Огромный пышно изукрашенный зал старинного замка был выстужен и неуютен. Его попросту не могло согреть пламя громоздкого очага. И плотные шерстяные гобелены на стенах не служили серьезной преградой вездесущим сквознякам, врывавшимся сквозь множество щелей в древней каменной кладке.
Лица пятерых мужчин, сидевших за тяжелым дубовым столом, казались такими же стылыми, топорно вырубленными, покрытыми патиной веков, как и вся окружающая обстановка. Эти люди совершенно не отличались от тех, что были изображены на двух портретах с облупившейся краской, украшавших торцевую стену напротив входа в мрачное помещение. Король и королева Горзакии, почившие почти полтысячелетия тому назад, сверлили взорами своих бессмертных сыновей.
Пятеро принцев уныло прихлебывали горячее вино со специями из чеканных серебряных кубков. Но даже пряная пьянящая жидкость не согревала их остывшую кровь. Вряд ли во всем королевстве нашёлся бы кто-либо ещё столь опечаленный своей судьбою, как эти владетели, получившие в своё распоряжение вечную жизнь. Ибо вместе с этим даром они лишились свободы и возможности любить, быть любимыми, ощущать радость жизни.
А ведь когда-то огонь в камине, распахнувшем свой зев неподалёку от стола, плясал куда веселее, был он яростней и жарче. Потускневшие изразцы, обрамляющие очаг, тогда сияли насыщенной синью. Под высоким сводчатым потолком звучали песни менестрелей. Смех и радость заполняли здесь всё вокруг. Среди нарядных людей тогда сновали крохотные бойкие слуги. Дивный народец хорошо прижился у владетелей Дубового Трона. Малютки были верны королям Горзакии, легки на ногу, приветливы и ловки. Конечно, лукавые крошки порою любили пошалить. Но их проделки были забавными и вполне безобидными. Кто станет обижаться на мелких проказников, например, за вывернутый наизнанку сапог? К тому же, лишь кликни, и прыткая крошка появится рядом, чтобы вернуть сапогу первоначальный вид.
Династия Горзаков славилась гостеприимством и хлебосольством. Праздники во всём королевстве отмечали с размахом. А в Замке и его окрестностях в такие дни царила и вовсе волшебная атмосфера: феерверки, поразительные фокусы, всевозможные чудеса...
Всё это осталось в прошлом. Пятеро мрачных мужчин были сыновьями последнего короля, но ни один из них не мог надеть на свою голову алмазный венец Горзакии. Уцелевшая половина символа власти покоилась на бархатной подушке, лежавшей на троне предков. Однако никто из наследников не имел возможности даже приблизиться к возвышению, на котором стоял Дубовый Трон, вырубленный из цельного дерева и вросший корнями в землю. Именно это высокое и массивное кресло грубой работы, собственноручно сотворённое их давним предком, положило начало королевству. Именно его лишило братьев проклятое колдовство.
Странные, дошедшие из глубины веков легенды и пророчества, путанные попытки магов понять и объяснить сплетённые вокруг принцев чары не давали вразумительного ответа. Общим в них было лишь то, что соответствовало и обронённым словам колдуна, на чьи посулы они попались много столетий тому назад: если ровно через пятьсот лет один из братьев не одолеет всех остальных, то венец не станет вновь цельным, а пятеро последних представителей горзакской королевской династии навечно обратятся в камень.
Можно было лишь догадаться, кому в таком случае достанется власть. Очевидно, колдун намеревался прибрать страну к своим рукам.
Было, правда, некое условие, которое могло бы спасти древний род, да только оно казалось и вовсе измышлением больного разума. Даже если пятеро наследников не справятся со своей задачей призрачный шанс спасти страну от гибели и даровать вечный покой отчаявшимся принцам имел лишь некто, в ком вновь воссоединится кровь изначальных предков из двух миров, разделённых временем, пространством, Добром и Злом. Вот так, и не иначе! Понять такую абракадабру не мог никто из старейших и мудрейших горзаков, а потому её сочли досужим вымыслом, призванным лишь подсластить горькую пилюлю ожидания неизбежного торжества проклятого чародея.
