«Дневник воспоминаний» // 21.01.2024
        Ангелы-хранители


        21.01.2024
        Это воспоминание — об эпизоде, бывшем совсем недавно, всего несколько месяцев назад. Но мне подумалось, что лучше о нём написать. Причина простая — слабость человеческой памяти...
        Находя у себя на компьютере копии каких-то давних записей, которые я когда-то выставлял на сайте «Живой журнал», порой испытываю сильное удивление. Прочитаю о каком-нибудь в ту пору случившемся эпизоде и (не всегда и сходу припоминая) сознаю, что, если бы не вновь попавшаяся на глаза старая запись, я бы о том случае уже никогда бы не помнил, словно его и не было. Или — это в лучшем случае — как-то помнил бы, но настолько искажённо, настолько с неверными подробностями, что чуть ли не в отчаяние приходишь от бессилия человеческой памяти.
        (Сразу скажу: это не только у меня так. Читаю иногда воспоминания и других людей о каких-нибудь событиях, в которых я тоже участвовал, и вижу в этих чужих воспоминаниях столько неточностей и искажений, что... опять же очень загрустишь от такой беспомощности человеческой. Причём понимаю, что, может быть, это именно я помню неверно, а у них там «всё правильно», но в тех случаях, о которых сейчас говорю, у меня были иные, не связанные с подвисшей памятью доказательства — какие-нибудь предметы с датировкой, какие-нибудь записки или иные человеческие документы, поэтому я знаю, что моя память — видимо, вследствие подкрепления этими документами-свидетельствами, — оказывается всё-таки в более преимущественном положении, а следственно и «помнит» всё-таки лучше).
        Сейчас я подобного рода заметок «из событий сегодняшнего дня или последней недели» не веду, но некоторые моменты жаль было бы потерять из памяти насовсем. Поэтому один из них хочу описать сейчас, когда прошло всего несколько месяцев, — просто ради того, чтоб через год-другой он не забылся для меня насовсем.

        - - -
        Примерно со второй половины августа прошлого года у меня начался очередной особенно трудный период. При этом практически каждый день приходилось не по разу проходить расстояние от нашего дома возле Покровского бульвара до дома моих родителей за гостиницей «Сыктывкар». Расстояние — примерно час моей ходьбы, то есть почти ровно шестьдесят минут (ну плюс-минус две-три минуты из-за ожидания на светофорах).
        В один из таких дней примерно конца сентября или самого начала октября, днём сходив на несколько часов домой, вечером, часов около семи, возвращался к родителям. Кажется, на улице тогда уже порядком стемнело и, видимо, уже горели фонари, сейчас точно не могу сказать. От нашей Орбиты (это район такой у нас в городе) до пересечения с улицей Коммунистической, на которую потом сворачиваю, я обычно хожу по Октябрьскому проспекту. Но это лишь название что проспект, на самом же деле улица не больно пешеходная — более автомобильная. Тротуары есть, но, по крайней мере до пересечения с улицей Орджоникидзе, пешеходов очень мало. (Хотя в последние годы, после периода эпидемии ковида, нет-нет да встречаются, а раньше там вообще почти никто не ходил). Ну а раз людей мало, то почти всякого успеешь разглядеть или хотя бы просто глазом отметить. И вот в тот вечер мне бросилась в глаза одна девочка лет пятнадцати-шестнадцати. Кажется, мы несколько постояли с ней перед светофором на переходе улицы Чкалова, и за эти полминуты я успел её заметить и немного разглядеть.
        Как-то сразу бросилось в глаза, что выглядит она довольно странно, как-то очень уж выделяясь в сравнении с людьми вообще. Многое в ней мне показалось неловким. Прямо начиная с одежды. Я не очень разбираюсь в одеждах, в моде, а тем более в молодёжной манере одеваться, но она была одета — даже по моим очень «непрофессиональным» меркам — как-то очень уж не так как все. Как-то нескладно, что ли. Кажется, части одежды не очень соответствовали друг другу или ещё что-то такое этакое выглядело в её одежде необычным. Даже обувь — сапоги не сапоги, кроссовки не кроссовки, а что-то такое не пойми что. Ну и пальтецо (кажется, в крупную клетку) очень странное. Не то чтобы сидело на ней как-то не так, но что-то было в нём «постороннее» что ли, не знаю, как и определить. Словом, общее впечатление от её вида сразу подсказало мне, что для общества — в тех кругах, где она бывает, — эта девочка явно относится к разряду чудаковатых. Ну слишком уж, мягко говоря, несовременно выглядит.

