Есть одна мысль, которую мне никак не удаётся внушить своим ближним. Она в том, что поэт и его читатель составляют единый круг кровообращения, внутри которого и идёт процесс поэтического сбраживания ещё не появившихся стихов. Как ни странно, соучастие в этом процессе читателя мало кем угадывается. [1]
Спасибо, впрочем, и за то уже, что хотя бы наличие читателя всё-таки признаётся желательным. Обеспечивается оно по-разному: журнальными публикациями, вывешиванием своих простыней в тупичках интернета, выступлениями перед публикой. Оттуда и черпается обратно та, помноженная на читательскую, энергия, которая после перенаправляется (или переплавляется) в новые стихи. В этом и есть физиология: текущие, так сказать, процессы. Физиогномический же портрет, как отражение этих процессов, является полнее всего - в книге, как некоем итоговом документе. В некотором смысле, и медицинском - тоже.
До "интернетизации всей России" у нас покуда далеко. В толстых литературных журналах - тесно, и открыты они, прямо скажем, не для всех. Большинству поэтов остаются лишь случайные публикации в случайных коллективных сборниках да "живая публика", то есть непосредственные слушатели. К тому же и до первой книги - не до написания её, а до типографского оттиска - путь бывает очень нескорым.
Увы, общество полагает, что у него - "своя жизнь", и ничего-то ему от поэта не нужно. Это ошибка. И расплата за неё сколь неочевидна (с точки зрения общества), столь и своеобразна. Ведь запоздалый выход поэта "в люди" неизбежно предполагает и его, поэта, позднее созревание. Сопровождающееся, из-за тесноты, и некоторым "сколиозом" его обращённых вовне душевных устремлений. А запаздывание поэта - как одной из частей общественного организма - приводит к запаздывающему самосознанию, некоторой растерянности, и всего общества. Что мы сейчас и имеем.
Речь, впрочем, не об обществе - о книге стихов Николая Кузьмина [2].
Пару слов о самом авторе. Родился в Хакасии, вырос и долго жил в Перми, затем в Воркуте, теперь живёт в Сыктывкаре. Не будучи уверенным в радушии журналов, стихи он предпочитает читать на поэтических встречах или просто своим друзьям и знакомым. А поскольку "ожидание отзыва" от далёкого, незнакомого читателя - в этот круг, увы, уже не входит, вынужденно неполный "круг кровообращения" не может не сказаться на личностном самочувствии автора.
Некоторое "нездоровье" обнаруживается уже в названии - "Незваный гость", то есть человек, приносящий с собой отнюдь не душевную комфортность. Однако ничего не попишешь, в не совсем, повторяю, здоровом обществе и поэт - просто обязан быть нездоровым. Это стихотворцу, живущему порой вне тягот своего времени, можно писать в поразительном с этим временем согласии, всегда в нужной струе. И это никак нельзя поэту, целиком втиснутому в своё, и только своё, время. Зато стихи его, Бог весть почему, оказываются шире этого частного (или несчастного) времени, и обойти их бывает труднее.
Лирический герой (более чем сомнительное определение, но примем для отграничения доступных нам стихов от самого автора, с которым мы теперь, после выхода его книги, можем и не быть лично знакомы), лирический герой Николая Кузьмина - человек, чтоб во всех отношениях - далеко не всегда приятственный. "Незваный гость, простуженный и пьяный", редко вызовет радость у нежданно обретших "счастье пообщаться с живым поэтом" хозяев. Гость это понимает и потому радушного приёма... всё-таки домогается. И "шрамы кажет - этот от ножа, / А этот от когтей любови третьей. / А седина висков ("в мои-то годы...") / Подчёркивает аристократизм". Ну, насчёт аристократизма - лучше бы здесь промолчать, конечно. Да он не всем и нужен, чего там. Бывает, что и другое что-то зацепит.
Например, ощущение, что стихи этой книги рождены вовсе не за письменным столом, может быть вообще не на бумаге, а прямо на ходу, в момент прямого свидетельствования. Это потому, думается, что поэт связан с миром напрямую всегда, а не только тогда, когда занят усердным "сочинительством". А значит, и понятен ему даже тот человечек, которого что-то ещё только...
... ждёт.
Но вот
Во чреве неотложки,
Пролетевшей улицею Ленина,
Пнул по свету розовою ножкой
Человек иного поколения.
С крыши снег сошёл сырой лавиной.
Разорвались тополя грачами.
На тебя летят грехи, невинный,
Валятся тревоги и печали.
Впился мир незримой пуповиной.
