Цивунин Владимир : другие произведения.

Моя антология русской поэзии // 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

Стихотворения, отобранные мной из разных авторов. Задумано было давно, а начато только осенью 2002 г. Последняя добавка была сделана в июне 2004 года.
В 2019-м и 2021-м годах какие-то стихотворения убрал.
Алфавитный список авторов помещён внизу.

-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Людмила Абаева <<<

* * *

О, Господи, осень!
Погожий денёк для двоих,
бредущих одной бесконечной конечной дорогой
всё мимо и сквозь шелестящих, летящих, убогих
и солнцем последним пронзённых просторов твоих,

и солнцем последним, слегка веселящим унылость
домов, и скамеек, и сквериков цвета дождей.
Подай же им, Господи, солнца на сырость и сирость,
на зябкую старость, на бедные игры детей.

И дай мне свободу лететь и лететь,
безмолвной листвой, устилая безмолвную твердь.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Александр Алшутов <<<

* * *

Помнишь стихи у Назыма Хикмета
про то, как он прикурил сигарету?
Как ему полегчало сразу,
хоть он и не затянулся ни разу
над неисписанным белым листом.
Сама догорела вся сигарета
и превратилась в пепел потом
перед застывшим в молчанье Хикметом.
О чем стихи? Конечно о том,
что был Хикмет
                          настоящим
                                            поэтом.
июль 1996 г.

* * *

Домик мой становится утлым.
Принесу воды из колодца.
В темноте зимнего утра
Дрова звонко будут колоться.
Стихи редко ко мне приходят,
Написать бы успеть прозу!
Не балует здесь погода:
Сильно этой зимой морозит,
Захочу — растоплю печку.
Далеко мой родной город...
На том свете я вас встречу,
Потому что умру скоро.
Октябрь 1993 г.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Иннокентий Анненский <<<

СРЕДИ МИРОВ

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя...
Не потому, чтоб я её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной молю ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с ней не надо света.
1901
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Александр Аронов <<<

АНОНИМНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

Отсвет имени на строчке
В сотни раз прекрасней слова.
Я ничем вам не помог, мои слова,
Чтобы вам не сгинуть снова,
Не пропасть поодиночке,
Друг за друга вы держитесь, как трава.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Наум Басовский <<<

ПРИЧАЛ

Словно песенку напевая,
тихо плещет вода о сваи,
навевая неодолимо
монотонно-тревожный сон.
В сизоватом облаке дыма
пароход проплывает мимо —
почему-то я точно знаю,
что опять не пристанет он.

Не причалит он, как ни грустно,
к этой пристани захолустной,
по пружинящим легким сходням
на траву не сойдет никто.
В чуть волнистой печали водной
отражусь я один сегодня —
подусталый, немного грузный,
в старом, выгоревшем пальто.

Не причаливает — и ладно:
ожидание ненакладно.
От бортов расходится клином
угасающая волна.
Привыкаю я к срокам длинным
на причале этом старинном,
где вода вкусна и прохладна
и ничем не замутнена.

Монотонный сон и тревожный
в сваях плещется односложно,
неумолчно, неумолимо,
словно медленный ток реки.
Пароход из осени в зиму,
как во сне, проплывает мимо, —
близко-близко — коснуться можно,
но никак не поднять руки...
Май 1985
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Павел Бастраков <<<

* * *

Поэт, печальный после листопада,
В тумане заоконного пространства
Предчувствует вселенского распада
Тоску и гниль — и гибель государства.

А дворник Пётр Иванович Несмелов
Пришёл домой и дома отдыхает.
Он сделал своё маленькое дело:
Расчистил двор — и Бог об этом знает.

* * *

Так значит, это ты, кому я нужен
Такой, как есть, кого не поздно ждать,
Глядеть в окно, разогревая ужин,
И по шагам в подъезде узнавать.

Так значит, это я, кому нужна ты,
Как вера и как хлеб насущный днесь,
Дороже серебра, дороже злата,
Всего дороже — вся, какая есть.

Так значит, это Он, соединивший
Однажды в общий наш с тобой маршрут,
Увидевший, призревший, поженивший,
Подумавший: «А что? Пускай живут!»

* * *

Потоньше перо, да полегче слова,
А главное — воздуха, света.
Иначе к чертям отлетит голова
Под тяжестью этого лета.

Как ночью спокойно и дышится как,
Как спит моя дочка-малышка...
О, только бы не постучался дурак,
Тряся Достоевского книжкой!
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Вениамин Блаженный <<<

* * *

По какому-то следу, по ниточке бреда предсмертного
Доберусь я до детства, до тех и широт и высот,
Где я жил не тужил, и на Господа Бога не сетовал,
И смотрел, как на старой трубе умывается кот.

И я думал, что кот восседал на трубе не из удали,
А спустился с высот по своим поднебесным делам,
И сидел на кресте колокольном во городе Суздале,
И во городе Пскове похаживал по куполам.

Что-то было в том звере хвостато-усато-крылатое
И такое волшебное, столько святой старины,
Словно взмахом хвоста истребил он всё воинство адово
И теперь на трубе снова видит домашние сны.

* * *

Что же делать, коль мне не досталось от Господа-Бога
Ни кола, ни двора, коли стар я и сед, как труха,
И по торной земле, как блаженный, бреду босоного,
И сморкаю в ладошку кровавую душу стиха?

Что же делать, коль мне тяжела и котомка без хлеба
И не грешная мне примерещилась женская плоть,
А мерещится мне с чертовщиной потешною небо:
Он и скачет, и пляшет, и рожицы кажет — Господь.

Что же делать, коль я загляделся в овраги и в омут
И, как старого пса, приласкал притомившийся день,
Ну а к вам подхожу словно к погребу пороховому:
До чего же разит и враждой и бедой от людей!..

...Пусть устал я в пути, как убитая вёрстами лошадь,
Пусть похож я уже на свернувшийся жухлый плевок,
Пусть истёрли меня равнодушные ваши подошвы, —
Не жалейте меня: мне когда-то пригрезился Бог.

Не жалейте меня: я и сам никого не жалею,
Этим праведным мыслям меня обучила трава,
И когда я в овраге на голой земле околею,
Что же, — с Господом-Богом не страшно и околевать!..

Я на голой земле умираю, и стар и безгрешен,
И травинку жую не спеша, как пшеничный пирог...
...А как вспомню Его — до чего же Он всё же потешен:
Он и скачет, и пляшет, и рожицы кажет мне — Бог.

БЛАЖЕННЫЙ

Как мужик с топором, побреду я по божьему небу.
А зачем мне топор? А затем, чтобы бес не упёр
Благодати моей — сатане-куманьку на потребу...
Вот зачем, мужику, вот зачем, старику, мне топор.

Проберётся бочком да состроит умильную рожу:
Я-де тоже святой, я-де тоже добра захотел...
Вот тогда-то его я топориком и огорошу —
По мужицкой своей, по святейшей своей простоте.

Не добра ты хотел, а вселенского скотского блуда,
Чтоб смердел сатана, чтобы имя святилось его,
Чтоб казался Христом казначей сатанинский — Иуда,
Чтобы рыжих иуд разнеслась сатанинская вонь...

А ещё ты хотел, чтобы кланялись все понемногу
Незаметно, тишком — куманьку твоему сатане,
И уж так получалось, что молишься Господу-Богу,
А на деле — псалом распеваешь распутной жене...

Сокрушу тебя враз, изрублю топором, укокошу,
Чтобы в ад ты исчез и в аду по старинке издох,
Чтобы дух-искуситель Христовых небес не тревожил,
Коли бес, так уж бес, коли Бог — так воистину — Бог...
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Александр Блок <<<

НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ
                                           Марии Павловне Ивановой

Под насыпью, во рву некошенном,
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном,
Красивая и молодая.

Бывало, шла походкой чинною
На шум и свист за ближним лесом.
Всю обойдя платформу длинную,
Ждала, волнуясь, под навесом.

Три ярких глаза набегающих —
Нежней румянец, круче локон:
Быть может, кто из проезжающих
Посмотрит пристальней из окон...

Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели;
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.

Вставали сонные за стеклами
И обводили ровным взглядом
Платформу, сад с кустами блёклыми,
Её, жандарма с нею рядом...

Лишь раз гусар рукой небрежною
Облокотясь о бархат алый,
Скользнул по ней улыбкой нежною...
Скользнул — и поезд вдаль умчало.

Так мчалась юность бесполезная,
В пустых мечтах изнемогая...
Тоска дорожная, железная
Свистела, сердце разрывая...

Да что — давно уж сердце вынуто!
Так много отдано поклонов,
Так много жадных взоров кинуто
В пустынные глаза вагонов...

Не подходите к ней с вопросами,
Вам всё равно, а ей — довольно:
Любовью, грязью ли, колесами
Она раздавлена — всё больно.
14 июня 1910
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Иосиф Бродский <<<

НА СМЕРТЬ ЖУКОВА

Вижу колонны замерших внуков,
гроб на лафете, лошади круп.
Ветер сюда не доносит мне звуков
русских военных плачущих труб.
Вижу в регалии убранный труп:
в смерть уезжает пламенный Жуков.

Воин, пред коим многие пали
стены, хоть меч был вражьих тупей,
блеском манёвра о Ганнибале
напоминавший средь волжских степей.
Кончивший дни свои глухо, в опале,
как Велизарий или Помпей.

Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирающий в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».

К правому делу Жуков десницы
больше уже не приложит в бою.
Спи! У истории русской страницы
хватит для тех, кто в пехотном строю
смело входили в чужие столицы,
но возвращались в страхе в свою.

Маршал! Поглотит алчная Лета
эти слова и твои прахоря.
Всё же прими их — жалкая лепта
родину спасшему, вслух говоря.
Бей, барабан, и, военная флейта,
громко свисти на манер снегиря.
1974

* * *

Ты забыла деревню, затерянную в болотах
залесённой губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат — не те там злаки,
и дорогой тоже всё гати да буераки.
Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
а как жив, то пьяный сидит в подвале
либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
говорят калитку, не то ворота.
А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владимир Бурич <<<

* * *

Разве можно сказать цветку что он некрасив?

* * *

Октябрь в России
переломная пора года

ни снега
чтоб стала видимой капля крови

ни цветов
чтоб украсить свежие могилы


ДЕАДАПТАЦИЯ

Я уже не запоминаю названия звёзд
Это мне не пригодится

Я уже не запоминаю названия стран
Это мне не пригодится

Я уже не запоминаю названия городов
названия площадей

Это
мне
не пригодится

Я стараюсь помнить твоё лицо
цену на хлеб
и номер своей квартиры
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Игорь Вавилов <<<

* * *

Я о Нём ничего не знаю,
Не при мне с креста Его снимали,
Я тогда был далеко очень,
Не успел увидеть всё воочию.

И сейчас я далеко очень,
Знаю ровно столько, что и раньше,
Где-то прочитал про плащаницу,
Что, мол, отпечатки и так далее.

...У меня молитвослов дома,
Краткий, как и наша жизнь, в общем.
Находя свое незнание кокетством,
Я его читаю, когда плохо.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Ирина Василькова <<<

* * *

Просроченным поэтессам
живётся плохо —
перебродил кураж, заиндевела звезда.
Как пёрышки из крыла, их роняет эпоха
невесомым десантом на гладь пруда.
Варшавской осенью в королевском парке
седые лебеди крошки берут из рук.
Вода холодна — но, сияя, синеет ярко.
Плыву и радуюсь —
сколько света вокруг!
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Максимилиан Волошин <<<

ГОЛОВА MADAME DE LAMBALE
             (4 сент. 1792 г.)

Это гибкое, страстное тело
Растоптала ногами толпа мне.
И над ним надругалась, раздела...
И на тело
Не смела
Взглянуть я...
Но меня отрубили от тела,
Бросив лоскутья
Воспалённого мяса на камне...

