Аннотация: Говорят люди, что считали Нестора Махно характерником. Говорят люди, что может Чужая Молодица характернику показаться. (выкладывался на ЗБФ2014 за команду Украины как "Две дороги"). Эротика поставлена сугубо из-за одной сцены намеками-намеками.
- А я тебе говорю, что тут дело нечисто. Как же так - мы за него награду объявили, а поймать не можем - раз и говорят, что в двух местах этого видели одновременно.
- Не можем - прячется хорошо или там мало дали, а что в двух местах видели - обознались или там с братом перепутали. У него же братья есть?
- Не перепутали, он это был. Младший, черти б его взяли.
- Ну младший, так что тут страшного?
- Вот оно и видно, что ты нездешний. Когда младшего Явдохиного крестили, на священнике ряса загорелась. Понятно?
- Ну если это и так, то что из этого? Всего лишь мелкий бандит, прячется с десятком своих, не сегодня-завтра поймаем. А как этого младшего звать?
- А звать меня Нестором.
Второй часовой не понял. Кого зовут? Глянул в сторону и только зубами клацнул - поместье уже горит, а он тут стоит дурак дураком и чешет языками с этим самым младшим. Это ж как? Он же вчера на другом конце уезда был? Или не он? Тю на вас, как говорят. Я домой хочу, в Чернигов! Без меня тут сообразят.
Много тут австрияков лазит, будто у себя дома. Ой много, и хуже они той варты, ой, хуже. Варта-то хоть по нашему балакает. Да они без австрияков и до нас перейти могут. А вот австрияки да помещики - то хуже вошей! Помещики отряды сколачивают, нам хаты палят. У австрияков еще пушки есть, стреляют метко. Страшно против таких воевать. На только прятаться уже негде. И мы знаем, где они спят. Чего знаем? А вот знаем, и все. Ну шо, пан оберст, не нравится вам у нас в гостях? Правда? А мы ж и веревку новую нашли, и даже мылом намазали. Пошли-пошли! А теперь и сказать можно - над селом коршак летал, по степи волк бежал, в речке щупак плавал. Понял, не? А, ты по-нашему не знаешь. Надо бы спросить у Кляйна, как такой по-немецки будет.
Молчит Сашко, Кляйн-колонист, Александр Кляйн. Не то нет в немецком слова такого, не то не знает он, потому что приказчиком был. Или потому что немец, ему не то рассказывали. Да кто же знал, что такое вправду может быть? Ну было - убил полицейского - кровь это чужая. Ну тягал те кандалы - железо носил. А вот этих в первый раз увидел - ну стоят люди на могиле и стоят себе. Трое. Не. Четверо- трое кучкой, один в стороне. Только когда мы на ту могилу сами вылезли - никого там не было. Может, не надо там спать было, на той могиле? А какая теперь разница. Научили ведь. И вроде не черти какие, душу не требовали. Один вроде такой козак, как на сундуках рисуют, второй я ж не знаю даже кто, в шапке, куртке да штанах и у пояса не то нож длинный, не то кортик какой. А третий - безглазый и грудь вспорота, но тоже с ножиком этим у пояса. И молодичка такая в платке возле них стоит, улыбается. Симпатичная, толстая. И смеялся еще безглазый, мол, я его вести хотел, а он сам вперед нас залез, все три дороги прошел сам и обратно вышел. Откуда я обратно вышел? А потом уже те двое говорить стали, как в зверя перекидываться правильно, и почему через нож не надо - да потому что бесхозный ножик кто-то заберет, и будешь бегать как дурак тем волком, пока не убьют. Та волком еще ничего, вот после гадюки все кости сразу выкручивает. Нет, говорю же - не черти. Я их обложил, они никуда не делись. Молодичка только головой покачала, а тот козак смеяться стал, мол, знает человек, как с нечистью себя вести. Еще говорили, как от большого войска уходить, этот, который в шапке, так я это и сам знаю, а за собой дома палить - то дурость.
