Привет вам и поклон, товарищи-други!
Это я, скелет... Да не спешите пугаться и перестаньте прятаться - я добрый скелет, хотя и вида страшноватого. А что оставалось делать, если писать больше никто не хочет? У бабки зрение плохое, у деда руки дрожат, у Федечки таланта, видите ли, нету, а поэтесса только о своих стихах и думает. Остальным вечно некогда... А я, между прочим, тоже поэт. Но пришлось стать ещё и летописцем. Да это - невелика беда. Когда была велика беда, мне довелось быть и гробокопателем, за неимением никого другого... Нет, не буду сейчас об этом. В конце концов, кому, если не мне? Ведь я по праву считаюсь старейшим жителем...то есть обитателем здешних мест. Обитаю я на здешнем кладбище ещё с го-да...тогда они по-другому нумеровались. Ну вот как Германариха разбили - с тех времён. Он, кстати, тоже тут где-то...обитает. Неподалёку. И его счастье, что я добрый скелет.
Однако всё по порядку. Недалеко от моего кладбища расположилась в дебрях лесных деревенька, каких полно на святой Руси. Когда-то это были большие и богатые сёла - весёлые, людные, а теперь в них одни старики остались. Не знаю, почему. Я слышал про какую-то заразу-пошесть с гадким нерусским названием - цивилизация. Так подозреваю, что именно она, окаянная, делает людей хилыми, слабыми, ленивыми и до развлечений жадными. И в города выгоняет, где этих развлечений побольше.
Так и у нас в деревне случилось. В бытность мою тут и не деревня, а городище было, так сожгли его готы, псы лютые, что с Германарихом пришли. Но погорельцы потом вернулись, отстроили, вновь обжили. Заявлялись позже и другие налётчики, и пожары были, и голод, и мор, и смуты боярские - всё равно здесь люди селилися, сюда возвращалися. Но как началась потом эта пакость чужеземная - так все сами разбежались, в города уехали. И остались дед да бабка, да дома заколоченные.
Так бы и не стало деревни совсем, как многих других, если бы не занесла нелёгкая в наши края этих двоих: Федечку Бутылкина и Ваську Чучельника.
Одним прекрасным утром забрели они к нам случайно, постучались к бабке, воды напиться - она их накормила, напоила. И не захотели они идти никуда дальше, остались здесь. Домик себе выбрали получше, хозяйство завели, пасеку. Хорошие ребята, хотя и со странностями. Зато скучать мне теперь не приходится, и за будущее деревни я спокоен.
Федечка и Васька, блуждая по лесу, и в мыслях не имели искать какую-то полуза-брошенную деревню, а уж тем более селиться в ней. Но дымок из печной трубы стал ори-ентиром, к которому ноги повели сами. Шли довольно долго, но, наконец, дебри рассту-пились, и предстали перед ними, как в сказке, домики белые с резными наличниками, ак-куратные, как шкатулочки. Трудно было поверить, что большинство из них пусты, и лишь приглядевшись внимательно, Федечка и Васька увидели доски поверх окон и дверей.
- Заброшенная деревня,- грустно сказал Федечка, но Васька молча указал в сторону одного домика. Из его трубы шёл дым.
Они вошли во двор и постучались в дверь.
- Чего тебе, дед? - раздался изнутри голос, и дверь открыла приятная с виду старуш-ка.- Ой, а вы кто такие? Что вам угодно?
А и правда, чего им тут надо? Васька тогда ответил:
- Заблудились мы в лесу, бабушка. Не дадите ли попить?
- Заблудились? Представляю, сколько вы блуждали, что аж досюдова дошли! Голод-ные, небось? Давайте-ка в избу.
Они не отказались. Наелись пирогов - на это бабулька была большой мастерицей - да борща с грибами.
- Как вас зовут-то?
- Простите, бабушка, что сразу не представились. Я Федя...э-э...Бутылкин. А это Васька Чучельник.
Васька из-под стола погрозил Феде кулаком. Хотя он тоже считал, что если наши предки имели право на прозвище, которое становилось потом фамилией, то почему нам это запрещено, и мы должны лишь донашивать старые кликухи давно умерших прадедов? Да, есть люди, которые гордятся этими прадедами, своей династией, родословной, свершениями предков. За них можно порадоваться. Но чем гордиться, к примеру, гражданину Козлову, или Шавкину, или...ой нет, эту фамилию цензура не пропустит. Так что Васька не обиделся - пусть хобби станет фамилией, как и у Федечки.
Бабульку звали Софья Емельяновна, и она была очень рада нежданным собеседни-кам, то есть, скорее, слушателям. Болтала она без умолку, рассказывала о прежних сосе-дях, которые разъехались, о своём хозяйстве.
- Теперь вот,- говорила,- никого и не осталось, только я, да дед Пихто.
- Простите - дед?..
- Дед Пихто! - засмеялась бабулька.- Прозвали так ещё в детстве, в школе, когда он, Петр Ильич Кторов, подписывался: П. И. Хторов. Так и стал он - Пихто. А состарился - теперь дед Пихто. Можете так его и назвать, если встретите, он не обидится.
Васька спросил:
- А деревня ваша как называется?
- Деревня-то? Никак. Когда-то, конечно, было у неё название, но не при моей памя-ти. А при моей памяти тут был колхоз "Заветы Сталина", потом его переделали в "Заветы Ленина", а деревню назвали, прости, Господи, Карло-Либкнехтовкой. Ну, это не название, вы сами видите, это издевательство. Возмущаться, правда, не посмели - не те времена были. Только скелет и буянил - название, кричал, какое-то готское, и за что мы кровь проливали, и не будет тут жизни с таким названием. И ведь как в воду глядел, скелетик-то, после того все разъехались. Одни мы с дедом остались, а деревни нашей уже и на картах-то новых нету, а стало быть, и названия того идиотского. Спасибо, хоть свет не отключали. Они, правда, пытались, но как узнал про то скелет, средь бела дня договариваться пошёл, чтобы подключили опять. У него ведь тоже погасло. Так он умеет вести переговоры. Нас, стариков, послали бы подальше, как всегда. А с ним спорить не стали, без очереди приняли, долго извинялись и подключили свет обратно в тот же день. И даже платы теперь не требуют.
