Чорный Евгений : другие произведения.

Соколиный полет "пешки" (ч.1 Спасительное дерево)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    По воспоминаниям гвардии-подполковника ВВС Черного Василия Ивановича, летчика-бомбардировщика пикирующего самолета Пе-2 - на фронтах ВОВ с июня 1942 г. по май 1945 г. На конец войны совершил 148 боевых вылетов. Падал в горящем самолете на лес (ноябрь 1942 г.), за время войны шесть раз покидал горящий самолет на парашюте. Инвалид 2-й группы ВОВ ( в результате тяжелого ранения в ноябре 1942 г.). В марте 1943 г. вернулся на фронт в полк - документы о своей негодности уничтожил. Через несколько месяцев после возвращения в полк с должности старшего летчика был назначен на должность командира звена, продолжая оставаться в звании гвардии младший сержант. Закончил войну в звании гвардии старшего лейтенанта на должности командира звена 1-й авиаэскадрильи 82-го гвардейского бомбардировочного авиационного, орденов Суворова и Кутузова, Берлинского полка. ** "Пешка"- фронтовой пикирующий бомбардировщик Пе-2
  "Основной советский фронтовой бомбардировщик Пе-2 во Второй мировой и, пожалуй, наиболее известный из всех советских бомбардировщиков того времени. Советский пикирующий бомбардировщик ПЕ-2 появился в опытных образцах, так же как и новые истребители, только в 1940 году. Его вооружение состояло из двух-трех наступательных пулеметов и одного-трех оборонительных, нормальная бомбовая нагрузка составляла 600 кг (в перегрузку 1000 кг), скорость полета находилась на уровне 400 км/ч, дальность полета - 400 км, экипаж - 3 человека (летчик - штурман - стрелок-радист).
  http://www.airpages.ru/cgi-bin/pg.pl?nav=ru50&page=pe2
  ***
  
   По воспоминаниям моего отца -
  гвардии-подполковника ВВС
   Черного Василия Ивановича,
  летчика-бомбардировщика пикирующего самолета Пе-2 - на фронтах ВОВ с июня 1942 г. по май 1945 г.
  *
  *
  1. ПАДЕНИЕ НА ЛЕС С САМОЛЕТОМ. СПАСИТЕЛЬНОЕ ДЕРЕВО. (ноябрь 1942 г., период участия в боях на Калининском фронте):
  
   ***
  Из "Выписка из истории болезни ?66 от 14.03.1958г.":
  "В 1942 г. в ноябре месяце при выполнении боевого задания на самолете Пе-2 был сбит, упал с горящим самолетом на лес. Получил повреждение спины , правого коленного сустава и травму головы (резко выраженная деформация тел нижнегрудного и поясничного отделов позвоночника Д11-Д12 после множественного компрессионного перелома, разболтанность правого коленного сустава с резким нарушением функции конечности). Около 12 часов был без сознания.
  Лечился в военных госпиталях до марта 1943 года. По излечению был признан негодным к военной службе, но вернулся на фронт в свою часть, документы о негодности уничтожил и продолжал выполнение летной работы в авиационных частях в качестве летчика до настоящего момента".
  
  * * *
  
  Уже возвращались домой группой после очередного выполнения задания.
  В то время практически ни одного вылета не проходило без воздушного боя. Истребители немцев начали атаковать еще при подходе. И продолжали атаковать нас после сбрасывания бомб и ухода домой. Уже на отходе - похоже именно от снаряда зенитки и подбило.
  Что подбили - и не сразу понял. Сначала вроде как палкой по ноге кто-то ударил - такое ощущение было. Под колено ударило. Даже не понял сразу, что ранило, как-то вроде и не очень больно тогда показалось. Потом чувствую, что вроде мокрая какая-то нога стала - что ранен, сообразил, когда рукой пощупал - смотрю: кровь на руке.
  Осколком снаряда попало прямо под "чашечку" коленки. Похоже, осколок уже на излете был - а то оторвало бы ногу совсем, а так перелом. Как потом оказалось.
  Но тогда некогда было разбираться, не до этого ранения было - "фоккеры" атакуют, со всех сторон стреляют, зенитки бьют. А потом кто-то, то ли радист, то ли штурман закричал: горим..
  Смотрю - горим, язычки пламени возле правого мотора, дымить начинает, а мы еще над вражеской территорией. В таких случаях всегда первая задача - дотянуть до своих за линию фронта. Прыгать - значит попасть в плен.
  Самолет начал терять высоту. Начинаю из строя вываливаться. А если от своих отстал, из общего строя выпал, когда истребители атакуют - немцы сразу именно такого и добивали. Даже если подбили, но можешь держаться в строю - то еще есть шанс выжить, а как только один остался - шансов выжить - почти и нет. Особенно, если еще и опыта не было нужного у летчика.
  И тут эти стервятники добить стараются - пришлось идти еще больше на снижение. От всех истребителей уходить лучше всего пикированием было. Они под таким углом как "пешка" не могли пикировать.