Жарко в степи днем, трава только под ветерком ленивым колышется, небо как рубашка застиранная, почти белое. Говорят, что когда-то греки медным небо звали. То як? А еще говорят, что сюда немцы едут, гусары. Вот и хорошо, а людям женихаться не в чем, у них штаны красивые. Да разве мы их боимся? Да тут половина с фронта поприходила, там тоже таких гусаров гоняла. А вот дуром лезть на них не будем, потихонечку, с флангов, вот так вот мы их куда надо и загоним, как коров на тот лужок. Зря, что ли, максимку притащили? Патронов - хватит, пулеметчиков аж трое, воды в кожух залили, то нам уже работа привычная, третий год нянькаемся с зеленым рылом. И жрать чего-то хочется. Ну да, вроде говорят, что в бой надо голодным идти, если в живот попадут, то еще хуже будет. Так шо так помирать, шо так. Ну где ж они там? Заснули? Или немцы наш план раскусили, порубили всех? Не, видать уже куртки зеленые. Красивые у них куртки-доломаны, да от пуль не защита. О как закувыркались! Как тогда, на фронте. Коней только шкода, они ж невиноватые. Лента хорошо идет, ровненько, не заедает. Куда собрались, а? Ну у нас тут такая косовица, что народу много надо. Всем хватит, всем достанется. Всех Клята Молодица приголубит, от души обнимет. То есть как это - не надо стрелять? А не надо стрелять, не в кого уже. Ой хорошо покосили, как траву прямо. И сидит на коне всадник, смотрит на убитых. Не только куртки зеленые, и свои рубашки да гимнастерки старые. Шкода. Они-то пошли, а за ними кто придет? Или это только сегодня повезло, что не ожидали вражины засады? У них-то армия, а тут кто? А тут - войско такое, которого еще не было. Черная Гвардия за свои хаты поднялась. Некуда нам уходить. Вся степь наша, как в старые времена, когда Дикое Поле было. Кто котел на паровозе видел? Что будет, если пар не стравить? Ага, рванет и только! Вот и они с нами так, как дурной машинист с котлом. Умные - домой к себе пойдут, а вот если в голове у них один ихний кайзер - то останутся у нас, хлеб на немецком мясе хороший вырастет. И их благородия. Они шо, умнее немцев? Ой не думаю. А красные? Не знаю я. Вроде как и за нас, а вроде как и нет. Если за нас, то чего они тюрьмы оставили, а? И если они так за народ, то чего этот лысый из дворян? Правда-правда, из дворян. Но то пока беда не наша. Сейчас - пойдем, поглядим, кому там хату сожгли. Да и поедим горячего заодно. Не ждут они атаки. Они же не знают, сколько нас и где мы. А помещикам надо бы не карательные отряды собирать, а самим уже собираться, на похороны. Гроб там с кисточками, кути запарить, костюм погладить, надо ж в чем-то в гробу лежать. Место на кладбище, опять же. А то ж мы их подпалим с четырех концов, как раньше было, помните? Только сейчас им никаких урядников и полков на усмирение восстания не светит. Заодно и карабинами разжились, и коней не всех постреляли. Вот и кавалерия образовалась, не кавалергарды, конечно, но тоже красиво вышло. Где-то аж полсотни, кони трофейные, сытые, блестящие, как и положено. О, и разведка наша пришла. Чего? Сдурели? Блекоты наелись? Все, выступаем! Слышите, чего делается - лютуют австрияки страшно, стреляют кого хотят. Ну моему брату и так той войны хватило, контуженный пришел, не боец совсем. Ну его-то зачем расстреливать?
Идет войско разномастное, невеликое, с трофейными винтовками. Молча идут - что тут говорить? Или все полягут, или побегут австрияки. Нам бы к пушками первыми прорваться, потому что поубивают только так. Да и нам артиллерия ой нужна! И вправду не ждали ночной атаки - всполошились, забегали, а мы их сбоку с пулемета! Да только они и сами стрелять начали в ответ. Хорошо еще, что не каждый раз попадают. Вроде ж не темно - месяц вылез, у соседей хата горит - хорошо видно. А чего-то они на прорыв не идут, а надо было бы, их же больше, чем нас. Как им кто глаза отводит. О, полезли! А поздно - у нас уже ваша артиллерия. Нате вам чемодан! И еще держите! И от конницы нашей вам привет! А кости под шашкой так трещат, как мой малой племянник орехи колет. Еще трошки продержаться надо, еще чуть-чуть, хоть и перепуганные те вражины, да оружия не бросают. Во дела - подмога пришла, откуда не ждали, люди из хат повыскакивали кто с чем - ножи, вилы, топоры, обрезы, кто-то уже винтовку подобрал. Шо, не нравится? Это вам за вашу лютость да дурость, за ограбленных, за расстрелянных, за хлеб наш вывезенный, за отряды карательные.
