Цуприков Иван : другие произведения.

Последний танец Кривой белки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Шаман. К нему идут за жизнью
  Последний танец Кривой белки
  
  Глава 1. Неизвестный сосед
  
  - Это их рук дело, сваловцев, я тебе говорю! - Кузьма, обтерев нос почерневшим от золы пальцем, не сводил глаз с Михаила Степнова.
  - Ла-лад-дно, - опустив глаза, несколько смутился в ответ тот, и, сделав из кружки небольшой глоток остывшего чая, опрокинул в себя стакан с сильно разбавленным водой спиртом и, без вздоха, сразу же запил его чаем. - Фу-у-у-ы-ы! - громко выдохнул он из себя воздух, скривившись.
  - Молодец, Миша, - похлопал товарища по плечу Кузьма. - Так, что, дядь Витя, и не знаю, что и сказать-то. За парнем идет охота, это я вам, как тогда говорил, так в этом уверен до сих пор.
  - Опять дядя? - возмутился сухощавый старик, сидевший напротив Кузьмы, и почесав проросшую по щекам на полсантиметра мягкую седую щетинку, улыбнулся.
  - Да, ладно, Вить, ты ведь младше моего отца-то, лет на семь? Больше?
  - На восемь, - поправил Филиппова Виктор Муравьев.
  - А Мишку-то, полечи, прошу тебя-я, - голос у опьяневшего Кузьмы стал мягким, вальяжным. - А то у него совсем того, может, и совсем, - сдавив сильно губы, закивал он головой. - Миш-ша..., - Кузьма, щурясь от черного дымка, сквозняком обдавшего его лицо, прикрылся от него ладонью.
  Огонь на "свечке" выровнялся и потянулся вверх. А Михаил, потеряв интерес к смотревшему ему в глаза другу, опустил их ниже, на "свечу". Она была настолько необычной, что он часто разглядывал ее, тускло горевший рыбий хвост, торчавший из серой, потерявшей свой алюминиевый цвет кружки.
  - Придумал же, свечу, Вить, - нашел, о чем продолжить разговор Кузьма. - Никогда не думал, что ее можно заменить рыбой.
  - Т-та эт-т-т-то, т-то, т-т-т-т, - подняв ладонь с вытянутыми вверх указательным пальцем, не отрывая глаз от Кузьмы, пытается поддержать удивление Виктора Михаил.
  - А-а, нашел чему удивляться? - с улыбкой смотрит на Степнова с Филипповым Виктор. - Это ендырские ханты меня этому научили. Осенняя рыба здесь тоже жирная, вот попробовал, - махнул рукой в сторону "свечи", и получилось, поэтому с тех пор не таскаю с собой в лес ни свечей, не керосина с лампами.
  А Кузьма от выпитого совсем окосел, чего не любил Михаил. Когда Филиппов в таком состояние, то начинает приставать к нему с глупыми расспросами, как сейчас.
  - Миша, ну, чего смотришь так на меня, а? Ну, скажи слово какое-то, - не спуская со Степнова глаз, заплетающим языком просит Кузьма. - Миша, Мишка(!), ну, хоть слово еще какое-нибудь вымолви, а. Скажи мне, нельзя-я пи-ить. Миша?
  - Н-наз-за..., - выдавил из себя Степнов.
  - Молодец, Мишень-ка-а! - разулыбался Кузьма. - Ну, а дальше, Миша? Ну-у! - Филиппов привстал и, смотря Степнову в глаза, прошептал. - Ну, ладно, ладно, все, все. Витя, я на тебя молиться буду. Я верю, что ты его поставишь Степка нашего на ноги со своим этим, шаманом.
  Понимаешь, Витя, он - мой друг! - глубоко вздохнув, усевшись на скамейку и подперев подбородок ладонью, продолжил свою речь Кузьма. - Мы с ним, где только не быва-али. Ты, знаешь, что такое военная развед-дка? Витя-я?! Это, как ты! Только ты здесь, в лесу, все знаешь! - Кузьма ткнул рукой в сторону окна. - А мы там, в горах работали, в Аф-га-не. Тебе с Мишкой будет легко, - мотает головой Кузьма. - Он сильный. Давай, - и, налив в кружку Муравьева немножко спирта, поднял вверх свою. - За Михаила! Витя, верни его к жизни, а то без работы он остался, инвалидом стал, - и, чокнувшись с Муравьевым, выпил из своей кружки остатки спиртного.
   - Попробую, - отставив в сторону кружку, Муравьев встал и пошел к печи. - Каша уже готова, давайте ужинать.
  - Да, да, давай, - согласился с ним Кузьма. - Миша? - посмотрел он на своего товарища, сидевшего у окна. - Обязательно поешь и во всем слушайся дядю Витю. Понял?
  Резкий запах разваренной гречневой крупы вызвал у Михаила сильное слюноотделение, и он невольно от этого начал причмокивать ртом, словно уже смакуя разварившуюся крупу гречихи, в которую хозяин избы только что положил большой кусок серого смальца. Его правая часть губы, крупная, на ней хорошо остались видны белые метки от швов, и поэтому Михаилу, чтобы открыть рот, приходилось больше опускать нижнюю челюсть. Он этого стеснялся, и поэтому в свое время долгие часы, сидя у зеркала, учился сильнее раздвигать левую часть губы. И вот сейчас, причмокивая, он по привычке сильно открывал левую часть губ, что заметил Виктор, но сдержал улыбку и вовремя отвел глаза в сторону, чтобы Степнов не заметил внимания Муравьева к его некоторым несуразностям в поведении.
  Закрыв кастрюлю, Виктор, укутав ее в старый, весь в дырах темно-синий свитер, и начал ее легонько потрясывть, приговаривая:
  - Медвежий смалец, он, силу дает, Миша. Силу! Может, и на вкус наперво он покажется тебе противным, но ты, Миша, признавай его как лекарство. Вот как. А со временем привыкнешь к нему, и к его запаху, - он с улыбкой посмотрел Степнову в глаза. - Да-да. Миша.
  Степнов, смутившись, натянул на лицо что-то наподобие улыбки.
  - Давай, кушай, кушай, - и, сняв с кастрюли крышку, черпая большой деревянной ложкой из нее кашу, накладывал ее в алюминиевую глубокую миску, стоявшую на столе рядом со Степновым.
  - Пробуй, понравится?
  Набрав немного каши в свою деревянную ложку, Михаил поднес ее к губам и, принюхиваясь к ней, обжегшись горячим паром, идущим от крупы, резко убрал нос.
  - Не любишь кашу? - спросил старик.
  Михаил не ответил. Приоткрыв рот, взял с краю ложки несколько крупинок и начал их, пожевывая, посасывать во рту.
  - Вот, те да, - урывками поглядывая на Кузьму, уселся на скамью Муравьев.
  - Ты это о чем? - не понял Филиппов.
  - Да так, - отмахнулся Муравьев, - вспомнилось кое-что, - и, подмигнув Степнову, уселся за стол.
  А Михаил действительно кушал кашу как-то необычно. Наберет полную ложку крупы, поднесет её к губам, задержит на несколько секунд у открытого рта, дуя на нее, а потом начинает вдыхать в себя, идущий из нее белесый пар и только после этого снимает губами первый слой верхних крупинок и рассасывает их, как конфеты монпансье.
   - А-а, - заметив внимание Муравьева к Степнову, Кузьма приблизился к уху старика и стал шептать. - Так, у него ж губа была порвана сбоку с мышцами щеки! Я когда вытаскивал его из машины, думал, что он уже все: нижняя челюсть раздроблена, с ушей кровь. А Чурсин взялся и, посмотри, как будто ничего у Мишки и не было-то, восстановил челюсть у парня. Два перелома на ней было, кости лба были сломаны, собрал его из нескольких частей, скрепил...
  - А кто это, Чурсин? - поинтересовался Муравьев.
  - Голова медицинская, я тебе скажу. Нейрохирург. К нему сюда из Екатеринбурга, Тюмени люди едут, и ставит их на ноги. Ты, вот, его не знаешь, а он, вот, о тебе наслышан, ты у нас тоже звезда. Когда ему про тебя хотел рассказать, так он сразу тебя по имени назвал, и по отчеству. Про тебя хант ему рассказывал, Колька Осипцов.
  - А-а, Хромая Белка, - улыбнулся Муравьев.
  - Да, да, как ты ему ногу замороженную спасал.
  - А, - махнул рукой Виктор, - спасал, спасал, а все равно у него с ногой что-то не так, хромает. Вот, какие дела. Сейчас к нему же и веду твоего друга, Мишу. Я ж уже не раз тебе говорил, что у того силы волшебные какие-то есть. Такие, что ой-яй-ой. Настоящий колдун, а вот себя лечить не может. Удивительно.
  - Так, я не об этом, - глубоко вздохнув, отмахнулся от Муравьева Кузьма. - Не перебивай! Я про Чурсина-то не закончил рассказ. Ты ж просил, - голос у Кузьмы стал тверже, опьянение проходит. - Коля Чурсин кого только не спасал. Парню нашему пуля в голову попала, вылечил. Во-от, это человечище! Давай за его здоровье?
  - Погоди, погоди, тебе же сейчас уходить? - остановил Кузьму Виктор. - Напьешься, Голый пуп не пройдешь.
  - А если по сосьвинскому зимнику пойду, а не через него?
  - Злое нынче там место, - вздохнул Муравьев. - Ягоды нынче мало, так там три медведя и две самки с потомством пасутся на болоте и в кедраче, и в тайге, что рядом. Вот, какие дела.
  - Ё-ё-ё, - с испугом, схватившись руками за голову, запричитал Филиппов. - А на Голом пупе, что, нет ягоды?
  - Затоп он, бобры, чи, еще кто перекрыли приток Малого Воя в Безымянное озеро.
  - А как же мне его проходить-то? - в голосе Кузьмы появилась паника.
  - Может, вернешься в город назад по той дороге, по которой шел сюда с Мишей?
  - По железке на трассу? Да, я ж тебе говорю, Витя, за мной следили, - начал бить себя в грудь кулаком Кузьма.
  - Вот, какие дела. Чи, нашалил, где-то? - поморщившись, смотрит из-под бровей на младшего товарища Муравьев.
  - Да, похоже, не я, - Кузьма указал подбородком в сторону Михаила. - Охотятся, похоже, на него, что-то лишнее увидел, али написал. После аварии к нему в больницу гости от Свалова приходили, интересовались его здоровьем. Главврач сказал, что Мишка сильно болен, и память навряд ли у него восстановится. Это мы главврача так попросили всем говорить. Понимаешь? А тебе, дядя Витя, больше ничего и не нужно знать, а то спать плохо будешь, - усмехнулся Филиппов.
  - Если "дядя Витя", то значит все очень серьезно? - посмотрел на Михаила Муравьев. - Вот, какие дела.
  - Завтра в восемнадцать - ноль - ноль в городе объявим, что он, Мишка, пропал. Время подошло. И я к этому времени должен быть на месте, понимаешь? И никто не должен меня видеть сейчас выходящим из лесу, а то не поверят, что Мишка пропал. Все знают, что мы с ним дружки.
  - Понятно, - кивнул головой Муравьев. - Тогда пойдешь по Пупу. Подмосток помнишь?
  - Да, да.
  - Вот, какие дела. Затопило его. Где тропка к нему идет, развилка будет за выворотнем. Ну, понял? - посмотрел в глаза Кузьмы Муравьев.
  - Да помню! - отмахнулся Кузьма. - От дерева корень. От кедра, что ли.
  - "Что ли"! - повысил голос Муравьев. - Слушай меня внимательно! Три шага вперед от него сделаешь, от выворотня, и сразу вправо поворачивай, на все девяносто градусов, через два шага в пенек уткнешься, он тонкий, еловый. Переступишь его и на луну лицом пойдешь. Пупок то помнишь?
  - Так там же не раз мы с тобой бывали, по нему ходили, шалаш рядом в кедраче ставили, когда на утку, да на косача на току охотились там.
  - Вот, вот. Посередине его пройди, не ошибешься, а на болото выйдешь, три березы на нем лежат, прямо по верху мха, за ними снова, метров тридцать в длину. Вот какие дела. Но мостик этот топкий, если промахнешься ногой, по пояс окунешься, не кричи, вылезай и иди дальше. Другого хода нет.
  - Это ж сколько мне топать по ним то, дядь Витя? - по голосу заметно, Кузьма совсем протрезвел.
  - Так кого тогда боишься? Видно сам начудил сильно, а не Мишка. Ну, это понятно, ты ж у нас начальник полицейский, за тобой видно не один грешок, вот и следят за тобой! Сколько тебя знаю, вечно наделаешь себе кучу неприятностей.
  - Дядь Витя, но если чувствую.
  - А с поезда с вами кто-то выпрыгивал? - спросил Кузьма.
  - Нет, но мало ли. Да и в вагоне сидели три бабки да два старика. Ну, а когда пошли к тебе, у первого болота почуял, что кто-то за нами следом идет.
  - Вот какие дела, - покачал головой Муравьев. - Ну, твое дело. Если бы то был медведь, то ты его и не почуял бы, да и не дошел бы сюда, если он бы охотился на вас. А если думаешь, что это люди? Ну, ладно. Слушай дальше. По тем березкам метров с тридцать идти. Понял, дв? Ногами прощупывай бревна-то, будь внимателен, они не шибко толстые. Здесь береза тонкая, тянется к свету, а я не лесоруб, да и сил уже нет тех, как раньше в молодости.
  А когда к лесу подойдешь, сворачивай сразу налево, к дороге, к старому зимнику. Она в сторону Снеженска, через газопровод идет, с километр до него будет. По нему направо иди, к Нагиришской шоссейке выйдешь, по зимнику дальше не иди, медведя там много, - Виктор смотрит Кузьме в глаза. - Ты меня слышишь? Эй!
  - Да знаю, - махнул Кузьма. - Ты же там со мной как-то шатуна брал.
  - А, было дело, но не забывай об этом.
  - Спасибо, дядя Витя, извини, чуть не забыл. Там, за железной дорогой, на стоке Малого Воя сбросил тебе три рюкзака с консервами, порохом, дробью, спичками.
  - Хорошо, хорошо, будет время, заберу. В кульках-то спрятаны они, не в воде лежат? - щурится Муравьев.
  - Да, что ты, прям, а? Я все на пригорок сбросил, в шиповник.
  - Вот, какие дела. Ну, и хорошо. Помоги мне парня уложить, а то уснул за столом, - указав подбородком на Михаила, Муравьев встал со скамейки... - А как он отнесся к потере родных, а, Кузьма?
  - Он до сих пор находится в состоянии амнезии, что-то помнит, что-то нет. Да, да, многое помнит, а про семью ничего пока, как будто ее и не было у него. Врачи предупредили...
  Михаил открыл глаза, посмотрел на Кузьму, стоявшего рядом, и закрыл веки, проваливаясь в сон.
  
  - 2 -
  
  Запах ухи будоражил нёбо, вызывая сильное слюноотделение. Михаил, сглотнув слюну, повернулся на бок и, уложив удобнее голову на ватник, принюхавшись, невольно удивился тому, что во сне он смог уловить запах приснившейся ему ухи.
  ...Обрывистый берег речки Эсски зарос мелкой травой. Расположившись на ней, Михаил рассматривал воду, освещенную лучами большой луны. Поверхность реки сейчас напоминала бумажный ковер, настолько она была ровной. Ни брызг, ни разводов от рыбы, охотившейся за мальками, жучками, листвою, падающей с деревьев.
  Удочка, лежавшая рядом с ним, дернулась, и какая-то сила потянула ее в воду. Михаил обеими руками ухватился за ее конец и потянул удилище на себя. И как вовремя он это сделал. Огромный налим, схвативший наживку, мог спокойно затащить удочку в глубокий омут. Но теперь он лежал на берегу, и Михаил, разделывая его ножом, укладывал куски рыбьего мяса в ведро, в котором уже закипела вода.
  Запах варенного рыбьего мяса был сладковатым. Михаил бросил в кипящую воду пригоршню брусники с клюквой. Запах ухи после этого стал сладковато-кислым, вызывая слюну, усиливая ощущение голода. Кипящая вода стала выплескиваться из ведра, а вместе с ней на костер полетело и рыбье мясо. Михаил осмотрелся по сторонам, но как назло, никак не мог найти тарелки с ложкой, чтобы спасти хоть какие-то куски налимьего мяса.
  "Нужно бежать в избу за ложкой", - подумал Михаил и, вскочив на ноги, оступился и сорвался с обрыва в реку.
  
  ...Поднявшись с нар, Михаил отметил, что правую руку с пальцами не чувствует, отлежал. Стал двигать пальцами, смотря на ладонь, освещенную серебристыми лучами луны, пробивавшимися в избу через оконное стекло. Они освещали и заставленный посудой стол, и пустую скамейку, и дальнюю часть избы с пустыми нарами. Видно, Виктор провожает Кузьму, выдумавшего, что за ним кто-то следит.
  Наконец-то, пальцы ожили, он их почувствовал, как и судорогу, пронизавшую болью руку в предплечье.
  Встав с нар, напившись воды из ведра, засунул в печь, в ее ярко красную золу, несколько толстых дровин и вышел из избы наружу.
  Холодный, сыроватый воздух коснулся лица, освежая кожу. Звезды, рассыпавшиеся по небу, подмигивали ему. Найдя ковш созвездия Большой медведицы, Михаил по привычке стал считать его звезды. Потянулся, зевнув.
  "Может, порыбачить?" - эта мысль показалась ему самой подходящей, потому что хотелось очень есть. Ощупывая рукой сырые бревна избы, пошел вдоль них и в углу нашел тайник для червей, который вчера днем показывал ему хозяин избы. Удочка, длинная осиновая палка, стояла рядом, опершись на стену дома. Шар луны, опустившийся за черные кроны деревьев, тускло освещал лес.
  По памяти Михаил тихонько пошел вправо от избы, цепляясь удилищем за ветки деревьев, и через несколько минут оказался на открытой местности, где река под невысоким обрывом образовала омут. Часть его, что под самым берегом, была хорошо освещена луной.
  Степнов, чтобы привыкнуть к этому необычному серебристому лунному освещению, присел и стал осматриваться по сторонам. Березы, белесые стволы которых хорошо просматривались в лунном свете, собрались гурьбой на той стороне берега реки и с интересом рассматривали нового человека. Старая сосна, стоявшая совсем рядом с Михаилом, затрещала своими верхними ветками, видно, чтобы немножко нагнуться и внимательнее осмотреть Михаила. Где-то справа испуганная птица, забив крыльями, слетела с ветки.
  Михаил поежился, стал дальше осматривать вокруг себя лес и прислушиваться к его звукам.
  ...То, что он оказался здесь, это - не просто так. Много Кузьма, его старый друг, в свое время рассказывал о Муравьеве Викторе. А произошла с ним сразу же после службы в армии такая же история, как с Михаилом в прошлом году, он попал в аварию, работая в леспромхозе водителем. Спасибо врачам, скроили его тело, дали зажить ранам. На медкомиссии дали ему вторую группу инвалидности. И все. А это для молодого человека своеобразный приговор.
  С большим трудом Кузьма ходил на костылях. Потом к ним привык, быстрее стал двигаться. Девушка, с которой он до аварии собирался расписаться, ушла от него. Запил Филиппов, а как переберет лишку, так искал приключений на свою голову. То на середину дороги, под колеса лесовоза бросится, то петлю из веревки на шею надевает, а другую ее петлю, с обратной стороны, пытается на сук дерева набросить, чтобы повеситься. Но вечно в этот момент рядом с ним оказывался кто-то из людей, и не давал Кузьме распрощаться с жизнью.
  Через полгода такой никчемной жизни, отец Кузьмы привел в дом невысокого мужчину, Муравьева Виктора. Легенды об этом человеке в их городе ходили давно. Рассказывали даже такое, во что и нельзя было поверить. Например, как Виктор двух медведей без выстрела убил. Медведи на него вышли в лесу. Остановились, рассматривали маленького человечка, обнюхивая воздух. Потом оба двинулись к нему. А Витька, замерев с испугу, как истукан, выронил из рук ружье, его приклад, падая, сломал сухую ветку, что под ногами лежала. Та громко хрустнула. А медведи, от неожиданности, испугавшись этого звука, развернулись, да кинулись назад. Да недолго бежали они от Виктора, от разрыва сердца шагов через пятьдесят оба померли.
  А удостоверился в этом сам Виктор, пройдя по их "мокрым" следам. Его дружки-охотники, увидев это, глазам своим не поверили. Шкуру каждого умершего медведя через увеличительное стекло осмотрели и дырочки от пули, или от дробины, так и не нашли.
  Или еще вот такая история с Виктором как-то приключилась. Он, как-то летом потерялся в лесу, был без ружья, а только с одним ножом (за грибами ходил), три недели прожил в тайге, не голодая. Добывал глухаря, рябчика, зайца, с помощью охотничьих хитростей, ставя капканы или подкрадываясь к дичи.
  И когда он нашелся на одной из делян лесорубов, те люди рассказывали, что поначалу приняли его за Маугли. Одежда у Виктора была из заячьих шкур, шапка из глухариных крыльев.
  Вот тогда Муравьев, по сговору с отцом, забрал с собой сопротивляющегося всеми силами Кузьму в лес. Знакомые лесорубы завезли их в избу, которая находилась далеко за Верблюжкой, что расположилась в стороне Сосьвинского зимника. Лесорубы отвезли их туда, до ручья. Как преодолели оставшиеся два километра через болото и ручей Кузьма не помнит. Но то, что через несколько месяцев он на ноги встал, а к весне здоровье восстановил, помнит. Это и дало ему возможность добиться своей мечты, поступить на юридический факультет.
  Вот и пришла теперь очередь узнать о лечении Витьки Муравьева самому Михаилу.
  
  - 3 -
  
  "Дай, Бог, удачи!" - перекрестился Михаил и стал на ощупь разворачивать леску на удилище.
  Что удивило, кроме крючка на леске ничего больше не было, ни грузила, ни поплавка. Значит поклевку рыбы, если она, конечно, будет, он должен ощутить руками.
  Нацепив на крючок длинного червя, Михаил опустил его в воду Эсски и замер.
  Прохладный воздух, остудив горячее тело Михаила после сна в избе, нашел уязвимое местечко в его теле и потянул правую ногу в ступне. Холодок от нее тонкой змейкой пополз выше, сначала под коленку, потом добрался и до поясницы, и начал стягивать все сильнее и сильнее своими обручами мышцы на бедрах, на ягодицах.
  Понимая, чем это может закончиться, Михаил со стоном поднялся на ноги и, упершись о толстый ствол сосны-великана, стал разминать тело руками. Сначала икры правой ноги, потом мышцы бедер и, добравшись до спины, попробовал потихонечку потянуться. Удалось. Но лучше от этого не стало, нога продолжала "тянуть" спину, потихонечку скручивая его тело, и чтобы не довести до худшего, Михаил понял, что нужно прекращать эту глупую затею с рыбной ловлей.
  Присев на одно колено, ухватившись за конец удилища, приподнял его, отошел подальше от кроны дерева, чтобы не запутать леску в его ветвях. Но, спасаясь от одной опасности, не заметил другой: внизу, у самой воды растет кустарник. Крючок зацепился за него. Вот беда.
  "Может, утром лучше прийти сюда, когда светло будет, тогда он и размотает леску, - подумал Михаил. - А то сейчас ее можно порвать в два счета".
  Положив удочку на землю, Михаил поднялся во весь рост, и осмотрел берег вокруг себя. Заметив толстую ветку, подтащил ее к удилищу, что бы придавить его, но удочка исчезла. Бросив ветку, Михаил стал осматриваться. Что-то сильно плеснулось в воде справа от него, и, взглянув в то место, Степнов с силой хлопнул рукой по колену. Видно, он не распознал, что на другом конце удочки рыбина поймалась, а не ветка, как он подумал.
  Обтирая слезу с лица, не знал, что и делать. Вот, как получается, Кузьма привел его к старику-медвежатнику, а тот вместо того, чтобы вести себя, как подобает больному, такую глупость сотворил, лишил старика удочки.
  "Что делать? В реку лезть?"
  Стянув с себя штаны, с курткой, рубахой, Михаил, хватаясь за кустарник, только сейчас почувствовал, что он колючий. Оторвав от него руку, зубами вытащил из ладони несколько иголок и сделал шаг в сторону от него, упираясь в торчавшую ветку сломанного корня. К счастью, он был твердым и его вес удерживал, не сломался и не согнулся. Ухватившись рукой за тонкое деревце, растущее рядом, Михаил стал приседать и коснулся воды стопой.
  Холодная вода тут же обожгла его ногу, но Михаил не отдернул ее. И как бы он не хотел этого сделать, ничего не получалось, и поэтому он не нашел ничего лучшего, как искать ногой дно. И он его, кажется, нашел. Почувствовал, как нога замедлила свой ход и проваливается во что-то скользкое. Упершись левой ногой в корневище, Михаил потянул правую ногу на себя, но она не поддалась.
  "Неужели ее засосало?" - подумал он про себя и, ухватившись обеими руками за корневище, что повыше, напрягшись всем телом, с неимоверным усилием стал тянуть ногу вверх. И, к счастью, она поддалась, вылезла из речного глиняного дна. Забравшись наверх и усевшись на землю, Михаил только сейчас заметил, как дрожит всем телом от холода.
  Кто-то на том берегу кашлянул. Замерев, Степнов не сводил с того места глаз. Это был человек. А, может, нет?
  Кустарник шевельнулся, и на берег реки вышел человек. Лунные лучи его хорошо освещали со спины, а вот лица не рассмотреть, так как он смотрел в сторону Михаила, а луна только и могла, что освещать его затылок. Присел, всматривается в реку, что-то ищет в ней. Сколько это длилось по времени, трудно сказать, но показалось, что долго. И, не найдя того, что хотел, человек обернулся к кусту, и только теперь у Михаила появилась возможность рассмотреть его лицо.
  Это был старик с седой бородой, закрывшей все его лицо. И на голове у него шапка необычная, похожая то ли на шляпу белого гриба, то ли на чагу - березовый гриб. И, вот, снова старик обернулся к реке и всматривается в нее, или в противоположный берег, на котором, почти напротив него, сидит в небольшом кустарнике дрожащий от холода Михаил.
  И глаза у него зеленые, светятся маленькими точками.
  Дрожь еще сильнее охватила тело Степнова.
  Старик исчез в тени молодых березок, собравшихся на том берегу у самого обрыва. То, что тело старика движется, не было видно из-за тонких белесых станов березок. А, вот, глаза - пара зеленых огоньков, спустились вниз, к самой воде и замерли. Они хорошо видны Михаилу. И он не сводит с них глаз.
  Что-то резко плеснулось на том берегу, глаза стали двигаться то вправо, то влево, и вода забурлила, но обрыв, прикрывающий лунные лучи в том месте, не дает рассмотреть, что там происходит. И только через несколько минут старик появился в лунных лучах наверху обрыва. Он удерживая в руках что-то, искрящееся в серебристом свете, исчез в лесу.
  - Фу-у-у, - громко вздохнул Михаил и, ухватив обеими руками одежду с кроссовками, босым побежал в сторону избы.
  А в ней так никого и не было.
  "Может, на той стороне был сам Витька Муравьев? - подумал он, протягивая дрожащие руки к тлеющим уголькам в печи. - Но разве у человека могут светиться глаза зеленым светом? Нет, конечно. Кто же это был? Медведь?"
  Михаил сильнее потянул на себя входную дверь и, усевшись подле нее, не отрывал глаз от огня, беснующегося на тонких березовых ветках.
  "Вот так, кто же это мог быть? Нужно Виктору рассказать. С бородой вроде. У Виктора ее нет, короткая. Может, это Кузьма назад пришел? А глаза? Почему тогда у него они зеленые. Да, да, он еще и рыбу в реке поймал, я это видел. Руками, голыми руками".
  