И парижская голь
Унесла меня в уличной давке.
Кто-то пил в кабаке алкоголь,
Меня бросив на мокром прилавке...
Куафер меня поднял  с земли,
Расчесал мои светлые кудри,
Нарумянил он щеки мои
И напудрил...

И тогда вся избита, изранена
Грязной рукой,
Как на бал завита, нарумянена,
Я на пике взвилась над толпой
Хмельным тирсом...
                         Неслась вакханалия.
Пел в священном безумьи народ...
И, казалось, на бале в Версале я —
Плавный танец кружит и несёт...

Точно пламя гудели напевы.
И тюремною узкою лестницей
В башню Тампля к окну королевы
Поднялась я народною вестницей.
1906. Париж
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Валерий Вьюхин <<<

ТРОФЕЙ

Зенитным скошенный снарядом,
По-лягушачьи, на живот,
У деревушки нашей рядом
Упал немецкий самолёт.

В деревне думали, рядили,
Куда пристроить этот хлам,
И потихоньку растащили
На всякий случай по дворам.

И вот уже на том дюрале,
Где паутинились кресты,
Устало женщины стирали
Ребячьи драные порты.

Мой дед смотрел на это косо,
Но не стерпел, сходил и сам.
Ему достались лишь колёса
Да кое-что по мелочам.

Потом смотрели, рты разинув,
Старухи, бабы, старики,
Когда трофейную резину
Мой дед пустил на каблуки.

И я, не кормленный досыта,
Обувкой дедовой гордясь,
Литой резиной «мессершмитта»
Месил проулочную грязь.

* * *

Теплом последним всё согрето,
Но в ожиданьи холодов
Уходит северное лето
И гасит бронзу куполов.

Вот так же, вся еще во власти
Веселья в праздничные дни,
С улыбкой женщина погасит
В пустынной комнате огни.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владимир Гандельсман <<<

ВОСКРЕШЕНИЕ МАТЕРИ

Надень пальто. Надень шарф.
Тебя продует. Закрой шкаф.
Когда придешь. Когда придешь.
Обещали дождь. Дождь.

Купи на обратном пути
хлеб. Хлеб. Вставай, уже без пяти.
Я что-то вкусненькое принесла.
Дотянем до второго числа.

Это на праздник. Зачем открыл.
Господи, что опять натворил.
Пошел прочь. Пошел прочь.
Мы с папочкой не спали всю ночь.

Как бегут дни. Дни. Застегни
верхнюю пуговицу. Они
толкают тебя на неверный путь.
Надо постричься. Грудь

вся нараспашку. Можно сойти с ума.
Что у нас — закрома?
Будь человеком. НЗ. БУ.
Не горбись. ЧП. ЦУ.

Надо в одно местечко.
Повесь на плечики.
Мне не нравится, как
ты кашляешь. Ляг. Ляг. Ляг.

Не говори при нем.
Уже без пяти. Подъем. Подъем.
Стоило покупать рояль. Рояль.
Закаляйся, как сталь.

Он меня вгонит в гроб. Гроб.
Дай-ка потрогать лоб. Лоб.
Не кури. Не губи
легкие. Не груби.

Не простудись. Ночью выпал
снег. Я же вижу — ты выпил.
Я же вижу — ты выпил. Сознайся. Ты
остаешься один. Поливай цветы.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Всеволод Гаршин <<<

СВЕЧА

Свеча погасла, и фитиль дымящий,
Зловонный чад обильно разносящий,
       Во мраке красной точкою горит.

В моей душе погасло пламя жизни,
И только искра горькой укоризны
       Своей судьбе дымится и чадит.

И реет душный чад воспоминаний
Над головою, полной упований
       В дни лучшие на настоящий миг.

И что обманут я мечтой своею,
Что я уже напрасно в мире тлею,
       Я только в этот скорбный миг постиг.
Май 1887
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Виктор Гофман <<<

* * *

Вот он, забытый языческий миг!
Как после плаванья мышцы гудят!
Каплю солёную ловит язык,
солнце и капли на теле блестят.

Взгляд мой блуждает по стройным ногам,
чьи-то глаза отвечают, смеясь.
Радость живущему! Слава богам!..
Пó морю кто-то проходит, светясь...

* * *

Я не знаю, мой друг, что сегодня со мной:
задышало в лицо, потянуло весной,
снова влажному ветру тревожно кружить...
Так не хочется жить и так хочется жить!

Ты не так ли стоял под священной горой,
и в ветвях изнывал зимний ветер сырой?
И у Сены холодной бессонная тень
проклинала не так ли начавшийся день?

Так под хлюпанье луж и под шум камыша
одиноко поёт на просторе душа,
и бормочет Бодлер, и вздыхает Басё,
и не знает никто, для чего это всё.

САВРАСОВ

Ты снова замкнулся и запил;
бредёшь, позабыв обо всём,
в какой-то замызганной шляпе,
сливаясь с бесцветным дождём.

Ты бросил любимое дело;
и, чувствуя трудную дрожь,
постылое, грузное тело
в глухом отчужденье несёшь.

Всё суше глядят кредиторы,
косясь на твои рукава,
в сияющем нимбе позора
седая плывёт голова.

И сам себе смутен и гадок,
как мукой расплющенный мир,
ты просишь последний задаток
и снова плетёшься в трактир.

Сидишь ты со взглядом свинцовым,
застывший в тяжёлом чаду,
и зыбким зелено-лиловым
качаются ели в пруду.

Ты знаешь — ещё потеплеет,
и краски польются с высот,
и светлой прохладой повеет,
и свежей отрадой дохнёт.

Ступай, христианин, в метели,
мычи и бреди наугад...
Они ещё не прилетели,
они ещё только летят.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Николай Гумилёв <<<

ДЕТСТВО

Я ребёнком любил большие,
Мёдом пахнущие луга,
Перелески, травы сухие
И меж трав бычачьи рога.

Каждый пыльный куст придорожный
Мне кричал: «Я шучу с тобой,
Обойди меня осторожно
И узнаешь, кто я такой!»

Только дикий ветер осенний,
Прошумев, прекращал игру.
Сердце билось ещё блаженней,
И я верил, что я умру

Не один — с моими друзьями,
С мать-и-мачехой, с лопухом,
И за дальними небесами
Догадаюсь вдруг обо всём.

Я за то и люблю затеи
Грозовых военных забав,
Что людская кровь не святее
Изумрудного сока трав.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Гаврила Державин <<<

НА СМЕРТЬ СУВОРОВА

О вечность, прекрати твоих шум вечных споров,
Кто превосходней всех героев был.
В святилище твоё от нас в сей день вступил
                     Суворов.
Май 1800

ШУТОЧНОЕ ЖЕЛАНИЕ

Если б милые девицы
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девóчкам
На моих сидеть ветвях.
Пусть сидели бы и пели,
Вили гнёзда и свистели,
Выводили и птенцов;
Никогда б я не сгибался,
Вечно ими любовался,
Был счастливей всех сучков.
1802

* * *

Река времён в своём стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остаётся
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрётся
И общей не уйдёт судьбы.
6 июля 1816
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Юлия Друнина <<<

* * *

Могла ли я, простая санитарка,
Я, для которой бытом стала смерть,
Понять в бою, что никогда так ярко
Уже не будет жизнь моя гореть?

Могла ли знать в бреду окопных буден,
Что с той поры, как отгремит война,
Я никогда уже не буду людям
Необходима так и так нужна?..
1974
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владимир Ерёменко <<<

* * *

Прими на веру вольные холмы
Отечества,
Которых нет для взора.
Их никогда не озарит Аврора.
Их нет по воле черни
И войны.

* * *

Я засеян в безликую землю.
Надо мною репьи-духоборцы.
Подо мною — ракетные гнёзда.
Рядом — близких дыханье и память.
Мы стоим без единого стона,
Как полки на горящих иконах...

* * *

Я выхожу из памяти своей.
И там, где утром вороны кричали,
Где выткал сердце паучок печали,
Опережаю замыслы ветвей!

Меня томит и нежит высота.
Крыло слепит хитиновым мерцаньем...
Там, на Земле, невнятным прорицаньем
Дверь памяти скрипит, не заперта.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Иван Жданов <<<

* * *

Тихо сердце, как осень, горит,
словно в красное зеркало леса
загляделось, не чувствуя веса,
с отраженьем своим говорит.

Тихо сердце, как осень, горит,
словно зеркало рябью тревожит,
словно листья горящие множит
и в лесном запустенье царит.

Что-то было и что-то прошло,
только сердце, как лес, опустело,
наважденьем листвы прошумело,
в листопаде замкнуло тепло.

Только кто же войдёт в этот лес,
наважденьем его заворожен,
осторожно, пока он возможен
и пока он совсем не исчез?

* * *
                                      Памяти сестры

Область неразменного владенья:
облаков пернатая вода.
В тридевятом растворясь колене,
там сестра всё так же молода.

Обручённая с невинным роком,
не по мужу верная жена,
всю любовь, отмеренную сроком,
отдарила вечности она.

Как была учительницей в школе,
так с тех пор мелок в её руке
троеперстием горит на воле,
что-то пишет на пустой доске.

То ли буквы непонятны, то ли
нестерпим для глаза их размах:
остается красный ветер в поле,
имя розы на его губах.

И в разломе символа-святыни
узнаётся зубчатый лесок:
то ли мел крошится, то ли иней,
то ли звёзды падают в песок.

Ты из тех пока что незнакомок,
для которых я неразличим.
У меня в руке другой обломок —
мы при встрече их соединим.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Николай Заболоцкий <<<

ЛЕСНОЕ ОЗЕРО

Опять мне блеснула, окована сном,
Хрустальная чаша во мраке лесном.

Сквозь битвы деревьев и волчьи сраженья,
Где пьют насекомые сок из растенья,
Где буйствуют стебли и стонут цветы,
Где хищная тварями правит природа,
Пробрался к тебе я и замер у входа,
Раздвинув руками сухие кусты.
В венце из кувшинок, в уборе осок,
В сухом ожерелье растительных дудок
Лежал целомудренной влаги кусок,
Убежище рыб и пристанище уток.
Но странно, как тихо и важно кругом!
Откуда в трущобах такое величье?
Зачем не беснуется полчище птичье,
Но спит, убаюкано сладостным сном?
Один лишь кулик на судьбу негодует
И в дудку растенья бессмысленно дует.

И озеро в тихом вечернем огне
Лежит в глубине, неподвижно сияя,
И сосны, как свечи, стоят в вышине,
Смыкаясь рядами от края до края.
Бездонная чаша прозрачной воды
Сияла и мыслила мыслью отдельной,
Так око больного в тоске беспредельной
При первом сиянье вечерней звезды,
Уже не сочувствуя телу больному,
Горит, устремленное к небу ночному.
И толпы животных и диких зверей,
Просунув сквозь елки рогатые лица,
К источнику правды, к купели своей
Склонялись воды животворной напиться.
1938

СЕНТЯБРЬ

Сыплет дождик большие горошины,
Рвётся ветер, и даль нечиста.
Закрывается тополь взъерошенный
Серебристой изнанкой листа.

Но взгляни: сквозь отверстие облака,
Как сквозь арку из каменных плит,
В это царство тумана и морока
Первый луч, пробиваясь, летит.

Значит, даль не навек занавешена
Облаками, и значит, не зря,
Словно девушка, вспыхнув, орешина
Засияла в конце сентября.

Вот теперь, живописец, выхватывай
Кисть за кистью и на полотне
Золотой, как огонь, и гранатовой
Нарисуй эту девушку мне.