        На том перекрёстке Октябрьского проспекта с узенькой улицей Чкалова красный свет для пешеходов, идущих вдоль проспекта, совсем недолго горит, так что вскоре загорелся зелёный и мы пошли дальше. А шагать я привык быстро (потому что всегда время торопит, да ещё, когда иду медленнее, почему-то сильнее ощущается усталость, а так вроде её и не успеваешь заметить), так что сразу ушёл вперёд и ту девочку уже не видел. Но, пройдя немного, вижу боковым зрением: меня кто-то обгоняет (а такое — чтоб меня кто-то обгонял — бывает очень редко). Оказалось, эта девушка-подросток, даже пройдя немного бегом, меня и обогнала. И, оказавшись метрах в десяти-пятнадцати передо мной, снова пошла обычным спокойным шагом. Через сколько-то времени я, идя в целом быстрее, опять обошёл её и оказался впереди. Вдруг слышу: опять топоточек — и снова она оказалась передо мной и снова спокойно идёт метрах в десяти впереди меня. Так повторилось ещё раза два или три. (И, понятно, я, поневоле это наблюдая, продолжаю о ней думать. Ведь других прохожих всё равно нет, а к её странностям прибавилась ещё и эта).
        Так дошли до перекрёстка с улицей Орджоникидзе. Она к этому моменту была чуть-чуть впереди, поэтому я увидел, что она повернула налево и пошла по этой Орджоникидзе. А я, пока опять ждал зелёный свет, чуть повернул голову и смотрел, как она удаляется. И потихоньку даже жалел, что эта «встреча» с таким необычным человечком уже закончилась. Потому что ощущал в себе очень тёплое отношение к ней. Помню, всё думалось: а ведь, наверно, и Ксения Некрасова многим её современникам виделась такой же вот странноватой и немного нелепой чудачкой, тоже такой же девочкой не от мира сего, — оттого мне и полюбилась, особенно на фоне многих и многих хороших и успешных, уверенно и умело шагающих в ногу со временем поэтов...

        Ну потом загорелся зелёный, перешёл я улицу и иду дальше вдоль двухэтажных деревянных домов по левой стороне Октябрьского проспекта. Уже не помню сейчас, продолжал ли я тогда ещё думать о той девочке и о том, что она напомнила Ксению Некрасову, или уже нет, но иду себе и иду. Вдруг... опять такие же торопливые шаги сзади. И — надо же! — смотрю: опять ведь эта девочка меня точно так же обогнала и опять перешла на обычный шаг в скольки-то метрах впереди меня. То есть получается, что, начав уходить по Орджоникидзе, она почему-то вернулась, притом успела вернуться к перекрёстку и, видимо, с тем же светофором (там зелёный в эту сторону довольно долго горит) снова пошла в том же направлении, что и я. Опять в той же манере: сначала ровно, спокойно, пока я её не обойду, потом опять забежит вперёд и опять идёт спокойно передо мной до следующего «манёвра».
        В общем, нескучно было. А мне так и вправду стало веселей. (Потому что настроение моё и обычно-то редко хорошее, а уж в тот период было и совсем тяжело. Как и вообще успевал ещё людей замечать?)
        А потом мы таким же образом дошли и до «кольца» — перекрёстка Октябрьского проспекта и Коммунистической. И оказалось, что ей опять надо было в ту же сторону, что и мне, то есть в сторону железнодорожного вокзала. И опять мы, дождавшись зелёного света (а на том перекрёстке его приходится ждать дольше), перешли Октябрьский и так же «челноком» пошли по правой стороне Коммунистической. Хотя нет, там уже такого «челнока» не было. То ли она сама стала идти чуть скорее, то ли я решил уже не обгонять и нарочно шёл помедленнее, чтоб просто держать её в поле зрения, то ли просто народу уже побольше (в отличие от предыдущих, эта улица уже очень многолюдная, «центральная», для многих — просто прогулочная), отчего мы оказались несколько разведены другими фланирующими прохожими, и при таком многолюдстве часть нашего странного поведенческого контакта стала теряться, размываться другими людьми, но таких явных попеременных обгонов уже не было (отчего мне стало и немного грустней, потому что то её поведение воспринималось как какое-то взаимное действие). А вот ощущение, что она, хоть вроде особо и не оглядывалась, всё ещё меня как-то чувствует (потому что наверняка ведь тоже успела заметить этого — видимо, тоже в чём-то странного — дядьку, в поле зрения которого старалась идти так долго), — это вот ощущение во мне продолжало оставаться.

        В общем, так и шли дальше. Я — и немного впереди — эта странная, невпопад одетая девочка-подросток. Дошли до «Пармы», перешли улицу Старовского. Улица совсем узенькая, всего несколько метров, зато красный свет для пешеходов там горит чуть ли не целых две минуты. Видимо, там в ожидании зелёного мы с ней снова сравнялись, так что дальше она шла уже совсем чуть впереди меня. И лишь когда прошли ещё один дом, после которого мне опять надо было переходить улицу (влево, перед гостиницей «Сыктывкар, то есть я уже почти пришёл), она как раз за этот дом, точнее во двор этого жилого дома, что перед студенческим общежитием нашего университета (то есть по правой же стороне улицы), и свернула и пошла уже опять торопливо, почти бегом, то есть, видимо, тоже уже пришла.
        Очень меня эта странная история тогда удивила. Понятно, вызвав разные размышления. Но никаких внятных, легко выводимых объяснений в голову не приходило.