  А высота и так была небольшая. Еще думалось, может, пикированием удастся огонь сорвать.
  Воздушный поток сильный получается при пикировании - и он срывает огонь. Если еще не сильно разгорелось там.
  Иногда такое получалось.
  Оторвался от немцев, они не стали тянутся за мной, чтобы на выходе из пике догнать - то ли подумали, что летчик убит и самолет падает.
  Высоту потерял, а набрать быстро уже не могу. Мотор уже не тянет. А с другой стороны, куда там вверх лезть, когда надо до своих долететь и постараться сесть сразу. Хотя над линией фронта пролетать на низкой высоте - гиблое дело было. Там же по тебе начинают стрелять из всего только, что может стрелять. Правда, за счет пикирования скорость большую набрал - думаю, так и проскочим. А чтобы набрать высоту - оно, наверное, и не получилось бы. Скорее всего, только скорость потерял бы, если бы начал пытаться уйти на высоту. Еще бы и к немцам упали бы.
  Таких вот моментов много было - надо принимать решение, чего надо делать, как поступить, чтобы и самим выжить, и к немцам не попасть, и самолет сохранить - а времени на раздумья совсем нет. Буквально секунды для принятия решения - а как только сделал маневр какой-то - уже не изменить. И если ошибся, не заметил истребителей немецких, скорости или высоты в результате не хватило тебе - и гибли, и в плен попадали.
  И в этом случае такое же было..
  Вот: чтобы так было лучше в данный момент - от "фоккеров" уйти - лучше спикировать. А на следующем шаге уже другое "лучше" появляется. Чтобы через линию фронта перелететь - лучше как можно на большей высоте находиться.
  А тут уже не получается. Нет возможности уйти на ту высоту, чтобы через линию фронта было лучше проскочить.
  И опять как лучше - скорость не терять и высоты не набирать, а даже еще ниже к земле. Хотя в уме звенит мысль - а там дальше как. Если низкая высота - уже не выпрыгнешь с парашютом. Но про это не столько думаешь, как про то, как лучше проскочить над передовой. Потому что "там дальше" может и не наступить.
  От истребителей тех же уходишь, падая вниз, а что потом - как над линией фронта на низкой высоте лететь - тебя это еще не пугает.
  А когда истребителей не стало, то становиться жарко уже от того, куда ты сейчас нырнешь в результате того, что от той смерти спасся.
  Смерть, которая пугала тебя минуту назад, теперь уже не такой страшной кажется, как та смерть, навстречу которой ты летишь теперь. Из огня да в полымя, как говорится.
  Потому, что - если идут активные боевые действия на данном участке фронта - а мы почти и не летали там, где не было таких боев - с двух сторон стреляют. Они и не по тебе стреляют. Но баллистика полета снарядов, мин, пуль такая - что каждые полметра ближе к земле количество железа в воздухе уплотняется.
  Рассказывают, столько тон железа на каждый квадратный метр земли падал во время хорошего боя. Так это ж количество железа через воздух пролетало. И если кто-то туда попадал - в это слой - там уже бесполезно чего-то маневрировать. И не видишь ничего, что летит тебе навстречу и что тебя догоняет сзади.
  Причем, и не можешь понять на какой высоте опаснее. Потому что по-разному может быть. Основная сила огня артиллерии, минометов может быть нацелена не по передовым позициям, а по тыловым. По той же артиллерии противника.
  Огонь этот они переносят даже в ходе артобстрела. Началась атака или только готовится - и те и другие то дальше куда-то целятся, то ближе.
  Но все это летит по дуге над землей. Иногда на высоте 30-50 метров над землей летит меньше железа, чем на высоте 100 метров и больше.
  И пойди, пойми - где сейчас больше всего летит, на какой высоте. Хотя, когда и те, и другие стреляли - обстреливали и на максимальную дальность и на минимальную.
  Да при этом еще и осколки. Оно взрывалось-то на земле. Но осколки летят во все стороны. В основном говорят про осколки, которыми косило пехоту. Но это ж не все осколки. Своя часть осколков летела вверх.
  * * *
  Поэтому все старались пролетать над линией фронта как можно выше. Причем, мы не редко забирались на такую высоту, что дышать нечем уже было. Даже с бомбами, а без бомб еще выше. На хорошей высоте уже и истребители немецкие не могли атаковать. Не могли удержаться в таком разряженном воздухе, а тем более им еще выше надо было уйти, чтобы атаковать.
  Снизу могли на наборе высоты атаковать. Но редко кто из немцев на такое шел. Группа идет. У стрелков-радистов пулеметы неплохие стояли, которые вниз как раз нацелены были стрелять. Даже если кто-то и пытался так подлезть, снизу, то их быстро отгоняли. Немцы снизу и на других высотах почти никогда "пешек" не атаковали.
  Вроде, у них есть такая возможность атаковать, видно "мессеры" или "фоккеры" снизу летят. И наши "маленькие" им не будут так мешать. Они, когда нас сопровождали, всегда сверху висели, над нами.