  - 4 -
  
  - Миша, Миша, что ты здесь сидишь у двери?
  Степнов, услышав вопрос, вздрогнул и посмотрел на человека, смотревшего на него.
  - А-а-а, т-там, - показывая в сторону двери, прошептал Михаил. - Т-та-там у-у-у. Вы...
  - Успокойся, успокойся, говоришь, кто-то напугал тебя? - Муравьев вышел из избы, а через несколько минут вернувшись, присел рядом и внимательно посмотрел в глаза Михаила, освещаемые блеском печного огня.
  - Я все осмотрел, никого там нет. Привиделось тебе что-то видно, а, может, приснилось? Понаслушался нас с Кузьмой, а мы - мастера всякое выдумывать. Вставай, вставай.
  Михаил, ухватившись обеими руками за протянутые ладони Муравьева, с трудом встал на ноги и, хромая прошел к скамье.
  - Чаю будешь? Правильно, тебе нужно согреться, а то утро уже, работать надо начинать. Не за горами зима, Мишенька. Вот, какие дела.
  Михаил с завистью наблюдал за быстрыми действиями хозяина избы. Все у него в руках спорилось. Заполнил из ведра водой чайник и поставил его на железную подставку на печи. Быстро стал убирать мусор со стола, кружки, флягу, тарелки и вынес их наружу избы.
  - Потом все помою, - сказал он Михаилу и, присев с ним рядом, улыбаясь, посмотрел в глаза гостя. - Ты, это, будь здесь, как у себя дома, а меня признавай, как своего товарища, как Кузьму. Ну, вот, и хорошо, - и похлопал Михаила по локтю. - А чего ты без штанов? В туалет не успел сходить?
  - Н-нет, - замотал головой Михаил.
  - Так, давай я их простирну и повешу сушиться во дворе. Солнышко их быстро высушит...
  - Н-нет, н-нет, - перебил его Михаил. - Там, там, - стал он показывать пальцем в сторону двери. - С-с-с, с-сы.
  - Не понял, Миша, я тебя. Пальцами опиши, что хочешь сказать, - попросил Муравьев.
  Михаил взял лежащую на полу маленькую веточку и показал, как будто она -большая палка, и он закидывает ее через себя.
  - Удочка? - спросил Виктор.
  - А-а-а, - закивал головой Михаил.
  - Ты рыбачил?
  - А-а-а! - закивал головой Михаил.
  - И что поймал?
  - Не, не, - замахал руками Степнов и показал, что эта палка упала куда-то.
  - В реку удочка упала? - спросил Муравьев.
  - Да-да, - заулыбался Михаил.
  - Вот, какие дела. Хм, и такое бывает, - улыбнулся дядя Витя. - Не переживай, и леска у меня есть в загашнике, и крючки, а удилищ, как видишь, полный лес.
  - Та-а-а, - закивал головой Михаил и, поднявшись, ухватив Муравьева за рукав, потащил его к двери.
  - Так, оденься сначала, Миша, - подняв с полу джинсы и осмотрев их, остановил Степнова Виктор. - Не лето в лесу, - и помог гостю их надеть на себя.
  У речки Виктор, слушая возгласы Михаила, стал внимательно всматриваться в реку.
  - У-у, - заурчал Михаил.
  - Тут, значит, упала удочка? - переспросил хозяин избы.
  - Не-е.
  - Уволокла рыба удочку?
  - А-а-а.
  - Не понял тебя, - на лице Виктора появилась вопросительная гримаса.
  - Т-да-а, - собравшись с силами, выговорил сложное слово Михаил.
  Удочку Виктор нашел быстро по торчащему из воды ее кончику с привязанной к нему леской. Вытащил он ее, благодаря валяющейся на земле длинной ветке. Сделав у нее на кончике рогатину, зацепил леску и потянул на себя. Удочка с легкостью поддалась. Ее крючок был пуст.
  Увидев это, Михаил развел руками.
  Как ему сейчас хотелось много рассказать Виктору не столько об этой рыбалке, как о том незнакомце, который ночью поймал на том берегу реки огромную серебристую рыбу. И, увидев под ногами часть земли, с отсутствующей на ней травой, тут же нарисовал палочкой человечка и, показав на свой подбородок, протянул сложенными пальцами чуть-чуть вниз.
  - Человек? Он был с бородой? - улыбнулся Виктор. - Показалось тебе, Миша. Нет здесь никого из людей. Вот, какие дела. Хотя, может кто-то из охотников? - пожал плечами Муравьев. - Не знаю. Но, сколько знаю, люди в эти места по одному не ходят. Вот, какие дела. Здесь вокруг слишком много медвежьих следов. Так, ты точно видел здесь человека, Миша? - переспросил Муравьев.
  - Т-да, - закивал головой Степнов.
  - Может, медведя видел?
  Этот вопрос для Михаила был настолько неожиданным, что он, чуть не вскрикнул от удивления.
  - А, а, у, н-н, о-о, - он снова стал рукой показывать бороду.
  - Это, скорее всего, ты видел бурого медведя. Здесь неподалеку живет медведица соломенно-рыжего цвета. Значит, это она приходила сюда, - задумался Виктор. - Этого мне еще только не хватало.
  - А-а-а?
  - Вот, и я думаю, неужели уходить нужно нам с тобой отсюда! На кухне две хозяйки не управятся, как и на этом островке - человек с медведем. Вот, какие дела. Так, где говоришь, она была? Медведица?!
  Михаил указал рукой на ряд растущих на краю берега молодых березок:
  - Т-там.
  Михаил помог хозяину накачать резиновую лодку, они спустили ее с ним на воду. Он проследил, как Муравьев переплыл на ту сторону речки и, таща лодку за собой, залез на обрывистый берег.
  Назад вернулся Муравьев к полудню, когда солнце находилось уже в зените. То, что он показал Михаилу, было непонятно: рыбья шкура. Создавалось такое впечатление, что она была снята с язя мороженного, ни жиринки на ней, ни кусочка мяса, а с другой стороны чешуя только в двух местах была снята, у головы и хвоста.
  - Следа медведя не нашел, - прошептал Виктор, - ни одного животного. Удивительно. И так с рыбой разделаться ни человек, ни животное не может. Голова высосана, кости хребта разжеваны, высосаны и сплюнуты. Прямо, как человек делает, когда мелкую рыбу ест. Так, ты говоришь с бородой он был, так?
  Михаил кивнул головой.
  - Что у него, когти или присоски на пальцах были, чтобы язя такого килограмма на три с воды ухватить, или руки у него такие огромные, как лопаты?
  Михаил пожал плечами.
  - Вот, какие дела. Что-то ты не договариваешь.
  Михаил встал и показал себе по плечи рост того человека, которого видел ночью на том берегу.
  - С мой рост, что ли? А ну-ка погоди, - и, прыгнув в лодку, Виктор переплыл на тот берег.
  Забравшись к березам, напротив которых Михаил видел ночного деда, спросил:
  - Такого он роста был?
  Михаил рукой показал ему, что нужно левее стать. Присмотрелся, закачал головой и показал, что дед был повыше него.
  - Так? - Виктор поднял руку над собой.
  - Не, не, - громко сказал Михаил, показывая, что дед был еще выше.
  - До кудова? - не унимался Муравьев.
  - Э-э, - Михаил показал на ветку сосны, под которой стоял.
  - А, понял, - сказал Виктор и, подхватив под ногами палку, ткнул ею в верхнюю ветку березы.
  - Та, та, - закивал головой Степнов.
  - Хм, - усмехнулся Виктор, - а говоришь, что он был ростом тебе по плечо. Метра два с половиной роста, получается. Вот, какие дела, - стал внимательно осматривать ветки на березах Виктор. - А ты прав, вон одна из них наживую содрана со ствола, видишь, висит? Видно она ему мешала, он ее и сорвал, даже с листвой. Ничего себе! Кто ж это нас ночью посетил? На вряд ли это мишка косолапый? Он сейчас на болоте кормится, да и с рыбой здесь скудновато, жиру на зиму не нагуляешь. Вот, тебе на-а. Неужели леший нас посетил, а? Или йети?
  Михаил пожал плечами.
  - Вот, какие дела. Теперь и не знаю, что будем делать. Давай собираться, пойдем на выруб, там, правда, староватая изба, на сопке стоит. Голодновато будет нам, но гриб с куропаткой, да рябчиком нас прокормят.
  Через некоторое время, когда Виктор по каким-то делам ушел в лес, Михаилу показалось, что он громко кричал: "Фу, Гангг, фу!"
  Может, показалось? Скорее всего, да, это, скорее всего Виктор чихал или кашлял.
  
  
  Глава 2. Щучий глаз
  - Ц-ц, - тихо цыкнул Виктор и подбородком показал в сторону ветки, свисающей красными ягодами рябины к воде.
  Михаил вглядывался туда, но не видел того, что там видел Муравьев, только одну мутную воду.
  Виктор начал медленно опускать в воду веревочную петлю. Ее часть потихонечку стала утопать и тут же, что-то взорвалось в воде, обрызгав Муравьева. Михаил с испугу шагнул назад, оступился и, громко вскрикнув, упал на спину в колючий кустарник шиповника.
  Виктор со смехом протянул Михаилу руку и помог подняться на ноги.
  - Ты что, щуки так и не увидел? - спросил Виктор.
  Михаил пожал плечами.
  - Нужно время, чтобы научиться этому. Пойдем дальше, может, еще повезет, - и, отряхнув от воды веревку, положил ее себе на плечо и двинулся по берегу реки дальше.
  Михаил старался не отставать от него, но, помня слова Муравьева, чтобы он шел не по краю берега, а на метра два-три подальше от него и не шумел, постоянно смотрел под ноги, боясь наступить на какую-нибудь сухую ветку, чтобы она не треснула и не перепугала рыбу, стоящую под обрывом.
  Ольха, широко раскинувшаяся на возвышенности, остановила Виктора. Он смотрел на одну из нижних веток, свисавших над водой.
  Что там так заинтересовало его? Михаил медленно протянул правую ногу вперед и, упершись на большой палец ступни, продвинулся немножко дальше, чтобы ему не мешало плечо Муравьева.
  - О-о-о, - невольно вскликнул он, увидев на ветке свившуюся клубком черную гадюку, которая, немножко вытянув шею, замерла, наблюдая за близко стоящим к ней Виктором.
  - Она ядовитая. Осенью особенно, - сказал Виктор, не оборачиваясь к Михаилу, и сделал несколько небольших шагов назад. - Не одно, так другое. Плохой день сегодня. Видно, нам нужно отсюда уходить. Давай на старый выруб пойдем? - и посмотрел на Степнова. - Там старый вагончик остался, в нем и переночуем.
  Михаил в ответ покачал головой.
  - Почему? - спросил Виктор. - Так, это - лучший вариант, понимаешь?
  Михаил снова покачал головой.
  - Тогда змеей поужинаем, - улыбнулся Виктор и повернулся к ветке, на которой еще три-четыре секунды назад была гадюка. Но теперь там ничего не было. - Уползла. Только куда, вот в чем вопрос? - стал смотреть себе под ноги Муравьев, потихоньку поднимаясь по бугру к Михаилу. - Ну, что, Миша, останемся пока здесь, вот, такие дела.
  Степнов пожал плечами.
  - Да, да, давай останемся. Или за вами с Кузей точно кто-то шел? - он пристально посмотрел в глаза Михаила. - Нет, да? Точно? Что, Кузьма снова выдумал? Ведь я проследил за ним до Верблюжки и смотрю, вместо того, чтобы к Вою на Пуп идти, он свернул к железке. Так, ты в аварию попал? В тебя никто не стрелял? Уснул за рулем? - и, дождавшись, когда Михаил ответит кивком или мотанием головы, или пожмет плечами, продолжил расспрашивать. - А ты из-за травмы теперь инвалид?
  Михаил кивнул.
  - Понятно. И хочешь вылечиться? Молодец. Но я не доктор, лес - доктор. К шаману свожу. Ладно, потом поговорим об этом.
  Степнов, попятившись, поскользнулся и, не устояв на ногах, сел на траву.
  - А вдруг там змея? - спросил Муравьев.
  Михаил, воскликнув, тут же вскочил на ноги.
  - Реакция есть и работает, это уже хорошо. На гриб ты наступил, смотри, - указал Виктор на раздавленную на траве темную кашицу, - потому и поскользнулся. Вот, какие дела. Меня-то, помнишь?
  Михаил не сводя глаз с Муравьева, несколько раз кивнул головой.
  - Я ведь тоже смотрю, лицо-то знакомое. Рубец на скуле только правую сторону тебе исказил. Широкий! А рана-то, не стеклом сделана, рваная. Когтем сделана! Я тебе говорю. Вот, какие дела. Хотя, может и на сук дерева щекой попал, он и порвал щеку.
  Михаил пожал плечами.
  - Ладно, придет время, все вспомнишь. Да, Миша?
  Степнов поднял глаза и, сжав губы, несколько раз кивнул головой.
  - Ты только меня слушайся, хорошо? Что скажу тебе, то и делай.
  Михаил кивнул головой.
  - Ты лучше говори со мной, а то привык головой махать. Хорошо?
  - Тэ.
  - Ну, и отлично. Я к избе пойду, а ты попробуй на ужин что-нибудь поймать здесь, - и всунул Михаилу в руку веревку. - Пока.
  "Поймай. Мне легко. А мне легко?" - никак не мог правильно сложить в своих мыслях ответ на вопрос Виктора Михаил.
  Муравьев, немножко пройдя вперед, остановился и обернулся к Михаилу:
  - Ты же - журналист? - спросил он. - Так, Миша?
  Этот вопрос для Степнова был сейчас так неожидан, что он, открыв рот, некоторое время безмолвно смотрел на Муравьева.
  "Журналист? Журналист. Да, да, он ходил в газету, его там все обнимали, и все лица у них знакомые".
  - А-э!? - выдавил из себя Михаил, помня требование Виктора с ним говорить, а не махать головой.
  - Ладно, парень, попробуем вместе вылезти из твоей амнезии или беспамятства или, как там, дохтора это называют? - и, улыбнувшись, и, махнув рукой Михаилу на прощание, скрылся за кустарником.
  "Амнезия? Амнезия", - это слово Михаилу было знакомо, он его слышал не раз, а вот, что оно означало?
  Сдавив веревку в ладони до боли, Михаил некоторое время смотрел на то место, где только что стоял Муравьев. Обернувшись к реке, вспомнил, что на ветке недавно была змея. Он знал, что она опасна, а, значит, нужно уйти в другое место, где ее нет. Куда? Посмотрел влево, там река поуже.
  Прошел туда, берег спускается с бугра вниз. Он здесь пологий, из сухой глины, в некоторых местах "побитый" зеленой травкой, заползающей в воду. Прошел к ней, и чуть с испуга не вскрикнул, когда в водорослях что-то сильно плеснулось.
  Михаил, выставив вперед руку с петлей, стал всматриваться в воду, в поисках стоявшей у берега рыбы. Вода серая. В полутора метрах от берега колыхалась торчащая из воды палка. А почему она колышется? Интересный вопрос. Присел, опустил руку в воду, которая была, как живая. Удивительно, он хорошо чувствовал, как она обволакивает его ладонь и подталкивает своим течением.
  Умывшись, Михаил улыбнулся своему отражению в воде. Снял с себя кепку и, набрав воды в сложенные ладошки, плеснул ее себе на волосы. И тут же она прохладными ручейками побежала ему за пазуху, на спину.
  - Ай! - вскрикнул он и тут же, испугавшись, что так громко вскрикнул, приподнялся и стал осматриваться по сторонам. Но никого рядом не было, только кустарники, деревья, трава и река.
  "Но он что-то должен делать? А что? Что?"
  Натянув на мокрые волосы кепку, стал смотреть на реку, на торчащую из воды и качающуюся от течения черную палку. Потом глянул дальше, на кустарник, свесивший свои ветки в воду на том берегу, до которого совсем недалеко, шагов десять. Нашел в листве кустарника пичугу, которая прыгала с ветки на ветку и громко щебетала. А какая она красивая: грудка темно зеленая, клюв у нее большой, черный, а хвоста нет. Наверное, его кто-то у нее оборвал.
  Михаил улыбнулся этой мысли и посмотрел на веревку, лежавшую под ногами.
  "А-а, теперь понятно, Муравьев просил, чтобы он поймал рыбу. Рыбу, - подняв веревку, Степнов стал ее внимательно осматривать, ища крючок. Но его на концах веревки не было, а только петля. - Зачем она? А-а-а, - вспомнил он, - что бы ее накинуть на рыбу, сдавить ею и вытащить рыбу на берег!" - вспомнил Михаил.
  Прошел чуть дальше по берегу и снова что-то в подводной траве сильно плеснулось и стрелой понеслось к тому берегу.
  "Щука! - подумал Степнов и снова удивился этой мысли. А ведь, действительно, он откуда-то знает, что это сделала именно щука. - Значит, я об этом раньше знал, а сейчас об этом вспомнил. Неужели прав Кузьма с Виктором, что здесь он быстро выздоровеет. А как хочется быть здоровым. Но нужно говорить".
  - Тэ, - выдавил из себя Михаил эту, ему хорошо поддающуюся фразу. - Ми-са, су, нэ, сука. Нэ, шжука. Нэ, шуда. Нэ, - пытаясь правильно назвать эту хищную рыбу, как в памяти, вслух, Михаил засеменил дальше, смотря себе под ноги.
   Снова что-то с сильным шумом плеснулось у берега, но теперь Михаил увидел темную, как широкая палка, спину рыбы, медленно двигающуюся к середине реки.
  - Шу-ка! - громко вскрикнул он, и в то же мгновение это живое "бревно" остановилось.
  Михаил замер, наблюдая за рыбиной. И она замерла, только хвост ее плавно движется из бока в бок, чтобы удержать себя на течении реки.
  "И я - щука, - подумал Михаил, - и хочу тебя поймать. Щука, я дерево, не бойся меня, плыви ко мне", - начал мысленно уговаривать хищницу Михаил.
  Напряженные ноги стали уставать, но Михаил держался, боясь хоть на полшага двинуться в сторону, рыба это сразу заметит и уйдет. Правая нога стала затекать, давя куда-то в верхнюю часть ягодицы.
  "Нет, нет, нужно ждать!"
  Когда Михаил не почувствовал стопы, не выдержал, двинулся дальше к траве, которая росла на возвышенности. Забрался на бугор и, разминая стопу, уселся на бревно. Вода напротив него посередине реки бурлила, пенясь у толстого бревна, лежавшего поперек. Потянувшись немножко вперед, Михаил посмотрел под обрыв, на стоящую в этом месте воду.
  "А здесь нет течения", - подумал Михаил и громко вздохнул.
  Лучи солнца приятно согревали спину, подбородок тяжелел, зевалось. На секунду прикрыв глаза, Михаил расслабил плечи и, двинув их немножко назад, во что-то твердое уперся спиной.
  "Это - березка", - вспомнил он, еще раз сильно зевнув, закрыл глаза...
  
  - 2 -
  
  Мальчишки играют в футбол. Зовут к себе Михаила, а он не хочет идти к ним. Он подпрыгнул и полетел, как птица. Он летает над друзьями, а они, забыв об игре, бегут за ним и хлопают в ладоши, крича: "Гуля, гуля". Но Михаил - не голубь, и об этом кричит своим друзьям. Но они его не слышат, потому что сами громко кричат.
  "Ну, и пусть! - подумал Михаил и полетел дальше. Дальше. Нет, ему сейчас не нужно играть в футбол, ему нужна щука, Муравьев просил. Вот и озеро, вода прозрачная в нем. А вон и щука плывет, огромная, как акула. Михаил летит к ней, опускает петлю с веревкой в воду и накидывает ее, ведет от хвоста к передним плавникам этой огромной рыбины. Дергает, но рыба уходит, не успел он затянуть на рыбине петлю.
  Жалко. Взмывает Михаил ввысь и заново ищет в озере рыбу. А та щука далеко не ушла, плавает себе на поверхности воды недалеко от него.
  И снова Михаил подлетает к ней, но петлю теперь заводит на рыбину не с хвоста, а с головы: теперь она не уйдет. И, точно, успел он затянуть удавку на рыбе, но та и не думает поддаваться ему. И сколько Михаил не тащит к себе веревку с пойманной щукой, а она легкая, не чувствуется сопротивления рыбы. Видно, хитрая рыбина, плывет в его сторону, чтобы расслабить удавку на себе. И не ошибся, она из воды выпрыгнула прямо под ним и, открыв свою зубастую пасть, вот-вот схватит его за руку. И сколько не пытается Михаил взлететь вверх, чтобы не попасться ей, но никак не может этого сделать...
  Открыв глаза, Михаил вздохнул, лежит он под деревцем, и не гонится за ним щука, и не умеет он летать. Хотел было вытереть пот со лба, но увидел сидящую над собой на ветке серую птицу величиной с голубя. Она поет: ци-иу, ци-иу, ци-иу, ци-и-и-иуу.
  "Неужто, рябчик? - подумал Михаил. - А ведь он это", - прищурившись, Степнов не сводит с него глаз.
  Услышав сильные хлопки крыльев, боится в сторону посмотреть, где сорвалась птица. А этого и не нужно делать. Она села рядом с рябчиком, со своим братом или сестричкой, чистит клюв о ветку, пискнула: цик, цик.
  "А, может, это рябчонок, он к маме или к папе подлетел. А, может, это сам папа или сама мама".
  Что-то кольнуло большой палец на ладони, упертой в землю. Но Михаил не отдернул руку, чтобы не вспугнуть птиц. Что-то подсказало, что рядом с ним целая семья рябчиков. Точно, точно, их птенчики попискивают с ним со всем рядом, даже не зная, как для них опасен этот человек, на ладонь которого один из них пытается забраться.
  И все-таки удалось серому цыпленку при помощи крыльев взлететь и сесть на ногу Михаила. Он чувствует вес этой птицы. Рябчик уселся на него и, почистив свои перышки клювом, умостился животом на штанине и замолчал. Отдыхает.
  Тихонечко приподняв голову, Михаил нашел его глазами. Цыпленок закрыл глазки, ему комфортно сидеть на ноге Михаила. Еще один, легонько царапая своими тонкими коготками кожу руки, забрался к нему на правую ладонь и, уловив тепло, уселся на ней.
  "Ну, что, вот и ужин, - подумал Степнов. - Только вот, как бы изловчиться и схватить обеих птиц".
  Освободив левую руку от веревки, приготовился. И как назло холодок попал в нос, забрался в переносицу к нему, и - чих.
  И птиц, как не было, все разлетелись по сторонам.
  "Обидно!" - вздохнув полной грудью, Михаил повернулся на бок и, хватаясь за дерево руками, встал.
  Солнышко уже спускалось со своего зенита на землю. До вечера еще есть время, нужно подумать, что на ужин принести.
  Михаил глянул на поверхность воды, ничего не видно, здесь вода не прозрачная, как в приснившемся ему озере. А, жаль. Подняв веревку, ступая на пятку, медленно опускает стопу на землю, чтобы не нашуметь.
  Рябчики, сидевшие на нижней ветке березки, не сводили с него глаз. Да, они еще не знают, что это за чудище. Попискивают между собой, обсуждают, но не улетают. А Михаилу до них дела нет, эту птицу руками не ухватишь, и поэтому отвернулся от рябчиков и внимательно всматривается в речную гладь. Здесь она узкая, а вот подальше, снова разлилась в ширину.
  "Почему? Не старица ли там? Точно, точно, вроде бы старица, - догадался Михаил, рассматривая два рукава Эсски. - В одном вода стоячая, в другом - бурлит местами. Вот здесь щука должна стоять. А, вот, как ее найти и поймать?"
  Ветка, потянувшая его за рукав, и подсказала, как можно ухватить щуку. Срезал ее ножом снизу, и верхние ветки тоже, получилась рогатина. Стал ее концы затачивать. Вот и вилы получились, только палка коротковатая, но зато тяжелая. Если резко ударить ею рыбину, то точно проткнет ее.
  У старицы травяной берег, часть ее в воде. Какая-то рыбина, быстро раздвигая ее, стала уходить на середину старицы, а за ней и вторая, третья. Это - щуки, узнал он их по длинному, змеевидному телу.
  Михаил замер, всматриваясь в травяной берег. Ничего не видно, только трава. Сделал несколько шагов к воде и, остановившись у самого ее края, снова замер, как на посту часовой стоит у полкового знамени, немножко расслабившись.
  Со временем почувствовал, рука начала затекать. Положив острогу на другое плечо, стал шевелить пальцами правой руки, плечо заныло, кровь пошла к пальцам. Через несколько минут снова взял острогу в правую руку и положил ее себе на плечо.
  Справа что-то двинулось по воде. Стал следить за этим местом. Рыбы на поверхности воды не видно, а вот линия разрезаемой чем-то воды в его сторону хорошо заметна.
  "Это - щука", - догадался Михаил и сильно сжал пальцами свою пику.
   Рыбина прямо к нему движется, вот-вот подойдет совсем близко. Но вдруг какая-то другая полоса резко двинулась к этой, и вода забурлила, образуя вокруг себя пузыри, кидая из стороны в сторону длинные косы зеленой травы.
  И, поняв, что это может единственный шанс завладеть рыбой, Михаил с силой ткнул свою пику в эту бурлящую воду и, одной рукой удерживая палку, упав на колени, стал рукой хватать скользкое тело рыбы.
  Повезло, это была щука, с полметра в длину, бьющаяся в проткнувшей ее тело пике. Михаил, придавив ее ко дну, нащупав ее голову, что есть силы, сдавил ее ладонью, и чуть-чуть приподняв пику, бросил рыбину на берег.
  "Вот, радость то, какая!"
  Михаил присел около огромной пойманной щуки и не сводил с нее глаз.
  "Вот, радость. Еду поймал, - и, проткнув насквозь тело рыбины, взяв ее обеими руками, побежал к избе.
  
