Аннотация: "Что же касается собственно поэзии, то она..."
"Мы не скифы, мы - русские..."
Разговор о стихах моего земляка, воркутинца Андрея Попова начну с цитаты из Евангелия: "Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит" (Мф. 13-25).
Творчество этого поэта можно определить как твердое неприятие разрушительных веяний, сеющих смуту в России последнего столетия. Как же видит поэт себя в сегодняшней истории? "Всё по вере - душа может сложно казниться, Но ещё не умеет любить и радеть... Научи меня, Господи, тихо молиться. Научи меня, Господи, стойко терпеть". О ком это: о себе только и от своего только имени, или о нас многих - смятенных и ищущих, ищущих и смятенных?..
"Январь и вечность" (1995), "Душа и держава" (1996) - первые два авторских сборника - пожалуй, составляют единое целое и не являют ничего неожиданного для того, кто уже знаком с его стихами. Тут имеет смысл определиться, кого же можно считать его читателем. Кому-то творчество Андрея Попова предстанет лишь как "...помеха Для здравого рассудка и успеха, Для европейских знаний и примет". И дело только в том, верует ли читатель в Спасителя, или нет; верит ли в то, что именно Россия, несмотря на все испытания, может стать нравственным примером для многих и многих, или же спешит довериться скорым рецептам материально процветающих на сегодняшний день стран. Понятно, что для второго - поэт с патриотическим мышлением вряд ли интересен. А первый - прочитает и, будучи близким по духу, конечно, примет признания автора. Это так, но всегда ли стоит излагать свои мысли именно в стихотворной форме?
Присутствие гражданской ноты в стихах само по себе, конечно, не умаляет их поэтических достоинств; тут можно вспомнить таких великих русских поэтов, как Пушкин, Тютчев. Однако, если поэзия становится лишь средством для изложения чувств, вызванных вдохновением любовным, гражданским, религиозным или каким другим, но только не собственно поэтическим, то и лирический её пафос вряд ли сможет тронуть душу достаточно глубоко. В лучшем случае читатель получит удовлетворение от согласия с автором, от родственности их воззрений (или раздражение, в случае несогласия). Прямо скажем, вознаграждение за поэтический труд - не ахти какое. А порой душа Андрея словно стоит в некоем строю, ополчении, что плохо не само по себе, а тем худо, что как бы одета она в некую форму ли, облачение ли, но нет уже той глубинной обнаженности, которая одна только и помогает поверить слову поэта.
Не буду здесь перечислять стихотворения, создающие подобное впечатление, они сами приходят на память. И они должны быть. Но, чтобы они не повторяли и не затирали друг друга, важно, чтоб их не стало много. Это как в православной молитве "Верую..." - только самая суть, самое главное. Писать же катехизис или житийные правила - не дело поэта. Впрочем, Андрей и сам признается:
Русской смуты я тайные смыслы усвоил
И спешил рассказать, что известны ключи,
Что придет и спасет преподобный и воин,
Я же только поэт, и не в силах... Молчи!..
Что же касается собственно поэзии, то она, в отличие от явлений, воспитывающих человеческую душу напрямую, традиционно сильна, скорее, своей исповедальностью, обнажением сердечных и душевных глубин и, тем самым, некоей своей тайной, неожиданностью. (Тут желательно не путать с фрейдо-психиатрическим самооголением, которое делается перед публикой, но никак не перед Богом. Оставим это различным "новым волнам" от поэзии, ведь волны - так уж устроен мир - как накатываются, так и откатываются).
Однако я вовсе не хочу сказать, что муза Андрея Попова только и делает, что грешит наставительностью. Слава Богу, это не так. Иные строчки просто не могут не тронуть за сердце, ибо в них та же проповедь, но проповедь, исходящая прямо из души поэта, без обычной оглядки на каноны, то есть - подкрепленная силой именно поэтической.
Мы - не скифы, мы - русские, дело не в скулах, а дух
Православный нас зиждет, хранит девяностый псалом,
Нас не тьмы азиатские - несколько древних старух,
Иерей и епископ, - но мы никогда не умрем...
Только поэт может так ответить тем, кто поставил своей целью "разделение царства", уничтожение тысячелетнего государства Российского. Возможно, эти люди полагают, что на их стороне "историческая правда" разрушителей "империи зла"; может быть, они уже и добились в этом некоторого успеха, но поэт напоминает, что есть рубеж и покрепче государственных границ, и долговечнее многих земных царств - царство человеческого духа:
Я в храм иду - душе ясней и чище -
Господь с Россией, с упованьем нищих.
Хотя при этом, чего уж греха таить, и нрав наш далеко не благостный, и молитвы-то наши не благостные, а все чаще покаянные:
Прости, Господи, люди грешные;
Многогрешные, беззаконные...
