Проснулся от шума, с раздражением подумал, что опять соседи ругаются. Посмотрел на часы: половина седьмого. Выходит, проспал всего два часа. Соседи постоянно рано утром ругались. Раньше не обращал внимания, бывало, просыпался от их громких голосов, но тут же засыпал. Встал, поискал чем бы постучать по батарее, под руку попался нож, им он от души несколько раз ударил по батарее. Скандал затих, но через пару минут продолжился. " Дело ни в соседях, во мне,- подумал. - Чего я к ним цепляюсь. Ругаются, значит,- неравнодушны друг к другу. Хуже всего - молчанка. Я бы и хотел поругаться, да не с кем". Собака залаяла. "Ах ты, моя родная, с тобой не поругаешься... Кушать хочешь, гулять?" Геннадий Сергеевич погладил собаку, пошел на кухню, собака побежала за ним. Открыл холодильник, собака неотрывно смотрела на него и ждала еды. "Господи! До чего дожил, собаку покормить нечем, а она же весит меньше килограмма, еды на ладошке надо".
- Нет ничего, Доня, прости. Надо заработать на еду.
Собака залаяла.
- Нет, сегодня холодно, грязно не пойдем на работу. Сейчас бы пельмешек. Как, Доня, на это смотришь
Собака гавкнула.
--Согласна! Я даже знаю рецепт, как их лучше всего приготовить. Ставишь на газ кастрюлю с водой, немного соли, когда вода закипит, вынимаешь из холодильника пельмени, если они там есть, но у нас нет... - Геннадий Сергеевич развел руками. Собака залаяла. Он понял, что собака предлагает ему что-нибудь сделать, найти еды. "Все понимает, маленькая, в чем душа держится, а лучше иного человека".
- Гулять пойдем! - Доня залаяла, стала волчком кружиться по прихожей.
Надел куртку, замок не застегивался. Так и проходил всю зиму. "Теперь уже весна, обойдусь", - подумал. Сапоги были мокрыми со вчерашнего дня, забыл поставить под батарею. Взял поводок, открыл дверь, но собака не выходила из квартиры. "Пойдем гулять!" Доня загавкала. "Понял я, хочешь, чтобы тележку с чемоданом взял. Не могу, холодно еще, простынешь, да и не заработаем! Кто в такую погоду с детишками в парке гуляет! Пойдем к соседям наведаемся, разбудили, пусть извиняются..."
Геннадий Сергеевич взял Доню на руки, поднялся этажом выше, позвонил в квартиру соседей. Открыл Леонид.
- Достали мы тебя с утра? - спросил он.
-Да привык уже, просто сегодня сдали нервы, извините меня. Мне и поругаться не с кем.
- Мы уже помирились! - появившись в прихожей, сказала Наталья. - Сергеевич не проси денег, нам до зарплаты дотянуть надо. Ты мне уже должен!
Геннадию Сергеевичу стало стыдно. Он всегда страшно смущался, когда приходилось просить в долг. Ничего не ответив Наталье, он стал спускаться вниз по лестнице. Слышал, как Леонид говорил жене: "У человека ситуация безвыходная, ему же надо что-то есть и собачку кормить. Он и так в депрессии, а ты его по голове..."
Постоял минуту, пытаясь скрыть набежавшие слезы, потом повернулся и веселым голосом сказал: "Я отдам, только на ноги встану". Доня залаяла, поддерживая хозяина. "Понимает, что еда будет, умная она, Сергеевич", -сказал Леонид, протягивая деньги. "Твоя правда, маленькая, а чувствует все, как человек. Никогда не думал, что родную душу обрету в образе такой малявки". - " Мы тебе тоже не чужие, заходи, жизнь наладится".
Шла вторая половина марта, тепла не было. Геннадий Сергеевич решил не отпускать Доню с рук, кругом лед, вода, простыть может. Но собака рвалась погулять. Характер у маленькой собачки был еще тот. Ее, такую симпатичную, все норовили погладить, а она этого не любила. И часто показывала свои острые зубки. Могла за руку цапнуть, могла зарычать так, что становилось понятно - не тронь! Но, когда они работали, то преображалась, никого не кусала, всем давала себя погладить. Геннадий Сергеевич сначала боялся, что собака может ребенка укусить, потом понял: Доня отличает работу от обычной жизни, как будто кто-то из ее предков в цирке работал. Ничему он ее не учил, в генах, видно, было заложено.
***
Шесть лет назад знакомый уезжал в Москву, к женщине, принес собаку. Геннадию Сергеевичу в то время было не до собак, но жалко стало. Была бы собака большой - не взял, большая себе пропитание найдет, не замерзнет в холод, а маленькая пропадет без человека. "Как зовут?" - спросил.- "Доня". Ушел хозяин собаки, Геннадий Сергеевич думал, что она начнет выть по хозяину, нет, собака села напротив него, неотрывно смотрела. "Надо же тебя покормить! А что ты ешь, я не спросил", - сказал Геннадий Сергеевич и направился к холодильнику. Тогда он еще работал, получал немного, но на скромную жизнь хватало. Только подошел к холодильнику, собака тут как тут. И ему показалось, что собака у него ни первый час живет, а давно. Днем он варил суп из куриной спинки, достал кастрюлю с супом, подогрел, размял картофель, потом руками разделил куриное мясо на маленькие кусочки, поставил тарелку с едой перед собакой. Она все съела и смотрела на него в ожидании добавки. "Ты же маленькая, тебе много есть нельзя", - сказал он собаке, та поняла и улеглась у его ног.
-Как ты будешь жить, не знаю. Жить со мной невозможно, да и жить мне не хочется, - сказал, обращаясь к собаке. - Давай спать ложиться. Собака не смогла запрыгнуть на диван, стала гавкать. Ему пришлось встать, посадить ее на диван.
Геннадий Сергеевич в последнее время страдал от бессонницы, засыпал под утро. Лежал в темноте, думал о том, как несправедлива жизнь. "Зачем-то же я родился? Что сделал не так?" В такие моменты казалось, что все живут нормально, по-человечески, один он оказался никому не нужным. Вспоминал, как отец говорил ему: "Окончишь институт, возвращайся домой, из тебя хороший учитель получится". Отец и мать работали учителями, они поженились на последнем курсе института, приехали в поселковую школу по распределению и остались здесь навсегда. Геннадия после института призвали в армию, попал в Афганистан, а потом вернулся домой, преподавал, как отец и мать. Старшая сестра вышла замуж, жила в Подмосковье. Ему было за тридцать, пора было обзаводиться семьей, но после первой неудачной любви, после того, как ее отец назвал его голодранцем, он решил никогда не жениться. Его устраивала работа, детей он любил. Отец в то время уже работал директором школы. Умер он скоропостижно, на глазах всего учительского коллектива, в своем маленьком кабинете. Зарплату не выплачивали три месяца, учителя просили его что-нибудь сделать. "Пойдемте в мой кабинет, - сказал он,- при всех буду звонить в область" И все учителя пошли, люди верили, что этот звонок может изменить ситуацию. Геннадий удивлялся, что мать умудряется их как-то кормить. При доме был участок земли, но отец не разрешал сажать овощи, картофель, только цветы и плодовые деревья.
- Мы же учителя, сельская интеллигенция! Какое уважение к нам будет! Может, поросят завести, кур! На три часа отвлечемся от навоза, на уроки сбегаем и опять за хозяйство! Каждый должен своим делом заниматься, надо больше читать, новое познавать, иначе неинтересен будешь детям. До революции учителя никогда хозяйством не занимались, с народом общались, культурные мероприятия организовывали.
Отец сел за стол, нашел в блокноте нужный номер телефона, в кабинете установилась тишина, всем казалось, что после этого звонка наверху одумаются, будут платить зарплату. Отец говорил, что людям есть нечего, а у всех дети, обуть, одеть надо. Никто не слышал, что ему отвечают. Вдруг он поднял голос, закричал в трубку:
-Это мы о городских учителях подумать должны! У них свиней и картошки нет! Нет у меня поросят! Я учитель!
