Масаи- полукочевой африканский коренной народ, живущий в саванне на юге Кении и на севере Танзании. Говорят на масайском языке.Масаи насчитывают примерно 900 000 человек, из них, по разным оценкам, 350 000-453 000 живёт в Кении. Масаи относятся к нильскому семейству языковых групп и, вероятно, мигрировали из долины Нила в Судане в центральную и юго-западную Кению уже после 1500 года, приведя и свой одомашненный скот. Хотя другие африканские племена строили цивилизации и формировали царства, масаи никогда не отходили от своего полукочевого образа жизни. Территории, доступные для кочёвок, заметно сократились в последние годы из-за урбанизации, а также создания национальных заповедников МасаиМара и Серенгети.
Часть 3
Как масаи живут вокруг заповедника Масаи Мара
Джон забирает нас ранним утром из лагеря и ведет в деревню своих соплеменников. Ещё раз убеждаемся, что он свое дело знает на "отлично". Интересный рассказ о растениях, которые растут вокруг, он начинает сразу же за воротами лагеря, спускаясь к реке по узкой тропинке. Останавливаемся в тени дерева, небольшие молодые ветки которого он срезает, чистит и передает нам. Нужно один конец ветки разжевать, распушив как щетку, и затем ею чистить зубы и десны. Вкус перечной мяты и горького красного перца Чили вместе взятый. Эта зубная щетка и паста по-масайски. Два в одном. Я не запомнила названия дерева на языке масаи. Уже после поездки в Масаи Мара в энциклопедии нашла информацию о двух растениях, которыми чистят зубы африканские жители. Это ветки дерева Salvador persica и мисвак. Мисвак укрепляет зубы, предохраняет от появления и дальнейшего развития кариеса, уменьшает зубную боль, устраняет плохой запах изо рта, укрепляет десны, а также придает зубам блеск и белизну. Которое из них видели и пробовали с Джоном мы, я так и не знаю. Но то, что веточки того дерева придают зубам белизну, могу подтвердить, - зубы у людей масаи белые и красивые. Правда, юношам для пущей красоты по традиции два передних нижних зуба вырывают. Как и прокалывают уши, делая в мочках огромные отверстия, через которые можно спокойно продеть толстую веревку, не то что сережку или нитку. Так и щеголяют масаи без двух зубов и с огромными дырками в ушах. Красота требует жертв.
Идем по берегу реки, которая заполняется полностью водой только в сезон дождей. Ее русло ступенчатое, сложенное из каменных пластов самой природой. Здесь много птиц и, как предупредил нас Джон, здесь также много бегемотов. Мы видели только несколько из них, вернее их глаза и спины. Джон продолжает рассказывать нам о растениях вокруг нас. Еще одно дерево, листья которого собирают и кипятят в воде, а затем отвар пьют, если возникают проблемы с желудком, при диарее. Листья узкие, похожи на листья акации, с обратной стороны серебристый налет. Чем-то напоминают листья джиды или лоха восточного, что растет в Каракалпакии. Жаль, что у меня не было с собой определителя растений... Встретили и дерево, из которого варят здешний самогон. Говорят, убийственной силы. Не стану больше рассказывать о растениях, все равно названий я не знаю. А вот Джон все это знает от своих соплеменников. И не только он. Каждый моран, живя пять лет вдали от деревни, вместе со своим учителем изучает растения саванны, их лечебные свойства. Так масаи передают из уст в уста рецепты народной медицины, накопленные столетиями.
Неожиданно из-под куста выбегает и несется прямо на меня дикий кабан, а за ним кабанята, кажется, трое. Замечаю только огромные клыки и свирепую морду. Проносится мысль "Беги или тебе конец, Эльмира", но двинуться с места не могу, парализованная страхом. В это время Джон с громким криком резко кидает свою дубинку в кабаниху, и она, уворачиваясь от удара, поворачивает влево и скрывается за деревьями. Все это длилось не более тридцати секунд. Дети и муж толком ничего и не поняли. Зато у меня сердце колотилось и ноги дрожали, отказываясь нести меня дальше.
- Никогда нельзя стоять на тропе, по которой обычно ходят на водопой дикие животные, - поучает нас уже позже Джон, когда мы все немного успокоились. - Бегемот, например, затопчет сразу, если ты окажешься между ним и водой, ведь, если его вспугнуть, он бежит к воде, чтобы спрятаться.