Нарисуй, словно деревце, зыбкую
Молодую царевну в венце
С беспокойно скользящей улыбкою
На заплаканном юном лице.
1957

ГДЕ-ТО В ПОЛЕ ВОЗЛЕ МАГАДАНА

Где-то в поле возле Магадана,
Посреди опасностей и бед,
В испареньях мёрзлого тумана
Шли они за розвальнями вслед.
От солдат, от их лужёных глоток,
От бандитов шайки воровской
Здесь спасали только околодок
Да наряды в город за мукой.
Вот они и шли в своих бушлатах —
Два несчастных русских старика,
Вспоминая о родимых хатах
И томясь о них издалека.
Вся душа у них перегорела
Вдалеке от близких и родных,
И усталость, сгорбившая тело,
В эту ночь снедала души их.
Жизнь над ними в образах природы
Чередою двигалась своей.
Только звёзды, символы свободы,
Не смотрели больше на людей.
Дивная мистерия вселенной
Шла в театре северных светил,
Но огонь её проникновенный
До людей уже не доходил.
Вкруг людей посвистывала вьюга,
Заметая мёрзлые пеньки.
И на них, не глядя друг на друга,
Замерзая, сели старики.
Стали кони, кончилась работа,
Смертные доделались дела...
Обняла их сладкая дремота,
В дальний край, рыдая, повела.
Не нагонит больше их охрана,
Не настигнет лагерный конвой,
Лишь одни созвездья Магадана
Засверкают, став над головой.
1956
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Георгий Иванов <<<

* * *

Я слышу — история и человечество,
Я слышу — изгнание или отечество.

Я в книгах читаю — добро, лицемерие,
Надежда, отчаянье, вера, неверие.

И вижу огромное, страшное, нежное,
Насквозь ледяное, навек безнадежное.

И вижу беспамятство или мучение,
Где всё, навсегда потеряло значение.

И вижу, —  вне времени и расстояния, —
Над бедной землёй неземное сияние.
1930

* * *

Душа человека. Такою
Она не была никогда.
На небо глядела с тоскою,
Взволнованна, зла и горда.

И вот умирает. Так ясно,
Так просто сгорая дотла —
Легка, совершенна, прекрасна,
Нетленна, блаженна, светла.

Сиянье. Душа человека,
Как лебедь поёт и грустит,
И крылья раскинув широко,
Над бурями тёмного века
В беззвёздное небо летит.

Над бурями тёмного рока
В сиянье. Всего не успеть...
Дам тянется... След остаётся...

И полною грудью поётся,
Когда уже не о чем петь.

* * *

Просил. Но никто не помог,
Хотел помолиться. Не мог.
Вернулся домой. Ну, пора!
Не ждать же ещё до утра.

И вспомнил несчастный дурак,
Пощупав, крепка ли петля,
С отчаяньем прыгая в мрак,
Не то, чем прекрасна земля,
А грязный московский кабак,
Лакея засаленный фрак,
Гармошки заливистый вздор,
Огарок свечи, коридор,
На дверце два белых нуля.

* * *

За столько лет такого маянья
По городам чужой земли
Есть от чего придти в отчаянье,
И мы в отчаянье пришли.

В отчаянье, в приют последний,
Как будто мы пришли зимой
С вечерни в церковке соседней
По снегу русскому домой.

* * *

Если б время остановить,
Чтобы день увеличился вдвое,
Перед смертью благословить
Всех живущих и всё живое.

И у тех, кто обидел меня,
Попросить смиренно прощенья,
Чтобы вспыхнуло пламя огня
Милосердия и очищенья.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Анатолий Илларионов <<<

* * *

Ни стихов и ни известий,
Слова некому сказать.
Жизнь, что топчется на месте,
Трудно жизнью называть.

Вспоминать мне то, что было?
Ненавидеть то, что есть?
Ртуть в термометре застыла:
Ровно минус тридцать шесть...

* * *

И снова я душу гублю.
Не жалко? Нет, всё-таки жалко.
Стихами я печку топлю.
Не жарко? Нет, всё-таки жарко.

Судьба в чём-нибудь и права,
Ведь всё так случалось и прежде:
Становятся пеплом слова
О Вере, Любви и Надежде...
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Виктория Иноземцева <<<

* * *

Что нам тихим, Господи, судьбу выбирать,
загляни же, Господи, в детскую тетрадь,
там святые черточки и рука слаба,
личики и чёлочки, пальчики у лба.

Загадай же, Господи, и не прогадай.
Погадай же, Господи, и не передай
твоего гадания правильный ответ.
Урони на пальчики свой веселый свет.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Салават Кадыров <<<

* * *

Старый ненец, на родовом знаке
Дорисовывая оленя, простонал:
«Моя вина. Перестройка. Война Ираке.
Инфлясия. Рынок. Жизнь устал.
Я нарушил законы гостеприимства —
На двадцать зим с тех пор постарел,
Как пришёл экспедисия в наше бедство —
Резал худой олень, добрый пожалел.
Потому сегодня живём так плохо.
Мой грех. Я виноват, что жизнь упал!»

А я стоял и слушал из другой эпохи,
И думал, хотя ничего не понимал.
Мученик цивилизованного излишества —
Смогу ли я, не оправдываясь судьбой,
Взять на себя всю вину человечества,
Доживу ли я до мудрости такой?!
Видимо, нет. Я в городе проживаю
По законам подворотен, улиц, площадей,
Где нет оленя, рыбы, птичьей стаи
И чуть не добавил — нет людей!
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Светлана Кекова <<<

* * *

Нам с тобою к лицу слабый отсвет любви и страданья.
День подходит к концу, наступает пора увяданья.

Это в келью души открывается тайная дверца...
Здравствуй, тихий закат моего непокорного сердца!

Я не знаю, о чём в небе птицы кричат, улетая,
как листва, на деревьях сквозит красота золотая,

нам её не понять, мы ещё не простились с весною,
и кого мы пленять будем инеем, льдом, белизною?

Нам пора хоронить то, что умерло в юности, в детстве,
кто нас будет винить в незаслуженном, горьком наследстве?

И серёжки ольхи тихим светом горят на рассвете.
За былые грехи наши бедные молятся дети.

Вновь сияет луна там, на дне опрокинутой чаши.
От тяжелого сна отдыхают родители наши,

и тоскуют о нас, и лицо закрывают руками,
талым снегом, листвой, испареньями рек, облаками...
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Юрий Колкер <<<

ДЕНЬ ГНЕВА

Кинжал и яд, удар из-за угла —
Вот чем жила эпоха. Кондотьер
Не чаще умирал на поле боя,
Чем от руки подосланного браво —
И кем подосланного? Не врагом,
А нанимателем властолюбивым:
Прелатом, князем иль народоправцем.

Пишу — и вижу пред собой Бальдаччо...
Вот, чудилось мне, баловень судьбы!
Всем взял: и молод, а уже прославлен
Искусством полководца и отвагой
(он в этом никому не уступал),
Уже перед республикой заслуги
Имел он, был солдатами любим
И счастливо женат... Чего б, казалось,
Тебе еще? Стоит он, как живой,
Передо мной с учтивою улыбкой
На площади... Умен, добавлю, был.
Умен ведь тот, по мне, кто место знает
Свое — и о чужом не помышляет...

И с ним расправились за дружбу с Нери!
Что ж странного? Он — славный капитан,
А тот — глава владетельного клана.
Всяк знал, кому их давняя приязнь
Мешала спать и вены леденила.
Развязкою могла быть только смерть:
Решили, что держать его опасно,
И в десять раз опаснее — прогнать.

Но я имел в виду совсем другое:
Ореховое дерево в цвету,
Весну и пряный воздух флорентийский,
И молодость нескладную мою,
И женщину, что звали Анналена,
Жену Бальдаччо...

Предательски зарезали его:
Накинулись остервенелой сворой
На безоружного, в момент беседы
В Палаццо Веккьо — и, еще живого,
Швырнули вниз, на камни мостовой...

Прослышав об убийстве, Анналена
Всё разом поняла, похолодев,
И словно бы предстала перед Богом.
Когда ее трехлетнего сынишку
Нашли задушенным в его постели,
Она не уронила ни слезы,
А лишь слова библейского пророка
Беззвучными устами повторяла:
— О Господи, ты слышал голос мой...

Она была из рода Малатеста,
Из Римини, — богата, хороша,
Не старше двадцати, — но с этой смертью
В ней всё навеки разом пресеклось,
Чем сердце связано с юдолью слезной.
Людей она не прокляла, хоть знала
Убийц по именам — и не со слов
Наушников, а просто все их знали.
Так жизнь была устроена: ничто
Игры страстей, как прочих сил природы,
В христолюбивом граде не стесняло.
Игра велась по правилам. Порядки,
Обычаи, установленья, нравы —
Всё было в мире жестко, неизменно,
Всё раз и навсегда заведено.
Свободу обещало только небо.

Дом Анналены стал монастырем.

Не раз под окнами ее часовни
Я слушал страшный гимн: Тот день, день гнева,
Ее чудесным голосом ведомый,
Потом подхватываемый другими
Со строчки Mors stupebit et natura:
Смерть и рождение оцепенеет.
О, всё и впрямь остановилось в жизни
Нездешней этой женщины...

Нездешней
Она была с младенческих годов.
Я обожал ее, когда был молод.
Уж тридцать лет прошло, как день один,
Я сам давно монах, святым Франциском
Напутствуем к вратам неотвратимым, —
Но и пекущемуся о спасеньи
Ее волшебных черт не позабыть...
Мне было девять, восемь — ей, когда
Я понял, что на всей земле обширной
Нет и не будет существа роднее
Мятущемуся сердцу моему.
Она преображала строй планет,
Когда улыбкой встречных осеняла,
И люди говорили про нее,
Что имя ей — Дарящая Блаженство.

Что плоть убогая? Сегодня персик
Ланиты дев, а завтра — лист осенний.
Но Анналену старость, пощадив,
Чуть тронула: она и в пятьдесят
Светилась изнутри чудесным светом
Неизъяснимым...

И в миру, я помню,
Была она строга и нелюдима,
В монашестве ж — подавно. Только раз
Ее за стенами монастыря
Я видел — у Дуомо, в день пасхальный, —
И странной удостоился беседы,
Едва ли не кощунственной. Она,
Увидев скорбь в моих очах, сказала:
— О Воскресении Христовом нам
Возрадоваться сердцем надлежит,
Что ж мрачен ты? Ах да, ты знал Бальдаччо.
Поверишь ли? Я, что ни ночь, во сне
Его встречаю с маленьким Джованни.
Они вдвоем, рука в руке, стоят
На гравием усыпанной дорожке
И машут мне. Кругом — чудесный сад,
Дрозды поют, цветы благоухают.
Уж, верно, недалек счастливый день,
Когда навеки мы соединимся,
И теплые мальчишечьи ручонки
Меня обнимут...
1997
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владимир Корнилов <<<

МЕЧТЫ

Я себя не дурил мечтами,
Сколько мог, отгонял их прочь,
Всю дорогу менял местами
Два глагола — мечтать и мочь.

Оттого-то любая малость
Невпопад, а порой впопад,
Удавалась мне, исполнялась,
Правда, лет через пятьдесят.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Михаил Кузмин <<<

* * *

Не губернаторша сидела с офицером,
Не государыня внимала ординарцу,
На золоченом, закрученном стуле
Сидела Богородица и шила.
А перед Ней стоял Михал-Архангел.
О шпору шпора золотом звенела,
У палисада конь стучал копытом,
А на пригорке полотно белилось.

Архангелу Владычица сказала:
— Уж, право, я, Михайлушка, не знаю,
Что и подумать. Неудобно слуху.
Ненаречённой быть страна не может.
Одними литерами не спастися.
Прожить нельзя без веры и надежды
И без царя, ниспосланного Богом.

Я женщина. Жалею и злодея.
Но этих за людей я не считаю.
Ведь сами от себя они отверглись
И от души бессмертной отказались.
Тебе предам их. Действуй справедливо.

