.....В воскресенье Мишуткины собираются в новый ультуры имени Октябрьской революции. В тесной комнате маленькой семье негде повернуться. Сначала мама купает в корыте Тину, натирает хозяйственным мылом, обмывает тёплой водой со щепоткой каустиковой соды "для мягкости", вытирает старой простыней и одевает в трусы и майку. Затем мама расчёсывает влажные дочкины волосы, собирает в тугие косички, вплетая тряпочные ленточки. Послушно нагнув голову, Тина недовольно посапывает из-за больно натянутых волос.
-Терпи, коза, не вертись, егоза!- ласково прикрикивает мама.
Когда приходится надевать ненавистные рейтузы до колен "девочка должна беречься" и балахонистое платье "на вырост" с подвернутыми рукавами, Тина начинает хныкать. Любимые туфельки из красного потрескавшегося дерматина ей давно малы, пальчики больно упираются в носок, но она терпит. И вот радость: на худенькой детской руке застёгивается клеёнчатый ремешок новых почти "всамделишных" часиков! Забыв о противных рейтузах, Тина не отрывает счастливых глаз от бумажного циферблата с нарисованными стрелками. Мама усаживает её на табурет в углу комнаты, чтоб не "крутилась под ногами". Скорее бы на улицу, ноги сами бегут по воздуху!
-Сколько раз говорить: не болтай ногами - чертей дразнишь!- окрикивает мама.
Она надевает единственное выходное заношенное креп-жоржетовое платье - зелёное с бежевыми колечками и воротничком из кружевных кленовых листков. Обувает стоптанные туфли на квадратных каблуках. Покрыв закрученные в узел волосы тонкой косынкой с завязанными концами на затылке, она заглядывает в маленькое круглое зеркальце, утонувшее в ладошке. Мама никогда не пудрится и не помадится, потому что папа давно сказал: "красота должна быть естественной". У папы широченного покроя лоснящиеся брюки, выгоревшая на плечах и спине шёлковая рубашка с потемневшими подмышками. Он затягивает тощую талию потёртым ремнём и застёгивает оловянные запонки на обтрёпанных манжетах. Усевшись на табурет, закинув босые ноги одна на другую, он старательно наматывает на узкие ступни серые портянки. Натянув старые-престарые трофейные сапожки из мягкой кожи, папа бодро вскакивает, бьёт тонкой подошвой о пол, пританцовывает.
-Хромовые! Слышите, как скрипят? Сколько лет, а всё, как новые! "Ох, топну ногой, да притопну другой!"-
Мама берёт потрескавшийся лаковый ридикюль - всё, можно выходить из дома! Держась за надёжные руки родителей, Тина озабоченно поглядывает на застывшие стрелки своих часиков: "Не опоздать бы!"
По широким ступенькам Мишуткины поднимаются в пахнущий краской и побелкой Дворец культуры имени Октябрьской революции. Сначала - буфет, на столе в общепитовских блюдцах бесплатная "профсоюзная" соль и горчица. В куцем белом халате с оторванной пуговицей на необъятной груди толстая тётка наливает из бочки холодное пиво в большую прозрачную кружку. Живое шевелящееся пиво папа укрощает щепоткой соли, и густая пена с незлобным шипением медленно оседает. Прикрыв глаза от удовольствия, папа пьёт пиво, рисующее рыжие "усики" над его губой.
И вот, наконец, самое главное - мороженое! Ни молочное, ни сливочное, а вкусный-превкусный пломбир! Став на цыпочки, Тина неотрывно наблюдает, как два вафельных рожка заполняют белые и розовые маслянистые снежки. Положив мороженое на весы, буфетчица незаметно надавливает пальцем чашу. Тина дёргает маму за рукав и шепчет: "Ма, скажи тёте, чтобы клала больше!"-
Не дожидаясь, пока стрелка весов остановится, буфетчица снимает мороженое, быстро клацает замусоленными костяшками деревянных счёт и требовательно называет сумму, нагло вытаращив глаза. Засуетившись, мама достаёт из-за пазухи деньги, завёрнутые в носовой платок, и спешно расплачивается. Вкуснятина быстро тает во рту Тины. Лизнув мороженое, мама протягивает свою порцию.
