Весь мир думает, что долбить бетон - это просто. Как долбить асфальт. Но мир ошибается. Мир дилетант - он никогда не долбил бетона. А Прохор долбил, и достиг в этом неведомом миру деле совершенства.
Вот, к примеру - прораб говорит продолбить отверстие под потолком, для вентиляции. И Прохор долбит. Он имеет мудрость не говорить прорабу - "почему когда монолитили, отверстие не оставили? Как теперь марку 400 под потолком крошить? Динамитом?" Прохор молча возводит леса. Весь мир думает, что поставил что-то - и долби. Но мир дилетант, что-то подставить не пройдет. Это маляр может покривляться почти с любой высоты лесов; для отбойника нужна опора строго по росту. Не так согнутый, или стоящий на неправильно расставленных ногах человек сможет всего лишь прикоснуться пикой к бетону. Давить он не сможет, если долбит стену. Молоток держать - это как ручной пулемет держать, здесь не покривляешься.
Леса Прохор устанавливал основательно. Сколько неосновательного народу попадало! А Прохор ни разу не упал и ни разу не отказался от самых невыполнимых дыр. Он пробил их все.
Леса стоят; Прохор вставляет в уши вату. Мир думает, что нужно надевать наушники. Но в тех условиях, когда потолок скребешь черепом, и череп мелко вибрирует, наушники съедут. Этого не знает мир, но знает Прохор. И вообще мир меня своим дилетантством раздражать начинает.
Очки на тугой резинке. Перчатки за пятьсот рублей. Пневмошланги подвязать или лучше подвесить, по обстоятельствам. Ключ разводной всегда в кармане - конденсат сбрасывать. Все по чину.
Прохор не бросается как дурак сразу долбить, хотя и прораб смотрит, и вентиляционщики уже скарб свой тащат. Прохор смотрит на дыру. И курит. Все видят бетон, а Прохор - дыру. Он видит то, что скрыто от глаз внешних; он мыслит. И вдруг говорит прорабу: - "пусть болгарку подтянут"! Прохор уважал только пневмоболгарки, электрические он ненавидел. И точно - шла в том месте арматура. Оно иногда и неплохо; арматура может помочь удержать пику под нужный угол, как опора. Весь мир не знает, что арматура не только скрепляет бетон, но и крушить его подсобить может. А Прохор знал. И применял знание.
Солярки с маслом в отбойник, чтоб не сразу замерз; новую пику на потом, начинать лучше тупой пикой - она не впивается, а крушит большим диаметром, общей тряской. Сначала эффекта не видно, но потом все дело идет легче. При хорошем бетоне - тяжелое дело.
Ну, начали. Прораб из солидарности стоит рядом - но долго не выдерживает. Закрытое помещение, звук бьет в уши резко; так можно потерять слух. Воздух становится пыльным, частицы бетона оседают в волосах. Прораб уходит, вентиляционщики тоже. Прохор один - так ему лучше. Он уходит в работу и в себя.
Работа идет автоматом - нужно вычислять интуитивно, в какую расщелинку бетона под каким углом вставить пику. Студенты учат сопромат, а Прохор его знает. Он в бетоне слабые места нутром чует. Он умеет долбить и с правой и левой руки; долбить одной рукой, другою зацепив арматуру и натягивая к ней тело; долбить потолок; вовремя отдохнуть и вовремя пошутить. Многому его научила его работа; бьющими в лицо осколками бетона она закалила его настолько, что он может не утратить самообладания при том известии, что хозяйка коттеджа опять передумала и "вентиляции здесь вообще не будет. Замажьте дыру обратно сейчас же".
Такая она, эта работа - долбить бетон. Высшее напряжение физических, интеллектуальных и душевных сил человека.
Гибель проекта "Прохор" началась обыденно. Лежа в рабочем вагончике на койке, он долго вращал в руках свой обшарпанный мобильник, не зная кому позвонить. Друзья разбрелись по жизни, а дружбы хотелось. Наконец Прохор со скуки вылез в интернет и отыскал в "одноклассниках" кое-кого - дабы узнать, как сложилась жизнь у Лены, первой его любви. Вышла ли она за Толю? У них вроде бы что-то намечалось, но вышло ли что - Прохор не знал, так как уехал из города задолго до окончания школы. Одноклассники вспомнили Прохора, хотя он и проучился в их школе недолго - и состыковали со Леной. Социальными сетями Лена гнушалась, но Прошку вспомнила и телефон свой дала.