Разумеется, подданные недобрым словом поминали и самих несчастных принцев, да и само древнее королевское семейство, чье родовое имя дало название стране и народу. Потому что именно неуёмная жажда власти пятерых сыновей последнего короля, их ненависть к друг другу и нелепое желание получить недоступное другим стали причиной нынешнего трагического положения вещей. Свою роль также сыграло своеобразное правило наследования престола в Горзакии. В отличие от других государств, где корону правителя принимал старший сын, в этом королевстве право на трон получал сильнейший из них. Сильнейшем же считался тот, кто мог победить остальных мощью своих чувств. Владение эмоциями невероятной концентрации и подчинение себе эмоций других людей - вот что было главной составляющей удивительной магии этой правящей династии.
Так уж получилось, что шестеро сыновей последних коронованных правителей Горзакии обладали, практически, равной Силой. Пока король был здоров, он лишь снисходительно следил за соперничеством своих детей, но внезапно в самом расцвете лет его и жену свалил смертельный недуг. Остро встала необходимость объявить наследника. Принцы вновь и вновь сходились на дворцовой арене, но ни один так и не сумел стать победителем. Зато все вокруг бурлило и накалялось кипевшими страстями. Молодые сиятельные Горзаки то эмоционально опустошали своих подданных, вбирая в себя разливавшиеся вокруг чувства других людей, то выплескивали наружу кипевшие в них самих ненависть, восторг, отчаянье, злость, надежду. Страну лихорадило, народ устал от этого накала страстей, что, в свою очередь, способствовало разладу среди простых горзаков: дракам, поножовщинам, раздраю в семьях и между соседями, а также самоубийствам и сумасшествию, ибо психика далеко не каждого человека была способна выдержать подобное.
Вот тогда и объявился в королевском замке невысокий старичок с добродушным лицом и цепким взглядом глубоко посаженных глаз. Он предложил свою помощь, и умирающий король позвал сыновей на совет. Самый младший из принцев, выслушав чародея, отказался принять его условия, объявил, что больше не претендует на Дубовый Трон, покинул родное гнездо, и памяти о нём официальные летописи не сохранили. Хотя в народных сказаниях упоминался Отрекшийся, который нашёл свою любовь, жил нелегко, но счастливо и давным-давно умер самым обычным человеком, оставив после себя едва ли не десяток детей.
Пятеро же старших принцев с радостью приняли заманчивое предложение колдуна. Заключалось же оно в следующем. Молодые люди становились, практически, бессмертными. И в течение пяти столетий имели возможность накопить колоссальное количество эмоций, не извлекая их из своих подданных. Каждый получил редкостный амулет, что вытягивал чувства из таинственного мира За Гранью. Что это за мир, чародей не объяснил, но это не слишком и тревожило решительную пятерку. Не беспокоила их и необходимость все время и самим испытывать очень сильные и яркие чувства, никогда в течение указанного срока не покидая при этом родового поместья.
Падение эмоционального накала, угасание чувств снижало эффективность амулетов и грозило какой-то таинственной разбалансировкой, что опять-таки могло обернуться некоей бедою для всего государства. Впрочем, конкретного объяснения этой невнятной опасности они не получили, а потому не обратили внимания на предупреждение. Не пугало юношей даже то, что, если за полтысячелетия души их опустеют и станут бесчувственными, то тела, оставаясь вечными, обратятся в камень. В их возрасте пять сотен лет воспринимались чем-то нескончаемым.
А вот король-отец был встревожен. Страшно ему было оставлять Дубовый Трон незанятым на такой длительный срок, беспокоили и условия соглашения. Но смерть уже стояла за его плечами, поэтому он собрал сыновей и объявил о своём благословении тому, кто победит в этом странном состязании. Пятеро принцев со сверкающими восторгом глазами преклонили колени у ложа умирающего. Шестой, стоявший в это время поодаль, подошёл после них, сжимая в руках дорожную котомку. Последним усилием король возложил длань на его склонённую голову и испустил дух. И сразу же, вскрикнув, замертво упала его жена, а в замке раздался неописуемый грохот.
Младший принц, согласно воле отца, сразу же покинул королевский замок, провожаемый насмешливыми и надменными взглядами братьев. Когда же после похорон, они вошли в тронный зал, то обнаружили, что на бархатной подушке Дубового Трона лежит лишь половина Алмазного Венца - древней короны правителей Горзакии.
