Пахло увяданием. Аромат падалицы тонким шлейфом тянулся из дальних углов сада, раскинувшегося позади храма. Остатки зелени тонули в желтизне и багрянце. Лоскутки паутины парили в прохладном утреннем воздухе.
Для Вилема осень наступила как-то внезапно. Оторвавшись от привычных крестьянских хлопот, он утратил ощущение времени. Голова была забита не тем, пойдёт или нет дождь, удастся ли собрать вовремя урожай, успеет ли как следует просохнуть сено. Теперь стало недосуг смотреть на небо, следить, насколько соответствует погода сезонным работам. Его тревожили иные заботы, оттого и смена времени года прошла незамеченной.
Он тяжело вздохнул, посмотрел на стоявшего рядом Филимона, и грусть отступила. Стражник явно шёл на поправку: лицо утратило нездоровую бледность, в глазах появились проблески осмысленного выражения. Что ж, лекари Ордена Надежды доказали своё умение. Часть "замороченных" постепенно приходила в себя. Но, к сожалению, далеко не все. Оклемывались лишь те, кто недолго пробыл в застенках Магрибоска.
На обширном подворье аббатства царила привычная размеренная жизнь. Монахи неторопливо, но чётко и слаженно занимались повседневными делами. Мимо тяжеловесно протопал рослый рыжеватый детина в одежде послушника, поставил на кухонное крыльцо больничного крыла внушительные бидоны с молоком. У амбара разгружали телегу, уставленную туго набитыми мешками. Пухлощекий голубоглазый монах с лекарской повязкой поклонившись седому ключнику, направился к старосте и стражнику:
- Как самочувствие, почтенные? - он внимательно посмотрел на Филимона, в глазах которого плеснулась растерянность.
Болезнь совершенно переменила вояку. Прежде бравый и молодцеватый, ныне он утратил самоуверенность и лоск. Вилем от души жалел этого надломленного человека. Стражник понуро молчал, поэтому староста сам ответил голубоглазому:
- Лучше, гораздо лучше. Благодаря вашим заботам, гнусное колдовство отступило. Но Филимон ещё слаб.
- Конечно, конечно, - кивнул монах. - Подобные чары выводятся из организма не сразу и не просто. Однако, прогресс налицо, поэтому, полагаю, в скором времени лир будет совершенно здоров. Хорошо, что вы рядом с ним. Необходимы не только лекарства, но и моральная поддержка близких. Что ж, желаю скорейшего...
- Погодите, - обычно Вилем не перебивал собеседников, но голубоглазый толстячок уже поворачивался, намереваясь идти дальше. - Я как раз искал вас, чтобы узнать новости о наших друзьях, которые отправились в путешествие.
Монах нахмурился:
- К сожалению, мне не дозволено обсуждать это. Скажу лишь одно: путешествие будет долгим. Если получим новости, о которых можно говорить открыто, непременно вам сообщу.- Толстячок торопливо удалился прочь.
- Виртен Морус перестал подчиняться хозяину, - внезапно и совершенно непонятно промолвил Филимон. Голос его при этом был каким-то чужим, совершенно лишённым интонаций, а глаза закатились, так что видны были лишь белки. Казалось, он вот-вот упадет.
Вилем испугался и поддержал приятеля. Впрочем, тот быстро пришёл в себя и очумело хлопал ресницами. Староста попытался унять отчаянно колотившееся сердце. Он глубоко вздохнул и огляделся. Над аббатством по-прежнему витали покой и благодать. Но пожилому крестьянину эта умиротворенность показалась обманчивой.
- Затишье перед бурей, - неожиданно сказал он сам себе.
- Совершенно верно, грядут перемены, - рядом с ними остановился ещё один монах, высокий с непроницаемым лицом.
Вилем помнил, этот брат Ордена Надежды вместе с голубоглазым провожал его друзей в опасную дорогу. Тогда он выглядел надменным и замкнутым, но теперь в его взгляде крестьянину почудился интерес:
- Вас что-то сильно напугало?
- Наверное, не напугало, э-э-э...не знаю, мой приятель... - Вилем кивнул на Филимона, всё еще недоумённо озиравшегося вокруг,- ... мой приятель вдруг сказал что-то странное. Может быть, вы знаете, что такое Виртен Морус?
Лицо высокого монаха вытянулось. Он покачал головой, посоветовал отвести выздоравливающего в его палату, а затем предложил старости прогуляться к озеру.
- Я возьму удочки. Пусть все думают, что мы идём на рыбалку. Это у нас приветствуется. Свежей рыбе на кухне будут рады.