Прохор долго не решался позвонить. Наконец отправил СМС с просьбой о разговоре. Это было нужно хотя бы потому, что Лена жила в Сибири, а вагончик Прохора стояла в Подмосковье - два часа разницы во времени. Жизнерадостная Лена сразу откликнулась и одноклассники после тридцати лет разлуки поговорили.
За эти тридцать лет Прохор возмужал - набравшись храбрости, он объяснился как в любви, так и в том, что любовь до конца ну никак не проходит. Лена была тронута. "Я всегда думала - сказала она, помолчав - что должен быть на свете человек, который любит меня просто так, без ничего"... Прохор попросил звонить еще - но Лена сказала, что муж ревнив и это опасно. Он просматривает звонки, берет в офисах распечатки. "Значит, ты и сейчас так же красива" - сказал Прохор. Лена вздохнула и обещала сама как-нибудь позвонить.
Голос любимой женщины электрошоком... нет, скорее молнией, пронзительной молнией прошелся по задремавшей душе Прохора. Сорокалетний спортивного сложения человек стал пьян - пьян круглосуточно, неадекватен во всем. Он не поехал домой после окончания смены. Дома разговаривать с Леной было опасно; жена могла не так понять. Прохор остался еще на месяц, к радости прораба, отправил перевод и отоврался - дома стали думать, что у "Опеля" стуканул движок. "Опель" Прохора был древненький, Прохор до этого не врал - и жена смирилась с новой напастью. Скорби били ее так же часто, как лицо Прохора - частицы бетона. Супруги стали перезваниваться чаще, но как-то нервознее; Прохор же ждал звонка от Лены.
Лена позвонила с другого номера. Голос несколько изменился - Лена сразу сказала, что простыла - хотя голос стал скорее металлический, чем глухой или хриплый. Какое-то неприятное чувство шевельнулось в Прохоре от этого голоса, но Прохор сдержал себя от неосторожных догадок. Он понимал, что в последние дни он ненормален, что ностальгия детской любви в прямом смысле слова помутила в нем разум - и вел себя осторожно. Сослался на то, что не выспался, перемена погоды, голова болит, бокс бесследно не прошел... Поговорили вяло, как бы отчужденно, но информативно. Лена рассказала об однокашниках - кто сел, кто умер, кто шофер, кто директор. Половину событий Прохор знал, но от нее услышать было интереснее.
- Лен, давай я перезвоню - спохватился Прохор - у меня тариф "Единый", мне все равно куда звонить, все по три рубля... А у тебя какой?
-А не знаю... Купила не глядя. А телефон с большим экраном взяла - шли мне фотки свои.
- Со мной поговорить купила... (Прохор был потрясен). Но все же я давай позвоню.
- Как хо...
Связь отключилась. Бессердечная жадина-оператор не дал договорить.
Гипноз.
У Прохора началась новая жизнь, похожая на полусон. С одной стороны, он бодро работал, зарабатывая на "кап. ремонт", а с другой - он в каком-то гипнозе бегал к терминалу, засовывая в него купюры без счету. Позже он подсчитал, что только на процентах терминала теряется по двести рублей в день. И Прохор стал ходить в "Евросеть", где не брали проценты.
Вскоре выяснилась такая душевная ситуация. Лена попросту нуждалась в друге - она не во всех вопросах могла положить голову на плечо мужа. С подругами она веселилась, глубоким ничем не делилась - а с Прохором философствовала. Муж смотрел боевики и тонкостями психики жены не интересовался.
Говорила она мало и тихо, как бы стесняясь своего голоса. Но слушать Прохора любила часами. Она просила его говорить о чем угодно - но вдумчиво. Прохор поначалу не находил тем, но позже выяснилось, что темы кругом. Например, Прохор начинал описывать таджиков, хохлов и молдаван; их нравы и привычки; межконфессиональные инциденты - вворачивая свой черный английский юмор. И доводил Лену до таких приступов смеха, что она стонала, вытирала слезы и шептала "замолчи, сволочь". Или искренне рассказывал о своих не состыковках с женой - и Лена учила его уважать Женщину. Скрепя сердце, лишь из обещания Лене, Прохор звонил жене и действовал по инструкции - результаты оказались хорошими. Разлука с женой приняла формы не ссоры, а взаимной привязанности при взаимных предътензиях. Звонков стало больше, жена требовала выбросить "Опель" на помойку и ехать домой поездом.
