Исай Мишне, один из 26-ти Бакинских Комиссаров, был двоюродным братом моего отца.
Его мама Хая (в девичестве Вайнберг) - была старшей сестрой моей бабушки Адели Моисеевны. В 1894 году Хая вышла замуж за Аврума Мишне. О нём, к сожалению, почти ничего не известно кроме того, что по слухам, он был ювелиром в Баку.
В Баку они приехали раньше Адели Моисеевны. И успели обзавестись большой семьёй. Трое детей родились в Кишинёве, другие трое - в Баку, не считая тех детей, которые умерли в младенчестве. Но кто и сколько - неизвестно...
У них были три дочери: Соня, Ида и Вера; и три сына: Борис, Исай, а имя третьего, который уехал в Америку, мой отец не смог припомнить. Что не удивительно, ведь папа родился много позже его и не припоминает, чтобы они общались. (Позже я выяснила, как его звали: Давид. В семье его звали Доля.) Папа хорошо запомнил, что тётя Хая усиленно вызывала сына обратно домой, из Америки. К сожалению, ей удалось этого добиться. Почему к сожалению? Да потому, что после войны, где он воевал в пехоте, в 1947 году его посадили, как шпиона и американского разведчика.
А ещё раньше, в 1918 году в числе 26 Бакинских комиссаров был зверски убит старший сын Исай. Это стало началом трагедий, обрушившихся на еврейскую семью, бежавшую от погрома в Кишинёве в мирный город на берегу Каспийского моря - Баку.
Исай, не дожил до сталинских репрессий. Ему была уготована другая судьба. Не менее трагическая...
Для меня он был легендарной личностью. Ещё в школе, ребёнком, я узнала, что один из Двадцати Шести Бакинских комиссаров наш родственник, папин двоюродный брат. Всех их расстреляли в далёком восемнадцатом году. Все они были овеяны несмываемой славой героев. В центре города был разбит небольшой сквер. Позже из него сделали мемориал 'Двадцати шести Бакинских комиссаров'. Туда приходили после регистрации новобрачные поклониться героям, возложить цветы, сфотографироваться на память. Как жаль, что в то время у меня не было фотоаппарата и я не сфотографировала великолепную стену-барельеф, где скульптор изобразил сцену расстрела и падающих, но не утративших мужества и революционного огня, комиссаров.
Ночь после выпускного бала я провела с друзьями здесь. В наше время считалось необходимым начать новую жизнь и встретить рассвет в этом сквере, посвящённом памяти героев, отдавших свои молодые жизни за нас, своих потомков.
Помню, у меня была тоненькая книжка '26 Бакинских комиссаров' в картонном переплёте. Я была тогда ещё ребёнком и не удосужилась прочитать её. Даже имя автора не знаю. Единственно, что привлекало моё внимание, это портреты на развороте книги. Вернее, единственный портрет - моего двоюродного дяди. (Лидеров комиссаров мы все знали с детства. Их портреты обильно украшали страницы газет, журналов, просто были вывешены на улицах в праздничные дни.) С маленького портрета на меня глядело лицо молодого (в то время мне казалось, что он не очень молодой) человека, в плоской круглой шляпе белого цвета. Канотье - так называлась такая шляпа. В наше время такие уже не носили, и поэтому она особенно поразило моё детское впечатление. Не помню даже черты лица. Только шляпа и усики запомнилась.
Наверно, в той книжке было написано, какую роль играл молоденький паренёк в составе комиссаров. Теперь остаётся только гадать по этому поводу. И только в Мемуарах А.И. Микояна, узнала, что на самом деле роль ему была отведена самая скромная. Да и комиссаром-то он не был. Служил делопроизводителем в Военно-революционном комитете. К тому же был беспартийным. Совершенно случайно, как пишет А.И. Микоян, он оказался в числе растрелянных. Как же тогда он оказался в списках, которые отобрали при обыске у Корганова, старосты в бакинской тюрьме? Этот вопрос не давал мне покоя и в поисках ответа на него я переворошила гору электронных страниц в Интернете. Мне пришлось окунуться в историю тех далёких, грозных дней, которые произошли за десятки лет до моего рождения. Сведения у разных авторов были самые противоречивые. И мне, не историку по образованию, было очень нелегко в них разобраться и понять, что же на самом деле происходило весной и летом революционного 1918 года. И главное, выяснить роль и значение такой малюсенькой песчинки в необъятных барханах революции, как мой дальний родственник, Исай Мишне.
Я не буду утруждать читателей историческими справками. Историю Бакинской комунны можно легко найти в Интернете. Печально то, что я нашла мало нового о короткой жизни и деятельности папиного брата Исая.