Догадливый Вилем сразу понял, что монах хочет поговорить с ним подальше от чужих ушей. Так и получилось, причём монаха, назвавшегося, Нестором, интересовали не только последние события. Он дотошно расспрашивал обо всём, начиная с поразительного гадания Пашки на петушиных потрохах.
Но ещё больше удивила пожилого крестьянина ответная откровенность собеседника. Не мудрствуя лукаво, тот объяснил, что в Ордене Надежды на данном этапе существует раскол. Часть братства осознаёт опасность надвигающегося Морока и пытается противостоять ему, объединяясь со всеми прочими противниками некротехномагии. Но многие члены аббатства недовольны тем, что нарушает обособленность Ордена от мирских дел и неурядиц. А некоторые и вовсе являются тайными сторонниками чернокнижника Бюрома.
- Трудно сказать, кого я опасаюсь больше, - Нестор стиснул пальцы. - Злодеи творят свои мерзкие дела при попустительстве равнодушных.- Он покачал головою. - Признаться, к вашему отряду я тоже вначале отнёсся достаточно настороженно. Особенно меня смущал один из тех, кто отправился в путешествие с аббатом. Но то, что сумел нам передать кто-то из ваших друзей, убеждает в их добрых помыслах.
Вилем с изумлением уставился на монаха. Тот правильно понял его и, улыбнувшись, объяснил:
- Насколько я понял, ваш выздоравливающий друг, вошёл в транс, это особое состояние, которого достигают, отрешившись от всего окружающего. Тем самым человек становится пустым сосудом, способным вобрать в себя витающие в эфире бесплотные тени, называемые астральными телами тех, кто находится вдали. - Нестор внимательно посмотрел на пожилого крестьянина и убедился, что тот в общих чертах понимает суть объяснения, достаточно сложного для малограмотного простолюдина. - Болезнь вашего приятеля опустошила его душу и сделала пригодным для этого. Он просто повторил то, о чем жаждал вам сообщить кто-то из отправившихся в путь.
Вилем озадачено почесал затылок:
- Наверное, Пашка или Марилена. Да, скорее всего мальчонка, мы с ним, почитай, сроднились за это время. Думаю, он... Но, что его слова означают? Что такое Виртен Морус?
- Обитель колдуна, - вздохнул монах. - Виртен Морус - логово чернокнижника Бюрома. И находится оно слишком далеко, чтобы наши путники успели добраться туда обычным путём. Боюсь, колдун их похитил и перенёс туда своими чарами.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут загудел колокол центральной башни храма. Монах недоуменно пожал плечами, но потом обернулся к озеру, сделал быстрый неуловимый жест, и рывок напрягшейся лески едва не вырвал удочку из рук Вилема. Во время разговора крестьянин почти позабыл о ней, сжимая пальцы почти что машинально.
Рыба попалась крупная, староста вместе с Нестором с трудом вытащили её на берег.
- Нехорошо возвращаться с рыбалки с пустыми руками, - приговаривал монах, запихивая трепыхающуюся рыбину в предусмотрительно захваченное ведёрко. - А теперь поспешим, бой главного колокола, призывает в храм всех рыцарей Ордена с тем, чтобы выслушать важное сообщение.
Крестьянин ожидал мельтешни и суеты на подворье. Однако огромное подворье, прочерченное множеством мощенных гравием дорог и тропинок, подчинялось все тому же размеренному и чёткому ритму. Монахи шли к храму чинно, даже несколько торжественно, а лица их, как всегда, излучали спокойствие. Казалось, ничто не может нарушить благодать, витавшую над аббатством. Здесь, как нигде в другом месте, жила надежда на лучшую жизнь и вера в благополучный исход любых испытаний и невзгод.
И всё же Вилема не оставляла тревога. Он снова повторил про себя: "Затишье перед бурей". Почти те же слова мелькнули в мыслях его спутника. А еще через несколько секунд, Нестор, кивнув крестьянину в сторону кухонного строения, влился в неторопливые ручейки рыцарей Ордена. Его лицо вновь приобрело несколько высокомерное и отстранённое выражения, скрывающее внутреннее напряжение и скверное предчувствие.
Скорее всего то же самое ощущали и другие монахи. Притвор постепенно заполнялся. И здесь, в древних прославленных надёжностью стенах при внешнем благолепии собравшихся вдруг остро потянуло противоречивыми эмоциями, бурлящими за масками приличествующей рыцарям сдержанности.
Стоящий в центре старик аскетического вида поднял руку, привлекая внимание и заговорил негромко, но чётко и веско роняя слова:
- Братья! С прискорбием извещаю вас, что уже более суток связь с аббатом Итаном прервана. Свеча его жизни на главном алтаре по-прежнему горит, но пламя её утратило яркость, стало почти прозрачным. Все мы понимаем, что это тревожное знамение.