  - 3 -
  
  Не отрывая глаз от Виктора, Михаил следил за каждым действием Муравьева.
  Тот укладывал на землю три разрубленных бревна, на них - следующие, только поперек, и на них еще один ряд.
  Горящая спичка, поднесенная к толстым сосновым бревнам, потихонечку таяла в пальцах Муравьева. Огонь лизал дерево и, вдруг ухватившись за него, полез по дровине внутрь.
  Дымок, появившийся на уложенных дровах, удивил Михаила.
  "Неужели, спички хватило, чтобы разжечь бревна? - подумал он. - Как это? Они же большие! Бывает, и хворост не сразу загорается, а здесь - толстые бревна?"
  - Они сухие и в смоле, - заметив удивление на лице Михаила, сказал Виктор. - Рыбу разделал?
  - Тэ, - ответил Михаил.
  - Что "тэ"? - спросил Виктор.
  - Шуку, - Михаил бьет по своей ладони ребром другой ладони.
  - Не понял, - издевается Муравьев.
  - Руз-рызал, тэ, - с трудом выдавил из себя эти два слова Михаил.
  - Умница. Ставь сковороду на огонь, сейчас жарить будем твою щуку.
  - Тэ.
  - Нужно сказать, например, - задумался на секунду-другую Муравьев, - хорошо.
  - Ха-хохо, - попытался повторить это слово Михаил.
  - Молодец.
  - Са-са-бо, - сбиваясь, поблагодарил Муравьева Степнов и поставил на огонь, пробивающийся через ребра дровин, сковороду.
  Серый кусок медвежьего смальца стал превращаться в мутную лужицу на дне сковороды. Неплотно уложенное между собой рыбье мясо начало стрелять горячими каплями жира по лицу, по рукам Михаила. Но он глаз со сковороды не отводил. Вспомнилось, как раньше жена жарила также щуку, когда он ее привозил с рыбалки.
  "Жена? Да, была жена, была", - смахнув с лица слезинку, Михаил тут же подчинился просьбе Виктора перевернуть на сковороде рыбу.
  - А что мы забыли сделать, Миша? - спросил у него Муравьев.
  По привычке Михаил пожал плечами.
  - А-а, - вспомнил он и начал тереть большой палец с указательным и средним.
  - Правильно, - улыбнулся Виктор, - нужно посолить. Но у меня есть другое предложение, - и из глубокой миски на рыбу, жарящуюся в сковороде, стал ложкой выкладывать пюре из раздавленных ягод. - Это - клюква с рябиной. Витамины вместо соли.
  - Сол?
  - Ль, - улыбаясь, посмотрел на Михаила Муравьев. - Скажи "ль". Со-ль.
  - Л-лы, - выдавил из себя Виктор.
  Что-то сильно треснуло сзади. Обломанная ветка упала с сухой сосны, и огромная птица, сорвавшись с дерева, раскрыв крылья, спланировала вниз и, громко захлопав крыльями, улетела в сторону реки.
  - Уарь! - вскрикнул Михаил.
  - Стари-ик, лет семь с ним вижусь, - прошептал Муравьев.
  - О-о-о.
  - Ты прав. Я за ним скучаю.
  - А-а-а, том? - указав подбородком на избу, спросил Михаил.
  - Это временное мое гнездышко. С Кузьмой, с Сашей Сараной, знаешь же их?
  - Тэ, - кивнул Михаил. - На войны был.
  - С Сараной.
  - Да-а. С-са-ашэ.
  - А-а-а. Так вот, мы с ними эимой на вездеходе привезли сюда бревна, листы ДСП, фанеры и собрали избу здесь. Место не ягодное, не рыбное. Дичи, правда, много, рыбы чуть-чуть, новый год здесь четыре раза встречали.
  - А-а-а, уар?
  - Не-ет, рука, Мишенька, на него не поднимается. У дома никогда не охотимся, здесь мир со всеми. Там, на вырубах, да, а здесь нет, глухарь - это покой. Мудрая птица, Мишенька. Еще три избы у нас есть. Я-то уже все, детей вырастил, пенсионер, внукам не нужен, у них хобби не рыбалка с охотой, не сбор ягоды с грибами, а компьютер с разными энергетическими напитками, да автомобили.
  А когда мою жинку убили, ушел сюда, в лес. В город боюсь возвращаться, пристрелю того, кто убил мою жену. И не просто, а сначала колени ему перебью, потом - локти, пусть помучается. А я точно знаю, кто в смерти ее виновен, - у Виктора на глазах появилась слеза. - А если ошибаюсь, то на толику. Пусть он не своими руками это сделал, но он. Да, ладно, Мишенька, вот таки вот дела у меня.
  Михаил опустил глаза в землю. Слышал он об этом. Весь город об этом говорил, но, доказать этого невозможно. Деньги, связи, и те не помогут, так как у Алексея Алексеевича Свалова есть сила и во власти, и среди бандитов. А это его работа, это я тебе говорю, - Виктор застучал кулаком себе в грудь.
  - Та, та, - глубоко вздохнул Михаил.
  - Дай Бог, чтобы восстановился быстрее. Тебе ведь еще лет десять до пенсии?
  Михаил показал два пальца.
  - Двенадцать или восемь? - Виктор не сводит глаз с Михаила.
  - Та, сам.
  - Семь, значит, - Виктор поморщился, - так, молод ты еще, завидую даже. Мне уже семьдесят два.
  - Тва? - удивился Михаил.
  - Что, еще старше выгляжу?
  - Нет, ш-ш-шщесшат.
  - Просто худой и почему-то без морщин, - улыбнулся Муравьев. - Спасибо, - и похлопал Степнова по плечу.
  Щучье мясо хорошо пропиталось горьковатым клюквенно-рябиновым соусом. Михаил, посасывая косточку, начал разжевывать ее и, скривившись от непонятной боли на рубце щеки, ухватился за нее.
  - Не порвалась, будь спокоен, а разминать нужно, - осматривая рубец, прошептал Виктор. - Думал, порвалась?
  Михаил морщась, посмотрел на Муравьева.
  - Смотри, - показал тот на правую сторону своего подбородка. - Сейчас уже не так видно. Медведь. Мне было лет около тридцати, когтем порвал мне здесь, - и провел по щеке.
  - К-как?
  - А тут все и было. Щуку на старице ловили, по два-три килограмма каждая. Два мешка ею набили. Сашка мне кричит, что на другой старице язя на спиннинг зацепил. Пошел к нему из любопытства посмотреть. А назад возвращаюсь, смотрю, что кто-то в кустарнике нашу щуку ворует. Прямо, слышно, как мешковина рвется. Ну, и со спиннингом туда. А там косолапый, меня и махнул лапой. Я кубарем в реку.
  - Ш-што?
  - Я в реку, а он в лес. Испугался меня.
  - Уммр?
  - Не знаю. Мы с Саней, как рванули отсюда.
  - Хм.
  - Так, рана-то у меня, кровь хлыстала знаешь как?
  - А-а-а, - махнул рукой Михаил.
  Налив в кружку горячего чая, Михаил начал вылавливать в нем своей ложкой брусничные листики.
  - Это - морс, ты листики съедай, это все - витамины, - не сводя глаз со Степного, прошептал Муравьев. - Давай, давай.
  Когда ужин закончился, пошли в избу. Печь нагрела воздух.
  - С-спасиба, - прошептал Михаил и невольно глянул наверх, на подвешенную над на стене огромную щучью голову.
  - Ну, что, узнал? - спросил Виктор. - Это щучья голова.
  - А шу-шу-ка, - и, обернувшись к Виктору, Михаил, собрав пальцы в кулак, тут же их разнял.
  - А-а, точно, точно, - посмотрев на полку, засмеялся Виктор, - блестит. Это щучий глаз блестит. Но он не с твоей рыбы, года три как висит здесь, а вместо глаз там стеклянные шары. Не помню, кто уже и подарил, мне, кажется Кузя.
  
  Глава 3. Новый хозяин
  
  Виктор нервничал. Котелок с чаем уронил прямо в костер, потом его чуть в реке не потерял. Когда ягоду в кастрюльке давил, все это темно-красное пюре рассыпал на траве.
  Но, когда все это происходило, Михаила рядом не было, хотя, это, как сказать. Он был то за кустом, то за огромным муравейником, построенным насекомыми прямо на краю бугра, под большой плакучей березой. И повторять то, что не доделал хозяин, Михаил не собирался, чувствуя, что это не понравится Муравьеву, поэтому и занимался своими делами, собирал гнилушки и складывал их недалеко от избы, куда показал Виктор.
  Зачем они нужны, Муравьев не сказал, а догадаться сложно, потому что Степнов и придумать не мог, для чего они могут пригодиться. Натаскал валежника много, его куча напоминала стог, только не из сена, а из веток. Ладони от гниющего дерева пожелтели, да и запах от рук шел кисловатый.
  Когда нашел еще несколько березовых веток, которые, буквально рассыпались в руках, когда сильно сдавил их в ладонях, бросил. Но Виктор был рядом и, заметив это, подбежал к нему и, показав на них, выставил вперед большой палец, мол, не бросай добро, это - именно то, что нужно.
   Для чего ему они были нужны, узнал скоро. Под кучу веток засунул много сена, сухих сосновых веток и поджег. Костер быстро угас в этой груде гнилья и задымил, как мокрая листва. Вторую кучу гнилых веток они расположили с другой стороны избы, и Виктор ее также поджег, и она, как вулкан, закурилась бело-желтым дымом.
  Ветер, растерявшийся от этого, так и не знал куда задуть, гулял вокруг избы, как вода в омуте, затянув все вокруг белым дымом, который толком и не поднимался, а полеживал на траве, пряча избу в свой кислый туман.
  - Все, теперь он сюда не придет, - улыбнулся Муравьев.
  - То? - спросил из любопытства Михаил.
  - А кто знает, - посмотрел на Виктора Муравьев. - Может, медведь, а, может, леший.
  - Ши? - удивился Степнов.
  - Ле-ший, - разложил на два слога это слово Виктор.
  - Га-ши, - попробовал повторить это слово Михаил.
  - Вот сейчас еще скажешь неправильно, он обидится, и нам тогда с тобой не сдобровать будет.
  Михаил поморщился, хотел сплюнуть, но не получилось, слюна повисла на подбородке и скатилась ему на куртку.
  - А он злопамятный. Это я тебе говорю. С ним надо, любя, разговаривать, с Лешим.
  Снова Михаил поморщился, а потом, набравшись силы-воли, сказал:
  - Казка?
  - Не-е-а, - помотал головой Муравьев. - Это в городе сказка, а здесь все взаправду происходит. Помнишь шкуру с язя.
  - А-а-а, - закивал головой Михаил.
  - Не человечья это работа и не медвежья. А его, Лешего. Он какого роста был?
  - Во-о, - вытянул свою правую руку вверх Михаил.
  - Это он прикинулся таким маленьким, а на самом деле, он еще выше.
  - Та-да? - прошептал Михаил и сел на скамью у избы.
  - Я его сам не видел, а вот чувствовал не раз, что он рядом. А ты вот увидел его. Редкость.
  - Та-та, - закивал головой Степнов.
  - А чтобы он на тебя не злился, нужно его угостить.
  - Та-а?
  - А вот нельзя забывать об этом, - сел рядом с Михаилом Муравьев. - Ты вот щуку поймал, а мы взяли ее с голоду всю и съели, не оставили ему ни кусочка. А он разгневался и все теперь из рук моих падает. Боюсь, ночью он придет сюда и развалит нашу избу, а ее бревна нас раздавят. Вот, поэтому и зажег гнильцу, пусть воняет, может, и ему будет от этого неприятно, не подойдет.
  - А-а-а.
  - Вот, тебе и "да", Мишенька. Сам я раньше в это никогда не верил. Правда, Хромая Белка мне об этом не раз говорил. Только называл он его как-то по-своему, то ли утчи, то ли унху - лесной дух в переводе. Хромая Белка, говорил, что еще здесь есть Йипыг-ойка - это "Старик-филин" и Мис-нэ - "Лесная дева". Вот встретишь ее, влюбишься, в лес уйдешь, пропадешь.
  Холодные мурашки пошли по телу Михаила, стал поеживаться то ли от холода, то ли от веры, что они сейчас с Виктором здесь беззащитны, и вот-вот с ними что-то может страшное произойти.
  - Да, да, - заметив беспокойство Михаила, продолжил свой рассказ Муравьев. - Ты видел Йипыг-ойка?
  Михаил покачал головой.
  - А когда я увидел его, сразу и не понял, кого увидел. Вроде филин на дереве сидит, а вроде и не филин. Росту-то он, как невысокий человек. Посмотришь на него боковым взглядом - чистый старик. Посмотришь на него прямо - филин. А он так тихо летит, и не слышно. Залетит вперед и садится не на тонкую ветку, на вершину дерева, а на ту, что потолще. И снова смотрит на тебя так пристально.
  Ну, нервы у меня не выдержали, вскинул ружье и прицелился в него. А у него такая сила во взгляде, что и близко к нему мушку даже вывести не могу, сил не хватает.
  - Та-а, - открыв рот, не спускает своих глаз с Виктора Михаил.
  - Вот, тебе и "да". Испугался я, честное слово, разомкнул ружье, а патроны, как приклеенные, в стволах остались. Я стволы поднял, трясу-трясу ружье, а они не выпадают. Шомполом пробовал их выбить, не получилось. Вот так, Миша. Растерялся, не знаю, что и делать, а этот Йипыг-ойка, действительно, не филин, а самый настоящий Йипыг-ойка. Смотрит на меня стариковским лицом, человеческим, и улыбается, и головой так водит, мол, не балуйся, не у себя дома. А я совсем тогда растерялся. Уселся под деревом и тут же почувствовал, что сил нет у меня, на сон клонит.
  Уснул я или нет, так, до сих пор и не пойму. Вроде сплю, а вижу, как он спрятал крылья и спрыгнул на землю с дерева. А когда спрыгнул, земля подо мною вздрогнула, видно, был он очень тяжелый.
  - Та-а? - с удивлением не сводил глаз с Муравьева Михаил.
  - Вот, так-то. Подошел он ко мне, и не маленький старик-то, большой. На ногах у него, вроде, лапти, а присмотришься внимательнее к нему, ноги птичьи, как у глухаря. Представляешь?
  - Та-а.
  - И нос у него интересный. Когда издалека на него смотришь, нос, как у человека, а когда он к тебе своим лицом приближается, клюв загнутый такой, как у филина. И говорит он мне что-то, цокает, ухает, не пойму, что говорит. Ну, я и говорю ему про себя, что не понимаю его слов. А он, как в сказке, представляешь, на чисто русском языке и говорит: "Береги лес, лишнего не бери".
  А я ему говорю, что дед Архип мне тоже об этом говорил и приучал меня к этому. И он прямо на глазах моих стал превращаться в моего деда Архипа, который и умер уж давно. Мы-то его тогда, сколько не искали в лесу, так и не нашли. Старик был болен, взял корзинку и пошел в лес, чи по грибы, чи по ягоду, не помню.
  Я уже большой был тогда, в пятый класс уже ходил, или в четвертый. Ну, с дедом и пошел в лес, по указу мамки, мол, чтобы помочь ему грибы или ягоды собирать. А он меня на опушке остановил и сказал, чтобы я домой шел и ему не мешал. А если он назад не вернется, то пусть не ищут его, он к Мис-нэ в гости пойдет, мол, звала она его к себе. И говорит, она на его умершую жену похожа, как в молодости.
  До сих пор, Миша, помню эти его слова и улыбку дедовскую тоже помню. Такая хитрая была. А, когда познакомился я с Хромой Белкой, шаманом, то он мне сказал, что вызовет деда, и я сам у него обо всем расспрошу.
  - И-и-и?
  - Нет, Миша, до сих пор этого боюсь. Нет, нет, дед в лесу всю жизнь прожил, был охотником, белку, соболя, лису добывал. Нет, не здесь, на Урале жил. А потом, когда здесь начали строить железную дорогу, сюда с бабкой и своим сыном - моим отцом, приехал, добывал здесь живицу. Тогда за нее хорошо платили, а жил прямо на Агранга-туре, вместе с егерями. А батька мой с бабкой в поселке. Бабка болела сильно, умерла, так и не дождавшись деда. Потом ругал батьку, что не позвал его на похороны. А мы ведь передавали людям, кто с дедом работал, чтобы ему передали. Мы то и толком не знали, куда он на новое место перебрался. Вот так-то было.
  А когда дед Архип совсем старым стал, к нам в поселок переехал. А потом ушел к своей Мис-нэ. Это к Лесной деве, значит. А а моя мамка, когда я говорил ей, что дед ушел к Мис-нэ, охала и у виска пальцем крутила, и говорила, что дед на старости совсем с ума сошел, вот, и пошел свою смерть в лесу искать. И нашел не Мис-нэ, а голодного медведя или росомаху, или волчью стаю. Ушел и не вернулся, - вздохнул Муравьев.
  - Таа-а, - опустил глаза Михаил. - Та-а.
  - Не нашли мы его. До сих пор иногда кажется, что он со мной в трудную минуту встречается. Вон, вчера Кузьму провожал, назад возвращаюсь, что-то хрустнуло слева у ручья Большого Воя, когда спустился с Верблюжки. Знаешь то место?
  - Та, та, - закивал головой Степнов.
  - А потом что-то произошло, так и не понял что, медведь на дорогу выскочил и деру от меня дал. Что его могло напугать?
  Михаил пожал плечами.
  - Вот, и я не знаю. А то, Миша, я бы сейчас здесь с тобой не сидел. После того, как тебя Кузьма привел, не пойму что стало, страх меня прямо за горло берет. Ну, ну, не смотри на меня так, неправильно сказал я.
  Михаил пожал плечами.
  - Ладно, ложись спать, подежурю первым. Потом - ты, хорошо?
  Михаил кивнул головой.
  