Солнце встает. А бой стих. Раненые стонут да ругаются, кто может. Ничего, ничего, то не страшно, вышибли австрияков! Засмеялись паскуды на кутни зубы! Вон, кто-то башку отрубленную на пику трофейную присобачил, ездит по улице, девок пугает. Ну чего тут такого страшного? Да мертвый он уже, не кусается и не лапает, потому что нечем! Кто, как Щусь, домой понесся - все живы? Хата сгорела - то не страшно, отстроимся, абы все живы были. Над кем-то плачут уже, такая доля повстанцу выпала, умереть за свою землю. И сидит человек на снарядном ящике, смотрит на все это - домой бы надо заглянуть, да отдышаться надо после всего этого, голова от той гранаты крутится. Или граната плохая была, или у того австрияка руки кривые были. И хорошо, что кривые, а то были б еще одни похороны. Да и не только граната - пробовали одновременно бегать, отстреливаться, командовать своими и отводить глаза чужим? И интересно, что они видели? Пару штук даже в плен взяли, возле виселицы стоят. Кляйн, ану иди сюда. Они ж вроде на немецком говорят? Вот у них и спроси, что они сначала стояли, как мишени на ярмарке в Катеринославе? Спроси-спроси. А, они нас сначала за своих приняли? Ой не могу! Я так не помню когда смеялся. Только о чем там люди говорят? Про меня? Надо подойти, послушать.
Кто? Я?! Вы точно меня батьком чествуете? Я ж не один воевать пошел, вы со мной пошли первые, вы винтовки прятали, обрезы пилили, вы первые не побоялись. Вам слава, не мне одному! И спасибо за честь такую.
А теперь - отходим. Отходим, отходим, долгого боя с армией не выдержать. Никого тут не было, никого. Наши зеленые друзья сами отступили черт их знает куда. Мы пока помещиков пошарпаем, формы у нас теперь много, даже не совсем дырявая есть. Сальца там реквизируем, хлеба, масла. Ага, ага, вот просто настоящий гусар, только сабля не с того бока, и в седле ты сидишь как собака на заборе. Они ж вроде прямо сидят, а не отаким мешком.
И сначала все пошло гладенько, удачно целую телегу с хлебом обратно отобрали. В другом поместье даже наливки сливовой предложили. Ага, по жаре только такого и не хватало. И откуда я знаю, может, вы туда крысиной отравы налили? Она ж вроде тоже сладенькая. А на третьем - во дела! Целый карательный отряд, десять бугаев, во дворе выстроился, хочет помогать. Я ж вам так напомогаю, век помнить станете, от только отъедем подальше. Тихо в степи, жарко, кузнечики трещат, как пулеметы, только маленькие очень.
- Сдать оружие!
Всполошились бугаи, колонистские сыночки. А куда денетесь? Или бросаете винтовки свои, или тут вот и ляжете! Чего? Не отбиваетесь? А чего это вы так, даже не попробовали, а? Жить не хотите, что ли? Тьху на вас, в общем. Брысь домой, я сегодня добрый. И никаких бандитов вы не видели, ну совсем никаких. Понятно? А только эти ушли, вроде как пыль закрутилась на горизонте. Юрко, придержи коняку. Мою, а не свою. Я, это, кисет потерял. Отам лежит.
О, не смотрят. Ой и погано же в коршака перекидываться, больно. Он же маленький, зараза такая! Не, вроде все на месте - ноги, крылья, хвост, башка с клювом. Перья тоже. Вишу тут в небе, как дурак. А лететь надо. Ой, навернусь, как тот авиатор в Париже. Еще и ветер не туда дует, вправо поддувает. А не, вроде получается. Коршак быстро летает, сейчас глянем. А, шоб вас! Германы прут, пехота и верховых немного. Бегом обратно! Как же эта пакость разворачивается? Чем дрыгать в первую очередь надо, лапами, башкой, или хвостом с крыльями? А, вроде получилось! Все, если доберусь - ноги моей в воздухе не будет! Даже если попросят! Даже в аэроплане! Особенно в аэроплане, я ж не авиатор! Не, вот тот кустик нужный. А как коршак садится? Ой, я ж только летать умею. Вроде крылья сложить надо? Или сначала снизиться? О, ляпнулся. Твердая земля какая, оказывается. Фух, перекидываюсь. Да после коршака даже моя чахотка поприятней будет! И кисет надо взять.