Вседержитель, спаси люди странные;
Паче всех человек окаянные,
Не лиши Ты нас Царства Небесного.
Да, конечно, стихи Андрея Попова будут близки сердцу любого православного, верящего в силу соборной молитвы и поклоняющегося многострадальной русской земле.
А как же с тем, кто далек от вопросов веры, но просто любит поэзию? Подозреваю, что искушенного читателя восхитят далеко не все строки нашего автора. Признаться, и меня не радует, когда я даже в такой строго-классической форме, какой является сонет, вдруг встречаю рифмы столь условные, что место им, казалось бы, только в сочинениях авангардистов. Доводилось, при обсуждении стихов А. Попова, слышать мнение, что насущность, своевременность высказанного в них может покрывать некоторые недочеты чисто ремесленнического толка. Но согласиться с этим трудно хотя бы потому, что слово наше призвано пережить нас на грешной земле, и уж хотелось бы, чтобы было оно крепеньким, с доброй огранкой.
А вообще, если говорить о чисто поэтической стороне творчества Андрея Попова, то лучше всего будет, если мы обратимся к третьему его сборнику, 1997 года - "Марина". В нём уже нет тех острых углов, о которые может ушибиться читатель иных, нежели автор, взглядов на исторические судьбы нашего Отечества. Нет в нём и особого, явного пафоса. Всё проще:
Твоя болезнь
Пройдёт,
Пройдёт,
Пройдёт...
Пусть на полвека, но ещё осталось
Делить с тобой нам кров и небосвод,
Делить с тобою нам любовь и старость...
Главной темой этого сборника стала тема простых человеческих отношений, тема семьи и дома (вот и вторая часть евангельской цитаты, с которой мы начали!). Но благодаря этому раскрылась в книге (а "Марина" по композиции - именно единая книга, а не просто сборник стихотворений), раскрылась в простоте и обаянии целая гамма обычных человеческих чувств. Тут и легкая, необидная ирония, вернее - самоирония, и ненавязчивый, порой грустный, юмор, и самые будничные житейские заботы с их своеобразной лирикой, и сегодняшняя тревога за своих ближних ("В русском городе Грозном под музыку пуль Жизнь со смертью идут, как военный патруль..."), и, конечно, надежда на лучший исход ("Пресвятая, простри Свой незримый покров, Сохрани их - единственных наших сынов..."). Но самое главное, это неожиданно прорывающаяся сквозь обычные слова, пронзительная исповедальная интонация:
И не казнись - я больше виноват.
И не кляни - меня и сухость слога,
И странный проговор "больничный ад"...
Душа моя, вдруг существует ад?
Как будем жить,
Когда поверим в Бога?!
Сколько поэтического мужества требуется, чтобы вот так, вслух, задеть в своей, и ничьей больше - своей лично душе такую болезненную струну, не оправдывая себя легковесными словами о "грехах молодости". Ведь это и есть самая настоящая исповедь, в момент написания еще, может быть, и не осознаваемая как исповедь перед Богом, но, кажется, уже давшая плод покаяния? А вот, рядом, строки, написанные уже много лет спустя - и как же удивительно они продолжают предыдущее стихотворение:
Снедает душу вовсе не нужда,
А тёплый ум, его скупой расчёт,
Мой добрый ангел и моя звезда,
Одна любовь спасает и спасёт...
...
Со мною помолись, осилим страх,
Злосчастие в сердцах и у ворот,
В земных исканьях и на Небесах
Одна любовь спасает и спасёт.
Но не удивляет, что здесь оказалось именно это стихотворение, совсем не случайно перекочевавшее сюда из первого сборника. Не удивляет потому, что несмотря на некоторые дидактические увлечения Андрея Попова, проистекающие из его чувства долга, имеем дело мы все-таки с поэтом:
...Тихо скажем, что будем друг другу верны,
И поверим, что сможем любви не утратить.
В роковые минуты нельзя без жены,
Без торжественной тайны и без благодати.
Только время исчезнет - что будет за ним?
Обретём полноту мы небесного дара,
Иль останется наше единство земным,
И спасительным лишь от ночного кошмара?
С радостью за автора отмечаю про себя, как гармонично сплетены здесь, в третьем сборнике, и поэтическое делание (по аналогии с молитвенным деланием), и собственно лирическое вдохновение, и поэтическая непринужденность.
И вот именно этот сборник - "Марина", с его обаянием простой доверительной интонации - я с легким сердцем предложил бы любому читателю, любящему поэзию.
В. Цивунин.
Сыктывкар, 1997 г.
~~~~~~~~~~~~
* Под текстом самой статьи даты не было. Время написания примерно установил по найденному в архивах списку публикаций. Первая публикация была, скорей всего, в республиканской газете "Красное знамя" либо в журнале "Север", точно не помню. -- Прим. от 20 июля 2008 г.