Аннотация: Извините за опоздание, результаты у меня есть давно. Я серьёзно поболела, потом были проблемы с интернетом. Так что арбитры молодцы, это я тормозила. Победителей подравляем! :)
Добрый день, коллеги!
Недавно мы были с нашей дочерью Стаской в Киево-Печерской Лавре, в ее отреставрированных пещерах, где покоятся нетленные мощи лаврских святых. В частности, там находятся останки нашего первого писателя - Нестора Летописца, автора "Повести временных лет". Пещеры - удивительное место на нашей планете... Знаете, каждый литератор должен быть в чем-то затворником, отшельником, ориентироваться на звуки души, а они так легко заглушаются раздраженным тоном литературных дискуссий. Мы не участвуем в скандальных разборках, в эманации обид и страстей, но как этого избежать, когда являешься арбитром конкурса, когда строишь рейтинг, и кто-то окажется на последнем месте. Так вот, отметим, что лишь время расставит все по местам, и какие-то вещи станут нетленными, а что-то модное сегодня забудется уже завтра. Мы можем высказать только свое субъективное мнение, да еще рекомендовать лучшие рассказы в журналы "Реальность фантастики", "Радуга".
Увы, общий уровень конкурса оказался ниже, нежели был в прошлые годы, и первое место мы присуждаем как бы условно. Почему так произошло? Торопливость? Необдуманность? Молодость участников? Общественный раздрызг? Нерожденность талантливых вещей - ведь это не блинопечение, где каждый год румяность запросто. А, может, не совсем удачная ДЕТАЛИЗАЦИЯ темы конкурса "На рубеже эпох"? С обязательностью, как сказано в преамбуле, привязки к "круглой дате", отраженной в "системе летоисчисления". Чего стоит, например, такое примечание:
"ВАЖНО!!! Если эпоха длится намного меньше или намного больше нашего столетия, то слова "десять лет" из разъяснения выше превращаются в отрезок времени, примерно охватывающий 10% и меньше самой эпохи. То есть если эпоха - год, то рубеж эпох - это месяц до Нового Года и месяц после".
Нам понятно стремление уважаемых организаторов конкурса сотворить нечто оригинальное, но не перемудрили ли они? Не было ли здесь прокрустова ложа для автора? Признаемся тихонько - читая произведения, мы меньше всего обращали внимание на формальное их соответствие "отрезку времени, примерно охватывающим "10%", а судили только по общелитературным критериям - изящество стиля, точность детали, живость образов, мастерство сюжета и композиции, оригинальность идеи. А главное - затронул ли рассказ эмоционально, вызвал ли сомыслие?
В группу лучших вошли (по алфавиту) Н.Арагуа, А. Белоглазов, Д. Кара, М. Парфенова, Д. Стягин, Р. Ренард, М. Ясинская. Их вещи отличает легкость пера, элементы оригинальности, и вместе с тем - как правило, перегруженность текста, засоренность ненужными подробностями.
Но давайте по порядку.
1 место присуждается рассказу Р. Ренарда "Порванное небо".
Конец Х1Х, слом эпох, Петербург, особняк, гимназист Петя и девочка Катя, дуэль острословия, проблески влюбленности. А
"За окном темно, ветер тоненько воет в оконных щелях, сами собой поскрипывают рассохшиеся половицы: будто кто-то невидимый ходит по комнате - беспокойно, но осторожно".
"- Через год уже будет другой век, - говорит внезапно Катя совсем другим голосом, без манерничанья и ехидства. - Так странно. - И спрашивает совсем непонятное: - А вот у вас так бывает, что вдруг кажется, что вы ненастоящий? Что настоящий вы где-то совсем в другом месте, а вы-тутошний просто тень. Плоская, блеклая и, наверно, грустная тень.
- Нет, - неуверенно отвечает Петя. Может, Катя опять насмешничает? Он задумывается. - Мне двоюродный брат - он студент - рассказывал про Василида. Это такой древний философ. По его теории выходило, что есть не одни только земля и небо, а триста шестьдесят пять земель и небес. И что наши - низшие. И что наш бог - низший, ложный. И небеса все ложные, кроме самого верхнего...
Катя закусывает губу.
- Представляете, - говорит она, - мы вот здесь сидим, ходим, едим пирожные, а на самом деле это нам только кажется. На самом деле мы повторяем то, что делают те, - она поднимает палец кверху, - триста шестьдесят четвертые. А те повторяют триста шестьдесят третьих. И дальше, дальше... А настоящие мы далеко-далеко, и они, может быть, совсем другие и делают что-то другое, ведь от стольких повторений наверняка все ужасно искажается"
И далее - времена Революции, Петербург стал Петроградом... "Время замерло". Катя вышла замуж и переехала в Москву, а Петя - он уже инженер Романовский, остался одиноким и почти равнодушным к наступившим переменам. В марте 18-го он повстречал на улице замерзшую Катю, в матросском бушлате, привел к себе. Была она странной, отрешенной, он ее отпоил чаем... Наутро она исчезла, потрясенная всем увиденным, а потом уж, в эмиграции Петя встретил ее с мужем и детьми, и оказалось, что в марте 18-го она была с семьей в Берлине...