При последних словах трубка выскользнула из его рук, он упал лицом на стол. Открыли окно, кто-то побежал за валидолом, спасти отца не удалось. Мама после этой трагедии, не могла прийти в себя, она умерла через полгода на его руках. Сестра после похорон завела разговор о доме.
- Останешься здесь?
- Нет, уеду в областной центр. Не смогу здесь жить...
-Кукол своих оставишь школе?
-Возьму только тех, что дома, остальные принадлежат школе...
- И правильно, бабушкина квартира стоит, она ее тебе оставила, а мне дом родительский. Место хорошее, озерный край, у меня дети почти взрослые, потом внуки пойдут, будем на лето приезжать. Не возражаешь, если в наследство вступлю?
Земля в поселке только поднималась в цене, состоятельные люди скупали ее, строили коттеджи. С тех пор он только дважды в год, в дни памяти отца и матери, приезжал в родной поселок на могилки родителей. Муж сестры был бизнесменом, родительский дом снесли, построили двухэтажный дворец. Геннадий чувствовал себя ни в своей тарелке, когда на два - три дня останавливался в новом доме. В школьном музее сохранилась память о родителях: висела фотография, на которой они были совсем молодыми, и рассказывалось, о драматическом и кукольном театрах, организованных ими.
Еще в детстве Геннадий начал делать кукол. Родители поощряли увлечение. Мама натягивала веревку посередине комнаты, прикрепляла прищепками на нее простыню, и он показывал спектакли не только домашним, но и соседским ребятишкам. В поселке его прозвали Кукольником. После смерти родителей, переезда в областной центр он пошел работать в областной кукольный театр, делал игрушки, да такие что состоялась даже персональная выставка его театральных кукол. Потом поругался с режиссером, ушел из театра, вернулся в школу, но ему все время казалось, что он не на своем месте. Все время грыз себя за это, считал бездарным, завидовал тем, кто нашел себя в каком-то деле. Часто хандрил, замыкался в себе. Хотел любить всех людей, но не мог. Друзей у него не было, знакомых много. Женился поздно в 37 лет. Когда родился сын Леонид, уволился из школы, стал работать в компании по ремонту квартир. Руки у него всегда смотрели куда надо, на новом месте освоился быстро, да и зарабатывать стал в два раза больше. Жену свою Елену боготворил. Он был уверен, что после первой несчастной любви никогда не женится, все женщины казались корыстными. Елену выделил сразу. Добрая! Это качество он ценил превыше всего. Жили они в квартире Елены, которая досталась ей от родителей. Однокомнатная квартира Геннадия Елене не понравилась. "Темная, солнышка не бывает", - сказала Елена. Бывало, что Геннадий тосковал по театру, но ради своей семьи готов был хоть в космос полететь, лишь бы у них было необходимое. Леониду шел пятнадцатый год, когда Елена сообщила о беременности. Геннадию было 53 года, Елене на десять лет меньше. "Сможем ребеночка поднять?" - "Дочка будет, в тебя светленькая, с голубыми глазами! Бог послал это счастье, а ты сомневаешься..." Геннадий видел, каким счастьем светились глаза жены. Дочка прожила два дня.
Елена лежала, отвернувшись к стене, молчала. Он заставлял ее поесть, всячески тормошил, чтобы вернулось желание жить. Врачи говорили, что это пройдет, нужно время.
Леонид рос стеснительным. В начальной школе, когда его вызывали к доске, не мог рассказать выученный урок. Одноклассники над ним смеялись. Дома он был другим: общительным, с хорошим чувством юмора. "Леня, ну чего ты стесняешься? - не раз говорил ему Геннадий. - Ты же талантливый человек, рисуешь замечательно, стихи пишешь, на гитаре играешь, надо уметь себя защищать. Если позволишь, чтобы тебя унижали, то так и будет. Иногда и в морду можно дать обидчику, но лучшее оружие - слово". Сын соглашался, а Елена говорила: "Характер изменить нельзя. Леня, доброта - это талант поважнее других и реже встречающийся. Меня в школе тоже дразнили, что толстая. Да и одета была хуже других. Я это сносила, делом занялась: читала, рисовала, вышивала... И пришло душевное равновесие. Вот папу твоего встретила, полюбила с первого взгляда". Она обняла Геннадия, а Ленчик обнял их двоих. Так они простояли несколько минут, а потом Леня спел под гитару песню, которую недавно написал. Геннадий слушал и думал: "Вот это и есть счастье". Но иногда боялся, что такое состояние души не может длиться долго, что-нибудь произойдет и опять начнутся серые похожие один на другой дни.
***
Геннадий влюбился на четвертом курсе института, отец его избранницы занимал высокий пост и при первом же знакомстве сказал ему, что он не пара для его дочери. Но Геннадий ждал ее слов. "Папа прав, как жить без денег?" - сказала она. После расставания он хотел бросить институт, только бы не видеть ее. Но не хотел расстраивать отца с матерью. После занятий в институте решил подрабатывать. С другом ходили разгружать вагоны, деньги выплачивали сразу. Геннадий стал чувствовать себя более уверенно. Раньше он редко задумывался о деньгах. Считал, что без них нельзя, но надо минимум, чтобы хватало на еду, одежду. Теперь понимал, что еда бывает разной, а вещи - фирменными. Но даже с деньгами, которые давали родители, которые зарабатывал сам, он не мог себе позволить пригласить девушку в ресторан, одеться, как одевались дети богатых. "Сколько же зарабатывают богатые? - думал он. -И почему так не справедливо устроено. Человека должны ценить не по одежке, учил его отец, по уму, душе". С отцом он был согласен, но первая любовь, которую пережил в институте, вызвала недоверие к девушкам. С Еленой все было иначе. Он ни разу не сказал ей о любви. У нее тоже была своя история первой несчастной любви. Парень, с которым она встречалась, уехал с семьей в Израиль, на связь не выходил.
- Может, в душе ты его еще любишь? - спросил он в самом начале их отношений.
- Нет, тогда я думала, что умру от тоски и горя, позже была пустота, а потом тебя встретила... Об одном жалею, что раньше не встретились.
Смерть дочери черной полосой отделила прежнюю счастливую жизнь от нынешней. Елена уволилась с работы. "Проживем, тебе подлечиться надо, к психологу походить",- говорил Геннадий. Он во всем ее поддерживал и верил, что здравый смысл победит. Радовался, что жена поднялась с постели, но ходила только в церковь и на кладбище, на могилку малютки. Все обязанности по дому взял на себя, сын помогал ему, они еще больше сдружились. Как-то стояли на балконе, сын спросил:
- Почему одни могут купить машину, а другие нет.
- Не у всех есть деньги,- ответил Геннадий.
- А почему? Ты же работаешь, мама работала...
- Одним много платят, другим меньше...
- Почему?
-Знаешь, Ленчик, так устроена жизнь. Это надо принять как должное. Счастье не в деньгах. Для меня были бы здоровы ты и мама - это счастье.
Он часто вспоминал этот разговор с сыном, когда курил на балконе своей квартиры. Во дворе стояли десятки импортных авто и он тоже задавался вопросом сына: "Почему одни живут богато, а другим на элементарную жизнь не хватает". После всего пережитого он ожесточился, стал нелюдимым, а порой чувствовал агрессивность против всего мира. Во дворе ему нравился только один парень лет тридцати, который ездил на "Жигулях" шестой модели. Машина смотрелась в ряду разных импортных машин, как игрушечная, но ему нравилась. Если сталкивался с парнем во дворе, то пожимал руку, единственному ему улыбался. Нет, улыбался он еще одной молоденькой девушке. Как-то в дождливую погоду, промокший, зашел в кафе. Денег поесть не было, взял зеленый чай. Оказалось, что стоит он 50 рублей, дорого, но можно себе хоть что-то позволить. Девушка поставила кружку с чаем на поднос, положила пакетик с сахаром, ложечку, салфетку и сказала: "Пусть наш чай согреет вас, спасибо, что зашли, приходите еще". Наверное, эти слова положено было говорить, но ему давно никто ничего подобного не говорил, и он, если были лишние 50 рублей, то заходил в это кафе, старался попасть именно к этой девушке. Умом все понимал, но так приятно было слышать добрые слова, казалось, что девушка все понимает про его жизнь, поддерживает его.