Поднялся ужасный переполох. Более всех других неистовствовал чародей. Он потребовал догнать шестого принца, подозревая того в надругательстве над венцом и похищении его половины. Но пятеро братьев хорошо знали, что никто не смеет прикоснуться к короне, пока не получил на то законного права. И действительно ни один из них не мог даже приблизиться к Дубовому Трону, а уж о том, чтобы завладеть даже половиной символа власти, речь и вовсе не шла. Поэтому все смирились с существующим положением вещей. Возникло мнение, что недостающая половина венца объявится, когда станет ясно, кому же из братьев предстоит стать полноправным властителем. И всё пошло своим чередом. Почти пошло... Почти своим чередом...
Первое столетие пятеро принцев наслаждались, купаясь в сладостном океане раскинувшейся перед ними бесконечности. Конечно, немного раздражала привязанность к родовому гнезду. Однако под это понятие подпадал не только фамильный замок, но также обширное поместье вокруг, включая принадлежащую Горзакии часть Заполошного леса, где водилась превосходная дичь.
Балы, приёмы, охота, - что может быть лучше подобного времяпровождения. Тем более, что порядок в стране поддерживали верные короне министры. Все они приносили магическую клятву у подножия Дубового Трона, а потому не могли обманывать принцев или действовать им во вред. Потомки славных королей Горзакии вели легкую и беззаботную жизнь. Трое из них даже женились. Причем, - не единожды, счастливо пережив нескольких супруг.
Поначалу юные невесты вызывали у "бессмертных принцев" восторг, сменявшийся затем брезгливым отчуждением по мере того, как жёны их старели и дряхлели. Однако в связи с тем, что браки эти оставались бездетными, а старухи в роли "дражайших половин" порядком надоели, наследники давно почившего короля впоследствии решили, подобно двум другим братьям, удовольствоваться постоянно сменявшимися фаворитками. Этого развлечения хватило ещё на столетие.
Ещё лет сто пятьдесят - двести они увлекались интригами, строя козни друг другу. Поначалу отдаваться этому всей душой оказалось несложно, ибо, столь долгое время находиться бок о бок на сравнительно небольшом пространстве было невероятно тягостным. Братья безмерно надоели друг другу, а нескончаемое соперничество ещё более разжигало взаимную ненависть. Но что толку интриговать, если нет возможности физически уничтожить противника? Нет, не было подлинного удовлетворения от хитроумных каверз, не дающих никаких реальных результатов. Застарелая вражда постепенно остывала. Утомили бесполезные усилия, ведь добиться превосходства над братьями, увеличением своей Силы так не удалось ни одному из принцев. Даровая эмоциональная подпитка текла из магических кристаллов неиссякаемой рекой. Однако, чем дальше, тем меньше воспринимали её те, кому она предназначалась.
Это было странно. Каждый из них ощущал в душе ноющую бездонную пустоту, которую ни что и никто уже не могли заполнить. Бесконечная жизнь утратила и вкус, и запах, и цвет, а чувства и острота впечатлений канули в неизвестность Охотничий рог не манил, прелести дев не привлекали, исчезла даже потребность произносить ничего не значащие слова. Дни напролет безмолвно сидели они за дубовым столом, бездумно глядели на истертое дерево столешницы. Вечерами разбредались по своим покоям, в одиночестве ворочались на мягчайших пуховых перинах, засыпали под утро и долго плутали в пыльных закоулках тёмных снов, в которых не было ни радостей, ни печалей.
Последние десятилетия тянулись особенно долго и до невозможности уныло. Соперничество ушло в прошлое. Не было желаний, заледенели чувства. И каждый из них втайне завидовали давно покинувшему их брату. Его, конечно, уже давно не осталось в живых. Счастливец покоился с миром, избежав слишком долгого и совершенно бессмысленного ожидания конца. Впрочем, конца ли? Все пятеро боялись, что, даже окаменев, не утратят вот этого единственного оставшегося им ощущения бесконечной глухой томительной тоски.
Древний замок опустел. Не было видно даже крохотных слуг, хотя дивный народец не исчез. Неизменные слуги по-прежнему выполняли свою работу. Только теперь они стали невидимыми и неслышными. Лишь странное неприятное сухое потрескивание выдавало их присутствие. И проделки прежде добродушных крохотулек стали недобрыми. Все большее количество придворных обнаруживали мертвыми в своих покоях. Ширилась дурная слава замка. Желающих служить при дворе становилось всё меньше. Но это лишь радовало нелюдимых принцев. Всем пятерым невидимки не причиняли никакого вреда, а вот суета и мельтешение обычных людей стали тягостной обузой и вызывали раздражение.
