Чунихин Владимир Михайлович : другие произведения.

Месть без причины

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



  
  
  
  
  
  
  
   В связи с Катынским расстрелом хочу остановиться на одном простом вопросе.
   Любое деяние имеет обычно свои причины. Они могут быть явными или неявными, простыми или совсем уже экзотическими. Иногда они не различимы с первого взгляда. Тем не менее, они есть всегда.
  
   У немцев такие причины однозначно были. Здесь, по-моему, ничего вменяемым людям доказывать не надо. А вот, если этот расстрел совершили советские спецслужбы. У него должна быть причина? Эта причина существует?
   Давайте попробуем разобраться.
  
   Главной, наиболее часто называемой причиной этой жестокости, проявленной советской стороной, называется обычно месть. В частности, мстительные чувства, которые испытывал к полякам Сталин. Месть за то унизительное положение, в котором он оказался в 1920 году в результате сокрушительного поражения Красной Армии под Варшавой. Поскольку общеизвестно, что причиной этого поражения были его собственные ошибки, допущенные в ходе Польской войны 1920 года.
  
   7 апреля 2010 года новостные ленты рассказали о том, что премьер-министр Владимир Путин, выступая на совместной пресс-конференции после переговоров с премьер министром Польши Дональдом Туском, высказал версию, что Иосиф Сталин отдал приказ о расстреле польских военнослужащих в Катыни из мести.
   Вот его собственные слова, переданные новостными агентствами: "Полагаю, это мое личное мнение, что Сталин чувствовал свою личную ответственность за трагедию (связанную с советско-польским военным конфликтом 20-х годов) и совершил этот расстрел, исходя из чувства мести".
   Агентство "Интерфакс передало, что "По словам Путина, нет рационального объяснения тому, почему часть польских военнослужащих была расстреляна, а часть - сослана в Сибирь. "Непонятно, зачем это было сделано", - сказал глава правительства РФ, подчеркнув, что никакого намека на цели этого преступления нет и в документах.
   Он сообщил о своей встрече с учеными, на которой узнал, что военной операцией в советско-польской войне руководил лично Иосиф Сталин. Путин напомнил, что тогда Красная армия потерпела поражение, в плен были взяты множество бойцов и, по последним данным, от голода и болезней в польском плену умерли 32 тысячи бойцов. В связи с этим Путин и выдвинул предположение о том, что Сталин мог руководствоваться мотивами мести, отдавая приказ о расстреле польских военнослужащих".
  
  
   Заявление это оставляет двойственное впечатление. За кадром остаётся отчётливое понимание того, что человек, произносящий это, несколько растерян. Во всяком случае, не уверен в том, что утверждает. С одной стороны, говорить так надо. Потому что советское авторство катынских расстрелов давно доказано прогрессивной международной общественностью. Потому что официально признано прежними руководителями как СССР (Горбачев) так и России (Ельцин). К тому же подтверждается подавляющим числом крупнейших историков. Более того. Мнение это разделяется всеми единомышленниками Путина. Включая его сторонников и противников. Поэтому не подтверждать это нельзя.
  
   С другой стороны. Любой нормальный человек не может не задаться вопросом, который вызвал недоумение у Путина. Что это за месть такая? Офицеры (а там, кстати, были не только офицеры, но и люди вполне штатские, им-то за что мстить?) были расстреляны почему-то выборочно, а не все поголовно. И понятно было бы, если бы к расстрелу отбирали офицеров только в возрасте. Тех, кто участвовал в польско-советской войне. Но их специально почему-то никто не отбирал. Отбор осуществлялся по какому-то другому, непонятному признаку. Расстреляли только часть офицеров, остальные были отправлены в Сибирь.
  
   Почему сталинская месть не обратилась на всех пленных польских офицеров? Почему расстреляна была меньшая часть? Почему большая часть была отправлена в Сибирь? И осталось живых польских офицеров столько, что ими смогли впоследствии, в 1942 году, укомплектовать целую армию. Пресловутую "армию Андерса". Странная месть, носящая оттенок чего-то неправильного. Не совсем мстительного, во всяком случае.
  
   А поскольку имеется неясность, надо бы к этой неясности присмотреться. Поэтому, остановимся подробнее на странностях этого сталинского чувства.
  
   Был ли подвержен Сталин чувству мести? Не берусь ни утверждать, ни отрицать. Наверное. Мстительность, вообще-то говоря, в той или иной мере бывает присуща многим людям. Даже шутки ходят популярные, вроде такой: "Я зла не помню, поэтому сделанные мне гадости аккуратно записываю в блокнот".
  
   Другое дело, если обратить внимание на присущее, опять же, многим людям чувство меры. Подвержен ли был Сталин чувству мести настолько, что оно затмевало любые практические соображения?
   Подумаем.
  
   В ходе т.н. "зимней войны" 1939-1940 годов СССР одержал победу над Финляндией. Но была эта победа настолько трудной, что руководители СССР были, несомненно, унижены несоответствием своей прошлой иллюзии величия и реальной силой своей армии, показанной в этой войне. И заметим здесь же. Польская война 1920 года велась при другом руководстве страны. Сталин тогда был всего лишь "одним из...", во всяком случае, не самой публично весомой фигурой в стране и в партии. Здесь же, в 1940 году, Сталин был на вершине. Один. Отвечал, естественно, за всё и по самому большому счёту. И такой сокрушительный удар по репутации.
  
   Если принимать главной чертой его характера именно мстительность или вообще крайнюю эмоциональность, он должен был почувствовать, казалось бы, вселенскую злобу к финнам, настолько его унизившим. Кроме того. В 1941 году финны снова вступили в войну с СССР, в тот самый момент, когда положение было крайне тяжёлым. Во всяком случае, блокада Ленинграда, с гекатомбами её жертв, явилась плодом усилий как немцев, так и финнов. Вот уж где есть, казалось бы, повод для проявления своей мстительности.
  
   Между тем, заключая в 1944 году мирный договор с Финляндией, Сталин выдвинул условия, достаточно мягкие для финнов. И в послевоенное время никак их особо не ущемлял, хотя возможности к этому имел. Оно понятно, что поступал он так вовсе не от любви к финнам, а преследуя свои, чисто прагматические цели. Но речь-то как раз и идёт о том, что достижение этих целей были для него ощутимо предпочтительнее проявления своих личных чувств. Если они были, конечно.
  
   Ещё вопрос, по сходному поводу. По итогам Второй Мировой войны Польша потеряла Западную Украину и Западную Белоруссию. Казалось бы, вот для Сталина повод потешить свою мстительность. Между тем, напрашивается здесь один осторожный вопрос. Если Сталин так уж ненавидел поляков за унижение 1920 года, тогда почему после окончания Второй мировой войны самые большие территориальные приобретения оказались именно у Польши? Никто в Европе больше таких подарков не имел. К Польше в 1945 году отошли бывшие германские земли Силезия, Восточная Померания, Западная Пруссия (включая Данциг) и Восточный Бранденбург. И это, заметим, приобрела страна, не внесшая, мягко говоря, решающий вклад в победу над Гитлером. Страна, на территории которой стояли тогда советские войска, и по одному тому уже не требующая каких-то особых реверансов в свой адрес.
   Кто ей всё это подарил? Так ведь Сталин же.
   Какая месть?
  
   Впрочем, допустим, что соображений этих не существует. Тогда подойдём к этому вопросу несколько иначе. Поговорим о не совсем общеизвестных сегодня особенностях той далёкой Польской войны.
  
   Ещё раз. Утверждается, что Сталин мстил польским офицерам за военное поражение 1920 года.
  
   Тогда сразу возникает закономерный вопрос. Каким образом несёт ответственность за это поражение Сталин? Потому что утверждение Путина о том, что военной операцией в советско-польской войне руководил лично Иосиф Сталин, говорит вовсе не о низкой квалификации сообщивших ему это ученых. Это говорит о том, что они не ученые.
  
   На самом деле, система руководства Красной Армии в то время представляла собой следующую картину. Боевые действия против поляков в июле-августе 1920 года вели два фронта Красной армии. Удар на Варшаву (главный удар) наносил Западный фронт (командующий - Тухачевский, члены РВС Смилга и Уншлихт). Удар в направлении на Львов (вспомогательный удар) наносил Юго-Западный фронт (командующий Егоров, члены РВС Сталин и Берзин). Одновременно Юго-Западный фронт отвечал за боевые действия против Врангеля.
  
   Оперативное руководство действиями этих фронтов было возложено на Главнокомандующего Вооружёнными Силами Республики С. С. Каменева.
   Общее военно-политическое руководство осуществлял Председатель Реввоенсовета Республики Троцкий. Высшее руководство, координирующее усилия Советской России в войне с Польшей, осуществлял Председатель Совнаркома и Совета труда и обороны В.И. Ленин.
  
   То есть место Сталина в этой структуре было важным, но отнюдь не главным. К тому же должность члена Реввоенсовета фронта, хотя и была, в условиях Гражданской войны, не менее весомой, чем должность командующего фронтом, тем не менее, руководство военными операциями не предполагала. Руководство это оставалось обычно непосредственно за командующим. Кстати, и Сталин, будучи человеком разумным, в военных вопросах обычно целиком полагался на Егорова, которого хорошо знал и ценил ещё с боев под Царицыным.
  
   Такая же обстановка в смысле отношения РВС фронта к чисто военным вопросам была и в войсках Западного фронта. Его командующий Тухачевский, так же как и Егоров на Юго-Западном фронте, обладал всей полнотой власти в руководстве боевыми действиями.
  
   Это что касается расстановки ключевых фигур Красной армии во время войны с поляками. Даже из этого элементарного перечня просто и незатейливо видно, что утверждение о том что "военной операцией в советско-польской войне руководил лично Иосиф Сталин" является малограмотной фантазией.
  
   Однако фантазия эта возникла не на пустом месте. Опирается она на давнее утверждение о том, что вина за разгром под Варшавой лежит в первую очередь на Сталине. Отсюда, при известном воображении и дефиците элементарных знаний, и возникло допущение, что, если главную вину за поражение несет Сталин, то, скорее всего, он там всем и командовал.
  
   Поэтому, выведя за скобки казусное это утверждение, посмотрим на главную причину его появления. На утверждения о сталинской вине за поражение.
  
   Надо отметить, что утверждения эти появились почти сразу после окончания Польской войны. Мы ещё о них обязательно поговорим. Естественно, военные историки и специалисты долго обсуждали причины поражения Красной армии. И, надо сказать, что ещё в двадцатых годах наиболее беспристрастные из них (то есть, не относящиеся к тому или иному политическому лагерю) склонялись больше к вине Тухачевского, не забывая при этом упомянуть и о просчётах Егорова. Сталина не упоминали, потому что рассматривали чисто военные аспекты операции, поэтому вполне логично возлагали ответственность на командующих фронтами.
  
   В тридцатые годы Егорова упоминать перестали, по причинам очевидным. Зато всё чаще стали вспоминать Тухачевского.
  
   После смерти Сталина начался новый поворот в оценке тех далёких уже событий. Главным виновником был объявлен Сталин (кто бы сомневался). Ну и, немного перепадало Егорову как его командующему фронтом. Но так, не очень активно, более снисходительно. Что естественно, так как впоследствии маршал Егоров стал жертвой сталинских репрессий. Имя Тухачевского по той же причине вообще исчезло из перечня виновников поражения. Более того. Саму гибель красного маршала объявили следствием сталинской мести за Польскую кампанию.
  
   В таком виде эти представления просуществовали неизменно до наших дней. Став, в силу давности и неизменности своей конструкции, очередной аксиомой общественного сознания. Все знают всё. Разбуди любого и спроси: "Кто виноват в разгроме под Варшавой?" "Сталин", - ответит любой, даже ещё и не проснувшись. Настолько эта аксиома забронзовела, что, как видим, появились уже на эту тему даже и некие представления о командовании Сталиным всеми войсками в ходе войны с Польшей. В развитие темы, так сказать.
  
   Вот и давайте разбираться с этой аксиомой.
  
   ***
  
   Начнём с самого начала, с представлений самых общих. С обычной неполитической логики. Здесь всё, в общем-то, достаточно просто. Западный фронт потерпел сокрушительное поражение. Большая часть его войск попала в окружение, что привело к тяжелым потерям, в том числе значительная часть личного состава попала, действительно, в плен. Повторю ещё раз. Полному разгрому с самыми тяжелейшими последствиями подвергся Западный фронт.
  
   При этом специалисты любых взглядов обычно не могут не отметить, что вина за этот разгром лежит также и на командовании Западным фронтом, конкретно, на Тухачевском. Даже при самом пристрастном антисталинском настроении, вина его видится бесспорной.
  
   Такое, например, отметил Константин Симонов в своей книге "Глазами человека моего поколения". Вот что он написал в 1965 году, рассказывая о своей беседе с маршалом Коневым.
  
   "...Тухачевский, по мнению И.С. Конева, человек даровитый, сильный, волевой, теоретически хорошо подкованный. Это его достоинства. К его недостаткам принадлежал известный налет авантюризма, который проявился еще в польской кампании, в сражении под Варшавой. И.С. Конев говорил, что он подробнейшим образом изучал эту кампанию, и, каковы бы ни были ошибки Егорова, Сталина на Юго-Западном фронте, целиком сваливать на них вину за неудачу под Варшавой Тухачевского не было оснований. Само его движение с оголенными флангами, с растянувшимися коммуникациями и все его поведение в этот период не производят солидного, положительного впечатления..."
  
  
   Это, учтем, беседуют два заметных в ту пору антисталиниста. Оцените-ка замечание о том что, "каковы бы ни были ошибки Егорова, Сталина", целиком сваливать на них вину за разгром Тухачевского, даже им кажется неправильным. Оказывается, в разгроме Тухачевского, виноват, отчасти, и сам Тухачевский...
  
   Это "отчасти" включает в себя то, что он просмотрел растянутость собственных коммуникаций, нарушение снабжения войск, в том числе, боеприпасами, повисшие в воздухе фланги, а самое главное, усталость своих собственных войск. О том, что он просмотрел польский контрудар, можно даже и не говорить. Его просмотрели все, но именно он должен был увидеть такую опасность в первую очередь, поскольку направлен был этот удар против его левого фланга.
  
   И всё это всего лишь "отчасти" вина полководца. Мелочь, в общем-то. Вот вина Егорова и Сталина это намного серьёзнее.
  
   Да, действительно, Юго-Западный фронт не выполнил свою задачу, не овладел Львовом. Но это никак не влияло на положение Западного фронта. При этом необходимо упомянуть ради объективности, что Львов не был взят вовсе не по вине своего командования. Когда в разгар боёв на подступах к городу, и именно в момент резко возросшего сопротивления поляков, из состава фронта на помощь Тухачевскому была выведена его основная ударная сила, рассчитывать на успех было невозможно в принципе.
  
   Тем не менее. Казалось бы. Где Варшава и где Львов. А вина на Сталина возложена, и не просто вина, а вина главная. Знаете в чём она, по традиционным представлениям, заключается? В том, что Сталин и Егоров Тухачевскому не помогли. Что они затянули с передачей Западному фронту Первой конной армии в тот момент, когда поляки нанесли свой знаменитый удар по войскам Тухачевского.
  
   Уже сама по себе такая постановка вопроса должна бы вызвать настороженность. Ответственность главного исполнителя (Тухачевский) полагается меньшей, чем ответственность лиц, оказывающих ему помощь. Более того, надо себе отчётливо понимать, что помощь, которую они должны были оказать Тухачевскому, не была заложена в плане операции изначально. Это была помощь, которая должна была быть оказана экспромтом в ходе изменения ранее запланированной операции.
  
   Вам не кажется, что, прежде чем говорить о вине или ответственности людей, оказывающих эту помощь, надо бы задаться простым вопросом. А почему эту помощь вообще пришлось оказывать? И почему эта помощь не была запланирована ранее? В ходе разработки этой операции? Кто отвечает за то, что план наступления Красной армии был составлен таким образом, что вообще пришлось наступающим помогать избежать полного разгрома? Почему этот план не предусматривал возможную угрозу польского контрудара? И вообще. Кто отвечает за то, что план наступления под Варшавой оказался перечёркнут этим контрударом? А значит, по определению, содержал в себе серьёзную ошибку?
  
   Иначе говоря, если эта помощь понадобилась, то стала она необходимой потому, что ситуацию потребовалось срочно исправлять, не так ли? Иначе, зачем нужна помощь срочная и незапланированная?
  
