Лишенный эмоций взгляд непонятных штуковин в углах камеры напрягал гораздо больше, чем открытая враждебность или ненависть обычных людей. Пашка пытался мысленно отгородиться от этого холодного пристального внимания к каждому его движению, к каждому жесту. Мальчику казалось, что эта дрянь умудрялась видеть даже в темноте.
Он сидел почти неподвижно и силился представить себе то, о чем твердил его невидимый собеседник. Это оказалось невероятно трудным делом. Паренек взмок от бесчисленных попыток выполнить не вполне понятные требования. Он нервничал, прилагал все усилия, просто таки лез из кожи вон. Однако ничего не получалось. Во рту появился противный металлический привкус.
Наконец его мучитель с сожалением заметил, что от такого неуча действительно не стоит ожидать успеха даже в нехитром деле открытия простейших Врат. Он оставил мальчика в покое. Тот снова улегся на пол, закинув руки за голову, и с облегчением вздохнул. От пережитого напряжения тяжелой душной периной накрыла усталость. Паша провалился в глубокий, вязкий сон без сновидений.
Но отдохнуть как следует не довелось. В сознание снова ворвался назойливый голос:
- Слушай, приятель, давай попробуем по-другому, это гораздо легче. Помоги-ка мне переместиться в коридор.
- Не выйдет, - сердито буркнул мальчик, - на решетках какой-то заборчик стоит. Колдовской.
- Охранное заклинание, - даже в мыслях послышался тяжкий вздох собеседника. - Это не проблема. Мы вместе его нейтрализуем, то есть я хотел сказать, обойдем. Думаю, ты сможешь мне помочь. Смотри.
Перед глазами юного ведуна возникло сложное переплетение чар. Еще ни разу не видел он такого, даже тогда, когда подсматривал за ворожбою бабки и матери.
Маленькая юркая мысленная змейка заскользила между этих "кружев", но затем она остановилась, опасаясь застрять в ставшем слишком густым плетении.
- Помогай, - скомандовал незнакомец, - вообрази, что ты прикасаешься к "змейке", тем самым ты поддержишь ее своей Силой. А, главное, - думай, ищи, как ей помочь. Может быть, ты увидишь щелочку, которую я впопыхах не заметил. Знаешь: одна голова - хорошо, а две...
- ...лучше, - машинально закончил Паша.
- Молодец, - одобрил его товарищ по несчастью и поторопил, - давай! Начинай работать!
Удивительно, но на сей раз Пашке удалось овладеть новой премудростью. Он словно бы накинул невидимый поводок на "змейку" и начал не столько выискивать "щелочку", сколько катать и распутывать вязь заклинаний, будто бабушик клубок ниток для вязания.
- Ух ты! - его наставник не скрывал восхищения. - Вот что значит мозги, не испорченные излишними знаниями. Ты нашел совершенно новый способ борьбы с "охранкой".
Через четверть часа камера вдруг заполнилась чем-то вроде дыма, который Пашка не видел, но чувствовал, что называется, шкурой. За решетчатой дверь замаячила долговязая фигура, подсвеченная голубоватым комочком волшебного "светляка". Теперь работа пошла еще сноровистей. Ржавые петли скрипнули, выпуская Павлика на свободу.
Его напарник и освободитель оказался высоким худощавым пареньком чуть более двадцати лет. Даже в полумраке была заметна хитринка в его прищуренных глазах и светлая прядь, выделявшаяся на темных жестко торчащих волосах. Он почесал голову и уверенно указал, в каком направлении нужно двигаться к выходу. Но мальчик заявил, что ему прежде всего нужно освободить своих друзей.
Новый знакомец пожал плечами и велел Пашке выбросить из головы всякие глупости, им следовало торопиться, времени оставалось в обрез. Ибо туман для отцифровки развеялся, и чернокнижные "видящие" в тюремных клетушках скоро распознают, что там вместо узников остались фантомы. Мальчик впервые слышал слова "отцифровка" и "фантомы", но отчего-то сразу понял, о чем идет речь. Конечно, ему тоже хотелось как можно быстрее выбраться из мрачной тюрьмы, и, тем не менее, он не мог оставить Вилема и Филимона на произвол судьбы, то есть - на верную гибель. Поэтому он выпятил подбородок и упрямо заявил, что без своих друзей не двинется с места.
