- Этот жрец, не иначе, обкурился фимиамом! - воскликнул Филопартенос, заместитель начальника канцелярии Аполлона, с недоумением перечитывая пергаментный свиток, пришедший из отделения Эврота. Между обычных просьб о хорошем урожае и молений об избавлении от морового поветрия вклинивались велеречивые славословия Фебу, "обещавшему победу доблестным войнам нашего Священного Отечества над тёмными афинскими силами".
Наверное, этот жрец увидел чужой сон. Такие вещи случались, хотя нечасто, и обычно происходили по вине получателей божественных посланий, засыпающих в одурманенном состоянии. Всеблагие олимпийцы, нельзя же так злоупотреблять шалфеем предсказателей! Филопартенос бросил свиток в плетёную корзину и развернул следующий, присланный из столичного отделения. Первое же предложение заставило его нахмуриться.
"Мы, войны Спарты, как один человек, клянёмся оправдать высокое доверие Аполлона Лучезарного..."
Не дочитав, Филопартенос торопливо выхватил ещё один свиток из груды сегодняшней почты. Потом ещё один. И ещё.
"Будь славен Аполлон Сияющий, победу дарующий! Трусливый, но коварный афинский враг будет разбит! Победа будет за нами!"
"Под знаменем Аполлона Лучезарного, вперёд к победе..."
Филопартенос стремительно встал из-за кипарисового стола, и свитки посыпались на ковёр с вытканным на нём солнцем. Происходило невозможное: жрецы храмов Аполлона по всей Спарте единодушно благодарили своего бога за якобы обещаннную им победу в многолетней войне с Афинами. Божественное сновидение действительно имело место быть - лишь несколько дней назад Евфалий, начальник канцелярии, приказал распространить его. Вот только предназначалось оно Афинам, и обещало победу афинянам. Да что они там все, с ума посходили, что ли?! Если только опять...
О, нет! Филопартенос нервно взъерошил свои пышные кудри - неофициально принятую причёску в канцелярии Феба - и зашагал по кабинету. О Зевс всемогущий, пусть это будет сумасшествие! Помешательство, эпидемия, массовое отравление, безумие, насланное кем-то из богов - что угодно, но только не то, что я предполагаю.
Он резко открыл дверь в приёмную. Леночка безмятежно взглянула на него правым глазом и вернулась к прерванному занятию. Сосредоточенно глядя в позолоченное зеркало на высокой ножке в виде сатира с эрегированным фаллосом, подарок Филопартеноса, она аккуратно выводила над левым глазом замысловатый узор из листочков нежно-бирюзового оттенка. Она была ослепительно, божественно прекрасна - хотя и являлась всего-навсего дочкой речной нимфы - с её широко распахнутыми васильковыми глазами, изящным маленьким носиком, чувственными, яркими губками и водопадом волос цвета восходящего солнца.
На несколько мгновений Филопартенос совершенно забыл, что хотел сказать, вновь очарованный красотой девушки. Но потом часть его разума (признаюсь, небольшая), ведающая рациональным мышлением, взяла контроль над ситуацией. Он строго взглянул на свою секретаршу:
- Елена, ты...
Девушка закончила изогнутую линию, оторвалась от своего времяпровождения и посмотрела на своего начальника таким чистым и безмятежным взглядом, что тот запнулся.
- Э-э, Леночка, ты ведь отправила последнее сновидение от Феба, не так ли?
- Это где было что-то про войну? Конечно же, котик!
- Леночка, пожалуйста, сосредоточься и вспомни, кому ты его отправляла. И я уже просил тебя не называть меня котиком в рабочее время!
Голубые глаза девушки распахнулись ещё шире:
- А почему котик такой сердитый? Я всё сделала как положено: установила имущественный ценз, случайно выбрала 777 получателей, и разослала всем. Не волнуйся, вся Лаконика уже знает божественное послание нашего Златокудрого.
Филопартенос запустил ладонь в свои собственные кудри, ухватил их покрепче, дёрнул и застонал. Вся Лаконика уже знает. Вся Лаконика. Вся.
- Ты чем-то растроен, котик? - секретарша отложила кисточку и с лёгким удивлением посмотрела на своего начальника, с серьёзным, и даже задумчивым видом выдирающего себе волосы. Этот невинный вопрос послужил искрою, и Филопартенос взорвался подобно бочонку китайского огненнного порошка:
- О да, я ещё как растроен! В Лаконике, если ты случайно ещё не знаешь, Леночка, находится Спарта. СПА-АРТА-А! А сновидение предназначалось в Аттику! Войну должны выиграть Афины, это уже согласовано на самом верху! Афины, культура, философия, понимаешь? О Тифон беззаконный, за что мне это?! Ты хоть представляешь, что ты натворила?! Ты!..
Филопартенос от нехватки слов затряс головой, треснул кулаком по столу так, что сатир и флакончики с косметикой подпрыгнули - и осёкся: нижняя губа девушки задрожала, а из прекрасных глаз по нежно-розовым щёчкам медленно потекли две крупные, сверкающие как алмазы, слезы. Её васильковый взгляд был исполнен такой незаслуженной обиды, смешанной с кроткой укоризной, что Филопартенос устыдился своей вспышки, и гнев его куда-то улетучился. Спартанцы, афиняне, даже сам Феб - какое они имели значение по сравнению с одной единственной слезинкой этого чудесного создания?!
- Ты на меня кричишь, - тихим, чуть подрагивающим голосом произнесла девушка, - значит, ты меня больше не любишь...
- Леночка, ну что ты такое говоришь! Я тебя просто обожаю, малышка, - и Филопартенос ласково погладил девушку. - Не расстраивайся, пожалуйста, я сам должен был проверить, кому ты посылаешь это проклят... благословенное сновидение. Всё в порядке, малышка, я всё улажу.
- Хочешь, я пошлю копию в Аттику, - предложила Леночка, робко поднимая на него глаза, всё ещё наполненные слезами, и выглядя от этого ещё восхитительнее. Филопартенос вздохнул и покачал головою:
- Невозможно. Вся Греция уже знает, что победа предсказана Спарте, а наш Феб никогда не меняет своего слова, в отличие от... - он оборвал себя, кинул опасливый взгляд вверх, и закончил не так, как собирался, - от некоторых. Значит, войну должны выиграть спартанцы. Это будет непросто, - задумчиво продолжал он, - у Афин огромные ресурсы, могучий флот, умелые стратеги... хмм, стратеги? Да, конечно! Можно организовать поджог храма и обвинить в этом Алкивиада. Классический способ! И разбираться никто не будет - смертные теряют разум, когда речь заходит о богохульстве. Или даже необязательно поджигать храм, просто осквернить его, или повалить статуи, или ...
Филопартенос отправился в свой кабинет, с головой погрузившись в размышления и уже не замечая девушки, которая открыла пудреницу и начала приводить себя в порядок. Но если бы он обернулся, то, может быть, успел бы заметить, как выражение кроткой покорности исчезает с лица девушки вместе со следами слёз, сменяясь хитрой улыбкой.
- Культура, философия, - произнесла почти беззвучно Леночка, усмехаясь, - подумаешь. А я люблю спартанцев!