Умолкла, от шитья не отрываясь.
Но слёзы не блеснули на ресницах,
И сумрачно стоял Михал-Архангел,
А на броне пожаром солнце рдело.

«Ну, с Богом!» — Богородица сказала,
Потом в окошко тихо посмотрела
И молвила: «Пройдёт ещё неделя,
И станет полотно белее снега».
(1923-1933)>-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Юрий Кузнецов <<<

СТОЯНИЕ

На горе церквушка застоялась
На крови, на жертвенном огне.
На болоте цапля замечталась
В одной точке на одной ноге.

Цапля ничего не понимает,
Полетает, снова прилетит.
Только одну ногу поменяет,
Ногу поменяет — и стоит.

Всё стоит в знак вечного покоя...
Столпник перед Господом стоит.
Древо жизни умирает стоя,
Но стоит — и мне стоять велит.

УРОК ФРАНЦУЗСКОГО

Кровь голубая на помост хлестала...
Ликуй, толпа! Сжимай своё кольцо!
Но говорят, Антуанетта встала
И голову швырнула им в лицо.

Я был плохим учеником признаться;
В истории так много тёмных мест.
Но из свободы, равенства и братства
Я вынес только королевский жест.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Светлана Кузнецова <<<

* * *

Однажды поняв, что не дорогá
Вам, мои самые близкие,
Я тёмною тенью скользну в снега,
В свои холода сибирские.

Не ведая, сколь глубоко то дно,
Вы будете спрашивать: — Где она? —
А я буду слышать только одно —
Рёв летящего демона.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Аркадий Кутилов <<<

РАЗВОД

Уходит любовь. Холодеет в душе.
Тускнеют слова и предметы.
На милом лице проступает уже
посмертная маска Джульетты.

Рассудок смиряет кипенье крови...
Твой взгляд — голубее кинжала...
И, может, не палец, а горло любви
кольцо обручальное сжало.

Состарил сентябрь и фигурку твою,
твои очертанья грубеют...
Похоже, что я на расстреле стою,
И НАШИ УЖЕ НЕ УСПЕЮТ.

* * *

Ей совсем немного надо,
этой женщине в летах:
пудра, крем, духи, помада,
лак бордовый на ногтях...

Да ещё кусочек лета,
яркий зайчик на стене...
Да ещё, чтоб кто-то где-то
увидал ее во сне.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Александр Кушнер <<<

* * *

Вот женщина: пробор и платья вырез милый.
Нам кажется, что с ней при жизни мы в раю.
Но с помощью её невидимые силы
Замысливают боль, лелея смерть твою.

Иначе было им к тебе не подступиться,
И ты прожить всю жизнь в неведении мог.
А так любая вещь: заколка, рукавица —
Вливают в сердце яд и мучат, как ожог.

Подрагиванье век и сердца содроганье,
И веточка в снегу нахохлилась, дрожа,
И жаль её, себя и всех. Зато в страданье,
Как в щёлочной воде, отбелится душа.

Не спрашивай с неё: она не виновата,
Своих не слышит слов, не знает, что творит,
Умна она, добра, и зла, и глуповата,
И нравится себе, и в зеркальце глядит.

СОСЕД

Вот он умер,
сосед наш с третьего этажа.
Слава богу, он умер, жизнью не дорожа.

С той поры, как жена умерла, стал спиваться он
так, как будто за нею, ушедшей, спешил вдогон.

И собачка спешила на лапах кривых за ним,
не успела, отстала,
прибилась теперь к чужим.

В лифте как-то его мы спросили, как он живёт?
Шмыгнул носом, заплакал, смутился, сказал: «Ну вот».

Помотал головой. Настоящее горе слов
не имеет.
Недаром так стыдно своих стихов.

И прозванье поэта всегда было дико мне.
И писал всего лучше я о тополях в окне.

На шестом этаже они вровень с душой кипят,
а на третьем
в их толще безвылазно тонет взгляд.

Покровительствуют мимолётным и лёгким снам.
Их ещё не срубили, но срубят, — сказали нам.

Эту жизнь я смахнул бы, клянусь, со стола — рукой
вместе с бронзовым Вакхом в веночке, —
да нет другой!

Учинил бы скандал тем решительней, что не ждут
от меня безответных выходок и причуд.

Уж затихли — и вдруг закипают опять в окне.
Или он, запыхавшись, подходит сейчас к жене?
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Виктор Лапшин <<<

ВАНЯ
                                                  Сыну Алеше

Ой, обидели маму цыгане:
Положили в мешок увезли!
Угадай, что я прячу в кармане:
Там булавочка мамина, гли!

Дед брюзжит, а бабусенька плачет,
В Буй папаню сманила родня...
Говорят: раз уехала, значит,
Никогда не любила меня...

Не перечу, смеюсь втихомолку,
За зубами держу язычок;
Им-то можно болтать без умолку:
Они умные, я дурачок.

Голова у меня глуповата,
Но какой же я добрый зато!
Улыбаюся всем виновато,
И меня не боится никто.

Ой ты бедная, милая мама!
Отзовись, голосок не таи!
Я бы мигом нашёл тебя, знамо,
Да не бегают ножки мои...

Ты прости, я тебя забываю
И при встрече могу не узнать...
Я не сплю по ночам и мечтаю
Хоть кого-нибудь мамой назвать.
1980

ЖЕЛАНИЕ
                                               Алевтине Л.

Без искания, без искуса
Как в глаза твои взглянуть?
Словом только душу высказать —
На твою не посягнуть?

Как бы руку взять покорную —
И жалеть, не вожделеть,
Чтобы страсть мою упорную
Нежностью преодолеть?

Как бы в памяти — ни помыслом,
Ни видением — во сне,
Ни касанием, ни голосом
Не владеть тобою мне?

Как бы волею ревнивою
Образ твой не исказить:
Истинную и счастливую —
Не себя в тебе любить.
1979
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Михаил Лермонтов <<<

ИЗ ГЁТЕ

Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы...
Подожди немного,
Отдохнёшь и ты.
1840

* * *
1
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
2
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чём?
3
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
4
Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
5
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Тёмный дуб склонялся и шумел.
1841
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Семён Липкин <<<

ГОДОВЩИНА АРМЯНСКОГО ГОРЯ

Хлеб, виноград, Господь.
Хлеб, виноград, Господь.

Персики в Эчмиадзине
Цветом цветут фиолетовым.
Свод над землёю синий,
Как над Синайской пустыней.
Ряса католикоса
Цветом цветёт фиолетовым.
Медленно, многоголосо
Звон поминальный вознёсся:

Хлеб, виноград, Господь.
Хлеб, виноград, Господь.

Страшная годовщина
Страшной народной гибели.
В церкви Эчмиадзина —
Слово Божьего сына.
Поровну мы разделим
Тоненькие опресноки.
Выйдем из храма с весельем,
В поле траву расстелим.

Жертвенного барана
Мы обведём вкруг древа.
В сердце — вечная рана,
А земля нам желанна.
Всё мирозданье в расцвете,
Всё непотребное — изгнано,
Только и есть на свете —
Дети, дети, дети,

Хлеб, виноград, Господь.
Хлеб, виноград, Господь.

Боже, к твоим коленям
Я припадаю с моленьем:
Да оживут убиенные
В этом саду весеннем!
В нашем всеобщем храме
Да насладятся весело
Всеми твоими дарами!
С нами, с нами, с нами —

Хлеб, виноград, Господь,
Хлеб, виноград, Господь.
1972

ВОЕННАЯ ПЕСНЯ
                         »Что ты заводишь песню военну...»
                                                                  Державин


Серое небо. Травы сырые.
В яме икона панны Марии.
Враг отступает. Мы победили.
Думать не надо. Плакать нельзя.
Мёртвый ягнёнок. Мёртвые хаты.
Между развалин — наши солдаты.
В лагере пусто. Печи остыли.
Думать не надо. Плакать нельзя.

Страшно, ей-Богу, там, за фольварком.
Хлопцы, разлейте «Старку» по чаркам.
Скоро в дорогу. Скоро награда,
А до парада плакать нельзя.
Чёрные печи да мыловарни.
Здесь потрудились прусские парни.
Где эти парни? Думать не надо.
Мы победили. Плакать нельзя.

В полураскрытом чреве вагона —
Детское тельце. Круг патефона.
Видимо, ветер вертит пластинку.
Слушать нет силы. Плакать нельзя.
В лагере смерти печи остыли.
Крутится песня. Мы победили.
Мама, закутай дочку в простынку.
Пой, балалайка, плакать нельзя.
1981

НАЧАЛО ЛЕТА

Дочь забудет, изменит жена, друг предаст, —
Всё проходит, проходит...
Но ошибся безжалостный Экклезиаст,
Ничего не проходит.

Вновь рождается дочь, чтоб забыть об отце,
Вновь жена изменяет,
Снова друг предаёт, — и начало в конце
Ничего не меняет.

Но останется в сердце твоём и моём
То, что здесь происходит,
Ибо призрачна смерть и мы вечно живём.
Ничего не проходит.

Потому что осмысленно липа цветёт,
Звонко думает птица,
Это было и будет всегда и уйдёт,
Чтобы к нам возвратиться.
1985
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Инна Лиснянская <<<

В ВАННОЙ КОМНАТЕ

Я курю фимиам, а он пенится, словно шампунь,
Я купаю тебя в моей глубокой любви.
Я седа, как в июне луна, ты седой, как лунь,
Но о смерти не смей! Не смей умирать, живи!

Ты глядишь сквозь меня, как сквозь воду владыка морей,
Говоришь, как ветер, дыханьем глубин сквозя:
Кто не помнит о гибели, тот и помрёт скорей,
Без раздумий о смерти понять и жизни нельзя.

Иноземный взбиваю шампунь и смеюсь в ответ:
Ты, мой милый, как вечнозелёное море, стар...
На змею батареи махровый халат надет,
А на зеркале плачет моими слезами пар.
31 января 2001
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Татьяна Литвинова <<<

* * *

Я просыпаюсь и прислушиваюсь: может быть, — всё?
Но я по-прежнему люблю тебя.
Я морщусь от дозы: кто раскрутил это любовное колесо?
Но я по-прежнему люблю тебя.
Я рассматриваю лист осенний на свет:
Там написано, что я люблю тебя.
Выправка пульса прекрасна. Я говорю спокойно: — Привет!
А на самом деле я говорю, что люблю тебя.
Я буду держаться до последнего дня,
Ушибаясь и впредь: а-а, черт! — я люблю тебя.
Продолжается год, суета, беготня,
Но я по-прежнему люблю тебя.
Пусть идёт, как шло, если вообще идёт.
Ничего не попишешь, а пишешь: люблю тебя.
Водяные знаки небес и широт
Проступают в молчанье: люблю тебя.
Ты помнишь, как бездна растёт в равелевском «болеро»?
Я многое помню с тех пор, как люблю тебя.
Мне нужно бросить перо. Или жизнь... Или перо...
Но я по-прежнему... тебя... тебя...

* * *

Путь всё печальней и свободней
По травам или по воде...
Я одуванчиком господним
Бросаюсь под ноги звезде.
Её ль зрачок цветочный выбрал,
Она ли выбрала меня.
Но одуванчиковым нимбом
Печаль моя позлащена.
Я слушаю звезды веленья
И понимаю всё сильней —
Уже вне времени и тленья
Шумит листва любви моей.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Сергей Москвин <<<

* * *

На улице тает. Кипит кофейник.
А я любимые книги листаю.
Когда с собаки снимают ошейник,
Чего-то ей, может быть, не хватает.