***
Обычно вечерами, когда возвращался с работы, то Елена и сын были уже дома. В этот вечер они пришли поздно. Прошло полгода со дня смерти малютки, а Елена так и не прикасалась к домашним делам. Ходила в храм, ездила в монастыри, дома читала религиозную литературу. Но в последнее время появились какие-то новые брошюры, Елена приходила очень поздно, иногда брала с собой сына.
- Где пропадаете? - поинтересовался Геннадий.
- А тебе интересно? - спросила жена.
- Конечно, меня бы с собой взяли...
Елена согласилась. На следующий день, когда у него был выходной, втроем поехали на другой конец города, вошли в обычный дом. Геннадий сразу понял: какая то секта. Дома осторожно пытался объясниться с женой, но она ответила резко: "Не нравится, не ходи, а меня там понимают". - "Папа, я маму не брошу, с ней буду ходить". Вскоре Елена сообщила, что подает на развод, предложила ему переехать в свою квартиру. Пытался объясниться. "Елена, время пройдет, все наладится". - "Все и так хорошо. Бог со мной". Стал жить в своей квартире, но душа болела за жену, сына. "Папа, мы уедем далеко-далеко. Там все счастливы, нет злобы зависти, все равны",- говорил сын.- "Тебе учиться надо!". - "Я закончу девять классов. Осталось полтора месяца. И уедем". - "Елена, одумайся, это шарлатаны, они хотят все из вас вытянуть", - пытался говорить с женой Геннадий. "Наставник - святой человек, для других живет, тебе не понять",- ответила Елена. Геннадий решил поговорить с наставником. Приехал к дому, где уже был один раз с женой и сыном. Прождал два часа, когда тот появился, подошел к нему, резко сказал: "Отстань от моей семьи, в полицию заявлю". Ни один мускул не дрогнул на лице этого холеного человека. "Мы никого ни к чему насильно не принуждаем. Можешь в полицию идти, твои жена и сын ходят к нам добровольно". - "Тогда кого ты боишься? Чего с охраной ходишь? Набрал мордоворотов!" Наставник ничего не ответил, повернулся и пошел в дом.
После развода Геннадий ежедневно заходил, приносил продукты, Елена говорила, что это лишнее, возвращала назад масло, колбасу, фрукты, сладости. Жена и сын сильно похудели. "На воде и хлебе живут", - считал Геннадий. Вновь и вновь пытался говорить с женой, но она отвечала, что все хорошо, беспокоится он напрасно. А сын твердил: "Я маму не брошу". Как обычно, вечером зашел проведать их, но никто не открыл. Позвонил в дверь соседки. Она рассказала, что утром Елена и Леонид садились в большую машину, которая подъехала прямо к подъезду. - "Вещи при них были?" - "Только небольшая сумка". Геннадий почувствовал, что ноги не держат, сел прямо на лестницу, соседка продолжала что-то говорить, он не слышал, на какое-то время выпал из жизни. Когда вернулся к действительности, понял, что надо идти в полицию, жена и сын попали в беду. Дежурный его слова о секте не принял всерьез. "Бывшая жена имеет право уехать, она же не твоя собственность. Захотят тебя известить о местонахождении, значит, узнаешь. Видно, достал ты бывшую жену!" - сказал полицейский.
На работу он не пошел, купил в магазине бутылку водки. Метался по квартире, думал, что еще сделать, как узнать, где жена и сын? - "Надо было уволиться, следить за ними", - думал он. Сейчас Геннадий понимал, что мог догадаться о готовящемся отъезде. Сын накануне подошел к нему, обнял, как бы прощаясь. "Это был знак! Я не понял!" Ему стало мерещиться самое страшное, что жены и сына уже нет в живых. Гнал от себя эти мысли. "Завезли куда-нибудь в глушь, поселили в заброшенной избе!" Решил проследить за наставником, но тот постоянно был с охраной, на машине. Несколько раз звонили с работы, интересовались, почему не выходит. - "Справляйтесь сами, мне не до работы". - " Так самые заработки пошли, Сергеевич, ты же хотел на море своих свозить". - "Расхотел, извините, если подвел". Он не мог жить, какая уж тут работа!
Каждое утро шел посмотреть, не вернулись ли Елена с Ленчиком. Позвонил в дверь, сердце радостно забилось, он слышал, что дверь открывают. Незнакомая женщина стояла на пороге и смотрела на него с удивлением. - "Елена где?" - " Какая Елена? Мы купили квартиру у агентства" - "Прямо с мебелью?" - "Мебели не было" - "Не знаете, куда переехали женщина с мальчиком?" - "Я никого вообще не видела" - "У какого агентства купили?" Женщина назвала адрес агентства. Ему хотелось умереть и ничего больше не знать, понимал, что это конец, ничего больше не узнает, никогда не увидит жену, сына. Но пошел в агентство. Отвечать на его вопросы отказались, тогда Геннадий Сергеевич закричал: "Мои жена и сын попали в беду, вы что нелюди! Я не могу их найти, может, их убили из-за этой квартиры!" После этого директор агентства рассказал, что пришла женщина, сказала, что хочет срочно продать квартиру, не может ждать. - "Мы дали ей хорошую цену, два миллиона рублей, наличными, как она и просила. Мы же не знали ничего! А ты где был! Чего раньше шум не поднял?" У Геннадия Сергеевича не было сил рассказывать, почему так случилось. Больше он не ходил на квартиру, посмотреть, не вернулись ли Елена с Ленчиком. Он никогда не злоупотреблял алкоголем, а тут запил. У него было семьдесят тысяч рублей на книжке, копил, чтобы купить для новорожденной дочки необходимое. После смерти малютки хотел отвезти жену с сыном на море, считал, что Елене надо отвлечься. Теперь он экономно пропивал море.
Просыпался рано, в пять утра, включал телевизор, он у него работал целый день, создавалось впечатление, что не один, среди людей. Фильмы, шоу, все смотрел, пытался жить чужой жизнью, только не думать о своей. Водку начинали продавать в одиннадцать. Первое время не мог пить, выпивал рюмку, рвота начиналась. Но через пару дней водка прижилась. А через месяц бутылки на день стало не хватать. Брал сразу поллитровку и четвертинку. Раньше никогда не позволял выходить на улицу не бритым, в тренировочных штанах. Теперь он даже не думал, как выглядит, что о нем подумают, ждал, когда же наступит конец от такой жизни. Раньше считал, что пьют люди слабовольные. "Не всякую беду можно выдержать, а умереть не получается, как-то облегчить боль надо, вот и пьют, как и я". И хотелось быть сильным, да не получалось, надломилось что-то в душе. Он всегда был худощавым, а за последние четыре месяца просто высох. "Знать бы, что живы. Елена и Ленчик, больше ничего не надо, весточку бы прислали. Разве трудно?"
***
Магазин находился в соседнем доме. - "Повезло, что ходить недалеко, и недорогой магазин. Совсем не убирают. Сто метров пройти трудно, того и гляди ноги поломаешь", - ворчал он пока шел к магазину. Он чувствовал, что его осуждают. Особенно одна кассирша смотрела с презрением, даже не здоровалась, как было положено, молча отбивала чек. Ежедневно брал суповой набор из курицы, четвертинку черного хлеба, одну луковицу, несколько картофелин, пачку сигарет поллитровку и четвертинку. Теперь он экономил, а раньше граммов двести позволял покупать колбасы. Но как не экономил, а рублей четыреста уходило. Водка и сигареты стоили дорого. По утрам подсчитывал, насколько еще хватит накоплений. Сначала исправно платил за квартиру, потом перестал. По его расчетам денег оставалось на полтора месяца.
Вошел в магазин в начале двенадцатого, он уже знал всех, кто к этому времени, как и он, приходили за водкой. В основном это были мужики
пенсионеры, они брали по четвертинке. "Может, потом второй раз приходят, а, может, тянут весь день свои двести пятьдесят граммов от скуки, одиночества". С некоторыми он даже здоровался за руку, а один все предлагал ему вместе посидеть. Геннадий Сергеевич ни с кем не хотел общаться, люди раздражали, но это сейчас, а сразу после случившегося он просто ненавидел всех. Однажды в магазине до него случайно дотронулась пожилая женщина, и он закричал: "Не дотрагивайтесь до меня". Старушка стала извиняться, а он выскочил из магазина, ничего не купив. "Люди не виноваты, что у меня такое случилось, у каждого своих проблем хватает! Что я на других зло срываю!" После этого случая стал немного спокойнее, контролировал себя.