"Ну и фамилия у их соседа! - подумал Васька.- Или это кличка?" А вслух спросил:
- Этот ваш Скелет тоже в город уехал?
- Нет, что вы! Он отсюда никуда уж не уедет.
- Стало быть, тоже в деревне живёт?
- Не-е, не в деревне - на кладбище.
Федечка и Васька переглянулись с недоумённым видом и хором спросили:
- В домике сторожа, что ли?!
- В могиле. Домиков у нас и правда пустует уйма, мы ему предлагали переселиться к нам поближе, но - не хочет. Я, говорит, привык по традиции.
- Странный тип этот ваш Скелет,- сказал Федечка.- Это, кстати, фамилия или клич-ка?
Бабушка развела руками:
- Не знаю, сыночки. Так он назвался при знакомстве. Я, говорит, добрый скелет. Так и зовём, да ведь так оно и есть.
- А других странных личностей у вас тут нет? - полюбопытствовал Васька. Бабка призадумалась.
- Да нечисти всякой, сыночки, по лесу полно. Вот карлик матюкливый хотя бы.
- Он тоже так представился?
- Нет, он вообще никак не представлялся. Просто у него через слово - мат. А так он гном, самый обыкновенный. Но при Союзе сумел доказать врачебной комиссии, что он карлик, оформить нетрудоспособность и выхлопотать пенсию. С тех пор его карликом и зовут.
- Что, взаправду гном? - удивились оба.
- Ну да, гном как гном. Из тех, что охраняют древние клады.
- Вы шутите, бабушка!
- Ничуть. Только он не любит сиднем сидеть возле того клада и смотреть на него, как баран на новые ворота. Да там и клада того - кот наплакал. Он его в мешок ссыпал и везде с собой таскает, оставляя кладоискателей в дураках.
- Мы ценим ваше чувство юмора...- спокойно начал Федечка.
- Это не моё, а его чувство юмора. На сундук, где клад раньше был, амбарный замок навесил, а внутри огромный резиновый кукиш положил. А клад с собой таскает в мешке.
Федечка с Васькой переглянулись - похоже бабка в одиночестве маленько умом тронулась. Скелет на кладбище, гном какой-то... Так и до бабы Яги со Змеем Горынычем договориться недолго! Бабка меж тем продолжала:
- Так вот и выхлопотал себе нетрудоспособность, карлик-то наш. И пенсию пятьде-сят лет уже получает. Вот ведь нечисть лесная, а! Этак скоро и баба Яга за пенсией явится.
- Не явится,- спокойно сказал Васька, подмигнув Федечке.- У неё трудовой книжки нет.
- Нету,- согласилась бабка.- И ни паспорта, ни прописки.
- А у карлика,- осторожно спросил Федя,- у карлика есть паспорт и прописка?
- Да вроде есть. Как же без них? В тридцатые годы всем крестьянам паспорта давали, и он туда же влез. Такой проныра!
- В тридцатые? Сколько ж ему лет?!
- Ему, деточки, лет-лет - и счёту нет. Лесные создания долго живут. Да ладно, ну его. Вот вы, ребятки, чем занимаетесь?
- Мне за эти годы многим пришлось заниматься,- уклончиво ответил Федечка.- Про-фессий немало изучил, побывал во многих краях... Но по призванию - художник.
- А я тоже профессий немало знаю,- встрял Васька.- Но моя любимая - делать чуче-ла.
- Ты что же, таксидермист? - удивилась Софья Емельяновна.
- Не-ет, не таксист, я чучельник!
- Пугала огородные он делает, вот что! - хихикнул Федечка.
- Ну, не только огородные. Помнишь чучело губернатора, например?
Федечка доверительно повернулся к старушке.
- Помню, а как же. Сделал чучело нашего губернатора и повесил на проводе между крышами двух девятиэтажек. Внизу видят - повешенный - вызвали милицию, пожарную, скорую. Как его снимали! Сетку внизу натянули, кран прикатили. Особо нервные в обмо-рок падали... И только когда сняли, поняли, что это чучело. А там журналисты из ново-стей видеосъёмку вели. Так вот, когда чучело сняли и опустили вниз, эти с видеокамерами бегом к нему, и другие тоже. Ожидали увидеть страшное лицо повешенного, а увидели наглую самодовольную рожу нашего "самого доброго папочки". И что чучело, только тут выяснилось. Вот, Софья Емельяновна, вы смеётесь. Там тоже все ржали, чуть ли не по земле катались. И комплименты губернатору говорили, сами понимаете, какие. Было похоже на запорожцев, пишущих письмо турецкому султану. Милиция, правда, этих "запорожцев" разогнала быстро. Чучело куда-то увезли, а у оператора запись забрали. Но снимал этот бардак не он один. Кто-то был в толпе, кто-то вынес камеру на балкон... В общем, всех не переловишь. Однако пришлось нам с Васькой тогда быстро делать ноги. Нас ведь нетрудно было вычислить. Потому что любой знакомый подтвердит...
- ...Что такое чучело могу сделать только я! - с довольным видом закончил Васька.
Федечка его тут же осадил:
- У тебя сейчас рожа, как у того чучела.
Но Васька не растерялся:
- Вот я и показываю хозяйке, какая рожа была у повешенного губернатора. Он, кста-ти, тоже оттуда через пару месяцев слинял. Ограбил всю область и с деньгами удрал. Те-перь, говорят, в правительстве.
Бабулька встала:
- Хотите, ребята, я вам свою коллекцию покажу?
Они прошли в соседнюю комнату. Там на стене висели самые разные пистолеты - от времён первой мировой до наших дней. На самом почётном месте красовался "Товарищ Маузер" - так под ним было написано. А чуть ниже висел самодельный "ствол", какой в народе называют "дурой". Так и этот звался, судя по надписи.