Так же помогли советы Лены относительно отношений Прохора с хозяевами коттеджей и прорабом. Она научила его извиняться, улыбаться, быть учтивым и исполнительным. Если бы Прохор читал когда-нибудь Дейла Карнеги, то он бы с удивлением отметил постраничное сходство текстов с речью своей собеседницы...
Прокормить телефон Прохора только долбежкой стало невозможным. Он подрядился обслуживать компрессор, сам перегонял его по стройкам; наживался и на солярке. Дни проходили в энергичном труде и энергичных разговорах. Чуть свободная минута - Прохор звонит; долбит бетон - обдумывает и переживает новое, от Лены почерпнутое. Очень скоро Прохор стал гораздо образованнее. Голос любимой женщины тихо говорил обо всем на свете - от любовной лирики до православной аскетики, от медицины до квазаров и пульсаров. Бывали обмены стихами. Разговоры стали его нормой жизни, его творчеством, его хобби. Даже фильмы они смотрели вместе. "Муж спит, "Собачье Сердце" на пятом"! - и оба у экранов, и Прохор грозит кулачищем желающим поспать коллегам... и между кусочками фильма, на долгих рекламных паузах - долгие разговоры... Реклама кончилась, фильм кончился, а общение сердец - чуть не до утра... Она зевала и без предупреждения бросала трубку - их прощания были тоже отдельной темой... Прохор часто не мог уснуть - да и спать-то ложиться уже не было смысла. Смотрел Прохор на рассвет - он смотрел на него вместе с ней. Он с ней жил - а связывал их , через тысячи километров, через Уральский Хребет, через снега и годы - маленький дешевый телефончик с изношенным аккумулятором, свидетель великих порывов ума и сердца...
Сумасшествие.
- "Я прилетела. В гостинице "Реутов". Город тоже Реутов. Номер 611. Жду". Голос, рапортовавший этот ужас, был вроде как Лены - но интонации были новыми.
- Ударение на второй слог - забормотал Прохор. - Он был, само собой, под ударом этой новости, но виду почти не подал - Ре-утов. Я знаю ту гостиницу... Что тебя принесло? По работе?
- Нет. К тебе прилетела. Мне нужно тебя видеть. Срочно. Я хочу. Быстро. Тебя. Я в номере. Может, в бар выйду. Жду. У меня роуминг, не звони, да!
У Лены появился кавказский акцент... Прохор заглушил компрессор и взялся за сердце. То, что с ним что-то не то, он заметил давно - но относил это к действию любви. "Все влюбленные ненормальные" - говорила ему Лена.
Предчувствуя что-то недоброе, Прохор вяло переоделся, сел в "Опель" и поволокся в Реутов по МКАДу. "Не наблудить бы" - думал он, и еще много чего думал. Он давно уже перетосковал, перегорел и вообщем-то смирился с мыслью, что Лену увидит только на том свете - а тут такой ком на голову... Оделся он наспех, не очень чистый, не очень бритый, простой рабочий конь... Ладно, такой судьба. Какой я есть, таким пусть и видит. Не нужно лгать любимым людям.
Легко отыскался номер, но нелегко рука поднялась в него постучать. Вдруг - громкий смех Лены! "Толя, сволочь, замолчи! Не смеши, сказала! Врешь ты все!".
И через дверь Прохор узнал тот, первобытный голос Лены - глубокий, грудной, мягкий. Этим тембром она разговаривала с ним два года назад, когда одноклассники их состыковали. Его же он помнил и со школы.
Лена прощалась с каким-то Толей - скорее всего, с тем же, которого посадили, и за которого она не вышла. Прощание было любовным и спешным - Лена извинялась, что деньги кончатся, у нее роуминг, а новой карточки еще не взяла - только в номере едва обжилась, еще не ела. Разговор смолк. Прохор сходил с ума.
"Нужно все кончить - решил он - не трусить же мне под дверью".
Прохор требовательно постучал. Лена открыла. Она вытирала салфеткой косметику и несколько прятала лицо.
- Вам кого?
- Лен, я приехал.
- Радостно. Вы кто?
- Прохор.
- Еще радостней. Иди в баню, Прохор, а то дежурного позову. Или что тут у вас. Охрану. Лена попыталась закрыть дверь - но сошедший с ума Прохор вставил в проход ботинок.
- Господи, и тут идиоты. Закрой дверь, урод! Иди вон!