Родовое гнездо Горзаков заполонила гулкая жуткая тишина, прерываемая лишь сухим потрескиванием призрачной обслуги да тяжелыми вздохами несчастных принцев. Замок агонизировал. И подлинная жизнь теперь перенеслась в Новую столицу государства, возникшую в отдалении. Там толпились придворные, там заседали заправлявшие страною министры, присягнувшие на верность уже не Дубовому Трону, а пришлому чародею.
Сам колдун тоже уже давно не объявлялся в замке принцев, хотя все пятеро знали, он посетит их в самом конце, когда настанет час расплаты за их самомнение и самонадеянность, за пренебрежение главными законами бытия: жизнь неотделима от смерти, а подлинную радость не познаешь, не ведая горестей.
Безлюдными стали и все окрестности Замка Дубового Трона. О Заполошных лесах ходили ужасные слухи. Редко кто теперь отваживался войти в слывущую прОклятой чащу. И всё же осторожность не помогала жителям Горзакии. Опасность, зародившаяся в замке древних королей, постепенно расползалась по всей их земле. Казалось, сама истертая веками каменная кладка стен источала темную субстанцию, клубившуюся вокруг родового гнезда Горзаков. Отсюда Морок растекалась далее, постепенно завоёвывая всё больше и больше пространства. Там, где появлялся он, жизнь замирала, потому что люди теряли душу и разум, превращаясь в безвольные равнодушные тени. Животные и птицы бежали отсюда, растения, сохраняя внешний вид, превращались в ловушки-обманки или жадных прожорливых хищников.
И только высшая знать по-прежнему веселилась в Новой столице, где вереница нескончаемых развлечений, подобно Мороку, затмевала людям разум, притупляла все чувства, кроме жажды наслаждений. В первую очередь, "заболевали" такой непростительной забывчивостью о долге и самосохранении коренные горзаки. Приезжие торговцы и дипломаты бывали поначалу удивлены, встревожены, обескуражены и пытались найти причины происходящего. Но стоило кому-либо из них задержаться в стране хотя бы на месяц, и одурь тоже накрывала его, поглощая все здравые мысли.
Невысокий пухленький человечек с непокорным хохолком на макушке стоял у балюстрады верхней площадки лестницы роскошного дворца. Он внимательно разглядывал кружившиеся внизу пары. Бал был в самом разгаре. Один из множества балов, ставших привычными и почти обыденными в Новой столице. Прибывший вчера вечером астанийский посол размышлял, надолго ли хватит средств на такое расточительство, ведь, судя по слухам, Морок заполонил уже добрую половину Горзакии.
Точных сведений у господина Юрана не было. Ещё недавно отношения Астании со страной Дубового Трона были на грани военного конфликта. И вот внезапно последовало предложение вновь наладить дипломатические связи. Посол хмурился, ему не давал покоя вопрос, от кого именно на самом деле исходило это предложение. Горзакские вельможи, с которыми ему пришлось иметь дело, производили впечатление пустых и недалёких кукол. А кто был кукловодом оставалось неясным. Но более всего хотелось понять, какие цели преследовал скрывавшийся в тени подлинный правитель, заключив соглашение с Астанийской империей.
Юран оперся на мраморные перила. Громкая музыка не могла отвлечь от тревожных мыслей. Здесь, в стране с пустовавшим полтысячелетия троном и сам он представлял государство, нынче тоже лишившееся монарха. Более того, невесть куда исчезла и наследница астанийского престола. Было ли это совпадение случайным? Или же два великих государства обезглавила чья-то единая злая воля?
Едва не задев его, мимо проскользнула взбежавшая по лестнице парочка. Руки мужчины беззастенчиво шарили по телу спутницы, торопливо расстегивая крючки платья. Дама хихикала. Ее ничуть не смущали взгляды посторонних. Юран недоуменно тряхнул головой, прежде Горзакия славилась хотя бы чисто внешней строгостью нравов. Он снова взглянул на человеческую массу внизу, бурлящую, словно густой суп. И то, что вдруг начало твориться в танцевальном зале, намного превосходило действия любовников, минуту назад исчезнувших в коридоре за спиною посла. Безумная оргия захватила всех участников бала от мала до велика. Похоть исказила лица юных девушек и юношей, древних стариков и старух. Обнаженные и полуобнаженные тела причудливо сплетались прямо на затоптанном паркете.