  Все равно, немцы набирают высоту и только сверху, с хвоста начинают атаковать. Пока стрелок-радист стреляет - близко не лезут, издали стараются. Если группа идет, то не так страшно, если стрелок сзади замолк. Но тоже, смотря - где в группе самолет летит. Если в конце группы летит - тогда немцы сразу именно по нему начинают бить.
  Особенно, когда вошли в, так называемый, резерв Главного командования - наш полк из боев практически не выходил всю войну. В отличие от тех, которые к какой-то армии были прикреплены, на одном фронте каком-то воевали.
  Называлось, что мы в резерве находимся. А в действительности - чуть только в этом месте затихнут боевые действия, нас переводят в другое, где как раз продолжаются активные боевые действия. Или вообще на другой фронт, где только начинается новое пекло.
  Над передовой пролетать на низкой высоте - гиблое дело было.
  Когда с двух сторон стреляют: и наши, и немцы - то пролети целым сквозь такую тучу пуль, осколков, мин, снарядов. Даже если они и не в тебя целятся, но ты идешь на высоте этой стены огня.
  Оно так постоянно - спасаясь от одной опасности, можно было попасть в другую ситуацию, еще более страшную и опасную.
  Какое ты решение примешь. Принятое решение в одной ситуации влечет за собой, что в следующей ситуации - которая возникает иногда сразу же - у тебя уже или уменьшается возможность выбора, или все же сохраняется. Насколько удается удачно совершать какие-то действия на всех таких этапах полета, чтобы не попасть в тупиковую, безвыходную ситуацию.. Оно и везение, и опыт, и те варианты решений, которые прокручиваешь в своей голове, когда представляешь на земле разные ситуации.
  * * *
  Проскочили линию фронта. Сразу мысли, прыгать или постараться сесть где-то. Вроде уже, чтобы прыгать, и низко летим. Да еще лес под нами - если б просто до земли, может и успел бы парашют раскрыться.
  Набрать высоту попробовал - не получается. Оно лучше выпрыгнуть, потому что садиться на вынужденную при горящем самолете - можно взорваться. Но тут смотрю - летим уже на такой высоте, с которой и прыгать нельзя - парашют не успеет раскрыться.
  Лес вокруг, почти уже над самыми деревьями. Можно только садиться.
  А лес кругом и куда не гляну - нигде ничего подходящего, если и есть полянки какие-то, то маленькие. Тогда зима была, снег уже. А тут все черное от деревьев и ни одного белого пятна нигде не мелькнет.
  Кричу штурману и радисту: ищите поляну.. И сам кручу головой во все стороны хоть что-то найти, куда довернуть: тут начнешь влево заворачивать, а оно справа может мелькнуть - подходящая поляна или просека. Или наоборот. И решай за эти секунды чего делать. Самолет все ниже и ниже - и все сплошной лес...
  Так и упали вместе с самолетом.
  Наверное, все равно сгорели бы, если б я - и сам не знаю зачем, - не выключил за несколько секунд до удара подачу топлива.
  Понимал, что это ничего не даст уже, но что называется, по привычке, на уже выработанном автоматизме действий.
  Потому что на земле много раз прокручивал всякие варианты, если такая ситуация или такая. Между собой летчики обсуждали, кто да как соображает, чего делать и в какой последовательности действий..
  Я почти постоянно мысленно отрабатывал, что делать для разных возможных случаев, в какой последовательности...
  В первые дни, недели на фронте - это как бы невольно. Пытаешься осмыслить, чего происходило во время боя и что ты делал. И уже понять, а как надо было и что было бы лучше сделать.
   А потом это в свою привычку вошло.
  И в самолете, когда сидишь в ожидании команды "на взлет". Разную степень готовности объявляли. То на КП ждем команды "на вылет", то возле самолетов, а то готовность ?1 - уже в самолетах. Иногда, бывало, и целый час так, уже по кабинам, сидели.
  Сидишь, нажимаешь, тягаешь рычаги, штурвал - отрабатываешь, как лучше действовать в разных ситуациях. Иногда после выполнения задания - все ушли, а я для себя повторяю, чего надо было делать в бою и отрабатываю, как лучше было бы сделать.
  Почти постоянное такое обдумывание, мысленная отработка или в кабине самолета последовательности действий: при взлете, при посадке, в воздухе - отказал левый двигатель, правый, оба, при пикировании, шасси выпущенные, шасси убраны... Через несколько месяцев на фронте - вошло в привычку.
  Так уже всю войну было. После завтрака, пока есть десять минут, перед обедом, вечером в землянке, еще где-то. Такая привычка уже была, как бы на уровне рефлексов отрабатываешь и повторяешь.
  Со временем уже как бы свои блоки определенных ситуаций для себя составил. В конце войны уже было, сам себе думаю, давно не повторял разные варианты, если надо садится без шасси, на "брюхо". Или бомба не отделилась.. Варианты: отказ мотора - левого.. правого. При боевом развороте, при пикировании, при выходе из пикирования.