Юрко, рот закрой. Ну да, ты еще молодой и много чего не видел. На свете много всякого бывает, вот в Америке дом аж в десять этажей построили. А тут - человек в птицу перекидывается, тоже мне, интересность! Я ж не просто так, на нас пехота немецкая прет. И дай кресало, у меня спички только чиркаются, а не горят. Дай кресало, не жадничай! Тоже посеял? И про птицу - то потом! Если не убьют. И если меня за это твоя мамка не убьет. Я ее куда больше боюсь, чем германов, я от нее отстреливаться не могу. И не вздумай меня при ней батьком назвать, потому что я твоему отцу до вчерашнего дня был младший брат! Савка сроду шуток не понимал, а как с войны японской пришел, так ты и без меня знаешь, какой он теперь. А сейчас - марш отсюда до телеги с хлебом и не рыпайся. А я - к пулемету!
Идут серозеленые, по сторонам озираются - страшно. Чужая земля, чужие овраги, чужое небо. И люди такие же непонятные - вчера угощал разносолами, а сегодня вилы в бок сует. Ну как это так? А бандитов по округе - не сосчитать. Днем - хлебопашец мирный, а ночью с обрезом бегает. И не боятся они кары никакой - вот одного бандитского родственника расстреляли, так вечером полк австрийский пропал, всех перебили. А кто до своих дошел, тот такое говорил, что поверить невозможно: будто их и пули не брали, и снаряды не рвали. И не запомнил бывший пленник ничего толком - люди были, много. А кто - так не разглядел. Так ты, скотина, может, потому не разглядел, что ты с ними пил вместе? Ой как перегаром тянет от тебя! Что значит - так они не злые, сами наливали? Они не злые? А полковника на пике зачем тогда? Дикари какие-то, голову отрубленную с собой таскают.
И частит откуда-то максимка, дробно и метко, как парень с бубном на сельской свадьбе. Кто? Откуда? Уже и днем?! И выскакивает из неприметной балки пестрая конница, с трофейной головой в качестве знамени. Окружают?! А потом и второй пулемет ударил, они ж додумались закреплять станковый пулемет на повозке, на наши головы! И страшно немецкому командиру стало так, как и на фронте он не боялся. На Ипре был, во Фландрии , а тут - хуже. А если бросить оружие, объяснить, что мы тут не по своей воле, у вашего гетьмана с нашим кайзером попросту договор? Может, пощадят? А то ведь положат всех. Сдаемся!
И глядит на немцев поверх пулемета батько, думает.
- Так и идите себе додому, раз сдаетесь. Винтовки с патронами нам нужнее, а мы вам сала дадим в обмен. Хорошее сало, колонистское. Да не с колониста! Они там свиней каких-то особенных разводят, это с тех свиней сало. Вы только уйдите себе. Потому что иначе закопаем.
Ты смотри! Поняли, винтовки побросали. Чего же вы раньше такие несговорчивые были, а? Приказов боялись? Так я вашего кайзера страшнее буду - я тут и с пулеметом, а он - у вас дома. Уходят. И мы себе пойдем. Еще не по всем помещикам проехались.
А так тихо, вроде и нет никакой войны. На базаре молоко продают. Кто-то шубу покупает, кто-то кур. Вон там лошадьми торгуют, трофейными. И опять та молодичка стоит, просто стоит себе. А люди ее стороной так обходят. Не заговаривают, не глядят, а обходят. И ребенок чей-то как посмотрел на нее, так и заверещал. Маленький такой, говорить еще не умеет, а вот орет просто замечательно. А сейчас проверим, я правильно про нее понял? Петро! Петро, а ты ту молодичку в белом платочке видишь? Вон там стоит, возле нее кадка с огурцами. Кадку видишь, а молодичку нет? Ага, то я обознался. И правильно про нее думаю, выходит. Спросить, что она тут делает? Вроде ж никто не помирает. Или у нее выходной, как на заводе? О, а что там такое блестит? Форма гусарская с саблей? Форма мне без надобности, у меня свои штаны есть, а саблю можно и в руки взять. Тяжелая! Дядьку, та не смейтесь! Я ж не кавалерист, я пулеметчик, она мне тяжелая на вес. А если это легкая, то какая тогда сабля тяжелая? Палаш драгунский? Вот пусть драгуны таким и машут, очередь точно не отобьют. Но эту вашу легкую меняю на четверть самогона, если не научусь рубить, так будет к чему помидоры подвязать. А с чего рубке учат? Я ж не солдат, не знаю. Зато вас знаю, у вас кобыла рябая, как корова породистая, и вы еще голову от немца закопали после того, как германы ушли.