   Тогда снова вопрос. Если ситуацию понадобилось исправлять, то кто отвечает за то, что приняла она такой характер? Само собой разумеется, что это не Егоров и Сталин, поскольку ситуация, требующая их помощи, возникла не на их фронте. И без их участия, естественно. Почему же тогда главная вина возлагается не на Тухачевского, а на Сталина? Даже не Егорова, а именно Сталина?
  
   И ещё вопрос. Более отвлечённый. Но задаться им было бы полезным для понимания существа происходивших тогда событий. Почему Сталин оказался на посту члена Реввоенсовета фронта, наносящего вспомогательный удар? Почему он не был назначен на ту же должность, но не на Юго-Западный, а на Западный фронт? Ведь из всех членов РВС обоих фронтов только Сталин имел такое высокое положение в партии и государстве - член Политбюро и Оргбюро, дважды нарком и т.п.
  
   ***
  
   Для того, чтобы ответить на эти вопросы, давайте вспомним ход событий Польской войны, предшествовавших наступлению на Варшаву.
  
   Началась она фактически задолго до весны 1920 года, практически сразу после эвакуации германских войск в 1918-1919 годах. Поляки повсеместно стремились занять освобождаемые немцами территории. Красная армия была тогда своими главными силами занята на других фронтах, где то и дело возникали кризисные ситуации, грозящие самому существованию большевистского государства.
  
   В феврале-марте 1919 г. польские войска заняли Ковель, Брест, Белосток, Пинск. В апреле поляки вошли в Вильно, заняли Гродно. В июле захватили Восточную Галицию. В августе пали Минск и Бобруйск, после чего было заключено перемирие и начались переговоры
  
   В январе 1920 года поляки прервали переговоры. В начале марта ими был захвачен Мозырь. В конце апреля командующего Западным фронтом Гиттиса сменил Тухачевский.
   На Украине полякам противостоял созданный в январе 1920 года Юго-Западный фронт под командованием Егорова. Создан он был на базе Южного фронта, преследовавшего деникинские войска, отступавшие в Крым. Поэтому к весне 1920 года этот же фронт, как указывалось выше, действовал одновременно на операционном направлении против крымской группировки Врангеля.
  
   Надо сказать, что после разгрома Деникина Сталин был отозван на другую работу. В марте-апреле 1920 года он принимает участие в работе 9-го съезда РКП(б). На апрельском пленуме утверждается членом Политбюро и Оргбюро.
   16 апреля Сталин на заседании Совета Труда и Обороны делает сообщение о положении угольной промышленности Донбасса.
   4 мая на заседании Совнаркома Сталин, как нарком национальностей, назначается председателем комиссии по вопросу об образовании Автономной Татарской Советской Республики.
   10 мая Сталин назначается председателем комиссии по снабжению армий Западного фронта одеждой.
   14 мая на заседании Совета Труда и Обороны он делает доклад о снабжении армий Западного фронта одеждой. Тогда же решением Совета Труда и Обороны Сталин назначается председателем комиссии по вопросу о снабжении армии патронами, винтовками и пулеметами и о мерах усиления работы патронных и оружейных заводов.
   17 мая Сталин проводит заседание комиссии по вопросу о снабжении армии патронами, винтовками и пулеметами и о мерах усиления работы патронных и оружейных заводов.
   20 мая в газете "Известия" опубликована подписанная им, как наркомом рабоче-крестьянской инспекции, "Инструкция о порядке выборов и об участии рабочих и крестьян в рабоче-крестьянской инспекции".
   21 мая на заседании Совета Труда и Обороны Сталин выступает с докладом о результатах работы комиссии по вопросу о снабжении армии патронами, винтовками и пулеметами.
   22 мая - нарком по делам национальностей Сталин утверждает ограничение автономии Татаро-Башкирской Советской Республики и разделение её на две автономные республики, а также создание Чувашской автономной области.
  
   И только 26 мая его отправляют на Украину, на Юго-Западный фронт. Там к тому времени сложился очередной кризис.
  
   25 апреля 1920 года польская армия совместно с петлюровцами начала наступление на Украине. В отличие от Западного фронта, где соотношение сил было примерно равное, войска Юго-Западного фронта существенно, почти в три раза, уступали численно польской армии.
  
   7 мая поляки вошли в Киев.
  
   Одновременно Тухачевский решил воспользоваться отвлечением части сил польской армии с белорусского направления и 14 мая начал наступление на позиции поляков в Белоруссии. Видимо, к началу этого наступления, 9 мая 1920 года в номере 99 газеты "Правда" появилась на свет знаменитая передовица "На Запад!"
  
   "На Запад!
   На Запад, рабочие и крестьяне!
   Против буржуазии и помещиков,
   за международную революцию,
   за свободу всех народов!
   Бойцы рабочей революции!
   Устремите свои взоры на Запад.
   На Западе решаются судьбы мировой революции.
   Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару.
   На штыках понесем счастье
   и мир трудящемуся человечеству.
   На Запад!
   К решительным битвам, к громозвучным победам!"
  
   Заметим, что слова эти были опубликованы всего через два дня после потери Киева, когда, казалось, ничто не может остановить безудержное наступление поляков на Украине. То есть лозунг этот подразумевал вполне откровенно, что спасение Украины полагалось тогда задачей второстепенной по сравнению с мировой революцией. Связанной, как видно, с наступлением Западного фронта непосредственно на Польшу.
  
   Однако, несмотря на первоначальный успех, к 27 мая наступление советских войск в Белоруссии захлебнулось. В результате своего уже контрудара польская армия в начале июня 1920 года нанесла тяжелое поражение 15-й армии Западного фронта. Но положение здесь всё же было стабильнее того, что творилось тогда на Украине.
  
   Кстати. Сравним, как "помог" Тухачевский терпящему тогда настоящее бедствие Юго-Западному фронту. Никто его, впрочем, за это не упрекнул. Потому, главным образом, что положение было спасено другими участниками сражения. Не требовавшими срочной помощи у Тухачевского.
  
   Примерно в эти же дни, буквально накануне своего отъезда на фронт, Сталин публично выступил с призывом к большей взвешенности в политических настроениях. 25 и 26 мая 1920 года в номерах 111 и 112 "Правды" была опубликована его статья "Новый поход Антанты на Россию". Там, в частности, утверждалось:
  
   "...Тыл польских войск в этом отношении значительно отличается от тыла Колчака и Деникина к большей выгоде для Польши. В отличие от тыла Колчака и Деникина, тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение - "чувство отчизны" - передаётся по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твёрдость. Отсюда стойкость польских войск. Конечно, тыл Польши не однороден (и не может быть однородным!) в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства и заразить противоречиями разнородный в классовом отношении фронт. Если бы польские войска действовали в районе собственно Польши, с ними, без сомнения, трудно было бы бороться..."
  
   Статья была написана Сталиным в тот момент, когда ни о каких военных действиях "в районе собственно Польши", речь, понятно, ещё не шла. Почему же здесь прозвучало столь явное предостережение об опасности вступления в коренные польские земли? Тогда надо было думать о том, как остановить польское наступление на Украине. Он, собственно, и написал об этом. О том, что в тот момент главным было остановить польское наступление. В данном случае, прозвучало (осторожно, конечно же) возражение против господствовавшей тогда в руководстве партии и государства идеи безоглядного вторжения Красной армии в Европу. Видимым выражением которой была та самая передовица "На Запад!", опубликованная 9 мая здесь же, на страницах той же самой "Правды".
  
   Конечно, нельзя утверждать, что Сталин был противником революций в других странах. И даже мировой революции в принципе. Особенно в то время и в той обстановке. Тогда всё казалось достижимым. Тогда всё казалось близким. Так что, случись какая революция, в какой-то стране, Сталин был бы очень даже не против этого. И помочь был бы не против. Судя по всему, возражал он здесь по простой причине. По собственной трезвости суждений. А трезвость эта предполагала постоянно учитывать некоторые важные обстоятельства. Например. Реальную, а не горячо желаемую кем-то, обстановку. Соотношение желаний и возможностей. Риски, которые возникали в случае пренебрежения реальными возможностями.
  
   Как видим, здесь он приходит к мысли о том, что революционный азарт, проявленный в тот момент Лениным и Троцким, не совсем, мягко говоря, подкреплён этими самыми возможностями и ресурсами. И счёл это настолько тревожным, что посчитал возможным донести свою тревогу до каждого члена партии, выступив на страницах главного и наиболее массового тогда печатного органа в стране.
  
   Ясно, однако, что, как бы ни отнеслись тогда к этим предостережениям на самом верху, ни о каком назначении Сталина на Западный фронт, при таком его настроении, не могло быть и речи. Потому что именно этот фронт и должен был, по замыслу Троцкого, наступать "через труп белой Польши" к "мировому пожару", Кроме того, Сталин уже зарекомендовал себя человеком, успешно решавшим кризисные ситуации. А кризис был тогда, конечно же, на Украине.
  
   Положение там спасла Первая конная армия Будённого, срочно переброшенная на Украину с Северного Кавказа. Прорыв ею польского фронта и её успешное наступление на Киев, переросло в общее наступление Юго-Западного фронта. Киев был освобождён 12 июня. К 10 июля Конная армия вышла в район Ровно и овладела городом.
  
   4 июля 1920 года перешёл в наступление и Западный фронт. Накануне командующий фронтом Тухачевский в своем приказе номер 1423 от 3 июля повторил слова, опубликованные в мае на страницах "Правды":
  
   "...Бойцы рабочей революции. Устремите свои взоры на запад. На западе решаются судьбы мировой революции. Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад! К решительным битвам, к громозвучным победам!
   Стройтесь в боевые колонны! Пробил час наступления. На Вильну, Минск, Варшаву - марш!
  
   Командующий армиями фронта М. ТУХАЧЕВСКИЙ Члены реввоенсовета фронта СМИЛГА и И. УНШЛИХТ Начальник штаба ШВАРЦ 3 июля".
  
   ЦГАСА, ф. 104, on. 5. Д. 65, л. 843.
  
   На этот раз это наступление развивалось намного более успешно. За короткий период времени Западный фронт продвинулся более, чем на 600 километров. 10 июля советские войска взяли Бобруйск, 11 июля - Минск, 14 июля - Вильно. 26 июля советские войска вступили на польскую территорию (в районе Белостока). 1 августа войска Западного фронта вошли в Брест.
  
   Кстати, обратите внимание. Юго-Западный фронт оказал здесь помощь Западному фронту, сковав своими успешными действиями крупную польскую группировку на Украине. Которую к тому же польское командование было вынуждено постоянно подкреплять резервами, чтобы спасать то и дело обострявшееся положение. Первая конная армия действовала здесь очень удачно, перемалывая польские части одну за другой. Польское командование было вынуждено заменять разгромленные части другими. Резервы, естественно, выделялись за счёт польской группировки в Белоруссии. Отсюда и головокружительные темпы наступления Западного фронта. И, конечно, сюда же следует отнести то, что тыл у поляков в Белоруссии был неустойчив из-за резко враждебного отношения к ним местного населения. Эта же причина помогала, кстати, и на Украине.
  
   Но с выходом Западного фронта на границу с Польшей положение должно было резко измениться. Именно о таком возможном развитии событий при вторжении Красной армии на польскую территорию предупреждал в своей майской статье Сталин.
  
   Более того. Через месяц после своего прибытия на фронт Сталин только укрепляется в этом своём суждении. 24 июня в харьковской газете "Коммунист" появляется статья, где излагается его беседа с сотрудником УкрРОСТА, украинского подразделения Российского телеграфного агентства (предшественника ТАСС). Статья называлась "О положении на Юго-Западном фронте. Беседа с сотрудником УкрРОСТА". Опубликована она в 4-м томе собраний сочинений Сталина.
  
   Свою характеристику положения на фронте, перечисление впечатляющих успехов, особенно рассказ об операциях Первой конной армии, Сталин заканчивает выводами. Несколько неожиданными по своему настроению в общей эйфории стремительного наступления Красной армии на Украине. Читаем.
  
   "...Положение на фронте
  
   Нынешнее положение на фронте можно обрисовать следующим образом: шестая польская армия отходит, вторая отводится на переформирование, третья фактически не существует, ее заменяют новые польские части, взятые с западного фронта и из далекого тыла.
  
   Красная Армия наступает по всему фронту, перейдя за линию: Овруч - Коростень - Житомир - Бердичев - Казатин - Калиновка - Винница - Жмеринка.
  
   Выводы
  
   Но было бы ошибкой думать, что с поляками на нашем фронте уже покончено.
  
   Ведь мы воюем не только с поляками, но со всей Антантой, мобилизовавшей все черные силы Германии, Австрии, Венгрии, Румынии, снабжающей поляков всеми видами довольствия.
  
   Кроме того, не надо забывать, что у поляков имеются резервы, которые уже подтянуты к Новоград-Волынску и действия которых, несомненно, скажутся на днях.
  
   Следует также помнить, что разложение в массовой масштабе еще не коснулось польской армии. Нет сомнения, что впереди еще будут бои, и бои жестокие.
  
   Поэтому я считаю неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о "марше на Варшаву", другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на "красной советской Варшаве".
  
   Я не буду доказывать, что это бахвальство и это самодовольство совершенно не соответствуют ни политике Советского правительства, ни состоянию сил противника на фронте.
  
   В самой категорической форме я должен заявить, что без напряжения всех сил в тылу и на фронте мы не сможем выйти победителями. Без этого нам не одолеть врагов с Запада.
  
   Это особенно подчеркивается наступлением войск Врангеля, явившимся, как "гром с ясного неба", и принявшим угрожающие размеры..."
  
  
   Заметим. Это было написано, когда Западный фронт ещё не начал своё июльское наступление.
  
   Впрочем, харьковская газета, она только для Украины (советской, естественно) являлась наиболее распространенной. Ну что же. Сталин при первой же возможности не постеснялся охладить победные восторги, повторив своё мнение для более широкой аудитории.
  
   11 июля, в тот самый день, когда войсками Западного фронта был освобождён Минск, в "Правде" публикуется беседа Сталина с её сотрудником.
  
   "О положении на польском фронте Беседа с сотрудником газеты "Правда"
  
   "...Наши успехи на антипольских фронтах несомненны. Несомненно и то, что успехи эти будут развиваться. Но было бы недостойным бахвальством думать, что с поляками в основе уже покончено, что нам остается лишь проделать "марш на Варшаву".
  
   Это бахвальство, подрывающее энергию наших работников и развивающее вредное для дела самодовольство, неуместно не только потому, что у Польши имеются резервы, которые она несомненно бросит на фронт, что Польша не одинока, что за Польшей стоит Антанта, всецело поддерживающая ее против России, но и прежде всего потому, что в тылу наших войск появился новый союзник Польши - Врангель, который грозит взорвать с тыла плоды наших побед над поляками.
   Не следует утешать себя надеждой о том, что Врангель не споется с поляками. Врангель уже спелся с ними и действует заодно с ними...
  
   ... Очевидно, врангелевский фронт является продолжением польского фронта, с той, однако, разницей, что Врангель действует в тылу наших войск, ведущих борьбу с поляками, т. е. в самом опасном для нас пункте.
  
   Смешно поэтому говорить о "марше на Варшаву" и вообще о прочности наших успехов, пока врангелевская опасность не ликвидирована. Между тем Врангель усиливается, и не видно, чтобы мы предпринимали что-либо особенное и серьезное против растущей опасности с юга...
  
   ... Нет оснований сомневаться в том, что Россия найдет в себе силы для отпора и новым противникам. Но об одном все же нужно помнить: пока Врангель цел, пока Врангель имеет возможность угрожать нашим тылам, наши фронты будут хромать на обе ноги, наши успехи на антипольском фронте не могут быть прочными. Только с ликвидацией Врангеля можно будет считать нашу победу над польскими панами обеспеченной. Поэтому партия должна начертать на своем знамени новый очередной лозунг: "Помните о Врангеле!", "Смерть Врангелю!".
  
   "Правда" N 151, 11 июля 1920 г.
  
   Заметим. Советская разведка ничего тогда не знала о польских резервах. То есть, все понимали, что польское правительство не может не предпринимать в этом направлении каких-то усилий. Но, понимая это, не очень принимали в расчёт, считая это не очень существенным моментом, слабо влиявшим на общее положение ввиду стремительности событий. А Сталин по этому поводу, как это видно из статьи, настроен был намного более серьёзно.
  
   И действительно. В июле 1920 года в Польше была объявлена мобилизация мужчин всех возрастов. Кроме того, для лиц, не подлежащих призыву, начался набор добровольцев.
   Июльский набор дал польской армии 573 тысячи мобилизованных и 160 тысяч добровольцев. Чтобы понять значение этого факта, надо вспомнить о том, что действующие войска насчитывали тогда приблизительно по 200 тысяч бойцов с каждой из сторон. Однако факт этот прошёл мимо внимания верховного командования Красной армии.
  