Хочу напомнить вам, что я, как и ряд старейших членов Ордена, высказывался против опасного путешествия аббата в компании сомнительных личностей, неожиданно появившихся на нашем острове. Я и мои сторонники полагаем, что наша задача хранить Благость, отрешившись от мирской суеты. Мы указываем путь обычным людям, погрязшим в пороках и борьбе за никчемные блага. А, следовательно, даруем надежду тем из них, кто разочаровался в пустой суетной жизни. Из-за слишком эмоциональных и не вполне продуманных действий многоуважаемого отца Итана Остров Надежды сегодня остался без своего руководителя. Вот это как раз и опасно в нынешние тревожные времена. Полагаю, нам уже сейчас следует озаботиться избранием нового аббата.
Глубоко запавшие глаза старца излучали холодную убежденность в собственной правоте. Гул одобрения прокатился не только среди пожилых монахов. Согласно кивали и некоторые из молодых. Однако далеко не все. Значительная часть молодежи оживленно повернула лица в сторону Нестора, поднявшего руку в том же привлекающем к себе жесте, что и старик:
- Достопочтенный отец Кириллий! Хотел бы напомнить вам слова основателя нашего Ордена Васила: "Мы призваны послужить опорой миру, утратившему порядок. Пусть в тяжкую годину у всякого, кто очутился в беде, будет надежда на спасение и защиту, которые ему предоставит Орден Надежды".
Старший оратор снова полыхнул очами, голос его стал резким:
- Мы выполняем свой долг, давая нуждающимся приют в своём аббатстве. И здесь мы можем их защитить. Орден не столь многочислен, чтобы решать исход кровавых битв мирян. Да, и не следует нам вступать в них, ибо зачастую ни одна из сражающихся сторон не достойна звания праведной. В основе человеческих войн жажда власти, стремление удовлетворить свою похоть и алчность.
- Но сегодня речь идет не о локальных сражениях между отдельными блошиными рынками или государствами, - вступивший в спор монах был рыжеволос и до неприличия юн. Впрочем, выглядел он не по возрасту серьезным. - Нарушено Равновесие миропорядка. Морок наступает, сметая всё на своём пути...
Кириллий возмущенно отмахнулся:
- Морок - субстанция, питающаяся взаимной ненавистью мыслящих существ. Он торжествует и побеждает там, где верх берёт плотское начало. Но вы же видите, в аббатстве он отступает, лишается силы. Именно поэтому здесь удаётся излечить несчастных, захваченных им.
- Далеко не всех, - не согласился Нестор. - И, если сюда придут не отдельные "замороченные", а те, чьи руки сотворили это зло, нам всем не поздоровится. Поймите же, теперь невозможно оставаться в стороне от всего остального мира. Да, мы немногочисленны, но достаточно сильны. А потому должны быть на переднем крае борьбы. Что же касается аббата, то он поступил весьма продуманно. Хочу напомнить вам всем писание основателя нашего отца Васила. Перечитайте строки об Избранном, являющимся в переломные моменты истории. Полагаю, один из спутников аббата Итана именно этот Избранный.
Атмосфера накалилась. Исчезла тщательно пестуемая чопорная сдержанность. Монахи галдели, спорили, обвиняли друг друга, но так и не пришли к единому мнению. Большинству было трудно поверить в то, что худенький юный маг, появившийся в обители, оказался Избранным. Правда, предложение отца Кириллия о выборах нового аббата всё равно не нашло поддержки у большинства членов Ордена. Но точно так же не одобрило это большинство и стремление группы молодежи, возглавляемой Нестором, отправиться за пределы острова вслед за аббатом Итаном, чтобы вступить в борьбу с некротехномагией и её порождением Мороком.
Кириллий не скрывал своей досады. Он явно собирался взять власть в аббатстве в свои руки. Нестор тоже был невероятно разочарован исходом собрания. Упрямое намерение его товарищей по Ордену оставаться в стороне от происходящего злило до дрожи. Рыцарь-монах тряхнул головой, пытаясь избавиться от бешенства, застилавшего глаза красной пеленой. Об этой особенности его Силы знал только аббат. В своё время именно стараниями Итана потомственный берсерк научился управлять своими эмоциями, подавлять агрессию, возникающую при малейшем противостоянии с кем-либо.