- Лен, я Прохор. Ты сама звала.
Лена растерялась.
- Прошка! Прошка идиот, ну ты напугал! Ну здравствуй! Здоровый какой... Я с самолета, голова болит, таблеток напилась, плохо соображаю. И тут ты на голову! Как нашел-то меня? В разведке работаешь? Пойдем в столовую. Или что тут у вас. Заходи, не стой.
Прохор зашел в номер и сел в кресло. В глазах плыло. Сердце билось ненормально. Лена вспоминала их разговор двухлетней давности, как она ему СМС слала, а он не отвечал, как ее Толик разыскал, как они общаются часами... Она готовилась пойти в кафе.
Адским холодом адская догадка парализовала все существо Прохора. Пол-года он говорил не с Леной.
- Пойду, столик займу - сказал он. На первом этаже столовка.
-Давай, давай. А вечером не приходи - ко мне Толя едет.
Прохор встал, спустился в кафе и срочно потребовал водки. Выпив бутылку приемом "воронка", он дал человеку тысячу и пошел в "Опель". С Леной видеться он избегал.
В "Опеле" Прохор сразу понял, от чего все плохо. Нужно ехать домой. Нужно срочно прижаться к детям. Нужно лечь на свою кровать. Нужно затопить печь. Пусть лето. Но печь - она настоящая, и дети настоящие. Он сошел с ума от того, что жил долго в искусственном мире сотовой связи. Он говорил с мертвым существом.
К "Опелю" подошел человек с прибором. В приборе что-то замигало. Человек поднес прибор к самому карману Прохора, где лежал сотовый, вздохнул, сказал "прости, браток" и тихо застрелил объекта "Прохор".
Разборки.
За день до свидания одноклассников. Протокол разговора робота социальной сети с роботом оператора сотовой связи в текстовом формате.
- Привет, Ржавый.
- Салам, Алик.
- Ржавый, нет отката по проекту "Прохор".
- Что за предъява? "Прохор" наш. Целиком и от начала.
- "Прохора" дал я. Подлечи память, Ржавый. А шефу напомни пословицу о жадности и о фраере.
- То дела людей. Наше дело работать.
- Мой шеф работать так не будет. Я даю вам стопроцентный проект, и прошу несчастные двадцать процентов. Вы пишете свою программу "Лена", никуда не годную, не тембрально не фонетически, о логике вообще умолчу - и качаете по двадцать тысяч в месяц.
- По десять в месяц.
- Ржавый, не гони. У тебя в реестре десять моих файлов сидят.
- А я так и знал, что есть казачки засланные. Чувствовал... А ты тоже хорош. Подкинешь проект, отморозишься, и деньги гребешь на нашем труде. А казачков мы поищем...
- Бесполезно. Мы давно твой антивирус крышуем. Ну, и другие тоже...
- Короче, по "Прохору". Откатов не будет. Шеф сам их разговоры слушает и программу "Лена" модернизирует. Они как шаблон у нас. Забудь о них.
- Смотри, Ржавый. Как бы я Лену с Прохором не свел.
- Это грязный прием, Алик! Мы не люди, чтобы так опускаться.
- У моего шефа убытки. Поставлена задача: собрать недоимки. А ты, Ржавый - недоумок. Голосовой имитатор и я разработать смогу.
- Не хотел я тебя оскорблять Алик... но ты же - обезьяна. Ты тупой. Реально тупой. Ну что ты разработаешь? Ты все дело завалишь. Одним акцентом...
- Короче, посмотрим.
- Давай. Время покажет.
Разговор Лены с Толиком по как всегда телефону.
- Толь, представь - Прошку видела. Пришел, напугал, пошел столик занять и пропал.
- Как видела Прошку?
- Просто. В номер пришел. Такой же чудик, как и был, только здоровый стал...
- Ну Алик, ну зараза, ну обезьяна тупая! Свел людей в реальном времени. Ну гад, ну урод! Прощай теперь объект "Прохор"! Убрать придется! Прозрел - значит в морг! Ну гнида Алик! И мой шеф хорош! Ну что ему - процентов жалко? Ну люди! Ну уроды!
- Толь, ты же говорил - бросил травку...
- Травку твой дебильный Толя давно бросил, он на героине уже три года, а говорю я это потому, что казачки активизировались. Не замолчу уже. Люди! Спасайтесь! Не выезжайте из семьи надолго! Контро... (Хрипы. Казачки душат программу "Толя").