   Кроме того. Страны Антанты оказали полякам самую широкую помощь вооружениями и боеприпасами, в том числе, направила несколько полков тяжёлой артиллерии. Всё это появилось на фронте в самый необходимый полякам момент. И в момент, наиболее неожиданный для советского командования.
  
   И ещё. Сталин совершенно точно уловил смысл наступления Врангеля в Северной Таврии. Наступления, кстати, так же хорошо обеспеченного материально той же самой Антантой.
  
   Но Сталина не услышали. Не только Троцкий, что было ожидаемо в силу их непростых отношений. Его не услышал и Ленин. Соглашаясь на словах со всеми сталинскими доводами, на деле ничего масштабного не было тогда сделано для ликвидации врангелевской угрозы. Ведь не зря в июльской беседе с сотрудником "Правды" Сталин упомянул, что "не видно, чтобы мы предпринимали что-либо особенное и серьезное против растущей опасности с юга". Из переписки того времени видно, как настойчиво просил он ускорить переброску против Врангеля дополнительных сил. А ведь фактор времени на войне зачастую имеет решающий характер.
  
   Вместо этого, 23 июля главком С.С. Каменев отдаёт приказ овладеть Варшавой.
   25 июля Юго-Западный фронт начал Львовскую операцию.
  
   "ТЕЛЕГРАММА Л.Д. ТРОЦКОМУ
  
   26 июля 1920 года
  
   Предревсовета Троцкому,
  
   копия ЦК РКП.
  
   Харьков 26 июля.
  
   Очередная неудача на врангелевском фронте объясняется запоздалым подходом свежих дивизий с севера, которые могут сосредоточиться не ранее десятого августа. Врангель очевидно осведомлен о переброске дивизий и старается предупредить нас. Немалую роль сыграло и то, что Москва не обращает должного внимания на Крымский фронт. По-моему, образование специального Крымского ревсовета не составит плюса. Весь вопрос в указанном обстоятельстве, а не в организации специального реввоенсовета для Крыма. Последний, по-моему, излишен.
  
   Потери Орехова и даже Александровска нужно было ожидать в случае попытки Врангеля предупредить нас и при нашей неготовности. Теперь, когда удар Врангеля начался, вероятно, наши неуспехи еще будут продолжаться на некоторый период. Повторяю, в этом вопрос, а не в образовании нового ревсовета. Вот почему я нахожу излишним Ваше предложение.
  
   Сталин.
  
   Примечание. Курсивом выделен текст, зачеркнутый рукой Сталина и в окончательный текст телеграммы не вошедший.
  
   Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. С. 149.
  
   РГАСПИ. Ф.558, Оп.1, Д.1868, Л.2-4".
  
  
   "ТЕЛЕГРАММА В.И. ЛЕНИНУ
  
   31 июля 1920 года
  
   Москва - Кремль, только Ленину.
  
   Харьков 31/7.
  
   Я уже писал, что Главком приезжает к нам на фронт. Сегодня он пишет, что поездку отменяет в связи с положением на Запфронте. Мне кажется, что он просто струсил, запуган действиями Врангеля и не хочет связать себя с судьбой наших операций против Врангеля, в которые он, видимо, не верит, хотя ясно, что связь такая остается, несмотря на отмену поездки. Врангель продолжает бешеные атаки по всему фронту, интернированные Грузией части Деникина уже у Врангеля и дерутся с нами на фронте, в районе Орехова после жестоких боев мы потеряли шесть орудий, в районе Бердянска противник продвигается вперед, взял Верхне-Токмак, подбил один наш бронепоезд. Можно с уверенностью сказать, что неудачи будут продолжаться до сосредоточения наших сил и начала удара, а сосредоточение наших сил идет, как я уже писал, медленно главным образом потому, что Главком поздно спохватился с перебросками, несмотря на ряд предупреждений с моей стороны. Сегодня вечером с комфронтом выезжаю на фронт.
  
   Сталин.
  
   Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. С. 151-152.
  
   РГАСПИ. Ф.558, Оп.1, Д.1892, Л.3-5".
  
  
   Проходит всего два дня. И вдруг 2 августа Сталин получает от Ленина телеграмму следующего содержания:
  
   "Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занялись Врангелем. В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной, и внутри Цека растёт стремление тотчас заключить мир с буржуазной Польшей. Я Вас прошу очень внимательно обсудить положение с Врангелем и дать Ваше заключение. С главкомом я условился, что он даст Вам больше патронов, подкреплений и аэропланов".
  
   Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 51.
  
   Короче говоря, не нравится "марш на Варшаву", ну и не путайся под ногами, занимайся своим Врангелем.
  
   Ответ Сталина от 3 августа 1920 года:
  
   "Москва. Кремль. Тов. Ленину. Из Лозовой.
  
   Жестокие бои продолжаются с возрастающей силой, должно быть, сегодня потеряем Александровск. Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать на фронте еще максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя. Обещаниям Главкома не верю ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных успехов.
  
   Сталин".
  
  
   Что касается тональности этой телеграммы Сталина, то видно, что написана она в крайнем раздражении. И дело даже не в том, что Сталина отодвигают от главного направления боевых действий (война с Польшей). Дело не в том, что Сталина переставили на тот участок, где боевые действия ведёт всего одна армия (Тринадцатая). В конце-концов, три месяца назад Сталин вполне себе спокойно занимался вопросами снабжения и никакого неудовольствия по этому поводу не высказывал. Дело в том, что, во-первых, сам перевод этот явился следствием интриги, вызванным борьбой самолюбий. А, во-вторых, никаких реальных дополнительных резервов или средств усиления крымский участок в тот момент не получал. Несмотря на заверения Ленина.
  
   Что касается интриги. Обратите внимание на слова Сталина о том, что разделение фронтов - это пустяки, которыми занимается Политбюро. Если читать буквально, то заявление в высшей степени странное. Потому что это именно такой крупный вопрос, который и не мог быть утверждён, по правилам того времени, без решения Политбюро.
  
   На самом деле, слова Сталина означали, что он понимает причины, по которым это самое решение Политбюро было принято на самом деле. И что не следовало бы Политбюро поощрять закулисные дрязги.
  
   Само по себе выделение Крымского участка в самостоятельную фронтовую структуру было, действительно, логичным. Обратите внимание на то, что Юго-Западному фронту приходилось разрываться между двумя противоположными самостоятельными операционными направлениями. Что ослабляло, конечно, эффективность его усилий. И дело не только во внезапно начавшемся наступлении Врангеля. Он только опередил большевиков, которые сами планировали начать вскоре своё наступление. Ленин тогда высказывал Сталину пожелание, чтобы с Врангелем было покончено до осени. На что Сталин отвечал вполне уверенным согласием, но при условии, что Крымский участок получит подкрепления, особенно конницу. То есть, бои Юго-Западного фронта в двух противоположных направлениях всё равно были неизбежны. А потому полезным было бы организационное разделение этих направлений.
  
   Логично было бы просто отделить Крымский участок либо в самостоятельный фронт, либо в самостоятельную группу войск, непосредственно подчиненную Главнокомандующему С. Каменеву. Или просто и без затей подчинить ему напрямую Тринадцатую армию. Оставляя в то же время действующим и Юго-Западный фронт. А для этого провести назначение командования нового фронта за счёт внутренних округов или резерва. В случае же прямого подчинения Главкому 13-й армии, не понадобилось бы даже и этого. За этот участок отвечал бы автоматически её командующий Уборевич.
  
   Такое разделение можно было провести вполне спокойно в обстановке затишья, сопровождающего паузу между операциями. Что мешало Политбюро провести это разделение ранее, в двадцатых числах июля, когда проводилась перегруппировка войск Юго-Западного фронта? Тогда такое решение не вызвало бы неизбежной путаницы в управлении войсками.
  
   Вместо этого. Посмотрите, как неуклюже это было сделано, в условиях ведущегося сражения, в ходе ожесточённых боёв под Львовом. Сама по себе эта реорганизация, проводимая в спешке, заставила искать выход в том, чтобы использовать для вновь образуемого Южного фронта аппарат управления Юго-Западного фронта. Что неизбежно влекло за собой ликвидацию последнего. А значит, в свою очередь, логика этого решения подводила к передаче войск этого фронта (и занимаемых ими участков боевых действий) Западному фронту.
  
   В результате получалось, что полякам стал теперь противостоять один огромный Западный фронт, раскинувшийся на пространствах от границ Восточной Пруссии на севере до Львова на юге. При таких несообразно огромных расстояниях для одного фронта, да ещё и в условиях технического уровня связи того времени, неизбежно должны были возникнуть трудности с управляемостью войсками. Забегая вперёд, они и возникли.
  
   Так почему вдруг потребовалось создание такого огромного фронта? Зачем понадобилось решение, никак не диктуемое обстановкой именно в тот момент? Сталин понял. И потому так резко отреагировал.
  
   3 августа Ленин пишет И.В. Сталину:
  
   "Не совсем понимаю, почему Вы недовольны разделением фронтов. Сообщите Ваши мотивы. Мне казалось, что это необходимо, раз опасность Врангеля возрастает. Насчёт заместителя сообщите Ваше мнение о кандидате. Также прошу сообщить, с какими обещаниями опаздывает главком. Наша дипломатия подчинена Цека и никогда не сорвёт наших успехов, если опасность Врангеля не вызовет колебаний внутри Цека...".
  
   В ответ на телеграмму Ленина Сталин ответил на другой день буквально следующее:
  
   "4 августа 1920 года
  
   Москва. Только Ленину, спешно.
  
   Лозовая, 4/8.
  
   Сообщаю для ориентировки следующие данные о Крымском фронте: первое, на фронте и в ближайшем тылу у противника к тридцатому июля было тридцать шесть тысяч штыков и четырнадцать тысяч сабель; из них в бой введено восемнадцать тысяч штыков и восемь тысяч сабель; у нас на фронте и в ближайшем тылу имеется сорок тысяч штыков и шесть тысяч сабель, из них в бой введено всего десять тысяч штыков и пять тысяч сабель (остальные подвозятся и сосредотачиваются); вот чем объясняются наши нынешние неудачи; таким образом, ближайший резерв противника - шесть тысяч сабель и восемнадцать тысяч штыков, наш ближайший резерв - одна тысяча сабель и тридцать тысяч штыков; очевидно, если с пехотой у нас хорошо в смысле резервов, то с кавалерией из рук вон плохо, ибо противник превосходит нас в кавалерии более чем вдвое. Второе. Только что получил Ваши вопросы, нам нужно не разделение фронтов, а усиление крымского участка, передача всех западных армий Запфронту без ломки фронтового аппарата Югозапа, свои соображения я уже изложил в телеграмме на имя Крестинского; у меня нет заместителя, ЦК может найти такового в двухнедельный срок; Главком подводит с самого начала Крымской операции, ибо он (не только он) недооценивает врангелевской опасности и всегда опаздывает с исполнением своих обещаний ровно настолько, насколько это нужно Врангелю, примеров куча, писать о них пустое занятие; что касается нашей дипломатии, о ней умолчу, лучше поговорим потом при встрече. Третье. Вы уже знаете, должно быть, что мы взяли Ковель, Луцк и Бугач.
  
   Четвертое. Только что передали мне Ваш запрос о перспективах на фронтах в ожидании пленума ЦК. Я не знаю, для чего собственно нужно мое мнение, поэтому я не в состоянии передать вам требуемого Вами заключения и ограничиваюсь сообщением голых фактов без освещения: заминка Буденного временная, противник бросил на Буденного Львовскую, Луцкую и Галицкую группы в целях спасения Львова, Буденный уверяет, что он разобьет противника (он уже взял большое количество пленных), но Львов будет взят, очевидно, с некоторым опозданием. Словом, заминка Буденного не означает перелома в пользу противника. Что касается Врангеля, мы теперь хотя и слабы по причинам, изложенным выше, но все же сдерживаем противника; не позднее как через неделю мы пустим в ход тридцать тысяч свежих штыков и, по всем данным, создадим перевес на нашей стороне, сдвинем Врангеля с его позиции, причем наше положение будет улучшаться с каждым днем, ибо запоздавшие части будут подходить. Конечно, война есть игра и всего учесть невозможно, но поскольку можно вообще предвидеть, шансы Врангеля обязательно должны упасть. Общая перспектива на фронтах, по-моему, такова: Польша расслаблена и нуждается в передышке, ввиду чего мы должны выставить условия, делающие невозможным оздоровление буржуазной Польши. Врангель будет сбит в ближайшие дни, а, если Главком перебросит нам кавалерию, Врангель будет вовсе ликвидирован к началу осени.
  
   Сталин".
  
   Обратите внимание. В своей телеграмме Сталин сам предлагает передачу "всех западных армий Запфронту". То есть, в этот момент передача Первой конной и Двенадцатой армий Тухачевскому возражений у него не вызывает. Обратим также внимание и на его предложение сохранить аппарат командования Юго-Западного фронта за новым Южным фронтом. Конечно, предложения эти являются логичным с точки зрения уже состоявшегося разделения фронтов именно таким образом, как это произошло. Протестовать против решения Политбюро в боевой обстановке является неправильным по определению. Поэтому, предложения эти можно рассматривать как наиболее оптимальный выход в уже сложившейся ситуации. То есть, к предложениям этим Сталина подтолкнуло решение Политбюро.
  
   И тем не менее. Прошу запомнить тот факт, что 4 августа Сталин сам предлагает передачу двух указанных армий в распоряжение командования Западного фронта. Эти его предложения кстати, были утверждены вскоре Реввоенсоветом Республики, а затем и Пленумом ЦК.
  
   ***
  
   Прежде чем начать разговор о том, как именно происходила передача этих армий, предлагаю к рассмотрению одно общее соображение.
  
   Передача Западному фронту Первой конной и Двенадцатой армий были необходимы для того, чтобы перенацелить их главный удар севернее, на Люблин и далее, в общем направлении на Варшаву. Был ли оправдан поворот Первой конной армии от Львова на Люблин? Да, безусловно, решение это не просто назрело. Оно перезрело.
  
   Дело в том, что два этих фронта в ходе Варшавской операции наносили удары в расходящихся направлениях. Более того. В направлениях, максимально разнесённых по расстоянию друг от друга.
  
   Свой главный удар Западный фронт наносил севернее Варшавы. Соответственно, ударная группировка располагалась именно там, на правом фланге. Включала она в себя подавляющую часть боевого состава фронта. Всё остальное пространство к югу от Варшавы прикрывалось незначительными силами. Достаточно сказать, что в состав Мозырской группы Западного фронта, которая противостояла в дальнейшем ударной группировке Пилсудского, входили всего лишь одна 57-я дивизия, смешанный отряд и несколько мелких частей, общей численностью около 6 тысяч штыков и сабель.
  
   Одновременно, Юго-Западный фронт, примыкающий с юга к Западному фронту, в свою очередь, наносил главный удар на Львов своим центром и левым флангом. Соответственно, северный участок Юго-Западного фронта, примыкающий к Западному фронту, был тоже прикрыт малочисленными соединениями. Но уже не по причине стратегического замысла своего командования, как это было на севере, а в силу общей малочисленности сил фронта.
  
   И получается, что основные бои гремели севернее Варшавы и восточнее Львова. А все огромное пространство между этими городами было прикрыто очень слабыми силами Красной армии.
  
   Даже если советское командование и не ожидало почему-то в этом пространстве удара по своим малочисленным войскам, всё равно оно было, конечно, озабочено тем, чтобы положение это изменить. Хотя бы для того, чтобы обозначить удар на Варшаву ещё и с юга, с люблинского направления. Поэтому и решило нанести удар Первой конной армией, при поддержке Двенадцатой армии, на Люблин. Решение это, повторю, было абсолютно верным. И принято оно было, повторю, ещё до начала польского наступления, о котором советское командование ещё не подозревало.
  
   Однако, есть и здесь вопросы, требующие ответа. Для этого вернёмся на месяц назад. В июль 1920 года
  
   Обратите самое пристальное внимание. 2 июля Егоров и Сталин направляют телеграмму Главнокомандующему РККА Каменеву.
  