  - 2 -
  
  Слушая глубокий кашель спящего в избе Виктора, Михаил не сводил глаз с костра, с котелка воды, висящего над ним, с искрящихся оранжевых углей и волн, темными линиями пробегавших по золе. Видя их, Степнов удивлялся данному явлению, пытаясь найти хоть какой-то ответ появлению этих темных полос.
  То, что они не тень от какого-то предмета, крутящегося над костром, это точно, как и то, что под горящей золой не было какого-то вращающегося жернова. Приблизил к костру свои ладони и, ощущая ими все более горячий воздух, когда стало невмоготу, отпрянул руками назад. Повторил это движение еще раз, потом еще. Рассмотрел кожу на ладонях, усыпанную мелкими черными точками от золы, и только сейчас ощутил остужающий кожу сквознячок.
  "Неужели, это ветер так рисует эти бегущие яркие и темные полоски на золе? - подумал Михаил. - Точно, ветерок. Хм"
  Вода, забурлив в котелке, закипела. Сняв его и поставив на землю, бросил в воду жменю листьев смородины, ягод - голубики с брусникой, и через какое-то время, подождав, пока настоится, отлил морса в кружку.
  Вспомнилось, как дед, однажды именно так его лечил. Приехали они тогда с отцом к деду в лесную избу. Услышав кашель внука, пошел с ним к реке, набрал листьев смородины с голубикой и брусникой, заварил их в чайнике, а потом напоил этим морсом внука. А утром Михаил проснулся здоровым.
  Отпив чая, Михаил улыбнулся своим воспоминаниям. Морс был несколько кисловат Добавил в него две жмени голубики и, раздавливая ее в кипятке ложкой, пошел в избу. Муравьев пил принесенный Михаилом морс сначала мелкими глотками, потом большими и после, пожав руку Степнову, снова улегся спать. Больше не кашлял, и Михаил с облегчением вышел из избы и сел на скамейку. Глубоко вдохнув грудью, только сейчас почувствовал, что в воздухе уже нет той кислоты от дыма кострищ с гнилых дров, которые они с Виктором собрали вечером и подожгли вокруг избы.
  Круглая луна, застилаемая бегущими по небу облаками, появлялась теперь в своей красе не так часто, как вчера, что, в принципе, не раздражало Михаила. Опасный зверь Муравьева, гоня которого, он жег гнилушки, похоже, был не больше, чем его выдумкой. Доказать себе обратное Степнов никак не мог, потому что знал, что Муравьев, по рассказам Кузьмы, охотник - одиночка. С выходом на пенсию, он стал больше времени проводить в лесу, обживая несколько своих избушек, сложенных им в разных местах.
  И, что самое интересное, за это время, которое он прожил в лесу, ничего с ним не случилось. Ни медведь, ни росомаха с волками не задрали его. Выходит, рассказ его об опасном соседе, который появился здесь совсем недавно, всего лишь Муравьевская выдумка. Говорят, в этом плане, он - хороший сочинитель. Ну, и ладно.
  Поежившись от холода, Михаил потянулся, вытягивая ступни до хруста вперед, и стал снова прислушиваться к лесу. Иногда, где-то неожиданно ломалась ветка, или раздавался крик испуганной птицы. Причина этому понятна: то ли хорек, то ли соболь нападал на птицу, спящую на дереве. Они - ночные охотники. А может все и не так, а все из-за сна. Приснится что-то страшное птице, вот и вскрикнет с испуга.
  Подложив в костер несколько дровин, Михаил вернулся на свое место и стал пить еще не остывший ягодный чай. Его сладкая, ароматная жидкость разбудила что-то в его памяти. Да, да, именно "разбудила" воспоминания о детстве.
  А-а-а, как они в детстве с мальчишками варили ягодное варенье в лесу, на костре. Точно, точно, Кузьма приносил сахар, он - литровую жестяную банку из-под огурцов. Они наливали в банку капельку воды, заполняли четверть банки давленой ягодой, посыпали ее сахаром и подвешивали над золой. Через некоторое время эта каша начинала кипеть, выделяя вверх, как вулкан, много розовато-чернильных пузырьков, и лава закрывала всю ягоду.
  Потом сверху насыпали еще ягоды с сахаром и, глотая слюну, ждали, когда сладкая "лава" закроет своим сиропом эту горку. Терпеливо следя за всем этим процессом, и, давая еще минутку-другую покипеть варенью, ломая краюху хлеба, снимали банку, и начинался пир.
  Да, вкуснее того лесного варенья, Михаил больше нигде ничего и не пробовал.
  А потом они забирались в шалаш и начинали рассказывать что-нибудь страшное. Кузьма - о горке, на которую, не прокричав по-петушиному, лучше не забираться, а то скинет. И не просто, а кубарем, бока так наломаешь, что и встать не сможешь. Где эта гора находится, только Кузьма знал, обещал сводить на нее.
  А Сашка Сарана такие страшилки рассказывал, что весь шалаш дрожал. То о колдовских голубях, что со старого кладбища вылетали при большой луне и нападали на рыбаков да охотников, оставшихся в лесу ночью. То о черной рыси, задравшей егеря, и теперь охотившейся на его детей и внуков. У Кузьмы дед был егерем, так он Сашке сразу начинал рот затыкать...
  "Ку-у-у-аа, куа-а-ууа-а".
  От неожиданно раздавшегося громкого крика, Михаил вздрогнул и перекрестился. Разломив ружье, продул стволы и вставил в них патроны. Крепко сжимая одной рукой приклад, другой - цевье ружья, подвинул вперед рычажок предохранителя.
  "Ку-у-у-аа, куа-а-ууа-а".
  Руки задрожали.
  "...А голуби были огромными, как глухари, - шептал Сарана. - Они вылетали прямо из могил и, найдя человека, летали кругами над ним. Человек, увидев их синие отблески на крыльях..."
  Михаил, глянув на луну, вышедшую в этот момент из облака, начал искать их, колдовских голубей.
  "Вот они!" - вздрогнул Степнов, уставившись на огромную крону кедра и пробивавшийся через сеть его веток белый свет луны.
  "Ку-у-у-аа, куа-а-ууа-а".
  Наведя стволы под кедр, стал всматриваться в тень ночи, укрывшую своим черным одеялом лес.
  "А, может, это - хохот того лесника, который пошел искать в лес свою жену, пропавшую там? Говорили, что он больше не вернулся, его укусил волк, и он после этого стал вурдалаком. Сашка Сарана раз пять его видел и говорил, что если бы не икона, которую он всегда с собою носил, то дух лесника-вурдалака его бы увидел и убил".
  "Ку-у-у-аа, куа-а-ууа-а".
  Этот сильный, оглушивший Михаила крик, раздался, как раз, в том месте, куда направил стволы ружья Михаил. Привстав, он стал всматриваться в темноту, ожидая, что, вот-вот, сейчас раздастся или громкое хлопанье крыльев колдовских голубей, или засветятся красные глаза духа лесника-вурдалака.
  Справа что-то легонько хрустнуло. Облизав губу, Михаил прицелился и, положив палец на курок, приготовился в любое мгновение нажать на него.
  А это, точно, те самые колдовские голуби. Михаил хорошо слышал, как они собрались недалеко от него, у самой поляны, и готовятся на него напасть.
  "Ко-кррррау-крро-кро-кро-крррро, - переговариваются мистические птицы между собою. - Ко-кррррау-крро-кро-кро-крррро", - и как бы тихо они не переговаривались, он их отчетливо слышит.
  Слева от поляны хрустнула ветка.
  "Может, мне первым стрельнуть туда? - подумал Михаил. - А вдруг они этого только и ждут. Они знают, что у меня два патрона и поэтому хотят, чтобы я стрельнул. Так?"
  Михаил полез левой рукой в карман штанов и, нащупав две гильзы, вытащил их наружу.
  "Нет, колдовские птицы, вам меня не взять".
  "Ко-кррррау-крро-кро-кро-крррро", - перешептывались они, наблюдая за ним.
  Ему показалось, что с их стороны кто-то человеческим голосом говорит.
  "Неужели с ними дух лесника-вурдалака?", - разворачиваясь то вправо, то влево, думал Михаил.
  - Сейчас его схватим. Пусть, пусть стрельнет, - расслышал Степнов и резко навел стволы ружья в то место, откуда раздался этот тихий старческий голос.
  - Выходи, лесник! - сказал про себя Михаил.
  Но дух не ответил на его вызов, молчал.
  - Куда, куда, куда? - спросил голубь.
  - Сюда выходи, - подумал про себя Михаил и, понимая, что этого мало, попытался прошептать эти плохо поддающиеся ему слова. - С-смотры, жены твоей нат. Я ия не бил, неа, не убл, неа, не бивал-лия, - с дрожью в губах стал шептать Михаил.
  Чик, - что-то сильно стрельнуло в ярко-оранжевой золе костра.
  Отскочив от него к избе, Михаил присел на правое колено, продолжая водить стволами ружья то вправо, то влево.
  - Ну, т-ты, тарик? - вслушиваясь в тишину, прошептал Степнов.
  "Ку-а-а-а!" - вскрикнул дух и захлопал крыльями.
  Михаил направил в это место стволы и, приложив приклад ружья к своему подбородку, прицелился.
  Тишина.
  "Ко-кррррау-крро-кро-кро-крррро, - защебетал колдовской голубь справа, громко шаркая своими коготками по сухой сосновой листве. - Ко-кррррау-крро-кро-кро-крррро".
  - Нат, нат, вы меся отвлекаете, я то думал, - шептал про себя Михаил, продолжая смотреть то в ту сторону, то перед собой. - Нат, нат, я знаю, что та тат, - закашлявшись, перестал говорить Михаил.
  "Да, да, передо мной ты стоишь, дух лесничий, - продолжил про себя говорить Степнов".
  - Нат дес твоя жана. Иди болото иси! - стал советовать Михаил. - На ас-ску иди, - и снова, путаясь в словах, продолжил думать Степнов, надеясь, что дух лесной хорошо понимает его мысли.
  "Нет, не туда ты пришел. Она, скорее всего, на речке Эсске потерялась, рядом с городом. Отец мне говорил, что там, у Вонючки гиблые места, болота глубокие. Вот она, скорее всего, там и хотела собрать клюквы, да и провалилась в трясину. Ты меня слышишь, дух лесника?" - всматривался в темень Михаил.
  "Ко-кррррау-крро-кро-кро-крррро" - ответил ему колдовской голубь.
  "Да, ты, дух, не с ними говори, а со мною. Я ведь тогда, когда ты потерял свою жену, только родился, как я мог ее увести у тебя? Что вы, голуби демоновские, не можете ее под землей найти? Летите на Эсску, на Вонючку, на их болота и отыщите. Что ж вы народ-то пугаете? Или вы от Кольки пришли мне что-то сказать? Так, не виноват я в его гибели в Афганистане, я в другом месте тогда был. Или вы, птицы колдовские, от его матери пришли, которая всю оставшуюся свою жизнь меня понукала, ругала, стыдила прямо при людях, что я виноват в смерти ее сына! Так, я был в десантных войсках, а он в мотострелковых. И операции у нас были в разных местах. Идите, вы к ней, голуби ведьмины..."
  "Ку-у-а-а-а!" - раздался громкий крик птицы.
  И что есть силы, сдавив ружье, Михаил придавил чуть-чуть курок, готовясь нажать его до конца.
  Луна снова осветила серебряным светом полянку у избы, и в этот момент вышли на нее несколько птиц. Остановились, осматриваются, переговариваясь между собой: "Ко-кррррау-крро-кро-кро-крррро, сак, сак, саккрр".
  И первая пошла прямо к Михаилу.
  Выстрел, за ним второй, смели ведьминых голубей с поляны, раскидывая их тела в разные стороны. Несколько птиц сорвались и поднялись на крыло, улетая в ночь.
  - Что, что случилось? - закричал, выскочивший из избы, Муравьев.
  Всматривался в лес он спросил:
  - Что там, Миша? В кого стрелял?
  - Голаб ведман, голаб, ведман, - показывая в лес, продолжал повторять еле выговариваемые слова Степнов.
  Включив фонарь, Виктор сделал несколько шагов вперед, потом двинулся чуть дальше и, радостно вскрикнув, поднял несколько тушек птиц.
  - Ты - настоящий охотник? - обернулся к Степнову Муравьев и, высоко подняв вверх тушки птиц, пошел к нему. - Это - куропач с семейством к тебе на костер пришел. Ох, и любопытные эти птицы. Ничего не страшатся, а, как увидят костер, всем семейством к нему идут.
  - Эт-та голаб веема, - встав во весь рост, замахал свободной рукой Михаил.
  - Что ты говоришь? Голубь?
  - Та, та, - закивал головой Михаил.
  - Нет, нет, ошибаешься, - похлопал по плечу Михаила Муравьев. - Это там, у Эсски, пара диких голубей живет. У реки Конды на втором завале напротив Снеженска слышал, что вяхири живут. У ручья Воя за железной дорогой видал парочку их, но не здесь. Это же куропатки, смотри, - и, осветив фонарем тельца двух серых птиц, Виктор приблизил их к лицу Степнова. - Видишь?
  - Та, - прошептал Михаил.
  - Может, там еще есть убитые птицы? - не отводил взгляд от глаз Михаила Виктор, - На рассвете посмотрю.
  - Та, та, там, - показал чуть в сторону Михаил. - Два голаба.
  - Да, не голуби это, я же тебе говорю, - вернулся на середину поляны Муравьев. - Точно, еще две куропатки! - воскликнул он. - Видно стайка здесь целая была, да? Вся их семья?
  - Голаба во! - Михаил подвел руку к своему поясу.
  - Такими большими бывают здесь только глухари, не путай их с голубями, - с недоверием посмотрел на Степнова Муравьев. А кричал громко куропачий папа. А ты, что, думал, какое-то страшилище? - усмехнулся Виктор.
  Разомкнув стволы, Михаил вытряхнул из них пустые гильзы и, сомкнув ружье, поставил его у двери избы.
  - Нет, Мишенька, у тебя еще полтора часа дежурства осталось. Или спать пойдешь?
  - Нат, - замахал головой Степнов. - Идти, идти, м-м, Выта.
  - Молодец! - похвалил Михаила Муравьев и, подвесив тельца куропаток у входа в избу, ушел внутрь дома.
  
  
  - 3 -
  
  А Михаил никак не мог прийти в себя после произошедшего. Да, да, ведь он прекрасно знал, что это - крик курапача, а не какого-то выдуманного ими, пацанами, ведьминого голубя. Но, вот, позабылось, и сверху еще накрутил себе пугающих детских историй. Смешно получается.
  Потянувшись, Михаил раздул костер и, уложив в него мелкие ветки, ждал, когда он хорошо разгорится. И огонь захрустел ими, наподобие того, как Степнов хрустит, пережевывая, косточками жареной мойвы. И зачем вспомнил об этом? Когда с деньгами трудно, Михаил покупал эту рыбку в магазине и не жалел. Жарил ее, подбрасывал в уху, мойва жирная, молол ее с картошкой, котлеты мягкие получались, вкусные - не оторваться от них. А если в них еще добавить манной крупы, лука с чесноком!
  Несколько раз причмокнув, Михаил осмотрелся по сторонам, видел ли кто, как он размечтался? Навряд ли. Виктор спал, а за ним, если кто сейчас и наблюдает, так это животное, или птица, или мышь лесная.
  И снова, только о чем-то подумаешь, так оно тут, как тут. Мышь, размером с небольшую крысу, вышла на серединку поляны и, встав на задние лапки, обнюхивала травку.
  "Ничто не пугает ее, ни человек, ни костер, - размышлял Михаил. - У нее полно своих дел. Вот-вот холода придут, нужно сена заготовить, гнездо утеплить. Хм, а ведь не ошибся", - не сводил со зверька своих глаз Степнов и наблюдал, как мышь, собрав несколько перьев от убитой им птицы, побежала под избу.
  Вторая мышь, вышедшая из-под дальнего угла избы, была меньше первой и, кажется, темнее. Она испугана, постоянно привстает на задние лапки и осматривается, принюхивается. Остановилась возле углей от старого костра и что-то ищет.
  Костер, разгоревшись, стрельнул, расправляясь с сучком на толстой ветке, а мышь и глазом не повела, всматривается в сторону леса. Луна, как в цирке, направила на нее свои лучи-прожекторы, как будто ничего интереснее вокруг и нет, и все зрители должны смотреть, то только на мышонка. И Михаил не отрывал от нее глаз, ожидая, что она сейчас покажет всем какой-нибудь номер.
  И - произошло. Тень от спикировавшей на мышь совы он заметил только после того, как она также бесшумно, как слетела, так и поднялась и уселась на ветку. Мышь в ее лапах было трудно рассмотреть. Только по тому, как она нагибалась и что-то клевала у себя в лапах, то можно было только догадаться, что поедает маленького, только что пойманного ею грызуна.
  "Вот так и в жизни бывает, - вздохнул Михаил, - живешь-живешь, даже не знаешь, что с тобой может произойти в любое мгновение".
  Сколько раз он пытался вспомнить поминутно все свои действия до произошедшей аварии на машине, но память его близко к последнему моменту еще не подпускала. Но его память почему-то возвращала в другие воспоминания. Да, да, как он приезжал с егерем на какую-то лесную деляну, где за день до этого работала бригада лесорубов, не имеющая на разрешения на выруб в этом участке леса. Но на том месте ничего, кроме обрезков веток от поваленных деревьев не осталось. Все они обыскали вокруг этого места, как говорится до палочки, до спички с бычками от сигарет, консервных банок. А когда нашел несколько чеков из магазина, работавшего на Снеженском рынке, их егерь назвал очень важной деталью для расследования. По ним можно уточнить, кто скуплялся.
  Услышав это, Михаил с недоверием посмотрел на егеря Федора Ивановича Скобского. А тот, улыбнувшись, указал пальцем на строчки, напечатанные на чеке. "Свитер - три тысячи пятьсот рублей", "спортивный костюм - три тысячи рублей", "спортивный костюм - две тысячи восемьсот рублей", "носки..."
  - Итого семнадцать тысяч рублей, - егерь поднял вверх свой указательный палец. - Здесь целая бригада работала, и бригадир скупался на выделенную для этого сумму денег их хозяином. Понятно? То есть, не наличными деньгами, а на карточку хозяина, заказчика леса.
  - Не доказательно, - замотал головой Михаил, держа включенным диктофон.
  - А на втором чеке указано, как и на первом, что двадцать третьего августа в магазине было закуплено десять бутылок водки, сорок банок тушенки, двенадцать булок хлеба, десять килограммов макарон, соль и все остальное прочее на сумму шестнадцать тысяч рублей пятнадцать копеек.
  - Извините, Федор Иванович, так, здесь эти чеки мог любой человек выкинуть. Тот же охотник, грибник, ягодник. Убрал все лишнее из карманов и выбросил.
  - Ты прав, - Скобский осмотрелся по сторонам и вдруг неожиданно вскрикнул, - а вот здесь, похоже, у них и мусорник был.
  Он нагнулся у кустарника и начал своим ножом раскидывать в стороны наломанные ветки.
  И, как оказалось, был прав. В яме лежало с десяток пустых консервных банок, ломанные пластмассовые ложки, вилки, куски недоеденного хлеба.
  - Культурно как, - удивился Скобский, - это не украинцы были, не наши, и не с востока ребята. Скорее всего, прибалты.
  - Почему так думаете?
  - Смотри, во всем аккуратность. Ветки обрубленные собраны не в кучу, а уложены по величине своей в дровники, будто здесь дом стоит, а это - двор, в котором должна быть чистота.
  - Краускас.
  - Что вы сказали, Михаил? - Скобский с улыбкой посмотрел на Степного.
  - Ну, это так, - смутился Михаил. - Живет в Советском один литовец, крупный коммерсант, депутат районной думы.
  - Вот, и я о том же, Михаил Валентинович. Сколько раз пытался поймать его за руку, но не удавалось. То потому, что раньше узнавал о моем интересе, то, вот, депутатом стал, а то и присылал своих молодчиков "в последний раз" меня предупредить. Чувствую, что это он, но никак не могу этого доказать. И сейчас произошла та же история. Смотри, сколько леса положили! Кубов пятьсот, триста двенадцать деревьев. Сволочи. Где же они его хранят, вот, в чем вопрос.
  - Так, в километрах двенадцати отсюда вырубили огромный участок леса, сделали там склады.
  - Так-то самого нашего, - поднял вверх указательный палец лесник, - мэра. Нет, тот так мелко воровать не станет, он здесь столько земли в аренду взял. Нет, нет, диктофон не включай, и говорить об этом не советую, коль хочешь дальше здесь жить и работать.
  - Убьет меня?
  - Я этого не говорил, - захаркал горлом Федор Иванович. - Нет, нужно бросать курить.
  - Так, зачем я вам тогда здесь нужен? - удивился Михаил.
  - А тот и попросил посмотреть.
  - Мэр?
  - Скорее всего, он. Меня попросили люди, приближенные к нему.
  - Смешно, Федор Иванович, им то, раз плюнуть проверить это.
  - Не знаю, мне сказали проверить, и тебе тоже, я так понял, сказали?
  - Да, редактор сказал, что вы просили, - опустил глаза Михаил.
  - Вот и давай, узнавать. Нам еще с тобой до пенсии лет по десять осталось. Так, задача, сначала ее заработать.
  - Верно.
  Дорожку, по которой вывезли лес, Федор Иванович нашел, как собака, по нюху. А, как оказалось, по аккуратно выбранному и вновь уложенному на место дерну беломошника.
  Метров шесть убрали его с полянки. И когда Михаил подошел к раскидистым осинам, Скобский его остановил:
  - Посмотри вверх.
  И только теперь понял Михаил, как Федор Иванович вычислил это место. Куда ни глянь, сосна растет, а здесь - неожиданно осина.
  - Так, она еще и срубленная, - добавил Скобский, - вкопали стволы на метр в песок. Так и стоит. Понятно?
  - Ну, что, пойдем дальше?
  - В Афгане, говорят, ты служил? - с издевкой посмотрел на Михаила егерь.
  - Было дело.
  - Ну, и снова готов без оружия сунуться под огонь.
  - Не понял? - остановился Степнов. - А-а-а, думаете, стрелять будут?
  - Ну, а ты, как думаешь, люди пропадают в лесу. Я не о простых говорю людях, грибниках разных, рыбаках, - шепчет егерь. - Пошли, пошли, а то ушей знаешь сколько нынче...
  
  ...Хрустнувшая ветка у реки испугала Михаила. Взял ружье, переломил его, вставил патроны и стал всматриваться в то место.
  - Кяу, кяу, кяу, - сорвалась с ветки, сильно захлопав крыльями, птица.
  "Дятел, - по ее крику догадался Михаил. - Он в дуплах живет. Может, змея его вспугнула, хотя, так высоко эта тварь навряд ли полезет, да уже и не лето, прохладно. Может, дятел не успел в своем дупле на ночь спрятаться и остался на ветке дерева. Скорее сова его спугнула или зверек какой - белка, бурундук, тот же соболь".
  Ночь в лесу полна звуков: скрипов дерева, шелеста веток, редких криков птиц, писков мышей. И сейчас среди них Михаил пытался выделить что-то необычное. Вот, к примеру, взять человека крадущегося. Первое, что он невзначай сделает - хрустнет веткой, выругается, запнется обо что-то. А если взять медведя, лося, то говорят, их шага и не услышишь. Один - охотник, другой - дичь, как-то они это понимают и поэтому стараются ходить бесшумно.
  "Так, кто же мог так сильно хрустнуть веткой? - Михаил сомкнул стволы ружья, тихонечко передвинул скобку предохранителя вперед. - Может, росомаха? А почему бы и нет. Напала на того же оленя, вот он и хрустнул веткой, пытаясь убежать от нее. А, может, это - волк набросился на зайца. Хотя, нет, заяц бы сильно закричал, как испуганный ребенок".
  Плотные ветки рябины раздвинулись, одна из них немножко опустилась вниз и раскачивалась. Это Михаил видел хорошо, но только не того, кто это сделал. Всматривался, но ничего не было видно. И тот зверь, видно, увидев томящийся костер, а, может, и Михаила, остановился и раздумывал, как поступить дальше.
  Дрожащей рукой Михаил приподнял ружье и чуть не выстрелил, увидев, как что-то темное спрыгнуло на землю и тут же запрыгнуло на ветку дерева назад, и спряталось в них. Оторопев от испуга, Михаил, открыв рот, немножко привстал, всматриваясь в замершие ветки рябины.
  Хруст съедаемого зверька он расслышал хорошо. Это, скорее всего, был соболь или колонок. Именно такой величины было животное, спрыгнувшее на землю. Они шишками не питаются, значит, следили за какой-нибудь мышью, кормящейся на земле.
  Стрелять в то место, где приблизительно находилось животное, Михаил не стал, вспомнив слова своего старого наставника Угриновского: "Убивай только то, за чем пришел в лес".
  Соболь или колонок ушел тихо, это Михаил понял, увидев несколько раскачивающихся по очереди веток рябины.
  "Приятного тебе аппетита!", - вздохнул Степнов и, упершись спиной в стену избы, стал вслушиваться в лес. Ни о чем плохом, о том, что произошло с ним раньше, после аварии, думать не хотелось. Теперь он находится в реабилитационном отпуске и должен научиться произносить эти сложные, плохо выговариваемые слова. Редактор дал ему год. Если Михаил не восстановится, то в августе придет на его место в редакцию выпускник ханты-мансийского журфака.
  - Ы-ы-ы-ы, м-м-м-м, с-с-с-с, - стал тихонько распевать буквы Михаил, - л-л-лр, л-л-рыл-л...
  Эта песня помогала ему выговаривать буквы лучше и лучше. А сегодня, что его приятно удивило, он выговорил для себя несколько новых слов - это "голаб ведман" и "Вытя", а, на самом деле, должен был сказать "голубь ведьмин" и "Витя". Но мысленно сказать легко, а вот произнести это слово вслух очень сложно.
  - И-и-и-ы-ы-и-и, о-о-о-у-у-уо, с-с-с-с, и-и-и-ис...- веки становятся тяжелыми, глаза слипаются. - И-и-и-у-у-у-у...
  
  ...А соболь снова появился на ветке дерева и наблюдал за Михаилом. Шкурка его лоснится, сверкает в лучах солнца. Нужно добыть его. А он-то почему не боится Михаила? Думает, что он - мышь? А-а-а, он следит за его пальцами и думает, что они какая-то незнакомая для него козявка и намеревается съесть ее. Давай, давай, соболь, из твоего меха хорошая шкурка на воротник выйдет. Ну-ка, ну-ка, сейчас еще поиграем пальцами, ну, что смотришь, прыгай!
  И соболь начинает спускаться, спрыгивая с одной ветки на другую. Ой, какой он большой! Да с его меха целую шубу сшить можно, только и успел подумать Михаил, как это огромное животное спрыгнуло на него и принюхалось к нему. А какой у него огромный нос, голова - человеческая(?), вся в шерсти, как у медведя, но это - не медведь. Кто же это?
  А тот смотрит своими глазами человеческими на Михаила, рассматривает его. И хорошо видны его зубы, желтые клыки. Откуда они у человека? Или это не человек, а тот старик, как его Виктор называл? Йипыг-ойка - "старик-филин". Или это сам унху - лесной дух?
  Унху открыл рот, откашлялся, и пошла сильная, тошнотворная вонь из его рта, такая, что Михаил, не выдержав, сразу же прикрыл рукой свой нос.
  А тот испугался его жеста и стал без остановки пятиться до тех пор, пока не скрылся за деревьями.
  Отдышавшись, Михаил открыл глаза. На поляне светло, утро пришло. Солнца еще не видно, просыпается за избой. Виктор, как следопыт, ходит чуть вдали от него и всматривается в землю, словно пытаясь что-то на ней найти или прочесть чей-то звериный след.
  - Выта, - позвал его Михаил.
  - Ты здесь ничего не видел? - на секунду оторвался от своих дел Муравьев.
  - Нэ-э, - встал со скамейки Михаил.
  - Сиди, сиди, пока не мешай мне.
  - Э-э-т, собол, собол там!
  - Где? - посмотрел в указанную сторону Михаилом Муравьев. - А-а-а, видел след, мышкой позавтракал. Так, ты, точно, ничего здесь не видел? Проспал, значит. Я так и думал. Похоже, здесь новый хозяин появился.
  