За кассой в магазине сидела та, что с ним не здоровалась. И тут Геннадий Сергеевич осознал, что, когда она за кассой, то в этот день он не произносит даже слова "здравствуйте", вообще не говорит ни с кем слова! Решил, что так можно далеко зайти, надо исправлять ситуацию.
Вернулся домой, подогрел вчерашний суп, вылил его в тарелку. Кастрюлю вымыл и начал готовить точно такой же куриный супчик. Порезал хлеб, лук, налил пятьдесят граммов, сказал: "За все хорошее!". Раньше выпивал молча, решил исправляться и говорить вслух. По телевизору шло политическое шоу, лучше это, чем какой-нибудь мелодраматический сериал. Воспитанный на классике, он не воспринимал современное телевизионное кино: ходульные герои, заранее известные развязки. Но приходилось смотреть все, телевизор работал весь день, так ему было легче, казалось, что ни один. У него была обыкновенная домашняя антенна, шло только три канала, особого выбора не было. "Надо говорить, иначе дойду до нехорошего". Начал высказывать вслух свое мнение по поводу политических дискуссий на телевидении. Теперь, когда он привык к водке, сразу после первой рюмки становилось легче, не так безнадежно. "Живу! Может, лучше руки бы на себя наложил! Елена бы осудила... Суди! Ты же все сама решила, меня выкинула из жизни!" Он вспомнил, как заплакал в роддоме, когда медсестра сказала, что малышка умерла. Зашел под лестницу и плакал навзрыд, закрывая руками рот, чтобы никто не слышал. Только через полчаса сумел написать записку жене: "Ленуся, любимая моя! Ты так нужна мне и Ленчику. Вместе мы переживем это горе".
***
Он все время надеялся, что жена с сыном дадут о себе знать, все ждал телефонного звонка, но никто не звонил. После первой рюмки уже мог есть, до этого ничего не лезло в рот. Доедал вчерашний суп и одновременно готовил новый, точно такой же на завтра. Делал все добросовестно, не торопился. Куда торопиться? Надо время убить и уложиться в полторы бутылки. Уборкой квартиры он занимался ежедневно. Мыл пол, вытирал пыль, ни одной пустой бутылки в квартире не было. Он боялся, что вернутся жена с сыном, а у него пустые бутылки, а еще хуже - умрет, взломают квартиру и скажут потом: "Допился забулдыга". "Не дождетесь!" - сказал вслух, будто кто-то с ним спорил. Убрал квартиру, снова выпил пятьдесят граммов. По телевизору шла реклама банка, знаменитый актер рассказывал, как он берет кредит, как удобно!
- Зачем они за подобную рекламу берутся! Людей в долги вгоняют! Денег им все мало. Кому горько надо, тот сам дорогу в банк найдет,- он никак не мог понять, что богатым и знаменитым было все мало и мало денег.
Закончил уборку, время тянулось медленно. Раньше, когда жил с семьей, время неслось с невероятной скоростью. Понимал, что необходимо искать работу, деньги заканчивались. Пытался экономить, но траты на водку и сигареты были большими. Он перестал платить за интернет, но не из экономии. После того, как пропали жена и сын, он через различные сайты пытался разыскать людей, родные которых попали в подобные истории. Чуть с ума не сошел, люди такое рассказывали!
Решил пойти купить газету с объявлениями о вакансиях. Хотел найти такую работу, чтобы пришел, выполнил необходимое и ушел. "Пить надо бросать", - думал, но не знал, как жить, если этой пьяной дымки не будет. Газета оказалась толстой. Обрадовался, значит, много предложений о работе. Больше всего требовалось продавцов, менеджеров и водителей. Ничего подходящего для себя не нашел, стал вновь пролистывать газету. И тут наткнулся на объявление: на время декретного отпуска в редакцию газеты требовался корректор, оклад двенадцать тысяч. "Как они человеческий труд оценивают? Тот, кто миллион в месяц получает, как уж должен работать!" Позвонил по указанному телефону, договорился о встрече на завтра. Утром побрился, принял душ, надел костюм. Посмотрел на себя в зеркало. Брюки, после того, как он затянул их ремнем, сидели плохо, сильно похудел.
- А вы же не работали корректором? - посмотрев его трудовую книжку, спросил редактор.
- И что? Мало ли кем я не работал! Образование у меня филологическое, можем посостязаться в грамотности!
-Можем! Я тоже филолог по образованию. Садитесь за мой стол, на ноутбуке открыт текст, статья в номер. Это я писал. Найдете ошибки, возьму корректором!
- Найду! - пообещал Геннадий Сергеевич, он хорошо знал свои возможности. Вычитывая материал, почувствовал удовольствие, давно не соприкасался с русским языком. Ошибки выделял красным, нашел пять орфографических и четыре пунктуационных, а два предложения ему не понравились стилистически.
-Будем проводить работу над ошибками? - спросил Геннадий Сергеевич, он знал, что нельзя так говорить с работодателем, но такой уж был характер, не мог раболепствовать, заглядывать в глаза.
- Посмотрим! - редактор сел за свой стол и, увидев, выделенные красным ошибки, подумал, что претендент на вакансию не подойдет. Корректор, которая ушла в декретный отпуск, всегда говорила, что в его статьях нет ни одной ошибки. Он очень гордился знанием русского. Последние два номера газеты он вычитывал сам, не удавалась найти корректора на такую маленькую зарплату. Геннадий Сергеевич стоял над редактором, объяснял свою правку. Редактор вынужден был согласиться, но был очень расстроен, а на счет двух запятых стал спорить, что поставил тире вместо запятых потому, что имеет право на авторские знаки препинания.
- Да бросьте вы, какие авторские! Что вы Лев Толстой или Солженицын? Элементарные статьи. Вы их автор, но не тот автор, чтобы не соблюдать правила русского языка. Пока вы с моей правкой знакомились, я вашу газету читал, первую полосу, ошибок много, я их выделил.
Редактор посмотрел на первую полосу свежего номера, синей ручкой были обведены ошибки.
- Вы редкий человек!- сказал редактор.- Я с отличием филфак окончил, а вы?
- Я к этому не стремился, подрабатывать приходилось, но у меня отец всю жизнь проработал учителем русского и литературы, он говорил, что у меня дар к русскому, природная грамотность. Но, думаю, Золоторевский сейчас бы нашел ошибки. А раньше не находил...
- Золоторевский величина,- сказал редактор.- Я тоже у него учился. Беру вас.
Геннадий Сергеевич понимал, что долго не продержится на этой работе. Характер у него испортился окончательно. Он стал резким, как не сдерживал себя, прорывалось недовольство. Отвык он от общения с людьми. Вычитывал материалы сначала на компьютере, потом полосы в бумажном варианте. Все делал как лучше, со стилистикой корреспонденты были не в ладах. Он вставал со своего места, подходил к журналистам, вежливо просил подойти к его компьютеру. Объяснял, почему написано не в соответствии с русским языком. - "Ну и поправьте сами, не надо объяснять", - говорили ему журналисты. - "Так, если не объяснять, то и дальше так писать будете, свой стиль не найдете". Он пытался делать, как лучше, но через полгода все журналисты были настроены против него. Последней каплей стало его публичное выступление. Он встал посередине большой комнаты, где за пластиковыми перегородками сидели журналисты, и своим учительским, хорошо поставленным басом, сказал:
- Не будем говорить о русской классике, а Хемингуэя кто-нибудь читал? Диалоги, диалоги, а как психологичны! У него свой стиль, его ни с кем не спутаешь, как любого нормального писателя. Вы не писатели, но вы же кирпичи пишите, в материалах нет прямой речи выводов, собственного отношения к событиям. Или маленькие кирпичики пишете, в которых вообще смысла нет. Поверьте мне, гораздо лучше писали на встречу XXV съезду КПСС! А он давно прошел ребята! Время изменилось! Призываю писать интересно, правдиво!