Из небольшой заметки на сайте КЛИО istoriki.su я узнала, что Исай родился в Кишинёве в 1895 году. (Хотя в записях о рождении старших детей Мишне, написанных на английском языке, информация следующая: Mishne, Itskhok - 1896 - born in Kishinev, Bessarabia).
Далее в заметке говорится, что Исай приехал в Баку в 1905 году (то есть, ему уже было около десяти лет) и юношей учился в коммерческом училище. (Теперь понятно, почему ему была доверена должность делопроизводителя: грамотный человек.)
С 1916 года Исай начинает принимать участие в революционном движении и ведёт пропагандистскую работу среди солдат. А уже через год, после победы Октябрьской революции, непосредственно участвует в борьбе за установление и укрепление советской власти в Баку.
В Военно-революционном комитете Кавказской Красной Армии он работает делопроизводителем. Работа мирная, с бумагами, оформлением приказов, как сейчас бы сказали - офисная. Но положение молодой республики быстро меняется. Большевики, сформировавшие весной 1918 года правительство, не имели военных средств для сохранения своей власти, к тому же, не обладали достаточной поддержкой среди населения, и в итоге потерпели поражение.
Как же попал скромный делопроизводитель в самую гущу военных событий?
В середине августа 1918 года, во главе отряда красноармейцев, в Баку для защиты Советской власти прибывает Григорий Петров (1892-1818). Он не намного старше Исая, всего на три года. Почти ровесники. Но в отличии от Мишне - Петров уже закалённый в боях воин. Левый эсер, позже примкнувший к большевикам. Мишне, как все и везде говорят о нём, беспартийный. В недолгое время Бакинской коммуны Мишне в числе революционно настроенной молодёжи вовлекается в стан большевиков. В дни обороны Баку он оказывается в отряде Петрова и сражается против интервентов.
Нигде больше я не смогла найти подтверждения тому, что Мишне сражался в отряде Петрова. Но вряд ли это выдуманная история. На этом сайте даны краткие биографии всех 26 комиссаров.
После того, как большевики передали власть новому правительству Центрокаспия, большинство из них было арестовано. Исай Мишне был арестован вместе с ними. Как? На каком основании? На эти вопросы нет ответа: слишком скупы сведения о скромном служащем.
В день вторжения турецких войск в Баку Микоян сумел освободить Степана Шаумяна и других большевиков из тюрьмы. С помощью командира небольшого отряда Т. Амирова все они успели занять место на пароходе "Туркмен", переполненном беженцами и солдатами. Корабль отплыл в Астрахань. Однако ни группа дашнакских и английских офицеров, ни многие из солдат не хотели плыть в советскую Астрахань. Они сумели взбунтовать команду корабля и увести его в Красноводск, оккупированный англичанами. Эсеровские власти в этом городе арестовали всех большевиков. Портретов бакинских комиссаров тогда еще не было, документов тоже.
Руководствуясь списком на тюремное довольствие, который нашли у Корганова, исполнявшего роль старосты в Бакинской тюрьме, эсеры отделили двадцать пять человек во главе со Степаном Шаумяном. Сюда же включили командира партизан Т. Амирова. Так образовалась знаменитая цифра "26".
В их число попал Исай Мишне, беспартийный мелкий служащий...
Все они были увезены из Красноводска якобы для суда в Ашхабад. Но вагон с арестованными не дошел до Ашхабада. В ночь на 20 сентября 1918 года на 207-м километре Красноводской железной дороги все двадцать шесть арестованных были расстреляны. (По другим сведениям, им отрубили головы. Фонштейн, бывший председателем суда в Красноводске по делу 43 убийц бакинских комиссаров, 10 августа 1921 года сообщил Чайкину следующее: "На месте казни все 26 голов были отделены от туловища. Кроме того, у общей могилы, в которую наскоро убийцы зарыли комиссаров, было найдено только 7 пустых гильз от "Браунинга" и ни одного винтовочного.)
Здесь были коммунисты и левые эсеры, народные комиссары и личные телохранители Шаумяна.
Они вошли в историю, как "26 бакинских комиссаров".
Мне не известно, как сложились судьбы родных и близких погибших комиссаров.
Но сестёр и братьев Исая Мишне постигла трагическая участь пострадавших от советской власти, которая не признавала прошлых заслуг героев и беспощадно наказывала вплоть до уничтожения всех, кто попадал под малейшее подозрение, зачастую вымышленное.
Я расскажу о каждом члене семьи Мишне в отдельном очерке.