, и провал, наверное, старица там, и снова зелень. А еще дальше синеется Волга, и потом другой ее берег, и холмы на горизонте...
- Ну как, ушица, удалась? - рявкнул Васька, я чуть снова не упал.
- Удалась, - тихо произнес я.
- А в чем проблема тогда, где радость на лице твоем?
- Вась, ты лучше скажи, как научился уху готовить, - проснулся вечно молчаливый Алешка.
- Много будешь знать, скоро состаришься, - Васька насупился, как мальчишка, и отвернулся.
- Генка тебе рассказал. После похорон, - сказал вдруг я, и полетел...
Как в покадровом видео: сначала был Васькин кулак, потом потолок, я даже успел подумать, что пора бы его побелить, удар затылком - и все, я вырубился.
***
'В лесу раздавался храп дровосека', - пробормотал я и проснулся. Храп-то раздавался, только не в лесу, а в комнате. В нос пыталась забраться вата из старого одеяла, на которое меня положили накануне вместо обещанного дивана, в глаза бил солнечный луч - ни жалюзи, ни занавесок на кухне не было.
- Ну так как, будешь решение рисовать? Я знаю, ты придумал, - тихий Генкин голос едва прорывался через шкворчание яичницы.
Я помотал головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но не вышло. Генка, живехонький, розовощекий, - при жизни он был гораздо бледнее, - в отвислом свитере и джинсах неопределенного цвета стоял у плиты и копался в сковородке лопаткой.
- Яичницу нельзя оставлять без присмотра, может пригореть и недожариться одновременно, - пробубнил он, заметив мой взгляд.
- Сейчас ребята на запах прибегут, что я им скажу? Ты же умер.
- Не, не прибегут. Я их контролирую, - деловито ответил Генка. - А если б и прибежали, что с того? Когда вчера Ваську учил уху готовить, он не возражал. Алешка меня не интересует, не перспективный, пусть думает, что хочет.
- Изыди, нечисть! - неожиданно для себя я крикнул. Не знаю, что мне не понравилось - может, странная настойчивость привидения, а, может, не хотелось оказаться дураком? Ведь я не знал, правильно ли решил задачу.
- Как хочешь, - ядовито, как мне показалось, буркнул Генка и исчез.
Я повернулся на другой бок и попытался заснуть, однако не получалось, что-то мешало, как комар, зудящий над ухом. Но я от этого сумел отрешиться.
- Идиот! Дурак! Сковородку тефлоновую сжег! Жена меня прибьет, когда вернется, мать вашу в качель! - во второй раз я проснулся от Васькиных воплей.
Кухня была в едком дыму, в горле першило, как после двух пачек сигарет.
- Отравить нас хотел, - спокойно сказал Алешка.
- Это не я, это Генка! Мужики, я что, на идиота похож? Сами посудите - я же представления не имею, где здесь что хранится: сковородки, яйца, масло...
- Правильно, не представляешь. Сковороду нашел, на огонь поставил и заснул, падла такая. Посмотри, углей-то нет! - Васька сунул под нос сковороду, точнее, то, что от нее осталось.
- Да пошли вы, - ответил я и ушел в коридор одеваться.
Ни на секунду я не сомневался в материальности Генкиного привидения. К тридцати годам я успел хорошо себя узнать: вскакивать спозаранку раньше всех и готовить - не моя черта характера.
На свежем воздухе в голове прояснилось, все случившееся начало казаться гротескным кошмаром. За ночь навалило снега, который припорошил мусор - рядом с подъездом стояли переполненные баки, - и мир на время стал чистым. На ветке березы сидела большая ворона, и, вытягивая шею, будто собираясь к чему-то значительному, издавала невообразимо сдавленный звук, какой-то странный 'уу-к'. Заметив мой взгляд, она с шумом снялась и улетела, хлопая крыльями.
