В той ночи страшное случилось.

И тот рассказчик был пьян.

Спросил я: «Что же приключилось?

Он мне долго отвечал.



Сначала выпил водки рюмку,

Потом показал оскал.

И выпалил: «Секунду,

Я для храбрости принял».



«Давай, поведай, что же мелочиться,

Все равно сидим в глуши».

«Послушай эту небылицу,

А потом от страха мне спляши».



«Плясать? Да я же не умею»

«А ты попробуй для души,

Я опрокину еще хмелю,

Чтоб сердце билось в груди».



Залитая светом каморка,

Другого слова не найду.

И спать тянет, так охота,

Да он, наверное, в бреду.



Я вопрошал: «И где рассказ?

Ты выпил и пошел в отказ»?

«Ну-ну, бывалый, умерь свой пыл,

История про тех, кого любил»



Послышался за окном сильнейший вой,

Рассказчик вздрогнул, крикнул мне:

«Постой, орет там не живой»!

Послышался у двери стук.

«Открой, у нас нет слуг»!



Я нехотя вышел со стола

Подумал: «Кого нелегкая принесла»?

Открыл скрипучий замок.

Он щелкнул, ветер влетел за порог.

И тишина, закончился тот вой.



Вокруг лишь тьма, окутанная звездой.

«Но тут же нету никого, мужик»

«Впустил ты в дом истошный крик,

Теперь закрой, а то простыну я.

А водка есть еще?



«Дошла до нуля».

Я пошутил, захлопнул дверь,

И ветер, словно раненный зверь

Пошел гулять по этой каморке.



Мужик поперхнулся, потянулся к глотке.

И выпалил: «Какое мясо, так можно

С жизнью мне расстаться».

«Ну ладно, друг, пойду я спать,

А ты допей хмельного пива».



Мужик поежился:

«Скажи мне из какого ты отлива»?

Я остановился на полпути:

«Ты же не даешь мне уйти и

Вторишь глупый свой рассказ»!



«Покойная мама завещала мне наказ,

Что ежели придут ко мне,

Растают тут же в промозглой мгле,

И я расскажу, как бывает на свете,

Я часто слышу как тут смеются дети»!



«Какие дети, мой друг»?

«Которых повесили на высокий сук!

Я вижу, как они мольбы бросают на всадника!»

У меня тут же началась паника!

Какие дети? Лес вокруг!



Я оглянулся на пол,

Увидел срубленный сук.

И выдохнул от страха.

Меня дрожь сковала.



Рассказчик рассмеялся

И снова потянулся к пиву

Местного разливу.

Подсел я вновь к нему,

«Я что-то не пойму,

О ком ты ведешь речь»?

«Мой срок давно был должен истечь,



Да не пойду я за порог, хоть тресни,

Меня там ждут лишь пагубные вести».

Большая же деревня! Какие новости?

«Я заявляю о своей ничтожности!

Останусь тут на этом месте

И расскажу, как было все, мой друг»!

«Давай же выкинем тот сук,

Что у меня прям под ногами.

Эта казнь у меня перед глазами».



Рассказчик сфокусировал свой взгляд,

Я съежился, не слишком был рад,

Будто меня посвящают в тайный обряд.

Но навострил свой слух.

«Эта история выбила из меня дух!

Поэтому не жди, что буду краток.

У меня история на несколько тетрадок».



Я был когда-то кузнецом,

Что с металлом на ты.

И сильным молодцом,

Что мог гнуть пруты.



Семья, отличный дом,

Все светилось счастьем кругом.

И мама была жива, весела.

Но случились страшные дела.



Когда был праздник во дворе,

Май тонул в яркой листве.

Приехал всадник ко мне,

Готов был заплатить вдвойне.



Я согласился ковать подковы,

Но странник был чужим.

Нездешним, нелюдим.

Принес свой металл,

Хотел, чтоб я его ковал.



И строго наказал:

Не брать себе ничего,

Дорого мне обойдется все.

Ушел пешком, а голову лошади

Закрыл мешком.