Нестор несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь взять под контроль бушевавшую в нём ярость. Это удалось лишь спустя несколько минут. Он был слишком возбуждён и взволнован разговоров с пожилым крестьянином, после которого мучившие его подозрения обрели кровь и плоть. Конечно же, он и раньше предполагал, что корни нынешнего вселенского кризиса растут из лабораторий Бюрома и ему подобных. Но никак не ожидал столь скорого и наглого нападения со стороны чернокнижника. А иначе, как нападением, захват отряда аббата Итана, назвать было трудно.
Разумеется, человек несведущий вряд ли разделил бы с монахом его уверенность в том, что путники попали в плен к техномагу. Но Нестору еще в ранней юности довелось столкнуться с чернокнижником. Тогда колдун поначалу даже увлёк его своими идеями. Но затем случилась трагедия, наглядно показавшая молодому человеку подлинную бесчеловечную суть теорий и практики так называемого учёного некротехноманта.
Глубоко задумавшись, рыцарь-монах ненароком споткнулся о камешек, едва удержал равновесие, и это привело его в чувство, но, к сожалению, не избавило от страшных воспоминаний. Очевидно, чувства отражались у него на лице, потому что встречные с недоумением косились на Нестора и поспешно отводили глаза.
Наконец, он добрался до своей кельи, устало опустился на узкое ложе и позволил мысленно вернуться в погожий день десять полных кругов тому назад. День тогда выдался ослепительно ясным. Мальчишке минуло всего четырнадцать вёсен. Его распирали радость бытия и счастье от того, что он помогал наставнику в невероятно важном и нужном колдовстве. С помощью техномагии они( а он тогда действительно считал себя соратником Мастера) создали совершенно удивительные субстанции, совместившие в себе живое и неживое, нерожденное, но при том умершее и способное, пребывая в астрале, умерщвлять в реальности.
Этой "научной победой" малолетний подмастерье восторгался ровно до той минуты, когда увидел творения Бюрома в деле.
"Испытания" проходили в родной деревушке Нестора, где оставшемуся в раннем детстве сиротой мальчику пришлось пережить немало горестей, унижений, обид. Недоверчивые поселяне плохо относились к ребёнку, отец которого долгое время вызывал у них страх. Берсерк-наемник с лицом, исполосованным шрамами, объявился в деревушке с крохотным младенцем на руках. У него водились странные и зачастую весьма ценные предметы из дальних краёв. Поэтому он приобрел скромный домишко и смог нанять вдову, приглядывающую за хозяйством и мальчиком. Однако угрюмый нелюдимый характер не дал ему сойтись с односельчанами. Вначале нашлись желающие подначить странного мужчину. С ними он расправился достаточно жестоко. Не убил, но покалечил основательно. Стоит ли удивляться, что после неожиданной ранней смерти бывшего наёмника те, кого он запугал, отыгрались на его малолетнем сынишке.
Бюром знал о взаимной ненависти своего подопечного и его земляков, да и сам постарался её подогреть перед "боевым крещением" мальчишки. Не учёл он только одного. В селении сирота всё же встретил одну добрую душу. А так, как к душевной доброте прилагалось ещё и славное миловидное личико, то вполне понятны чувства, возникшие в сердце подростка.
Колдун не предупредил Нестора о том, что его ожидает, рассчитывая на то, что при виде расправы над обидчиками в юнце проснётся беспощадное пламя берсеркеров. Так и случилось, вот только результат оказался для Бюрома совершенно неожиданны.
Окутанные отводящими глаза чарами некромант со своим подручным вышли на единственную деревенскую улочку в то время, когда поселяне в день весеннего солнцестояния устроили на торговой площади весёлое празднество. В радостном галдеже толпы не сразу можно было расслышать сухой странный треск, раздавшийся внезапно вокруг. Когда упали первые несколько человек, на это не все даже обратили внимание. Но вдруг их тела стали корчиться под укусами невидимых тварей, а затем высохли и рассыпались прахом.
Как знать, возможно, подросток вначале действительно вместе со сладким ужасом испытал торжество, но вдруг его глаза остановились на тоненькой фигурке, пытавшейся вырваться от жуткого бесплотного существа. Мальчик дико закричал, бросился к девочке, забыв, что фары никому не даются в руки. Впрочем прежде, чем он успел добежать до Изы, она сломанной куклой упала на землю и обратилась в пепел.
Вот тогда и вспыхнула неукротимая ярость в груди Нестора. И обратилась она на того, перед кем он совсем недавно преклонялся. Бюром с трудом отбился от него с помощью своих созданий. Большую часть из них подросток сжёг своей ненавистью, проявившейся в материальном мире пылающим огнём, а вот до колдуна добраться не удалось. Тот исчез в портале, сотворённом при помощи артефакта. Прежде эта чародейская вещица, похожая на рыцарскую рукавицу, поражала воображение мальчика и вызывала в нём священный трепет. Теперь же он возненавидел всё, связанное с техномагией и, воззвав к высшим силам, поклялся уничтожить чернокнижника, а также сотворённое им - колдовские предметы и сущности.