  * * *
  К тому времени, когда на лес падал, уже был свой опыт и "на брюхо" садиться. Если нужно было садиться на вынужденную не на шасси, а на "брюхо", то перед самым ударом об землю важно отключить не только моторы, но и подачу топлива. Чтоб уменьшить возможность загорания в момент такой посадки без шасси.
  И тут это сработало, хотя и понимал, что это ничего не даст - щелкнул по тумблеру, когда уже вот они - деревья, верхушками застучали по фюзеляжу..
  Но это, наверное, тоже спасло - если б не отключил - сгорели бы.
  Куда падали и как - ничего не помню. Отшибло, видно, ударом.
  Все, что помню из последних мгновений - все головой крутил: может, в последнюю секунду увижу куда еще можно будет довернуть, чтобы сесть..
  * * *
  Потом уже только рассмотрели, как спаслись..
  Самолет попал между 2-мя стволами V-образно выросшего дерева. Крыльями зацепился за стволы - где-то посередине как раз стволов. Дерево вырвало с корнем, но оно съамортизировало удар - самолет воткнулся носом в землю... Но никто из нас троих не погиб.
  А сначала, пришел в сознание - ничего не вижу, но чувствую - вишу на ремнях куда-то вниз головой. Потом вроде вижу, но одним глазом - правый глаз не видит. Краги сбросил - лицо ощупываю - вместо правого глаза какое-то месиво. Неужели глаза нет - первая мысль...
  Потом, пока по госпиталям таскали, и позже соображал - в кабине самолета примериваясь, - что, видимо, об прицел ударился и оно распороло - шрам на брови и щеке долго еще был виден. Тоже еще своя случайность - как глаз не выбило. Похоже, сверху вниз удар пришелся о прицел, и прошел как-то так ближе к носу. Потому что тот кружок резиновый, что одевался на окуляр прицела, не спас бы, если бы снизу удар получился.
  А тогда пальцами рук, левой и правой, с двух сторон - снизу и сверху - растянул кожу, чтоб веки растянуть. Левый глаз закрыл - какое-то светло-красное пятно вижу - значит, глаз цел. Уже легче - летать смогу. Какие-то такие мысли мелькали, хотя, казалось бы, именно об этом тогда думать нужно было.
  Начал выбираться. Не могу понять, чего вишу. Оно, наверное, и сотрясение мозга было - все как в тумане, а еще кровь течет, с носа капает и левый глаз заливает. На лбу тоже распороло - кровь течет.
  Потом как-то сообразил, расстегнул лямки парашюта и упал. От удара бронированная спинка согнулась - и прижала. Эта бронеспинка как раз и позвоночник, видно, сломала при ударе.
  Попытался встать - не могу, выполз как-то. Кабину разворотило - дыры были.
  Самолет торчит хвостом вверх, но не горит уже. Не взорвался. Пытаюсь подняться - не могу. Сначала думал, что из-за ноги. Осколок перебил кость, правая нога была сломана почти в коленке, хотя тогда этого не понимал. А что это из-за спины даже и не думал тогда. Рану надо перевязать на ноге, кровь течет, а нет сил пошевелиться.
  На лице рана ледяной коркой такой взялась от мороза и кровь уже почти не течет. Спина сначала как бы и не болела.
  Сколько времени прошло - не знаю. Тут штурман вылезает. Вроде стал на ноги, нигде не ранен. Ко мне подошел - жив или нет. Полез смотреть, чего со стрелком. Вылез, говорит: живой, но лежит без сознания, похоже, сорвавшейся бронепанелью по голове ударило. А так вроде не раненый - крови не видно.
  Штурман мне кое-как перевязал рану на ноге. Бинты какие-то с собой брали. Посмотрел - вроде перелом. К каким-то веткам, как к шинам, бинтами закрутил на ноге рану. На голове решили и не трогать.
  Рассмотрели, как мы живы остались. Дерево спасло - и надо же было так попалось..
  Надо выбираться. Время: уже темнеет - а вылетали утром. А один и тот же это день - ни я, ни штурман не можем точно сказать.
  Вроде упали на своей территории, но где находимся - начали по карте вместе с штурманом соображать. Куда летели, когда из пике вышли, куда я там крутил в последние минуты, и вправо, и влево стараясь чего-то найти, где сесть.
  Как-то сориентировались, что, вроде, мы где-то здесь находимся, а туда надо пробираться и так ближе всего до людей. Я идти не могу.
  Штурман стрелка-радиста как-то притащил. Огонь развели. Ждать следующего утра или идти штурману за помощью ночью? Подумали - будут ли нас искать. Вряд ли - если и видели, куда мы упали, то парашютов не было видно - чего там уже искать. А скорее и не видели потому, что мы не совсем по курсу полета группы упали. И не сразу - еще ж летели над землей.
  Насколько там правильно мы сориентировались, по времени вроде часов шесть идти туда, где должны быть люди. На карте вроде поселок какой-то обозначен или хутор. Если там кто-то есть. Шесть часов туда, шесть обратно - вроде часов через двенадцать должен с помощью вернуться. Или сам, если нет никого. Или - и не понятно, что делать.