Ночью к стене прикоснусь ладонью
И прошепчу нечаянно: «Ир-ка»,
Так бросивший пить тянет руку спросонья
Туда, где раньше хранилась бутылка.
1979

ОДИНОЧЕСТВО

Мои черновики покрыты пылью,
не прикасаюсь к ним давным-давно.
А стрекоза калечит об окно
сиреневые марлевые крылья.
Мне даже лень окошко распахнуть,
чтоб улетела пленница на волю,
или проткнуть её заржавленной иглою
и, выпив водки, тяжело вздохнуть...
28 августа 1979
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владимир Набоков <<<

ЛИЛИТ

Я умер. Яворы и ставни
горячий теребил Эол
вдоль пыльной улицы.
                                    Я шёл,
и фавны шли, и в каждом фавне
я мнил, что Пана узнаю:
«Добро, я, кажется, в раю».

От солнца заслонясь, сверкая
подмышкой рыжею, в дверях
вдруг встала девочка нагая
с речною лилией в кудрях,
стройна, как женщина, и нежно
цвели сосцы — и вспомнил я
весну земного бытия,
когда из-за ольхи прибрежной
я близко-близко видеть мог,
как дочка мельника меньшая
шла из воды, вся золотая,
с бородкой мокрой между ног.

И вот теперь, в том самом фраке,
в котором был вчера убит,
с усмешкой хищною гуляки
я подошёл к моей Лилит.
Через плечо зелёным глазом
она взглянула — и на мне
одежды вспыхнули и разом
испепелились.
                        В глубине
был греческий диван мохнатый,
вино на столике, гранаты,
и в вольной росписи стена.
Двумя холодными перстами
по-детски взяв меня за пламя:
«Сюда», — промолвила она.
Без принужденья, без усилья,
лишь с медленностью озорной,
она раздвинула, как крылья,
свои коленки предо мной.
И обольстителен и весел
был запрокинувшийся лик,
и яростным ударом чресел
я в незабытую проник.
Змея в змее, сосуд в сосуде,
к ней пригнанный, я в ней скользил,
уже восторг в растущем зуде
неописуемый сквозил, —
как вдруг она легко рванулась,
отпрянула и, ноги сжав,
вуаль какую-то подняв,
в неё по бёдра завернулась,
и, полон сил, на полпути
к блаженству, я ни с чем остался
и ринулся и зашатался
от ветра странного. «Впусти», —
я крикнул, с ужасом заметя,
что вновь на улице стою
и мерзко блеющие дети
глядят на булаву мою.
«Впусти», — и козлоногий, рыжий
народ всё множился. «Впусти же,
иначе я с ума сойду!»
Молчала дверь. И перед всеми
мучительно я пролил семя
и понял вдруг, что я в аду.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Николай Некрасов <<<

* * *

Вчерашний день, часу в шестом,
       Зашёл я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
       Крестьянку молодую.

Ни звука из её груди,
       Лишь бич свистал, играя...
И Музе я сказал: «Гляди!
       Сестра твоя родная!»
1848

ГРОБОК

Вот идёт солдат. Под мышкою
Детский гроб несёт, детинушка.
На глаза его суровые
Слёзы выжала кручинушка.

А как было живо дитятко,
То и дело говорилося:
«Чтоб ты лопнуло, проклятое!
Да зачем ты и родилося?»
1950
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Ксения Некрасова <<<

СКАЗКА О КОТЕ И ЕЖЕ

И жил на свете
дымный кот.
Он мог бы быть красив и толст,
но гребни крыш
и взлёты труб
под звёзды сочные влекут,
и ожиревшему уюту
кот предпочёл
                       ночную мглу.
Гулял по острию карнизов,
вздымая гордо
пышный хвост.
Пушистый встретив силуэт,
бросал воинственный привет.
Потом садился на трубу
и молча созерцал луну.
А рядом с печкой —
                        на полу —
был пойман в ящик
серый ёж...
И ящик он копал вначале,
как почву прошлогодних хвой.
Не пахли доски
корневищем сосен,
и влажность не сочил
фанерный дёрн.
Ведь землю ёж,
в которой рос,
всю по крупинке перебрал,
всю по травинке перемял,
он лист к листу перелистал
и полон был своих забот,
своих тревог,
своих работ.
И, чуя под когтями сухость,
ёж о земле затосковал.

Стояла осень на дворе,
и не было луны.
Тоскливо кот
под креслами сидел.
Мурлыкать он уже не мог
всё тот же ритм
и тот же слог.
И был печально одинок
в дождливый вечер
                               серый кот.

А кто-то в ящике шуршал,
а кто-то в ящике вздыхал,
потом тихонечко сопел,
и звук нечаянный смолкал,
и пахло в ящике жильём.

И вот в коте
очнулся кот
лесных взъерошенных времён.
Обнюхал ящик он кругом
и лапу в ящик протянул...
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Но ощущение кота
и отношение ежа
не в силах здесь я перевесть
на человеческую речь.
А после встречи
день за днём,
из странствий ночи возвратясь,
взбирался кот
на дружеский настил
и тут лежал
                       или дремал.
А кто-то в ящике шуршал,
а кто-то в ящике вздыхал,
потом тихонечко сопел,
и звук нечаянный смолкал.
И понимал, наверно, кот,
что на земле не одинок.

ПЛАТЬЕ

Мне подарили
бархатное платье.
А раньше
два только платья
                       было у меня:
льняного полотна
                        и шерстяное.
Мне подарили бархатное платье.
Я тут же
и примерила его,
И в зеркало увидела себя.
Средь отраженного окна
гранитный высился дворец,
пушистый звук
серебряных снегов.
В замёрзших окнах
люстры тлели,
росли берёзы у стены.
И чудно было сочетанье:
я в платье бархатном,
дворец
и белый снег
в ветвях и на земле.
Такой казалась я себе
                              нарядной!
И с этим чувством
шла я
        по Москве.
И все идущие
навстречу мне
несли на обновленных лицах
светинки радости моей.
И что-то мне
хотелось людям дать —
добро ли совершить
иль написать стихи.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Лада Одинцова <<<

* * *

Если здоровье, гордость и честь дороги Вам,
Не совершайте поступка, что тайною станет.
Тайна когда-то раскроется:
И мерзкий злорадный позор
Болезнью накажет Вас, тело разрушит и дух.
1989 г.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Анатолий Панюков <<<

* * *

Я собирал в ладонь странные слитки камней,
Я удивлялся цветам, призрачны их имена.
Стаи встревоженных рыб жались в испуге ко мне,
В воду упала звезда, желтая словно луна.

Там, далеко на земле, окаменевали следы
Тонких девичьих ступней вдоль золотого песка.
И, пробираясь по дну, выставив зубья слюды,
Долго искала меня черная рыба-тоска.

Мне ли бояться погонь, мне ли бояться небес,
Мне ли завидовать вам, беглым рабам дорог.
Рядом с упавшей звездой не ожидают чудес,
Не возвращаются жить. Я возвращался — не смог.

Я возвращался любить в белый просвет, в никуда,
Но замыкала пути память, мой искренний вождь.
Между укачанных трав черной казалась вода,
Там, далеко на земле, шел очищающий дождь.

* * *

Тихо дрогнет перрон. Проводник, молчаливый и строгий,
Молча примет билет и закроет тяжёлую дверь.
И уже ничего нет печальнее этой дороги
Между миром чудес и неведомым миром потерь.

Будет долго трепать полустанки рассерженный ветер,
Обрывая листву с придорожных опальных берёз.
Ладно, девочка, спи, я так много предвидел на свете
И печальнее слёз и намного весомее слёз.

И девчонка уснёт, над любовью без доньев и края
Пролетая во сне под овальным крылом простыни.
Лишь оставшись один, в эти игры давно не играя,
Вдруг поникнет в окне молчаливый ночной проводник.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Борис Пастернак <<<

ВАКХАНАЛИЯ

Город. Зимнее небо.
Тьма. Пролёты ворот.
У Бориса и Глеба
Свет и служба идёт.

Лбы молящихся, ризы
И старух шушуны
Свечек пламенем снизу
Слабо озарены.

А на улице вьюга
Всё смешала в одно,
И пробиться друг к другу
Никому не дано.

В завываньи бурана
Потонули: тюрьма,
Экскаваторы, краны,
Новостройки, дома,

Клочья репертуара
На афишном столбе
И деревья бульвара
В серебристой резьбе.

И великой эпохи
След на каждом шагу —
В толчее, в суматохе,
В метках шин на снегу,

В ломке взглядов, — симптомах
Вековых перемен, —
В наших добрых знакомых,
В тучах мачт и антенн,

На фасадах, в костюмах,
В простоте без прикрас,
В разговорах и думах,
Умиляющих нас.

И в значеньи двояком
Жизни, бедной на взгляд,
Но великой под знаком
Понесённых утрат.
_ _ _

«Зимы», «зисы» и «татры»,
Сдвинув полосы фар,
Подъезжают к театру
И слепят тротуар.

Затерявшись в метели,
Перекупщики мест
Осаждают без цели
Театральный подъезд.

Все идут вереницей,
Как сквозь строй алебард,
Торопясь протесниться
На «Марию Стюарт».

Молодёжь по записке
Добывает билет
И великой артистке
Шлёт горячий привет.
_ _ _

За дверьми ещё драка,
А уж средь темноты
Вырастают из мрака
Декораций холсты.

Снова выбежав с танцев
И покинув их круг,
Королева шотландцев
Появляется вдруг.

Всё в ней жизнь, всё свобода
И в груди колотьё,
И тюремные своды
Не сломили её.

Стрекозою такою
Родила её мать
Ранить сердце мужское,
Женской лаской пленять.

И за это, быть может,
Как огонь горяча,
Дочка голову сложит
Под рукой палача.

В юбке пепельно-сизой
Села с краю за стол.
Рампа яркая снизу
Льёт ей свет на подол.

Нипочём вертихвостке
Похождений угар,
И стихи, и подмостки,
И Париж, и Ронсар.

К смерти приговорённой,
Что ей пища и кров,
Рвы, форты, бастионы,
Пламя рефлекторов?

Но конец героини
До скончанья времён
Будет славой отныне
И молвой окружён.
_ _ _

То же бешенство риска,
Та же радость и боль
Слили роль и артистку,
И артистку и роль.

Словно буйство премьерши
Через столько веков
Помогает умершей
Убежать из оков.

Сколько надо отваги,
Чтоб играть на века,
Как играют овраги,
Как играет река.

Как играют алмазы,
Как играет вино,
Как играть без отказа
Иногда суждено.

Как игралось подростку
На народе простом
В белом платье в полоску
И с косою жгутом.
_ _ _

И опять мы в метели,
А она всё метёт,
И в церковном приделе
Свет и служба идёт.

Где-то зимнее небо,
Проходные дворы,
И окно ширпотреба
Под горой мишуры.

Где-то пир, где-то пьянка,
Именинный кутёж.
Мехом вверх, наизнанку
Свален ворох одёж.

Двери с лестницы в сени,
Смех и мнений обмен.
Три корзины сирени.
Ледяной цикламен.

По соседству в столовой
Зелень, горы икры,
В сервировке лиловой
Сёмга, сельди, сыры.

И хрустенье салфеток,
И приправ острота,
И вино всех расцветок,
И всех водок сорта.

И под говор стоустый
Люстра топит в лучах
Плечи, спины и бюсты
И серёжки в ушах.

И смертельней картечи
Эти линии рта,
Этих рук бессердечье,
Этих губ доброта.
_ _ _

И на эти-то дива
Глядя, как маниак,
Кто-то пьёт молчаливо
До рассвета коньяк.

Уж на ним межеумки
Проливают слезу.
На шестнадцатой рюмке
Ни в одном он глазу.

За собою упрочив
Право зваться немым,
Он средь женщин находчив,
Средь мужчин — нелюдим.

В третий раз раведенец,
И, дожив до седин,
Жизнь своих современниц
Оправдал он один.