   "ТЕЛЕГРАММА С.С. КАМЕНЕВУ
  
   2 июля 1920 года
  
   Выходом армий фронта на линию Сарны - Ровно - Проскуров - Каменец-Подольск заканчивается первый этап боевых операций фронта, и вместе с тем эта линия является исходной для решения основной задачи фронта - удара по Брест-Литовск. Так как армии фронта дан определенный срок для выхода на указанную выше исходную линию, действия армии, особенно Конной, проходят успешно и срок выполнения задачи протекает 3 июля, изменений в перегруппировке частей армии производить не могу. С другой стороны, направление Конармии прямым путем на Ковель - Брест-Литовск по условиям лесисто-болотистой местности, что уже испытано при действиях ее в Коростеньском районе, сведет ее действия к нулю, а потому и является для нее неприемлемым. Развитие дальнейших действий намечено следующим образом:
  
   1) По овладении районом Ровно передовыми частями Конармия захватывает переправы через Икву и Стырь в районе Дубно - Луцк, производит соответствующую перегруппировку и получает необходимую передышку для подтяжки тылов, ковки лошадей и других условий, обеспечивающих успех дальнейшего маневра, на что потребуется 4-5 дней. Движение Конармии намечаю в обход Ковеля и Брест-Литовска в общем направлении Луцк - Владимир-Волынский - Холм - Луков. 2) Прямое направление Ковель - Брест получает ударная группа 12-й армии. 3) Прикрытие этой главной операции будет возложено на 14-ю армию с общей задачей удара на Львов - Тарнов.
  
  
   Командюгозап ^ Егоров. Член РВС Сталин.
  
   Наштаюгозап Либус".
  
  
   Какурин Н., Меликов В. Гражданская война
   в России: война с белополяками. С.666-667.
  
   Дело штаба РККА N 5 Ю.-Зап.
   по описи В.-уч. архива N 1742.
  
  
   Итак, 2 июля. Как видим, в это время главный удар на Львов для Юго-Западного фронта не предусматривался. Предусматривалось прикрытие львовского направления с помощью вспомогательного удара в общем направлении Львов - Тарнов силами 14-й армии. Главный же удар Юго-Западного фронта предполагается на Ковель-Брест. То есть, на северо-запад. Удар 1-й Конной армии на Владимир-Волынский - Холм, в обход Бреста, который предлагали Егоров и Сталин, это и есть удар в направлении Люблина.
  
   Удар на Брест и Люблин. Понятно, что задача эта была поставлена им сверху. Однако, никакого возражения у них, как видим, она не вызывает. Более того. Вызывает у них вполне рабочее настроение, направленное на общую победу. Егоров и Сталин спокойно и по-деловому докладывают о мерах, которые планируют для главного удара своего фронта, предпринимаемого, фактически, в помощь Западному фронту.
  
   При этом, предлагаемый Главным командованием Красной армии удар Первой конной армии на Брест корректируется ими вполне обоснованно. Нельзя большие массы конницы загонять в леса и болота. Егоров и Сталин предлагают поставить эту задачу пехоте (12-й армии). А Первую конную нацелить в общем направлении на Люблин. Сами предлагают, подчёркиваю ещё раз.
  
   Теперь давайте подумаем. Если бы изначально как это и планировалось ранее, Первая конная армия наступала на Люблин, понадобилось бы всего через несколько недель в пожарном порядке возвращать её на это направление? Более того. Понадобилось бы тогда вообще передавать её другому фронту? Ясно, что при продолжении реализации этого замысла ничего подобного не могло случиться в принципе.
  
   Случилось же это потому, что направление главного удара Юго-Западного фронта в июле было изменено. И движение Первой конной армии было развёрнуто почти на 90 градусов к югу, от Люблина на Львов. Таким образом, корень ситуации находится вовсе не в августовском эпизоде с пожарной переброской Первой конной на север. Потому что если бы июльская задача Юго-Западного фронта и, соответственно, Первой конной армии, оставалась бы неизменной, перенацеливать войска не пришлось бы вообще.
  
   И дело даже не в польском контрударе в данном случае. Движение Юго-Западного фронта в общем направлении на Люблин - Варшаву устраняло бы, до известной степени, недостаток войск западного направления к югу от польской столицы. А потому было самым логичным решением. Фатальной ошибкой явился этот самый отказ от логики.
  
   Как выяснилось потом, именно в районе севернее и северо-восточнее Люблина поляки и сосредоточили главные силы своей ударной группировки, использованные ими для удара в практически беззащитный, в силу крайней малочисленности, левый фланг Западного фронта.
  
   Иными словами. Катастрофа Западного фронта складывалась из многих факторов. В первую очередь это, конечно, концентрация Тухачевским практически всех сил своего фронта севернее Варшавы. Но не меньшей по своему значению явилось июльское решение о повороте Первой конной армии на Львов. Катастрофа стала окончательно возможной именно в результате этого решения.
  
   Кто и почему его принял?
  
   О, да, конечно. Не могло это обвинение миновать, естественно, самую лакомую во времена Хрущёва цель. "Именно Сталин самовольно повернул в июле Первую конную армию на Львов", было и такое ему обвинение, быстро и бездоказательно предъявленное в 60-е годы. На уровне публицистики, естественно.
  
   Естественно, это потому, что ни один уважающий себя историк глупость эту подтвердить не мог даже в том случае, если его "чего изволите" зашкаливало за грань всяческого уважения окружающих. Потому что общеизвестным фактом являлось то, что был тогда Сталин, при всём своём влиянии, не диктатором, единолично, мановением руки, передвигавшем армии и дивизии. Он был всего лишь членом военного совета фронта, чья подпись ничего не значила в вопросах вождения войск без подписи командующего фронтом. И над командующим фронтом, полковником старой армии, а потому знающим, что такое дисциплина, было верховное командование республики.
  
   Но дело даже не в общих словесных аргументах. Дело в том, что сохранились по этому поводу документы. И документы однозначно подтверждают, что решение это было принято верховным командованием Красной армии. Да, конечно, поучаствовали в выработке этого решения многие и на разных уровнях. Но принято оно было на самом верху. Формально же Юго-Западный фронт начал Львовскую операцию в соответствии с распоряжением Главкома РККА С.С. Каменева.
  
   Ясно, однако, что столь крутое и масштабное изменение военных планов не могло быть плодом его единоличного решения. Безусловно, решение это не могло не быть одобрено не только Троцким, но и самим Лениным.
  
   Так в чём же причина такого крутого изменения плана военной операции?
   В совместном военно-историческом исследовании Н.Е. Какурина и В.А. Меликова "Гражданская война в России: война с белополяками", изданном в двадцатых годах прошлого века, вопрос этот рассмотрен достаточно подробно. Причиной этого решения официально называлась следующая. После того, как в июле 1920 года советское правительство отклонило ноту Керзона, возникли опасения, что британцы предпримут усилия по вовлечению в военные действия некоторых других государств, пограничных с советской Россией. В частности в Кремле опасались объявления войны со стороны Румынии, Финляндии и Латвии. Именно этим и объясняется, вроде бы, поворот Первой конной армии на Львов. То есть, разворот ближе к Румынии. В целях сдерживания её правительства от опрометчивых и скоропалительных решений. Ну, или для того, чтобы в случае румынского наступления, иметь под рукой мощный подвижный резерв для парирования любых неожиданностей на юге России.
  
   Причина эта, конечно, не совсем убедительна. Поскольку была эта реакция на угрозу гадательную и маловероятную. Никаких доказательств агрессивных намерений Румынии, кроме отвлечённых рассуждений, не имевщую.
  
   Думаю, поэтому, что причина эта была не единственной. Кроме причины явной, заявленной, существовала ещё и причина скрытая, но от того не менее весомая.
  
   Дело в том, что основанием к отклонению советским правительством знаменитой ноты Керзона называлось, в частности, нежелание вести мирные переговоры с Польшей через посредников. Ближайшим следствием этой реакции Кремля явились полученные по дипломатическим каналам сигналы от польского правительства о том, что они согласны начать переговоры о перемирии. По мнению советских властей, они должны были начаться в самом ближайшем времени. Сначала ожидали их начала в конце июля. Потом поляки сообщили о задержке до начала августа.
  
   Взятие Львова в этих условиях явилось для советского правительства дополнительным козырем на предполагаемых переговорах. Исходя из принципа: чем больше захватишь до перемирия, тем больше тебе достанется после него. Варшава и без того, предполагалось, вот-вот будет взята Тухачевским. И очень неплохо было бы до перемирия, если к Варшаве добавить ещё и Львов. Это хорошо видно из переписки того времени.
  
   Связь эту можно увидеть, сопоставив между собой несколько документов.
  
   В примечании 276 к документу, размещённому в 51-м томе Полного собрания сочинений В.И Ленина, указано, что "В действительности министр иностранных дел Польши Сапега только 22 июля направил радиограмму Советскому правительству с предложением немедленного перемирия".
  
   Теперь сопоставим с этим не очень широко известным фактом следующее.
  
   "ТЕЛЕГРАММА С.С. КАМЕНЕВУ
  
   22 июля 1920 года
  
   Главкому
  
   22 июля 20 г., Харьков.
  
   Части Западного фронта, успешно продвигаясь, форсировали р. Шара и заняли Слоним. По всей линии Юго-Западного фронта поляки оказывают весьма сильное сопротивление, при этом особенное упорство проявляют на Львовском направлении.
  
   Положение с Румынией остается неопределенным, напряженным. При данных условиях считаю необходимым центр тяжести главного удара со стороны армий Юго-Западного фронта перенести в пределы Галиции, поставив армиям задачи: 1) 12-я армия, заняв Ковель, развивает удар на Холм - Люблин; 2) Конная армия по ликвидации Дубно - Кременецкой группы противника стремительно наносит главный удар в общем направлении Тарнополь - Миколаев. Докладывая о вышеизложенном, прошу Вашего утверждения.
  
  
   Ком. Юго-Зап. ^ Егоров. Член РВС Сталин.
  
   Нач. шт. Петин".
  
   Какурин Н., Меликов В. Гражданская война
  
   в России: война с белополяками. С.682.
  
   Дело штаба РККА N 5 Ю.-Зап.
  
   по описи В.-уч. архива N 1742.
  
  
   Итак, 22 июля Реввоенсовет Юго-Западного фронта направляет Главкому телеграмму, в которой предлагает утвердить овладение Львовом в качестве основной задачи фронта. При этом мотивирует своё предложение возможной угрозой со стороны Румынии. Надо сказать, что в основном идею такой угрозы выдвигал именно Главком Каменев, поэтому можно допустить, что предложение РВС Юго-Западного фронта представлено как согласие с выдвинутыми им ранее доводами. И, обратите внимание, РВС фронта дисциплинированно просит утверждения своего предложения.
  
   В этот же день.
  
   "ТЕЛЕГРАММА К.Е. ВОРОШИЛОВУ
  
   22 июля 1920 года
  
   Реввоенсовет Первой конармии, Ворошилову.
  
   Харьков 22/7
  
   Первое, продвижение Запфронта идет успешно, первая линия польской обороны - Неман - Шара - уже прорвана в районе Слонима, если поляки не сумеют остановить нас на второй линии - Буг - Нарев, то им придется катиться до третьей линии - Висла - Сан. Теперь Запфронт стоит ближе к Брест-Литовску чем Юго-Западный фронт. Возможно, что в связи с этим обстоятельством Вашей армии придется отказаться от Бреста и свернуть южнее. Второе. Вы, должно быть, знаете, что мы отвергли посредничество Англии, предложившей перемирие с Польшей, и выразили согласие, если Польша сама обратится к России без посредников. Вы поймете, что если Польша обратится сама, мы не можем отказаться от перемирия, поэтому необходимо, насколько возможно, торопиться с продвижением Вашей армии вперед.
  
   Третье. Подготовляем для Вас маршпополнения, данное Югзапу право добровольческой мобилизации на Дону, Кубани, Северном Кавказа всячески будет использовано фронтом для усиления в первую очередь Вашей армии.
  
   Сталин".
  
   Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. С. 146.
  
   РГАСПИ. Ф.558, Оп.1, Д.1841, Л.1-4.
  
  
   Обратите внимание. Это не приказ о повороте на Львов. Это предупреждение о том, что такой приказ может последовать в ближайшее время. Причина этого очевидна. Егоров и Сталин ждут утверждения С.С. Каменевым своего предложения. Иначе говоря, это лишний раз подтверждает, что поворот Первой конной на Львов не был сталинской самодеятельностью.
  
   И ещё. Телеграмма командования фронтом на имя верховного командования Красной армии, это документ, как его ни рассматривай, для истории. Здесь причиной поворота на Львов названа румынская угроза и ничего больше. В телеграмме на имя Ворошилова Румыния не упомянута вовсе. Разъясняя командованию Первой конной армии главный смысл этого манёвра, Сталин говорит только о переговорах с Польшей. Потому что та причина, что Западный фронт ближе к Бресту, ничего не объясняет, поскольку удар на Люблин всё равно остаётся вполне актуальным даже при этом условии.
  
   "ТЕЛЕГРАММА К.Е. ВОРОШИЛОВУ, С.М. БУДЕННОМУ
  
   23 июля 1920 года
  
   Первая конармия. Ворошилову, Буденному.
  
   Расшифровать лично. Харьков 23/7
  
   Получено предложение Польши без посредничества Англии о перемирии с просьбой дать им ответ не позднее тридцатого июля. Вы, конечно, понимаете, что мы вынуждены согласиться. Исходя из этого, требуется самое стремительное наступление от вас в сторону Львова и вообще нужно постараться, чтобы тридцатого успеть завладеть максимумом того, что можем взять. Из этого исходит наша последняя директива о Львове. Цека партии просит вас сделать еще одно усилие, может быть, последнее, а потом отдых.
  
   Сталин".
  
   Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. С. 147.
  
   РГАСПИ. Ф.558, Оп.1, Д.5547, Л.2.
  
  
   А здесь уже прямым текстом. Поворот на Львов обусловлен мирными переговорами с Польшей. "Из этого исходит наша последняя директива о Львове".
  
   Это не приказ. Не директива. Письмо за подписью одного Сталина не имеет в данном случае силы приказа. Потому написано не для истории, а для своих сподвижников. Без передачи третьим лицам, вот что означает пометка "расшифровать лично". Это разъяснение того, почему нужно максимальное усилие. Тридцатое июля, это именно та крайняя дата, которая предлагалась поляками для начала переговоров. И заметьте. "Цека партии просит вас..." То есть, ещё раз подтверждается, что поворот на Львов утверждён на самом верху, вплоть до, естественно, Ленина.
  
   Последнее утверждение доказывается тем обстоятельством, что как польское, так и английское правительство сносились не со Сталиным или даже всем Юго-Западным фронтом. Они сносились с советским правительством. И если причиной поворота на Львов явились соображения дипломатического характера, то и принимать решение об этом повороте могли только там, где дипломатия эта формировалась. То есть, в советском правительстве. Конкретно и в частности вопрос этот не мог не решаться в первую очередь Лениным.
  
   Что и подтверждает доклад Сталина Ленину на следующий день.
  
   "^ ТЕЛЕГРАММА В.И. ЛЕНИНУ
  
   24 июля 1920 года
  
  
   Москва - Кремль, только Ленину.
  
   Харьков 24/7
  
   Первое, положение на фронте Буденного хорошее. Противник, видимо, поставил целью истомить части Буденного, ибо вместо расколоченных частей противника каждый раз появляются новые и лезут на Буденного, как мухи. Это обстоятельство несколько замедляет наше продвижение. Вчера мы приказали Буденному прорвать фронт и занять Львов до тридцатого июля, возможно, эта операция удастся...
  
   Сталин".
  
   Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. С. 148.
  
   РГАСПИ. Ф.558, Оп.1, Д.5551, Л.3-4.
  
  
   Формально же приказ на изменение направления наступления Первой конной армии от Люблина на Львов отдал, как уже упоминалось, Главком С.С. Каменев.
  
   Снова обратимся к указанному исследованию Н. Какурина и В. Меликова.
  
   "...23 июля главное командование отдает Юго-Западному фронту следующую директиву:
  
   "Минск. 23 июля 1920 года.
  
   Сложившаяся обстановка в связи с энергичным и быстрым продвижением вперед Запфронта, преследующего [304] противника, требует такого же энергичного развития вашего наступления и на польском участке Юго-Запфронта, а потому приказываю:
   1) сильной ударной группой правого фланга к 4 августа овладеть районом Ковель - Владимир-Волынский, поддерживая связь с левым флангом Запфронта, обеспечив свой левый фланг;
   2) остальными силами польского участка фронта нанести решительное поражение 6-й польской и украинской армиям противника, оттеснив их на юг к границам Румынии, использовав для этой задачи Конную армию, причем последней, выполняя эту операцию, обеспечив себя со стороны Львова, сосредоточить свои конные массы на узком фронте и действовать таковыми в определенном выбранном направлении, не распыляя их и не ослабляя тем силу удара;
   3) с 24 июля 1920 г. разграничительная линия между Запфронтом и Юго-Запфронтом продолжается на м. Ратно - Влодаву - Ново-Александрию (на Висле), все пункты для Запфронта включительно;
   4) в отношении Румынии отданные ранее директивы остаются в силе N 4393'.
  
