Опалесцирующая трава сверкала и переливалась, как обычно. Нежно-зеленое небо расцвечивали привычные фейерверки крошечных мирных молний. Но Одесто было не по себе. Потому что далеко-далеко на самом горизонте его восприятия росла и набухала темно-багровая полоса. Еще филь назад это была лишь тончайшая ниточка. Но теперь она уплотнилась, стала выпуклой, вобрала в себя квинты переваренных ею горестей и страданий. Раздуваемое злой волей Тьмы Охило заметно ускорило свой рост.
Одесто потер воспаленные глаза и почесал в затылке чисто человеческим жестом. Сказывался период пребывания в условном времени. Даже в качестве наблюдателя он был чересчур вовлечен в жизнь людей. Их слова скрипели, вязли, хрустели на зубах. Их виденье мира порой затмевало его собственное зрение, не искаженное конкретным пространственно-временным континиумом. Их переживания во многом стали ему понятны, а порою даже близки. Как оказалось, в этом был резон. Ибо то, что некогда представляло опасность лишь для отдельного мира, на данном этапе стало угрозой и для замкнутой в отдельном измерении Квинты.
Подобное уже имело место в иных дальних филях. Мудрейшие предупреждали об этом тех, кто лишь только-только ступил на тропу между Прошлым, Настоящим и Будущим Многомирья. Но Начинающим не дано осознать все сразу. Поэтому Нарушение Равновесия обрушилось на них внезапно и отрезвляюще, ломая и круша представления о гармонии и порядке. Впрочем, и Мудрейших озадачивал неожиданный поворот, ибо в известных им вероятностях реальности не наблюдалось подобного стремительного расползания Охило.
- Как на дрожжах, - подумал Одесто, опять употребляя человеческий оборот речи.
На Квинте возникла теория непредвиденной мутации в одном из Континиумов. Ученые рассуждали, втискивали непонятное в рамки новых определений и вешали на него ярлыки ( Опять! Да ну его, с этими заманчиво образными людскими детерминациями! От них совершенно невозможно избавиться!). Одесто же со товарищи, как водится с нижестоящими по иерархии, пытались выжить.
Они решали сложнейшую задачу и вели тяжелейшую битву, сплетая и расплетая тонкие материи. Но, кажется, это уже не помогало. Начинающие оcознавали необходимость решительных действий. Если равновесие нарушено, пора прекратить мыслеизлияния о невмешательстве в грубую материю мира людей, который внезапно вышел за рамки своих изначальных координат, как реальных, так и ирреальных, и оказался на данном этапе и в совокупности всех филей Краеугольным Камнем Мироздания. На небольшой планете конечной ветви Многомирья, открылась иллюзорно-реальная дыра, по которой материя утекала в необъятное брюхо Тьмы, воплотившейся в Охило.
А чудище испытывало безумный все возрастающий голод. Его кипящая субстанция выплевывала из себя демонов, которые могли потреблять грубую и тонкую материи и превращать их в съедобный для чудовища эфир. Но для того, чтобы монстры добрались до пищи, им требовался Призыв. И, хотя Охило вторглось в пространственно-временной континиум, из которого к нему тянулись необходимые заклинания( колючие и ломкие, отдающие безмерной жадностью, похотью и стремлением к власти ), их было недостаточно. Чудище разбухало, его поглощающей свет и разум плоти требовалось все больше и больше пищи. Колоссальный объем и обезумевшая от потребности в еде сущность были на грани Перерождения в саму Тьму. Тогда бы отпала необходимость в посредниках для потребления живой энергии, и Охило смогло бы беспрепятственно поглотить все Мироздание, а потом впасть в спячку, из которой пробуждалось бы лишь на мгновение, чтобы схарчить любой возникающий росток Жизни.
Одесто мигнул. Слезы катились по пушистой шерстке лица. Он ощущал свою хрупкость и микроскопические размеры по сравнению с уже сейчас необъятной мощью Охило. Такими же уязвимыми были люди. Их рост, вдвое превышающий рост Одесто и его соплеменников, казался абсолютно ничтожным по отношению к заполонившему значительную часть Мироздания порождению, а в ближайших филях и тождеству Тьмы.
Но маленький эл не понаслышке знал, как о безднах человеческой глупой подлости, так и о невероятных высотах духа, свойственной некоторым из людей. Своим Иным зрением он видел, что именно эти внешне слабые создания могут противостоять Жути, пожирающей Мироздание. И Начинающий понимал, что нельзя в угоду традиции и поучениям Мудрых стоять в стороне.
Он не столько ведал ( еще не хватало широты взгляда на множественность вероятностных временно-пространственных континиумов), сколько чувствовал, что борьба с супермонстром грозит растворением и ему самому. Подобная участь страшила, Одесто не был героем, но он был чрезвычайно ответственным существом, а потому решил идти выбранной Тропой до последнего филя. Он многого не мог сделать из-за чисто физических ограничений, но ментально уже обрел некую силу.