- Пишите заявление по собственному желанию,- сказал редактор.
- Я на другое и не рассчитывал, но что же вы русский язык поганите, на канцелярском пишите свои кирпичи. Хотел помочь, вам же жить еще.
Пока работал корректором не пил, помогал русский язык, ему хотелось вылизать статьи так, чтобы грамотный человек понял: в корректорах - профессионал, но переписать статьи он не мог, и в конце концов работа наскучила. "Может, я по водке соскучился",- подумал Геннадий Сергеевич, покупая четвертинку. - "Может не надо?" - спросила продавщица, которая раньше никогда с ним не здоровалась. - "Надо, Федя, надо. Извините, но из песни, как говорится, слов не выкинешь. Я сам себе режиссер. Не беспокойтесь понапрасну, мне бы день простоять и ночь продержаться".
Утром проснулся, подумал: "Зря я все сказал, какое мне дело, что и как пишут. Все-таки деньги платили. Характер у меня поганый, он из всех щелей лезет. Когда уже жизнь научит не рубить правду матку". В этот день он не пил, вновь купил газету, стал искать вакансии. Предложений было много, а толку мало. Только в дворники брали независимо от возраста. Была вакансия учителя русского языка и литературы, но Геннадий Сергеевич считал себя не вправе работать в школе. "Нужна живая душа, полная восторгов, надежд, иначе детям ничего не дашь",- считал он. В охрану его не взяли из-за возраста, в грузчики тоже. Всюду требовались молодые и красивые, а он считал себя старым, никому ненужным. Шел по улице, мимо шло много людей, никто к нему не подходил, не спрашивал, как дела. Денег оставалось мало. Но все-таки решил зайти в любимую кафешку. Девушка сегодня работала. Встал к ней в очередь, заказал зеленый чай и вновь услышал: "Пусть наш чай вас согреет, приходите еще". Умом все понимал, но на сердце стало хорошо, будто кто-то родной, близкий приготовил для него чай, сейчас сядет рядом почаевничать. Пока пил чай, смотрел на эту девушку и мысленно разговаривал с ней. Она рассказывала ему про своего парня, а он ей - про Елену и Ленчика. Вышел из кафе в хорошем настроении. Проходя мимо магазина, хотел купить четвертинку, но решил не пить. Пришел домой и сразу навалилось одиночество. Не раздеваясь, пошел в магазин, купил четвертинку. После первой рюмки стало легче. Накинул куртку, вышел на балкон. Недалеко от его дома проходила дорога. Любил смотреть на непрекращающееся движение автомобилей, это настраивало на жизнь, вселяло оптимизм. Несколько раз в день выходил на балкон, смотрел на бесконечное движение, становилось легче. Казалось, не так все плохо, жизнь продолжается. Это движение, когда исчезли жена и сын, спасло его от самоубийства. Он собрался подняться на крышу и прыгнуть вниз, но перед этим решил выкурить последнюю сигарету, смотрел на бесконечный поток машин, незаметно прошел час, тогда он пошел в магазин, а не на крышу.
***
Устроился на работу дворником в школу. Зарплата небольшая, но прожить, если не пить, можно. Приходил к шести утра, убирал территорию добросовестно, на что уходило часа четыре. Подружился с завхозом, бывшим военным. Пару раз они даже выпивали, говорили по душам, но Геннадий Сергеевич не мог открыться. Ему бы выговориться, даже поплакать, но не мог. Завхоз давно разошелся с женой, встречался с женщиной, но боялся, что в очередной раз его предадут. Геннадий Сергеевич рассказал ему о своей первой любви, о том, что тоже после нее не верил женщинам. - "Ты ее не любишь!" - сказал Геннадий Сергеевич. - "А я и не хочу любви, хочу с кем-нибудь доживать, надоела холостяцкая жизнь". - "А ты приведи ее в холостяцкую берлогу, если нормальная, то начнет полы мыть, пыль вытирать". - "Хорошая идея, попробую".
Дворницкая работа закончилась через год, после того, как директор школы неожиданно для всех написал заявление об уходе и уехал куда-то в Сибирь. Геннадий Сергеевич расстроился за мужика, директор тоже был филологом по образованию, они часто обменивались шутками, но в последний месяц директор не останавливался, проходил мимо, поднимая руку в приветствии. Директором назначили женщину, которая до этого работала заместителем. "Эта всем покажет, где раки зимуют", - вынес свой вердикт завхоз. Геннадий Сергеевич согласился с его мнением. На второй день пребывания в должности новый директор подошла к Геннадию Сергеевичу и хорошо поставленным голосом спросила: " Почему вы в десять утра уже уходите?" - "Потому что в шесть утра прихожу!" - "А вы приходите к восьми и работайте до пяти вечера, иначе я вас уволю". - " А за что меня увольнять? Работаю добросовестно, территория чистая. Какое дело, сколько я работаю!" - "Я не собираюсь вступать в диалог с дворником! Не нравится - увольняйтесь!" - "Не слушай ты эту дуру! Круто берет! Хочет себя большим начальником показать!" - сказал завхоз. - "Найдет к чему придраться! На восемь тысяч на целый день работы не найдет другого. А может и найдет, пенсионеры пойдут!"
Уволился и снова стал пить. "Лучше бы я погиб в Афгане, - думал он, - ничего бы в моей жизни не было". После окончания института его призвали в армию, попал в Афганистан. Он никак не мог забыть свою первую любовь, верил, что когда-нибудь она придет и скажет, что ошиблась, любила и любит только его. Тогда он не верил, что время лечит, что встретит Елену...
"Хватит! Нельзя вдаваться в воспоминания. Надо выходить из депрессии". Геннадий Сергеевич жалел, что не может читать, книги заставляли думать, а он и так загнал себя в тупик существования. "Бог иных людей боится, тех, у кого вместо сердца - ледышка. Не хочет связываться с ними, а другим посылает немыслимые испытания. Многие в аду на земле живут, разве страшнее тот ад? Как верить? Научил бы кто! Все прощать, терпеть! Кто так может? Один Алеша Карамазов! Так он Достоевским выдуман!".
Небольшие накопления ушли за неделю. Он не знал, куда пойти работать. "Человеком с метлой только и могут командовать, чего не спрашивают с тех, кто миллионы получает! Народ за копейки работает, а богатые ежедневно по ТВ стучат его по голове. Мол, каждый на своем месте должен хорошо работать, иначе страну не поднять", - ложь больше всего раздражала Геннадия Сергеевича. По ТВ много говорили о демократии. "Эта игрушка для богатых, бедным не до демократии, прожить бы до зарплаты, сгибая спину перед начальством", - спорил с телевизором Геннадий Сергеевич и был рад, что есть, где высказать свою точку зрения. "Я пропащий, пьющий, вот денег и не хватает. Но, когда не пил, разве хватало! На еду, коммуналку и китайские шмотки...Что-то я не туда иду! Деньги ни при чем, раньше счастье было! А сейчас я обижен на весь мир. В сущности, человеку мало надо: сочувствия, тепла от близких людей. У меня никого нет, вот и отчаяние. Сам себя загнал, самому и выбираться надо".
По ТВ шла очередная политическая дискуссия. У депутата Госдумы пытались узнать о его зарплате. Он высказал свое мнение обо всем, но о зарплате ни слова. "Какие хитрые! Надо объединяться, надо потерпеть и все будет хорошо! Нам терпеть, а сами терпеть не хотите, вам сейчас хорошо жить хочется!" Раньше он был равнодушен к политике. Теперь, слушая по ТВ знаменитых и богатых, не мог оставаться равнодушным. "Без совести родились!" Он пришел к твердому убеждению, что одни люди рождаются с совестью, а другие без нее. И те, кто без совести, становятся богатыми и поучают, как жить тем, у кого совесть есть. Меньшинство навязывает свою волю большинству. Раньше, до трагедии, он размышлял об этом чисто философски, а теперь чувствовал обостренно, всей кожей. "Гордыня - мой грех! Я считал это чувством собственного достоинства, его убивали, убивали, но не добили".