- Ух ты! Можно посмотреть? - спросили Васька и Федя в один голос.
- Не надо - заряжены.
- Которые?
- Да, почитай, все. Ну, окромя пяти или шести.
К великому удивлению друзей, бабуля вынула из кармана фартука ещё один писто-лет - "кольт" - и положила на тумбочке рядом со своей кроватью. Федечка несмело спро-сил:
- Вы...что же, всегда с пистолетом ходите?
- Чаще всего. А что - места глухие, я в избе одна, всего может быть. Нет, пока нико-го не убила. А вот стращаю - нередко. Забредают тут охотники до дармовщинки, дома брошенные разорить хотят. Шифер там, доски. Тогда я их стращаю пистолетом, а дед бе-жит за скелетом - или наоборот. Так что пока всё на месте. Пистолета боятся не все, у них у самих бывает оружие иногда. Но вот со скелетом шутки плохи. Грабежа и разбоя не до-пустит.
- А стрелять вам не доводилось?
- Поверх голов пальнула пару раз.
- И не боитесь, что попадёте в человека?
Старушка немного обиделась:
- Да что я, по-вашему, совсем немощная и слепая?! Вы б видели, как я стреляла, ко-гда партизанила. И пока не разучилась. Ну вот что, друзья: на улице стемнело, я вам сей-час постелю на диванчиках в зале.
Когда бабка ушла к себе в спальню, Федечка и Васька долго молчали. Оба думали об одном и том же. Очень сильным было чувство, как будто вернулись домой после долгих странствий, и уходить уже никуда не хочется. Сколько им довелось городов повидать - нигде так не было. Там всё было ярким и блестящим, а здесь - настоящим и родным. Больше им возвращаться было некуда, и никто нигде их не ждал. А здесь чудаковатая старушка с пистолетом охраняла от воров домики - уж не специально ли для них? И воздух, этот воздух! И лес вокруг. Родной русский лес, которого, оказывается, в городе так не хватало. Только сейчас они это поняли.
- Васька! - прошептал Федя.- Знаешь что?
- Знаю. Давай здесь останемся.
Вопрос был решён. И от этого решения так легко на душе стало.
Потрудиться пришлось немало. Домик выбрали себе хороший, хозяйство завели, а потом - пасеку. В город ездили то за тем, то за этим ещё не раз. Но желания менять обста-новку больше не было. Познакомились с дедом Пихто, он действительно не обижался на это слово. Это ему они обязаны были пасекой: всё объяснил и дал всё, что нужно для пче-ловодства. А бабуля дала два пистолета - так, на всякий случай. И всё же свой простой сельский домик они отделали по городской привычке: обои поклеили, установили ванну, раковину, унитаз, электронагреватель для воды и для батарей, которые тоже провели по всему дому. Федечка не раз ловил себя на мысли, что в городе они от такой работы, да ещё такими быстрыми темпами, давно откинули бы копыта. А тут трудишься с охотой, и на всё времени хватает. Чистый воздух виноват, что ли?.. Я, скелет, знаю, конечно, причину. Но не скажу ни Федечке, ни Ваське. Пусть сами догадаются. А ведь догадаются, если поживут тут с моё... Ну, или хотя бы несколько лет.
Обжившись тут, они написали другу Стёпе в город, пригласили на новоселье к себе. Он приехал, и был в восторге от их хозяйства, от богатого угощения, от природы здешней и воздуха. Они тут купались, рыбачили, грибы и ягоды собирали. Возвращались домой затемно, и мне приходилось прятаться, пока они мимо кладбища не пройдут. Мы ведь ещё с ними не знакомы, а для меня случайная встреча - не лучший способ знакомства. Лучше потом как-нибудь.
А Стёпа этот по профессии археолог. Вообще-то я эту профессию не слишком ува-жаю - могилы разрывают, мёртвых грабят. Но Стёпа, похоже, неплохой парень. И ничего пока не раскапывал. Зато на третий день гостевания раскупорил соседний с Федечкиным домик и ремонт там начал. Федя, Васька и дед с бабкой чем могли, старались ему помочь. И я тоже - ночью, чтоб не видели, пни корчевал в огороде, новый забор поставил. Пусть себе живёт хороший человек да радуется.
Археологу Стёпе в жизни крупно не повезло. С фамилией. Обычно к смешным фа-милиям окружающие со временем привыкают, перестают обращать внимание. Но не к этой. Вот вы как отреагируете, когда вам вслед крикнут: "Эй, чмо, постой!"? А Стёпа вы-нужден останавливаться и ждать. Потому что это и есть его фамилия. Такую бы сменили без разговоров в любом загсе. Но есть какие-то скрытые причины, по которым он не хочет этого делать. А потому и жена у него Чмо, и шестеро детей все до единого - Чмо.
Жила эта семейка в квартире из аж целых двух комнат, которую им (так уж и быть) выделили вместо комнаты в общаге после того, как родился четвёртый ребёнок. Анюту, мать этого семейства, считали, мягко выражаясь, странной женщиной. Конечно: во-первых - вышла замуж за Чмо, во-вторых, считает, что теснота - это не причина, чтоб от детей отказываться. А детей она очень любила, и не разделяла мнения, что их бывает слишком много. В-третьих, Анюта в упор не замечала пренебрежительных взглядов под-ружек на её самодельные платья. Она ведь знала, что эти самые подружки, живущие в больших квартирах с небедными мужьями, заводившие одного-двух детей, вечером при-бегут к ней на проблемы пожаловаться. Утешала как умела и ни капли не завидовала, хотя у самой даже телевизора в квартире не было.
Однажды Стёпа уехал на несколько дней, сказав, что на раскопки. Вернулся обратно довольный и с полными сумками продуктов. Первым делом достал самую большую мис-ку, насыпал туда около двух кило отборной спелой клубники и залил её сливками. Дети уже ждали, вооружившись ложками, и тут же налетели.