   Этой директивой предопределялись действия обоих фронтов в расходящихся направлениях{150}..."
  
  
   Теперь обратим внимание на важнейший вопрос. Почему при принятии этого решения политические соображения, перевесили соображения стратегические? Ведь общая слабость войск, прикрывавших фронт от Львова до Варшавы, а это 335 километров только по прямой линии, была видна верховному советскому командованию и тогда. Как можно было не учесть такое существенно обстоятельство? Ведь то, что эта директива обрекала оба фронта на действия в расходящихся направлениях, было отчетливо видно уже тогда, когда она принималась.
  
   Если коротко, то верховное советское командование было убеждено в лёгкости будущей победы над поляками. Об этом постоянно убеждало Москву командование Западного фронта. Оно, кстати, имело к тому видимые основания на фоне своих действительно блестящих на тот момент успехов. То, что сопровождались они вещами далеко не радужными, командование фронтом или не видело или не желало видеть. Соответственно, не сообщая об этом верховному командованию.
  
   Но и само верховное командование, впечатленное успехами Западного фронта, не желало всерьёз принимать в расчет отрицательные последствия такого стремительного продвижения вперед.
  
   Снова Н. Какурин и В. Меликов:
  
   "...Об этом свидетельствует телеграмма Главкома зампред-реввоенсовета т. Склянскому, поданная им на обратном пути из Минска (там находился тогда штаб Западного фронта - В Ч.) в Москву при проезде через Смоленск.
  
   "РЕВ. ВОЕН. СОВ. РЕСП.
   т. Склянскому.
  
   Сейчас в Смоленске, на обратном пути из Минска. В Минске видел Тухачевского. Там же отдал дальнейшую директиву, которую, вероятно, вы уже получили. Самое существенное - это высокий подъем настроения в частях, гарантирующий возможность и дальше продвигаться, не уменьшая энергии. 16 числа занята Гродна (так в оригинале - Ред.), а вчера Сло-ним. Оба эти успеха свидетельствуют, что линии p.p. Немана и Шара прорваны и теперь у противника нет на пути их отхода рубежей, на которых они могли бы рассчитывать задержать нас. Не исключена возможность закончить задачу в трехнедельный срок. Завтра будем в Москве, ? 2155/on. П. п. Каменев, Курский"
  
   Мысль о возможности покончить с белополяками одними силами Западного фронта более четко формулируется в следующем месте доклада Главкома предреввоенсовета от 21 июля, который мы полностью приводим ниже:
  
   "Кроме того, предполагаю, на случай необходимости усилить войска, предназначаемые для борьбы с Румынией, задержать также продвижение 16-й армии Западного фронта, наступающей через Барановичи на Волковыск. Эта же армия явится в этом случае резервом на случай выступления Латвии. При этом рассчитываю, что Запфронт силами остальных своих трех армий справится с задачей окончательного разгрома Польши, если она не получит существенной поддержки сверх выступления Румынии и Латвии". [302]
  
   Последующие события показали, что надежды на разгром белой Польши одними силами Западного фронта являлись преувеличенными".
  
  
   Как видим, С.С. Каменев предполагал в тот момент разгром Польши не только силами всего одного Западного фронта, но даже и не полным его составом.
  
   А что же остальные военачальники Красной армии? Что, и они тоже не видели легковесности такого решения?
  
   Ну, Егоров и Сталин, с теми понятно. Большая часть этого неприкрытого участка фронта составляла полоса Западного фронта. Если его командование не против, если на этом настаивает верховное командование, почему должны быть против они? Кроме того, движение главных сил Юго-Западного фронта на северо-запад отдаляло их от крымского участка, за который они отвечали. Движение на юго-запад приближало их к Северной Таврии. Не секрет что Егоров и Сталин, прося у Москвы в качестве подкреплений против Врангеля конницу, имели в виду прежде всего Первую конную армию. Именно ее они планировали задействовать в этих целях сразу после взятия Львова. Позиция, безусловно, местническая. Ну а какой ещё она могла быть? Тем более с учетом того, что РВС Западного фронта уверяло командование, а значит и своего соседа, в том, что дела у них идут прекрасно. И, кстати. Егоров и Сталин ничуть не ошибались при оценке сопротивления врангелевских войск. Более того. Когда позднее уже Фрунзе брал Крым, сюда стянули не только 1-ю, но и 2-ю конную армии, да ещё и отдельные кавалерийские части, всё, что смогли собрать поблизости.
  
   Но что же Тухачевский? Почему против июльского решения не протестовал Тухачевский? Ведь, казалось бы, именно в его интересах была бы неизменность старого плана, где Первая конная наносила удар на Люблин? Вместо этого, однако, Тухачевский сам выдвинул предложение о её повороте на Львов, объясняя это тем, что для взятия Варшавы сил одного Западного фронта вполне достаточно.
   .
   С.М. Буденный. Пройденный путь.
  
   "Против изменения направления Юго-Западному фронту не возражал и М. Н. Тухачевский. Еще 19 июля он рекомендовал главкому "обдумать удар Конармии в юго-западном направлении, чтобы пройти укрепления в районе, слабо занятом противником, и выиграть фланг поляков подобно Конкорпусу Гая"{58}.
  
   Отвечая командующему Западным фронтом, С. С. Каменев в тот же день сообщил, что дальнейшие действия Конармии "будут именно в том направлении, о котором Вы говорите"{59}.
  
   Получается, что отношение Троцкого к Сталину вполне согласовывалось с амбициями Тухачевского, не желавшего делить ни с кем славу полководца, взявшего Варшаву, а затем принесшего на своих штыках революцию в Германию. Никакой Егоров ему здесь был не нужен, даже и на вторых ролях. Скажете, домысел? Подождите, Пройдёт совсем немного времени, и Тухачевский сам даст нам доказательство этому утверждению.
  
   Здесь мы с вами и подошли к первому акту той самой интриги, вызванной борьбой самолюбий, о которой здесь уже упоминалось. К тому времени Троцкий вполне уже подмял под себя слабовольного Главнокомандующего Красной армией С.С. Каменева. Поэтому ему не составило труда убедить того в благотворности такого изменения плана операции. Возможно, к тому же, что и Троцкий, и Каменев, были искренне уверены в том, что падение Варшавы, это вопрос самого ближайшего времени. А дальше - Германия...
  
   Так вот. Троцкий не хотел, чтобы Сталин оказался в почетных рядах тех, кто должен победоносно ворваться в Европу с факелом мировой революции. К тому же их давняя вражда дополнилась, как мы это с вами видели, публичными сталинскими призывами к осторожности при огульном движении на Запад, вступавшими в конфликт с позицией Троцкого по этому вопросу. Поэтому устранение Сталина из круга лиц, возглавлявших взятие Варшавы, могло было быть для него весьма предпочтительным. Найти же видимый предлог для Каменева не составило ему никакого труда. Достаточно было убедить его в реальности румынской угрозы. Ведь откуда могли вообще появиться доводы о возможном объявлении войны советской России со стороны трех стран малой Антанты? Не от военных же, у них не было для этого никаких оснований. Не было попросту технических средств, чтобы получить сведения, которые можно было бы истолковать подобным образом. Эти соображения могли возникнуть только у военно-политического руководства страны, больше нигде. И никто больше не обладал в стране таким авторитетом, чтобы в реальности такой угрозы убедить военное командование. Особенно, если подкрепить свои аргументы позицией главы государства...
  
   Особой здесь видится роль Ленина. Именно за ним, как Председателем Совета Труда и Обороны, было последнее слово в этом вопросе. Ещё раз обращаю внимание на то, что поворот направления главного удара Юго-Западного фронта на Львов был вызван в первую очередь не стратегическими, а политическими соображениями. Верил или не верил Ленин в реальность румынской угрозы, об этом можно только гадать. Но вот его стремление усилить позиции России в будущих переговорах с поляками, по-моему, очевидно. Именно это, видимо, заставило его согласиться с доводами Троцкого. То есть поворот на Львов им был нужен обоим, но по разным причинам. Как выяснилось вскоре, это было ошибкой. А поскольку ценой этой ошибки стали в первую очередь не стратегические, а политические обстоятельства, определившие на долгие годы положение советского государства, то и ответственность за эту ошибку политического лидера, допустившего её, должна быть самого строгого разбора.
  
   Так или иначе, но ошибка состоялась. Первая конная армия была повернута на Львов. Ошибка фундаментальная, повлекшая за собой вскоре последствия самого трагического характера. И ошибка эта, как мы увидим ниже, не идёт ни в какое сравнение с дальнейшими ошибками, которые приписали потом задним числом совсем не тем, кто был в них виновен.
  
   Между тем. Обращаю ваше внимание на то, что практически никто и никогда об этой ошибке не упоминал. Или упоминал глухо и скороговоркой, как факт малозначительный и ни на что по большому счету не влиявший. Причина такого молчания ясна. Ошибку эту совершило главное командование не только Красной армии, но и руководство страны. Мало было желающих упоминать в этой связи имя Ленина...
  
   ***
  
   Но вернёмся в август 1920 года. Итак, после кардинального изменения задачи Юго-Западного фронта прошло всего две недели. И вдруг выясняется, что и Юго-Западный фронт вовсе не нужен, и что Тухачевскому всё-таки необходимы и Первая конная и Двенадцатая армии. Как раз для прежнего удара на Люблин.
  
   Вот что писали об этом Н. Какурин и В. Меликов:
  
   "...К 11 августа с нашей стороны вместо сосредоточения сил и объединения всех усилий Западного и Юго-Западного фронтов в одном важнейшем направлении начинали наглядно вырисовываться две самостоятельные операции с расходящимися направлениями (Варшава, Львов)..."
  
   Разрешите вопрос. Это стало видно только в августе? А что, когда 22 июля решали повернуть Юго-Западный фронт на Львов, непонятно было, что операция неизбежно примет именно такой характер?
  
   И далее. Там же.
  
   "...Для ослабления этого явления, противоречившего основным законам ведения стратегической операции, и под влиянием сложившейся боевой обстановки, Главнокомандующий 11 августа отдает директиву{255} командюзу..."
  
  
   Оказывается, такое наступление по расходящимся направлениям было явлением, "противоречившем основным законам ведения стратегической операции". Тогда почему это противоречие было изначально заложено в июльском решении военного руководства Республики? Зачем надо было делать то, что через пару недель пришлось переделывать?
   И снова возвращать 1-ю конную и 12-ю армии на прежнее направление?
  
   В результате получилось так, что переброска войск, как известно, затянулась настолько, что мера эта уже ни на что в положительном смысле повлиять не смогла. А поскольку не смогла, то и затяжку эту стало принято именовать главной причиной поражения Красной армии под Варшавой.
  
   Как упоминалось многократно, вина за затяжку передачи этих двух армий возлагалась всегда и возлагается сейчас на Сталина. Давайте посмотрим, в чем эта вина состоит. Для этого надо, естественно, посмотреть, каким же образом происходила на самом деле эта самая передача.
  
   В связи с этим хочу в первую очередь отметить вот что. В череде обвинений, предъявляемых Сталину, звучало и такое. Сталин-де отказался оказать помощь ГИБНУЩЕМУ Западному фронту и поэтому затянул по времени передачу ему Первой конной и Двенадцатой армий. Это естественно, на эмоциональном уровне делало обвинение намного острее.
  
   Прошу обратить внимание. Здесь обычно намеренно опускается одна важная деталь. Свой знаменитый контрудар армия Пилсудского нанесла по частям Западного фронта 16 августа. Удар этот красное командование всех уровней просмотрело, и потому был он для него полной неожиданностью. Даже 15 августа ничего угрожающего для себя командование это не видело. Да что пятнадцатого. Только 18 августа Тухачевский отдал приказ прекратить наступление на Варшаву. Осознав, судя по всему, всю глубину опасности.
  
   Передача же армий была начата и закончена 13 августа, то есть до начала польского наступления. Соответственно, потому уже она не могла рассматриваться изначально как помощь в ликвидации катастрофы. На самом деле помощь эта изначально предполагалась для взятия Варшавы. То, что обстановка вскоре резко поменялась, и переброска Первой конной армии приобрела задним числом совсем другой смысл и другое значение, это уже к вопросу о её передаче Западному фронту отношения не имеет. По той простой причине, что передана она была ДО начала польского наступления.
  
   И обратите внимание. Совсем недавно, в июле, Тухачевский отказался от помощи Первой конной и 12-й армий. Проходит совсем немного времени. Обстановка внешне для советского командования совершенно не изменилась. Но Тухачевский теперь кровно заинтересован в этой помощи.
  
   В чём разница в этих двух ситуациях? А получается всё очень просто. В первом случае эти армии входили в состав Юго-Западного фронта. Соответственно, во взятии Варшавы должны были участвовать войска двух фронтов. Во втором случае эти армии должны были войти уже в состав Западного фронта. Соответственно, во взятии Варшавы должен участвовать только один Западный фронт.
  
   Никакой командарм славу командующего фронтом затмить не может. Не тот масштаб. Но второй командующий фронтом рядом с первым, это уже совсем другое дело. Так что амбиции Тухачевского, не желавшего делить ни с кем славу полководца, взявшего Варшаву, в ситуации этой проявились во всей красе. Заметим, однако, что речь в данном случае идет не о простительной слабости. Тщеславие это явилось одной из существенных причин дальнейшего трагического развития событий. Поскольку воплотилось в закулисную интригу, разрушившую, в итоге, столь удачно начавшуюся операцию. Потому что неизвестно, как сложилась бы судьба ударной группировки Пилсудского на стадии ее формирования в районе Люблина, если бы к ней в тыл ещё в конце июля пробивались с юга войска Юго-Западного фронта...
  
   Да, конечно. За изменение этого первоначального плана выступили и Сталин с Егоровым. Но они руководствовались стратегическими соображениями - в конечном итоге использовать ситуация для удара на Врангеля. Учитывая при этом, повторю, бодрые доклады с Западного фронта.
  
   Тухачевский же руководствовался в данном случае только лишь своим тщеславием и своими амбициями. Никаких иных соображений здесь просто нет.
  
   Добавьте сюда то, чем руководствовались их высшие начальники, те, кто отдавал им приказы из Москвы. То есть те, на ком лежит вина ещё большая.
  
   Вот и сравните и взвесьте. Меру ответственности. И меру вины.
  
   Вместо этого взвешивать стали другое. То, что случилось позднее, в ситуации, явившейся следствием уже ранее совершенного.
   Что же. Поговорим и об этом.
  
   ***
  
   Итак. Известно, что главком С.С. Каменев отдал директиву Реввоенсовету Юго-Западного фронта о передаче 1-й конной и 12-й армий в состав Западного фронта 11 августа. Отсюда обычно начинают отсчет времени задержки передачи войск Сталиным и Егоровым.
  
   Никто, однако, не упоминает о том, что решение об этой передаче было принято намного раньше. Как было представлено выше, ещё 4 августа, то есть за неделю до директивы Каменева, Сталин сам предложил эту передачу в своей телеграмме Ленину. Поскольку все были с этим согласны, то вполне можно было ожидать директиву на этот счёт не 11-го, а ещё 4-го или 5-го августа. Почему же произошла здесь задержка? И почему никого не интересует вопрос, кто за эту задержку отвечает?
  
   То есть, раз не Сталин (а здесь это очевидно), то никому это не интересно? Иными словами, объективность рассмотрения вопроса об "ошибках Егорова, Сталина на Юго-Западном фронте" (помните Конева?) уже из одного этого видна невооруженным глазом.
  
   На самом деле, неделя эта ушла на согласования и выяснения мнений. Дело в том, что во всей красе проявились последствия создания единого монстрообразного неповоротливого фронта от границ Восточной Пруссии до границы с Румынией. Естественно, что полноценно управлять отдалёнными войсками из единого центра в Минске было невозможно. Поэтому, было решено для управления 1-й конной и 12-й армиями создать оперативный пункт связи в Киеве, через который должны были поступать в эти армии указания командования Западного фронта. Именно по организационной стороне передачи армий всё это время и велись переговоры между Главнокомандующим Каменевым и командующими фронтами.
  