***
С появлением собаки все изменилось. Надо было вставать рано, в любую погоду идти гулять. Но это ерунда, он и так рано вставал. Собаку надо было кормить, но она оказалась непривередливой. С ней надо было существовать в одной квартире, она требовала внимания. Все время заглядывала ему в глаза, как бы просила: "Поговори со мной!" И он начал рассказывать собаке обо всем, что случилось с ним. Доня слушала внимательно, ушки стояли торчком, иногда жалостливо скулила, а порой начинала громко лаять. Геннадий Сергеевич удивлялся, как точно она воспринимает его эмоции. "Откуда ты такая взялась? Будто из космоса прилетела!" - сказал собаке,- она радостно завиляла хвостом, понимая, что ее хвалят. Чувство одиночества ушло, он теперь никогда не был один. Доня всюду ходила за ним. Если вдруг накатывала тоска, то собака становилась на задние лапки, начинала кружиться или лапу подавала и держала, пока он не скажет: "Здравствуй, здравствуй, моя хорошая!" После этих слов она начинала бегать по квартире туда-сюда. Один раз он купил для нее маленькую шоколадку, подумал, что ей понравится. Дал совсем немного, она мигом проглотила, закружилась, потом стала лаять, требуя еще. "Нельзя собакам много сладкого, а побаловаться можно. Мне тоже пить нельзя! Брошу, работу надо искать, иначе мы пропадем! Коммунизм отменили, бесплатно в магазинах ничего не дают!" Собака радостно залаяла. " Не знаю, что ты поняла своим собачьим умом, но, видно, поддерживаешь меня, хочешь, чтобы я пить бросил". Чтобы не думать о выпивке, решил на антресолях порядок навести. Достал еще бабушкин большой старый чемодан, открыл его, в нем оказались куклы, которых он мастерил в юности для кукольного театра. Вспомнил, что забрал несколько кукол, когда уезжал из поселка после смерти родителей. Куклы, которых сделал, работая в театре, забрать не смог, директор не разрешил. Сел на пол и стал разыгрывать сказку о том, что у зайца была избушка лубяная, а у лисы - ледяная. Доня радостно лаяла, бегала из комнаты в прихожую, виляла хвостиком. " Что понравилась сказка?" Собака легла у его ног и гавкнула. "Театр - дело хорошее, я работал в театре". Доня ловила его взгляд и гавкала. "Ты права, хочется жизнь изменить, но не все от нас зависит". Собака явно с ним не соглашалась. Пошли гулять. Геннадий Сергеевич купил четвертинку, куриный набор для супа, немного колбаски для собаки. В голове все время вертелось одно и то же: как выжить? До пенсии еще четыре года. И пришла ему мысль: создать кукольный театр в чемодане, том самом бабушкином чемодане! Вернулись домой, выпил рюмку водки, покормил Доню. Решил подумать, как создать театр в чемодане. Взял лист бумаги, нарисовал чемодан в открытом виде, стал размышлять, как и какие куклы можно в нем разместить. Вспомнил, что Елена, когда еще встречались, подарила ему музыкальную жестяную коробку с чаем. Нашел коробку, но музыка не играла, села батарейка. "Это ерунда, купим батарейку!" На листе бумаги написал, что требуется для обустройства театра в чемодане: цветная бумага, пластик, деревянные рейки, проволока, клей, ткани, поролон. Вспомнил, что на антресолях хранились игрушки из шоколадный яиц, которые собирал Ленчик, когда был маленьким. Решил: они могут пригодиться, их можно разместить повсюду внутри чемодана. Но надо было создавать кукол, таких, которые будут сразу узнаваемы детьми. Знал, что работа предстоит сложная, беспокоился, справится ли, давно не мастерил кукол.
Проснулись рано, до открытия магазинов оставалось много времени. Накормил Доню, вышел с ней на прогулку. Погода не радовала, начало марта всегда было таким. Беспокоился о собаке, как бы не простыла, но та весело гоняла по двору, пока он не сказал: "Пойдем домой!" Прочитал список, что надо было купить, где подобное продается, точно не знал. Доня, когда он выходил из квартиры, жалобно скулила, но он не хотел брать ее с собой, не знал, сколько придется ходить по сырой погоде. Только закрыл дверь, как собака начала выть и так громко, что спустившись до первого этажа, слышал этот вой. "Откуда силы в таком маленьком теле?" - подумал и решил вернуться, взять Доню с собой. Как она обрадовалась! "Ну, что мне теперь без тебя и выйти никуда нельзя?" - спросил, Доня радостно гавкала. "Видно, боится одна оставаться. Кто знает, что в ее мозгах происходит, может, думает, что ее бросят". На всякий случай взял поводок, но отпускать ее не хотел, слишком слякотно. У него за пазухой собака сидела молча, явно довольная тем, что хозяин рядом. "Терпи, раз вызвалась, придется нам походить, на маршрутках ездить дорого". Он решил сначала идти на барахолку. Сорок минут шел пешком, Доня время от времени высовывала голову, смотрела кругом, потом снова зарывалась в его куртку. Ветер был сильным, пронизывающим, шагать приходилось по лужам, снег таял, воды кругом было очень много. Ботинки у Геннадия Сергеевича быстро промокли, чувствовал, как в них хлюпает вода. "Не хватало только простудиться, надо на обратном пути бутылку купить". На барахолке купил моторчик, маленький, какой и был нужен для того, чтобы, карусель внутри чемодана крутилась. Нужны были деревянные, алюминиевые рейки, проходил битый час, но не нашел, а потом повезло, наткнулся на мужика, у которого столько всего нужного было, прямо все бы купил, да денег мало было. В магазинах приобрел цветную бумагу, клей, краски, ткани. Нужно было сделать маленькие фигурки Волка, Зайца, но узнаваемых, как в "Ну, погоди!", Тома и Джерри, Бабу Ягу, Мальвину, Буратино, Винни-Пуха, Микки-Мауса, кролика Роджера.
Доня начала тихонечко повизгивать, видно, устала и хотела есть. "Терпи, через час будем дома", - сказал собаке, она гавкнула. "Это не долго, ты не права, зато сэкономили сорок рублей на маршрутке! На эти деньги я тебе такой суп сварю!" Собака молчала. "Вот вредная, характер, как у меня. Упрется в свое и хоть ты кол на голове теши. Если денег нет, то надо экономить - это закон жизни, а мы на мели". Доня залаяла, Геннадий Сергеевич знал: собака не любила, когда он говорил, что денег нет. "Ничего, Бог даст, скоро заживем, кукольный театр в чемодане у нас будет, начнем представления давать, зарабатывать. Ты, как Артемон в "Буратино", будешь кукол охранять, танцевать для детей. У тебя талант, ты рождена для театра". Доня залаяла радостно. Геннадий Сергеевич в который раз удивился: "Разве это собака? Иной человек меньше понимает!"
В магазине рядом с домом он купил бутылку водки, двести граммов колбасы. Дома выпил рюмку, Доня прыгала вокруг него, требуя еды. "Извини, надо было мне выпить, ноги промокли, замерзли, сейчас тебя накормлю". Доня поела и попросилась на диван, зарылась в одеяло, захрапела.
Геннадий Сергеевич протер тряпкой ботинки, поставил на просушку у батареи. Надел старые носки из собачьей шерсти, бабушка и х подарила и наказывала: как промочит ноги, то надевать. На полу расстелил цветную бумагу, отмерял линейкой, резал, обклеил бумагой чемодан внутри. И сразу чемодан преобразился. Это был уже не старый чемодан, волшебный. Геннадий Сергеевич уже видел, как крутится внутри чемодана карусель со сказочными персонажами. Доня проснулась, начала гавкать, чтобы он спустил ее с дивана на пол. "Пойдем на балкон, перекурим". Взял сигарету, открыл дверь на балкон. "Давай выходи, а то дым в комнату пойдет,- сказал Геннадий Сергеевич.- Мы не надолго, знаю замерзла, долго ходили, так уже согрелась". Только после этих слов собака вышла на балкон. Пока курил, все думал: удастся ли создать кукол. Образы должны быть узнаваемы детьми. Так день за днем он претворял в жизнь свою задумку. На карусели у него катались Винни Пух, мышонок Джерри, Заяц и Волк, Мальвина, Баба Яга, Красная Шапочка. Мастерил их так же, как это делал в кукольном театре, когда работал, но миниатюрнее, труднее всего было пошить маленькие костюмы. Сказку о Красной Шапочке он решил показывать после того, как дети отгадают сказочных персонажей, которые катаются на карусели. Считал, что этих героев знают дети от четырех до семи лет, на таких зрителей он рассчитывал, создавая кукольный театр в чемодане.