        - - -
        Одна чисто бытовая мысль, особенно поначалу, конечно, была: например, что это юное существо опасалось чьего-то преследования и пыталось таким способом подстраховаться — чтоб между ней и её возможным преследователем всё время кто-нибудь был, чтоб, в случае чего, мог за неё заступиться. Наблюдать такого рода моменты — как бы ухода от кого-то — мне и прежде случалось, причём уже только этой осенью их было не меньше двух, и оба как раз незадолго перед этим. Ходить мне иногда приходилось в довольно позднее время, так что всякое можно было ожидать, и те два случая, помнится, заставляли меня «держать ситуацию под контролем».
        Например, в одном очень уж безлюдном месте меня бегом обогнала девушка лет шестнадцати-семнадцати и потом стала идти так, чтоб я был немного сзади, и при этом она ещё и часто оглядывалась — не на меня (меня она явно не опасалась), а куда-то дальше. Я на всякий случай стараюсь не отставать, но и не обгонять, чтоб, если понадобится, оказаться рядом. А сзади опять быстрые шаги, и мимо меня торопливо проходит (или пробегает?) какой-то молодой парень такого же возраста и догоняет её, да ещё в совсем узком месте, между двумя заборами. Я продолжаю спокойно идти и, держа обоих в поле зрения, с удовольствием вижу, что это, оказывается, очень милая парочка, что девушка таким способом — убегая — просто игралась. Они остановились, оба весёлые и довольные, а я прошёл возле них, уже ни о чём плохом не думая (правда, и изначально почему-то не думал).
        Другой случай... Да он, собственно, почти такой же. Только был уже не в глухом месте, а на широкой улице (том же Октябрьском проспекте, только с правой стороны, если идти от нас, от Орбиты), правда в ещё более позднее время, когда улица была совсем уж пуста. И девушка лет восемнадцати-двадцати там не убегала, а просто шла, хоть и часто оглядывалась, а потом какой-то парень, перебежав этот широкий проспект в неположенном месте, устремился за ней. И тоже догнал, отчего им обоим стало хорошо; видно было, что оба они рады наконец-то состоявшейся встрече.

        - - -
        Ну вот, памятуя о тех моментах, я думал и о странном поведении той чуднóй девочки. То есть о том, что она, может, тоже уходила от какого-то возможного преследования. Но и тут не сходилось. Если бы игриво убегала от своего парня, никакой прохожий дядька ей не был бы нужен (те-то две парочки меня, поди, и вовсе не замечали: ну идёт кто-то себе — и идёт). Да и парень в таком случае должен был бы всё-таки догнать. А никто не догнал. Значит, ни от кого не убегала, не заигрывала. Если же опасалась, допустим, сердитого (может, нетрезвого) родителя, отчима или ещё кого-то, то на лице это как-то проявлялось бы, а в её лице я никакой тревожности, никакого особого беспокойства не видел. В чём же были причины такого странного поведения? А в том, что это не совсем случайные действия, — я совершенно уверен. Не могла же она не замечать, особенно на пустынных улицах, что всё время обгоняет, — а потом как будто снова даёт себе отстать, чтоб снова обогнать, — одного и того же человека. А прошли мы с ней так больше двух с половиной километров, то есть шли — и как-то всё время «параллельно», «не теряя из виду», — не менее получаса. Непонятно.

        - - -
        Словом, думал я, думал, да и подумалось вдруг: а может... может, это был мой ангел-хранитель? И именно поэтому — именно в этот вечер — почему-то старался идти впереди меня? Может, успев от чего-то невидимого мне — меня оберечь?
        А потом ещё сколько-то подумал, подумал и спросил себя озадаченно: или... это я был её ангел-хранитель? (То есть, если уж буквально, то есть вполне трезво, — что, может быть, она почему-то видела во мне — по крайней мере на тот вечер — какой-то для себя оберéг?) *

__________
* А такие случаи у меня были. Точнее, бывают. Притом не так уж и редко, во всяком случае не единично. Но в тех случаях я, как правило, знаю это наверняка. Иногда это видно по каким-то (предсказуемым мной) штрихам поведения, иногда доводилось слышать и прямые признания. И в тех, и в тех случаях это меня всегда удивляло (и сейчас удивляет), но как-то вот... что́ есть, то есть. Ну... видимо, что-то вроде «чёрной кошки наоборот». (Да ведь и для меня такое в некоторых людях иногда проявляется, да и не только в людях).

        - - -
        И — тут же — ещё одно воспоминание, которое вдруг прямо напросилось сюда в качестве постскриптума. Пришло оно не тогда, когда я размышлял о той странной девочке, а почему-то лишь сегодня, когда уже начал (сначала ещё только мысленно) эту сегодняшнюю запись.
        А постскриптум — такой. У меня довольно много книг, подписанных для меня их авторами. Скажу честно — кроме совсем уж отдельных случаев, я не очень-то дорожусь этими надписями, а нередко, по разным причинам, даже и тягощусь ими (отчего и сам не люблю подписывать). Но, как-то уже много позднее всех других, появилась у меня одна небольшая стихотворная книжка... Книжка, дарственные слова на которой — всего четыре слова — вдруг оказались для меня самыми дорогими, самыми, до глубокого душевного волнения, трогательными. На ней, на этой книжке, авторской рукой написано: «Лёгкому ангелу от дурочки».

        21 января 2024 г.