   Тухачевский предлагал управление передаваемыми ему армиями временно осуществлять через оперативный пункт, созданный силами и средствами штаба Юго-Западного фронта, находящегося в Харькове.
   Егоров и Сталин наоборот, предлагали сделать это силами штаба Западного фронта. И были, в данном случае более убедительны. Исходя из соображений того конкретного момента, конечно.
  
   На пленуме ЦК РКП(б) 5 августа рассматривался вопрос о положении на врангелевском фронте и на Кубани. Было принято решение: "Признать, что Кубано-врангелевский фронт должен идти впереди зап[адного] фронта и поэтому Оргбюро и Наркомвоен должны принять самые энергичные меры к направлению на этот фронт военных сил и коммунистов" (Известия ЦК КПСС. 1991. ? 2. С. 12б).
  
   11 августа Ленин пишет Сталину:
  
   "Только что получена депеша Каменева. Англия струсила всеобщей стачки, и Ллойд-Джордж заявил, что советует Польше принять наши условия перемирия, включающие и разоружение, и передачу оружия рабочим, и землю, и прочее. Наша победа большая и будет самая полная, если добьем Врангеля. Здесь мы принимаем все меры. Налягте и вы, чтобы отобрать весь Крым теперешним ударом во что бы то ни стало. От этого теперь зависит все. Поляки тянут и не приехали в срок. Для нас это архивыгодно" (ПСС. Т. 51. С. 254-255).
  
   12 августа Сталин отвечает.
  
   "Ленину.
  
   Первое, хотелось бы приветствовать и Вас и себя с победой, но должен признаться, что в заявление Ллойд-Джорджа, переданное Каменевым, не верю.
  
   Второе, наш теперешний удар на Врангеля не может быть сокрушительным, так как, ввиду нераспорядительности Ставки, северные дивизии перебрасывались на Крымский фронт медленно, с большими интервалами и мы вынуждены были вводить их в бой по частям, не дожидаясь подхода остальных войск, например, бригада добровольцев до сих пор еще не подвезена целиком, так как полевой штаб почему-то назначил нормой перевозки один эшелон в день, а всего в бригаде двадцать три эшелона. Мое впечатление таково, что Главком и братия саботируют работу по организации победы над Врангелем, во всяком случае, они не проявляют десятой доли того желания победить, какое они, несомненно, проявили в борьбе с Польшей. Кроме того, Главком отказывает в кавалерии. Ввиду этого, наш теперешний удар на Врангеля нельзя считать решающим.
  
   Сталин".
  
   Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. С. 155.
   РГАСПИ. Ф.558, Оп.1, Д.1940, Л.1-3.
  
   Иными словами, положение на врангелевском фронте виделось тогда намного тяжелее, чем на польском. Собственно, даже и с учётом происшедшего вскоре наступления поляков, политически важность борьбы с Врангелем рассматривалась уже тогда в Москве приоритетной. Даже уже после страшного поражения от поляков, на 9-й партийной конференции в своём заключительном слове в прениях по политическому отчету ЦК Ленин выразился об этом таким образом.
  
   "..Но важно то, в конце концов, что сейчас в утешение подчеркнул товарищ Троцкий: что абсолютно необходимо разбить Врангеля, разбить его к зиме совершенно, потому что из двух фронтов Польше мы делаем большие территориальные уступки, но зато она нам не грозит тем, что мы будем иметь от нее развитие Гражданской войны, отрезание хлеба, нефти и т.д. Поэтому Врангель стоит у нас на первом месте, и территориальные уступки Польше не так важны. Здесь не было возражений против нашей принципиальной декларации по отношению к Польше, и это гарантия того, что мы сплотим свои силы..."
  
   РГАСПИ. Ф. 44. Оп. 1. Д. 5. Л. 127-132. Неправленая стенограмма. Машинопись; Опубл.: Исторический архив. 1992. ? 1. С. 27-29.
  
   Поэтому, возвращаясь к спорам по поводу организационной стороны передачи Западному фронту 1-й конной и 12-й армий, необходимо отметить, что раздёргивать для оперативного пункта связи ещё и штаб Юго-Западного фронта было, конечно, совершенно неправильно.
  
   С другой стороны. Нужны Западному фронту эти армии, так извольте обеспечить связь с ними своими силами. Это и должен был объяснить С. Каменев Тухачевскому. Но не объяснил. Когда это Тухачевский не получал того, что ему хотелось? При таких покровителях в военном ведомстве. В результате, Главком Каменев принял решение, что связь с этими армиями командование Западным фронтом будет осуществлять не из Киева, а из Харькова. Через штаб Юго-Западного фронта.
  
   Командовать из Минска непосредственно двумя армиями, используя Харьков как пункт связи... Ни местности не зная, ни толком обстановки... Ни действий противника, которые надо отслеживать ежечасно... Одно дело, когда тебе докладывают подчиненные, другое, когда ты видишь сам...
  
   Так можно командовать?
  
   Впрочем, Главком Каменев, учитывая уверенность Тухачевского в возможности такого командования, тоже посчитал, что это возможно. Возвратимся к его директиве в адрес Егорова и Сталина от 11 августа. Вот её текст.
  
   "Западный фронт приступает к нанесению [418] решительного удара для разгрома противника и овладения Варшавским районом. Ввиду этого теперь приходится временно отказаться от немедленного овладения на вашем фронте Львовским районом и для оказания содействия тов. Тухачевскому направить возможно больше сил для удара примерно на Люблин - Ново-Александрия{256}, дабы всемерно поддержать левый фланг Западного фронта. Это обстоятельство требует изменить основные задачи 12-й и 1-й Конной армий, причем 12-я армия должна главными силами наносить удар в общем направлении на Люблин, а 1-я Конная армия главными силами должна выйти в район Замостье - Томашев - Грубешов.
  
   Вместе с тем является существенно необходимой скорейшая передача сперва 12-й, а затем 1-й Конной армий в непосредственное подчинение командующему Западным фронтом, последний указывает срок передачи 12-й армии 13 августа, а 1-й Конной - 15 августа. Срочно прошу вашего заключения по изложенному, а равно сообщить, какую группировку сил вы намерены сделать в связи с новой задачей, вытекающей из сложившейся обстановки? 4738/оп./1041/ш.".
  
   Наиболее ярые критики Сталина именно эту директиву считают точкой отсчёта, откуда пошел процесс затягивания передачи армий Западному фронту. Однако обратите внимание на ее последнее предложение. Из текста видно, что эта директива не носила характера приказа, подлежащего немедленному выполнению. Просьба дать свое заключение означает, что Каменев дает здесь право командованию Юго-Западного фронта предварительно высказать свое мнение.
  
   И обратите внимание, Каменев передает, что сам Тухачевский указал срок передачи 12-й армии 13 августа, а 1-й Конной ещё позднее, 15 августа.
  
   В тот же день 11 августа Каменев направляет Егорову и Сталину вторую директиву, носящую уже характер приказа. Но в ней почему-то говорилось только о 12-й армии. И ничего не было сказано о передаче 1-й конной.
  
   Следующий день ушел не на согласования. Он ушел на ликвидацию последствий элементарного разгильдяйства. При передаче обеих директив шифр был искажен работниками Полевого штаба РВС Республики, и они стали известны командованию Юго-Западного фронта только 13 августа.
  
   Именно в этот день, 13 августа, Главнокомандующий С.С. Каменев отдает, наконец, следующую директиву за ? 4774/оп. 1052/ш.:
  
   "Для развития решительного наступления Западного фронта приказываю: [423]
  
   1) с 12 час. 14 августа командюзу передать в оперативное подчинение командзапу 12-ю и 1-ю Конную армии без 8-й кавд с разграничительной линией, установленной в настоящее время между 1-й Конной и 14-й армиями.
   2) Для управления передаваемыми армиями командующему Западным фронтом выделить в Киев оперативный пункт, установив с ним надежную связь. Впредь, до прибытия в Киев оперпункта Западного фронта, командзапу все распоряжения передавать через штаб Юго-Западного фронта, причем на последний возлагается личная ответственность за своевременность и аккуратность доставки распоряжений командзапа для 12-й армии и 1-й Конной армии.
   3) Впредь, до организации Западным фронтом снабжения передаваемых армий, вопросы по всем видам боевого и прочего снабжения, а также и пополнения этих армий остаются на обязанности командующего Юго-Западным фронтом".
  
  
   Это был уже прямой приказ, отданный после согласований, увязок, организационных мероприятий, технических ошибок, наконец. Во исполнение этой директивы командующий фронтом Егоров заготовил проект приказа командованию 1-й конной и 12-й армий.
   Но Сталин подписать его отказался.
  
   "ТЕЛЕГРАММА С.С. КАМЕНЕВУ
  
   13 августа 1920 года
  
   Ваша последняя директива 4774 оп/1052/ш без нужды опрокидывает сложившуюся группировку сил в районе этих армий, уже перешедших в наступление; директиву эту следовало бы дать либо три дня назад, когда Конармия стояла в резерве, либо позднее, по взятии Конармией района Львов, в настоящее время она только запутывает дело и неизбежно вызывает ненужную вредную заминку в делах в интересах новой перегруппировки. Ввиду этого я отказываюсь подписать соответствующее распоряжение Югозапа в развитие Вашей директивы.
   Сталин"
  
   Военно-исторический архив. 1997. Вып.1. С.218.
  
   ***
  
   Вот здесь и начинается та самая затяжка с передачей двух армий Западному фронту, в которой обвиняют до сей поры Сталина.
  
   Между тем. Обратите внимание. Сталин не пользуется здесь закулисными приемами, не саботирует тайком приказ, который посчитал неправильным. Даже не неправильным, помните, что ещё 4 августа он сам предлагал передать эти армии Западному фронту. Несвоевременным.
   Отданным в момент, когда исполнение его внесет сумятицу и беспорядок, которые нанесут вреда больше, чем выгода от такой передачи.
  
   И давайте посмотрим. Может быть, он был здесь прав. Может быть, неправ. Но действует он здесь открыто, вовсю пользуясь данными ему правами. Ведь право подписи предполагает также право не подписывать документ, с которым ты не согласен. Тем более, для члена РВС, который для того и поставлен сюда, в том числе, чтобы блокировать решения, с которыми он не согласен. Так что здесь он действует в полном соответствии со своими правами и обязанностями. Во всяком случае, не проявляет здесь самовольства, в котором его обвиняли и обвиняют по сей день.
  
   Теперь по существу его позиции.
   1-я конная армия уже ввязалась в тяжелейшие бои в районе Львова и Равы-Русской. Вывод из боя такого большого соединения, ведущего бой, чреват очень серьезными последствиями.
  
   Во-первых. Такой отвод обязательно использует противник, беспрерывно атакуя отступающие (по факту) части. И если кто-то где-то не выдержит, то такой планомерный отход может где-то легко превратиться в неконтролируемое бегство. А это может привести к поражению, размеры которого могут быть самыми непредсказуемыми.
  
   Во-вторых. Линию фронта, от которой отводится соединение, необходимо закрыть другими своими войсками. Пехотой, в данном случае. А она есть? Она ведь тоже где-то воюет. Против неё тоже стоит противник. Она при отходе тоже подвергнется нажиму со стороны противника. Ее участок фронта при этом может быть тоже прорван. Обычно меняют отводимые части резервными войсками. Но сколько-нибудь значимых резервов у Юго-Западного фронта не было. Всё было брошено в бой. Поляки под Львовом оборонялись упорно. Значит, соседние части? А где они? Как далеко? Они успеют? А кто закроет уже их участок?
  
   Это, надо сказать, надо было оценить ювелирно точно. И оценить, напомню, командуя при этом из Минска.
  
   В-третьих. Бои за Львов были ожесточёнными. Об этом, в частности, писали в своем исследовании Н. Какурин и В. Меликов.
  
   "...Упорные бои за Львов сопровождались сильными потерями в командном и комиссарском составах. Официальное описание операций 1-й Конной армии указывает на потери всего комиссарского состава 32-го кав. полка и младшего комсостава 31-го кав. полка, причем добавляет, что 6-я кав. дивизия вообще осталась почти без командного состава{210}..."
  
   Отводимым войскам смысл этой стратегической операции не расскажешь. Это, вообще-то говоря, тайна даже для самого высокого уровня командования. Для рядового же бойца этот отход означает одно. Они только лишь сейчас, с кровью и потом прорвались до линии старых фортов Львова. До города 10-12 километров. И вдруг, оказывается, что всё напрасно. Что напрасны все усилия. Напрасны все потери. Армию отводят, что это значит для него? Поражение? Продали в штабах? И возникает моральный дух отступающей и разбитой армии. То есть, возникает настроение упадка и разложения.
  
   И в таких условиях отводить войска? Да не на отдых. А под всё усиливающимися атаками противника, который, можно не сомневаться, вцепится в отводимые части изо всех сил.
   Это же только кажется, что всё так просто. Взял - и передвинул. Приказал и оловянные солдатики помаршируют туда, куда нужно.
  
   А противник? Поляки ведь понимали всё не хуже красных полководцев. И манёвр такой предполагали вероятным. Это июльский поворот на Львов 1-й конной был для них манной небесной. Но не могли они не понимать, что красные могут вот-вот опомниться и попытаться вернуть свои армии на июльское направление. И, соответственно, поляки должны изо всех сил стремиться воспрепятствовать этому.
  
   В общем, отвести отсюда 1-ю конную армию было невероятно трудно из-за того, что бои здесь достигли предельного накала. Как со стороны красных, так и со стороны поляков. А сменить их было, по большому счету, некем.
  
   Впрочем, приказ по войскам фронта всё-таки был отдан. В тот же день 13 августа.
   Об этом упоминал, в частности С.М. Будённый в своих воспоминаниях.
  
   "...После разъяснений заместителя Председателя Реввоенсовета Республики Э. М. Склянского второй член РВС фронта Р. И. Берзин поставил свою подпись под приказом, который того же 13 августа был направлен войскам..."
  
   То есть, отказ Сталина подписать приказ ничего не изменил. Приказ был отдан за подписями командующего фронтом Егорова и второго члена РВС Берзина.
  
   Получается, что если и была задержка передачи войск по вине Сталина, то составила она всего несколько часов. А не две недели, как об этом обычно утверждают люди, не очень знакомые с подробностями. На самом деле с 12 часов 14 августа войска эти вошли в состав Западного фронта. Как и было предусмотрено директивой Главкома С. Каменева.
  
   Но как же так получилось что уже после того как обе армии были переданы Западному фронту, 1-я конная продолжала драться под Львовом, а не была повернута на север?
  
   Характерно что, когда обвиняют Сталина и Егорова во всех смертных грехах, обязательно говорят о том, что это они не позволили Будённому повернуть армию в сторону Люблина. На самом деле здесь намеренно спутаны два совершенно разных организационных мероприятия. Передача войск из состава одного фронта в другой. И постановка задачи на изменение направления наступления. Потому что вовсе не означает автоматически, что одно следует из другого.
  
   Из-за несогласия Сталина передача войск задержалась, это так. Однако, в тот же день приказ всё же был подписан и направлен в войска. Вопреки Сталину, тем не менее, приказ был отдан. Но в том-то и дело, что дальше начиналась вторая стадия комплекса необходимых организационных мероприятий. Отдача приказа на отход от Львова и выдвижение в тот район, откуда должен будет нанесен удар в направлении Люблина.
  
   Так вот. С 12 часов 14 августа ни Егоров, ни Сталин не имели никакого права отдавать этим войскам никаких распоряжений. Эти армии им больше не подчинялись. Кроме того, уже 17 августа Сталин уехал в Москву. Поэтому приказ на конкретные действия могло отдать этим армиям только командование Западного фронта. Потому что приказ о передаче, подписанный Егоровым и Берзиным, не ставил, естественно никаких задач. Он просто передавал эти армии другому фронту. А войскам нужна была постановка конкретной задачи.
  
   Тухачевский поставил задачу обеим своим новым армиям только 15 августа. Между тем, втянувшаяся в тяжёлые бои армия Будённого продолжала сражаться под Львовом.
  
   Вот как описывал это в своих воспоминаниях С.М. Буденный.
  
   "...Подписав приказ, я хотел отдохнуть, но в половине десятого вечера Зотов прислал связного. Оказывается, поступила директива командующего Западным фронтом ? 0361/сек от 15 августа. В ней говорилось:
  
   "Для сосредоточения сил на решающем направлении приказываю:
  
   1. Командарму 12 сменить части 1-й Конной армии до района Топоров включительно, продолжая в то же время выполнять мою директиву ? 0359/оп. сек. В подчинение командарма 12 с получением сего поступает кавгруппа Осадчего.
  