  
  Глава 4. Капкан
  
  Михаил не сводил глаз с затылка Виктора, с маленькой лысинки, похожей по своей форме больше на улитку. Да, да, на виноградную улитку, лежащую на седом затылке Муравьева бочком. Таких улиток они со своим двоюродным братом собирали ведрами на рисовом поле, приносили бабушке и перемалывали их в большой мясорубке. А бабушка кормила этим улиточным фаршем утят.
  Да, улитки с рисовых полей по своей форме сильно отличались от виноградных улиток. У тех раковины были круглыми, не вытянутыми, как у тех, что живут в рисовых балках. Да, и цвет у земных улиток был коричневым с белыми полосками, а у водяных - серо-зеленый. А, вот, у Виктора на голове "улитка" белая.
  Присмотрелся и ёкнул от удивления, лысина то у Груздева была и совсем не лысиной, а широким рубцом. Кожа рваная. Видно, правду люди говорили, что медведь ему шапку сбил, и если бы не пробитое сердце у косолапого, то разделался бы тот с горе-охотником раз и навсегда.
  "Как научусь говорить, обязательно расспрошу его об этом" - подумал Михаил и стал вместе с Виктором всматриваться в лесную чащу.
  - Это - профессионалы, - обернулся к Михаилу Муравьев. - Это точно.
  - К-к-как?
  - А ты, что, не видишь? Ну, вон, около ели пень стоит высокий, видишь?
  - Т-та, - выдавил из себя трудное слово Михаил.
  - И что?
  Михаил пытался понять, что заинтересовало Виктора на том ободранном от коры пне. Пень, как пень, весь ободран и, скорее всего, когтями медведя, полосы от них на сердцевине дерева хорошо видны.
  - А вниз пня посмотри, - подсказал Муравьев.
  Михаил опустил глаза, вроде ничего такого. Дерево обсыпано со всех сторон какой-то непонятной трухой, искрящейся мелкими искорками в солнечных лучах. Это, скорее всего, смола от дерева.
  - С-с-ма-сма-та.
  - Нет, это - не опилки, политые смолой, - догадался Виктор, - а соль. Обычная крупная соль.
  - Та?
  - Здесь лосиная тропа. Понятно? А лось любит соль, егеря постоянно подкармливают ею животных. Вот, и эти ребята, решили далеко не ходить в поисках лося, прямо у железной дороги сделали солонец. Кто это, новички или наши местные браконьеры? Нет, не наши, чужие, браконьеры, - размышлял вслух Муравьев.
  Михаил, похлопав его по плечу, показал, что идти нужно вправо, там они с Кузьмой прыгали, у самого ручья. А это еще далеко отсюда.
  - Что говоришь? - посмотрел на Степнова Муравьев.
  - Та-там та...
  - Что там? - Виктор сделал вид, что не понял, о чем ему хочет сказать Михаил.
  - Месо.
  - Мясо?
  - У-у-у, - качает головой Михаил и дергает рюкзак Муравьева за лямку. - Мясок.
  - Ме-шок, - разбил на гласные это слово Виктор. - Ме-шок.
  - Мя-со-кх.
  - Молодчина! - улыбнулся старик. - Глядишь, Новый год будешь встречать дома.
  Михаил, поморщившись, отвернулся от Муравьева, вытирая с лица набежавшую слезу.
  - Только не торопись, Миша, - похлопал по плечу Степнова Виктор. - Место какое-то непонятное, боюсь, живыми отсюда можем не выйти.
  Михаил резко обернулся к Виктору.
  - Сзади, не знаю, как и прошли ловушку и не попались.
  - Ч-че-то?
  - Смотри назад, - не вставая с земли, Виктор показал на молодую березу. - Видишь петлю?
  Михаил стал внимательно осматривать плотно растущую под деревом бруснику.
  - Не туда смотришь, - прошептал Муравьев, - чуть выше гляди. Петлю видишь?
  И только сейчас Михаил увидел толстую веревку, свисающую с березы. Её широкая петля была растянута в своем радиусе на метра полтора-два.
  - Это и есть петля, лось попадется в нее и затянет эту удавку на своей шее, и все, повесится, как человек на ней. А дерево молодое, гибкое, оно, Миша, амортизируя, не даст лосю сломать себя. Вот, такие вот, дела. Посмотри на землю, кругом соль. А второе, я то сразу и не приметил, что мелкая береза порублена. Вон она по бокам лежит, видишь?
  - Та-та, - с трудом раскрыв губы, сказал Михаил.
  - На воды попей, - Муравьев протянул Степнову пластмассовую флягу.
  Тот, сделав несколько глубоких глотков воды, открыл рот, проглатывая ее, и только после этого сделал еще несколько небольших глотков. Напившись, вернул флягу старику и, приложив правую руку к сердцу, попытался поблагодарить его: "Са-бо".
  - Вот, значит, кто вас сопровождал, Миша, когда вы с Кузьмой шли ко мне в избу.
  Михаил, поморщившись, посмотрел на Муравьева, пытаясь понять, о чем он ему говорит.
  - Ну, Кузьма говорил, что за вами кто-то шел.
  Вспомнив об этом, Михаил тут же несколько раз кивнул головой.
  - Скорее всего, так и было. Кому еще нужен этот потрепанный лис Кузьма. Наступил на хвост браконьерам, те и проверили, кто он и что.
  Михаил улыбнулся.
  - Не верится, что этот участок остался без наблюдения. Где-то здесь должны дежурить, если такую серьезную охоту устроили. И, думаю, здесь не одна такая петля. Коровник лосиный здесь не плохой, знаю. Вот-вот начнется гон, и лосей здесь соберется немало. Короче, - Виктор посмотрел вопросительно на Михаила, - наше дело не мешать этой команде, она пришлая.
  - Па-па-ч-чем? - с заиканием спросил Степнов.
  - Потому, что местные здесь не раз обжигались. Егеря здесь - частые гости, так как земли эти, Мишенька, местной мафии, которая здесь может выставить свой дозор. А так как она у власти находится, так дозор этот государственный. Понятно говорю?
  Михаил, сморщив лоб, промолчал.
  - Значит, понятно говорю. И, скорее всего, эти ребята не из свердловской области, а относятся к лесорубам, которых и наняла эта же мафия. Лес-то здесь редеет постоянно, то там сосну взяли, то здесь. Помнишь ельник перед своротком на Безымянное озеро? Это - отсюда к Снеженску в четырех километрах? В этом году его не стало. А у озера выкосили кедровник, - Виктор сжал губы. Завтра, послезавтра через болото зимника перелезут, чувствую. А там, знаешь, какой лес!? Хоть сейчас вали и корабли из него строй метров тридцать в длину. А какие дома из него получатся! Века простоят, смолистые, - вздохнул Виктор. - Так, прямо, хочется пойти к губернатору и спросить, куда он смотрит, а. Ну, куда? Вот, киваешь головой, а ведь ты - журналист(!), ты куда смотришь, а?
  Услышав такой резкий укол в свою сторону, Михаил резко встал и, бросив на землю ветку, с ненавистью посмотрел на Муравьева.
  - Извини, паря, - с дрожью в голосе прошептал тот. - Это я так, не подумал. Ты же - инвалид, и, может даже, из-за этого. Ты прости меня, старого дурака, Мишенька.
  - Та! - резко отвернулся от него Михаил и, накинув на плечо ружье, - показал свободной рукой, мол, пошли.
  - Да, да, да, - и, ухватив за локоть Михаила, потянув его вниз. Виктор, прислушиваясь к каким-то только ему слышимым звукам, показал Степнову, что нужно присесть. - Что-то здесь не так, сердцем чувствую, - шепчет Муравьев. - Дикие это люди и, похоже, голодные, - сделав сильный вдох носом, Виктор посмотрел на Степного. - Чуешь? Серой не может вонять, неоткуда ей здесь взяться. Похоже, мясом протухшим пахнет.
  Михаил, осматриваясь по сторонам, тоже стал принюхиваться к лесным запахам, но никак не мог уловить именно тот, который почувствовал Муравьев.
  - А какое нам дело до него, Миша? Да, Миша? Ну, повалили лося, да плохо за собой убрались, вместо того, чтобы закопать кишки в землю, забросали их ветками. И лежит оно, скорее всего, там, - Виктор ткнул пальцем в сторону солнца. А там у Воя ваши рюкзаки лежат, понимаешь? И нам желательно их забрать, понимаешь? Потому, что здесь нам с тобой больше нечего делать. Слухи прошли, что кто-то здесь жилку златую нашел, чи бандиты себе дворцы строят, чи какое начальство.
  Слышал, что один кабана за Сосьвой разводит для охоты. Человек большой. И рыбку к себе в ручьи с озерами завозит, и начальство московское привозит сюда поохотиться. Так, и что нам от этого, а? - Виктор не сводил глаз с Михаила.
  Тот в ответ пожал плечами.
  - Так, свободы у нас простых людей здесь скоро, вообще, не будет. Лес вырубят, ягода уйдет, песок, как на Каракумах, появится. А он только этого и ждет, тайга с ним, как может, борется, но только на пять-десять сантиметров его под своим дерном прячет от ветра. Не задумывался об этом, Миша? Эх, как я мечтал в детстве стать следователем, - громко вздохнул он. - А оказался слабаком. Как только отец подарил мне ружье, все свои мечты тут же и похоронил, так захотелось друзьям нос утереть, охотником-медвежатником стать...
  
  - 2 -
  
  Настроение Виктор умел портить. Что-то ему не понравилось в чьем-то поступке, так он сразу же к нему пристроил "гору" разных слухов и "поджег" их, как вчера вокруг избы гниляк с прошлогодней листвой. Теперь дыши этой мерзостью.
  "А сам-то сколько медведя, лося положил, не имея лицензии на убийство этих зверей, - глядя на впереди идущего Муравьева, думал Михаил. - Нет, в своем глазу мы бревна, конечно, не видим, только в чужом. А, что говорить про Обвалова, ведь это об его заимке Виктор говорил, что расположена в Березовском районе у малой речушки с тайменем, окунем. Там он в своих угодьях держит кабана, да дикого оленя кругом много. Ну, а нам, простым людям, до него какое дело? Богач он, так и пусть варится в своем соку. Может, без этого его бизнес не пошел бы? Ведь, что ни говори, а если хочешь у кормушки сидеть, то нужно подкармливать и тех, кто к ней тебя пускает".
  - Тихо! - Виктор резко остановился. - Вроде, люди говорят.
  Михаил поправил на плече правую лямку от рюкзака и стал осматриваться.
  - Люди, вроде? - Муравьев прислушивается. - Нет, не люди, показалось. Там дерево чешется. Точно, оно! Значит, ветер поднялся, - и, задрав голову, посмотрел на кроны сосен. - Может, все и не так страшно, Миша, как я говорю.
  Степнов пожал плечами и улыбнулся Виктору.
  - О-о, смеешься. Но что-то на сердце давит, а оно, Мишенька, лучший подсказчик. Ладно, сейчас перейдем железную дорогу и пойдем по краю выруба к Вою. Знаешь этот ручей, он в Безымянное озеро впадает. Заберем ваши гостинцы и крюк сделаем небольшой, к Торским озерам. Ну, что, Мишенька, пошли.
  
  Перейдя железнодорожную насыпь, Виктор не сбавляя хода, углубился в тайгу. Степнов только и успевал за ним, чтобы не потеряться.
  - Давай, давай, поторапливайся, - не оборачиваясь, громко шепчет Виктор. - Еще часов пять-шесть дневных у нас есть. Нужно успеть.
  Ничего в голову не лезет. Да, Михаилу и некогда думать, ноги бегут, голова только и успевает уклоняться от веток, ноги перепрыгивают через поваленные стволы деревьев. Руки цепкими пальцами впились в ружье. Некогда думать. Глаза стараются не потерять быстро удаляющейся спины Виктора, прося ноги увеличить, или, как правильно сказать, ускорить шаг.
  И наконец-то удалось догнать Муравьева, который, несмотря на свой возраст, за семьдесят, быстр на ногу. Может, он и не так быстро идет, как кажется Степнову, но без привычки, без остановки на передышку, по лесу идти по мягкому ковру беломошника или плотного брусничника нелегко. Одышка Михаила становится громче и громче, но Виктор ее не слышит, как назло еще и ускоряет свой шаг, словно куда-то опаздывает.
  - И-та, - не выдержал Михаил, громко произнося имя Муравьева.
  Но тот не слышит.
  - Ви-та! - еще громче кричит Михаил.
  И в этот момент спина Виктора исчезла, и если бы не его рука, потянувшая ворот куртки Степнова в сторону, то он со всего маху кубарем бы полетел с неизвестно откуда взявшегося обрыва.
  - Тихо, тихо, тихо! - на ухо Михаилу зашептал Виктор. - Отдышись, и пойдем к вырубу. Он недалеко. А там и Вой, и ваш гостинец. Ты там схоронишься на час-два, а я гляну тех браконьеров.
  - Нат, нат, - замотал головой Михаил.
  - Почему? - Муравьев не сводил глаз со Степнова.
  - А то, - и Михаил легонько бьет своей ладонью по груди Виктора.
  - А-а, - догадался Муравьев, - ты напоминаешь, что я сердцем чувствую какую-то опасность? Да, да. Ну, ладно, там посмотрим. Отдохнул? Пошли!
  - С-с-тай, - удержал Виктора Михаил и посмотрел ему в лицо, и провел пальцем по лбу. - Шина, - прошептал он.
  - Что?! - не понял товарища Муравьев и стал ощупывать пальцами свой лоб.
  А Михаил глядел на него и, покачивая головой, улыбался.
  - Да, что там, Мишенька? - волнуясь, повысил голос Виктор.
  - Граз, - и, нагнувшись, поднял с земли жменю гнилой листвы.
  - А-а, - махнул рукой Муравьев. - Напугал. Ну, ты даешь, - и прямо на глазах Михаила он изменился. Расправленные плечи упали, прямая спина ссутулилась. - Старый уже я, но, Мишенька...
  - Нат, - покачал головой Степнов, - на то. Граз, крав, крав, - и провел указательным пальцем, как лезвием ножа, по запястью своей руки.
  - Кровь? Откуда, я не ранился вроде?
  Михаил снял с головы Виктора темно-зеленую бейсболку и задержал ее у глаз Муравьева.
  Его удивлению не было предела.
  - Это, что ж, мы там прошли, а на дереве что-то было, - и стал обнюхивать бурые пятна на шапке. - Это кровь, воняет, фу. Что же это там было? Нужно вернуться и посмотреть.
  - Нат, нат, - замотал головой Михаил.
  - Надеюсь, не человек это? - обтирая седые колючки на щеке, прошептал Виктор.
  - Нат, нат, - и, сняв с плеча Виктора парочку длинных волосков, один из которых уже присох к куртке в пятне от ссохшейся крови, подал их Муравьеву.
  - Лосиные, - осмотрев их, сделал вывод тот. - Ничего не понимаю. Лося на дерево повесили? - И сняв с себя рюкзак, присел на пень, обросший брусникой. - Я и не заметил. Не может быть, посмотрел он на Михаила.
  
  - 3 -
  
  Да, сдался Муравьев. И где делась его напористость, сила в шаге? Идет какой-то обмякший, никуда не торопясь, перестал разговаривать с Михаилом. Молча, вскрыл рюкзаки-гостинцы от Кузьмы, нашел в них спички, соль. Патронов не взял, только две банки с порохом, да мешок с дробью, кулек с солью, а все остальное спрятал в старой лисьей норе.
  Шел, не торопясь, по невысокому, метра в два, обрыву над Малым Воем. Узкая полоска речки в некоторых местах была очень бурной, а в некоторых - пряталась под сосновыми завалами, корнями и завалами из веток.
  Шли долго, может, час, может, два, петляя вместе с руслом реки по высокому сосновому бору. В нескольких местах русла Малого Воя встречались, их разделяло друг от друга, буквально, несколько десятков метров, но Виктор не обращал на это внимания, шел себе и шел, петляя по ним, о чем-то своем думая. И Михаил старался не мешать медвежатнику, так Кузьма звал Муравьева, да, и многие другие, знавшие этого человека, так прозвали его.
  Глухарь, сорвавшийся с земли с сильным хлопаньем крыльев, "разбудил" Виктора. Но он не вскинул ружья, а от испуга присел и, проводив огромную птицу глазами, обернулся к Михаилу и сказал:
  - Видно, на медведя удавку ставили. Хотя, нет, нет, на лося, а, поймав его, не убрали ее, а мясо порубили и часть его подвесили на дерево. А охотятся, видно, они, на медведя. Но он там никогда и не держался. Там сухо, возвышенность, ягоды мало, шишки тоже нет. Медведь в это время пасется на болотах, как и глухарь, косач, клюквой, брусникой кормится, шишкой кедровой. Понимаешь?
  Михаил закивал головой.
  - Я ж говорю, пришлые те браконьеры. Думают, мясо лося раскидали, оно запахи свои распустит по бору и медведь на эту приманку по запаху к ним придет. Нет, нет, до зимы еще есть время, он пока кедровой шишки с ягодой не наестся, мясом его не сманишь, - вслух рассуждает Виктор. - Ворона на то мясо прилетит, сорока(?), да. Даже кедровка. Росомаха не откажется от такого застолья, лиса тоже. А медведь, нет, нет. Так?
  И, вот, смотри, - сдернул с ветки шиповника вязаную шапку. - Хм. Вижу же, что иду по свежему следу человека. Шаг короткий, бежал. Быстро бежал. А от кого? За ним следа нет. А вот по той стороне, смотри, - Виктор показал на ту сторону берега Воя, - видишь по обрыву, по глине кто-то скользил. Это тот человек, что шапку оставил. Кто за ним гнался, интересно? Ты меня слышишь?
  Михаил закивал головой и начал быстро что-то говорить:
  - А-а-а, ата, ата, м-м-м, а-а-а.
  - Кричать нужно? - догадался Виктор.
  - Та, та, - закивал головой Михаил.
  - Хм, Мишенька, поздновато. Дождь был десять дней назад, мелкий. Глина сухая. Минимум неделя прошла с того времени, когда он бежал. И если без остановки, то через пять часов на Нагиришскую дорогу выскочит. Она там полукруг делает. Что прямо бежать, что влево, что вправо, на ней окажешься, а если назад бежать, железная дорога. Не потеряешься. Не их ли искала полиция. Помнишь, Кузя говорил?
  Степнов закивал головой.
  - Вот и хорошо, Мишенька. Так, где же это мы сейчас с тобой? - Виктор стал осматриваться по сторонам, ища хоть какой-то знакомый ему ориентир. - Нет, нет, косолапый туда не пойдет. Ладно, пошли дальше. Болото же не проходили еще? - то ли спросил он у Михаила, то ли продолжал рассуждать с собой вслух Виктор. - Нет, не проходили, и не нужно. А вон и воронье гнездо, значит, скоро будем на месте.
  Воронье гнездо, о котором говорил Муравьев, Михаил нашел не сразу. Оно расположилось на высоком черном остове старого дерева, скорее всего сосны. Оно стоит в метрах ста, нет, двухстах от них, а, может, и дальше, на самом краю выруба, заросшего молодым березняком. Просто очень высокое, а лес кругом мелкий, поэтому остов и хорошо виден издалека.
  - Через минут сорок выйдем на избу, - сказал Муравьев. - Не знаю, в каком состоянии она, года три в ней не был. Лесорубы ее подлатали, печь переложили. Молодцы! Но все равно ненавижу их, хоть они и простые работяги, где покажут, там и рубят. Но столько лесу молодого положили, сосны. Ладно, что их ругать, пошли.
  Михаил догнал Муравьева.
  - А-а, кто лас бил? - спросил он у Виктора.
  - Да не признались. Но в три бензобака землицы насыпал. Долго их трактора здесь после этого простояли. Я здесь как разведчик был, - Муравьев остановился. - Летом свалили лес, техника пришла за ним в феврале, через болота только по зимнику можно пройти. Так, я и насыпал землицы в их бензобаки и вышел на след машин. Представляешь, через железку переползали по-умному, по бревнам.
  У вороньего гнезда Виктор свернул влево, в сторону выруба, по плотному березняку вышли на ту сторону леса и по невидимой дорожке Виктор повел его между невысокими сопками к болоту. Оно было широким, с берегами, упиравшимися в другие сопки.
  - Только в болото не лезь, нынче оно глубокое, воды много. Вой здесь разошелся сильно. Он по центру Ондатрового болота, Мишенька. Это я ему такое название дал. Иногда промышляю ее здесь. Шкурку нашел куда сбывать, но дед постарел, что шапки шьет, а учеников у него нет. Правнучка вроде начала у него учиться. Ну, как говорится, время придет, посмотрим, а так заработать на шкурке ондатры можно.
  - А-а...
  - Что? - остановился Муравьев.
  Михаил показал ему на сухие деревья по тому краю выруба.
  - А, Мишенька, пожар два года назад был здесь. Пожарным десантом затушили его, а то такой бы лес пропал.
  - Нат, нат, - закашлялся Степнов и снова показал на сухостой.
  - Что там? - снова посмотрел в ту сторону Муравьев. - Косачи? Точно, целая стая, - удивился Виктор. - Ну, у тебя и глаз, паря, как у орла. На той стороне у них ток, но к нему не подобраться нынче, болото топкое. Хотя, они, так как там мокро, воды много, могут и к избе нашей приблизиться. Я другого боюсь, хоть бы изба наша осталась. Пошли.
  - А-а, - и ткнул на шапку, которую Муравьев снял с куста шиповника.
  - Тебе отдать ее?
  - Нат, над, дома эта.
  - Думаешь, этот мужик мог забраться в избу?
  - Та, та.
  - Ну, а кто ему запрещает, Мишенька? Посмотрим, что за человек. Изба лесная - не городская квартира. Она построена для лесных людей. А хозяина, построившего ее, уже на нашем свете нет. Вот такие, паря, дела.
  Муравьев, преобразился прямо на глазах. Его глаза уже не бегают по сторонам, стал спокоен, в его тихом голосе чувствуется неимоверная силища.
  
  - 4 -
  
  Огромное, черное, рогатое, как лось, дерево, стоявшее на краю выруба, было видно издалека. Оно намного было выше молодых берез, растущих на вырубе, сосняка, вставшего плечом к плечу, чтобы не пропустить в свой бор осину с березой, пытающуюся своей ордой подчинить себе все лежащие вокруг земли.
  Виктор сказал, что это многовековой кедр, молния его лет двадцать назад сожгла. И сейчас для них, это - главный ориентир. Именно под ним находится тропка к избе. От рогача до неё шагов пятьдесят будет. А хозяин, построивший ее - знаменитый на всю округу был охотник. Звали его Петр Павлович Тихонов. На медведя он один ходил, и на лося без собак и друзей. Чуял он, когда гонимый им сохатый будет возвращаться к своему старому следу, чтобы запутать охотника. И Тихонов в этот момент возвращался назад и брал его.
  - А могилка его невдалеке от избы, - продолжает свой рассказ Муравьев. - Когда совсем состарился, как собака, ушел из дома и не вернулся. Весь город подняли тогда на поиски деда. А нашел его твой друг, Кузьма, через год. Пришел в эту избу и нашел его кости. Удивительно, ни волк, ни росомаха, ни медведь, не тронули трупа старика. На том месте и крест поставили, а похоронили деда.
  - Та, та, - вспомнил эту историю Степнов. - Та, та.
  - Мишенька, а ты ничего не чуешь? - Муравьев осматривался. - Запах здесь стоит такой, как у дороги. Не чуешь?
  Виктор, сказав Михаилу, чтобы остался на месте, сам исчез в бору. Вышел из него также тихо, как и вошел, через полчаса. Чтобы не испугать Михаила, несколько раз постучал палкой по дереву.
  - След видел, как медвежий, но больно широкий, - вздохнул он. - Великаний. Фу-у, даже не знаю, что и думать об этом. В прошлом году такой же след видел, в декабре, в малиновском бору, у Эсски. По следу этого йети пошел, в волчью шкуру с двумя передними лапами уперся. Она висела на нижней ветке березы, свежая, видно часа два-три назад с ним этот великан разделался. Поэтому не пошел дальше по его следу, с шатуном опасно встречаться.
  Потом в феврале снова столкнулся с его следом, он там оленя задрал, опять же на Эсске, на восьмом километре, это в пятидесяти километрах от того места. А морозы этой зимой, какие были(?), около сорока градусов и больше. А он, видишь, не боится их. И, вот, снова след того же медведя. Ничего не понимаю, что же его привело сюда? А знаешь, как руки чешутся добыть этого великана, хотя бы не добыть, а увидеть этого старика.
  - Таика?
  - Да, да, Мишенька, ему, судя по следу, под шестьдесят лет или около того. Редкий медведь. Ростом, наверное, метра под три. На Эсске, у той избы, где еще вчера мы жили с тобой, его след видел. И здесь он такой же. Не один и тот же ли это медведь? Боюсь, что и здесь мы с тобою не задержимся, пойдем к Хромой белке, за Торн.
  - Сама?
  - Да, Мишенька, к шаману нужно идти, а то уже поджилки у меня трясутся. Этого еще не хватало. Сколько мне Бог отпустил жить, не знаю, но так неохота погибнуть в лапах медведя. Знаешь, сколько я их загубил в свое время?
  - Нат.
  - Тридцать восемь, - не сводил глаз с Михаила Муравьев.
  - О-о-о.
  - Вот тебе и "о-о", Мишенька. Но у меня теперь другие планы, Мишенька. Пока не разделаюсь с другим косолапым, нет желания уходить на тот свет. Давай, выздоравливай быстрее, будешь моим помощником, если не забоишься, конечно.
  - Кат, нат, нат, кот.
  - Кто? - похлопал Степнова по плечу Муравьев и улыбнулся. - Та росомаха, в ковычках, Мишенька, которая мою жену убила и осталась за это безнаказанной. Но она не знает, что я догадываюсь как ее имя, она не знает, где я выставлю на нее капкан. А то что она придет ко мне, сердцем чувствую. Ладно, пойдем, только тихо, шаг в шаг за мной, ветки не ломай. Ты ж бывший разведчик. Постарайся, - и, разломив свое ружье, и, продув стволы, вставил в них патроны.
  Так сделал и Михаил.
  Без рюкзака идти легко, создается такое впечатление, что плечи превратились в крылья, поднялись над шеей, стали легкими, воздушными и вот-вот взлетишь, как во сне. Но Виктор шел очень медленно, осматривая каждую веточку, травинку, или, нагнувшись, проводил ладонью по белому мху, как по ворсу ковра.
  Михаил, затаив дыхание, наблюдал за его движениями. Наконец, Муравьев, обернувшись к нему, остановился и не сводил с него своих глаз. Были в его глазах грусть, волнение. Сжал губы и, перекрестившись, забросив ружье на свое плечо, громко пошел вперед.
  Но Михаил не стал повторять действия Виктора, а, мягко наступая на мох, крадучись, пошел за ним. За плотными ветками двух молодых сосен открылась небольшая полянка. На ее середине стояла покосившаяся на бок изба. На потрескавшихся бревнах, поросших зеленовато-седым мхом, чувствовалась усталость. Дом был также стар, как, видно, и его бывший хозяин Тихонов, и уже доживал свои последние деньки-годы.
  Осмотрев избу, Михаил даже удивился рассказу Муравьева, что, якобы, лесорубы ее отремонтировали. Этого совсем не было видно. Дверная рама также перекосилась, как и изба, дверь, упершись своим нижним углом в землю, была больше похожа на костыль, на который дом упирался, как дряхлый старик-инвалид.
  Михаил потянул ее на себя, но Виктор его сразу одернул:
  - Стой. Капкан это!
  Не поняв, Михаил снова потянулся к двери, но Муравьев его резко потянул на себя:
  - Отойди! - и показал на подпору, на скривившееся в своем центре бревно, упертое в крышу. Оно - с молодой живой березы, в диаметре двадцать пять - тридцать сантиметров и с большим трудом выдерживало тяжесть покосившейся на него крыши дома. Посередине ее ствола хорошо просматривались трещинки, по которым стекал желто-оранжевый сок.
  - Так.
  - Молчи, Мишенька. Эта опора поставлена совсем недавно, она вот-вот лопнет, не выдержит тяжести крыши. А посмотри на дверь, она - та же самая опора, как и это бревно, только поддерживает три бревна под крышей. Ой, а посмотри на дверные царапины. Не топором сделаны, а, похоже, когтями медведя. И здесь он побывал. Хм, что ему от меня нужно? Все, все, пошли назад, а то скоро ночь. Там у меня место есть хорошее, переспим. Давай, давай, Мишенька, пошли отсюда, - и, перекрестившись, Муравьев быстро пошел назад.
  
