ОТ ПРОСТОГО К СЛОЖНОМУ. Художественное эссе для дам
Слава Богу, вернулась. Постмодернистский Лос Анджелес торжественно встретил заблудшую дочь холодным ветром с липкими каплями зимнего моря. Игра в неразличение добра и зла, верха и и низа... Конец постмодернизма. Ибо, нефиг тут к модернистам Сан-Франциско сбегать, да?
Нет. Я вовсе не "за" безоговорочное развитие нелинейного сюжета (резких переходов от середины к концу любовных отношений, а потом началу совсем другой истории), но для меня есть абсолютная максима - поиск закоулков человеческой мысли, не должен вызывать у мужчин желание немедленно остаться наедине с этим занятием! Слава Богу, вернулась. Богу ли?..
Когда-то давно мне приглянулась интересная мысль: начиная с эпохи романтизма главным критерием "хорошести" мужчин стала его ни-на-что-не-похожесть. Так, что в авангардизме моей молодости эта стратегия была доведена до своего предела, и новизна даже ценой разрушения языка любви - превратилась в чуть ли не единственный критерий экзистенции партнёра, слава Которому... Я стала искать радикальный выход из этого тупика в постмодернизме. В нём оказалась другая правильная мысль, свидетельствующая, что если продумать до конца всё, что мы знаем о поведении мужчин, оно покажется нам всего лишь игрой. Тому, кто не удовлетворится этим утверждением, нет нужды выходить замуж.
Что мне запомнилось, живя в Cан Франциско, так это наглядное понимание, чем отличается модернизм от постмодернизма. Хотя, в действительности, в них больше сходств, чем различий. Однако, ключевым различием является то, что если модернизм ставит семейные проблемы ребром, то в постмодернизме всё стирается. В постмодерне, вообще, нет семьи. Когда мы говорим о модернистической семье, мы представляем густой лес, и знаем, что здесь много разных деревьев, но непонятно, что это за дерево. Семья до модернизации - это бесконечное множество известных деревьев. А когда мы говорим о семье после - мы видим поле, посреди которого стоят "дубы". И каждый из них представляет собой зону собственного влияния, а между ними - ничейная земля.
...Лос Анжелес, по-прежнему, выглядел как парадигма, обещающая приключения и преображение личности. Одновременно угрожая вычесть единственное из множества, он пытался разрушить его. И это вело, как и прежде, к вопросу, каким образом "пустить" здесь "корни", которые фиксируют точку отсчёта. Опять. Как?
"В лучшем случае, - подсказывала мне генетически близкая рефлексия человека влюбленного в самого себя, - в локализации подобной проблемы должна случайно появиться новая кнопка: "Сделать заебись!".
Совершенно другой вопрос: "Как сделать заебись?"
Альтернативная Сан-Франциско топология Лос Анжелеса теперь будет основана на анализе, который учтёт воображаемую близость революции и вопрос "Что делать?" и "Кто будет "next"?".
Хлопаю входной дверью в забытую на полтора года квартиру... Роняю дорожную сумку на пол... На ходу снимаю промокшие кроссовки... Кидаю на журнальный столик две горы почты... Дома никого нет.
Пока я, на всякий случай, проверяю, дочь делает себе бутерброд и жирными губами просит поцеловать братика. И осторожно прикосается сомкнутыми губами к моему животу. Её генетическая японская сдержанность даже немного бесит. Когда меня спрашивали, как я смотрю на то, чтобы выйти замуж за японца, реакция у меня - однозначная (хотя поймут меня только русские). Для японца одна тарелка на столе это очень скучно. Нужно, чтобы весь стол был заставлен мелкими тарелочками с тем и этим. А мне вот не нравится концепция мелких тарелок. Борщ же - это все в одном. Так открываешь в себе забытую любовь к постмодернизму.
-- Аяко! Займись чем-нибудь, детка. Я буду занята.
В поисках "точки отсчёта", мои культурные формы, вдохновляемые новым телефоном от Джобса, вступают в конфронтацию с местным населением. Звоню... Третья попытка удачная:
-- Что делать? Каждый раз, когда через мой ум и тело проходила любовь, или то, что я понимаю под этим словом, я спрашивала себя: куда исчезает это чувство?", "есть ли пространство, куда исчезает любовь, прежде чем появляется следующее?".