На подкашивающихся ногах дохожу до деревни, с опаской обходя все подозрительные кусты и ямы. Но то, что я увидела еще на подходе к селению масаи, мгновенно стерло из памяти досадное происшествие. От дома к дому ходили нарядные женщины. На них были яркие одежды, которые они смастерили из разных кусков ткани, завязывая их на поясе, груди и спине. Шеи, груди, уши, запястья, щиколотки, предплечья, бедра женщин были украшены ожерельями, браслетами, серьгами, поясами, сделанными из кожи и многоцветного бисера. Головы женщин аккуратно выбриты и выглядят как головы манекенов без париков, или как лесные орешки. За спинами у многих накидками привязаны малыши, которые с любопытством на нас смотрят. Их мамы же не обращают на нас особого внимания, занятые своими делами. Кто-то несет воду в высушенной тыкве или пластиковой канистре, кто-то вязанку хвороста прямо на голове. А вот молодая женщина с розовым пластиковым тазиком полным разноцветного белья идет со стороны реки. Мужчины, стоящие возле своих дворов, чинно здороваются с нами. По яркости одежды и украшений они не уступают своим женщинам. Множество браслетов на руках и ногах, ожерелья на грудях, расшитые бисером пояса с дубинками и красные в клетку накидки. Все это красно-желтое разноцветье завораживало своей необычностью на фоне одиноких акаций и каменистой равнины вокруг. Я делаю снимки людей не спрашивая разрешения, так как накануне мы договорились с Джоном об этом. Стоимость фотосессий была включена в стоимость этой экскурсии в деревню.
Подходим к изгороди из колючих веток, где нас ждет еще один сын старейшины племени. Держится он солидно, а с односельчанами как настоящий начальник. На шее у него кроме украшений висит на ленте его ID карта, что-то вроде нашего паспорта в упрощенном варианте. Видимо, чтобы туристы ему больше доверяли и уважали, - все же человек при документе. В изгороди был узкий проход, пройдя через который за ним, мы оказались на утоптанной большой площадке, окруженной плотным кольцом хижин. Они стояли близко друг от друга, образуя замкнутый круг. Как нам объяснил "начальник деревни" и колючая изгородь, и плотно сдвинутые в круг жилища - все это было сделано для защиты скота от диких зверей. На свободную площадку между хижинами сгоняют на ночь коз, овец и коров, чтобы их не сожрали львы и гиены.
Наши дети смешно сморщили носы, повторяя только: "Фуу, фууу!". Воняло здесь свежим навозом, который был везде - толстым слоем на земле, толстым слоем на плетеных стенах хижин и изгородях. А в середине площадки собрались нарядные, с сотнями косичек на головах, поблескивая телами, покрытыми охрой, мораны, - парни выстроились в ряд перед нами как солдаты. Многие из них были с дубинками и копьями в руках. Впереди шеренги стоял моран в шапке из гривы льва с огромным рогом буйвола в руках. Артисты, видимо, долго томились здесь на солнцепеке в ожидании нашего прихода, - как только мы подошли, они загудели и задвигались. Около хижин столпились женщины с детишками, облепленными мухами, и мужчины постарше. "Начальник деревни" представил нас деревне и заученно рассказал о ритуальных танцах воинов масаи, затем махнул рукой, начав концерт. Парни гортанно отрывисто запели, пританцовывая в такт мелодии и двигаясь всей шеренгой прямо на нас. Мы стали пятиться назад, а наши девочки крепко вцепились в старшего брата и прижались к его ногам, со страхом наблюдая, как плотный ряд мужчин в красных накидках и с копьями, движется на них. Воины сомкнули ряд в кольцо, в центре которого оказались только наши дети, нас же с мужем незаметно оттеснили в сторону. Увидеть, что происходит внутри кольца, было невозможно, - так плотно стояли танцоры и такие они все высокие. Когда кольцо расширилось, мы увидели нашего сына, на голову которого масаи надели шапку из львиной гривы. Танец и песня, который масаи исполняли сейчас, обычно сопровождает ритуал посвящения в мораны. Так наш сын стал воином-мораном, не убив в схватке льва, не прожив пять лет в саванне, не имея ни одной головы скота за душой. А танцы и песни продолжались. Мужчины изображали охоту на льва, потрясая копьями и все так же двигаясь синхронно шеренгой, в такт гортанно издавая звуки. Гудел рог. После каждой песни и танца нам объясняли смысл действа. Я перестала слушать сына старейшины и вся отдалась фотографированию, бегая вокруг танцующих. И вот знаменитый "танец прыжков", который исполняют юные воины-мораны, высоко подпрыгивая на одном месте, чтобы показать свою силу и ловкость. Вперед шеренги танцующих выходили по двое моранов и подпрыгивали под одобрительное улулюканье соплеменников. Они особо не старались, видимо, все эти танцы им порядком надоели, ведь они их исполняли очень часто для туристов. И тут мой сын, которого не заставишь не то что танцевать на публике, но и разговаривать, выходит вперед к танцующим и говорит, что он так тоже может. Вялые прыжки моранов перешли в азартные высокие подпрыгивания, - ребята масаи уже на полном серьезе соревновались с моим сыном, который не уступал им в высоте прыжков. Они сменяли друг друга и старались перепрыгнуть его, но ничего не получалось, мой сын-баскетболист со своим "масайским" ростом всех перепрыгнул. Это вызвало бурную реакцию деревенских, которые что-то выкрикивали и хлопали в такт прыжкам. Стало веселее.