В этом эссе - точные приметы времени - "Синие фуражки казачьих сотен вскипали на улицах летучей пеной. Опрокинутые трамвайные вагоны беспомощно лежали на рельсах". Точные психологические штрихи: "Почему-то не составляло труда находить в происходящем смысл, все казалось естественным и непреложным, как законы природы". Несмотря на крошечный объем, здесь некая эпичность повествования, исчисляемая даже не десятилетиями, а вневременно - начиная с Василида и заканчивая нашими днями. Острое сожаление о том, что мы все потеряли тогда, на сломе эпох.
Декаденство, господа? Да. Тоска по "серебряному веку", который вовсе и не был таким? Да. Игра на струнах давно отзвучавших белогвардейских романсов? Да. Но почему же так торкает? Мы ведь не литературоведы. Наверное, музыкальность текста, точность деталей, мягкость красок...
Конечно, как для нас, этот рассказ родом из романа "Гравилет "Цесаревич" А. Рыбакова - одной из вершин отечественной, да и мировой фантастики. Плохо это или хорошо? Не в этом дело - важно, чтобы это было не заимствование и слепое подражательство, а развитие, что и наблюдается в данном случае.
Еще этот рассказ близок нам в связи нашим романом "Vita nostra". Наверное, Р. Ренард и понятия о нем не имел, когда писал свое "Порванное небо", но нас объединяет античный философ Василид, один из гностиков, пытавшихся познать то, чему учат Сашку Самохину в Институте специальных технологий г. Торпа. Разумеется, между Василидом, Ренардом и нами нет прямых ассоциаций, и мы просим извинить нас за некоторую упрощенность, но отметим лишь, что у рассказа Р. Ренард действительно есть философская реальная база - ведь Василид мог быть и придуман автором. Но нет, он был, и он действительно говорил об иерархичности мира, о 365 небесах, хотя, согласно его учению, Высшая сила ни при каких обстоятельствах не пересекает предела, который разделяет этот мир и тот. Но у Р. Ренарда пересечение случилось - и случился рассказ. И, может быть, полынная горечь финала обусловлена опять же Василидом, который в своих построениях рисует поистине мрачную картину конца. Мир будет избавлен от мук, но погрузится в вечное забвение, и будет существовать вечно как механизм без боли и без Бога.
Как бы там ни было, но жанр "Порванных небес" соприкасается с тем, что можно назвать "философская фантастика", и это замечательно. Мы приветствуем поиски в этом плане. Другое дело, что, несмотря на все достоинства новеллы, философское учение здесь оказалась как бы иллюстрацией к действию, фоном, но не движущей силой. Вот если бы та, другая Катя не была просто посторонним наблюдателем, а... Что "А"?, спросите вы... А тут уж каждый автор решает по-своему. Можно себе представить, как эта, другая, более "высокая" Катя, оттаяв после шока увиденного, дарит Пете свое милосердие. Нежность, ласку, может быть, даже любовь... Здесь не место натурализму, все может быть в штрихах, пунктирах. Она исчезнет поутру - но ее прикосновения изменят Петину жизнь, может, именно поэтому он пробудится от летаргии, меланхолии
и окажется в Берлине, где и увидит впоследствии Катю в окружении любящей семьи. Согласитесь - не более ли напряженным оказался бы такой финальный поворот?
И еще. В рамках новеллы очень важна финальная фраза. Она должна быть точна и драматургична, как последний гвоздь в гробу.
"Надо было спросить ее, думал он, надо было сказать: хочу; пусть ничего нельзя изменить, я хочу услышать, скажи. Узнать о том, как возможно - иначе; увидеть рисунок, в который мы укладываем мозаику - там, под другими небесами..."
Получается, что это мы укладываем мозаику там, под другими - высокими - небесами. Конечно, приложив некоторое усилие, мы понимаем автора, но эта путаность дорого стоит. Именно не двузначность или многозначность - об этом разговор иного рода, и в данном случае он неуместен - а именно отсутствие кованой четкости.
2 место - Д. Стягин "Апокалиптический коллаж". Этот рассказ напомнил нам наш роман "Армагед-дом" с его воротами, где люди могли - если смогли - укрываться от наступающего Апокалипсиса. Здесь тоже - растет Стена, перемалывающая людей в хрустящие чипсы (точный образ), и инопланетяне спасают людей, но далеко не всех, а по каким-то, лишь им понятным критериям... Главная героиня - девушка-художник, и очень интересно видеть мир сквозь
ее цвета и краски. Увы, рассказ этот и есть "коллаж", множество картинок и деталей, не сцепленных подлинностью чувства. Вот остается Лерка погибать в обреченном городе - не подошла она тушкарям-инопланетянам - а читатель в общем-то равнодушен к такому исходу, да и заранее готов к нему. Много лишнего, перегруз, и, в то же время, не хватает внутренней интроспекции мира этой самой Лерки, что бы ее боль зацепила. Ну, а то, что сила воображения может создать Стену - кого этим удивишь в фантастике?