- Ну, я вижу, на какие раскопки ты ездил! - сказала Анюта.- Небось, чью-то дачу "раскапывали".
- Нашу! - воскликнул Стёпа.- Как ты отнесёшься к бо-ольшущему дому, комнат пять или шесть, огород и сад?..
- Ты серьёзно?!
- А вот это - шутка по-твоему? - кивнул Стёпа на продукты.
- И...и сколько это стоить будет?
- Даром, совсем даром. И вокруг лес на километры - воздух, красотища, грибы, яго-ды...
- Как такое может быть даром? Ты меня разыгрываешь.
- Ничуть, честное слово. Это в деревне. Как раз и детям будет лучше там, чем в этой копоти. Одно плохо - школа тамошняя далековато, в соседнем посёлке, но я тебе обещаю - к осени у нас будет машина.
- Тоже бесплатно? - прищурилась жена.
- Да нет, но я тут скопил немного... А в нашу квартиру переселим твою сестру из общаги. Ну, поехали, хоть посмотришь. Я выбрал самый большой дом, какой там был, и уже почти сделал ремонт.
- Ну что ж, убедил, съездим,- и, чуть помолчав, добавила: - Теперь ещё и там будут дразнить нас за фамилию.
Стёпа поспешил её утешить:
- Думаю, что не будут - сами такие.
- Какие такие? Наши однофамильцы, что ли?
- Нет. Но зовут их Федечка Бутылкин, Васька Чучельник, дед Пихто и баба... с пис-толетом.
Анюта резко выпрямилась:
- Я так и думала, что ты шутишь!
Но Стёпа не шутил. Анюта, увидев дом, была в восторге, а познакомившись с новы-ми соседями, убедилась, что дразниться они точно не будут. Ремонт делали быстро, всей деревней. И новоселье тоже отмечали всей деревней, да ещё родственники из города приехали, родители и несколько Стёпиных друзей-археологов. Пирушку закатили славную.
На другой день, распрощавшись с гостями, Стёпа, усталый и довольный, наводил во дворе порядок после вчерашнего. Васька Чучельник взялся ему помогать.
- Классно вчера погуляли! - сказал он, сгребая в кучу бутылки. Стёпа лишь кивнул, а потом сказал:
- И только об одном я жалею, что не было с нами друга моего давнего, Витьки.
- Что ж он не приехал? Дороги не нашёл, или ты пригласить забыл?
- Ничего я не забыл, но вот куда приглашение слать? В какую даль его опять понесло - этого никто никогда не знает, да он и сам часто не может сказать заранее, куда заведёт его очередная экспедиция.
- Тоже археолог?
- Если б же только археолог! Исследователь и первооткрыватель - вот его профес-сия. То он изучает в Сибири какие-то пещеры, то мчится в Африку знакомиться с обычая-ми полудикого народа, о котором мы и не слыхали, оттуда - прямиком куда-нибудь в Бразилию, чтоб посвятить год изучению особенностей языка вымирающего индейского племени... А оттуда привезёт деревянную статуэтку и пишет о ней научный труд. Или вдруг бросает всё и летит за тридевять земель, платя за скорость огромные деньги, чтобы выручить из беды совершенно незнакомого человека, о котором случайно где-то услышал. Несколько раз та-акие международные скандалы устраивал - местным властям хоть сквозь землю проваливайся! Ославил их на весь белый свет. Он в научном мире фигура значи-тельная, с ним считаются и уважают во многих областях науки. И в археологии тоже... В каком-нибудь изученном до последнего камешка краю, с историей которого, казалось бы, всё просто и ясно, найдёт вечно что-нибудь такое, что хоть заново все учебники перепи-сывай. Но такое, конечно, не шибко любят...
- Ну, этот твой друг прямо уникум! - сказал Васька.
- Не то слово. Я о других таких и не слыхал. И где он сейчас, понятия не имею. Даже приблизительно. Говорил год назад, что едет в гости к друзьям, с тех пор ни слуху, ни духу. А друзья у него имеются в любой обитаемой точке земного шара, ищи-свищи. Письмо, конечно, я ему отправил на его квартиру, но он бывает там раз в сто лет.
Чучельник стал таскать в сарай лавочки.
- Где ж ты, Стёпа, умудрился с ним познакомиться?
- На раскопках, в Сибири. Мы там одно поселение древнее раскапывали, и тут он приезжает. Походил, посмотрел так серьёзно на всё, что мы откопали, а потом сам взял лопатку, инструменты, и давай работать. Раскопал какие-то маленькие фигурки из камня и два крупных осколка непонятно чего. И кричит: "Капут вашей обезьяньей теории! Я так и думал, что найду это именно здесь!" И чуть не плясал на радостях.
- И что потом случилось? - полюбопытствовал Васька.- Что случилось с обезьяньей теорией? Пока что про её капут я не слышал.
- Хочешь верь, хочешь нет, а находки эти у него украли. Из чемодана. Деньги не тронули, манускрипт шестнадцатого века не тронули, инкскую золотую статуэтку - и ту не взяли. А те осколки и фигурки - тю-тю.
- Какая-то обезьяна постаралась.
- Какая-то свинья! - поправил Стёпа.- Ой, а это что ещё такое?!
На пиру не всем хватило лавочек и стульев, и Стёпа усадил своих трёх младшеньких на невысокую тумбочку. Сейчас он собирался отнести её в дом, только вдруг дверца открылась, и оттуда, надменно и важно, как королевский лакей, появился очень странный гость. Костюмчик явно косил под старину - сюртучок, ботфорты, острая широкополая шляпа. Длинная косматая борода выглядела бы солидней, если бы её причесали и вытащили из-за пояса, а так она, скрученная, как верёвка, придавала своему обладателю какой-то хиппозный вид. Но самое удивительное - рост человечка был меньше метра! У Васьки сразу мелькнула мысль: "Что там бабка про карлика рассказывала?" Тем более, что мешочек, который странный гость вытащил вслед за собой из тумбочки, красноречиво забренчал.