И ковал всего несколько часов,

И кусочки металла кинул в ряд кустов.

Я бы пересмотрел всех страшных снов,

А это проклятье меня преследует вновь.



Пришел тот всадник, окутан в шарфе,

С безумными глазами, в черном плаще.

Увидел работу, протянул золото.

Я хотел деньги, держался за ручку молота.

Но чужой ушел, сняв шляпу.

Лошадь игриво помчалась по ухабу.



И вот я посмотрел на металл,

Чувство наживы, ведь серебряный опал!

Оставил себе и решил продать сие чудо.

Но потом мне сделалось худо.

Когда принес его в ломбард

Продавец был только рад.

Я скинул серебро по бросовой цене.

Но проклятье получил вдвойне.



Шли дни, росла моя семья.

И дочка, как сакура цвела.

Мила и хороша,

Но только грустные глаза.



На пороге возник жених,

Кровей неплохих.

Сын местных фермеров,

Словно герой вестернов.



И лошадь резвая, гнедая.

Звали Новелла. Прям боевая.

Не ведала страха кобыла,

Прыжки длинные, словно взмыла.



Молила меня дочь,

Чтобы я смог лошади помочь.

Сделать подковы бесплатно,

Ведь они были польщены

Мной неоднократно.



Пришел в свою кузню

Нагрел кузнечный горн.

Искал я заготовки, материал.

Вот он!



Какой же был дурак,

Не посмотрел, что не так.

Сделал подковы -

К утру они были готовы.



И вот Новелла - кобыла гордая,

Плыла в них сквозь степей.

И поступь твердая.

Ждал я хороших новостей.



Жених тот взял с собой мою дочку,

Заверил, сказал, челом бил

Что будет аккуратней на кочках

И не гнать, что есть сил.



Что же я натворил?

Время — ночь,

Чуть звезд на небе.

Шум моей скотины в хлеве.



Я туда бегом, бегом.

А мои коровы хватают

Воздух ртом.

И все замертво ничком.



Тут и вышла моя жена,

Плакала, молила Бога.

Словно был там сатана,

Кровью посыпана дорога.



Так лишился я молока,

Мяса и телят в достатке.

И висела в хлеву она -

Подкова в красном отпечатке.



Тут подумал: «Что не так?»

Почему так сердце бьется?

Словно жмет его кулак,

Будто не увижу солнца.



И пришел отец молодца,

Что катал мою дочурку.

И смывая холодный пот с лица,

Он поведал мне:

«Видел я твою девчурку.

Сына видел. На валуне

Лошадь их собой сгубила,

Не увидела во тьме.



Вскрикнул я от резкой боли,

Пал на колени и навзрыд.

Словно внутренности кололи,

Будто был я сам убит.



Мы поехали с ним в поле,

Ночь темна, хоть глаза коли.

Разум мой, словно в алкоголе,

Сердце в уколе.

Когда подъехали мы на холмы.



Там лежала мертвая кобыла,

Взгляд пустой черных глаз.

Жизнь меня снова убила,

Проверяя пульс каждый раз.



Дочь распласталась на камне,

Струйка крови сочилась по лицу.

Все было тумане,

Забыть это не смогу.



На лошади не было подковы,

Что я сам усердно ковал.

Испещрены у дочки кожные покровы,

Тот камень имел кровавый овал.

И мы с фермером взирали на смерть,

Что так подкралась к молодым.

Наверное, она задержалась здесь.

Чтоб увидеть, как мы подходим к ним.



Я только отчетливо слышал смех

Того самого всадника, наглеца.

Он злорадствовал, мол, успех,

Что смог облапошить кузнеца.



С тех пор забросил я этот труд.

Не мог смириться с потерей.

На работу другую меня не берут,

Был у меня другой критерий.



Я начал пить безбожно, но

Жить хотел из-за других детей.

Как это возможно Прообраз

Видеть доченьки своей.



Мой сын подрос, красавец в общем.

Ему пора искать жену.