   2. Командарму 1-й Конной с получением сего вывести из боя свои конные части, заняв участок от Топорова к югу частями 45-й и 47-й стрелковых дивизий. Означенным дивизиям поступить в подчинение командарма 14. Всей Конармии, в составе 4, 6, 11 и 14 кавдивизий, четырьмя переходами перейти в район Устилуг - Владимир-Волынский"{88}.
  
   Директива ? 0361/сек была для нас первым приказом командующего Западным фронтом. Она прерывала Львовскую операцию Конной армии и изменяла направление наших действий. Мы обратили внимание, что документ не имел подписи члена Реввоенсовета фронта и по существующему тогда положению не мог быть принят к исполнению. Поэтому я сразу же связался с основным штабом армии и поручил С. К. Минину запросить разъяснения. Он ответил, что такой запрос уже сделан.
   Как потом выяснилось, директиву подписали в 14 часов 35 минут 15 августа М. Н. Тухачевский и за члена РВС комиссар штаба фронта Буткевич{89}. Но при передаче ее в тот же день в 22 часа 58 минут из Минска подпись Буткевича по ошибке дежурного оперативного управления не была указана. Директива шла через штаб [318] Юго-Западного фронта и была получена в основном штабе Конармии только в 18 часов 30 минут 16 августа{90}. Оттуда ее передали в наш оперативный пункт в Вербах, а затем автомобилем в 21 час 15 минут доставили в полештарм.
  
   Все эти детали с передачей директивы указываются потому, что некоторые историки, достаточно не изучив документы, необоснованно утверждают, будто РВС Конармии затратил на переписку из-за формальностей два дня и этим, мол, задержал выполнение приказа командующего Западным фронтом.
  
   Из приведенных же документальных сведений следует, что на передачу директивы из штаба Западного фронта в полештарм Конармии были затрачены сутки. Их нужно отнести за счет плохой организации связи между штабами фронтов и большой затраты времени на зашифровку и расшифровку оперативных документов, что, к сожалению, имело место и в последующие дни. Переписка и переговоры по директиве ? 0361, как не оформленной в установленном порядке, совершенно не повлияли на сроки исполнения ее. Их вели С. К. Минин, главком и штаб Западного фронта в то время, как командование Первой Конной армии приняло директиву к руководству и за одной подписью М. Н. Тухачевского. Это видно хотя бы из того, что донесение командарма Конной командзапу о получении директивы было направлено раньше, чем на нее пришло подтверждение.
  
   Совсем иные причины задержали выполнение приказа М. Н. Тухачевского о движении Конармии в район Владимир-Волынского. Чтобы понять их, нужно вспомнить, что все попытки главкома сменить Конармию пехотой и полностью вывести ее в резерв начиная с 6 августа не имели успеха. 13 августа он, разговаривая по прямому проводу с командующим Западным фронтом, заявил, что "Конармия и сейчас стоит перед стеной пехоты, которую ей до сих пор не удалось сокрушить"{91}.
  
   15 августа командующий Западным фронтом предложил сменить Конармию частями 12-й армии с севера до Топорова, а южнее Топорова - 14-й армией, передав ей 45-ю и 47-ю дивизии {92}. [319]
  
   Этот правильный замысел смены и нашел отражение в директиве ? 0361. Однако он, к сожалению, оказался неосуществимым. К моменту получения директивы главные силы Первой Конной вели тяжелые бои, удерживая плацдармы на западном берегу Буга. Ее фронт составлял 45-50 километров. 45-я и 47-я стрелковые дивизии уклонились далеко к юго-западу, отстали от нашего левого фланга и не могли своевременно сменить нас южнее железной дороги Ровно - Львов. Но еще хуже сложилось положение на участке, который должны были занять войска 12-й армии. Командарм 12 поручал смену наших дивизий кавгруппе Осадчего. А такой кавгруппы не существовало. Она была расформирована еще в июле. Следовательно, на самом активном участке фронта протяженностью свыше 25 километров, где наши 4, 6 и 14-я кавдивизии сражались с контратакующим противником, Конармию никто не сменял. В такой обстановке она не могла выйти из боя, чтобы немедленно двинуться на Владимир-Волынский. Обнаружив ее отход, противник, без сомнения, тотчас же мог устремиться за нашими соединениями в никем не прикрытую брешь. Атакуя во фланг и тыл, польские войска получали возможность прижать к Бугу прежде всего 4-ю и 6-ю кавдивизии и разгромить их. Что это произошло бы именно так, мы убедились позже, узнав о приказе Пилсудского.
  
   "В случае же движения на север Буденного, - писал он, - я приказал, чтобы вся наша конница, совместно с лучшей находившейся там пехотной дивизией, немедленно двинулись за Конной армией Буденного, стараясь во что бы то ни стало задержать ее в походе"{93}.
  
   Так, кстати, польские войска и действовали в последующем.
  
   В 23 часа наштарм Конной Л.Л. Клюев донес во фронт и сообщил штабу 12-й армии, что кавгруппы Осадчего не существует и, следовательно, Конармия никем не сменяется{94}. И после этого Реввоенсовет Конармии продолжал изыскивать все возможности для отрыва от неприятеля, но не находил их. По нашему мнению, единственным выходом из создавшихся чрезвычайно сложных условий был разгром львовской группы [320] противника, после чего Конармия могла получить оперативную свободу для выполнения директивы командующего Западным фронтом. В 1 час 30 минут 17 августа мы телеграфировали М. Н. Тухачевскому: "Директива ? 0361/оп. сек. получена 16 августа в 21 час 14 мин. Армия в данный момент выйти из боя не может, так как линия Буга преодолена и наши части находятся на подступах к Львову, причем передовые части в 15 верстах восточнее города, и армии дана задача на 17 августа овладеть Львовом. По окончании операции армия двинется согласно директиве ? 0361/оп. сек."{95}.
   Ответа на это донесение мы не получили и, считая, что командующий фронтом согласился с нами, принимали все меры к разгрому неприятеля в Львовском районе..."
  
  
   Вот вам и результаты управляемости огромным фронтом из штаба, расположенного за сотни километров от соединений, которым ставится задача. Командарм сам вынужден изыскивать способы, каким образом ему отойти так, чтобы фронт, который он оставляет, не оставался неприкрытым. Потому что войск, на которую возлагает эту задачу далекий штаб фронта, оказывается, не существует. Между прочим, и 12-я армия, которой тоже поставлена задача принять часть полосы 1-й конной, как выяснится чуть позже, тоже не в состоянии выполнить эту задачу. По причине, которую далёкий штаб не знает.
  
   12-я армия под командованием Васканова имела в своем составе 25-ю, 7-ю, 44-ю, 24-ю стрелковую дивизии и группу Голикова. На бумаге, вроде, солидно.
  
   Снова Н. Какурин и В. Меликов.
  
   "...14 августа из штаба армии (Ровно) главное командование получило следующую телеграмму: "Самая крупная дивизия имеет 1500 штыков, самая малочисленная - 700 на всю дивизию. Части утомлены, не хватает винтовок, плохо одеты. Захватили приказ противника, знаем его план ? 155/с."
  
   То есть приказ Тухачевского был замечательно правильным, как пишет об этом Буденный. Был в нем один недостаток. Его было невозможно выполнить. И пришлось Буденному, чтобы не погубить не только армию, но и весь фронт восточнее Львова, принимать решение продолжить штурмовать город. Как единственный выход из положения.
  
   Но Львов конники взять не смогли. Хотя подошли к его окраинам ещё ближе. Потери были страшные. В бою были все, до последнего человека. Именно в эти дни был убит один из командиров кавалерийских дивизий, Литунов. Если помните, в романе Николая Островского "Как закалялась сталь" о нем упоминается, как о Летунове:
  
   "...Девятнадцатого августа в районе Львова Павел потерял в бою фуражку. Он остановил лошадь, но впереди уже срезались эскадроны с польскими цепями. Меж кустов лощинника летел Демидов. Промчался вниз к реке, на ходу крича:
   - Начдива убили!
   Павел вздрогнул. Погиб Летунов, героический его начдив, беззаветной смелости товарищ. Дикая ярость охватила Павла.
   Полоснув тупым концом сабли измученного, с окровавленными удилами Гнедка, помчал в самую гущу схватки.
   - Руби гадов! Руби их! Бей польскую шляхту! Летунова убили! - И сослепу, не видя жертвы, рубанул фигуру в зеленом мундире. Охваченные безумной злобой за смерть начдива, эскадронцы изрубили взвод легионеров.
   Вынеслись на поле, догоняя бегущих, но по ним уже била батарея: рвала воздух, брызгая смертью, шрапнель.
   Перед глазами Павла вспыхнуло магнием зеленое пламя, громом ударило в уши, прижгло каленым железом голову. Страшно, непонятно закружилась земля и стала поворачиваться, перекидываясь набок.
   Как соломинку, вышибло Павла из седла. Перелетая через голову Гнедка, тяжело ударился о землю. И сразу наступила ночь".
  
   Возможно, решение Буденного продолжить штурмовать Львов было ошибочным. Возможно. А что ещё он мог придумать? Исполнить приказ Тухачевского в той обстановке значило просто погубить и свою армию и весь фронт. Так ведь на то и были над ним его начальники, теперь это было командование Западным фронтом, чтобы поддержать его, найти средства, чтобы сменить его войска, помочь советом, в конце-концов. Но сделать это из Минска...
  
   Совпали эти события уже и с начавшимся 16 августа польским наступлением на Западном фронте. И теперь действительно удар 1-й конной на север стал жизненно необходим.
   Но как?
  
   Снова воспоминания Буденного.
  
   "...С одной стороны, мы видели, что положение наших войск на варшавском направлении действительно тяжелое, и сознавали всю свою ответственность. С другой стороны, простой расчет времени показывал, что задача, определенная нам директивой, явно невыполнима. Физически невозможно было в течение одних суток выйти из боя и совершить стокилометровый марш, чтобы 20 августа сосредоточиться в указанном районе. А если бы это невозможное и произошло, то с выходом к Владимир-Волынскому Конармия все равно не смогла бы принять участия в операции против люблинской группировки противника, которая, как уже говорилось, действовала в районе Бреста.
   И кроме того, нам непросто было уйти из-под Львова. Уйди мы - и инициатива сразу переходила к противнику, что ставило польский участок Юго-Западного фронта в катастрофическое положение.
  
   Силы львовской группировки противника, потрепанные Конармией, оставались еще достаточно мощными и активными. А нас по-прежнему никто не сменял. Одни наши малочисленные и измотанные боями 45-я и 47-я стрелковые дивизии были не в состоянии занять весь фронт Конармии. Надо иметь еще в виду, что группа И. Э. Якира (которая и состояла из этих двух дивизий - В.Ч.) действовала с открытым флангом, так как левофланговые войска 14-й армии далеко отстали..."
  
  
   Действительно. Пока делили фронты. Пока решали, кто будет обеспечивать связь, снабжать, поляки ударили насмерть. И теперь вдруг понадобилось чудо. Понадобилось, чтобы за один день конница оказалась там, за сотню километров, где было очень плохо.
  
   У Тухачевского, между прочим, было шесть армий. А спасти всех, оказывается, могла только одна. Та, которая смертным боем била и которую смертным боем били далеко на юге. Там, куда загнали её в июле те, кто теперь требовал от неё волшебного перемещения на старое место.
  
   Да, пришлось Буденному выполнять этот приказ, бесполезный потому уже, что и под Люблиным ему уже делать было нечего в условиях отступления Западного фронта. И отход от так и не взятого в последнее мгновение Львова рушил надежду устоять хотя бы на юге. Не взяли Варшаву, а теперь не взяли ещё и Львов.
  
   Снова воспоминания Буденного.
  
   "...Утром 21 августа, когда Конармия отошла уже за Буг, поступила телеграмма председателя Реввоенсовета Республики Троцкого Ворошилову. "Общая обстановка требует энергичного и немедленного содействия Конной армии Западному фронту, - писал он. - Поэтому РВС армии должен принять исключительные меры к самому срочному выполнению приказов командзапа по перемене направления действий армии из львовского направления на северо-запад. Обращаю особое внимание Реввоенсовета на то, чтобы занятие самого Львова не отразилось на сроке выполнения этих приказов, для чего должны [337] быть приняты все меры к тому, чтобы занятие большого города не произвело разлагающего влияния на войска"{98}.
  
   Этот документ - яркий образец противоречивости. С одной стороны, он требовал срочного выполнения приказов командзапа, а значит, и движения к Владимир-Волынскому, с другой - предупреждал, чтобы занятие большого города не разложило Конармию, то есть, по существу, санкционировал взятие Львова..."
  
  
   Это только вождям казалось, что всё так просто. Приказали, и поскакала конная армия, куда сказано. Заскочив, попутно, во Львов. Вот только поляки с этим не согласились. Как и следовало ожидать, они вцепились в отходящие и теперь уже во многом угнетенные отступлением части. Вскоре конной армии придется драться в полуокружении. Она оттуда вырвется, но заплатит свою цену. Цену не за своё поражение. За поражение, которое она понесет по воле вождей.
  
   ***
  
   А теперь заключение.
  
   "30 августа 1920 года
  
   В Политбюро ЦК.
  
   Предлагаю ЦК образовать комиссию из трех человек (через Совет обороны) по обследованию условий нашего июльского наступления и августовского отступления на Западном фронте. Комиссии дать срок двухнедельный. Председателем комиссии (если нет у ЦК лучшего кандидата) предлагаю т. Серебрякова.
  
   И. Сталин.
  
   Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. С. 156".
  
   РГАСПИ. Ф.558, Оп.1, Д.5213, Л.1.
  
   Леонид Серебряков, кандидатуру которого предлагал Сталин, был тогда начальником Политуправления РККА. По своим взглядам и политическим пристрастиям это был убежденный сторонник Троцкого. Учитывая то, что главные претензии Сталина по поводу состоявшегося разгрома были к Реввоенсовету Западного фронта, постоянные члены которого Смилга и Уншлихт также входили в ближайшее окружение Троцкого, должно было получиться интересно. Комиссия, которую возглавляет явный троцкист, должна была иметь авторитет непредвзятости в случае подтверждения этих обвинений. Одновременно, Сталин, предлагая в комиссию такого руководителя, должен был быть полностью уверен, что обвинения его будут настолько доказательны и убедительны, что проигнорировать их не смогут даже Троцкий и его сторонники.
  
   Это понимали все вожди советской республики, как Троцкий, так и Ленин. Поэтому предложение Сталина было в Политбюро отклонено. Комиссию было решено не создавать. Более того. Ленин предложил своеобразный мораторий на любые расследования причин катастрофы на Висле. По этой причине никто, никогда и никаких обвинений её участникам официально никогда не выдвигал.
  
   Почему Ленин так поступил? Официально это выглядело как забота о единстве партии, поскольку понятно, что такое разбирательство вызвало бы неминуемо обострение и без того жестких отношений между Троцким и Сталиным. По сути же он всей тяжестью своего авторитета категорически воспрепятствовал любой возможности того, чтобы обвинения в военном поражении коснулись партийно-государственного руководства. Причём, что интересно, возможность того, что допущена была политическая ошибка, он открыто признал на состоявшейся вскоре 9-й партийной конференции. Но вот о военных ошибках не просто промолчал, но и опять-таки призвал не обсуждать их сейчас, оставив это историкам.
  
   Тем не менее, Сталин попытался снова поднять этот вопрос, обратившись с ним к 9-й партийной конференции, которая проходила в Москве с 22 по 25 сентября 1920 года.
   Вот как это выглядело в передаче его главного противника.
  
   Троцкий. Сталин, т. 2.
  
   "...На закрытом заседании X съезда (это ошибка, произошло это, как уже сказано, на 9-й партийной конференции - В.Ч.) Сталин выступил с неожиданным по своей злостности и грубости заявлением в том смысле, что Смилга, член Военного Совета Западного фронта, "обманул ЦК", обещав к определенному сроку взять Варшаву и оказавшись неспособен выполнить обещание. Действия Юго-Западного фронта, т.е. самого Сталина, определялись де "обещанием" Смилги, на которого и падает поэтому ответственность за катастрофу. Съезд с угрюмым недоброжелательством слушал угрюмого оратора с желтоватым отливом глаз; и Сталин своей речью повредил только самому себе. Ни один голос не поддержал его. Я тут же протестовал против этой неожиданной инсинуации: "обещание" Смилги означало лишь то, что он надеялся взять Варшаву, но не устраняло элемента неожиданности, связанной со всякой войной, во всяком случае, оно никому не давало права действовать на основании априорного расчета, а не реального развертывания операции. В прения поспешил вмешаться встревоженный Ленин в том смысле, что мы никого лично не виним. Попытка взвалить ответственность на Смилгу потерпела явное крушение. Протоколы этих прений никогда не были опубликованы..."
  