  
  Глава 5. Три дня бега
  
  Голод - не тетка. Такое впечатление, что в животе живет зверь, если ему вовремя не дали еды, то он пожирает все внутренности. И не просто пожирает, а как паук высасывает из них всю кровь, лишая организм энергии, сил. Единственное, что оставалось, надежда, что это все скоро закончится.
  Михаил, открыв глаза, чтобы хоть как-то не думать о голоде, посмотрел на небо. Звезд мало. Ковш Медведицы всегда привлекал к себе его внимание. Почему-то ему всегда было жалко тех людей, которые жили на этих звездах, находящихся так далеко друг от друга. Он считал, что каждое созвездие - это одно государство, в котором живут близкие друг другу люди. На одной звезде живут родители, на другой - дети, на третьей - дяди с тетями, на четвертой - их дети, а на пятой - бабушки с дедушками. Хорошо на Земле, сел на поезд или на самолет и полетел в гости. А там этого сделать просто невозможно, так как между этими звездами расстояние в миллионы световых лет и космических кораблей, которые очень быстро летают, как самолеты на Земле, у них, наверное, еще нет.
  ...Но то, что под деревом, на ветках которого они с Виктором спят, брусничник, он хорошо помнит. Пока Муравьев наверху крепил бревна, он горстями собирал и жевал кисло-сладкую ягоду. Спустившись вниз, спрыгнул на землю и, не удержавшись, чуть не наступил в костер.
  - О, Мишенька, а я только думал тебя будить, - услышал он голос, удержавшего его за руку Муравьева. - Ну, что, Мишенька, теперь я несколько часов посплю. Покушай сначала, кашу сделал пшеничную на медвежьем жире. Может, она из-за этого не так вкусна, как на сливочном масле, зато сытная, - и, зевая, передал Михаилу котелок, показывая, чтобы тот держал его за проволочную ручку. - Давай, кушай, все до последней крупинки. Ружье - вот, - и показал Михаилу на двустволку, упертую в сосну. - Ну, давай, Мишенька. Сейчас четыре утра, в семь подъем. Нам далеко идти. Выдержишь?
  - Та, - улыбнулся Степнов и, зачерпнув ложкой каши, обжигаясь, начал кушать ее.
  Виктор, упираясь ногами на прибитые к стволу дерева палки, полез вверх.
  ...Сытость не только приятное чувство, но и опасное. Скорее всего, поэтому Муравьев и приготовил кашу перед тем, как ему нужно было ложиться спать. Но не подумал, что тем самым ставит в сложное положение Михаила, наевшегося досыта. Теперь ему нужно было бороться с дремой.
  
  ...А еще очень хотелось пить. Взяв котелок, Михаил, предупредив командира группы, начал спускаться к арыку. То, что на этом участке нет мин, им сообщил еще утром сапер. А в течение дня их группа так и просидела в засаде, никуда не двигаясь.
  Михаил по скальной трещине сполз вниз и, нырнув в кустарник, на корточках пополз к арыку. В струну, натянутую между низкими ветками, он уперся носом. Холодок сразу же прошел по всему телу. Мина! Этого еще не хватало. Приподнялся, переступил через проволоку, а за ней вторая струна, потом - третья, четвертая, а до арыка, который казался совсем рядом, еще далеко. И вдруг он почувствовал то, чего сейчас боялся больше всего, нога его зацепила и потянула за собой струну. Щелчок, раздавшийся рядом, говорил о смерти. Закрыв глаза, и спрятав руками голову от осколков мины, Михаил, что есть мочи закричал: "А-а-а-а!"
  
  ...Открыв глаза, он вскочил, и, поняв, что все это ему приснилось, осмотрелся по сторонам.
  - Что там у тебя? - спросил сверху Виктор.
  - А-ам, та...
  - Уснул? - переспросил Виктор.
  - Та, та, - признался Михаил.
  - Бывает, - бревна заскрипели на лабазе под повернувшимся телом Муравьева. - Выдержишь-то дежурство, Миша?
  - Та, та, - громко сказал Степнов.
  - Ну, давай.
  Созвездие Малой медведицы, как ни пытался Михаил, так и не нашел, мешали ветки дерева. Встал, на ощупь, медленно выставляя ногу вперед, обошел дерево, на котором был установлен лабаз. Постоял, прислушиваясь к ночным звукам. Было тихо. Лес спал. Но это не успокаивало его.
  "Покой, он - вестник приближающегося боя", - вспомнились Михаилу слова их командира, капитана Зяблина. Мужика лет тридцати. Может, по возрасту, он и моложе был, но глядя на его лицо, стертое афганскими ветрами и шрапнелью от камней, казался стариком. Да и поседел комроты раньше времени: за полгода семь человек погибло в его подразделении, а Витька Пашков, Сережка Балабаев, Игорь Бузинов, остались живыми, но сильно израненными, инвалидами.
  Михаил поморщился, вспоминая лица свих однополчан.
  "А мне всегда везло. Один раз камнем после взрыва поцарапало шею, да две легкие контузии были, - Михаил вздохнул. - А Кузя две тяжелые контузии имел и перед самым дембелем ранение в плечо получил. Пуля задела какие-то мышцы и нервы, в результате чего, шею его скрутило вправо. А от контузии еще и пострадали мышцы на лице. Врачи говорили, что из-за этого он инвалидом станет и говорить хорошо не сможет. Да, да, так именно и было.
  А когда я после третьего курса из университета приехал домой на короткую побывку, встретился с ним, чего почему-то больше всего боялся. Ведь мне всегда везло больше, чем ему в Афганистане. И как я тогда удивился, встретив не инвалида Кузю, а, как всегда, здоровяка, весельчака и балагура. Даже не верилось, что после того ранения он так хорошо восстановился.
  А потом узнал, что он еще и в аварию на лесовозе попал, прицеп на гололеде ушел вправо, и кабину потянул за собой и бревнами падающими ее сорвало вместе с Кузей. И после этого он выкарабкался, так что еще не известно, кому больше везло. Ему всегда везло на людей, окружающих его, и благодаря врачам, а после другу его отца Муравьеву, - Михаил посмотрел на лабаз, где спал Виктор. - А ведь я тогда ему и не поверил. И так судьба сложилась, что теперь сам должен пройти курс лечения медвежатника Муравьева. Восстановлюсь ли? Да и как это возможно?"
  С шумом какая-то птица уселась на высокую ель. Михаил напрягся всем телом и не сводил с ее вершины глаз. То, что это прилетел глухарь или копылуха, понял сразу. Глянул на костер. От него ничего не осталось, даже красных углей не видно, покрывшихся зольной пылью.
  Сдавив в руках ружье, стал вглядываться в очертания еловых веток, которые все лучше и лучше просматривались на фоне белеющего неба. В самом верху ели две макушки. Михаил не ошибся, это были две еловые макушки, и не сводил с них глаз. Сняв с предохранителя ружье, прицелился в них, ожидая, какая из них оживет.
  - Мишь, глухарь не там сидит, - услышал шепот Виктора. - Он на сосне, что справа. На краю средней ветки сидит. Видишь? Только не вздумай стрелять. Нас здесь нет!
  Михаил направил стволы ружья на сосну и стал искать сквозь ветки хоть что-то похожее на очертания птицы.
  - Миша, ты меня слышал? - громко спросил Виктор. - Я сказал нельзя стрелять.
  "На этой ветке нет, - осмотрев одну из них, пришел к выводу Михаил. - На этой - тоже. А это, а это", - взгляд Михаила остановился на сдвоенных ветках, трущихся друг о друга. С минуту не сводил с них глаз и никак не мог понять, это птица или нет.
  - Ты меня слышал? - Муравьев стукнул Михаила по плечу.
  - Та, та! - Поднял вверх свое ружье Степнов.
  - Сегодня еще нельзя стрелять. Ты пропал в лесу. Кузя сказал. Да? Ты пропал вообще, помнишь?
  - Та, та, - закивал головой Михаил.
  
  - 2 -
  
  Обещанного часу для отдыха Виктор так и не дал Михаилу. Снова Муравьеву показалось, будто за ними кто-то следом идет. Как это он чувствует, не признался. Быстро собрались и тихонько пошли по только Муравьеву известной тропке.
  Пройдя выруб, плотно заросший березняком с ольхой, молодой сосной с можжевельником, пошли по "мокрому" лесу, расположенному в низине. Здесь деревья - тонкоствольные ель с сосной, мокрыми кажутся. Кора у них черная. Зеленый мох в сухом болоте, как ковер мягкий и высокий, через секунду там, где продавишь его ногой, быстро поднимается и скрывает твой след.
  Удивительно. Сколько Михаил в таких местах не бывал, а на это никогда не обращал внимания. А вот теперь идет следом за Виктором и видит все это.
  Правда, идти тихо по такому болоту не получается, местами стоит вода подо мхом и травой, чавкает. Где-то на ветку наступаешь, но она мокрая, не лопается, но издает какой-то протяжный звук, похожий чем-то на крик испугавшегося или раненного зайца. Пусть все это происходит не так уж и громко, но если за ними кто-то следом идет, может все это слышать.
  Боясь этого, Михаил часто оглядывался, смотрел по сторонам, но ничего кроме стволов деревьев не видел.
  - Давай, давай, не отставай, - торопил Михаила Виктор.
  И тот снова ускорял шаг, сильнее и сильнее хлюпая по зеленому мху, проваливаясь глубже и глубже в его пучину. Ноги устали, и еще как. Особенно, бедра. Создается такое впечатление, что они внутри наполнились цементным раствором и вот-вот превратятся в какие-то бетонные формы, которыми Михаил уже не сможет не то, что управлять, а даже передвигать их.
  И рюкзак тяжелее и тяжелее становится. Хорошо, что он не нажал тогда на курок и не убил глухаря. Ему бы пришлось еще и его тушу трех - пяти килограммовую на себе тащить. Виктор бы его не взял, у него и так рюкзак огромный. Чего только в нем нет: и патроны, и дробь с порохом, и соль, и медвежий жир, и сухой спирт, и спирт, и фляга с какой-то микстурой для Михаила, и...
  Вспомнилось, как в Афганистане, когда они в горы уходили на несколько дней, чего только с собой не несли, кроме сухого пайка и патронов, да еще и бронежилет на себе, мины или ленты с патронами для пулемета... А еще ему молодому "дед" подсунул на всякий случай десять коробок с автоматными патронами, да три гранаты. А Мишка тогда, запуганный старшими товарищами, что может в бою ему и этих боеприпасов не хватить, брал что давали. И если бы сержант, его командир, это вовремя не увидел, то тащил бы на себе всю эту тонну.
  Но, спасибо командиру отделения, увидел и наехал, как полагается на "бойцов", оставшихся в казарме в ожидании борта, на котором они вот-вот улетят в Союз на дембель.
  "Хорошо не убил глухаря...", - громко хрустнул сухой веткой Михаил.
  - Слепой, что ли? - выругался Муравьев.
  - Та, да, - срываясь на громкое дыхание, выдавил из себя Степнов.
  Виктор, внимательно смотря в глаза Михаила, сощурился и присев, сказал:
  - Поздравляю с новой буквой.
  Михаил, еще не поняв, о чем говорит сейчас его старший товарищ, остановившись, сделал шаг назад, и снова под его ногой громко хрустнула ветка.
  - Спасибо, тебе, дорогой. Ты че, Мишенька? - и повернул указательным пальцем у виска. - Ты что, Мишенька, не видишь, что из болота вышли и нужно тихо идти, чтобы не наступать на ветки и вообще не шуметь? А?
  - Да, да, те, т-те мна, - снова с испугу шагнул назад Михаил и, проваливаясь в мох с водой, оступившись, упал на спину.
  - Ёклмнэ, Мишенька, ёкаранный бабай.
  - Те, те, - ухватившись за руку Виктора, Михаил с трудом встал на ноги.
  - Разведчик называется, - сплюнул Муравьев.
  - Та, д-та.
  - Мы же только что вышли из болота и, на тебе, наследил как, - Виктор указал на белый мох, замоченный черной водой. - Прямо на берегу все им рассказал. Дурачина - ты, Мишенька.
  - Та, та.
  - Ладно, ёкаранный бабай! Назад идем. Жди меня здесь, - таким злым за три дня Михаил еще ни разу не видел Виктора.
  Муравьев скрылся на бугре, а потом через несколько минут, задом вернулся к Михаилу.
  - Что стоишь, пошли. И попробуй мне только сейчас устать! - и резко отвернувшись от Михаила, пошел вглубь болота.
  Теперь у Михаила не было возможности вспоминать былое. Виктор прибавил шагу, и теперь за ним успеть было почти невозможно. От напряжения начала болеть правая скула со шрамом, да так, что начала трястись нижняя челюсть. Желание ее поддержать рукой, только и оставалось желанием, так как обе руки были заняты: одна держала лямку рюкзака, другая - оттягивала вперед от груди, насколько возможно, ремень от висевшего на плече ружья.
  А рюкзак тут же напомнил о себе, давя своей тяжестью на грудную часть позвонка, тем самым сбивая не только дыхание, но и притягивая к себе мысли Степнова. Да еще и ноги все глубже и глубже утопали в болоте, их становилось все сложнее и сложнее вытягивать наружу.
  До боли, сдавливая зубами нижнюю губу, Михаил начал громко сопеть. Но если Виктор и слышал это, то все равно ходу не сбавлял.
  Начали чесаться глаза. Михаил этого очень не любил, потому что он хорошо знал - это было связано не только с глазным давлением, а и внутричерепным, что дополнялось болью в висках, а потом и болью в лобной части головы.
  - Сюда! - резкий окрик Виктора сбил с плохих мыслей Михаила.
  Оглядевшись, Степнов увидел Муравьева, стоявшего чуть сзади, слева.
  - Отдышись! Нам еще долго идти, - и, подняв вверх ладонь, Виктор стал прислушиваться к звукам.
  А время продолжало медленно течь, что невольно, с болью в мышцах, ногах ощущал Михаил. Его плечи от тяжести уже сложились на спине, как крылья, и создавалось такое впечатление, что они вот-вот вместе с лямками рюкзака, с руками обвалятся, оголяя позвонок, в болото.
  Натянув на себя лямку, Михаил, освободив правую руку, дрожащей ладонью начал растирать глаза.
  - Стой! Ты что, дурак? - в глазах Виктора блеснула искра. - Я, что, тебя еще на себе должен тащить? Кто виноват, что сюда пошли, а, Мишенька? Ты, пойми, сейчас ты снова на войне! За нами кто-то идет и, скорее всего, охотится на тебя. Ты это понимаешь?
  - Да, да, - закивал головой Степнов.
  - Я тебя поздравляю, Мишенька, ты стал новую букву "д" выговаривать. Не ошибаюсь?
  Михаил, услышав эти слова, напряг лоб и вопросительно посмотрел на своего старшего товарища и, наконец, поняв смысл его слов, широко улыбнувшись, повторил:
  - Да, да, да, да.
  Похвала за поступок - это самая настоящая обезболивающая таблетка. Теперь у Михаила появилось второе дыхание и, забыв о тяжести рюкзака, о болях в висках, об окаменевших ногах, он не то, что шел, а несся за Виктором, дыша ему чуть ли не в затылок. А испуга за то, что за ними кто-то гонится, он не ощущал.
  
  - 3 -
  
  Ручей Большой Вой был таким же узким, как и его брат, Малый Вой. Огибая болото по самому краю, его бурная вода, стекающая сюда между невысокими сопками, здесь отдыхала. Первые желтые и красно-бурые листочки, упавшие на воду с деревьев, напоминали рыбацкие лодки на озере. Слабенький ветерок то придавал им скорость, то, наоборот, останавливал, отражаясь от торчащего из трясины почерневшего от влаги корня-паука, или от кочки, снизу доверху покрытой ковром темно-зеленых веточек брусники.
  Несмотря на усталость, Михаил не отрывал своих глаз от стайки мальков, плавающих на поверхности воды. Они что-то ловили, может, пыльцу с деревьев, может, личинок комаров, может, еще что-то микроскопическое, как цветочная пыльца, видимая только им.
  "Как интересен мир, который нас окружает, - размышлял про себя Степнов. - У них он не такой, как у нас. Им не нужно ходить в школу, получать образование. Их мир очень прост и, в то же время, очень сложен и опасен. Они борются за свое выживание, прячась от хищников, поедая кого-то. И мы с Виктором сейчас, наверное, не отличаемся от них. Он думает, что за нами кто-то гонится. Если это - не человек, то кто? Медведь, волк, росомаха? - освободив от лямки рюкзака плечо, Михаил вздохнул и посмотрел на Муравьева.
  А тот, сжав губы, не снимая с себя рюкзака, замер, вслушивался в звуки леса.
  "И зачем он меня взялся лечить? - продолжал думать Михаил. - Ну, заработает на этом. А сколько? Двадцать тысяч, о которых говорил Кузьма, и от кого-то еще получит столько же. Не понимаю. Кто-то, видно, за меня также беспокоится, как Кузьма. Ну, ладно, тот товарищ - он пытается отблагодарить меня за то, что я сделал в Афганистане, таща его раненного с высотки к бронетранспортерам, стоявшим на перевале. А кто второй? Кто? Редактор газеты? Нет, нет, тот человек из другого мира. Он постоянно находится среди городской и районной элиты, коммерсантов и, может нечаянно что-то лишнее сболтнуть, чего Филиппов очень боится. А чего?" - эта мысль в последнее время все больше и больше волновала Михаила.
  Да, он помнит, что попробовал во время выборной компании поддержать мэра города и подготовил пару статей о нем, как о законнике. Один из вопросов, входящих в его кандидатскую Программу был о преступной деятельности, связанной с незаконными вырубами, заготовкой и продажей леса. Она стала более организованной и охватила практически все стадии производственного цикла - от приобретения права лесопользования, выделения участков лесного фонда, заготовки леса до реализации, уплаты платежей и налогов.
  Кое-кто из старых знакомых предупредил Михаила, чтобы тот не лез в такие дела. Да, да, это был егерь-пенсионер. Максим Федорович его предупредил по-простецки, по-доброму, рассказав несколько случаев о пропаже двух егерей, пытавшихся бороться с этими преступниками.
  Но больше Михаила об опасности раскрывания этой темы никто не предупреждал. Да, да, все понимали, что мэру нужно что-то говорить, как-то привлечь к своей кандидатуре больше голосов. Хотя, с другой стороны, был прав редактор, сказав Степнову, что борьба с преступным вырубом леса в районе не входит в компетенцию мэра города.
  А когда егерь Скобский Федор Иванович предложил Михаилу сделать в районной газете фоторепортаж о преступлениях, Степнова тоже никто не отговаривал. Только одна из корреспонденток в чайной спросила у него: "Тебе, что, больше всех нужно? Жить, что ли надоело?"
  Стоп, стоп, а ведь это и было предупреждением, которое Михаил тогда сразу же осудил. А, кстати, и обидел этим тогда Милявскую. Она после этого больше с ним и не разговаривала на закрытые в редакции темы, считая его безбашенным дураком. А он еще тогда отослал эту статью в окружную газету, но она почему-то так и не увидела свет. И, более того, была отправлена мэру района, который, не приглашая к себе Михаила, дал какой-то ответ в прокуратуру округа. А, может, и не давал, так как в той статье не было фамилий, точных данных по незаконным вырубам лесов, о задержанных правоохранительными органами тех, кто этим занимался. Просто так, прозвучал холостой выстрел.
  - Нам еще километра три отсюда идти. Только прислушивайся, ни о чем со мной сейчас не говори, - перебив размышления Михаила, тихо прошептал Виктор.
  - Та, да, - согласился с ним Степнов.
  Он пристально следил за действиями Муравьева, взявшего слегу, по бревну, лежавшему поперек ручья, перешел на ту сторону и, забравшись на кочку, тыкая слегой в болото, начал топтаться, потихонечку удаляясь вперед.
  Это болото по размерам нельзя было сравнить с предыдущим. В ширину метров триста. И оно не такое топкое, как то, поросло небольшими сосенками и, буквально, в метрах пятидесяти идущего по нему человека или крупного животного уже не увидать. Они скроются за деревцами.
  Виктор вернулся назад минут через двадцать.
  - Ну, что-то слышал? - спросил Виктор у Михаила.
  В ответ тот помахал головой.
  - Ну, и хорошо, Мишенька, - и помог ему надеть на себя рюкзак, подал Степнову ружье и быстро пошел по краю ручья, заросшего высокой зеленой травой в сторону сопок.
  
  - 4 -
  
  Третий день бега, сломя голову. Правда, он проходит уже не так напряженно, как предыдущие два. Чувствуется, что Виктор успокоился. Идет медленно по ручью, наверное, по Большому Вою. Но, что удивительно, его протоки здесь шире, местами до десяти метров доходят и больше.
  Муравьев теперь в болота не лезет, идет по верхам невысоких сопок, иногда спускается в низины, но только для того, чтобы взобраться на новую сопку. Судя по коловороту солнца, направляется на восток, значит, они скоро пересекут автомобильную дорогу на поселок Нагириш, потом - на поселок Зеленоборск и выйдут в девственную тайгу, раскинувшуюся на сотни километров до самой Оби и Иртыша.
  Озерце, разлившееся в низине на сотни метров, мелкое. По всей его глади, куда не глянь, торчат пни от деревьев. Нет, их не рубили, они погибли от болезней и, в первую очередь, от воды, в которой росли.
  - Это - аквариум, - остановился на спуске к озеру Виктор. - Здесь Вой течет по краю и всегда разливается, независимо, есть дожди или их нет. Ручьи там, указал себе под ноги Муравьев. - А там, - показав в сторону высокого ельника, - мой дом. Так что, мы, наконец-то, пришли, Мишенька. Здесь всегда спокойно. Почему? Загадка. Стирку, баню устроим позже, после отдыха. Как здесь сказочно! - глубоко вздохнув, Виктор посмотрел с улыбкой на Степнова. - Увидишь, только, главное, с ума от этого не сойти.
  
  
  Глава 6. Сон или явь
  
  Еловым запахом не надышаться. В избе он несколько кислее, чем в лесу. Дрова в печке горят спокойно. Нет, не так сказал. Смотришь на огонь, и создается такое впечатление, что он нарисован. Нет, тоже не правильно сказал. Не нарисован, а спокоен. Да, да, вот это слово больше подходит к описанию поведения огня, также, как и движения мыслей в твоей голове. Ни о чем не хочется думать, а просто сидеть на скамейке, вбитой в толстые бревна, из которых выложены стены избы, и смотреть на огонь.
  Полянка у дома совсем небольшая, около десяти метров. Со всех сторон она упирается в мягкие стены еловых веток, местами заросших темно-зеленым мхом, свисающих с них.
  Виктор принес подушку и положил ее на колени Михаилу.
  - Это - твое лекарство, - постучав пальцем по своей скуле, сказал он. - Привыкай.
  Михаил, не поняв смысла слов Муравьева, поднял подушку, и первое, чему удивился, она легкая. Раскрыв ее, снова удивился: вместо привычных перьев или ваты, она была набита сухим, серым мхом.
  - Пойдем за дровами, заодно научу тебя здесь ориентироваться, - позвал его Муравьев.
  "Тоже верно", - разгоняя усталость в теле, Михаил встал со скамейки и пошел за товарищем.
  - Смотри под ноги, - говорил Виктор, - дорожка к избе не просто нахожена, а вытоптана, в дерне идет постоянное углубление. Видишь? - остановился и, обернувшись к Михаилу, спрашивает Муравьев. - Если потерялся, не паникуй, иди в любом направлении и смотри себе под ноги. Когда найдешь тропку, а ее всегда найдешь, иди по ней в любую сторону и, опять же, внимательно смотри под ноги. Через двадцать-тридцать шагов увидишь указатель: палку с заостренным концом. Куда показывает этот конец, там и изба. Понял? Тропки сделаны, как паутина, и идут в центр ельника, а из центра ельника в сосновый бор. Сам ельник небольшой. С одной стороны речка Эсска, Вой мы уже прошли, они недалеко друг от друга протекают, но не сходятся. А с другой стороны бор и болото.
  Все запомнил? - Виктор пристально посмотрел на Михаила. - Ну, и хорошо. Дров здесь не храню, сыро. А сама изба сложена из еловых бревен. Но не мною. Ей лет около ста, может, меньше. А место это названия не имеет, для тебя. Понял? - и ткнул своим указательным пальцем в грудь Михаила. - Для всех это - секрет. Медведя, рыси, волка здесь нет. Наложено на это место какое-то заклинание. Правда это или нет, не знаю, но мой дед так мне говорил. Пошли за дровами.
  А сосновый бор сильно зарос кустарником ольхи, что, пожалуй, и отпугивало появлявшегося в таких местах туристов, охотников и ягодников. В тайге человек не хозяин. Хозяин - медведь.
  Михаил догнал Виктора. А тот и не торопится, идет осматриваясь. И нашел то, что искал, огромную сосну. Она еще не стара, не сухая, ствол покрыт коричневой корой. Около корня, вывороченного наружу и напоминающего застывшего огромного осьминога, Виктор остановился.
  - Будем распиливать, - моргнул он Михаилу и, достав из рюкзака сверток из двух толстых палок с накрученной на них проволокой, одну подал Степнову. - Натуральный лобзик. Давай, помогай, - и, указав рукой на одну из "щупалец" осьминога, потянул на себя палку со струной, за ним, Михаил - на себя. Мелкий опил ссыпался на землю пыльцой, а углубление разреза, становилось все глубже и глубже, пока кусок щупальцы корневища не повис на тонкой щепе.
  Потом спилили вторую, затем - третью, четвертую.
  Назад к избе уже вел Виктора Михаил. Войдя в ельник, Степнов сразу же стал углубляться в него и через несколько минут, с трудом пробиваясь между еловыми колючими ветками, вышел на "паутинку", которая и привела его к избе.
  Потом еще несколько раз сходили в тайгу за дровами. Только в третий раз Михаил пошел в одиночку. Виктор остался готовить ужин.
  - Только смотри, - предупредил он Степнова, - если, что увидишь, не паникуй, показалось. Ты меня понял? И только не беги, а то еще хуже будет, потеряешься. У страха глаза велики, ничего не видят. И не забывай смотреть под ноги, чтобы тропку не потерять. Договорились?
  Михаил махнул рукой и быстрым шагом пошел за дровами.
  ...Вроде шел по той же тропке и в ту же сторону, в которую двигались с Виктором, а ошибся. Это Михаил понял, когда под ногами стал проминаться и втягивать в себя его ноги зеленый мох. Вытерев пот со лба, осмотрелся по сторонам, кругом лапы елей. Они даже небо над ним закрывают, от чего местами становится в лесу совсем темно, как ночью.
  Свернув направо, Степнов не ошибся. Через несколько минут вышел на сухой грунт, нашел тропку и, повернув налево, быстро пошел вперед. Через десять минут отчетливо расслышал удары топора - это Виктор рубил дрова. Значит, вышел к избе. Об этом говорил и острый конец палки, лежавшей на тропке, повернутый в сторону избы.
  Улыбнувшись, Михаил пошел назад. Шел долго и чуть не сорвался с обрыва. Вовремя схватился за еловую ветку и, потеряв ногами опору, повис в воздухе. Подтянувшись на руках, уселся на краю обрыва.
  "Растеряша-Маша", - вспомнил он слова своей тети, называвшей его так, когда он что-то терял.
  Пошел по краю обрыва и не зря, вышел в бор. А с ним закончилась и линия обрыва. Спуск к "аквариуму" был пологим. Сойдя вниз, к воде, Михаил лег на живот и, опустив разгоряченную голову к воде, прислонился к ней губами и начал пить. Она была холодной и сковывала челюсти, но зубы почему-то не ломила, как это происходит обычно от низкой температуры воды.
  Второе, на что обратил свое внимание Михаил, вода в реке здесь была прозрачной. Присмотрелся, понял, что ошибся, в воде течения нет, значит - это омут или заводь. Светлый песок на дне, как и очертания веток, лежавших внизу, хорошо просматриваются.
  Набирая в ладони воду, омыл ею затылок, потом всю голову. Кислый запах пота, идущий из-под одежды, напомнил ему слова Виктора о бане и стирке белья, значит, у него здесь созданы нормальные условия для жизни. Всматриваясь в гладь залива, испещренную сухими, давно погибшими остовами от елок и сосенок, торчавшими по всему периметру болота, почувствовал на душе покой. Наконец-то, закончился этот непонятный бег от какой-то для них опасности.
  Скинув с себя куртку, и, подставив лучам солнца мокрую от пота рубашку, закрыв глаза, замер. Теплые лучи щекотали ему заросший волосами подбородок, грели виски и щеки. Легкий ветерок помогал солнечным лучам быстрее высушивать мокрую кожу на шее под расстегнутым воротником.
  Где-то справа что-то шумно со скрежетом упало на землю. Вздрогнув, Михаил вскочил на ноги и невольно обратил внимание на то, что солнце уже спустилось на край леса и вот-вот начнет заходить за него. Прошел в сторону упавшего дерева, не сомневаясь в том, что это было именно так. И скоро в этом удостоверился. Сухая сосна, падая, цепляясь за соседние деревья, разломилась на несколько частей. Некоторые из них были короткими, около полутора метров. А вот высокий пень, оставшийся от упавшего дерева, привлек его внимание, и он от удивления чуть не вскрикнул. На нем остались очертания свежих глубоких царапин. Создавалось такое впечатление, что сломал дерево крупный медведь, сильно ударив по дереву когтистой лапой.
  С испугом Михаил стал осматриваться по сторонам. Медведя, который мог это сделать, не видно. Бор из-за того, что сосны растут здесь неплотно, просматривается далеко в свою глубину. И если сломал сухое дерево медведь, то он бы не стал прятаться от Михаила. Нет, другому животному сделать это не по силам. Разве что лосю, но у него когтей нет. И росомахе не по силам сломать ствол такого толстого, в обхвате в четыре ладони, дерева.
  Подняв две короткие дровины, Михаил поторопился к ельнику. Дорожку и не нужно было искать, ему повезло, она сама легла ему под ноги и привела к избе. А какой запах стоял на поляне, аж слюнки у Степнова потекли. Это было не что иное, как грибной суп, догадался Михаил, громко сказав выходящему из избы Виктору:
  - Та я прашел.
  