Чертыхаясь и проклиная все на свете, долговязый вместе с Пашей двинулся вдоль длиного ряда узилищ, выискивая товарищей мальчика.
Своих спутников юнец обнаружил быстро. С Вилемом проблем не было. Смекалистый крестьянин, не вдаваясь в излишние разговоры, присоединился к беглецам. Его не смутил даже вид собственного двойника, занявший в камере место старосты. А вот с Филимоном пришлось повозиться. Тягостные часы, проведенные в тюрьме, сломили бравого стражника. Он что-то бессвязно бормотал и не мог двинуться с места. В конце концов Вилем взвалил его себе на плечи и поволок.
Избавитель только хмыкнул, страдальчески вскинул брови и предупредил, что их задача не отставать от него, иначе он ни за что не отвечает. И все же они чересчур замешкались. Завыли противные неживые голоса. В замке поднялась тревога. В гулких переходах застучали тяжелые сапоги.
Очутившись на лестничной площадке, беглецы услышали лязг оружия и голоса стражников, поднимавшихся по ступенькам. Пролет, ведущий наверх, упирался в двустворчатую дверь мореного дуба. От нее веяло такой жутью, что Пашка даже задохнулся, сердце его замолотилось в бешеном ритме, ноги стали ватными. Но их худосочный предводитель ничуть не устрашился и крикнул: "За мной!". Перепрыгивая сразу через несколько высоких каменных ступеней, он, буквально, взлетел по отшлифованной веками лестнице, рванул позеленевшую бронзовую ручку, и тяжелая створка неожиданно легко распахнулась.
Ни разу до того и никогда после Павел не испытывал большего ужаса, чем тогда, когда он каким-то немыслимым образом смог заставить себя подчиниться приказу и ступить следом за бойким самоуверенным парнем в самое мерзкое чернокнижное логово, которое только могло существовать на всем белом ( да и небелом!) свете.
В нос ударила непривычная смесь запахов: пахло растительным маслом, грозой, "огненной водой", которая недавно стала распространяться в окрестных землях и еще чем-то непонятным, но явно убивающим насекомых и вообще всяческие крошечные живые существа ( у Пашки был врожденный нюх на такие вещи).
Глаза и кожу защипало от противных человеческому естеству лучиков, испускаемых чернокнижными штуковинами, которыми был битком набит круглый зал башни. Но больше всего мальчика испугал старик, сидящий в кресле на колесах. И дело было не только в замораживающем пронизывающем холоде его льдистых глаз. Юнец впервые столкнулся с существом, сочетавшим в себе живое и неживое. Ощущать это оказалось еще ужаснее, чем изделия, полностью изготовленные техномагией.
От неожиданности Пашка застыл на месте. Позади Вилем с изумлением охнул. Даже он, несведущий в волошбе, почувствовал что-то неладное. А вот их худющий предводитель не медлил ни секунды. Он взмахнул рукой и длинопалую кисть старика пригвоздило к ручке кресла узкое лезвие метательного ножа. Воздух прошили еще несколько стальных "перышек". Страшный человек со льдистыми глазами не издал ни звука и, стиснув зубы, безуспешно пытался вырваться. Тощий обернулся, со злостью крикнул:
- Закрывайте двери, остолопы! На засов, на засов!.. - и рванул длинную техномагическую веревку, конец которой исчезал в стене.
Вилем сбросил на пол начавшего очухиватся Филимона. Вместе с Пашкой они едва успели задвинуть два тяжелых засова. В дверь замолотили, послышались проклятия. Но долговязый не обращал на это внимания. С помощью колдовских веревок, которые в немыслимом количестве выныривали из стен и змеились по всему полу, он скрутил получеловека-полутехна так, что тот не мог даже пошевилиться в своем кресле, и с удовлетворением произнес:
- Ну и осел ты, Шварц или, как тебя теперь,- Бюром! Разве можно оставлять двери открытыми. Думаешь, все тут тебя так боятся, что не посмеют и сунуться в твой вертеп? Полагаешься на свои изобретеньица? Запомни, мой недружище: на технику надейся, но и сам не плошай. Вижу у тебя здесь новая интересная разработочка, гасящая обычное колдовство. Но есть ведь и вещицы помимо колдовства, например, эти обычнейшие ножички, которые остались у меня из-за нерадивости твоих дуболомов.