А ведь верно: чем сильнее мы отрываемся от матери, от родительского дома (кто-то - и от Отечества), тем сильнее врастает в нас другая пуповина, уже не только питающая, но и многое вытягивающая из нас. Таково, если угодно, поэтическое ви'дение расплаты за первородный грех.
И оно, это ви'дение, конечно же, вносит в наш быт некоторую тревожность, от которой мы загораживаемся, загораживаемся - и вдруг понимаем, что не всегда и хочется загородиться. Почему-то. Может, поэт знает - почему? Что он там бормочет про себя?
Слышишь шёлковый шелест?
То шепчет зелёный оракул:
"Приготовься к беде,
Ибо ты ещё будешь любим".
Впрочем, стихи Николая Кузьмина - это не всегда откровение, разве что случаем. Чаще они, с кем бы поэт в них ни разговаривал, - напряжённый, почти нервический диалог с окружающим, окружившим его, внешним миром.
Вытри пыль, разгони тараканов,
Борщ свари и поллитру достань.
Мне погано, мне очень погано.
Отодвинь сумасшествия грань!
Пусть ещё поугрюмствую вечер,
А поутру - дурак дураком
Улыбнусь,
словно годы ждал встречи.
Словно, правда, есть дом.
Идиллия наступает ненадолго. И не для каждого. Дом - понятие особое: столько в него вкладывается и столько им отнимается. В каком-то смысле все мы в этой жизни немножко бездомные. Иногда, по благодати, чувство дома всё-таки появляется, и очень хочется удержать его подольше. Наверно, даже в самой издёрганной душе всегда остаётся нетронутое место для чего-то чистого, светлого, в общем-то - детского? И тогда на время как-то забываешь, что диалог поэта с миром - это диалог двух едва понимающих друг друга сторон.
Мы уже как-то попривыкли к традиционному сетованию, что вот-де "мир не понял поэта". А ведь и поэт в своих претензиях - тоже хорош бывает. Есть одна нотка, которая, у Кузьмина например, заставляет меня слегка... как бы это сказать... скучая глядеть в сторону, что ли. Встречаешь её там, где мир поэта делится на "я" и "вы". Кстати, его первая, ещё полуподпольно выпущенная и разошедшаяся меж друзьями, книжка называлась без теперешнего вызова, просто: "От "Я" до "Я". Таких мест в новой книге немного, но лучше бы их не было совсем. А то ведь хочется и ответить.
... "Гадость
Ваш стол и ваша заливная рыба.
А к чаю можно и коньяк подать ..."
Можно. Но вот нарочно не подадим. Оставим, так сказать, для других разов. Например, тех, когда автор не тычет в нашу сторону, а глядит туда, куда гармоничнее всего может обратиться именно слово поэта:
Закружи, не жалея, воркутинская вьюга,
Потерявших друг друга у Полярного круга.
Возлюбившим разлуку - дай печаль и тревогу,
Кольцевою дорогой брось к родному порогу.
Жизнь пойдёт на поправку,
Но просите у Бога,
Чтоб не стала удавкой -
Кольцевая дорога.
Вот здесь и заставишь себя прислушаться. Потому что... дело ведь говорит. И не с вызовом, а действительно с открытой душой. Может, оттого мы и терпим иногда именно таких, "незваных", гостей? И они это видят.
"... Ты не журись, хозяйка. Знамо, худо
Тебе сейчас. Но знай, не будь меня,
Придут другие гости, да не в гости ..."
А мы вдруг задумываемся: что-то же за их словами всё-таки есть?.. (Да ведь и кто из нас чтобы шибко-то уж "званый", а, положа руку на сердце?) И понимаем: непременно есть.
Вместо постскриптума. В одной из евангельских притч говорится о "многих званных, да не многих призванных". В невольных притчах литераторской жизни, в отличие от Книги книг, чаще всё навыворот: призванных, слава Богу, много ещё на Руси, но как же порой подолгу они остаются незваными. А стихи их в это время так и рождаются - "помня" о нашем "радушном" приёме. "Незваным гостем - входят и уходят"... А мир поэта (и наш - тоже) рискует остаться разделённым на противостоящие "я" и "вы". Так и не слившиеся в единый круг кровообращения.
Владимир Цивунин.
Сыктывкар, 20 февраля 2004.
_______________
[1] Впрочем, сами поэты, думаю, вполне со мной солидарны. Вот В. Губайловский ("Новый мир", N2, 2004): "...поэт может очень немного. Он не сам строит горы и отверзает пропасти. Он только перенаправляет энергию читателей".
[2] Николай Кузьмин. "Незваный гость", стихи. - Сыктывкар: Коми книжное издательство, 2003. - 112 с.