- Получилось, Доня! Правду говорят, что навыки не пропьешь. Руки помнят! Или голова помнит? - Доня не отходила от него, наблюдала. Закончив шить костюмы, взял Доню на руки и сказал: "Вот такие у нас друзья появились, ты их будешь охранять. Голодными не останемся, если все задуманное сбудется". Доня на это не отреагировала. "Не нравится? Или ты не понимаешь, что будет? Я посажу их на карусель, будут кататься под музыку, а ты должна будешь танцевать, давать себя погладить детишкам, сфотографироваться с ними. Не будешь кусаться?" Доня залаяла. "Понял, не дурак, не будешь кусаться, это же дети, а ты умная собака".
По телевизору говорили о мессианском предназначении России. Геннадий Сергеевич с этим был согласен, не понимал только одного: почему у народа мессианство в крови, люди готовы помогать всем, кому хуже, терпят свою бедность, а те, кто с экрана на эту тему рассуждает, богаты, жить хотят здесь и сейчас, а не потом, как предлагают народу. У нас работники отвечают за благополучие своего начальника, попробуй слово против сказать...
- На какой литературе они росли? Ведь всюду мучаются лучшие люди, не довольны собой, хотят себя изменить. Мы с тобой, Доня, лишние люди, хоть ты и собака, а о жизни понимаешь больше вон того богатого и сытого,- Геннадий Сергеевич показал пальцем на мужика в телевизоре, который призывал русский народ покаяться. - У Дони поднялись ушки, она загавкала, как гавкала на чужих.
- Права ты, чужой он. Все они богаты, а еще и славы им подавай. Разведчикам через десятилетия вручают медаль "Без права на славу во имя Державы". Вот и этим надо подобные медали вручать, если через десятилетия окажется, что для блага Родины трудились, не для собственного. Да, ладно, что нам их дискуссии, надо на еду зарабатывать, долги отдавать. Вот закончу создание театра, к майским погода наладится, и пойдем мы представление давать.
К концу апреля он все закончил. Последние три недели не пил, все доводил до ума. Несколько раз проверил свое создание. Открывал чемодан, на верхней внутренней крышке было написано: "Единственный в мире кукольный театр в чемодане". Наклеил игрушки из шоколадных яиц внутри чемодана. На карусели сидели персонажи из известных мультфильмов и сказок. Музыкальную жестяную коробку из-под чая он заводил, ставил рядом, когда начинала звучать музыка, то включал карусель. Елочная гирлянда на батарейках создавала настроение праздника. Остался доволен, остальное зависело от Дони.
- Ты должна вести себя прилично. Если скажу танцевать, фотографироваться, то надо исполнять. Сейчас все любят селфи, надеюсь, с тобой и чемоданом захотят сделать селфи. Ты не должна кусаться, все, кто к нам подойдет,- свои, чужих не будет. Иначе мы провалим спектакль, дети не любят, когда их кусают, любят добрых собак...
Доня слушала, а потом начала лаять.
- Ты у меня понятливая. Что же мы, Доня, такие несчастные? Люди мы неплохие, не воруем, никого не гнобим. Ну, я вы выпиваю, а ты-то совсем малым довольствуешься, ты ангел, но одному хозяину не приглянулась, другому, а мне и ответить на твою преданность нечем. Ничего, как в песне поется: "Что кому зачтется, тот об этом знает".
Доня заскулила, подошла к его ноге, ткнулась в нее мордочкой.
- Нет, я тебя не брошу. Просто хочу разбогатеть настолько, чтобы тебе еду в пакетиках покупать, как делают другие для своих собак. Пить не буду, разве что по субботам...
***
Первое мая выдалось теплым. Накануне Геннадий Сергеевич уснул под утро. Проснулся от того, что Доня ходила по нему и скулила.
- Сейчас пойдем гулять, что-то я не в форме. А сегодня у нас премьера, не забыла? Будем кукольный театр открывать, удача зависит от тебя.
Доня вертелась волчком в прихожей. "Вот ведь как тебе приспичило. Извини, проспал". После короткой прогулки позавтракали. Чемодан, в котором находился кукольный театр, он привязал к тележке с вечера.
- Нам, Доня, минут сорок идти до парка. У главного входа на скамейке устроимся, откроем чемодан и будем ждать зрителей.
Ради такого случая Геннадий Сергеевич принарядился. Надел белую сорочку, бабочку, свой единственный темный костюм. Плащ у него тоже был темным. Посмотрел на себя в зеркало, ОТМЕТИЛ, ЧТО СИЛЬНО ПОСТАРЕЛ. Доня не захотела одевать поводок, она просто рвалась на улицу. Двинулись по направлению к парку. Доня забегала вперед, потом останавливалась, поджидая его, потом снова бежала вперед. Когда дошли до аллеи перед главным входом в парк, Геннадий Сергеевич облюбовал скамейку, отметил, что народу много и почти все с детьми. Только открыл чемодан, как начали останавливаться дети.
- Дедушка, что это?
-А ты читать умеешь?
-Умею, написано: "Единственный в мире кукольный театр в чемодане".
- Молодец! Так и есть. Сейчас начнется представление!
Около скамейки собралось много взрослых с детьми. Геннадий Сергеевич беспокоился, как бы не наступили на Доню.
- Немного отступите, собака не простая - артистка, ей нужно место, чтобы танцевать.
Завел музыкальную шкатулку, включил карусель, предложил детям отгадать, кто катается на карусели. Они наперебой стали кричать: "Волк, Винни Пух, Баба Яга, Джерри..."
Геннадию Сергеевичу было так хорошо, будто вдруг неожиданно все признали его заслуги! Он слышал аплодисменты и как один мужик сказал: "Молодец! Такое придумал!". Все спрашивали, можно ли сфотографироваться? "Можно, я же для людей это сделал, а фотографии - это память!"
До вечера без воды, еды они работали, не чувствуя усталости. Картонная коробка, которую он поставил на асфальте, наполнялась деньгами. В начале десятого решил, что пора заканчивать, чувствовал усталость, хотелось есть. "А каково Доне? Бедная, с ног валится от усталости, а виду не подает! Ни разу не гавкнула, хотя дети ее и гладили, и за хвостик пытались взять, но отбивалась мирными методами!"
Закрыл чемодан, привязал его к тележке. Доню сунул за пазуху, она идти не могла. Дошли до своего магазина. Геннадий Сергеевич купил для собаки несколько пакетов самой дорогой собачьей еды, которой все мечтал ее накормить, для нее же купил дорогую шоколадку, себе тоже позволил разгуляться: баночку селедки, пельмени, сметану, кефир.
- Посмотрим, Доня, сколько мы заработали! - собака смотрела на него неотрывно, пока он считал деньги. Были сторублевые купюры, но больше железных - десятирублевых.
- Вот это да! Две с половиной тысячи! Так я еще в магазине рублей пятьсот истратил! И, заметь, Доня, водки я не купил! Душа поет, понравился мой театр!
Доня лежала на полу обессиленная, взял ее на руки, стал гладить и приговаривать: "Хорошая, хорошая, моя собака! Артистка! А как ты себя хорошо вела! Мы с тобой разбогатели! Но это премьера была, привыкнут, будут мимо проходить. Нам бы рублей пятьсот в день зарабатывать и хорошо..."
Доня уснула на его руках, осторожно переложил ее на диван. Чувствовал вину перед собакой: надо было уходить раньше. Вышел на балкон покурить. Три года прошло, как не давали весточки жена с сыном. Не думал уже прийти в себя, а сегодня впервые почувствовал вкус к жизни. "Как хорошо принимали наш с Доней театр!" Впервые за эти годы на душе у него было спокойно, почувствовал себя живым и нужным. Хотел Доне добавить в миску еды из пакетика, но увидел, что миска полна, Доня ничего не поела." Как я этого не заметил! Устала, даже есть не стала!"