А Стёпа подумал другое. Он решил, что это очередная попытка его деток напугать папу, и рассмеялся. Они были мастерами на такие штучки. Вот только из чего сделали бо-роду? Стёпа одним шагом приблизился к существу вплотную, да как дёрнет! Но борода, вопреки его ожиданиям, осталась на месте. Существо же отскочило в сторону, чуть не вы-ронив из руки большой кусок пирога, визгнуло, а потом произнесло длинную пламенную речь. И если из неё выкинуть все непечатные слова, то она звучала бы примерно так:
- Ну, ты, хозяин, кто ж так с гостями обращается?!
Едва услышав этот голос - довольно басистый, Стёпа понял, что дети тут ни при чём, а Васька подумал: бабка не врала про гнома. И спросил:
- Простите, пожалуйста, вы?..- но решил, что такое матюкливое создание называть на "вы" - много чести.- Ты что, в натуре гном?!
- Ну да, а ты что - гномов не видел? (здесь и далее все фольклорные выражения вы-брошены)
- Никогда,- честно признался Васька.- Во всяком случае - таких матюкливых.
- А это у гномов так принято - приходить в гости незваным, не показываться на глаза, воровать пироги? - сердито осведомился Стёпа.
- Не принято, но очень вкусно! - гномик откусил кусочек пирога.- А ты сам виноват, что не позвал,- и важно зашагал к выходу.
Стёпа хотел уже детей позвать, показать им живого гнома, но раздумал. Ещё успеют дети нехорошим словам научиться. А Васька, пока дозвался Федечку - гнома уже и след простыл.
Прошло недели две. Однажды утром рано к нашим друзьям явились Стёпа с Аню-той. Их, конечно, усадили за кофе с пирожками.
- Я тебе про дружка моего Витьку рассказывал? - обратился археолог к Ваське.
- А как же, он и мне рассказал,- добавил Федечка.- Что же там были за статуэтки?
- Статуэток я не разглядел толком, а Витек к нам на той неделе приедет.
- Класс! Хотел бы я с ним познакомиться,- сказал Васька.- Как приедет, дай нам знать. Он надолго?
- Скорее всего, что да,- заговорила Анюта.- Спрашивал в письме, нет ли здесь како-го-нибудь заброшенного домика, чтоб с крышей. Буду, пишет, раны зализывать. Ну, до-мов здесь полно, не только с крышей, но даже со стёклами, так мы и ответили. Значит, пишет, приеду. Не хочет никого стеснять, видите ли.
- А что с ним случилось?
Стёпа ответил не сразу:
- Да уж случилось. Уехал он тогда к друзьям, да не куда-нибудь, а в Югославию. И надо ж ему было именно тогда! Попал под бомбёжку, поломал ногу в двух местах, ожоги ещё... Долго по больницам валялся, а теперь хочет подальше от толпы отдохнуть, подпра-вить здоровье. Врачи, пишет, крутят пальцами у виска, но когда он их слушал! Его ж только под наркозом лечить можно!
Васька удивился:
- Если у него действительно друзья по всему миру...
- Можешь не сомневаться, Витьку куда только не звали. Причём некоторые обещали сами за всё заплатить. В ту же Америку приглашали - туда, правда, не бесплатно. А он им всем - не обижайтесь, дорогие, но чужая земля мне не поможет. Уж если лечиться, то лучше родного русского леса для него ещё лекарства не придумали. Вот тут ему моё письмо и попало на глаза. Я так расписал там нашу природу, надеялся в гости заманить. Вот и заманил...
После страшных югославских событий прошло около восьми месяцев. Федечка вперил в пол злобный взгляд, для доброго Федечки очень нехарактерный. И вдруг зашипел:
- Уроды! Убивают, калечат - и всё им мало! Что он им сделал?! За что?!
- За что, за что - за деньги, балбес ты в самом деле! - ответил Васька.- За деньги - хоть мать родную.
- Хотела бы я посмотреть, что за мать таких рожает,- раздался голос из двери.
Все повернулись туда. Софью Емельяновну за глаза называли бабкой с пистолетом, и сейчас это прозвище невольно лезло на ум - старушка по-ковбойски крутила на пальце свой "кольт", и явно была не прочь пустить его в ход, как в старые, не очень добрые, вре-мена.
- Ну вот что, братцы,- сказала она, убрав, наконец, пистолет,- не знаю я этого чело-века, о котором вы говорите, но предлагаю для него, инвалида третьей мировой войны, отделать домик по всем правилам, как этот. Там ещё осталось что-нибудь после ремонта?
И снова всем миром взялись за дело. Конечно, пришлось ещё кое-что купить, но ма-ленький домик на краю села отремонтировали, как новенький.
И поселился в нашей деревне великий исследователь.
Вышло так, что я с ним познакомился в первый же день, точнее, вечер. Тёплый был вечер, спокойный, без ветра. Я сидел, как обычно, на могиле, и был так поглощён стиха-ми, что не услышал приближающихся шагов. А когда этот человек уже подошёл ко мне, прятаться было поздно. Тогда я решил действовать прямо - вести себя, как все нормальные люди. Я ему мило улыбнулся и сказал:
- Добрый вечер.
- И вам вечер добрый! - ответил он. И ни капельки не испугался. Бывают же такие люди!
Рядом с могилой - скамейка. Я предложил:
- Присаживайтесь. Я только что закончил новое стихотворение, не желаете ли по-слушать?
Он с удовольствием согласился. Сперва я читал стихи, а потом мы долго болтали, почти сразу перейдя на "ты". Познакомились. Его Виктором зовут, это слово победу оз-начает, точнее, победителя. Моё имя когда-то тоже имело похожее значение... Но что было, то сплыло, я представился просто Скелетом.
