Жорж Бернанос, «Новая история Мушетты»
----------------------------------
Роман не менее сильный, чем «Дневник сельского священника». За два дня прочитал (хотя вообще я плохой, ленивый читатель). И, читая его, в очередной раз поймал себя на мысли, что, вопреки досужим разговорам, в поэзии никаких особых тайн и нет, а вот проза — одна сплошная тайна. Как это человеку даётся написать именно так, именно столько, именно с этими вот, а не другими деталями — моему читательскому уму совершенно непостижимо.
Бернанос — настоящий писатель, и — спасибо переводчику — в этом легко убедиться даже по одной только манере изложения. Попробуем на вкус ну вот хотя бы такое, в одной фразе, описание:
«Каждую зиму ручей — его трудно даже разглядеть под обрушенными на него в ходе работ вековыми валунами — начинает вновь потихоньку струиться, и по множеству канавок стекает по отлогому склону, добирается до равнины и там, прежде чем слить свои воды с водами ручья Планке, образует миниатюрный прудик, такой прозрачный, с таким бело-розовым гравием, устилающим дно, что его справедливо опасаются головастики» (перевод Н. Жарковой).
Концовка вообще восхитительна. Но ладно, в том, что Бернанос — мастер слова, мы убедились. Однако для писателя этого недостаточно. От него требуется ещё точный глазомер и проникновение в суть многих, не видимых с поверхности вещей. Именно этим он и ценен в первую очередь. Во чтó же бывает важно ему проникнуть, чтó понять? Ну хотя бы, скажем так, — ландшафт места действия. Удивительно, до Бернаноса я представлял природу Франции совсем не такой: а тут откуда-то вдруг оказались леса, причём довольно глухие места, где население даже промышляет браконьерством — и не кроликов каких-нибудь, а, например, даже куниц (прямо Сибирь какая-то, а не Европа). Сумел вот писатель это показать. Ещё одна грань таланта.
Но важней всего — всё-таки знание им человека: души, страстей человеческих. И это та область, где я более всего преклоняюсь перед автором. Ну откуда взрослый человек, мужчина, литератор (стало быть, человек, живущий отнюдь не на отшибе ото всего) — может так проникнуть в психологию четырнадцатилетней девочки (не мальчика даже — девочки!), девочки-дикарки из одной из беднейших семей, живущих в беднейшем районе!
Для нас — очень странная она, эта девочка Мушетта, которая совершенно неспособна откликнуться на что-то доброе (которого она, в общем-то, почти и не видала), уже только из-за одного того, что она — против всего — защищается. То вынужденной покорностью, то непонятной благополучным людям гордостью. И люди не любят её, считая её озлобленным зверьком. Не любят даже мать, отец, братья. Не успел полюбить её тот единственный мужчина, которого успела полюбить она. Любит её в романе только один единственный человек — писатель Жорж Бернанос.
В литературном смысле он поступил довольно рисково, загодя предуведомив своих читателей: «...Мушетту, героиню «Новой истории», роднит с Мушеттой из «Солнца Сатаны» лишь их трагическое одиночество, обе они жили одинокими и одинокими умерли».
Я опасался, что, зная о конце романа (хотя это явно не роман по форме — скорее, большой рассказ, чуть более ста страниц, всё действие которых укладывается менее чем в сутки), уже не смогу удерживать интерес к чтению. Как бы не так! Первую половину прочитал залпом, не отрываясь даже на то, чтобы встать и выключить наконец бьющую в глаза лампу на противоположной стене. Настолько захватывающим было действие, приключившееся с нашей девочкой-школьницей и которое уже не могло оставить её прежней.
После «Дневника сельского священника» я едва ли не приписал Бернаноса к писателям «с религиозным уклоном». Поторопился. В «Истории Мушетты» — какая уж религиозность... А ещё начал понимать, почему другой его роман (говорят, лучший у него; я ещё не читал) называется «Под солнцем Сатаны».
Обязательно прочитаю.
Владимир Цивунин
23 октября 2004 г.