Дар подруг и товарок
Он пустил в оборот
И вернул им в подарок
Целый мир в свой черёд.

Но для первой же юбки
Он порвёт повода,
И какие поступки
Совершит он тогда!
_ _ _

Средь гостей танцовщица
Помирает с тоски.
Он с ней рядом садится,
Это ведь двойники.

Эта тоже открыто
Может лечь на ура
Королевой без свиты
Под удар топора.

И свою королеву
Он на лестничный ход
От печей перегрева
Освежиться ведёт.

Хорошо хризантеме
Стыть на стуже в цвету.
Но назад уже время —
В духоту, в тесноту.

С табаком в чайных чашках
Весь в окурках буфет.
Стол в конфетных бумажках.
Наступает рассвет.

И своей балерине,
Перетянутой так,
Точно стан на пружине,
Он шнурует башмак.

Между ними особый
Распорядок с утра,
И теперь они оба
Точно брат и сестра.

Перед нею в гостиной
Не встаёт он с колен.
На дела их картины
Смотрят строго со стен.

Впрочем, что им, бесстыжим,
Жалость, совесть и страх
Пред живым чернокнижьем
В их горячих руках?

Море им по колено,
И в безумьи своём
Им дороже вселенной
Миг короткий вдвоём.
_ _ _

Цветы ночные утром спят,
Не прошибает их поливка,
Хоть выкати на них ушат.
В ушах у них два-три обрывка
Того, что тридцать раз подряд
Пел телефонный аппарат.
Так спят цветы садовых гряд
В плену своих ночных фантазий.
Они не помнят безобразья,
Творившегося час назад.
Состав земли не знает грязи,
Всё очищает аромат,
Который льёт без всякой связи
Десяток роз в стеклянной вазе.
Прошло ночное торжество.
Забыты шутки и проделки.
На кухне вымыты тарелки.
Никто не помнит ничего.
1957
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Валерий Перелешин <<<

* * *

В час последний, догорая,
Все желанья угашу:
Только мира, а не рая,
Умирая, попрошу.

Вечной славы мне не надо,
Но скользнуть бы наяву
В предвечернюю прохладу,
Тишину и синеву...

Пусть восходят в ярком свете
Отдалённые миры, —
Я усну, как дремлют дети,
Утомившись от игры.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Михаил Поздняев <<<

ПЛЯШУЩАЯ В ТЕМНОТЕ

Тихая девственница в инвалидной коляске,
втайне молившаяся не о мужеской ласке —
плодоношенья алкавшая, деторожденья,
нет, не животные братья твои, но растенья,
да и не меньшие — старшие мудрые братья:
сызмальства носят они погребальные платья.

В те три июньские вечера, что мы смотрели
«Пляшущую в темноте», — под землею, в костре ли
тысячи тел осиянных, тянувшихся к свету
тьмой облеклись. Но я верю, тебя с ними нету,
как и потерянного мною сына, — я верю:
вы с ним ушли на тот свет потаённою дверью,

вы с ним кладбищенской глиной укрылись для вида.
Вика, я верю словам псалмопевца Давида:
не до конца погибает терпенье убогих —
мертворождённых, слепых, слабоумных, безногих.
Их настоящая жизнь — после смерти, незримо,
но ощутимо течёт, наподобье Гольфстрима.

В те три июньские вечера, плача: «О Боже,
как же она, эта Бьорк, на Вику похожа!» —
«стоп» нажимала подружка. И я, утешая
плачущую в темноте, ощущал, что чужая,
прежде неведомая, ты всё ближе и ближе.
Быть по-другому возможно ли? О, николиже.

Вика, мы ближе и ближе к тебе понемногу.
Смерть не стоит впереди, но бежит с нами в ногу.
Вика, я вижу так ясно ту вашу прогулку
к Волге, по круто летящему вниз переулку, —
как понесло колесницу твою, и возница,
наша с тобою подружка — во сне не приснится! —

некой нездешнею силой её развернула
резко за миг до падения... Ты не моргнула
глазом, не вздрогнула, не повела даже бровью.
Ты захлебнулась в больнице не кровью — любовью
переизбыточной в мире расчётливом этом.
Тот, кто любовью исходит, зовётся поэтом.

Вот отчего был тобой от руки переписан
«Демон». Одетая ныне в порфиру и виссон,
сидя уже не в коляске своей, а на троне,
Вика, ты с нами не чуждою, не посторонней
тенью присутствуешь, но соучастницей, иже
с кроткой улыбкой следит, как всё ближе и ближе

делаются две души посторонних, два тела,
жизнь прожигавшие врозь. Ты на троне сидела
с нами, когда, наконец посмотрев окончанье
фильма печального, выключив свет, от отчаянья
иль преизбытка любви начала она — Боже! —
быстро кружиться...

                                   И я, задыхавшийся, лежа
на животе, уперев подбородок в подушку,
заворожённо, блаженно взирал на подружку,
пляшущую в темноте.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Кирилл Померанцев <<<

* * *

Всё как было — Россия, Америка,
Будет или не будет война?
Тишина. Вдоль лазурного берега
Шелестит, рассыпаясь, волна.

Всё как прежде — ничто не меняется:
Тот же звёздный спускается мрак...
Человек умирать собирается,
А посмотришь, и выжил, чудак!

* * *

Налей чайку, и если можно — крепче,
Без сахару. А коньячку подлей.
Ты думаешь, с годами будет легче...
С годами будет много тяжелей.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владимир Пономарёв <<<

* * *

Не долго я живу на свете,
Но столько, сколько я живу,
Я вижу, как тяжёлый ветер
Сминает лёгкую траву.

Но стебли пьют земные недра
И не роняют головы...
Я думаю о силе ветра
И о терпении травы.

* * *

Сладко пахнет сиренью, неловко летит мотылёк
Между пулек дождя, покрывающих шёпотом землю;
Я чужие когда-то глаза осторожно привлёк,
Чтобы им показать, как цветы прикрепляются к стеблю.

Но не даром, конечно, — была в моём сердце корысть:
Мне хотелось украсть и сберечь для себя восхищенье;
Я мучительно стлался по веткам, как старая рысь,
Подавляя в груди поднимавшее шерсть нетерпенье.

Я к себе приучал эти данные богом глаза,
Чтобы не испугать невзначай быстротою движений,
И когда по кустам тяжело отбомбила гроза,
Мы одними глазами смотрели, как мокнут сирени.

* * *

Дождит холодный май. Ещё так мало света,
И нет в душе покоя и тепла.
Я раскрываю том убитого поэта:
«На холмах Грузии лежит ночная мгла...»

И ветер за окном, и холод у порога,
И нет в душе покоя и тепла.
Но тихо я шепчу, когда теряю Бога:
«На холмах Грузии лежит ночная мгла...»

И кажется, что нет печального исхода,
И хватит сердцу света и тепла.
Но вечно на дворе дождливая погода.
«Мне грустно и легко; печаль моя светла...»
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Александр Пушкин <<<

ЦВЕТОК

Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя:

Где цвёл? когда? какой весною?
И долго ль цвёл? и сорван кем,
Чужой, знакомой ли рукою?
И положён сюда зачем?

На память нежного ль свиданья,
Или разлуки роковой,
Иль одинокого гулянья
В тиши полей, в тени лесной?

И жив ли тот, и та жива ли?
И нынче где их уголок?
Или уже они увяли,
Как сей неведомый цветок?

* * *

Сват Иван, как пить мы станем,
Непременно уж помянем
Трех Матрён, Луку с Петром
Да Пахомовну потом.
Мы живали с ними дружно,
Уж как хочешь — будь что будь —
Этих надо помянуть,
Помянуть нам этих нужно.
Поминать так поминать,
Начинать так начинать,
Лить так лить, разлив разливом.
Начинай-ка, сват, пора.
Трёх Матрён, Луку, Петра
В первый раз помянем пивом,
А Пахомовну потом
Пирогами да вином,
Да ещё её помянем:
Сказки сказывать мы станем —
Мастерица ведь была
И откуда что брала.
А куды разумны шутки,
Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины!..
Слушать, так душе отрадно.
И не пил бы и не ел,
Всё бы слушал да сидел.
Кто придумал их так ладно?
Стариков когда-нибудь
(Жаль, теперь нам недосужно)
Надо будет помянуть —
Помянуть и этих нужно...-
Слушай, сват, начну первой,
Сказка будет за тобой.

* * *

Когда б не смутное влеченье
Чего-то жаждущей души,
Я здесь остался б, — наслажденье
Вкушать в неведомой тиши:
Забыл бы всех желаний трепет,
Мечтою б целый мир назвал —
И всё бы слушал этот лепет,
Всё б эти ножки целовал...
22 июля 1836
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Леонид Рабичев <<<

КОНВЕРТ С ФОТОГРАФИЕЙ

«Я постарела и сошла с ума,
Считаю дни и думаю о смерти»...
Смеющаяся девочка в конверте
Надушенного грустного письма.

Пилотка, гимнастёрка, две косы.
Мечусь, мечусь по комнате без толку,
Поставил фотографию на полку,
Нашел иголку, потерял часы.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Александр Ревич <<<

В НЕЗАПАМЯТНОМ ГОДУ

Это было еще до Второй мировой,
до великой войны, до поросших травой
и закутанных в дым очертаний.
Нам известно теперь, что случилось потом,
но стоит до сих пор мой родительский дом,
и слова застревают в гортани.

Но стоит до сих пор в той далекой поре
двор в зеленой листве, майский день на дворе,
а под вечер сирень у забора
танцплощадки дощатой в саду городском,
где никто нам не скажет, что будет потом,
что случится и, может быть, скоро.

В ту весну танцевали в саду под луной,
а кого — уводил в неизвестность конвой,
что известно и старым и малым.
Всё известно, но давней весны облака
не привидятся вам, не терявшим пока
целой жизни — вон там — за провалом.
11 ноября 2000 г.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Евгений Рейн <<<

В СТАРОМ ЗАЛЕ

В старом зале, в старом зале,
над Михайловской и Невским,
где когда-то мы сидели
то втроём, то впятером,
мне сегодня в тёмный полдень
поболтать и выпить не с кем —
так и надо, так и надо
и, по сути, поделом.
Ибо что имел — развеял,
погубил, спустил на рынке,
даже первую зазнобу,
даже лучшую слезу.
Но пришёл сюда однажды
и подумал по старинке:
всё успею, всё сумею,
всё забуду, всё снесу.
Но не тут, не тут-то было —
в старом зале сняты люстры,
перемешана посуда, передвинуты столы,
потому-то в старом зале
и не страшно и не грустно,
просто здесь в провалах света
слишком пристальны углы.
И из них глядит такое,
           что забыть не удаётся, —
лучший друг, и прошлый праздник, и —
               неверная жена.
Может быть, сегодня это наконец-то разобьётся
и в такой вот тёмный полдень будет жизнь разрешена.
О, вы все тогда вернитесь, сядьте рядом, дайте слово
никогда меня не бросить и уже не обмануть.
Боже мой, какая осень! Наконец, какая проседь!
Что сегодня ночью делать?
               Как мне вам в глаза взглянуть?
Этот раз — последний, точно, я сюда ни разу больше...
Что оставил — то оставил, кто хотел — меня убил.
Вот и всё: я стар и страшен,
                   только никому не должен.
То, что было, всё же было.
                Было, были, был, был, был...
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владимир Рецептер <<<

* * *

Ты вечернее платье наденешь,
а на платье старинную брошь,
и привычную жизнь переменишь,
и вчерашнюю боль зачеркнёшь.

Что за чудо!.. В любимом наряде
ты спешишь и взлетаешь легко...
То ли в облаке, то ли во взгляде,
то ли около, то ль высоко...

То ли сумочка выбрана точно,
то ли верно отмерен каблук,
но — божественна и беспорочна —
ты как будто отбилась от рук.