Давно не болтал я с таким удовольствием! Говорили мы и о делах минувших - я был поражён: он всё так хорошо знает, как будто сам пережил. Неточности небольшие были, я исправил, как оно взаправду происходило. Великий исследователь слушал очень внима-тельно, спрашивал о деталях, о подробностях. Я хоть высказал всё, что за эти века нако-пилось. Крыл в три этажа правительство - около часа, потому что правителей на моём веку сменилось ого сколько! Хотел ещё Виктор выяснить, из какого я века. А я и сам не помню, со счёта сбился. Добросовестно ответил на все его вопросы, о князьях и войнах, что при моей жизни были. Но всё равно что-то там у него не сходилось - то первый век, то третий получался. Вконец запутавшись, он воскликнул:
- Да ответь ты хоть приблизительно, сколько тебе лет?
- Зачем приблизительно, когда я точно знаю.
- Сколько же?!
- Двадцать пять.
Больше он об этом не спрашивал. Встал, прошёлся по дорожке, чтобы размяться, и тут только я заметил, что он сильно хромает. Бабуля говорила мне, что он попал под бом-бёжку, два перелома, ожоги... И я к нему пристал с расспросами. А что - я рассказывал, теперь его очередь.
Видно было: не хочет Виктор об этом говорить, должно быть рана в душе тоже ве-лика. Но я при желании (не подумайте, что хвастаю) могу разговорить любого. Пришлось только сбегать на развалины часовни и притащить спрятанные браконьерами вино и кон-сервы - всё равно браконьеры за ними уже вряд ли вернутся: я их полчаса в этой часовне убеждал, что браконьерство - это нехорошо. И, по-моему, убедил.
Итак, оказался однажды мой новый приятель в гостях у своего друга в Югославии, когда её стали бомбить какие-то басурманы. Он ещё сказал, как они называются, но я не понял. Наты какие-то, первый раз слышу. Да, правильно, он так и сказал - стаи натов. Так вот, Виктор с хозяином, услышав рядом со своим домом взрывы, выскочили наружу и увидели, что соседний дом горит, и из него слышится детский плач. Перепуганная хозяйка бегает от окна к двери, а войти не может - оттуда валит густой чёрный дым. Что делать? Виктор тогда полез на крышу и забрался внутрь через чердак. Там всё полыхало, свитер на нём загорелся, пришлось скинуть. Но спустился, пошёл на крик в кухню. Думал, там один ребёнок, а их трое оказалось. Маленькие - старшему пять. Замотал всех в одно мокрое одеяло, обхватил руками и кинулся искать выход. Такой нашёлся - дверь, объятая пламенем. Виктор с разгону, прямо сквозь это пламя, рванул наружу, но тут сверху раздался жуткий треск. Стало вдруг очень больно, и яркий огонь сменился чернотой.
Потом выяснилось, что друг вытянул его наружу (хорошо хоть у самой двери на-крыло). Дети не пострадали, их увели соседи, да и маму тоже - она сделалась невменяе-мой, а Виктору долго пришлось валяться по больницам. Сломанную в двух местах ногу сразу чуть не ампутировали - слишком сложные переломы были. Спасла великого исследователя слава - ну куда ему без ноги! Медики совершили буквально чудо, несколько операций пришлось сделать, не считая пересадок кожи. Ходить без костылей начал лишь недавно, а о путешествиях пока придётся забыть. Пока - но это не значит, что надолго.
- Что ж, - говорю,- придётся тебе поскучать у нас в глуши.
- Ну почему скучать? - удивился он.- Приведу в порядок свои бумаги, отвечу на письма, допишу наконец одну научную работу, а то раньше за разъездами всё некогда бы-ло. И Библию перечитаю.
- Библию?
- Да. А что тебя удивляет? "Откровением" заинтересовался. Когда я лежал в больни-це, к нам в палату повадились ходить какие-то сектанты и стращать нас пятерых концом света. Один из палаты невинно спросил их, из какой они секты. А те: мы, мол, не секта, это все другие - секты, а мы - Свидетели Иеговы. И на "Откровение" ссылался, что там указаны все признаки, сейчас они сбываются, и скоро будет конец света, при котором спасутся, конечно же, только ихние сектанты. Я спрашиваю: что за признаки? Войны, ответили они, пойдёт царство на царство, народ на народ, а ещё объявятся лжехристы и лжепророки, которые будут сбивать всех с пути истинного. Я возьми, да и ляпни: войны были всегда, а вот лжепророков действительно развелось, как блох на собаке, даже в больничной палате достали! Они так сразу окрысились, давай на меня шипеть. Куда только подевались слащавые улыбочки! А потом одному пацанёнку, к которому они, собственно, и приходили, резко стало плохо, и собрались делать срочную операцию. А среди них, оказывается, опекуны какие-то его были. Так перед операцией запёрлись в палату стадом, и давай врачам права качать: не смейте переливать кровь! Он без сознания, сам сказать ничего не может, а переливание нужно, без него никак. Сцена безобразная была, бедные врачи! И что самое страшное - закон на стороне этих маньяков - ему-то лет семь-восемь всего!
- Что ж ты не вмешался?
- За кого ты меня принимаешь? Я им вежливо сказал: пошли бы вы... Не пошли. Пришлось запустить костылём, потом вторым. Попал оба раза. Подняли крик, но всё рав-но не пошли никуда, пришлось прибегнуть к последнему средству. Стояла рядом подстав-ка для капельницы, высокая такая, увесистая. Встал я, схватил её, раскрутил над головой и стал прыжками, на одной ноге, к ним приближаться, загоняя в угол. Вот так было получено согласие. И сделали операцию, кровь перелили, но что главное - сектанты эти больше не приходили. Так он сразу поправляться стал, быстро выписался. А там, вроде бы, родная бабушка объявилась, к себе его забрала...
- Да ты герой у нас, оказывается.
- Ничего подобного. Надо было навернуть их всё же подставкой хорошенько, тогда был бы героем. А вот Библия меня заинтересовала, разберусь.