  Решили, что штурман пойдет за помощью, а я с радистом останусь тут. Чего тут утра ждать. По лесу идти, не зная точно, откуда идешь и куда - разница не большая. Зима же, мороз - чего тут возле костра сидеть. Да и какой там костер - не очень греет. Штурман собрал веток побольше, чтоб огонь поддерживать.
  Ушел штурман.
  Лежу, ветки подбрасываю, а зима, холодно. Стрелок в сознание так и не приходит. Сам в какое-то забытье впадаю. Огонь вроде развели, но сколько тех веток собрать штурман смог. Надо быстрее за помощью идти. А минимум двенадцать часов надо костер жечь.
  Понимаю, что заснуть или самому потерять сознание - замерзнем. Радиста как бы переворачиваю, чтобы разными боками к костру. Сам тоже кручусь.
  Ночь еще только началась, а веток уже мало осталось. Это ж не дрова.
  Сам не могу нормально веток собрать - чего-то поползал туда-сюда. Одну ветку пока притащишь - она сгорает быстрее, чем со следующей приползешь.
  Притащишь чего-то, а сил нет, самому плохо. У огня вроде прикорнешь - на животе лежишь, голову на руки положишь. На снегу же. Сначала и мне и радисту какие-то там ветки еловые подложили. Я свои в костер кинул. Когда начал по снегу ползать - чтоб хоть чуть передохнуть подольше.
  А мороз уже тогда в ноябре 42-го не маленький был, да еще ночью.
  Так ночь как-то прошла, а никого нет. Вроде рассвело. Костер еще чего-то горит, но уже, чувствую, что не смогу так долго ползать. Уже вроде не только утро, а и полдень где-то. Прикидываю по времени. Уже как-то и к ночи опять дело идет.
  То ли дошел он, то ли - мало ли что.. Может его и не дождемся - кто тут в лесу может бродить, фронт не далеко.
  Чего-то там еще притащил несколько веток каких-то, чтоб хоть немного стрелок еще обогревался. Хотя оно уже костерок какой-то - и тепла никакого.
   Пополз я по следам штурмана.
  * * *
  Сколько полз - не знаю.
  Ноги не очень работают, даже левая. Сначала еще как бы мог левой ногой отталкиваться, а потом - нет.
  В основном на одних руках подтягиваюсь. Вперед выкину руки - и подтянулся. А снега уже много выпало в то время, глубокий снег - пропахивай его. То было холодно, а тут - мокрый весь от пота..
  Я и перекатываясь пробовал двигаться, и на спине ползти. Но понял, что могу только на руках.
  Снега этого наелся, пока полз, наверное, ни один килограмм...
  Не знаю, сколько полз. Пополз по следам штурмана ближе к вечеру. Одну ночь и еще почти день. Или несколько. Потому что в какие-то моменты падал лицом в снег и все. Потом как бы очнешься, холод пробирает. То темно вокруг, то вроде светло. То опять темно. То ли утро, то ли вечер - то же не поймешь.
  Облачность, солнца нет. Хорошо еще, что снег не сильно падал. Немного было, но следы оставались видны.
  То ли сутки, то ли две ночи и два дня. То ли сколько так полз - не знаю.
  На какой это день, не знаю, уже как бы под вечер. Темнеть уже стало опять - смотрю, кто-то вдали идет. Сразу не поймешь издали кто это. Человек или зверь, не говоря уж в военной одежде или гражданской. Свой или немцы. Территория, куда упали, была под немцами, только недавно освобождена.
  Вижу, что движется как раз в мою сторону. Сначала показалось, что какой-то волк или кабан - небольшой. Оно уже и стемнело, и одним глазом там рассмотришь.
  Меня в снегу не видит пока. Пистолет достал из-за пазухи. С предохранителя снял. Один патрон мы все в патронник загоняли сразу. Чтоб на один патрон больше было.
  Жду, когда подойдет.
  Смотрю - мальчик идет навстречу. Лет 10 - 12. Оказывается, сын лесника. Штурман добрался к дому какого-то лесника.
  * * *
  Уже не выяснял потом, и не помню точно, но то, что мы по карте тогда думали - оно все не так получилось. Штурман, пока ждали, чтоб нас забрали от этого лесника, чего-то рассказывал. Как он искал и почему так долго - но мне уже было все равно.
  Что пока они - штурман с лесником - там собирались кого-то еще звать в помощь, то по следу штурмана мальчика послали к самолету.
  Бутылка молока у него в торбе, какая-то еда.
  А пить хочется так. Этого снега столько уже съел, но пить хочется. Раза четыре-пять это упражнение сделаешь: выкинул руки вперед - подтянулся. Сил нет - отдыхаешь какое-то время, снег этот хватаешь ртом.
  В какие-то моменты, видно, засыпал или сознание терял. Вскинешься от холода - опять: руки вперед выкинул - подтянулся. Сколько хватало сил.