Сражение закончилось. Юный берсерк, опустошённый и обессиленный, упал на землю. Его уже не скрывали наведённые Бюромом чары для отвода глаз. И, конечно же, бывшие односельчане увидели в нём не спасителя, а виновника случившейся трагедии. Его едва не забили насмерть прямо на месте. Но тут местному кузнецу пришла в голову мысль устроить показательное сожжение ведьмака. Он вспомнил старое поверье и убедил суеверных крестьян, что лишь таким образом они смогут избавиться от "волколака". Правда, мельник пытался доказать преимущество осинового кола, вбитого в грудь "нечести". Но костёр обещал более длительное и впечатляющее развлечение. К тому же, можно было воткнуть кол и в обгоревший труп.
К сожжению готовились основательно. Даже самые запасливые и жадные готовы были ради такого яркого зрелища переполовинить свои поленницы, заготовленные на зиму. На следующий день избитого измученного подростка привязали к столбу, окруженному настоящей горой хорошо просушенных дров и хвороста.
Кузнец приосанился, важно прошествовал к месту казни, величественно обвёл взглядом толпу и продемонстрировал ей трут и огниво. И вот тут к ним подъехал небольшой отряд рыцарей, на плащах которых красовался известный всей Маградии символ восходящего солнца. Рыцарей Ордена Надежды не только почитали, но и опасались. Было известно о том, что они наделены большой силой. Поэтому жители захудалого блошиного рынка не рискнули противиться требованию монахов отдать им юнца.
Под разочарованные вздохи односельчан Нестора сняли со столба. Стоять на ногах он не мог. И тогда старший из рыцарей, сухощавый с аскетичным лицом, спешившись, подхватил подростка, осторожно завернул в свой собственный плащ и усадил на коня впереди себя. А затем, когда они добрались на Остров Надежды, отец Кириллий стал для Нестора и наставником, и самым близким человеком, заменившим молодому послушнику покойного отца.
...Палладин невидящими глазами уставился на белённую стену, украшенную лишь небольшой картиной, изображавшей рассвет. Кириллий всегда казался ему идеальным: всезнающим, всепонимающим, невероятно ответственным, готовым положить свою жизнь для блага остальных. Что же произошло с прежде таким мудрым наставником? А может быть, переменился он сам? Исчез растерянный запутавшийся подросток, восторженно внимавший каждому слову своего учителя. Появился умудрённый опытом рыцарь Ордена, у которого был собственный взгляд на происходившее вокруг, было собственное мнение, о том, что нужно делать. И оно не склонялось перед привычным авторитетом.
Нестор вдруг подумал, что и для отца Кириллия сегодняшний день принёс горечь и разочарование. Ему стало жаль старого монаха. Хотелось верить, что со временем тот поймёт правоту ученика.
- Лучше бы это случилось достаточно рано, чем слишком поздно, - прошептал Нестор.
В другом конце жилого помещения в такой же тесной келье старый монах в отчаянье сжимал костлявые пальцы. К разочарованию и злости, снедавших его, примешивалась непонятный, почти иррациональный страх. На мгновение почудилось, что пурпурные краски рассвета на священном полотне налились кровавым багрянцем. Он вздрогнул и попытался отогнать тревожную мысль о правоте своего бывшего ученика.
И в больничном крыле витало беспокойство. Больные тяжело хрипели и метались на лежанках, а дежурные монахи с лекарскими повязками беспробудно спали на своих местах. Бодрствовал лишь один, голубоглазый и пухлощёкий. Он взглянул на небольшой артефакт в виде крохотного сосуда, лежавший на подоконнике. Из горлышка медленно выползала струйка чёрного дыма. Голубоглазый поправил защитную маску, закрывавшую нос и рот, вышел из здания и активизировал ещё одну техномагическую вещицу - доселе спрятанный на груди под одеждой медальон.
... Сон не шёл к Вилему. В комнате было душно. Крестьянин приоткрыл створку окна, привычно взглянул на небо. Звёзды и луны скрыли беспросветные тучи. Аббатство накрыла тьма. И вдруг её пронзил режущий глаза свет. Ослепительно яркое неестественное сияние окутывало возникшую у больничного крыла фигуру. Гигантский рост неизвестного подчеркнул силуэт стоявшего рядом толстяка в монашеской сутане.