И глядишь победительным взором,
как судьба приближаясь ко мне
в этом платье своем краснопером,
ноги длинные скрывшем в огне...
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> К. Р. <<<

* * *

Как пленительно тихо в отцветших полях!
Наша осень полна обаянья:
Сколько прелести в грустных,
                        безжизненных днях
Этой кроткой поры увяданья!

Воздух влажен и свеж, облетают листы,
Тучи кроют лазурь небосвода,
Безответно, безропотно блекнут цветы,
И покорно зимы ждёт природа.

Не блаженство ли этой внимать тишине,
Где пред смертью покорность такая?
Так же мирно навеки уснуть бы и мне,
Без напрасной борьбы угасая!
Павловск, 30 октября 1889
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Николай Рубцов <<<

ТИХАЯ МОЯ РОДИНА

Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.

— Где же погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу. —
Тихо ответили жители:
— Это на том берегу.

Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.

Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.

Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил...
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.

Новый забор перед школою,
Тот же зелёный простор.
Словно ворона весёлая,
Сяду опять на забор!

Школа моя деревянная!..
Время придёт уезжать —
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.

С каждой избою и тучею,
С небом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
1965

ВЫПАЛ СНЕГ...

Выпал снег —
                    и всё забылось,
Чем душа была полна!
Сердце проще вдруг забилось,
Словно выпил я вина.

Вдоль по улице по узкой
Чистый мчится ветерок,
Красотою древнерусской
Обновился городок.

Снег летит на храм Софии,
На детей, а их не счесть.
Снег летит по всей России,
Словно радостная весть.

Снег летит — гляди и слушай!
Так вот, просто и хитро,
Жизнь порой врачует душу...
Ну и ладно! И добро.

* * *

Я умру в крещенские морозы,
Я умру, когда трещат берёзы.
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны.
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывёт, забытый и унылый.
Разобьётся с треском, и в потёмки
Уплывут ужасные обломки.
Сам не знаю, что это такое...
Я не верю вечности покоя.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Борис Рыжий <<<

* * *

Над саквояжем в чёрной арке
всю ночь играл саксофонист,
пропойца на скамейке в парке
спал, постелив газетный лист.

Я тоже стану музыкантом
и буду, если не умру,
в рубахе белой с черным бантом
играть ночами на ветру.

Чтоб, улыбаясь, спал пропойца
под небом, выпитым до дна, —
спи, ни о чём не беспокойся,
есть только музыка одна.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Давид Самойлов <<<

* * *

Не торопи пережитого,
Утаивай его от глаз.
Для посторонних глухо слово
И утомителен рассказ.

А ежели назреет очень
И сдерживаться тяжело,
Скажи, как будто между прочим
И не с тобой произошло.

А ночью слушай — дождь лопочет
Под водосточною трубой,
И, как безумная хохочет
И плачет память над тобой.

* * *

День выплывает из-за острова
И очищается от мрака
С задумчивостью Заболоцкого,
С естественностью Пастернака,

Когда их поздняя поэзия
Была дневной, а не вечерней,
Хотя болезнь точила лезвия
И на пути хватало терний.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Игорь-Северянин <<<

МАЛЕНЬКАЯ ЭЛЕГИЯ

Она на пальчиках привстала
И подарила губы мне,
Я целовал её устало
В сырой осенней тишине.

И слёзы капали беззвучно
В сырой осенней тишине.
Гас скучный день — и было скучно,
Как всё, что только не во сне.
1909
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Светлан Семененко <<<

* * *

— Милая, почему на мне
нету крестика,
крестика нету нательного,
ведь вчера он был?
        — Милый,
        когда ты вчера был со мной,
        крестика не было
        вот как Бог свят,
        ведь было уже светло.
— Господи,
порвалась, что ли, цепочка,
золотая такая,
червонного золота?
        — Не было, говорю,
        ни цепочки, ни крестика.
        Ты вчера ведь... в театре был,
        из театра пришёл?
— В театре?
Да!
Там премьера была.
Золотая такая... премьера.
Ну да тебе не понять.

ВТОРАЯ ЖЕНА

Первая жена — знать, былó рожна.
Богом дадена.
Другом крадена.
А ништо! Я и сам, вишь, из тех же мест.
Там полно невест на сто вёрст окрест.
        А чужа жена — она всем нужна.
        Сколько радости!
        Сколько сладости!
        Ну, и я тех щей не лаптём хлебал.
        Не одну любил. Не одну желал.
А втора жена — та по гроб нужна.
...Вот и минул Спас. Вот и день угас.
Что те дождь и град!
Что те мор и глад!
Прилепися к ней до скончанья дней.

* * *

...но как всё просто: зло приумножать
нельзя. Должнó смирить гордыню.
Знать: рядом дорогое существо
в своей беде горючей — неповинно!
То — мелкий бес, прокравшись в сени, в спальню,
дотрогиваясь тела, замерев,
ждёт сладостно, пока потéц отравный
проникнет в поры, разум помутит,
прихлынет к сердцу...
Тут виновны звери,
зверки домашние, запечные химеры.
Оставь их вовсе. Справишься и сам.

Всё просто. Нынче, видишь, сеет дождь.
Всё замерло, и всё кругом притихло.
Недаром на Успенье всяк спешит
на гору, в храм. Там нынче отпеванье.
И, верно, это заповедь Её,
заступницы всех сирых, всех болящих
и скорбных разумом, что на людское зло
злом, да ещё сугубым, отвечать
нельзя, нельзя!

Дождь зарядил с утра.
И в сердце дождь.
А на душе — покойно.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Глеб Семёнов <<<

* * *

Вижу яростный лик небосвода,
Знать не знаю лица своего.
Сколь ничтожна моя несвобода
Перед явленной волей Его!
О раскованность, о торжество!
А ещё говорят — непогода...
1976
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Борис Слуцкий <<<

ПОЛНЫЙ ПОВОРОТ ДИВИЗИИ

Дивизия на сто восемьдесят
градусов поворачивается.
Меняются местами
её тылы и фронты.
Земля и та с меньшим скрипом,
наверное, оборачивается,
катаясь до бесконечности
среди родной пустоты.

Меняются огневые
позиции — все до одной.
Копаются километры
окопов полного профиля.
Тылы поворачиваются
фронтовой стороной,
живут в пулемётных точках,
что пулемётчики бросили.

Поворот дивизии
похож на переворот
в средних размеров державе.
Водки и провизии
нужно невпроворот,
чтоб его поддержали.
Плечи нужны,
чтоб тела пулемётов носить.
Речи нужны,
чтоб тяготы лучше сносить.

Сердечники маршируют,
хватаются за сердца.
Над ними скворцы озоруют,
мотаются без конца.
Все, у кого имеются,
смотрят на часы:
на поворот положены
считанные часы.

К семи ноль-ноль утра,
за шестьдесят минут до срока,
командир дивизии
докладывает в корпус
Первому:
«Алексей Сергеич!
Повернулись.
Пускай теперь лезут.
У меня всё».

* * *

Дома-то высокие! Потолки —
низкие.
Глядеть красиво, а проживать
скучно
в таких одинаковых, как пятаки,
комнатах,
как будто резинку всю жизнь жевать,
Господи!

Когда-то я ночевал во дворце.
Холодно
в огромной, похожей на тронный зал
комнате,
зато потолок, как будто в конце
космоса.
Он вдаль уходил, в небеса ускользал,
Господи!

В понятье свободы входит простор,
количество
воздушных кубов, что лично тебе
положены,
чтоб, даже если ты руки простёр,
вытянул,
не к потолку прикоснулся — к судьбе,
Господи!

* * *

Человек живёт только раз. Приличия
соблюсти приходится только раз.
Жить — нетрудно, и неуместно величие
подготовленных ложноклассических фраз.

И когда на исходе последнего дня
не попали иглой в её бедную вену,
Таня просто сказала и обыкновенно:
— Всё против меня.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владимир Соколов <<<

* * *

Пластинка должна быть хрипящей,
Заигранной... Должен быть сад,
В акациях так шелестящий,
Как лет восемнадцать назад.

Должны быть большие сирени —
Султаны, туманы, дымки.
Со станции из-за деревьев
Должны доноситься гудки.

И чья-то настольная книга
Должна трепетать на земле,
Как будто в предчувствии мига,
Что всё это канет во мгле.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Ольга Сульчинская <<<

ДАВАЙ

Давай гулять! Давай дышать! «Давай» —
Какое замечательное слово!
Давай глядеть на реку, на трамвай,
На голубя на толстого такого.

Давай я застегну тебе пальто —
Здесь ветрено. И шарф... Тебе не туго?
Давай не расставаться ни за что.
Давай с тобой всегда любить друг друга.

ЗАМЕДЛЕННАЯ СЪЁМКА

Сверкая и поворачиваясь на
солнце, отражая соскальзывающие картины,
кусок стекла из разбитого окна
устремляется вниз, как лезвие гильотины,

но — ни котенка внизу, ни ребенка: ни существа.
И — блещущими брызгами окатывает стену
предмет, возвращающийся в состояние вещества, —  
и ничем больше не обязанный доктору Гильотену.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Арсений Тарковский <<<

* * *

Мне опостылели слова, слова, слова,
Я больше не могу превозносить права
На речь разумную, когда всю ночь о крышу
В отрепьях, как вдова, колотится листва.
Оказывается, я просто плохо слышу,
И неразборчива ночная речь вдовства.
Меж нами есть родство. Меж нами нет родства.
И если я твержу деревьям сумасшедшим,
Что у меня в росе по локоть рукава,
То, кроме стона, им уже ответить нечем.

* * *

Сколько листвы намело. Это легкие наших деревьев,
Опустошенные, сплющенные пузыри кислорода,
Кровли птичьих гнездовий, опора летнего неба,
Крылья замученных бабочек, охра и пурпур надежды
На драгоценную жизнь, на раздоры и примиренья.
Падайте наискось наземь, горите в кострах, дотлевайте,
Лодочки глупых сильфид, у нас под ногами. А дети
Северных птиц улетают на юг, ни с кем не прощаясь.

Листья, братья мои, дайте знак, что через полгода
Ваша зеленая смена оденет нагие деревья,
Листья, братья мои, внушите мне полную веру
В силы и зренье благое мое и мое осязанье,
Листья, братья мои, укрепите меня в этой жизни,
Листья, братья мои, на ветвях удержитесь до снега.

* * *

Меркнет зрение — сила моя,
Два незримых алмазных копья;
Глохнет слух, полный давнего грома
И дыхания отчего дома;
Жестких мышц ослабели узлы,
Как на пашне седые волы;
И не светятся больше ночами
Два крыла у меня за плечами.

Я свеча, я сгорел на пиру.
Соберите мой воск поутру,
И подскажет вам эта страница,
Как вам плакать и чем вам гордиться,
Как веселья последнюю треть
Раздарить и легко умереть,
И под сенью случайного крова
Загореться посмертно, как слово.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Николай Тряпкин <<<

ПЕСНЯ О БЕЗНОГОМ СОЛДАТЕ

                 От падших твердынь Порт-Артура...
                                              Русская баллада


Из белых палат госпитальных
Лет семь или восемь назад
В деревню, к родному порогу,
Приехал безногий солдат.

Велел он, усы подкрутивши,
Себя посадить у окна.
И, людям не выдав печали,
Открыла пирушку жена.

И тут же герой Сталинграда
Расправил погон по плечу:
— Несите мне старые шлеи,
А дратву я сам накручу.

И вот перед милым окошком,
Не восемь ли, кажется, лет,
Работает шорник безногий,
На белый любуется свет.

Глядит он, мужик, на усадьбы,
Где прежде сновал он весной.
А нынче там столбик военный
Да грустный полынный покой.

Да солнце в окошко заглянет,
Да редкий пройдёт человек.
И только в кудрях перепетых
За снегом проносится снег.