  Иногда впереди какой-то бугорок вроде. Штурман шел - ему ж ноги переставлять, не ползти. А перед этим бугром яма небольшая. Он через яму на бугор и прошел. А я в яму попадаю такую, а на этот бугор себя втащить - это уже не по прямой так подтягиваться. А в лесу - таких мест не одно. Он же не по тропинке шел или дорожке какой. А я за ним ползу. Иногда пытался чего-то срезать, если было видно, что он чего-то петлял. Но когда лежишь - насколько ты там можешь увидеть, куда следы дальше идут.
  Я попробовал молока попить - а оно замерзло. Спрашиваю: спички есть, чтоб разогреть? - вроде, да. Костер там возле стрелка-радиста уже давно не горит.
  Спросил этого паренька: Далеко до хаты? Давно идешь?
   Чего-то он сказал, что вроде не очень. Идет он не с самого утра. То ли до обеда еще пошел, то ли после.
  Тогда - иди к самолету. Он пошел к радисту, а я дальше пополз..
  * * *
  Подобрали меня мужики, когда я почти уже до их дома дополз. Причем, штурмана с ними не было, остался в доме лесника. Хотя, он тоже ж упал, тоже, наверное, ударился.
  Лесник с какими-то еще мужиками, сани какие-то тащат. В село куда-то бегал за ними или чего-то такое. Чего-то обсуждали между собой. Как лучше, двое дальше идут к самолету, а один меня тащит. Или вернуться - меня дотащить, а потом уже идти за мальчиком. Чего-то меня спрашивали, встречал ли мальчика, давно ли.
  А я и сообразить не могу. То ли сегодня, то ли вчера это было. Они его как бы отправили, а сами на следующий день только выбрались.
  Меня на сани, завезли. Вроде, действительно, они меня не долго тащили. Часа полтора или два. Потом опять пошли - за радистом.
  Пока сообщили о нас, пока приехали за нами - дня три или четыре тоже прошло. Может и больше, я в каком-то мареве был. Сотрясение мозга, скорее всего, было тоже. В этой избушке лежишь - то ли день, то ли ночь, вроде спишь, то в каком-то забытье. Провалился, пришел в себя, чего-то теплого попил, опять провалился. Стрелок-радист вроде в сознание не пришел, но как-то бредить хоть начал. Рядом с ним лежали.
  В какой-то момент штурман чего-то рассказывает. Как искал, как должны о нас сообщить. Кто кому передать, чтоб за нами приехали. Это все уже как бы не важно.
  Пока до госпиталя довезли - а сначала нас доставили и не в госпиталь, а медпунк на передовой. Тоже оттуда не сразу увезли в госпиталь. Голову, ногу забинтовали.
  Потом в госпитале перебинтовали вроде раны. То ли в первом, то ли втором с гипсом. Ногу и тело. Определили, что травма спины - и сразу дальше в тыловой госпиталь. И так из одного в другой госпиталь - все дальше в тыл. Штурман как бы сразу от нас отделился - в полк возвращаться. Стрелка-радиста тоже где-то оставили, а меня дальше отправили.
  И ничего не делают. В первом, а спину во втором ли - еще сделали перевязку головы, гипс на ногу, вокруг туловища с какой-то доской или двумя какими-то палками - а дальше только переправляют.
  Никаких ни лекарств, ни уколов.
  Тогда был приказ: если летчики - они должны были лечиться только в специальных госпиталях. А особенно если ранение тяжелое - запрещалось чего-то делать. Потому что в тех фронтовых госпиталях отрезали руки-ноги - не раздумывая.
  В очередной госпиталь привозят, врач подойдет, только посмотрит в бумаги - "летчик, повреждение спины..." - и все. Команда - еще дальше везти. Делать - ничего не делают. Чего там с глазом, с ногой - даже не смотрят.
  И так от одного госпиталя до другого. Чувствую, у меня нога начинает гореть, соображаю, что гангрена может начаться. Пытаюсь попросить, хоть развяжите, посмотрите, промойте. Даже не слушают. С тяжелыми ранениями всем летчикам лечение только в нескольких специальных госпиталях - остальные не имеют права.. И так меня недели три везли. Перевезут в одно место, пока дальше везти - где два дня, где три-четыре приходиться лежать.
  Я еще, когда уже из прифронтовых госпиталей начали вывозить, припрятал пистолет. Начали забирать оружие, а я чувствую, что с ногой плохо, и не сдал. Сказал, что потерял. При ударе оторвалась, мол, кобура с пистолетом. А мы, когда на задание летали, никогда кобуру и не брали. Пистолет всегда под комбинезоном, во внутреннем кармане. Или изнутри петли какие-то делали. Потому что если сверху к поясу в кобуре, а нужно будет выпрыгнуть - воздушным потоком кобура отрывалась сразу. Хорошо если к своим попал.
  В первое время так не один в плен попадал: сбили, выпрыгнул, а приземлился - оружия нет. Даже застрелиться нечем. Нас тогда же всех, кто летал, настраивали - сталинские соколы в плен не сдаются.