Бойкий молодчик так и сыпал словами, но в то же время проделывал множество других вещей. "Спеленав" своего пленника, он вытащил ножи, пригвоздившие руки и одежду старика. Как следует обтер их о белую рубаху все того же холодноглазого. Затем небрежно протер нанесенные раны остро пахнущей жидкостью из большой голубой бутылки, стоящей на огромном столе, и даже забинтовал их. Секунду полюбовался своей работой и жестко сказал:
- Конечно, нужно было бы тебя сейчас прикончить, но есть несколько идеек, которыми ты должен со мной поделиться. Поэтому, пожалуй, возьму тебя с собой .
- Тебе не выйти отсюда, Штефан...- прохрипел старик и вдруг завизжал:
- Эй, солдаты!.. - крик оборвался, шустрый парень ловко заткнул старикану рот замасленной тряпицей, валявшейся среди прочего хлама, и хихикнул:
- Как сказать, может быть, и выйду вполне себе благополучно. - Забавно, как отсюда пройти к вертолетной площадке? - внимательно оглядываясь по сторонам, он сноровисто рассовал по карманам несколько прихваченных с огромного стола мерзких техномагических предметов, схватился за ручки кресла на колесиках и с привычным воплем "за мной!" одним ударом распахнул неприметную дверцу между узкими полосками темного стекла, вовсю шибавшего техномагией.
Дубовые створки, впустившие беглецов в логово чернокнижника, уже трещали под напором княжеских воинов. Вилем, кряхтя, снова взвалил себе на закорки ошалело вертящего головой Филимона и бросился за непоседливым Штефаном. Пашке ничего не оставалось, как последовать за ними.
Казалось, тощему парню не впервой шастать по закоулкам и лестничным переходам крепости. Коляска подпрыгивала и колотилась о каменные ступени. Несколько раз Пашке пришлось помогать тащить ее наверх. Но даже этот сумасшедший бег по петляющим коридорам не смог пригасить его изумления и невольно возникшего любопытства. Задыхаясь и пыхтя от натуги под тяжестью стариковского кресла, которое они волокли по винтовой лесенке, он спросил, отчего здесь нет ни охраны, ни слуг, и сжался, ожидая заслуженной взбучки из-за неуместности вопросов в такой обстановке.
Но Штефан не разозлился и даже коротко ответил, что чернокнижник уж слишком уверовал в своих неживых технических "помощничков" и не ожидал, что кто-то осмелится к нему сунуться. И вообще этот Шварц-Бюром страшно любит одиночество, а потому завел свой личный коридор к очень важному предмету под названием "вертолет".
Наконец, последний лестничный пролет вывел беглецов на круглую каменную площадку, посреди которой лежал возок, похожий на огромного головастика с флюгером. Не было никакого сомнения, это - чистой воды техномагия. Но Штефана это ничуть не пугало. И Пашка с ужасом понял: тощий тоже был не только волшебником, но еще и чернокнижником. Мальчик даже не предполагал, что такое сочетание возможно.
Ветерок коснулся его разгоряченного лица. Нежаркое солнце слепило глаза. Облака казались совсем близкими, а горизонт отступил далеко-далеко. Деревья и редкие домики внизу за низким парапетом площадки выглядели совсем крошечными, ненастоящими, будто детские забавки, что так искуссно вырезал из дерева их односельчанин Прохор.
"Головастик" фыркнул, флюгеры на его спине и хвосте с жужжанием завертелись, в нутре его что-то заурчало, почти заглушая голос кричавшего Штефана:
- Что стоишь пень пнем, залезай!..
Паша пришел в себя. От потрясения он даже не заметил, когда долговязый с Вилемом погрузили в повозку коляску с чернокнижником. Филимон, возможно, забрался сам. В круглом окошке белела его перекошенная от страха физиономия. Пашка закрыл глаза и, уцепившись за протянутую руку Вилема, влез в брюхо железного монстра. Сидящий на переднем стуле Штефан тыкал пальцами в какие-то разноцветные кружочки, дергал торчащие, словно сухие ветки, железяки.
Паша почувствовал невидимую силу, вдавливающую его в мягкое сидение и сквозь оконное стекло увидел княжеских дружинников, высыпавших на каменную площадку. Но смотрел он на них почему-то сверху, быстро удаляясь от замка. Ужас сменился изумлением, а затем неожиданным восторгом. Они летели! "Головастик" уносил беглецов прочь от крепости, князя и его подручных. Но один из самых страшных и непонятных приспешников Генемина сидел неподалеку от Павлика, мычал и мотал головой, пытаясь избавиться от кляпа, торчащего во рту.