Астаниец отнюдь не был аскетом, но при виде этой вакханалии с трудом сдержал рвотный позыв.
- Забавно, не правда ли, наблюдать, как чувственность пожирает чувства, - прозвучал за спиной насмешливый голос.
Юран оглянулся и встретился с пронзительными глубоко посаженными глазами. Их цепкий взгляд отчего-то не сочетался с благообразными чертами пожилого господина в длинной мантии.
- Не стоит стесняться потаённых желаний, - журчащий голос мага завораживал. - Раскрепощённость одна из граней подлинной свободы духа. Вы в Горзакии человек новый, но постарайтесь не отвергать с ходу здешних обычаев. Присмотритесь к ним и поймёте, насколько счастливее стала нынче жизнь обитателей этого края.
- Да, конечно, - медленно кивнул головой посол. - И Морок тоже счастлив, расползаясь по стране всё дальше и дальше.
- Не повторяйте глупых слухов, - добродушно улыбнулся старик. - Если хотите, завтра я возьму вас с собою в поездку по стране. Поверьте, вы увидите много интересного и поучительного.
- Буду весьма признателен, - церемонно ответил Юран. Пальцы его нащупали и крепко стиснули амулет в поясной сумке. На мгновение затуманившие мозг чары подчинения развеялись. - А сейчас, позвольте откланяться. Я прибыл в Горзакию вчера порталом, поэтому ещё не успел привыкнуть к смене часового пояса и безумно хочу спать.
Посол склонил голову в точно отмерянном полупоклоне и ушёл, провожаемый цепким недобрым взглядом седобородого "добрячка".
Очутившись в отведенных ему покоях, Юран с особым тщанием проверил работу артефактов защитного полога и только после этого устало опустился в глубокое кресло, оттер со лба холодный пот, плеснул в бокал крепчайшего визо из фляжки, висевшей у него на боку. Более всего хотелось бы ему сейчас оказаться как можно дальше от этой уютной комнаты, от этого роскошного дворца, от этой прОклятой страны.
Спиртное обожгло горло, согрело желудок и немного ослабило жёсткую хватку страха. Да, именно это постыдное чувство впервые в жизни так сильно завладело всей сущностью отнюдь не пугливого дипломата. Юран не считал себя героической личностью, но ему случалось воевать. И в боях он отличился не единожды. Но смерть от сабли или пули не пугала настолько, насколько ужасала вероятность, утратив себя, превратиться в бездумную, послушную чужой воле марионетку. Воле опасного чародея с добрым лицом и жестким взглядом? Да, именно этот колдун, похоже, стоял за тем, что творилось в Горзакии. И даже не счёл нужным с самого начала скрыть это от посла Астании. Было ли это беспечностью с его стороны? Опыт всей жизни подсказывал дипломату обратное. Колдун демонстративно подчеркнул своё влияние и власть. Он, будто кот, попросту играл с новой мышкой прежде, чем вцепиться в неё когтями и откусить ей голову.
Пухленький человечек словно сдулся, утратив обычно свойственную ему жизнерадостность. Он снова повертел в руке артефакт, защитивший его сегодня от подчиняющих чар. Камешек-брелок, висевший на огниве-стозарядке, тоже не был рассчитан на слишком длительное использование. К тому же, сегодня он подвергся слишком сильному воздействию. Темно зеленый вначале сейчас он выцвел до бледно салатного. Против такого сильного колдуна его хватит разве что ещё на один раз.
Юран нервно расстегнул верхнюю пуговицу парадного камзола с тугим стоячим воротом, встал, прошёлся по комнате. Ду Леонрард, управлявший Астанией в отсутствии законного монарха, обещал связаться с ним лишь через три дня. К своему вельможному патрону посол относился не без некоторого скептицизма. Ему было хорошо известно непомерное честолюбие Первого Министра. Не стоило сомневаться, что Ду Леонгард спит и видит себя у трона Астании. Именно, "у трона", ибо сидеть на оном мог лишь тот, в ком текла кровь наследников императорского дома по прямой линии, а Ду Леонгард принадлежал к ветви, ведущей начало от бастарда одного из василевсов. Но ведь это не отменяло для Первого министра возможности стать консортом юной королевы.
