Сила и слава по Жоржу Бернаносу
        Есть, бывают такие люди, о которых можно сказать - подлинные. Беден язык, не нашёл я для них более подходящего слова, поэтому и говорю просто: подлинные, настоящие люди. Их, наверное, не так уж и мало. Но и не много. Я имею в виду не те нечеловечески волевые личности, одна из которых выведена в "Повести о настоящем человеке" Бориса Полевого. Люди, о которых я думаю сейчас, как раз да ни упорной волей, ни какими-либо особыми способностями - не обладают. Их почти нормальный удел - банальная заурядность; такими они видятся обычному человеческому глазу. Эти люди не умеют двигаться к своей цели, они редко способны достичь своего. Собственно, многие посчитали бы их обычными неудачниками...

        А они - неудачники и есть, и их постоянные неудачи очевидны. И тем не менее это люди, в которых имеется что-то очень настоящее. Они и не могут не быть неудачниками - неудачи им... предписаны. Потому что это "неудачи" по меркам и по целям обыкновенного общества, общества людей, в которых этого настоящего ничтожно мало и которое давно заглушено разного рода "комильфо" - тем, "как должно быть". Поступками моих, настоящих, людей - руководит что-то другое. Они не умеют двигаться путём успеха. Зато они умеют идти своим единственным путём, который им уготован не ими. Речь в данном случае, вообще-то, о поприще церковного служения, но это здесь даже и не важно, потому что подлинные люди - подлинные всегда: будь они верующие или атеисты, монархисты или коммунисты по своим взглядам.
        Признаем себе, в жизни их разглядеть очень непросто, настолько они заурядны внешне, и образом своим, и видимыми поступками. Потому и я возьму свои два примера - из книг. Если острый, наблюдательный глаз писателя сумел с разных сторон объёмно высветить нам такой образ подлинного в человеке, то и примем его с благодарностью и попробуем сами рассмотреть его поближе.

        Несколько дней назад я впервые открыл для себя французского писателя Жоржа Бернаноса, знакомство началось с его романа "Дневник сельского священника". В сюжете - ничего захватывающего, и признаюсь, читал я его не как человек, увлечённый действием, языком, стилем и проч., а скорее как человек, с детства привыкший "обдумывать себя". Ну и как христианин. Читал очень медленно, почти одним только волевым усилием. Но лишь до времени, пока не распахнулось передо мной главное - это книга о подлинном человеке.
        Абсолютно неказист её главный герой. Собственно говоря, почти нелеп. Зато как мощно смотрится рядом с ним богатырская фигура его опытного друга - торсийского кюре, священника соседнего прихода. На фоне хлипкого, неуверенного главного героя этот старший товарищ так и пышет невероятным здоровьем, душевным в первую очередь, которое без труда может переварить в единое устремление к Богу как пресловутое христианское смирение (аскетизм, точнее), так и разумное, почти языческое отношение к "природной жизни". В романе французского писателя сквозь образ этого католического священника-здоровяка мне почему-то всё время виделся образ священника другого - нашего, русского, из рассказа Василия Шукшина "Верую!". Но успела и мелькнуть мысль, что этот "французский батюшка" мне много симпатичнее шукшинского. В чём дело? А в том, что нашенский, у Шукшина, тоже был в большой степени сильным, подлинным человеком, но - человеком, а вот священником-то оказался и не больно-то... подлинным. Н-да... Ну ладно. Об этом ещё, может быть, вспомним, а пока - что ж делать, вернёмся к нашим братьям католикам.
        Интересные были отношения меж этим могучим детинушкой из Фландрии (славящейся бунтарским характером и здоровьем её уроженцев) и его незаметного, тщедушного коллеги - самого автора "дневника". Разумеется, отечески покровительственные (как старшего к на поколение младшему). Но и - не только. Наш здоровяк смело поучает своего молодого собрата в священническом поприще, причём поучает именно смело, рисково. Не боясь даже чертыхаться при этом. Потому что ему важно - подлинное. Не внешнее, а самое глубинное, то, что обитает в сердце и уже не зависит ни от чего более.
        Он, этот торсийский кюре, любит Бога. Любит и своего странного, робкого младшего товарища. Любит. И - поражается ему. И чувствует в нём силу, тайную силу, ещё много бо'льшую, чем та, которой он сам обладает. Ибо подлинное и может быть замечено в первую очередь только подлинным же. Замечено и оценено.
        Оценить нашего тихого летописца своей судьбы дано немногим - и тоже таким же подлинным, которые причём необязательно добрые христиане, иногда и почти наоборот. Оценить - да, могут не многие; а вот "не заметить" его - не удаётся практически никому. Даже странно читать, как грешные помыслы сильных в светском обществе волевых людей (а иногда и не самых сильных, но зато неистовых) как бы просто разбиваются о неказистую, "нетвёрдую" волю этого "неудачливого" священнослужителя. Они пенятся, бунтуют и... рассыпаются перед его докучным, "глупым" и дотошным "упрямством", невольно стихая, утрачивая свою силу перед этим внешне совсем несильным человечком. Не только пройти через него не могут, но, что самое удивительное, и просто обойти - тоже не выходит (хотя, казалось бы, уж это-то, для людей без истовой веры, чего проще - ан нет, не получается). Его презирают, ненавидят, боятся, ему угрожают, но обойти не могут. Потому что подлинное инстинктивно чуется и ими тоже...

