Из садика меня забрал папа. Но домой мы вернулись не сразу. Сначала ударили по пиву. Не я, а папа с дядей Сережей. Мне дали ударить по соленым бубликам. Папин друг сердился на женщин со странными именами. Хотя девочка по имени Вера недавно пришла в соседнюю группу, а вот с Ломством я еще не знакома.
Возле пива было шумно, многодядно, пахло кислым, и в глазах у меня росла зеленая муть. Хотелось все почистить. Потянулась к папиному мобику , но получила по рукам, а дядя Сережа начал возмущаться нахальными спиногрызами.
Дома тоже было грустно и тускло. Мама жарила котлеты. Усталая и печальная. Наверное, опять поссорилась с папой. Тетя Лиля сидела у нее над душой. Сильно накрашенная. Вся в коричневом раздражении. Но, когда в кухню заглянул папа, улыбнулась и засияла сиреневым.
Покушали, сели к телевизору, я добралась до маминого мобика, начала искать ту самую картинку. Тетя Лиля сказала:
- Посмотрите, ей скоро три года, говорить почти не умеет, а туда же, в мобильник лезет. Плохо воспитываешь детей, Ира. Вон и старшая у вас, еще школу не закончила, а уже с парнями шастает. Сама видела ее в парке с долговязым сопляком.
Хлопнула дверь, пришла Катя, веселая, как новенький одуванчик. Чернильная клякса, повисшая над нами, съежилась, в комнате посветлело. Я сразу поняла, почему сестричке так хорошо, ведь она за мной в садик уже приходила с тем высоким, почти взрослым. Подбежала, спросила: "Юра?". И сразу начался скандал. Тетя Лиля сказала про "принесет в подоле", папа сильно кричал, мама плакала. Катька топнула на меня ногой, обозвала ябедой и убежала жить к бабуле.
Только у бабушки от всего этого случился плохой факт. Мама с Катей теперь ночевали в больнице, а тетя Лиля у нас. И когда все вернулись домой, я попыталась рассказать об этом. Получилось не очень хорошо: "Кроватка, папа, Лиля без майки...". Но все всё поняли. Теперь из дома ушел папа, а бабушка стала жить с нами. У мамы все валилось из рук, она молчала, сидела перед черным телевизором, Катя из школы возвращалась совсем рано. И Юра, наверное, очень по ней скучал. Слишком много плохих клякс собралось в большую тучу, она висела над всей квартирой, мне все время кашлялось, и нужно было все исправлять.
Мама даже не заметила, когда я тихонечко взяла ее мобик. Картинку, которую не видел никто, кроме меня, нашла очень быстро. А вот, что пожелать, не знала. Сначала хотела напугать противную Лильку, напустить на нее плохой факт, но отчего-то поняла: тогда клякс вокруг меня станет еще больше. И стала думать. Бабуля говорила, Лиля одинокая, потому и злая. Но ведь папа ей совсем не подходит? Он вовсе не одинокий, у него есть все мы. Лилька-завидушка забрала его просто назло маме. А дядя Сережа, который, по бабушке, "один, как перст", годится. Наверное, тоже ворчит на спиногрызов из-за того, что нет своих деток.
Тусклый коричневый шарик на картинке я назвала Лилей, а грязно зеленый Сережей. Осторожно подцепила, свела их вместе на маленьком экранчике, нашла в смайликах сердечко, кликнула и связала потеряшек. В них сразу засияли золотистые искорки. А печальный бледно голубой шар шустро отскочил от коричневого и потянулся к трем, что тоже без всякой радости висели в стороне.
Кукушка в старых часах устала выскакивать из домика, сорвала горло от своих кукований, и только тогда раздался звонок в нашу дверь. Я подошла к маме, совсем неподвижной в кресле возле пустого телевизора, подергала ее за рукав и произнесла свою первую чёткую фразу: "Иди, открывай скорее, он пришел...", - но слово "мириться" сказать было еще слишком трудно, поэтому просто показала ей оттопыренный мизинчик.