Сердобольный Вилем потянулся было, чтобы вытащить тряпку, мешавшую страдальцу говорить и дышать. Но Штефан, даже не оборачиваясь, уловил это движение и запретил прикасаться к пленнику:
- Вы даже не представляете себе, ребята, какой это опасный человек. Чем меньше у него возможностей двигаться и болтать, тем лучше для всех нас. Пусть потерпит чуток. До Маградии.
При этих словах связанный прямо таки затрясся от бессильной ярости и задергался еще пуще. Тогда долговязый посоветовал Вилему стукнуть мерзавца чем-нибудь тяжелым по голове и Шварц-Бюром сразу затих.
Неожиданно подал голос уже оклемевшийся стражник:
- Эй, какая еще Маградия? У нас королевский приказ, прибыть во дворец, как можно скорее.
- Ничего не поделаешь, придется Силантию подождать, - в голосе молодого чернокнижника звучала насмешка.- На данный момент цель нашего путешествия - блошиные рынки Маградии. А дорога к ним ведет прямо в противоположную сторону от тракта к столице королевства.
На протесты Филимона Штефан посоветовал ему прыгать вниз с "головастика". Стражник кинул опасливый взгляд в окошко и примолк. Впрочем еще через четверть часа он вдруг начал издавать булькающие звуки. Долговязый, наконец, обернулся, бросил на Филимона пристальный взгляд и велел достать бумажный мешочек из карманчика кресла и сунуть в него стражника мордой. Пашка встал со своего места, не без опаски сделал несколько шагов к Филимону, достал хрустящий коричневый лист из плотного жесткого пергамента, никогда не виданного им доселе. Оказалось, что это действительно сложенный мешочек.
Штефан гаркнул:
- Да, что ты медлишь, быстрее, а то он нам тут все облюет!
Мальчик едва успел нагнуть голову стражника над чудесным изделием, как тот изверг туда все содержимое своего желудка. У Пашки от этого тоже подступила к горлу рвота.
- Эй, братва, не расслабляться! - закричал долговязый. - Хватит с нас одного хлюпика. Держитесь! Через несколько минут будем на месте.
У Пашки заложило уши, внутренности затрепыхались, тело стало очень легким, а душа ушла в пятки. Их возок камнем падал вниз. Затем руки и ноги отяжелели. Еще через пару минут "головастик" встряхнулся и остановился. Вернулись обычные ощущения. Возок стоял на твердой почве.
Мальчик с Вилемом с трудом вытащили наружу стражника. Лицо его было цвета молодой листвы, губы дрожали. Паралитика Штефан велел оставить в "головастике". От старика исходила вонь. Пашка робко заикнулся, что тот, должно быть, оправился прямо под себя. Но молодой чародей только махнул рукой, дескать, с этим можно подождать. Он слегка усмехнулся, глядя на насупившегося мальчика и Вилема, с состраданием косившегося на Шварца-Бюрома:
- Ну, не переживайте так за него. Не заслужил этот лекаришка жалости и сочуствия. Он ведь не из тех, кто лечит, а из тех, кто калечит. Попали бы к нему в руки, узнали бы, почем фунт лиха. Недаром по нему виселицы, плахи и все в таком роде во многих мирах плачут. Такого натворил, что даже сроку давности не подлежит. Потому и имен у него даже не два, а множество. Удирает, прячется...
- Какому таком сроку? - не понял Павлик.
- А такому, что, если его и через тысячу лет найдут, все равно казнят, не помилуют.
- Ну, через тысячу лет и казнить то будет некого, - развеселился Вилем.
- Смотря где и как, - загадочно ответил долговязый. - Иногда есть такая возможность в отдельных Вероятностях.
Штефан единственный из всех, искрился весельем. И еще в нем чувствовалось нетерпение. Он вертел головой и, казалось, к чему-то прислушивался. Пашка вдруг заметил, что глаза у этого парня, как и у него самого, разных цветов. Только у Штефана в отличие от Паши один был темно-карим, а вот второй - ярко, нестерпимо ярко, синим.
Поколдовав с помощью штуковин, позаимствованных у Шварца-Бюрома, Штефан. задумался, а затем повернулся к Павлику:
- Знаешь, пацан, техника техникой, а простая народная магия иногда куда действеннее всех этих хитрожопых прибамбасов. Давай-ка мы с тобой вместе поищем "пуповину" перекрестка Многомерности по-старинке, ведовскими способами. Ты знаешь наговор поиска?