  - 2 -
  
  Нащупав ногой кроссовки, и, надев их, Михаил крадучись, дотрагиваясь руками до стола, потом до стены, остывшей печи, прошел к двери. Скрипнув, она отворилась, и свежий воздух леса, наполненный кисловато-грибным и еловым запахами, выплеснулся ему в лицо. Поеживаясь, Степнов вышел из избы и, открыв рот, глубоко вдохнул в себя этот необычный аромат ночного леса. Посмотрев на звездное небо, выдохнув, снова стал вдыхать в себя новую порцию воздуха, только теперь уже, не торопясь, пробуя его на вкус, как вино.
  Несмотря на ясную погоду, стоявшую уже несколько дней, воздух в лесу был сырым. Он забирался под одежду, обдавая кожу своим прохладным дыханием, отчего начинало знобить, и руки, сами по себе, натягивали свитер, пытаясь перекрыть все пути для сквозняка к телу.
  "Но это глупо, - подумал Михаил, - а нужно просто привыкнуть к резкому изменению температуры, от жары в избе к прохладе леса".
  Поеживаясь, Степнов стал всматриваться в окружающее пространство. Очертания деревьев начали потихонечку проявляться в красках ночи. Справа, куда сейчас ему нужно было идти, прорисовывались еловые лапы и между ними проход к туалету. Протянув руки вперед, Михаил, потихонечку переставляя ноги, двинулся туда. За елями уперся в забор из длинной палки, прибитой между деревьями, и, касаясь ее рукой, пошел дальше, пока не уперся в небольшую постройку из тонких веток туалета. Нащупав справа полку, вытащил из кулька, лежавшего на ней, коробок со спичками и зажег свечу. Яркий свет огонька ослепил. Опустил глаза вниз...
  Когда возвращался к избе, уловил носом запах кедровой шишки.
  Жаль, вчера он не нашел времени посмотреть на то, как Виктор шелушит шишку. Хотя, навряд ли это отличалось от того, что делали его дед с отцом: использовали два бруса с набитыми на них рейками, которые при вращении раздавливали шишку, и она измельченной падала на сетку, сквозь которую орехи просыпались вниз.
  Сделав несколько шагов влево, нащупал дробилку рукой, ощупал ее и не ошибся. Она была сделана также. Нагнувшись, нащупал рукой гору шелухи и, взяв ее в горсть, поднес к носу, принюхиваясь к ее резкому, почему-то с кислинкой, запаху. Потом, шевеля пальцами, начал сбрасывать с ладони шелуху, пытаясь найти хоть одно зернышко кедрового ореха, и это ему удалось. Попытался раскусить его, но это оказался не кедровый орех, а скорлупа от шишки. Зуб, которым пытался ее раскусить, заныл от боли, и тут же появилось ощущение, будто разорвал рубец на щеке.
  Поглаживая подушечками пальцев недавно зажившую рану, влаги на ней не почувствовал, как и привкуса крови во рту. С одной стороны это успокаивало, с другой - волновало. Одно время после операции сшитая щека долго не заживала, гноилась. И если это снова произошло, то нужно было срочно ехать в поликлинику или в больницу.
  Второе, что заставило Михаила задуматься, Виктор вчера говорил ему, что здесь, в этой избе, в этом году он еще не появлялся. А откуда же у дробилки образовалась куча кедровой шелухи? И он навряд ли занимался шелушением шишек, так как они по дороге ни одной из них не подобрали. Значит, здесь еще кто-то недавно жил, собирал орехи, ягоду у реки. И зачем Муравьев тогда врет, что в избе все осталось на том же месте, как в прошлом году он здесь все оставил. Август только закончился, время сбора кедровой шишки.
  "И вообще, зачем он меня постоянно обманывает? Цену себе набивает, что ли? - с обидой думал Михаил. - Удивительный человек, а зачем ему это? А-а, может, он пытается психологически воздействовать на меня, чтобы я жил в постоянном испуге и думал о чем-то другом, забыв о своей инвалидности? Может быть. Хм, но я и так постоянно думаю, вот только сказать, о чем думаю, пока не могу. А жаль, столько вопросов накопилось, которые хочется задать Муравьеву. Стой, стой, нужно тренироваться говорить..."
  Что-то громко зашумело, будто дерево упало. Михаил вздрогнул, всматриваясь в темноту леса, и, хватаясь за забор, быстро пошел в избу за ружьем.
  - Что произошло? - спросил у Михаила Виктор.
  - Та, та, ух-ло-то. Нат, у-уло.
  - Треснуло или ухнуло? - переспросил у Михаила Муравьев.
  - Енло.
  - Треснуло. Этого еще не хватало, - соскочил с нар Виктор и, натягивая на ноги ботинки, взяв ружье, вышел из избы вслед за Михаилом.
  Еловый лес по звукам не сравнить с сосновым. В бору хоть деревьев не так и много, как в еловом, а звуков полно. А вот в еловом не так, звук бьется о косматые ветки, как бабочка в закрытом бутыле, и успокаивается не расходясь далеко.
  - Может, дерево упало? - вслушиваясь в ночь, прошептал Виктор.
  - Да, да, - выпалил Михаил.
  - А где?
  - Та, та, - махнул рукой за избу.
  - Хм, под берегом на обрыве, две елки наклонены были, видел? Они?
  - Нат, нат, - замахал головой Михаил. - Шам, у-у-у.
  - Не понял? - переспросил Виктор. - "У" говоришь, та (?), а забываешь о ней.
  - Й-шу-у-ум.
  - Молодец. Если шум был, то значит, падая, дерево о другие деревья цеплялось?
  - Та-а.
  - Еще темно, Миша, мы сейчас с тобой в лесу слепые. Если медведь рядом, то он нас будет хорошо видеть и подберется, не услышишь, позавтракает нами. Пошли назад, - и, приоткрыв дверь, пропустил в избу Михаила. - Давай лучше поспи, еще часа два у нас с тобой есть до рассвета.
  Усевшись на скамью, Михаил зашипел:
  - Шушшка.
  - Шишка? - переспросил Виктор.
  - Тама.
  - Шишка. Хочешь шишки поесть? Утром соберешь, там есть небольшой кедровник, у болотца.
  - Н-нат, - и, вращая рукой, повторил, - шушшка.
  - Да, там я ее молю. И что, Мишенька? - Виктор никак не мог понять, что ему хочет сказать Степнов.
  - Утро.
  - Вот, и правильно, Мишенька. Если ты хочешь шишки, то обязательно найдем время, чтобы заготовить ее на зиму. Спи, - сказал Виктор и вставил затвор в дверь, - и не забудь про повязку и подушку.
  Блики огня из печи заиграли на потолке избы. Следя за ними, Михаил задумался.
  "Как здесь прост мир. В лесу, чтобы выжить, нужно создать несколько условий: построить дом или землянку и обязательно с печкой, иметь оружие, удочку, топор или пилу, и теплую одежду. Все зависит от того, будешь ли ты сыт, будет ли у тебя тепло и будет ли у тебя защита от хищных животных. Где проще жить, здесь или в городе?
  Одному здесь жить очень сложно. В городе привычнее, так как там ты научился жить: зарабатывать деньги, а деньги - это все. Но, как выжить журналисту, не умеющему говорить? Можно письменно задавать вопросы. Редактор против этого. Если работать внештатно с газетой, то гонораров не будет.
  Единственный выход - учиться новому делу: плотницкому, малярному и устроиться в какую-нибудь строительную бригаду. Другого выхода нет", - Михаил закрыл глаза, и, ощущая волны тепла, идущие от печи, лег на спину, подставляя им свою щеку с повязкой.
  "Интересно, смогу ли я говорить? Память после аварии восстановить удалось, пусть еще не полностью, но чувствую, что это возможно. Лучше всего возвращаться в детство, но не в войну...
  Нет, инвалидом нельзя оставаться, нужно жить, вставать на ноги и работать. Может, стать помощником Виктора? Кузьма говорил, что разными делами занимается. Он - проводник, водит богатеньких людей по лесным окрестностям, дает им возможность пожить в диких условиях тайги. И платят ему они за это неплохо. Нет, конкуренты Виктору не нужны, хотя, ему уже за семьдесят", - глубоко зевнув, Михаил погрузился в сон.
  
  - 3 -
  
  - Ничего не понимаю, все обыскал, а упавшего дерева нет, - разгоняя веником скопившийся в бане дым, шепчет Виктор и трясет мокрыми еловыми ветками над животом Михаила.
  Но Степнову сейчас не до размышлений на эту тему. Глина, вернее, ил, перемешанный с глиной, подсыхая, стянул кожу на лице, как клей. И, вот, теперь в бане, начиная размокать от горячего пара, растекается, заливая ушные раковины, протекает в ноздри, и хочется чихнуть.
  - Перевернись.
  Команду Виктора Михаил выполняет тут же, без замедления и, положив подбородок на бревно, пытается из живота выдохнуть воздух наружу, чтобы вытолкнуть набежавшую жижу из носоглотки. Ему это удается.
  Поглаживание веток по спине Степнов, занятый очисткой носа, вначале и не уловил, только чуть позже, когда почувствовал обжигающие удары по лопаткам, по пояснице, по бедрам и икрам ног.
  - Бегом в воду.
  Михаил с трудом, больно ударившись коленом, соскользнувшим с бревна, встает на ноги, и, так и не открыв глаз, на ощупь, с помощью руки Виктора, толкает вперед дверь и по его команде прыгает вниз.
  Вода в реке холодная, до немоты. Бултыхаясь в ней, Михаил фыркает и растирает ладонями лицо, глаза и только после этого открывает их.
  - Фу-у-у! - упершись пятками в рыхлый ил, кричит Степнов и встает в полный рост. Но, наступив ногой на ветку, пытается переступить ее и, споткнувшись, проваливается всем телом в пучину воды и снова, громко хлопая руками по ней, кричит, - ур-ра-а!
  - Что ты сказал?
  Слышит Михаил голос Виктора и в ответ, что есть силы, кричит: "Ур-ра-а!"
  И только теперь он чувствует температуру холодной воды, которая еще не сковывает его тело, пропитавшееся горячим воздухом бани.
  - Вылезай! - громко говорит Виктор, - Давай еще раз оботри илом лицо и лезь в баню.
  Третий раз Михаил, набрав в пригоршни глины с илом, обтирает этой скользкой и в то же время шершавой смесью лицо и, смывая с рук грязь, по лесенке на ощупь поднимается на порог бани. Подталкиваемый рукой Виктора к печи, к широкой трубе, усаживается на нары из бревен и, подставляет лицо горячему воздуху, собравшемуся у ее красного бока. Жар от трубы идет очень сильный, и Михаил отсаживается от нее чуть подальше.
  - Ты слышал свои слова? - оббивая себя еловым веником, спрашивает Виктор.
  Михаил в ответ качает головой.
  - Ты сказал "ура". Повтори.
  С трудом размыкая склеенные илом губы, Михаил громко говорит: "Ур-р-ра".
  - А раньше так говорил?
  Михаил снова качает головой.
  - А скажи Ви-тя.
  - Ва-а-та, - произносит Михаил.
  - Вот, шкодник! Да ты ленивец! А, ну-ка, давай я за это сейчас тебя хорошенько банным веничком постегаю, - и, поддерживая рукой Степнова за плечо, помогает ему встать и залезть на верхнюю полку.
  - Пока на спине полежи, - и начинает обрызгивать его тело горячей водой и водить по животу ветками, потрясывая их. Из-за этого кожей ощущается сильное жжение, и Михаил невольно начинает постанывать.
  - Жар - хороший доктор! - приговаривает Виктор. - Так что, терпи, солдат, терпи.
  И Михаил терпел, но сил удержаться от стонов, не хватало.
  - Стони, стони, Мишенька. Это - курс твоего лечения. Вот, какие дела, Мишенька, - шепчет Виктор.
  И, вот, наконец-то, Виктор разрешил ему лечь на живот, но легче от этого не стало, жар колет своими коготками спину, предплечья, шею.
  - У-у-у, - стонет Степнов.
  - Стони, стони, Мишенька. Без этого все нужные мышцы на твоей ране не заработают. Стони, стони, Мишенька.
  ...И, вот, наконец-то, банный час закончился. Набросив на себя одежду, Михаил уже бежит за Виктором в избу, где после жаркой бани, достаточно прохладно.
  Натянув на себя ватную куртку со штанами, Михаил по приказу Виктора лег на нары, после баньки нужно час-другой отдохнуть, чтобы новых сил набраться.
  Муравьев, растопив печь, лег на нары, стоявшие напротив его бревенчатой кушетки, и, отвернувшись к стене, затих.
  "Удивительный человек, - подумал Степнов. - Вроде кого-то и боится, а так беспечно себя ведет, дверь только на щеколду прикрыл и спит. Значит, здесь ему покойнее, чем там, где он их встретил с Кузьмой. А раньше, по молодости своей, мы ничего и не боялись-то. Забирались в любую избу, не обращая внимания, есть рядом медвежьи следы или нет их, печь топили, ели и ложились спать. Правда, тогда нашими охранниками были собаки. А здесь мы сами себе с усами, - зевнул Михаил. - Ну, и хорошо..."
  
  - 4 -
  
  Обидно, когда нестерпимое желание спать разрывает какая-то внутренняя сила - проснуться и сходить по-маленькому. Но, что поделаешь, мочевой пузырь не резиновый, и как наполняется до краев, оповещает организму об "аварийной ситуации", и мозг, контролируя работу каждого органа, бьет тревогу. Именно она сейчас и приснилась Михаилу.
  
  ...По команде тревоги он, несмотря на усталость, первым соскакивал со второго яруса, на котором спал, даже независимо от того, что уже был почти дембелем. Хватал свое обмундирование со стула, впрыгивал в ботинки и, не зашнуровывая их, спотыкаясь через другие ботинки, стулья, расставленные в проходе между кроватями казармы, выскакивал в коридор. И если там была неразбериха, бежал к комнате с оружием, находящейся у самого выхода из их модуля, в любую секунду готовый выскочить из него на плац. Взрывы и пожар в нескольких модулях (одноэтажных деревянных казармах) ему запомнился на всю жизнь, когда душманы со стороны аэродрома, проезжая на своей машине, обстреляли из миномета их воинскую часть. Тогда погибло семь человек, более десяти были ранены.
  А сколько раз эта "тревога" звучала в горах, где они вели боевые действия с душманами. И, вот, именно это умение - вскакивать, услышав только первые звуки выстрелов или взрывов, и бежать с места отдыха в какое-либо укрытие, либо заранее обозначенное для этого место сбора или обороны, спасало ему жизнь.
  Вот и сейчас, вскочив с нар, понимая, что ему уже совсем невмоготу, без обуви, выскочил на улицу, и сразу же кинулся к растущей справа от избы огромной ели. Зайдя за нее, ощущая холодную землю ногами, колясь о ветки и шишки, разбросанные под ее лапами, начал мочиться. И только после облегчения, громко вздохнув, открыл глаза, и невольно удивился тому, что уже вечер.
  "Ничего ж себе, лег на часок отдохнуть, - засвербела в голове мысль, - на голодный желудок, не съев ничего. Нет, так нельзя, а то еще не хватало на старости лет добавить ко всем болячкам язву желудка. А это еще хуже, по сравнению с зубной болью. Гастрит многому научил", - и, боясь того, что вот-вот, как и раньше, что-то начнет карябать и скрести коготочками внутри живота, стал осматриваться по сторонам в поисках хоть какого-нибудь кустика брусники или черники, чтобы поесть ягоды и с помощью них хоть на какое-то минимальное время затушить ощущение голода.
  В ту же секунду ветер, обрушившийся на поляну, у избы поднял вверх весь легкий мусор - веточки, солому, золу с кострища, образовав серый туман, заигравший блестками, падающими на землю.
  Убрав руку от глаз, Михаил стал всматриваться вглубь леса, ища виновного в этом непонятно откуда взявшемся внутри еловника смерче. Ежась от холода и испуга, Михаил сделал шаг назад, чтобы вынырнуть из-под колючих лап ели, но тут же, заметив на ели, растущей напротив огромную птицу, замер.
  Это был филин. Да, да, Михаил хорошо знал очертания ночного хищника и, не отрывая глаз, следил за ним, ожидая его дальнейших действий.
  "Уугу, уугу, уугу".
  От громкого крика птицы, мурашки пробежали по всему телу. И больше всего испугало то, что была птица огромная, а желтые круги ее глаз - яркие, светились словно фонари. И, ко всему еще, создавалось такое впечатление, что филин видит Михаила и ждет его. А сил у птицы, судя по ее размеру, будет вполне достаточно, чтобы схватить человека своими когтями и разделаться с ним.
  Присев на корточки, Степнов ощупал под ногами землю в поисках палки или какого-нибудь другого предмета, которым можно было хоть как-то защититься от пернатого хищника. В ворохе веток с иголками пальцы наткнулись на кусок дерева, величиной с кулак. Попытался поднять его, но оно не поддалось, видно это был корень ели.
  Что-то спрыгнуло на поляну с крыши избы. Легко, бесшумно. Похоже, что рысь.
  Опустив на несколько сантиметров мешавшую глазам ветку, Михаил всматривался в животное. Да, не ошибся, это рысь. Нет, она не боялась филина. А тот, рассматривая ее, расправив крылья, продолжал ухать. Рысь же, став посередине поляны, подняв вверх лапу, будто защищаясь от филина, громко вскрикнула - "У-у-а-а-ам, ии-у-у-ам". Словно предупреждала ночного хищника, что она тоже сильна и не поддастся ему.
  Протерев слезящийся глаз, Михаил продолжал внимательно следить за ними обоими. С минуту животное и птица молчали, смотря друг на друга.
  Ноги у Михаила затекли от неудобного положения, но Степнов боялся перенести свой вес на левую ногу, чтобы ослабить напряжение на правой ступне.
  "Угу-уг-гу", - ухнула птица.
  "У-у-й-я-я-я-ум, - громко откликнулась на уханье филина кошка. Она вся в напряжении, оскалив клыки, следила за птицей, готовая в любое мгновение обороняться или, наоборот, наброситься на нее. И резко завыла. - Йи-и-пыг - ойка-а, - Михаил от этого звука невольно сморщился, втягивая голову в плечи.
  "Угу-уг-г, - ухнула птица, - Вор-ркати-ы, об-бер-регай гостя. Уг-гу".
  "Словно переговариваются между собой, и крики их похожи на человеческие слова", - подумалось Михаилу.
  Филин снова раскрыл крылья, и Михаил в этот момент увидел вместо птицы человека, сидевшего на ветке. Испугавшись такого видения, отпрянул назад и, потеряв равновесие, сел на землю, таща за собой еловую ветку, за которую держался рукой.
  Рысь, услышав этот звук, вскочила на ноги и вытянула спину вверх, и, смотря на Михаила, зашипела: "Йи-и-пыг - ойка-а, ур-р-р хот". И в одно мгновение, вскочив на крышу избы, исчезла с глаз Степнова. Услышав этот кошачий крик, Михаил снова вздрогнул, словно понял, что рысь не прогоняла его, а дала понять, что филин - это старик, а Михаилу нужно идти в дом.
  С удивлением Михаил глянул на ветку, где сидел человек-филин, и в ту же секунду закрыл свои глаза рукой от сильного вихря, поднявшегося на поляне.
  Вскрикнув от боли, Михаил отдернул руку от ветки, впившейся своим острым концом ему в запястье и, встав на ноги, щуря глаза, вышел на поляну. Ветер в ту же секунду утих, словно его и не было, как и филина на ветке дерева, рыси - у избы. Попавшая в нос пыль, щекотя ноздри, заставил его чихнуть. Осмотрев ладонь, обтер пальцами кровоточащую царапину и, посмотрев по сторонам, глубоко вздохнул.
  На поляне никого нет, черные краски вечера уже растворились в молочном тумане. Оказывается это был не вечер, а рассвет, убиравший черную мглу ночи. И на поляне у дома все на местах: зола на кострище не тронута, мелкие ветки, сложенные возле него, не разбросаны сильным ветром.
  "Не тронута? Почему так? Приснилось, наверное, - глубоко зевнув, подумал Михаил и еще раз осмотрелся. - А что здесь должно быть не так? - спросил он у себя. - Приснится же!", - и, открыв дверь, вернулся в избу и, забравшись на нары, укрылся ватником. Дрожь в руках и ногах стала униматься. Сон начал укутывать сознание Михаила в пелену тумана, уводя его в свой мир.
  