После "танца прыжков" к мужчинам присоединись женщины, которые как настоящие актрисы появились в своих ярких нарядах из-за хижин. Они выстроились в ряд с левой стороны шеренги, удлинив ее вдвое и запели вместе с мужчинами, все также двигаясь по кругу, затем образовывая что-то вроде "ручейка", расходясь и снова сходясь в одну линию. Это был свадебный танец. Вторую половину концерта женщины были "на сцене" уже одни, исполняя песни громкими с хрипотцой голосами.
После песен и танцев "начальник деревни" предложил посмотреть как воины добывают огонь с помощью кусочка дерева и палочки. Как масаи не старались, сгрудившись вокруг инструментов, споря и отбирая друг у друга палочку и дерево, огонь они разжечь не смогли. Сухая трава, которую они пытались поджечь, только дымила, но разгораться никак не желала. После довольно длительного эксперимента "начальник" остановил процесс, объяснив нам, что огонь сейчас разжигать опасно, может разгореться пожар в саванне. Мы понимающе покивали, дескать, ясное дело, хотя между собой перемигивались и посмеивались. Джон, который во время концерта куда-то исчезал, придя, поднял на смех соплеменников, что было понятно по его громкому смеху и жестикуляции, те же пытались оправдываться, начав процесс добычи огня сначала, но нас уже повели смотреть как живет обычная семья масаи.
Хижины масаи построены из сплетенных веток, обмазанных навозом. Каркас стен был закреплен на столбах. Внутрь жилища вела низкая дверь, в которую мы с трудом проходили по одному. Труднее всего было моему супругу, который протискивался в узкую дверь бочком, боясь разрушить ненароком хижину. Внутри жилище поделено перегородками на три части: в первой жили ягнята, а жилая часть была поделена на женскую справа и мужскую слева половины. Здесь было очень жарко и душно, - в середине мужской половины тлели дрова в очаге, сделанным из камней. Дымохода не было, его заменяло крошечное окошко, зарешеченное железной мелкой сеткой. Огонь масаи специально поддерживают внутри жилища, т.к. снаружи иногда очень сильный ветер, который может запросто устроить пожар в сухой саванне. Когда глаза после яркого солнечного света немного привыкли к темноте, я увидела кое-что из кухонной утвари - кастрюля, похожая на наш казан, чайник, сухие тыквы, которые висели на стенах, канистра с водой. Кровати (я бы назвала их топчаны) на мужской и женской половине были сделаны из деревянных досок или веток, я плохо разглядела, т.к. на них лежали одежда, одеяла еще какие-то вещи. Детской половины в этом жилище не было, т.к. детей после 2-3 лет отделяют от родителей, и они спят в отдельном жилище, причем девочки отдельно от мальчиков. Когда дети подрастают, каждому мальчику строят отдельную хижину. Находиться дольше внутри жилища я не смогла, настолько было душно и тесно всем нам, да и фотографии не получались даже со вспышкой, - все было внутри в дыму. Дети никак не могли поверить, что здесь масаи и живут, девочки несколько раз переспросили Джона, такой же у него дом или нет, на что тот ответил, что все точно такое же, только крыша из железа.
Мы обошли жилище кругом, рассматривая эту простую незамысловатую постройку, и удивляясь, как мы все в ней только что поместились, - настолько она снаружи казалась маленькой. Дети улыбались, выглядывая из-за юбок матерей, некоторые постарше шептались между собой, видимо, удивляясь нашим нарядам, странным для них.
Нас повели во второй круг, на площадку, окруженную со всех сторон прилавками с узким проходом между ними. Это был сувенирный базар. За прилавками стояли женщины-артистки, предлагая нам купить свои сувениры: украшения из бисера, деревянные фигурки животных и людей, пики и дубинки. Было видно, что часть вещей привезена из других мест, т.к. мы уже из рассказов Джона знали, что здесь женщины мастерят украшения из бисера, а мужчины делают пики. Но мы добросовестно обошли все прилавки, прицениваясь, торгуясь и покупая небольшие сувениры, чтобы не обидеть женщин. Конечно, мы не могли купить все и у каждой, т.к. на нас пятерых приходилось не менее тридцати продавцов со своими товарами, разложенными на разноцветных тряпках. Кстати, прилавки-то были сделаны тоже из сплетенных веток, обмазанным все тем же навозом. Парочка прилавков была сделана, по всей видимости, только сейчас, т.к. навоз был свежий и распространял свой крепкий аромат вокруг, выгоняя нас за пределы масайского базара. Женщины все еще пытались уговорить нас купить побольше сувениров, когда мы уходили, т.к. это была единственная возможность заработать на нас хоть что-то. Танцы и песни не оплачивались.