Проснулись рано, Доня просила еды. "Так ты вчера эту вкуснятину есть не стала, вон миска полна". Собака даже не подходила к миске. Он открыл другой пакетик, но Доня не ела. "Не нравится? Супа моего хочешь?" Собака радостно залаяла. "Ладно, ладно выброшу это мясо, не привыкла ты к аристократической пище, ешь суп. Честно говоря, мне тоже суп нравится. Мы с тобой, как закоренелые холостяки, вернее, я холостяк, а ты холостячка, не хотим менять свои привычки. Надо меняться, весь мир меняется! Может, еще распробуешь вкусную еду из пакетиков, потом тебя от нее за уши не оторвешь!"
***
Прошло четыре года, как ежедневно, начиная с конца апреля и по конец октября, они давали представления на скамейке у входа в парк. Иногда и зимой, в солнечную погоду, на час-другой приходили. Народ уже знал Геннадия Сергеевича и Доню, многие проходили, не останавливаясь.
-Приглашаем на наше представление, - зазывал Кукольник.
-Мы уже видели! - часто слышал в ответ.
-У нас новая сказка, просто так заходите, денег не надо.
В будние дни выручали рублей триста, в выходные - больше пятисот. Геннадий Сергеевич пытался откладывать, понимая, что зимой надо что-то кушать. За квартиру он задолжал более двадцати тысяч рублей. Юрист, с которым он познакомился около парка, дал совет платить в обязательном порядке за свет, газ и хоть понемногу, по пятьсот рублей, в счет погашения задолженности. "Тогда на тебя в суд не подадут. А то могут на крайние меры пойти, из квартиры выселить в общежитие". Геннадий Сергеевич боялся выселения, позвонил сестре, попросил в долг двадцать тысяч. "Мы дочке купили "крузок" за три с половиной миллиона, денег нет", - сказала сестра. - "А что это такое?" - "Отстал ты от жизни! Автомобиль "Лэнд Крузер".
Поздней осенью и зимой, до весеннего тепла, Геннадий Сергеевич пребывал в депрессии. Он не знал, куда себя деть, на работу никуда не брали. Вновь наваливались мысли о бессмысленности своего существования. "Зажился я, ничего не интересно". В это время он вновь начинал пить. Выходил только до магазина за едой и водкой. Доня каждый раз, как он подходил в магазине к полке с водкой, начинала лаять. Один раз в такой ситуации сказал собаке: "Будешь лаять, запущу тебя в околоземное пространство". Собака продолжала лаять. "В космос запущу, будешь, как Белка и Стрелка там летать, назад не возьму. Мне нравоучения читать поздно". Что напугало бесстрашную, маленькую собачку он не знал, но после этого, когда он подходил к полке с водкой, Доня вела себя тихо. Геннадий Сергеевич чувствовал вину и говорил: "Прости меня! Это же шутка, кому мы в космосе нужны, ели на земле места себе никак не найдем". Доня начинала лаять и лизать его щеку. Он считал, что так она показывает, что ей он нужен. Тогда говорил: "И я тебя люблю! Кого мне еще любить? Ты лучший человек в мире!"
Зимой Геннадий Сергеевич занимался реставрацией кукольного театра. Купил новый моторчик для карусели, обклеил новой бумагой чемодан внутри, пошил новые одежки для кукол. Но за пять лет чемодан износился. Но купить подобный не мог, ходил на барахолку, ничего подходящего не нашел. Решил, что еще сезон куклы поживут в старом чемодане. За работой пил меньше, рюмочку-две в день для настроения.
В дверь позвонили в начале десятого утра. "Пенсия!" - сказала женщина средних лет, он предложил ей пройти. "Первый раз получаете?" - "Да!" - "Всегда седьмого числа каждого месяца, примерно, в это время буду приносить, не забывайте!" - "Забудешь! Пустой карман напомнит!" - "Пенсия у вас девять тысяч двести рублей. Но сегодня я принесла две пенсии, потому что выплачивается пенсия не сразу при наступлении пенсионного возраста, а на второй месяц" - "Знаю, я уж так ее ждал". После ухода женщины, он отсчитал пятнадцать тысяч, поднялся этажом выше, позвонил соседям, открыл Леонид.
-Привет, Сергеевич! Тебя можно с первой пенсией поздравить!
-И с первой, и со второй...
-Как это понимать?
-Первый месяц, почему-то, не приносят, сегодня сразу две принесли. Зови Наталью, долг отдам!
-Если не укладываешься, то можешь частями отдавать, - сказала Наталья.
-Нет, хотя бы с вами рассчитаюсь, потом за коммуналку примусь! Скоро тепло начнется, мы с Доней подрабатывать начнем. Теперь полегче станет жить - пенсия...
-До теплых дней еще месяц, отдаешь деньги, а жить, на что будете?
-Приду к вам одолжить. Ладно, пойду я, мне еще Сергеевне тысячу занести надо...
После раздачи долгов осталось две тысячи. Понимал, что на них не прожить до начала теплых дней, когда можно будет подзаработать на кукольных представлениях. Но вообще был доволен, появился ежемесячный стабильный доход - пенсия.
-Доня! Сегодня праздник! Пенсию будем отмечать! Пойдем в магазин, чего-нибудь вкусненького купим.
Доня радостно залаяла, побежала в прихожую. Купил для собаки ее любимой ветчины, молочка, шоколадку, себе - пельмени и чекушку. Кассирша смотрела мимо него, он на нее не обижался, она по-своему пыталась воспитывать его.
- Давай зайдем, зеленого чайку выпьем, - сказал собаке. Та в знак согласия тихонечко гавкнула. - Такой день надо отметить, хорошо, чтобы кто-то сказал теплые слова, а эта девочка скажет!
Повезло, девушка работала, народу в кафе было немного. Девушка радостно улыбнулась Геннадию Сергеевичу, проникновенно сказала: "Пусть наш чай согреет вас в такую ненастную погоду!" - "Нет, Доня, она все-таки отличает нас от других!"
Пока пил чай на душе было так хорошо! Доня просила еще шоколадки. "Нельзя, я не жадный, для собак сладкое вредно, я тебе это уже объяснял". Погладил своей большой рукой по маленькой головке собаку.
***
Тепла не было. Ночью доходило до минуса, а днем шли холодные дожди. Такая погода не добавляла настроения. Геннадий Сергеевич доводил до ума свой волшебный чемодан, старался не расстраиваться из-за погоды. "Куда весна денется! Обязательно придет! В чем, Доня, я уверен в свои шестьдесят лет, что весна придет. Во всем остальном меня терзают сомнения". Собака с ним соглашалась и начинала бегать из прихожей в комнату.
Геннадий Сергеевич наметил открытие сезона на 26 апреля. Чемодан стоял наготове в прихожей. Привел в порядок костюм, белую рубашку, бабочку. До блеска начистил свои остроносые черные туфли.
Накануне вечером, закурив сигарету на балконе, думал, что, наконец-таки, после долгой зимы они с Доней займутся делом. Обступят его ребятишки ,и он увидит в их глазах восторг.
Утром встали рано, еще раз Геннадий Сергеевич все проверил. К двенадцати часам дня стало ясно, что погода задалась. Солнце стояло высоко, на голубом небе не было ни облачка. "Погода на нашей стороне, остальное за нами". Собака на его слова встала на задние лапки, завертелась в танце. "Молодец! Давай присядем на удачу". Сел на табуретку, Доня устроилась рядом. На улице встретили Леонида.
- Хорошо выглядишь, Сергеевич. Прямо как волшебник!
- Спасибо на добром слове!
Слова соседа ободрили Геннадия Сергеевича. Доня бежала вперед, потом останавливалась, поджидая хозяина, снова бежала вперед. Эти двое, человек и собака, были самыми счастливыми, они уходили от одиночества, нищеты в счастливый мир сказки, где ими восторгались, где их ценили и любили. А больше ни человеку, ни собаке ничего и не надо.