Так или иначе, Ду Леонгард мог интриговать против своих соперников, также жаждавших благосклонности Ренаты, но интересы империи он всегда соблюдал. Ведь процветание Астании было для него залогом собственного благополучия.
И, тем не менее, он внезапно покинул страну и вот уже пять лун общался с ближайшими советниками лишь с помощью колдовских амулетов, имеющих явно технмагическую сущность. Это смущало не только Юрана, но и некоторых других подчиненных Ду Леонгарда. Но в любом случае, послу сейчас приходилось полагаться на своего всесильного начальника. И теперь Юран напряжённо размышлял, каким образом сообщить Первому Министру о предстоящей поездке с колдуном. Интуиция подсказывала, что из этой поездки сам он вернётся всего лишь послушным орудием в руках чужеземного чародея.
Взгляд лихорадочно перебегал с предмета на предмет. Посол остановился у небольшого алтаря в углу комнаты. Изображение нынче ставшего необыкновенно популярным в Горзакии Яидки, божества подземного царства, явно имело еретическое происхождение. Портрет, выполненный в непонятной технике, с поразительной точностью воссоздавал овальное лицо с коротко подстриженными волосами и плотно сжатыми губами под щеточкой усов.
Астанийские историки отмечали, что культ бога смерти в качестве главного божества Горзакии возник пятьсот лет тому назад. То есть именно тогда, когда пять принцев этой страны обрели бессмертие. И Юран вдруг подумал о парадоксальности подобного совпадения.
Дипломат достал артефакт связи, который должен был отозваться лишь послезавтра. Юран тайком интересовался техномагическими штуковинами, а потому, поразмыслив, сумел привязать к артефакту сообщение обо всём, что случилось в этот странный вечер. На это пришлось потратить еще часть заряда амулета против подчиняющих чар. Оставалось лишь надеяться, что артефакт не попадёт раньше времени в руки врага. Посол лихорадочно искал возможность подстраховаться и на этот случай.
Он опять взглянул на алтарь Яидки. Рука божества выступала из плоскости изображения. На протянутой ладони лежал череп, символизирующий бренность существования. Юран вспомнил, что последователи мрачного бога обычно поверяли черепу свои тайны и желания. Было известно, что тайные службы нередко могли снимать слепки этих своеобразных исповедей. И у астанийца возникла бредовая идея исползовать этот шанс. А вдруг тот же Ду Леонгард догадается и сумеет прослушать сообщение дипломата, которому скорее всего предстоит исчезнуть или переродиться в ближайшие сутки.
На рассвете из ворот Нового дворца выехали два всадника. Юран ничуть не удивился, что пригласивший его на "прогулку" чародей не взял с собой никакого сопровождения. Он явно не опасался Морока, который, весьма возможно, сам и создал.
Путешествие заняло всего один день, но астанийцу он показался длиною в самую долгую и суровую зиму. Они проезжали молчаливые деревни, где не было слышно лая собак и гомона детворы, а крестьяне не поднимали на них пустых глаз. Защитные чары ограждали путников от вязкой серой массы, стелившейся по земле, но Юран ощущал удушливый гнилостный запах, витавший над поражёнными поселениями.
Не сговариваясь, они избегали разговоров о Мороке. Однако астаниец всё время ловил на себе насмешливый испытующий взгляд колдуна. И Юрану постоянно казалось, что чародей наслаждается внутренней растерянностью и беспомощностью своего "гостя". А вот страха посол почти не испытывал, будто бы близость его спутника каким-то образом притуплял это чувство. Внезапно Юрану пришла в голову странная мысль: "А ведь колдун пьёт мои эмоции!". И, посмотрев на разгорячённое лицо колдуна, на его налитые багрянцем губы, понял, что эта мысль появилась неспроста.
Но вот вдали на фоне темнеющего неба появился размытый силуэт громады, состоящей из углов и зубцов. И астанийца сразу навалилась глухая тоска, неизбывная, сверлящая, сводящая с ума, как зубная боль. В этом мерзком состоянии ощущались отголоски все тех же непонятных чар, что пытались оплести его первых минут, когда он ступил на землю Горзакии. В них, конечно же, были отблески воздействия спутника дипломата, но в то же время путы эти были ещё более мощными и сложными. Очень слабый магический дар, унаследованный от прадеда, по крайней мере позволял Юрану распознать такие тонкости.