  Не знаю, почему не стал сдавать пистолет, то ли мысли, если инвалидом будут делать, то застрелюсь - я тогда о ране на ноге больше всего думал. То ли на всякий случай, поскольку сам неподвижный, мало ли что, хоть и в тылу уже.
  И пока не привезли в подмосковный тот специальный госпиталь именно для летчиков - так ничего никто и не делал.
  Как тогда в первых госпиталях забинтовали голову, тело к какой-то доске тоже бинтами да гипсом ногу залепили.. А когда делали - никак не обрабатывая. Мол, в следующем, в который перевезут тут рядом, уже по всем правилам сделают. Так и перевозили из госпиталя в госпиталь.
  * * *
  Положили меня в коридоре, и другие там лежат - коридор длинный, большой. С двух сторон койки, а некоторые и на полу лежат. До войны какой-то то ли пансионат был для начальства, то ли.. не знаю что. Большой дом, в несколько этажей, колоны такие при входе.
  Поснимали повязки, гипс - будет обход и осмотр профессором вновь прибывших раненных. Кому чего лечить и как.. А я чувствую, что с ногой дело плохо.. И себе решил, что если начнут отрезать, то буду отстреливаться, но не дамся калечить.
  Обход, идут в белых халатах, шапочках. Я как раз так лежал, что в их сторону смотрел. Впереди - уже достаточно пожилой мужчина, за ним человек шесть еще. В каких званиях - не понятно, петлицы не видно за халатами.
  Возле каждого раненого - не то что больше минуты не останавливаются, а 10-20 секунд. Редко возле кого побольше.
  Лежу, наблюдаю, как они приближаются, соображаю. Ко мне подошли. Один из них читает по каким-то бумажкам: летчик, младший сержант, ранен надцать там не помню сколько дней назад... Этот пожилой недослушав, подошел приподнял простынь, глянул на ногу... И сразу дальше идти, но я услышал как он бросил - ампутация.
  Я достал пистолет, на него навел и чего-то начал там говорить, что всех вас перестреляю, живым не дамся...
  Запомнилось мне лицо этого профессора. Видно, что уставший, мало спал, наверное. Он совершенно спокойно смотрел на меня, лежащего и грозящего ему этим пистолетом в руках.
  Потом, когда я замолчал, чуть заметная улыбка в уголке губ появилась..
  Глянул опять на кого-то и сказал: ладно, отложим на недельку, попробуем лечить, а если нет - то выше колена отрезать будем.
  Через неделю или полторы опять подошел при каком-то обходе, лечащего врача послушал, сам поглядел на ногу. Считай - повезло тебе, говорит, будешь с ногами. А вообще-то гангрена у тебя уже была.
  Вроде как удивился, что так произошло.
  А самое худшее - перелом спины - и я почти полгода в гипсе пролежал. От пояса почти до горла.
  Намучался за эти месяцы. И не столько, что спина болит, а именно от того, что зуд какой-то. Просто до крика уже доходило.
  А сделать ничего не могу. Со всех сторон гипс. А все эти врачи и медсестры только твердят - терпите.. надо потерпеть.
  Вылечили вроде. На комиссию - определять, куда дальше: на фронт или уже отвоевался.
  Выписывающихся запускают по одному. Большой такой зал, за длинным столом врачей сидит много. И большинство среди них - не молодые, все в белых халатах, в шапочках. Званий не видно.
  Заходишь, докладываешь: товарищ председатель комиссии..
  Не долго все это длилось - чего-то там зачитала одна, с кем-то главный пошептался и все. Объявляют - инвалид. Не только к летной службе, а вообще не годен к строевой.
  Выдали бумаги - поезжай куда хочешь.
  * * *
  Вышел я из госпиталя - и не знаю, чего делать, куда деваться. Какие-то были, конечно, мысли, что вот война идет, и как это можно - что я уже не буду воевать.
  Это ж была весна 43-го года - немцы еще наступали.
  Но что я горел прямо желанием вернуться на фронт, как в кино показывают, - такого не было. А чего делать - не знаю.
   В 23 года - инвалид. Вроде - отвоевался. Некоторых комиссия из армии не увольняла - куда-то направляли служить дальше. Хотя тоже давали заключение, что не годны к летной работе.
  Поскольку война - нужны не только летчики.
  Пока там, в госпитале, все это варилось, документы оформляли - между собой разговаривали, обсуждали, кому чего понаписывали.
  А тут написали не то, что летчиком, вообще в армии служить "не годен".
  Оно, наверное, если бы были какие-то родственники, какой-то дом, то на фронт не вернулся бы. А так, в том селе, где вроде отец жил - немцы еще были. А больше и некуда и нет к кому ехать... Никому я не нужен, никто меня нигде не ждет.
  Куда тут подашься, это ж устраиваться где-то надо жить, работу какую-то искать. Шофером опять становиться - как бы уже не то. Уже ж летчик. А эта инвалидность не видна, как если б без руки или ноги был бы.
  Подумал, подумал - и решил ехать назад в полк.