Рука потянулась в карман за сигаретой, но вместо пачки достала смятый листок. Тот самый, с Генкиной задачей.
Два вида: совершенно одинаковые вложенные друг в друга квадраты. Нужно нарисовать третий и изометрию. И я знаю решение! Что стоит черкнуть пару-тройку линий? Да ничего... И Генка от меня отстанет?
Ходили слухи, что он сошел с ума. А чего еще можно было думать? Ушел с работы в университете, где, как говорили, светила в конце концов ему должность заведующего кафедрой, продал квартиру и путешествовал, пока не закончились деньги. Но все это было после того самого 'выдающегося' празднования десятилетия окончания школы.
'Посмотри на эту дымку', - шептал мне Генка в то утро. - 'Ты можешь взять бинокль, да хоть инфракрасный, но все равно ничего не увидишь, пока не появится первый солнечный луч. А я хочу видеть, хочу видеть все и знать все! Безо всяких инструментов, опытов и посторонних лучей. Почти понял - почти, как этого достичь. И ты будешь первым, кому я расскажу, ты, мой друг Андрюха!'
Генка стукнул меня по спине, но, видимо, не рассчитал силу, и едва не вылетел в окно чердака, я едва успел схватить его за майку.
'Еще рано. Но скоро... Спасибо!' - сказал он, и глаза его странно блестели, будто Генка был под кайфом.
Примерно два месяца назад Генка позвонил.
'Привет, мне пора, но мы еще встретимся!' - произнес он твердым голосом и повесил трубку. Я, признаться, не придал этому значения, смирился, наверное, с Генкиной невменяемостью. А потом, когда узнал, что он выбросился из окна, начал ругать себя, и оказалось, что он всем нашим позвонил, но никто, ни один человек не удосужился хотя бы зайти к нему. Где он жил, можно было спросить у его матери, она до сих пор работала учительницей младших классов, у нее училась Алешкина дочка и, кажется, Ленкин сын. Мы бы нашли его, помогли бы, но... Не захотели, сделали вид, что это все - ерунда.
Вместо предсмертной записки на столе нашли листок с рисунками, внизу аккуратным Генкиным почерком было выведено: 'Добро пожаловать в новый мир!'
И теперь передо мной эта задачка, я не сомневаюсь, что именно она. И что будет, если я нарисую решение? Просветлюсь и как Генка, или как-нибудь по-своему, перейду в иное состояние?
Снег продолжал сыпать, пока я стоял, запорошило ботинки. Со стороны, наверное, я уже был похож на памятник. Здесь меня ничего не держало, кроме этого снега. Работа? Я валял дурака и знал это. Продавец-консультант в магазине электротоваров, правда, дорогих, но это ничего не меняет. Кем бы я мог быть, сложись история иначе? Может, главным инженером в каком-нибудь небольшом производстве... Кто знает, когда-то говорили, я был перспективным... Может, махнуть на все рукой и поверить? Я же не псих, я видел Генку, этого розовощекого ублюдка, он был рядом, он был как живой!
- Молодой человек, вы в порядке? - неожиданно прозвенело в ухе.
- Да, да, все нормально, - пробормотал я, смущаясь.
Рядом стояла невысокая девушка в капюшоне, и ехидно улыбалась. Она вдруг вытащила руку из варежки и схватила меня за нос.
- Да вы же замерзли, как цуцик! Пойдемте быстрее ко мне, иначе ваш нос придется отрезать. Пойдемте, пойдемте, у меня там мама, так что можете не стесняться, - защебетала она и потащила меня к входу в подъезд.
Так я познакомился с Ирой, своей невестой. И про Генкину задачу я забыл надолго, на самом деле забыл! Вспомнил, когда Ирочка рассказывала о странном самоубийстве, случившемся с одним стариком из ее подъезда. Странную записку, говорят, нашли... Да, тот листок я выбросил прямо в снег. А решение я забыл. Забыл, и не спрашивайте!