И дратвой обмотаны руки,
И ходит, сверкая, игла.
И крепко в солдатскую трубку
Глубокая дума легла.
1957

* * *

Это было в ночи, под венцом из колючего света,
Среди мёртвых снегов, на одном из распутий моих...
Ты прости меня, матушка, из того ль городка Назарета,
За скитанья мои среди скорбных селений земных.

Это было в полях — у глухого промёрзшего стога,
Это было в горах — у приморских завьюженных дюн...
Ты прости меня, матушка, породившая Господа Бога,
За ристанья мои и за то, что был горек и юн.

Грохотала земля. И в ночах горизонты горели.
Грохотали моря. И сновали огни батарей...
Ты прости меня, матушка, что играла на Божьей свирели
И дитя уносила — подальше от страшных людей!

И грохочет земля. И клокочут подземные своды.
Это всё ещё — тут, на одном из распутий моих...
Ты прости меня, матушка, обрыдавшая веси и воды,
Что рыдаешь опять среди мёртвых становий людских.

Проклинаю себя. И все страсти свои не приемлю.
Это я колочусь в заповедные двери твои:
Ты прости меня, матушка, освятившая грешную землю.
За неверность мою. За великие кривды мои.
1980

ПЕСНЯ

Ничего мне не надо от жизни моей —
             Только б видеть тебя,
Только б видеть тебя да коснуться рукой
             Да плеча твоего, —

Чтобы ты простучала по звонким мосткам
             И вбежала ко мне
И запахло бы снова зелёной травой
             От сапожек твоих.

И пускай там всю ночку поют соловьи
             И скрипит коростель,
И под лунным сияньем воркует река
             И блестит серебром, —

Ничего мне не надо от жизни моей —
             Только б видеть тебя,
Только б видеть тебя да коснуться рукой
             До плеча твоего.
1982
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Николай Туроверов <<<

* * *

Мороз крепчал. Стоял такой мороз,
Что бронепоезд наш застыл над яром,
Где ждал нас враг, и бедный паровоз
Стоял в дыму и задыхался паром.
Но и в селе, раскинутом в яру,
Никто не выходил из хат дымящих —
Мороз пресёк жестокую игру,
Как самодержец настоящий.
Был лёд и в пулемётных кожухах;
Но вот в душе как будто потеплело:
Сочельник был. И снег лежал в степях.
И не было ни красных и ни белых.

ИСХОД

Было их с урядником тринадцать —
Молодых безусых казаков.
Полк ушёл. Куда теперь деваться
Средь оледенелых берегов?
Стынут люди, кони тоже стынут,
Веет смертью из морских пучин...
Но шепнул Господь на ухо Сыну:
Что глядишь, Мой Милосердный Сын?
Сын тогда простёр над ними ризу,
А под ризой белоснежный мех,
И всё гуще, всё крупнее книзу
Закружился над разъездом снег.
Ветер стих. Повеяло покоем.
И, доверясь голубым снегам,
Весь разъезд добрался конным строем,
Без потери к райским берегам.

* * *

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы всё время мимо
В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.

Мой денщик стрелял не мимо —
Покраснела чуть вода...
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
1940
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Фёдор Тютчев <<<

* * *

Как дымный столп светлеет в вышине! —
Как тень внизу скользит неуловима!..
«Вот наша жизнь, — промолвила ты мне, —
Не светлый дым, блестящий при луне,
А эта тень, бегущая от дыма...»
<1848 или 1849>

НАКАНУНЕ ГОДОВЩИНЫ 4 АВГУСТА 1864 г.

Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня...
Тяжело мне, замирают ноги...
Друг мой милый, видишь ли меня?

Всё темней, темнее над землёю —
Улетел последний отблеск дня...
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?

Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня...
Ангел мой, где б души ни витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
3 августа 1865, по дороге из Москвы в Овстуг
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Дмитрий Фролов <<<

* * *

Всплывает в памяти картина:
в руках соседки тёти Тани
стрекочет швейная машина —
предмет мальчишеских мечтаний.

Ах, что за чудо-наважденье!
Какой восторг, какое счастье
вращать и приводить в движенье
никелированные части!

Стрекочет швейная машина...
Мне жутко, весело до страха
смотреть, как из кусков сатина
выходит новая рубаха!

Давно я вырос из мечтаний.
А жизнь торопится, бежит...
Давно соседка тётя Таня
под тихим камушком лежит.

Давно рубаху из сатина
сносил...
                  Но в памяти моей
Стрекочет швейная машина
давным-давно прошедших дней!

* * *

Душа моя весь день в снежки играла.
Звенел от смеха двор. И наконец
Душа моя до чёртиков устала
И забежала в дом. Как сорванец.

А я ворчу и мокрое пальтишко
Пристраиваю сохнуть у огня...
Но две ладошки, шустрые ледышки,
Ныряют вдруг за пазуху! — и я
Смеюсь.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Владислав Ходасевич <<<

СУМЕРКИ

Снег навалил. Всё затихает, глохнет.
Пустынный тянется вдоль переулка дом.
Вот человек идёт. Пырнуть его ножом —
К забору прислонится и не охнет.
Потом опустится и ляжет вниз лицом.
И ветерка дыханье снеговое,
И вечера чуть уловимый дым —
Предвестники прекрасного покоя —
Свободно так закружатся над ним.
А люди чёрными сбегутся муравьями
Из улиц, со дворов и станут между нами.
И будут спрашивать, за что и как убил, —
И не поймёт никто, как я его любил.
5 ноября 1921
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Марина Цветаева <<<

ПОЖАЛЕЙ...

— Он тебе не муж? — Нет.
— Веришь в воскресенье душ? — Нет.
— Так чего ж?
Так чего ж поклоны бьёшь?
— Отойдёшь —
В сердце — как удар кулашный:
Вдруг ему, сыночку, страшно —
Одному?

— Не пойму!
Он тебе не муж? — Нет.
— Веришь в воскресенье душ? — Нет.
— Гниль и плесень?
— Гниль и плесень.
— Так наплюй!
Мало ли живых на рынке!
— Без перинки
Не простыл бы! — Ровно ссыльно-
Каторжный — на досках!
Жёстко!

— Чорт!
Он же мёртв!
Пальчиком в глазную щёлку —
Не сморгнёт.
Пёс! Смердит!
— Не сердись!
Видишь — пот
На виске ещё не высох!
Может, кто ещё поклоны в письмах
Шлёт, рубашку шьёт...

— Он тебе не муж? — Нет.
— Веришь в воскресенье душ? — Нет.
— Так айда! — ...Нагрудник вяжет...
Дай-кось я с ним рядом ляжу...
— За-ко-ла-чи-вай!
Декабрь 1920
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Александр Цыбулевский <<<

ПРОСТО

Заглохший сад. Старинный дом.
Звезда в пруду не гаснет, не дробится.
...Старинный том, и в томе том
Когда-то кем-то загнута страница.

* * *

Я от себя давно не жду вестей —
Не умер ли от горя иль запоя?
Но нет, живу и отдаю без боя
Остатки славных старых крепостей.
1969
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Олег Чухонцев <<<

КУКУШКА

А берёзова кукушечка зимой не куковат.
Стал я на ухо, наверно, и на память глуховат.
Ничего опричь молитвы и не помню, окромя:
Мати Божия, заступница в скорбех, помилуй мя.

В школу шел, вальки стучали на реке, и в лад валькам
я сапожками подкованными тукал по мосткам.
Инвалид на чем-то струнном тренькал-бренькал у реки,
всё хотел попасть в мелодию, да, видно, не с руки,
потому что жизнь копейка, да и та коту под зад,
потому что с самолета пересел на самокат,
молодость ли виновата, мессершмит ли, медсанбат,
а берёзова кукушечка зимой не куковат.

По мосткам, по белым доскам в школу шёл, а рядом шла
жизнь какая-никакая, и мать-мачеха цвела,
где чинили палисадник, где копали огород,
а киномеханик Гулин на бегу решал кроссворд,
а наставник музыкальный Тáдэ, слывший силачом,
нёс футляр, но не с баяном, как всегда, а с кирпичом,
и отнюдь не ради тела, а живого духа для,
чтоб дрожала атмосфера в опусе «полёт шмеля».

Участь! вот она — бок о бок жить и состояться тут.
Нас потом поодиночке всех в березнячок свезут,
и кукушка прокукует и в глухой умолкнет час...
Мати Божия, Заступница, в скорбех помилуй нас.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Варлам Шаламов <<<

* * *

Луна, точно снежная сойка,
Влетает в окошко ко мне
И крыльями машет над койкой,
Когтями скребёт по стене.
И бьётся на белых страницах,
Пугаясь людского жилья,
Моя полуночная птица,
Бездомная прелесть моя.

* * *

Опоздав на десять сорок,
Хоть спешил я что есть сил,
Я улёгся на пригорок
И тихонько загрустил.

Это жизнь моя куда-то
Унеслась, как белый дым,
Белый дым в лучах заката
Над подлеском золотым.

Догоняя где-то лето,
Затихает стук колёс.
Никакого нет секрета
У горячих, горьких слёз...

* * *

Я жаловался дереву,
Бревенчатой стене,
И дерева доверие
Знакомо было мне.

С ним вместе много плакано,
Переговорено,
Нам объясняться знаками
И взглядами дано.

В дому кирпичном, каменном
Я б слова не сказал,
Годами бы, веками бы
Терпел бы и молчал.
-----------------------------------------------------------


-----------------------------------------------------------
>>> Лариса Щиголь <<<

* * *

...А ровно в полночь я зажгу свечу,
Накину плащ, насыплю бисер в миску,
Потом спущусь в свинарник — благо, близко, —
И там всё это дело размечу.

И, завершив сей одинокий труд,
Усядусь в угол и, подперши щёку,
Понаблюдаю, как его попрут —
Всё утешенье сердцу одиноку.
-----------------------------------------------------------



----------------------------
Список авторов:
Людмила Абаева
Александр Алшутов
Иннокентий Анненский
Александр Аронов
Наум Басовский
Павел Бастраков
Вениамин Блаженный
Александр Блок
Иосиф Бродский
Владимир Бурич
Игорь Вавилов
Ирина Василькова
Максимилиан Волошин
Валерий Вьюхин
Владимир Гандельсман
Всеволод Гаршин
Виктор Гофман
Николай Гумилёв
Гаврила Державин
Юлия Друнина
Владимир Ерёменко
Иван Жданов
Николай Заболоцкий
Георгий Иванов
Анатолий Илларионов
Виктория Иноземцева
Салават Кадыров
Светлана Кекова
Юрий Колкер
Владимир Корнилов
Михаил Кузмин
Юрий Кузнецов
Светлана Кузнецова
Аркадий Кутилов
Александр Кушнер
Виктор Лапшин
Михаил Лермонтов
Семён Липкин
Инна Лиснянская
Татьяна Литвинова
Сергей Москвин
Владимир Набоков
Николай Некрасов
Ксения Некрасова
Лада Одинцова
Анатолий Панюков
Борис Пастернак
Валерий Перелешин
Михаил Поздняев
Кирилл Померанцев
Владимир Пономарёв
Александр Пушкин
Леонид Рабичев
Александр Ревич
Евгений Рейн
Владимир Рецептер
К. Р.
Николай Рубцов
Борис Рыжий
Давид Самойлов
Игорь-Северянин
Светлан Семененко
Глеб Семёнов
Борис Слуцкий
Владимир Соколов
Ольга Сульчинская
Арсений Тарковский
Николай Тряпкин
Николай Туроверов
Фёдор Тютчев
Дмитрий Фролов
Владислав Ходасевич
Марина Цветаева
Александр Цыбулевский
Олег Чухонцев
Варлам Шаламов
Лариса Щиголь



 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"