-Ма, разве ты не любишь мороженое? Правда, по-честному, ты больше не хочешь?- допытывается Тина.
-По-честному, больше не хочу! Ешь, дочечка, ешь на здоровье!- Дворец к
Постановка называется "Наймичка", "дети до шестнадцати лет не допускаются", но пятилетнюю Тину с родителями свободно пропускают в зал. Не отрываясь, она смотрит на сцену, ловя каждое слово актёров. Всё ясно: богатый пан соблазняет красивую служанку - батрачку, она от него беременеет, и её выгоняют из дома. Потом наймичка рожает девочку и умирает. Повзрослев, девушка нанимается на работу в ту же усадьбу. Всё повторяется - любвеобильный пан соблазняет новую "наймичку", не догадываясь, что она - его дочь. Узнав от людей страшную правду, девушка бежит на кладбище, рыдая, просит прощение на могиле матери и бросается в реку.
В момент причитаний героини на зелёном холмике материнской могилы Тина тихо всхлипывает. Детский плач всё громче, переходит в безудержное истеричное рыдание. Сидящие рядом зрители наперебой успокаивают: "Девочка, так нельзя! Всё это неправда, выдумка!"-
Чем больше уговаривают, тем безутешней Тина. Уже не слышна речь актёров - спектакль приостанавливают. Смущённые родители уводят до икоты захлёбывающуюся слезами дочку.
В православную Пасху люди в праздничных одеждах выходят из бараков на улицу, угощают друг друга куличами, бьются крашеными пасхальными яйцами, соревнуясь, чьё крепче. Потом все дружно разговляются за общим длинным столом с мутными бутылями самогона и закуской "что у кого было". За отдельным столиком поменьше - ребятня. Запивая любимым "крем-сода" сдобный кулич с изюмом, Тина не выпускает из поля зрения своих родителей.
Застолье взрослых часто прерывается тостами и разноголосым пением:
"Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,
Выпьем и снова нальём!"-
Песни сначала идейные: "Катюша", "едут новосёлы по земле целиной", "вышел в степь донецкую парень молодой". Затем лирические: "из-за острова на стрежень", "ой, мороз, мороз!", "їхав козак за Дунай". И хмельные разухабистые под гармонь с плясками и частушками.
"Ой, я пьяная, да я румяная!
Накажи меня Бог, что я пьяная!"-
Хором компания отчаянно заявляет:
"И пить будем, и гулять будем,
А смерть придёт - помирать будем!"-
"Помирать", "смерть" - эти слова Тину пугают, и очень не нравится, что родители выпившие. То маму, то папу она тянет за руки домой. В ответ они глупо улыбаются и предлагают дочке "ещё немножко погулять с подружками". Совсем опьяневшие дяди и тёти, раскачиваясь за столом, медленно вытягивают:
"Шумел ка-а-амыш, де-ре-вь-я гну-у-лись, а ночка тё-ё-ёмная была,
Одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра..."-
Мама явно не в духе, ей не нравится, что папа слишком обходителен с соседкой по столу красивой Машей "молдаванкой", часто берёт её за локоток и называет: "голубушка". На словах песни "одна возлюбленная пара" он стрельнул глазками в сторону Маши и масляно заулыбался. Заметив, что его Алёнушка "касавурится", папа подходит к гармонисту и что-то шепчет. И вот уже он шустро пританцовывает вокруг мамы и задорно напевает:
"Ты постой, не спеши, обрати внимание!
Обрати своё вниманье на пожар моей души!
Ты - ласточка моя, ты - зорька ясная!
Ты - в общем, самая огнеопасная!"-
Счастливая мама смущённо поправляет косынку. Понимая, что прощён, довольный папа обнимает жену, слегка покачиваясь, берёт на руки "дочика", вместе идут домой. Крепко обхватив папину шею, Тина тревожно оглядывается на маму и украдкой вытирает глаза.