Мы ещё долго болтали. Он опять вспомнил про тех натов и очень обозлился, ругал Америку, где они, по его словам, живут, обзывал её зажравшейся Римской империей и другими непотребными словами. А потом предложил мне съездить туда с ним для архео-логических раскопок.
- Я буду археологом?
- Нет, ты будешь скелетом.
- Не понял?
И Виктор объяснил: он раздобудет русские доспехи века этак десятого-одиннадцатого, и закопает меня в них где-нибудь там. Потом, якобы по пьяни, похвалится своим американским коллегам, что собирается сделать сенсационное открытие, намекнув при этом, где именно собирается копать. Конечно, они раньше него будут там - нельзя же допустить, чтобы сенсация кому-то другому досталась!
- Главное, чтобы они тебя откопали, а я уж позабочусь, чтоб о находке раструбили на весь мир. Я им, гадам, историю сделаю! Не люблю я вообще таких фокусов, и никогда раньше так не поступал, но они ведь часто-густо сами такое отмачивают. Об их дутых сенсациях можно многотомник писать. А потом можешь напугать их и уйти, дело твоё. Лучше, конечно, из музея, только доспехи оставь.
Я согласился, но он сказал, что это не сейчас, а когда он сможет нормально ходить.
- И всё-таки скучно тебе, наверное, с одними бумажками возиться?
- Ну почему же? В этой деревне тоже есть что исследовать. Например, встретил я сегодня один уникальный экземпляр. Его зовут Федечка Бутылкин.
- А я с ним ещё не знаком. Чем же он уникален?
- Представляешь, стояли мы под вечер, разговаривали, сел ему на локоть комар, и даже, кажется, успел укусить. Что бы другой на его месте сделал?
- Попытался бы прихлопнуть, но не попал.
- Правильно. А Федечка просто сдул комара и продолжил разговор.
- Стоп! - говорю.- Где-то я подобное уже слышал. Да, про какого-то учёного, кото-рый тоже такое сделал.
- Слышал и я про этого учёного,- сказал исследователь.- Но учёный при этом фило-софствовал - он согнал комара и сказал: "Лети, дружок, в этом мире нам обоим места хва-тит". А для Федечки это норма, он не думает, а просто делает. Я ещё спросил, убил ли он вообще за всю жизнь хоть таракана или муху. И знаешь, что он ответил? "Мухи и тараканы ничего плохого не делают, их вина только в самом их существовании. И если убивать за это, то с людьми тогда что надо делать? Не бросай объедки по всей квартире - не будет и тараканов" Говорю: тараканы инфекцию разносят. А он: "А люди?" Да здесь и кроме Федечки чудес хватает, есть что исследовать.
Под конец он и меня назвал местной достопримечательностью. Хотя не понимаю, что во мне такого достопримечательного? Скелет как скелет. Такие есть в любом школьном кабинете анатомии. Если честно (только вы ему не говорите), то теперь самой большой достопримечательностью деревни стал он сам.
Мы распрощались, Виктор побрёл обратно по моей тропинке. Вижу - бежит ему на-встречу собака и радостно виляет хвостом - пушистая лайка крупных размеров, а в зубах - что-то наподобие палки. Исследователь строго сказал ей:
- Найда! Как тебе не стыдно? Выбрось эту гадость! Фу! Выбрось, кому говорю!
Не без труда отобрав у Найды её ношу, он двинулся дальше, а эту вещь бросил на дорожке. Они скрылись из виду, а я подошёл и глянул, что там за гадость. Оказалось - костыль. Минут через десять бегом примчалась Найда, схватила костыль и убежала. Я по-думал: умная собачка. Лучше своего хозяина знает, что от сумы, да от тюрьмы, да от сло-манной ноги... Пусть лучше он дома полежит. А ещё пришла мысль о переливании крови. Как жаль, что его не делали в первом веке, или в третьем, или... Ну, как Германариха разбили, в те времена.
Позже в деревне поселилась ещё одна особа. Приехала сюда в сопровождении двух молодых людей. Они сделали ремонт ещё в одном доме и уехали, а она осталась. Очень милая дама, говорят - родственница кого-то из уехавших жильцов, перебралась сюда не то в поисках родных корней, не то вдохновения. Зовут её Римма, и она, к великой моей радости, тоже поэтесса.
Я всё искал случая, чтобы познакомиться с ней, но не знал, как бы это сделать так, чтобы стать друзьями. Видите ли, для меня знакомства всегда сопровождались трудно-стями специфического характера. Все судят по внешности - как это бесит. Вот и Федечка с Васькой сначала испугались, а что уж о женщине говорить...
Васька и Федечка, освободившись от ремонтов, занялись запасами на зиму. Лес не город, дарит всё щедро и бесплатно, знай только не ленись. И друзья зачастую с утра до вечера из лесу не вылазили, лишь к сумеркам с полными вёдрами плелись домой.
Однажды они задержались особенно долго - очень уж земляничная попалась им по-ляна, и они решили наварить земляничного варенья себе и семейству Чмо. Вот и собирали, пока не стемнело, а идти до деревни не близко. Пока по лесной дороге шли, землю окутал полный мрак. Хорошо, хоть фонарик с собой взяли, дорогу видно. Федечка всё прислушивался - не слышно ли волков. А Васька над ним подшучивал: ну какие волки в наше цивилизованное время!
Но вот, наконец, и знакомые холмы. Теперь справа ручей, слева кладбище, а прямо по курсу родная деревня. Васька заметил, что Федечка как-то опасливо поглядывает в сторону кладбища, стараясь держаться правой стороны дороги. Ну, это уж слишком!
- Ты что это, Федя, туда смотришь? Неужто боишься?
- Я? Ничего я не боюсь,- как-то неуверенно ответил Федечка.- Просто мне показа-лось... Показался там какой-то свет.
- Ага, окно в мир иной! Синие огни, скелеты, привидения! - засмеялся Васька.- Злые ведьмы прилетели с Лысой горы, чтобы сварить в котле нехорошего мальчика Федю... Слушай, а там и правда что-то блымает.