        Начиная с какого-то места я вдруг понял, что наш, совсем ещё молодой, герой - в этом романе умрёт, что ему предстоит умереть. Приметы очевидны: весьма подозрительные симптомы мучительной болезни (боли в желудке), слабость, малахольность, частые полуобморочные состояния. И это вдруг напомнило мне героя совсем другой книги, другого писателя. Совершенно разные условия: здесь тихая мирная Франция, там - вечновоспалённый латиноамериканский континент. Здесь священников если и не любят, но хотя бы худо-бедно принимают в любом доме, там - в любую минуту могут арестовать, расстрелять, просто убить. Совершенно разные обстоятельства, а ощущение такое, будто герои не то что схожи между собой, а словно вообще описан один и тот же человек. Несмотря и на сильную внешнюю разницу между ними. Тот, латиноамериканский, священник сам по уши в грехах, труслив даже перед малой физической болью, к тому же ещё и горький пьяница. И дурна слава о нём. Священник Бернаноса - видится просто неспособным на грех, уже из-за одного своего нездоровья. Хотя слава "пьяницы" касается и молодого француза. Так нужно обществу.

        Два романа. Два совершенно, казалось бы, ничтожных, невидных собой человека. Так в чём же поразительная сила этих слабых? Да в том, и единственно в том, что оба они - при всех своих слабостях, при всех недостатках, оба - подлинные. Подлинные в выполнении своего предназначения. Не больше того. Не меньше того.
        В чём подлинность, спро'сите? Да как это объяснить? Не хочется объяснять. Да и незачем. Но это можно увидеть, писатели сделали для этого всё что могли. Увидят, правда, - не все. Но мне уже добавить нечего. Сейчас я просто дочитаю Бернаноса - осталось ещё одиннадцать страниц.

        10 октября 2005 г.


        Постскриптум
        Я дочитал этот роман на следующий день. Закончился он, удивительно совпав с моим ожиданием. Вот чем обрывается последняя запись в дневнике того провинциального сельского священника: "Ненавидеть себя легче, чем думают. Благодать в том, чтобы себя забыть. И если бы всякая гордость угасла в нас, высшей благодатью было бы смиренно возлюбить себя как любой из страдающих членов Господа нашего Иисуса Христа" (пер. Л. Зониной).
        Да, я ведь не успел назвать ту, вторую книгу - о таком же неказистом священнике, но уже из Латинской Америки. Это "Сила и слава" Грэма Грина. Сейчас достал её из шкафа и, не ища, не выбирая, открыл наугад первую же попавшуюся страницу, увидел когда-то уже помеченное мною место. Вот герой её, этот жалкий человечек, со страхом думающий, что во время расстрела ему может стать больно, говорит о себе: "...А то что я трус и прочее, - это не так уж важно. Всё равно я могу причащать и отпускать грехи. Это останется за нами, даже если все священники будут такие, как я" (пер. Н. Волжиной).
        Две великие книги о великих в своей подлинности людях. И, как ни странно, совсем не скучное чтение.

        17 октября 2005 г.