О, уже у кого-то ведро свистнули с воза. И чего это всегда если на базаре что крадут, так ведро? А вот люди нездешние, городские. Вы с Катеринослава? Аж с Петрограда? Далеко заехали. Родственники тут у вас или так, проездом? Так если вам на станцию, то она вон там. А если в Гуляй-Поле, так вы тут и стоите, у нас станция отдельно. Ушли куда-то, тоже люди занятые. А слышно, что на нас вроде как собирается войной идти генерал какой-то. Духонин? Не, Духонин же вроде помер, это Деникин. Вот не сидится старому хрену на месте. Сидел бы в Польше, ел конфеты варшавские, он же вроде поляк. Или мы мало офицеров в Гайчур побросали? Да раки здоровые такие с их мяса стали, аж ловить страшно. А мы их еще накормим! Главное - помещиков к ногтю, варта сама всех боится, а немцы без подмоги совсем не такие храбрые, как на своих картинках. Да вот молодичка та у меня из головы не выходит. Ну ничего ведь не было, даже того ворюгу, что ведро спер, не убили, по шее пару раз дали и обратно ведро забрали. Или за мной? Так я тут сижу в штабе и лускаю семечки, вроде живой. Или за Каретниковым? Так их двое и они оба живые, Семен даже машинку пишущую притащил, для солидности. А пишбарышню куда дел? А то я так печатаю, что клавиши шатаются и медленно вдобавок. Я хоть в типографии работал, но я ж наборщиком был, там не так, там литеры в верстатку надо. И ять нам не нужен, зачем нам ять? Только мешается. А надо бы поспрашивать, кто умеет. Лепетченко вроде? Вот его и посажу, а то немцев стрелять все умеют, а хорошего писаря трудно найти. И надо людей разослать, кто тут еще храбрый такой? Правда, который безногий, у него сотни три гуляют, потемкинец этот, Дерменджи, ну Щусь еще может привести еще своих соседей из Дибривки, они там ой злые на немцев и карательные отряды, после того боя и пожаров. Да еще и черноморцы вполне могут вспомнить, как лампасы-погоны резать, повысят их благородий в звании. Потому что то не немцы, то хуже враги. Офицеры назад хотят, только вот куда назад? Если они царя хотят, то чего тогда Корнилов против был с Алексеевым? Чего царя еще не освободили? Если они с красными воевать хотят, так и идите с ними воевать! А не с нами, мы ж не большевики. Ну не будет уже так, как раньше, не будет, а как будет - то никто не знает. Ни Ульянов, ни Троцкий, ни Скоропадский, ни все эти генералы в погонах, ни кайзер. И я не знаю. Но я отсюда не уйду. Зря, что ли на той могиле стоял?
А люди себе женятся, плевать им на тех врагов. Меня вот даже пригласили, посаженным отцом. Приятно, конечно, но у меня и так работы по уши. И хорошо еще, что Юрко все-таки расспросил меня про ту могилу, но вот спать там отказался наотрез! И правильно, а то еще убьют малого ни за что ни про что. Да и ему зачем? Пугать женское население в Пологах или кур красть? Я ж его, шибенника паршивого, знаю как облупленного. Тут бы с той молодичкой разобраться, и с учительницей новой тоже. Красивая. Или сначала пойти и поговорить с ее соседями? Вечерком, с наганом. Или не связываться, а то опять будет, как с Настей? Хотя учительница вроде на вокзале не потеряется, да и я бежать не стану. Это тогда все немцев сначала испугались. Но сначала все-таки надо с соседями ее поговорить, предупредить, газету им дать, где раздел "знакомства". Или ну их, сразу делать предложение? Сколько там той жизни, чтоб ее еще на положенное поведение тратить? Вот только и я Настю знал, и она меня знала, потому что соседи. А тут - чужой человек, жандармская дочка к тому же. Может, ну ее? Еще поговаривают, что к ней барон сватался. Чего не женился? Може, она порченая какая? С этим, как его, на пулемет похоже. Да и образованная она, может знать, что с чахоточным не сильно долго проживешь, да еще и заразиться можно. Или не захочет себе такого мужа, который может стать гадюкою и заползти к ней в пазуху. А там есть на чем погреться! Те ж ничего не говорили про жену, значит и женатому колдовать можно. Ладно, пойду завтра спрашивать, а про тех, с могилы, потом расскажу, если товарищ Кузьменко не против меня будет. А жандарма, которому она дочка, я трогать не буду пока, он все равно в отставке и старый.