-- Учимся на примере Лас-Вегаса, - советует подруга, с которой не виделась вечность. - В любовники годятся и простые и сложные, и правые, и левые, от Ливиса до Адорно.
"Сказать по правде, я тоже допускаю наличие и сосуществование широкого спектра самых разных, но подчиненных друг другу свойств мужчин... Но никому, кроме себя в этом не признаюсь"...
-- Надо научиться отличать простое от сложного. Философия, объясняя развитие от низшего к высшему, всегда добавляла пару понятий: "от простого к сложному".
Подруга смеётся:
-- По моему, в простом предложении один главный член, а в сложном - несколько.
А мне не до смеха:
-- Другими словами, если я умею отличать простое предложение от сложного, то освоить пунктуацию в сложном предложении не представит для меня большого труда?
-- Что ты сказала? - не понимает подруга.
-- Я сказала: "Да здравствует множественное!" Но, этого мало сказать, ибо множественное нужно еще создать, в то время, как логика мужчин, если её очень последовательно применять, превращает пизду в "чёрный квадрат". Подобную редукцию можно сравнить, разве что, со скальпелем хирурга, который при любых условиях разрежет, чтобы отыскать в организме "моторчик" жизни. Благодаря вивисекции узнать можно многое, вот только пизда, подобно "лягушке", после этого не оживёт.
-- Жалко, - говорит подруга без выражения.
-- Жалко, - подтверждаю я. - Но... как это... суббота для человека, не человек для субботы. Всех мужчин ложить некуда.
...Назавтра у Аяко - сильная ангина. Она чувствительна как к холоду, так и к теплу, будет лежать в постели, у неё будет озноб, будет кутаться, а потом ребёнку станет очень жарко - она скинет с себя одеяло, и так будет продолжаться попеременно. А пока Аяко сидит в постели и смотрит на дверь. За дверью соседи оставляют своих детей. Ей хочется выйти во двор и найти новых друзей, но сил нет. Аяка падает на кровать и засыпает. А мне надо в аптеку и что-нибудь поесть.
...На зеркале в прихожей вместо пыли отражается какой-то невнятный туман. Я отражаюсь в нём неуклюжей и усталой. А на лбу у меня, оказывается, прыщ!
...По дороге в супермаркет думаю, что хорошо, что возвращение в Лос Анжелес выпало на зиму. В супермаркете утром из-за дождя никого нет. Покупаю туленол и выуживаю из холодильника копчёную ножку тюрки. "Вообще-то вкусно, - думаю я. И готовить не надо. И питательно. И выглядит как курица на Хэллоуин. Аяко обязательно спросит, когда проснётся: "Что это?". А я раньше всегда отвечала, загробно так: "Я вкусная юнная индюшка, вернувшаяся с собственных похоро-о-он...". Смешно.
...После возвращения в квартиру в зеркале прыщ оказывается на месте. Их даже, вроде, прибавилось с прошлого раза. Прыщи самые разные - совсем красные и почти коричневые, а также модерновые - квадратные.
-- Мама, где была?
-- Так вот, - говорю, - у нас будет сейчас завтрак!
-- Какой такой завтрак?
-- А такой, в пакетике, - не сдаюсь я, - в синеньком таком!
-- Ах, этот! - Аяко вытаскивает из рюкзака синий пакет. -- Что это?
Я же говорила?!
-- Когда скушаешь эту раритетную курочку какой-нибудь коллекционер тебя обязательно найдет, отреставрирует и поставит у себя во дворце, - глажу дочь по головке. - В спальне.
Необходимо сделать "необходимый" звонок. Пока дочь ест тюрку, набираю номер телефона...
-- Давненько вас не было слышно, - удивляется голос отца Аяко. - Совсем меня забыли?
-- Мы уезжали, - смущенно бормочу я. - На север.
-- На север?
-- На север, - честно говорю я, внутренне зажмуриваясь: вот сейчас начнется.
-- Там же холодно!! Или с милым рай в шалаше?
-- Х-о-л-о-д-н-о! - подтверждаю очень членораздельно. - Поэтому твоя дочь заболела.
-- Хммм... Почему бы тогда не жить в Лос Анжелесе или Сан Диего? Ведь было бы настолько проще!
Если бы люди могли отличать простое от сложного.
|