3-4 место - А. Белоглазов "Маг его сиятельства" и Д. Кара "Самсоныч".
"Маг его сиятельства" - фэнтези, довольно традиционная, но с интересной стилизацией двух миров - восточного с шаманом-колдуном Джехангир-ага и западного с магом, сиром Андре. Любопытна классификация магов, интересно следить за этапами поединка двух сил. Довольно неожиданна персонификация Андре в город, встающий навстречу дракону. Хороший стиль, есть интересные образы. Но - вот ведь беда! - не трогает нас судьба ни сира Андре, ни гибнущего города с его тысячами жителей. Фэнтезийные детали заслоняют подлинность чувств, и нет той "сцепки" с реальностью, о которой так часто говорит Б.Стругацкий.
"Самсоныч" - тоже фэнтези. Удивительно, но это как бы близнец творения А. Белоглазова. Ну, если не однояйцевый, то двухяйцевый. Ведь здесь тоже - столкновение армии, взятие города, и с одной строны шаман, а с другой - наш, хороший кудесник, защитник. И персонификации - в драконов, в Богов войны, в подминание армий и людей. Но только в отличие от серьеза Белоглазова, здесь есть игра, фарсовость и даже буффонада, оборачивающейся некоей гуманностью - когда оба Бога мирно едят яблочки, а не рвут друг дружку на части. Может быть, Д. Кара проигрывает А. Белоглазову в мастерстве владения стилем, но зато выигрывает с финалом - он есть, этот финал, и он более цепляет, потому как ближе к нам по времени и ощущениям. Ели бы еще убрать из текста ненужные повторы, лишние детали, многословие...
5 место - М. Ясинская "Sanguis sanctus". Пожалуй, впервые мы читали описанный с таким смаком... вкус человеческой крови. Редкий сомелье так опишет сорта и свойства вин, как это чувствует главный герой рассказа - могучий вампир-дегустатор. Вкупе с историческими экскурсами, латынью и точным деталями нравов все это создает своеобразный коктейль, чем-то напоминающий бароккальные узоры Олди - вот только не хватает автору мудрого лукавства. Эх, поперчи этот рассказ иронией, окропи юмором - и он заиграл бы куда ярче. Да еще убрать бы два финала, оставив один. Первый финал, когда вампир оборачивается в прах - художественный, и его достаточно: поделом ему, дегустатору! Публицистичность же второго финала вообще чужеродна для ткани рассказа.
"Начало света" Н. Арагуа интересно своей парадоксальностью и озорством, напоминающей нам "Звездные дневники Йона Тихого", но уж все это слишком затянуто.
Есть интересные детали в "Голубых рощах Колпиэра", но много лишних красивостей, многословия, штампов... Живая получилась только девочка. Есть вообще попытка юмористической фэнтези, но в конце М. Парфенова, будто испугавшись обвинений в сентиментальности, вдруг перевернула все в страшилку, детский ужастик. Получилось и не вашим, и не нашим... Что ж, юмор - дело тонкое.
Такой же попыткой юмора окрашен рассказ Юрта "Сага о репе с зелёных холмов". В нем эльфы обдурили черта. И есть здесь пасторальность, гоголевщина-диканьковщина - но все придавливается таким пластом излишеств, стилистической неряшливости, что не вздохнуть. А жаль.
Другие рассказы конкурса еще в большей степени подвержены этой болезни - многословие, вторичность. Кое-что выглядит как фрагмент романа, даже без попытки новеллизации. Во многих из них и характеры картонны, и сюжет запутан так, что разбираться в нем нет сил и времени.
Вот окончательное распределение мест:
1. Р. Ренард "Порванное небо"
2. Д. Стягин "Апокалиптический коллаж"
3-4. А. Белоглазов "Маг его сиятельства" и Д. Кара "Самсоныч"
5. М. Ясинская "Sanguis sanctus"
6. Н. Арагуа "Начало света"
7. М. Парфенова "Голубые рощи Колпиэра"
8. Юрт "Сага о репе с зелёных холмов"
9. И. Голдин "Метаморфоза Бишопа"
10. С. Шоларь "Царь слепых"
11. J, "Летоисчисление Дине"
12. J, "Конец света, Инкорпорейтед"
*
В заключение - просьба на нас не обижаться. Еще раз повторим - мы не Судия Высшей Инстанции, можем и ошибаться. Лишь время расставит акценты. А нам остается что - правильно: работать, работать и работать. Причем - с удовольствием.