............................
Петримуса познабливало. Он до судорог боялся встреч с Демоном. И в то же время мысль о собственном всемогуществе, поднимающем его над стадом жалких людишек, была мощным стимулом для продолжения опасного действа. Старинный манускрипт, по чьему-то недомыслию попавший после обыска в апартаментах Симорина не в закрытый архив, а в совок уборщицы, а затем в груду мусора на заднем дворе, достался ему почти случайно, когда он, озираясь и трясясь от страха за свою шкуру, бродил вокруг дворца, размышляя, куда бы податься. И вот теперь в руках мелкого колдуна, всегда прозябавшего на вторых ролях, оказалось мощнейшее заклятие, способное даровать ему все и, прежде всего, власть. Он начал чертить пентаграмму. Ладони вспотели от страха, мелок скользил в непослушных пальцах. Филин негодующе ухнул, а одноглазый кот презрительно зашипел.
Эти двое исчадий нашли его сами. Тогда он подумал, что сие - перст судьбы. Ведь животными они были лишь внешне. У этих тварей не было сердца, да и иные органы, характерные для живых творений, тоже отсутствовали. Внутри них царила создавшая их Тьма. Петримус понял это, когда попытался использовать псевдоживотных для черномагическтих заклятий. Он был и напуган, и горд одновременно. Прикосновение к Отрицанию сущего казалось ему посвящением, которого достойны немногие. Колдун не осозновал, что Жуть уже завладела им, не он подчинил Тьму, а наоборот стал ее рабом, ее марионеткой. Все желания и устремления его теперь были нацелены на то, чтобы ускорить коллапс Вселенной, угодный его повелительнице.
...........................
Алексис все еще не мог шевелиться, но ощущения уже пробудились. Он чувствовал холодную ткань, мокро льнущую к телу. Вода, просочившаяся в мешок, забивала нос и уши. Он не мог дышать. В голове звенело, перед глазамы поплыли кровавые пятна. Жизнь уходила из него тяжело и мучительно. Царевич снова забылся. А,когда вновь очнулся, то этих последних его мгновений в памяти не осталось. Да, их и не было, просто не существовало. Люди тащившие мешок с "трупами" царевича и его маленького товарища, валялись без сознания. Острое лезвие распороло грубую ткань, в полутьме склонившиеся над ним лица расплывались.
- Вы можете подняться? - спросивший тяжело дышал, его бас показался Наследнику оглушительным.
- Он не сможет идти. Тебе придется нести царевича, - голос второго был негромок и тверд. - Ребенка возьму я .
...Одесто совершенно обессилел. Ему пришлось в пределах одного филя отменить настоящее, где Зоар с Власом не успевали прийти на помощь царевичу и Алексис погибал, а затем воссоздать несколько подправленную действительность. Это было сложной задачей даже для опытного эла, а уж для Начинающего - и подавно. Но он не мог позволить себе расслабиться, ибо на ином конце континиума еще один корыстный и недалекий человечек впивался взглядом в древний манускрипт, произнося жуткие звукосочетания. Материя корчилась и истончалась от этих заклятий, призывающих Демона. Маленький эл рисковал жизнью, ступая на Тропу и включая свой жизненный потенциал на максимум. Он был сейчас слишком слаб и не рассчитывал победить, но остановить колдуна требовалось немедленно. Ибо каждый приход каждого Демона способствовал тому, что Охило росло и жирело. А жадное и подлое человеческая существо, само того не ведая, ускоряло энтропию Мироздания и готовило погибель не только себе.
Эл успел. Оказался в лачуге раньше, чем зазвучало последнее скрежетание разбивающих реальность хрипов и рвущего Завесу визга. Ударом сбил черную свечу в одном из углов пентаграммы. Мир взорвался протуберанцами кровавых ослепительных отблесков и диким нечеловеческим воем. Надсадно замяукал кот. Щуплый чернокнижник упал без сознания. Но его твари бросились в атаку. Одноглазый хищник когтями пригвоздил Одесто к земле, а острый клюв филина долбил череп эла. Плавая в темном тумане, Одесто почти бессознательно позвал ту, что однажды уже пришла ему на помощь. Реальность забурлила. Невоплотившийся, но уже близкий Демон трепыхался и барахтался в ней. А по Тропе среди урагана, поднятого монстром, бесстрашно шла светловолосая девушка с прозрачными глазами.
Она возникла в логове чародея из Ниоткуда. Мерзкие колдовские твари попятились. Элис подхватила давнего знакомца и вынесла его на Тропу. Одесто сразу стало легче. В Межмирье испытывают ужас Иного, Не Обретшего Формы. Но обычные для материальных существ ощущения исчезают. Не чувствуешь боли, голода, холода. И все же Одесто дрожал.
- Ничего не бойся, - успокаивающе сказала Элис. Она теперь была старше и могущественнее. И Одесто, как прежде, доверчиво вложил крошечную ручку в надежную теплую ладонь. Им было по пути.