Юнец неопределенно пожал плечами. Конечно, ему доводилось видеть, как матушка с бабкой искали пропавших коров, овечек, однажды даже петуха деда Соломки. Случилось, обнаружили и дитенка, унесенного джипсаями аж за два села. Помогал наговор поиска и, когда пропадали вещи или деньги. Пашка помнил жесты и выражение лиц ведуний, но вот слов он не знал. Не учили его из-за малолетства.
Внимательно наблюдавший за ним Штефан все понял, расстроенно махнул рукой. Уселся на землю возле колес "головастика", стал грызть травинку, потом велел всем вести себя тихо и никуда не отлучаться, а сам ушел в небольшую березовую рощицу и неподвижно сидел там битый час. Вернулся мрачнее тучи. Со злостью изо всех сил пнул колесо кресла паралитика. А у того в стылых глазах зажглась злобная радость.
- Эх, как хочется прибить эту сволочь Бюрома! - пробормоталал долговязый и сплюнул.
- А что он мешает тебе ворожить? - наивно спросил Пашка.
- Уже помешал, - негодующе фыркнул Штефан. - Вся эта его противомагическая техника здорово обессиливает. Я ведь пока этот клятый ошейник не сбил и в четверть Силы не мог колдовать. Эй...- он ошеломленно уставился на мальчика, - а на тебе ведь до сих пор эта железяка! Как же я не подумал. А ты, пацан, даже с нею умудрился... Однако, у тебя силенки!.. Ну-ка, иди сюда, - он порылсяв карманах, выудил какой-то мудреные щипчики и зажал ими узкую ленту Пашкиного ошейника там, где она была соединена и замкнута. Серая полоска отлетела в сторону. Молодой человек нагнулся, повертел ее в руках и, буркнув: "На всякий случай", сунул в непонятно когда и где прихваченную, но уже пухлую котомку.
Вилема он тоже освободил от отвратительного предмета, а Филимону пообещал снять позорную железяку позже, когда будет время. А пока что долговязый сослался на срочные дела. Он потянул мальчика за рукав в сторону березовой рощи.
Парень приказал мальчику сесть на траву и вначале попытаться не думать ни о чем. Листва мягко шелестела над головами, прогретая солнцем земля пахла так же, как и в рощице неподалеку от родного дома. Невольно навернулись слезы. Словно отвечая его мыслям, Штефан негромко сказал:
- Вспоминай, малый, что делали ведуны в твоей семье, когда творили наговоры поиска, повторяй их жесты, складывай так же губы...
И эти слова будто всколыхнули в Пашке забытое, утраченное, растворившееся во времени. Ладони сами собой раскрылись навстречу неведомому, пальцы начали чертить в воздухе знаки, а с губ слетели слова, которые он прежде не слышал, но чувствовал в себе.
- Повсторяй за мной, - прозвучал в голове голос молодого колдуна, - ближе, ближе, мир извне... Переход, откройся мне!
Были еще какие-то фразы, неясные звуки. Мальчик нараспев произносил заклинания и ощущал мощь Силы, разливавшейся по его жилам. Затем его окутала немыслимая тишина, через мгновение разорвавшаяся гвалтом множества голосов и невероятно чуждого шума. Он пришел в себя, прямо перед ним, среди деревьев клубилось и колебалось марево, уходящее ввысь, под самые облака.
А Штефан уже махал ему рукой у самого возка. Филимон и Вилем нерешительно топтались рядом. Худосочный колдун подтолкнул их.
- Мне бы лучше остаться ...- нерешительно протянул стражник.
- Хочешь попасть в лапы князю и его подручным? - сурово спросил Штефан.
Все набились в изрядно смердящее нутро "головастика", причем каждый норовил оказаться подальше от кресла, в котором торчала связанная фигура. Долговязый ткнул в чернокнижные кружочки, дернул за железный сучок, и возок резво рванул в небо, погружаясь в дымчатую пелену.
В голове у Пашки зашумело. Он почувствовал, что сливается с этой странной, похожей на дым завесой. И тут в ушах зазвенело от пронзительного крика:
- Бамбарацы! Бамбарацы! Гулькины бамбарацы! Самые лучшие во всей Галактике!