Как нам объяснили позже, деньги, которые мы заплатили за экскурсию и концерт, делить между деревенскими танцорами не будут. Это деньги всей общины, на которые существует местная школа, медпункт и проводятся социальные проекты. В конце сезона старейшины собираются и решают, на какие нужды потратить скопленные от туристов ресурсы, но иногда в экстренных случаях закупают продукты (муку, масло и рис), которые распределяют между семьями.
Долго прощаемся с женщинами и воинами, которые в сотый раз просят меня показать на цифровой фотокамере снимки, которые я сделала во время концерта, и предлагают купить еще что-нибудь из украшений, хотя мы уже все обвешаны ожерельями. Делаем последний групповой снимок и уходим из деревни, наблюдая, как женщины расходятся по своим домам, возвращаясь к повседневным делам. Только молодые воины все так же толпой уходят в другую сторону к стадам коз и овец.
Иду по саванне, оглушенная увиденным и услышанным, все еще не веря, что остались вот такие островки, где люди живут точно также, как жили две-три сотни назад. Делюсь своими мыслями с Джоном, на что он резонно ответил:
- Мы сильно изменились. Раньше воины-мораны не одевались, украшая себя только охрой, ожерельями, чтобы легче было бегать по саванне. И уже не воюем ни с кем... А сейчас нравы портятся, многие едут в Найроби в поисках работы и другой жизни, и не возвращаются домой. Меняют одежду и не носят украшения. Некоторые пьют пиво и курят. Все меняется.
...Уже к пяти часам вечера намо чома (жареные куски мяса, нанизанные на деревянные палки) была готова. Но пред этим я наблюдала необычную для меня картину. Джонатан привел козу в кемпинг, оказывается, еще утром и, завидев нас, возвращавшихся из деревни, начал готовиться к намо чоме. Это особый ритуал у масаи. Не стану рассказывать, как они закалывали и разделывали козу, скажу только, что масаи зажали ей пасть и стали вдыхать воздух в ноздри, а затем резко прокололи вену на ее шее и стали по очереди пить свежую кровь. Зрелище это не для слабонервных. Скорее кадры из фильмов-ужастиков про вампиров, когда кровожадные кровососы поворачиваются от очередной жертвы к тебе лицом, испачканным кровью и улыбаются зловеще крупным планом. Масаи не улыбались зловеще, скорее выглядели счастливыми, но губы и подбородки были в крови... А Джон как уважаемая личность и сын старейшины удостоился свежей почки и сердца, которые тут же и съел, с удовольствием облизывая испачканные кровью пальцы. Я пыталась оградить своих девочек от ритуала, которое устроили масаи с козой, и за которым с жадным любопытство наблюдали мои сын и муж, однако, девчонки убежали от меня, и все время, пока готовилось мясо, крутились около Джонатана и Томаса. Я тогда хотела их наказать и усадить около себя, а потом подумала, может быть это для меня, взрослого человека, выросшего в другом мире с другими понятиями, все это так страшно и варварски выглядит? Для детей же все это не более, чем еще одна сторона жизни, которую они изучают и пытаются понять. А для масаи это вообще обыденная жизнь.
Уже после того, как все наелись свежепожареного мяса козы, которое, по правде сказать, оказалось жестковатым для наших городских зубов, масаи-охранники вместе с моим сыном устроились под деревом и стали петь и танцевать, подпрыгивая на месте. "Танец прыжков" в исполнении сытых мужчин и юношей оказался намного живее и красивее, чем в деревне, т.к. он был органичным продолжением ритуала жертвоприношения и питья крови. А под конец Джон сказал, что теперь моего сына нужно звать Саруни (Saruni), что значит вождь масаи.
- Он прыгает как воин, силен, примерил шапку из гривы льва и даже пил с нами кровь козы, - подытожил он. - Теперь зовите его по-масайски Саруни.
...И все же, несмотря на наступление цивилизации, аборигены Масаи Мара умудряются оставаться самобытными, верные своим древним традициям, порой противоречащим современным законам Кении и принципам сохранения биоразнообразия саванны, боготворя свой скот, и наслаждаясь по утрам их свежей кровью, смешанной с молоком.