  * * *
  В полк приехал. Докладываю командиру, что прибыл после излечения для прохождения дальнейшей службы.. а документы потерял - украли в поезде...
  А тогда такая обстановка была - какие там документы. Это ж 43-й год, незадолго до Курской дуги. Как раз погибло несколько экипажей, пополнения нет или молодые, не обстрелянные. Кого-то из летчиков еще ранило.
  А здесь - летчик появился.. Тем более уже все знали: и командир полка, и остальные. Вместе летали и не один раз.
  Какая-то такая ситуация, что самолеты есть, а летать некому... А тут не просто летчик, а уже с боевым опытом... Сразу в бой без разговоров. Чуть ли не на следующий день.
  А вскоре назначили командиром звена. Я - младший сержант по званию, а у меня в звене: правый ведомый - старший лейтенант, а левый ведомый - лейтенант. Командир - младший сержант, а подчиненные офицеры. И вроде так и надо - кому чего скажешь.
  И так было до тех пор, пока погоны не начали вводить. Тогда уже присвоили офицерское звание.
  * * *
  Так о инвалидности никому и не говорил. Даже про то, что у меня нога в коленном суставе выгибается в обратную сторону чуть ли не на десять сантиметров. И после войны ни на одной медкомиссии не обнаруживали. След от ранения видят - вмятина под коленом: выпрямите до упора ногу - и начинают толкать дальше. А я мышцу напрягаю и делаю вид, что это и есть упор. Вроде, как и должно быть все.
  А потом при демобилизации в 58-м году, когда рассказал о ранении спины, направили на комиссию. Сделали рентген - все врачи удивлялись: как вы летали. У вас же так позвонки стоят, что при малейшем толчке или даже не так наклонитесь - все может разорваться и парализует.
  
   * * *
  Дополнение к данному эпизоду из воспоминаний двоюродной сестры Черной Надежды Петровны (род. 25.06.1926)
  Коли нiмцi прийшли i почали забирати молодь у Нiмеччину, я втекла з села. I потрапила на фронт. А ще й сiмнадцяти не було. Спочатку в якiйсь канцелярiї чи що, якiсь документи писала.
  А потiм якось нiмця полоненого привели. Допросити треба, а перекладача немає. Я кажу - давайте спробую. Почала його питати, його вiдповiдi перекладаю - то потiм як перекладача мене до штабу перевели..
  Ми з Василем переписувались. Якось знайшли адреси. Бо вiн тiльки зi мною й пiдтримував зв"язок - з батьком своїм i не знався пiсля того, як вiн Василя вигнав з хати, коли той тiльки школу закiнчив.
  Оце мене викликають i кажуть, що подзвонили i передали, що Василь дуже тяжко поранений, чи й виживе. I просить приїхати мене, бо нинi в госпiталi, недалеко вiд нас перебуває. Але його скоро мають кудись повезти.
  Брат, льотчик, тяжко поранений - то менi командири дали три днi аби з"їздила побачитись та й повернутись. Воно наче недалеко..
  Поїхала, але тi дороги.. Зима. Де вдалось з кимось пiд"їхати, а то пiшки йду. То я тiльки на третiй десь день лише до госпiталю добралась. А воно вже мала б повернутись у частину.
  Знайшла Василя. Вiн лежить, тiльки стогне тихо. Голова забинтована - лише одним оком може дивитися. Тiло все у гiпсi, нога теж.
  Побачив мене i заплакав. Я сiла край нього на лiжку - й сама плачу. Й говорити нi вiн, нi я не можемо.
  Потiм вiн менi каже: Надiє, у мене так свербить там в нозi, просто не маю сил терпiти. А нiхто нiчого не хоче зробити. А сам не можу дотягнутись. Якось почеши там.
  Щось почала пробувати пiд тим гiпсом почухати чимось, нiчого не виходить. Вiн тодi каже: а ти розковиряй той гiпс. Щось знайшла стала розковирювати.
  Розковиряла якось - а там червi бiлi прямо у ранi...
  Сиджу, плачу, та й виковирюю тих червив. А вiн на мене дивиться й те ж плаче..
  Отак ми декiлька годин й посидiли. Потiм пiшла десь у кутку заночувала, а з ранку попрощалися.. Бо менi треба було назад повертатись, а Василя кудись далi у тил мали вже повезти...
  Вже потiм, пiсля вiйни у 46-му роцi лише й побачились, коли я на весiлля у Вiдень до них приїхала..
  **
  Швабедиссен В. "Сталинские соколы: Анализ действий советской авиации в 1941- 1945 гг." Военные Исследования
  "Пе-2 в течение этого периода оставался лучшим русским бомбардировщиком.
  Большое количество этих самолетов постоянно находилось в зоне боевых действий. Нехватка подготовленных летных кадров в 1942-1943 гг. говорила о том, что русские не имели достаточного времени для их полноценного обучения и бросали в бой все резервы. Это было не удивительно на фоне тяжелых потерь первого года войны и отсутствия должного боевого опыта." http://wcry.narod.ru/schwabedissen/03.html
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"