Оба встали на цыпочки и посмотрели поверх кустов в сторону кладбища. Да, дейст-вительно, недалеко от руин часовни мерцал неясный синеватый огонёк, выразительно освещавший надгробие на одной могиле.
- Ну, что я говорил! - воскликнул Федечка, и брякнул первую пришедшую на ум глупость: - Может, это фонарик сторожа?
- Ты что, балбес? Откуда тут сторож? Я где-то читал, таким образом выделяется фосфор. А ты, небось, подумал о призраках, признавайся!
- Пошли лучше домой, Вась. Чего мы остановились?
- Боишься, что ли? Эх, трусишка! Ну-ка пойдём, я тебе докажу, что призраков не бы-вает.
И Васька отважно зашагал на кладбище. Федя (ну не трус же он в самом деле!) - за ним. Они прошли мимо часовни и приблизились к загадочной освещённой могиле.
Картина, которую они увидели, заслуживала кисти художника. Над одним очень древним надгробием висел старинный узорчатый фонарь с синими стёклами, в который была вкручена вполне современная лампочка. Она-то и освещала могилу и скамейку рядом с ней. А на скамейке... Нет, неправда, такого не бывает! Но со своими глазами не поспоришь, и сидел на скамейке самый настоящий скелет, одетый в какое-то древнее одеяние. Хорошо сохранившиеся волосы были сзади собраны в хвост, как у металлиста. Но первым делом почему-то бросалось в глаза одухотворённое выражение лица... простите, черепа. Но это мелочь, главное - скелет двигался! Он сидел, закинув ногу за ногу, и что-то неторопливо-увлечённо писал в огромной толстой книге с бархатным переплётом. Писал, кстати, шариковой ручкой. И Федечку с Васькой просто не заметил, поглощённый этим занятием.
Насмерть перепуганный Федечка вскрикнул и бросился бежать, с акробатической ловкостью прыгая через могилы и кусты. Но, как ни быстро он мчался, подгоняемый страхом, а храбрый Васька всё равно его обогнал и первым влетел в деревню. Федечка, впрочем, не отставал. Васька еле успел притормозить, чтобы не врезаться в бабку с пистолетом, которая шла по дорожке им навстречу.
- Куда вы летите, оглашённые?! - воскликнула она.
- Ой, Софья Емельяновна, там такое!..- выдохнул Федечка.
- Кошмар и ужас!..- выдохнул Васька.
- Где? Что случилось?
- На кладбище. Там...
- Что такое на кладбище? - всполошилась бабка, автоматически засовывая руку в карман фартука.
- Ой, вы не поверите! Там на могиле сидит скелет! Настоящий!
- И лампочка синяя горит! Он что-то пишет!..
- А, скелет,- она облегчённо вздохнула и вытащила руку из кармана.- Стихи, навер-ное, пишет, что ж ещё. И почему это я вам не поверю? Он там живёт, почему б ему не си-деть на могиле?
- Вы...вы его знаете?! - опешили оба.
- Знаю. Я ж вам про него рассказывала, или забыли? Это он, спасибо ему, помогал нам ворюг гонять. И в ремонте вам помогал, только ночью, чтоб вы не видели.
Федечка и Васька смутились.
- А мы так испугались...
- Небось заорали и убежали? - строго спросила бабка.
- Ага... Ой, и земляника на дорожке осталась.
- Никуда ваша земляника не денется. Но вот обидели челове... скелета ни за что, ни про что. Он теперь сильно расстроится. Вам бы такое приятно было?
Старуха сердито посмотрела на них и пошла в свой дом. А Васька и Федечка побре-ли к своему. Настроение было мерзопакостное.
- Вась,- сказал после молчания Федечка.- Давай пойдём извинимся.
- Давай... Только утром, ладно?
- Я понимаю, что тебе страшно. Но ведь утром мы можем его не застать.
- Ни капельки мне не страшно,- возразил Васька, продираясь сквозь заросли пусты-ря, который отделял их от дома.- Просто я устал и спать хочу. Ой, извините!
Васька в темноте налетел на высокого прохожего в плаще, шедшего навстречу. Ме-ханически извинился, обошёл его и продолжил:
- Лучше утром, Федя. Сейчас он может быть расстроен, обижен и не простит нас. Ой, простите!
Васька опять налетел на кого-то, тоже, кажется, высокого и в плаще, пробормотал извинение, не глядя на него, и опять вернулся к разговору:
- А наутро он успокоится. Тогда можно будет и извиниться, и познакомиться, может, и подружиться.
- Да, но я не смогу спокойно спать, когда меня совесть мучает. И вообще - лучше сделать сегодня, чем откладывать на завтра.
- Ну, тогда давай сегодня и варенье варить, и огород полоть!
- Из чего варенье?! Земляника-то где? - напомнил Федечка.- Вот как раз бы и забра-ли... Простите, пожалуйста!
Теперь уже Федечка по нечаянности столкнулся с высокой фигурой в плаще. Но на этот раз фигура не ушла с дороги, а сказала приятным баритоном:
- Хватит вам уже извиняться, я не обижаюсь. Забирайте лучше свою землянику.
Знакомые вёдра, звякнув, опустились перед Васькой и Федечкой. Тут только до дру-зей дошло: а кто это, собственно, такой и откуда здесь взялся в столь поздний час? В де-ревне такого не было, это уж точно.
- Спасибо,- промямлил Васька.- Простите, а вы кто?
- Какая вам разница? Ещё испугаетесь опять.
До Федечки, наконец, дошло:
- Скелет? - несмело выговорил он.
- Люди так называют,- ответил незнакомец.- Но не бойтесь, я добрый скелет.
Друзья чуть опять не закричали, но тут же овладели собой, и каждый из них поду-мал: "Я-то ничего, а вот его надо толкнуть, чтоб опять не натворил глупостей" Подумав так, Васька и Федечка одновременно двинули друг друга под бок, довольно крепко.