   Смилга был первым членом РВС Западного фронта. То есть, занимал точно такой же пост на фронте, как и сам Сталин. Поэтому ответственность за дела фронта нес не меньшую. Сам Сталин никогда, в случае каких-то претензий к его фронту, не прятался за Егорова, принимая на себя всю тяжесть ответственности за любые решения командования фронтом. Дело здесь, конечно, ни в каком не благородстве, как это может показаться на первый взгляд. Дело в понимании сущности работы политработника того времени. Состояло оно в простой вещи. Если командир поступил в чем-то вопреки мнению комиссара, значит комиссар этот никудышный. И руководитель, и партиец. Слабак, одним словом. Поэтому, в представлениях того времени, настоящий комиссар несёт полную ответственность за любое действие командира.
  
   В данном случае, поскольку вопрос был вынесен на партийный форум, претензии Сталин выдвинул не к Тухачевскому, рядовому члену партии, а к его партийному руководителю.
  
   Речь, в данном случае, шла вовсе не о том, что Смилга что-то обещал и чего-то не сделал. Речь на самом деле шла о том, что за этими радужными обещаниями и надеждами не были видны окружающим те разрушительные явления, которыми воспользовался вскоре противник. О том, что, уверяя Москву, а через неё, естественно, своих соседей, во всяческих благополучиях на Западном фронте, его реввоенсовет фактически дезинформировал их при выработке ими уже своей собственной линии поведения.
  
   Ну, почему Сталина никто не поддержал, это как раз ясно, здесь сыграло роль вмешательство Ленина. О том, что Сталин повредил этим выступлением сам себе и о недоброжелательности делегатов, здесь Троцкий, по своему обыкновению, выдал желаемое за действительность. Те делегаты конференции, которые не были связаны с Троцким (а их обычно было большинство на всех съездах и конференциях), не могли не сочувствовать стремлению Сталина разобраться в причинах такого жестокого поражения.
   Как так, оглушительная катастрофа, а нельзя даже заикнуться о причинах. Не угрюмо, а внимательно его слушали, на самом деле. Сосредоточенно. Что не улыбались при этом, так ведь тема была невеселой, мягко говоря. Что никто не поддержал, тоже понятно. Воля Ленина. Его непререкаемый авторитет. Мало было желающих противостоять ему.
  
   Вместе с тем, принципиальность оратора, в открытую высказавшего свое мнение по столь острому вопросу, должна была запомниться. И не угрюмо запомниться, потому что среди делегатов нежных душой, чурающихся "злостности и грубости", не было. Все прошли гражданскую войну. На всех была кровь. Только вот, партийная дисциплина это одно. А своё личное мнение, это другое.
  
   Теперь о том, каким образом "протестовал против этой неожиданной инсинуации" Троцкий.
  
   "...Совершенно правильно, что разведка у нас не блестяща, особенно агентурная. Она поставлена у нас на энтузиазме и на преданности прекраснейших партийных работников, которые дают прекрасную политическую информацию, но которые дают нам крайне недостаточную и в военном смысле неграмотную военную информацию. Мы получали гораздо больше сведений о полном разложении, об общей панике, что ничего там не выйдет из попытки укрепления армии, и, если говорить о том, что кто-то подвел ЦК, то скорее партийно-политическая информация того периода, когда мы приближались к Варшаве... Теперь другое возражение. Спрашиваю, а вы знали ли, что живые силы польской армии не были разбиты. Товарищи, я позволю себе сказать, что я был настроен скептичнее многих других товарищей, ибо как раз на этом вопросе должен был останавливаться больше других, то есть разбиты или не разбиты военные силы польской белой армии. По этому поводу у меня были разговоры с т. Сталиным, и я говорил, что нельзя успокаиваться всякими сообщениями о том, что разбиты силы польской армии, потому что силы польской армии не разбиты, так как у нас слишком мало пленных по сравнению с нашими успехами и слишком мало мы захватили материальной части. Тов. Сталин говорил: "Нет, Вы ошибаетесь. Пленных у нас меньше, чем можно бы ожидать в соответствии с нашими успехами, но польские солдаты боятся сдаваться в плен, они разбегаются по лесам. Дезертирство в Польше получает характер явления огромного, которое разлагает Польшу, и это главная причина наших побед". Что же я должен сказать, что т. Сталин подвел меня и ЦК. Тов. Сталин был членом одного из двух Реввоенсоветов, которые били белую Польшу. Тов. Сталин ошибался, и эту ошибку внес в ЦК, которая тоже вошла как основной факт для определения политики ЦК. Тов. Сталин в то же самое время говорит, что Реввоенсовет Западного фронта подвел ЦК. Я говорю, что этому есть оценка ЦК. Тов. Сталин представил дело так, что у нас была идеально правильная линия, но командование подводило нас, сказав, что Варшава будет занята такого-то числа. Это неверно. ЦК был бы архилегкомысленным учреждением, если бы он свою политику определял тем, что те товарищи, которые говорили о том, когда будет взята Варшава, нас подводили, потому что данные у них были те же, что и у нас" (Девятая конференция РКП(б). Протоколы. М., 1972. С. 76-77)".
  
  
   Поразительное по своей беспомощности выступление. Сразу обозначено стремление выгородить себя, хотя никто его здесь не обвинял. Уверения в том, что сам он был настроен "скептичнее" всех, это при том, что с газетных страниц призывал не только на Варшаву, но и в Европу. Обвинения Сталина в том, что он преувеличил "дезертирство в Польше", а Сталин в Польше не воевал. Он воевал на Украине. И публично утверждал, что война в Польше и не в Польше имеет совершенно разный характер. То что, признаки упадка и разложения присутствовали в польских войсках на Украине, особенно во время июньского рейда Первой конной, это было на самом деле, это отмечали сами поляки. Но когда уперлись во Львов, тут уже пошла другая война. По той причине, о которой Сталин предупреждал ранее: на севере Красная армия ворвалась на территории коренной Польши. Что резко усилило сопротивление поляков. Везде. Но собственно в самой Польше это сопротивление должно было быть не в пример сильнее.
  
   По Троцкому, оказывается, Сталин своими бодрыми донесениями об успехах ввел ЦК в заблуждение. Это что получается? Сталин бодро докладывал об успехах Западного фронта? Поскольку речь шла именно о катастрофе этого фронта, значит, в его катастрофе виновны бодрые донесения Сталина? И его донесения "вошли как основной факт для определения политики ЦК"? В отношении Западного фронта? Где Сталин не воевал? Это что за ЦК такой? Донесениям РВС Западного фронта ЦК, по словам Троцкого, не особо верил, потому что не "архилегкомысленное учреждение". А мнение РВС Юго-Западного фронта "вошло как основной факт для определения политики ЦК", в результате чего рухнул тот самый Западный фронт. При относительном благополучии Юго-Западного. Вы понимаете что-нибудь?
  
   Из всего прочитанного отчетливо видно, что всю свою жизнь Троцкий добросовестно и искренне заблуждался по поводу величия собственной фигуры. Вот и здесь он убежден, что делегаты "слушали угрюмого оратора" с "угрюмым недоброжелательством". И что, соответственно, сам он очаровал их своей бесподобной логикой. Можно представить себе, на самом деле, с каким недоумением слушали эту ахинею партийные делегаты.
  
   И можно себе представить, с каким чувством слушали они из президиума записку Сталина. Такие вещи обязательно зачитывались, особенно если автором был член Политбюро.
  
   "ЗАЯВЛЕНИЕ В ПРЕЗИДИУМ IX ПАРТИЙНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
  
   23 сентября 1920 года
  
   Некоторые места во вчерашних речах тт. Троцкого и Ленина могли дать тт. конферентам повод заподозрить меня в том, что я неверно передал факты. В интересах истины я должен заявить следующее:
  
   1) Заявление т. Троцкого о том, что я в розовом свете изображал стояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, единственный член ЦК, который высмеивал ходячий лозунг о "марше на Варшаву" и открыто в печати предостерегал товарищей от увлечения успехами, от недооценки польских сил. Достаточно прочесть мои статьи в "Правде".
  
   2) Заявление т. Троцкого о том, что мои расчеты о взятии Львова не оправдались, противоречит фактам. В середине августа наши войска подошли к Львову на расстояние 8 верст и они наверное взяли бы Львов, но они не взяли его потому, что высшее командование сознательно отказалось от взятия Львова и в момент, когда наши войска находились в 8 верстах от Львова, командование перебросило Буденного с района Львова на Запфронт для выручки последнего. При чем же тут расчеты Сталина?
  
   3) Заявление т. Ленина о том, что я пристрастен к Западному фронту, что стратегия не подводила ЦК, - не соответствует действительности. Никто не опроверг, что ЦК имел телеграмму командования о взятии Варшавы 16-го августа. Дело не в том, что Варшава не была взята 16-го августа, - это дело маленькое, - а дело в том, что 3апфронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не замечало. Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК, несомненно, отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь. То, что Варшава не была взята 16 августа, это, повторяю, дело маленькое, но то, что за этим последовала небывалая катастрофа, взявшая у нас 100000 пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания. Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Т. Ленин, видимо, щадит командование, но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование.
  
   23/9
  
   И. Сталин.
  
   Большевистское руководство. Переписка. 1912-1927. С. 160-161.
  
   РГАСПИ. Ф.558, Оп.1, Д.5570, Л.2".
  
  
   Никаких отвлеченных аргументов. Точные факты. Ничего ни прибавить, ни убавить.
  
   ***
  
   Через полтора года Сталина избрали Генеральным секретарем ЦК. Предложение такое выдвинул Ленин. И во многом поспособствовал тому, чтобы решение это было принято. При обсуждении активно выступали против его кандидатуры троцкисты. Но решали-то не они, даже в те времена, когда Троцкий был на вершинах государственной и партийной власти.
  
   Получилась интересная вещь. Война с Польшей закончилась сокрушительным поражением Красной армии. Огромный урон понесло советское государство. И только один человек в результате этой войны получил ощутимый выигрыш. Это был И.В. Сталин.
  
   Его "я был, кажется, единственный член ЦК..." должно было намертво запомниться высшему эшелону партийной власти, заполнявшему зал заседаний партийной конференции. Потому что несказанным было очевидное - "...включая товарища Ленина". То есть, там, где ошиблись все привычные авторитеты, там, где ошибся сам Ленин, только один человек оказался прав. Сталин. Это было наверняка необычным осознанием, поэтому должно было хорошо запомниться.
  
   Получается, что война эта, финал которой явился настоящим бедствием, для Сталина оказалась своеобразным трамплином, резко повысившим в партии его вес. И не только среди партийной верхушки. Остальные члены партии, от среднего звена и до рядовых, тоже читали "Правду". И тоже делали свои выводы. Для себя.
  
   Так начал складываться публичный авторитет Сталина, уже в самом начале заложивший в сознание приметную закладку. "Сталин не ошибается".
  
   На самом деле, Сталин, конечно, ошибался. Людей, которые не ошибаются, не бывает. Но для политика важно ведь не столько его настоящие достоинства и недостатки, но и то, что думают о них люди. "При оценке личности надо учитывать не только ее субъективные качества, но и то, как она отображается в сознании окружающих", - как это точно заметил великий русский мыслитель Александр Зиновьев.
  
   Не понимать этого очевидного обстоятельства не могли ни сам Троцкий, ни его сторонники. Как они должны были на него отреагировать? Ничего не предпринимать? В условиях, когда их яростный противник настолько явно усиливает свои позиции?
  
   Заметьте. В своем выступлении Троцкий ничего еще не упомянул о передаче армий Западному фронту. Но уже сейчас же, сразу после конференции, усиленно начали распространяться соответствующие слухи. Соответствующие "мнения" о том, что виновником поражения Западного фронта явились действия командования Юго-Западного фронта. Заговорили о его "ошибках". И было всего этого, вопреки истине, столько и сразу, что поневоле появляется мысль о целенаправленности чьих-то усилий.
  
   Особенно действенной была эта кампания в условиях запрета на любые официальные разбирательства. Клевета наиболее активно размножается именно в неофициальной почве.
  
   Доказательств у меня нет, но слишком многое указывает на то, что усилия эти направлялись как самим Троцким, так и его окружением. Это было тем более просто, что многие участники тех событий воевали на Западном фронте. А значит, старались выгородить себя. Выгородить себя, в данном случае, это обвинить кого-то другого. То, что самая верхушка командования фронтом была изначально прочно связана с Троцким, делало процесс этот, безусловно, более организованным. И более эффективным, конечно. С учетом того важного обстоятельства, что многие в высшем командовании не только Западного фронта, но и Красной армии в целом, были, естественно, тоже связаны с Троцким. Особенно это касается военно-политического аппарата.
  
   Необходимо отметить при этом, что самые основы нового мифа были заложены во времена, когда Троцкий был еще в силе. К тому времени, когда Троцкий эту силу окончательно потерял, миф этот стал уже привычным.
  
   Таким образом. Возложение вины за разгром под Варшавой на Сталина явилось один из первых актов отрытой борьбы между Троцким и Сталиным.
  
   Потом было многое. С того момента, когда Сталин поднялся на вершину власти, повторение этого мифа стало, конечно, немыслимым. Но и появившиеся позднее догадки, что сталинские репрессии в армии обрушились на его бывших оппонентов в этом давнем споре из-за стремления отомстить им, или стремления убрать свидетелей своего военного позора, не были, конечно, сколько-нибудь близки к истине. Там были другие причины, более современные. Для многих разные, но все же иные.
  
   Особенно отчетливо это видно на таком примере. В 1937 году был расстрелян бывший начальник штаба Юго-Западного фронта комкор Н.Н. Петин. А бывший начальник штаба Западного фронта генерал-лейтенант Н.Н. Шварц умер своей смертью в 1944 году на посту заместителя начальника кафедры Академии Генштаба. Это при том, что именно он планировал поход на Варшаву. И это при том, что по роду своей военной службы он самым тесным образом был связан с вопросами разведки, еще с царских времен, с того еще Генерального штаба. То есть, как это обычно говорится, слишком много знал. Тем не менее.
  
   Так что, 1920 год остался тем годом, за который никто и никому не мстил. Была политическая борьба, и были в ней разные обстоятельства. Но польской войны они не касались.
  
   После смерти Сталина Хрущев охотно подхватил старые обвинения. Особенно это усиливало то обстоятельство, что при Сталине воспроизводить тот старый миф было невозможно. А запретный плод сладок. Раз запрещали при Сталине, значит, была в этом самая правдивая правда. И начались по новой воспроизводиться старые обвинения. Только в другой, конечно, обстановке. В двадцатые годы находились люди, которые могли возразить напраслине. Теперь же таких не находилось. Опасно стало, с другой уже стороны.
  
   Так что не удивительно, что маршал Конев объективно замечал Симонову о том, что "при всех ошибках Сталина и Егорова", Земля, оказывается, ещё и круглая.
  
   В таком виде миф этот дожил до наших дней.
  
   И вот давайте подумаем.
  
   За что должен был ненавидеть поляков Сталин? И соответственно, за что должен был им мстить?
  
   Поражение, которое понес Юго-Западный фронт, одним из руководителей которого он был, состоялось по воле высшего советского командования. Сначала этот фронт ликвидировавшего, а потом обрекшего на поражение его главную ударную силу.
  
   В тех винах, что виноватили его противники, он был невиновен. И хорошо знал это. Кого он должен был ненавидеть за клевету, которую на него возводили? Поляков? Поляки в этом не участвовали. Скорее он должен был мстить своим политическим противникам, которые и сочиняли все эти небылицы. Так он и без того был с ними на ножах. По многочисленным иным поводам. Включая идейные и политические. Что на этом фоне обвинения, имеющие уровень кухонной склоки?
  
   И напротив. Война с Польшей достаточно сильно подняла его авторитет. Помогла ему, несомненно, в его дальнейшей политической карьере. Это что, повод для ненависти к полякам?
  
   Поэтому, когда сегодня вы услышите утверждения о том, что Сталин отдал приказ о катынском расстреле потому, что хотел таким образом отомстить полякам за былое свое поражение или, тем паче, унижение в 1920 году, сделайте всего одну вещь.
  
   Попросите найти какую-то другую причину. Потому что любое деяние ее имеет. А у этого причина отсутствует. При ближайшем рассмотрении.
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"