А это еще что за новости? Разведка наша прибежала, говорит, что помещик у себя прием устраивает. А нас не приглашает. Невежливый какой! Мы же его не сожгли даже, и имение сильно не грабили. А мы все равно зайдем, приоденемся и зайдем, у варты вроде форма без дырок? О, не узнали. Скатерть симпатичная, холодцом и не пахнет, вилки гнутые, тоже мне, прием. О, царя хлопнули? Радость-то какая! А чего это вы, господа офицеры, на меня так смотрите, как будто у меня две головы сразу? А нате вам, господа офицеры, хорошую немецкую пулю между глаз! О, вот совсем другое дело, хороший мертвый офицер, хороший мертвый помещик и мозги с горошком. Мозги помещика, горошек раньше стоял. А мы себе пойдем, запалим и пойдем. А то засиделись тут у вас, да и трезвые. Знал бы, что так будет, принес бы самограйки. И Юрко больше никуда с нами не пойдет. Вообще никуда! Кто гранату кинул? Кто чеку сорвать забыл? Специально тебе лимонку дали, специально, чтоб взорвалась как надо. А кто говорил, что умеет? Уйди с глаз моих, пока я у тебя винтовку не отобрал. И не спим на ходу, а то на свадьбу опоздаем.
И собрались за столами гости во дворе, и смеялись да поздравляли молодых. Конь трофейный, теленок рыжий, в быка вырастет и карабин драгунский - чем подарки плохие? И смеялся батько, глядя на новоиспеченных мужа с женой - он с саблей пришел, длиннющей, по земле волочится, невеста три гранаты за пазухой притащила. И скрипку с бубном уже и притащили, что ж за свадьба без танцев? Да только прошла в открытые ворота молодичка в платке белом, все ее увидели. Кто ел, тому кусок не в то горло пошел, кто пил, тот поперхнулся, кто плясал, тот остановился. А батько только головой мотнул и ухватил ту молодичку за руку, как в танцах делают. Мол, не стой тут, пришла - так дай лиха закаблукам! Пляши так, чтоб сапоги развалились! А если не умеешь, так научу, что тут сложного такого? И так они плясали, аж платок с молодички слетел, белые косы растрепались, а батько и впрямь сапоги сношенные разбил. Свадьба же, когда и плясать, как не сейчас? А потом, когда молодые в хату зашли, а гости кто домой пошел, а кто и под тыном лег, то ушли они в степь, на могилу. А куда ж ее вести - в штабе неудобно, там стол твердый и пол твердый, лечь никак. К брату? Еще чего не хватало, а к матери моей ты точно сегодня не придешь. И горячей была Чужая Молодица, не как женщина живая, а как жар тифозный горячая. И мягкая да сладкая, как булка панская. Век бы с такой не слазил. Да только коротка летняя ночь, небо белеет, а Чужая Молодица юбку одернула, человека спящего тормошит.
- Хорошо смотри, Нестор, на две стороны смотри с могилы. Сам выберешь, когда я к тебе приду - через два года или через пятнадцать лет.
Поглядел батько с могилы на две стороны, плечами пожал и домой зашагал, в штаб. Разве ж такое скрывать можно?
- Я с той могилы две дороги видел свои. На одной - вы мой гроб несете, да с красными рубитесь потом, чтобы духу их не было. А на другой дороге - такое страшное, что и вспоминать тошно. Мертвецы по шляхам лежат, а красные у людей весь хлеб отнимают, и гниет тот хлеб собранный. А за людей встать уже нет кому, порубили нас красные, предали, да порубили. А предали потому, что я им и сам поверил, и вас, хлопчики, убедил, что на третий раз они точно не обманут. Да, на третий, один раз они и так уже обманули, мануфактуру пообещали за зерно, а я, дурень, поверил. Нету той мануфактуры до сих пор. И продотряды у большевиков есть, и тюрьмы они оставляют, и с профсоюзами у них неладно. Брешут они. И не хочу я такого, не хочу, чтоб меня проклинали за то, что не смог помочь. Придется нам с этой Директорией сотрудничать, у которой под вагоном территория. А белые нам и так враги смертельные.