  - 5 -
  
  Запах гречки щекочет в ноздрях. Виктор медленно большой деревянной ложкой помешивает кашу в котелке, висящем над оранжевыми углями костра.
  - Ну-ка, попробуй, - Муравьев протягивает ложку с темной жижей к лицу Михаила.
  Подув, Степнов со свистом втягивает в рот ее и, причмокивая, сосет. - Угу, угу, - и поднимает вверх большой палец.
  - Понравилось? Распробовал, что я сюда добавил?
  В ответ Михаил машет головой.
  - Ну, тогда вот еще одну ложечку попробуй, - и, зачерпнув жижи из котелка, подал ее Михаилу.
  Взяв ложку, Степнов поморщился и, раскрыв немножко ладонь, посмотрел, что там. Оказывается широкий темно-красный рубец с разорванной кожей и запекшейся кровью.
  - Что там, покажи? - просит Виктор.
  Взяв ложку в другую руку, Михаил раскрыл перед Муравьевым правую ладонь.
  - Где это ты так? Спросонья видно порезал чем-то руку. В избе вроде нечем? Может, когда в туалет ходил, веткой порвал.
  Михаил, громко вздыхая, кивает головой.
  - Глаза не забывай открывать, - смеется Виктор. - А то так можно и без них остаться.
  - Да, та, - соглашается Михаил, и шепчет, - рррката.
  - А что это такое? - у Виктора появляется напряжение на лице.
  Михаил вопросительно смотрит на Виктора и, подумав, сжав губы, показывает рукой вниз, на огромную лапу вековой ели.
  - Об нее зацепился ногой, значит. Ну, ладно. Пойдем сейчас рыбачить, а то крупы у нас с тобой немного осталось, пора на лесную пищу переходить. Так, я о чем? Догадался, что в каше?
  Опрокинув в себя остывшую жижу из ложки, поймал языком мягкий шарик, раздавил его и скривился.
  - Йгада.
  - Какая? - улыбается Виктор.
  - Бррр-ка.
  - Ру, ру, повтори.
  - Ра, ра.
   - Как волк воет? - не отстает от Михаила Виктор.
  - А-а-а, - догадался Михаил и, вытянув губы трубкой вперед, завыл, - у-уу-у-у.
  - Ну! Брр-рус-ни-ка.
  - Ррр-ру-у-уу-ка.
  - Забыл, слог "ка" сказать. Подумай, ты же помнишь там, у себя в голове, все слоги? Ну, а я о чем? Попробуй.
  Михаил напряг лицо, глаза начали краснеть:
  - Бэ, бэ, бэ, рррр-рушс-ниии-ка.
  - О, так, может, будешь петь, а не говорить, у тебя так лучше получается, Мишенька. Вот такие, парень, дела.
  - Бэ-э, бэ-э, бэ-рррр-рушс-ниии-ка, - снова повторил это слово нараспев Степнов. - Та-ам бэ-бэ-рррр-рушс-ниии-ка.
  - Ну, и лады. Молодец. Всего три жменьки, а как вкусно, правда? - и накрыв крышкой котелок, пошел в избу.
  Осмотревшись, Михаил подошел к той ели, на которой, ему снилось, что сидел филин. Ветка, на которой он сидел, высоко, но все равно хорошо видно, что на ней не везде растут иголки. В двух местах, даже коричневая кора с нее содрана. Но это еще ни о чем не говорит. Но то, что на ней может уместиться человек, и она его вес выдержит, не верится. Ту ветку, если хорошенько попробовать, можно об коленку сломать. А тот человек весил, ну, около пятидесяти килограмм. Пусть даже сорока.
  Виктор вынес из избы две глубокие алюминиевые миски с ложками, поставил их на столик и снова ушел в избу.
  Михаил вышел на серединку полянки, где сидела рысь. На земле следов нет, а вот то, что черный грунт серебристый, вернее присыпан серой пыльцой, заметно. Присел, провел пальцем по земле, полоски нет, а вот указательный палец стал серым. Зола? Точно, зола.
  Провел указательным пальцем левой руки у себя по лбу, на нем черная грязь осталась. Это тоже не доказательство, что сон был явью.
  Михаил подошел поближе к избе и глянул на карниз крыши. И, наконец, то, что он искал, обнаружилось - след трех когтей, процарапавших бревно. Справа еще такие же царапины. Все-таки, то, что он видел здесь, похоже, было не во сне. Вот только, было это или вечером, или на рассвете... А, на самом деле, солнышко еще только начало спускаться к горизонту со своего зенита. Удивительно.
  "Так, это - следы от рыси и филина, или нет?"
  Заболела рана на ладони.
  "А мочился я под той елью. Запах-то, наверное, еще остался. Нужно проверить, - и подойдя к дереву, присел около него, принюхиваясь к воздуху. - Не ошибся, выходит".
  - И откуда здесь столько пыли, вроде и ветер сюда никакими усилиями не загнать, - вслух, раскладывая по тарелкам кашу, говорит Виктор. - Ничего не пойму, окно и ручка от двери в саже, как и сама дверь, стол. Не слышал бури? - посмотрел он на Михаила.
  - Н-на-н-нет, - пропел Михаил.
  - Вот такие, паря, дела, - вздохнул Виктор. - Ну, что стоишь, давай перекусим и пойдем порыбачим. Я, пока ты дрых, успел и парочку червей найти. Нужно их потом еще и на зиму заготовить. На Эсске, знаешь, какой клев?! У-у-у! Особенно на Ты, вроде так называют речку или ручей, что с другой стороны в Эсстытор попадает. Это я о Торском озере говорю.
  - Да, та, - согласился Михаил, усаживаясь рядом с Виктором.
  - Кстати, вспомнил, что обозначает Вой. Ну, это я о Малом и Большом Вое. Вой, по-хантыйски, это - зверь. Представляешь? Узнать бы эту легенду. Самый большой зверь здесь в тайге или медведь, или лось. Тогда почему их именами не назвали ручьи. Что получается, в одном месте живут только большие звери, в другом только маленькие. Ох, а ведь старых ханты и манси здесь почти не осталось. Скоро пойдем к Хромой Белке, может, он что расскажет.
  Зачерпнув ложку каши, Михаил начал ее медленно жевать, с причмокиванием.
  - Куус-ссс-снааа! - громко напевая, похвалил он творение Виктора.
  
  
  Глава 7. Бузина вонючая
  
  Под кустом малины, нависшим над водой, шурогайка брала чаще. Три-четыре щучки одна за другой, потом перерыв, тянущийся несколько минут. Бывало, на рыбью кишку накидывались сразу по несколько щучек и повисали на большом крючке.
  Михаил увлекся рыбалкой, ходил по небольшому участку и вылавливал темно-серебристых шурогаек, которых Виктор называл травянками. Почему? Потом расспросит обязательно, а сейчас он старался, как можно, больше поймать рыбы, понимая, что она может стать их продовольственным запасом на долгое время.
  По подсказке Виктора понатыкал в землю по всему участку, по которому ходил, очищенных от листвы ольховых, березовых веток, и пойманную рыбу через жаберные крышки насаживал на них.
  Муравьева рядом не было, он ушел дальше.
  Распоров живот щучки, Михаил вырвал из нее кишку и, насадив ее на крючок, стал осматриваться, куда забросить удочку. Справа, откуда он только что пришел сюда, клевать щучка перестала. Под кустом тоже перерыв. Может, подальше забросить кишку? Но для этого нужно нарастить леску. Сделать это или нет?
  Красный шар солнца, коснувшийся вершин леса, говорил о том, что вот-вот придет ночь. Так что, лучше заняться сбором рыбы и отнести ее в избу. Последнее желание перетянуло, и Михаил взялся за это дело. Аккуратненько, удерживая рыбу, втыкал в ее пасть кончик ветки и вытаскивал его из жаберной крышки. Получилась целая вязанка с рыбой.
  Сколько шурогаек в общем поймал, так подсчитать и не удалось, сбивался. Вечно что-то мешало этому. То крупный ворон, усевшийся на сухом дереве, наблюдавший за Михаилом. То огромная гора-муравейник, растущая на берегу реки, которую сразу и не заметишь. То черная ветка, ожившая рядом с ногой и исчезнувшая в кустарнике - змея.
  Закинув на правое плечо четыре вязанки с рыбой, и остальные три держа в левой руке, пошел к избе. Звуки удара топора удивили Михаила. Неужели кто-то пришел в их избу? Затаив дыхание, прокрался к избе. У полянки остановился и стал дожидаться того, кто появится у избы. Но, когда увидел Виктора, вздохнул.
  - Фу-у-у.
  - А-а, ты, Мишенька. Что, испугался? - смеется Виктор. - А я понаблюдал за тобой, смотрю, ты так увлечен, что не стал тебя отвлекать. Много поймал?
  Осмотрев улов Михаила, Виктор похлопал Степнова по плечу, сделав вывод:
  - Для начала неплохо, но маловато. Это ж для нас с тобой не только мясо рыбное, но и свечи, и сушенка. Я сколько лет, когда в лес ухожу, беру с собою сухую рыбу. Не сильно соленую. Из нее можно и уху сделать, и в кашу добавить, и в суп крупяной. Но соль она тоже важна, без нее организм наш быстро ослабнет.
  Та-а, всему научу тебя, Мишенька. А сейчас, пока не стемнело, там у реки развесь ее на ветках. За день-два просохнет.
  - А-а-а.
  - Никто ее не тронет, Мишенька. Даже ворона с соболем. Знаешь, почему?
  - Н-н-нат.
  - Потому что ты там, где рыбу повесишь, повесь и эту вот куртку, - и протянул Степнову рванную фуфайку. - Только сначала натяни ее на себя. Давай, давай, время идет, Мишенька, снимай свою куртку и одевай фуфайку. Мокрый ты, смотрю, от пота. Вот фуфайка сейчас пропитается твоим потом, и никакое животное и близко не подойдет к рыбе. А пару рыбок можешь бросить им на берегу. Пусть, кому нужно, полакомятся.
  - Е-е-ст? - приложив вытянутую правую ладонь к виску и, вытянувшись, сказал Михаил.
  - Дай Бог, Мишенька, чтобы ты быстрее восстановился, - легонько похлопал в ладоши Виктор. - Только свяжи хорошенько между собою ветки, чтобы рыба с них не ссыпалась на землю. А здесь, видишь, ветра нет, сгниет рыба.
  - Та, та, - закивал головой Михаил.
  Ворона на сухарине не было. Михаил осмотрелся по сторонам.
  "Если рыбу развесить на еловых ветках, то никакая куртка не поможет, - размышлял Степнов. - Поэтому лучше на сухом дереве".
  Его нижняя ветка была в метрах трех над землей. Попробовал взобраться на дерево, не получилось, не за что уцепиться ни рукой, ни ногой.
  "Что делать? Куда развесить рыбу?" - волнуясь, стал осматриваться по сторонам. Пошел по реке, выискивая подходящее для этого дерево. Остановился у своей удочки, которую, так и не смотав, бросил на берегу.
  Поднял ее и, запутавшись леской в еловых ветках, стал, всматриваясь туда, двигать концом-рогатиной палки, чтобы распутать ее. Удалось. Вздохнув, Михаил накрутил на палку леску и прикрепил крючок к ее сучку. Теперь возник новый вопрос, куда ее спрятать. Поставить у ели удилище невозможно, оно очень длинное, около четырех метров, и заново запутается леской в какой-нибудь ветке.
  "Может, у сухаря поставить? - посмотрел на скелет бывшей сосны. - Хо, так с помощью этой палки можно насадить и вязанки шурогаек на нижней ветке сухаря!" - обрадовался Михаил и скорым шагом пошел туда.
  Все, как он думал, так сделать и удалось. Развесил вязанки на суке, а в конце его, хорошо разместился и ватник. С мокрого от пара свитера пошел пар. Взглянув на ярко-красное зарево от садившегося солнца, быстро пошел к избе.
  
  Шашлык из щуки, которую наловил Виктор, готовился необычно. Порезав рыбину на уложенных в ряд ветках, служивших в данный момент кухонной доской, Виктор с обеих сторон ее снял мясо, оставив толстый хребет, и, разрубив его на части, уложил в котелок вместе с хвостом и головой. Щука, пойманная Виктором, была большой, килограмма на два-три. Ее голова полностью не влезла в котелок. Пасть, выглядывающая из воды наружу, открылась, оголив линию острых пик-зубов.
  Покачивающийся над костром котелок охватили со всех сторон языки пламени. Вода у стенок начала шипеть, испаряясь.
  - Мишенька, - окликнул Степнова Виктор, - наделай мне палок для шашлыка, вот такого размера, - развел на тридцать-сорок сантиметров между собою два указательных пальца. - Из веточек, - и протянул нож.
  Щучье филе нарезал неширокими полосами и, насаживая их на очищенные от иголок ветки, расставлял их вокруг костра. Вода из рыбного мяса начала выходить в виде пара. Филе съеживалось, и Виктор переворачивал его к огню другой стороной.
  Блики огня заиграли желтыми всполохами на ветках деревьев, на лес спустилась ночь. Щучье мясо превратилось в сухие прямоугольные кусочки сероватого цвета, некоторые из них сложились в трубки. Пробуя их. Михаил невольно причмокивал, оказывается, оно было достаточно жирным.
  - А уху перед сном нужно будет хоть немножко покушать, чтобы желудок не испортить, да и энергии набраться. В щуке знаешь сколько ее, энергии этой? А сейчас помоги мне рыбу спустить в морозильную яму, - и встав, направился к столу.
  Только теперь Михаил обратил внимание на него, охнув от удивления. Штук десять двух-трехкилограммовых очищенных щук лежали, как бревна, на столе друг на друге.
  Взяв несколько рыбин за жабры, Михаил понес их в избу, где Виктор открыл незаметную на полу дверцу и по лестнице стал спускаться в подвал. За ним полез и Михаил. Упираясь спиной в стенку, обложенную тонкими бревнами, он сделал около десяти шагов. В подвале было очень холодно, хорошо была слышна капель.
  - Все, стой! - скомандовал Муравьев.
  Через несколько минут Михаил почувствовал, как качнулась лестница, к нему поднимался Виктор. Забрав у него щук, сказал, - других сюда также приноси. Только много их не бери, по две.
  Как выдержал тот подвальный холод Виктор, догадаться не трудно, терпел. И вот сейчас, когда они уже вернулись к костру, он, буквально, всунул в него кисти своих рук и приблизил, как можно, ближе к нему свое лицо.
  - Фу-у, - вздохнул он, - неплохо бы эту морозилку заполнить. С мясом здесь плохо. А, вот, рыбы достаточно, а то мало ли, что нас с тобою завтра ждет. Так, Мишенька? А мясом, если удастся, заполним морозилку в другой избе. В этом году оленя должно быть много, может, удастся и медведя с лосем взять. Нет, так, хоть немножко глухаря с рябчиком запасем. Вот такие вот дела.
  - За-а...? - попытался спросить Михаил Виктора, а сам не мог вспомнить, как этот вопрос нужно задать, поэтому и замолчал, но в глазах его и в мимике лица Муравьев угадал, что тот хотел у него спросить.
  - Не знаю, Мишенька. Но что-то внутреннее мне об этом говорит, - и, посмотрев на Михаила, сказал, - Кузьма такого наговорил! Так, скажи мне, что ты видел здесь сегодня? В земле копался, на деревья смотрел, принюхивался. До туалета не добежал и стыдишься этого?
  - Т-да-а, - закивал головой Михаил. - Т-там Йи-и-пыг - ойка-а, - и показал на ель.
  - Старик-филин был здесь? Хм, сказка все это, Мишенька. Видно, устал ты сильно, да в бане еще расслабился сверх нужного, вот и поплыли у тебя представления, - с сомнением прошептал Виктор. - Может, мухоморовой настойки попробовал, а потом и приснилось? Вон, как руку поцарапал. Он один был? - не сводил с Михаила глаз Виктор.
  Михаил помахал головой и, присев на корточки у костра, пальцем нарисовал на земле кошку.
  - Кошка?
  Снова кивнул подбородком Михаил и показал пальцем на дерево.
  - Рысь, может быть, или кошка?
  - Вор-ркати-ы, - сильно напрягая мышцы лица, зычно пропел Степнов.
  - Хм, - снова с удивлением посмотрел на Михаила Виктор. - А ты знаешь, смотрю, некоторые слова на мансийском и хантыйском языках? Воркаты - это рысь.
  - Нат, - покачал головой Степнов.
  - Так с хантыйского языка переводится рысь. Так, рысь была?
  Михаил поднял глаза на Муравьева, и после некоторого раздумывания, сложив обе ладони, приблизил их к правой щеке.
  - Значит, приснилось тебе, - и тут же искорки в глазах Виктора угасли. - Самое интересное, что это же я видел сегодня во сне, Мишенька. Хм. Старик говорил, что зверь за тобой идет, беречь тебя нужно, неведомый он, дух лесной. Вот такие дела.
  - С-с-вал-аф.
  - Ты, случайно, не о Свалове Лексей Лексеиче? - Муравьев привстал и посмотрел на Михаила.
  - Та, та.
  - О-о, я бы с удовольствием его здесь встретил. В прошлом году он здесь у местных хантов много оленя со своей бандой побил. Жаль, меня там не было, - вздохнул Виктор. - Он оленя и с вертолета бил, и с вездехода. Привез кого-то с Ёбурга, говорят, да с Москвы, вот и угощал, так сказать, разносолами нашими, чем край наш богат.
  Михаил поднял руки и нервно затряс головой, мол, хватит об этом говорить, я не могу и не хочу об этом слушать.
  
  - 2 -
  
  Четвертый день Михаил рыбачил. Только теперь Виктор привел его на старицу, где мелкой щуки нет. Щучьих "лампад" Степнов наловил предостаточно, посчитал Муравьев. Теперь он будет ему помогать заполнять морозилку.
  Ложка-блесна, коснувшись воды, пошла по ней лодочкой, пока крючок не зацепился за водоросль или траву. Булькнул и Михаил тут же, натянув леску, с небольшими рывками, как учил Виктор, потянул ее к себе. Тяжело пошла блесна, думал, щука поймалась, а оказалась - ветка от дерева, лежавшая под водой. Вытаскивая ее на берег, намутил грязи в воде. Оттащил ее подальше на берег и хотел было уйти на другую сторону залива, к Виктору, но тот не разрешил.
  Новый бросок - блесна перелетела старицу, упала на траву, под ноги Виктору. Тот смеется, а Михаилу стыдно. Подождал, когда Муравьев вытащит "ложку" из травы и бросит ее в воду. А у того, оказывается, ко всему, еще и легкая рука. Щука схватила блесну в то же мгновение, когда "ложка" коснулась поверхности воды. И началась борьба.
  Михаил с трудом, удерживая сопротивляющуюся рыбину, стоял на полусогнутых ногах, проваливающихся в ил. Если бы не росшая на берегу трава, то утоп бы в этом иле, смешанном с мокрой и вязкой глиной. Чуть не потерял кроссовку. Как она удержалась на ноге, трудно сказать. Вовнутрь обуви много глины набилось, отчего даже стоять в ней скользко. И только, благодаря крепко стянутым и связанным шнуркам, нога не выскакивает из кроссовок.
  Насадив щуку на торчавшую пику, Михаил поклонился Виктору, похвалившего его за достойную рыбину. Развязывать шнурки не стал, этим делу не поможешь, нужно привыкать, а перед сном обязательно вымоет обувь и просушит ее у костра, чтобы не испортилась. В лесу без нее не выжить.
  Вторая щука была небольшой, с полметра. Когда ее тащил к берегу, несколько раз на нее нападали сородичи, как на блесну. Когда рассматривал ее, насчитал четыре глубоких разреза от щучьих зубов на рыбьем боку.
  "Да уж, в том мире и надежды на выживание нет", - подумал Михаил.
  А, вот, на мели щука мощно потянула блесну в траву. С трудом удерживаясь на скользком грунте, Михаил, подождав несколько секунд, сделал рывок на себя. Рыбина сразу не поддалась, забурлила хвостом, как лодочный мотор в траве, но у Михаила сил было больше, и он, не останавливаясь, перекинув удилище себе на плечо, волоком потащил ее за собой. И каково было удивление, когда вместо темно-зеленой "торпеды" с раскрытой зубастой пастью, на траве лежал язь. Огромная рыбина, килограмма на два-три. Поднял его за жабры, чтобы Виктор рассмотрел. А его нет.
  И снова Михаил приступил к работе. Щуки в старице, соединенной тонким ручейком с речкой, много, холостых забросов мало.
  Обтерев мокрые руки от рыбьей слизи, Степнов насухо вытер их о траву и удилище. Открыв флягу, сделал несколько глотков холодного кислого морса. Присел на вывернутый пень, нужно хоть немножко отдохнуть, и посмотрел в сторону пойманной рыбы. Двенадцать щук и один язь. Недурно.
  Отдышавшись, вернулся к старице, но теперь уже не по траве, а спускался по наломанным Виктором веткам. Идти по ним не скользко, но все равно без осторожности не обойтись, можно зацепиться ногой за рогатину и упасть.
  Первый бросок не удался, леска зацепилась за крепление катушки и блесна с размаху, удерживаемая леской, вернулась назад и врезалась своим тройником в удилище около согнутого среднего пальца.
  "Этого еще не хватало!" - сплюнул Михаил.
  Отпустил леску, и серебристая ложка с крючком-тройником упала под ноги. Посмотрел вниз и сразу же отступил назад, чуть не раздавил грозди ягоды черничного цвета, кисточки которых "лежали" на чаше из ярко-зеленых листьев. Сорвав гроздочку, откусил от нее несколько ягодок, на пробу. Сок сладко-горьковатый, как у жимолости, только слаже. Сплюнув косточки, положил в рот всю кисть и начал с причмокиванием их жевать.
  Набрав в ладошку воды, промыл ей рот. Накрутив леску на катушку, отошел чуть в сторону, на более сухое место, и продолжил рыбачить.
  ...Блесна легла у края воды у того берега и, чтобы не запуталась в траве, Михаил, резко потянув спиннинг на себя, натянул леску, как струну. Не успел, блесна крепко зацепилась за траву, и взять ее можно только обойдя старицу.
  Во рту сухо, жаль флягу не прицепил к ремню. Нагнулся к воде и, зачерпнув ее ладонью, сделал несколько глотков. А потом еще и еще. В висках задавило, пора покушать. Это от голода. Нужно напомнить Виктору об обеде.
  Сплюнув, Михаил, накручивая леску на катушку, и, держа ее в натяжке, пошел в обход старицы. Кустарник, плотно заросший по этой дуге берега, нужно обойти, но Михаил этого делать не стал. Подняв высоко руки вместе с концом удилища, шагнул в ольховник. Наступая на ветки, делал неширокие шаги, чтобы не зацепиться о них ногой. И вдруг что-то поднялось в кустах. Человек? Но рассмотреть его не успел, натянутая леска оборвалась, и, теряя равновесие, Михаил, падая на спину, только и успел вскрикнуть с испугу.
  
  ...А это был дед. Сморщенное от старости лицо, чумазое, борода желто-седая, смотрит на Михаила и улыбается. И одет он как-то необычно, в выцветший, серый ватный пиджак, подпоясанный широким серым кушаком. Дед прищурился, и лицо его показалось чем-то знакомым Михаилу.
  "Долго тебя ждал, - шепелявит дед. - Не узнал? Архип-то я, Степнова Семена сын, с серовского стана. Валька, та я ж дед твой. Что, не признал? Эх ты, Надька пирог с язя сделала. Что стоишь, унуче, пошли", - и, махнув рукой, дед торопливо пошел к лесу.
  Михаил тоже шагу прибавил, идет за стариком по тропке. Она, расхоженная людьми, широка, ни травинки по ней, и по бокам она стерта. А смотрит на свои ноги, удивляется, вроде никогда лапти не носил, а в них идет. И штаны широкие такие на нем, светло серые, кофта длинная в полоску, как штаны.
  Догоняет деда, хочет ему сказать, что он не Валентин, а сын Валентина. Но деда Архипа не догнать. Он уже в лес зашел, к дому небольшому идет. А за забором, видно, не корова стоит, а лось безрогий, хрюканье свиней слышно, куры вокруг забора в траве копаются, выискивая в ней что-то.
  И лось Мишку знает, подошел к нему, ткнулся своим огромным носом ему в плечо, обнюхивая его лицо, лизнул нос своим шершавым, мокрым языком.
  - Фу-у, - отмахнулся от него Мишка, - Машка, отстань от меня. Я тебе че, матка?
  - Руки мой, - напоминает ему дед у двери.
  И Мишка, набрав полные ладони воды плещет ее в лицо, руками ее размазывает, фырчит. Вытирается висящим на гвозде рушником и открывает дверь. В избе тепло, просторно. Обстукивает палочкой щучью лампадку. Верхняя ее пасть в пепел превращается, и огонек, потрескивая рыбьим жиром, ярче становится.
  - Васька, - кричит бабушка из светелки, - садись кушать.
  "Васька? - удивляется Михаил и тут же отпрыгивает в сторону от влетевшего с улицы в избу, как вихрь, мальчишки.
  - А-а, Валька, - запрыгал перед ним Вася. - Там тебя Осип ищет, за червями к бане пошел. А меня возьмете с собой рыбалить? Место знаю, вот такие пескари в омуте на мельнице старой берут, - и расставляет руки в ширину, чуть ли не с половину аршина.
  - Ага, снова брешешь, братан, - и щелкает ладошкой Ваську по макушке.
  - Дети, че там столпились? - кричит на мальцов дед, - А, ну, бегом к столу, а то щас розгами похожу по спинам вашим".
  
  - Мишенька, Мишенька, что с тобою?
  Степнов, щурясь от солнечных лучей, смотрит на Виктора, да рукой отмахивается от него и говорит:
  - Не Мишенька я, а Валька.
  - Да ты чё, Мишенька, головой ударился об пень, или у тебя солнечный удар случился?
  Михаил поднялся, затылок болит, тянет, и рука немеет.
  - Что ты сейчас мне сказал? - не отстает от него Муравьев.
  А Михаил, как назло, ни одного слова не может выговорить, и такое чувство, что вот-вот рвота наступит.
  - Вот так-то, - качает головой Муравьев, - без сознания говоришь, без ошибок все слова произносишь, а, как только, в себя пришел, то мыкаешься и буквы произнести не можешь, не то, что слова. Давай я тебе затылок посмотрю, кровит он у тебя, вроде. Сильно ударился-то? Только не пойму обо что. Или тебя кто-то здесь. Крови на затылке нет, выходит, это труха древесная.
  - Да, да, - быстро заговорил Степнов. - Там стал.
  - Там? - Виктор идет к тому месту, на которое показал Михаил.
  - Так, здесь кругом кустарник. А здесь шиповник, ни одна ветка, ни одна иголка не сломана. Видно, тебе показалось, что здесь кто-то был, ты зацепился за ветку сзади, и тебя потянуло. Тем более, нельзя забывать и то, что у тебя вестибулярный аппарат нарушен. И поэтому при падении, ты не смог устоять, вывернуться телом, чтоб смягчить свое падение, вот и ударился, потеряв сознание от шока. Кузьма меня заранее об этом предупреждал, а я как-то и значения, Мишенька, этому не придавал. Поворочай головой. Вот, так. Теперь руками. Нормально.
  Ну, раз так, тогда, пока посиди здесь, приди в себя, - и всунул Михаилу пол-литровую банку, наполненную темно-синей ягодой. - Голубика, она тебе сейчас нужна. Всю съешь, а я порыбачу еще, - и пошел через кустарник на ту сторону старицы.
  "Да, уж. Впервые это со мной. Сколько раз в лесу был, ничего такого не происходило, - подняв глаза, и, наблюдая за удаляющейся фигурой Муравьева, думал Михаил. - А сошелся с этим человеком, так сразу все на меня обрушилось. То йети у той избы какой-то выдуманный появился, то старик-филин с рысью у этой избы, то дед Архип здесь с отцом моим молодым и его родным братом. Удивительно. Может, Витька мне что-то подсыпает в еду? Он же говорит, что, когда я без сознания, то говорю без запинки. Хм..."
  Во рту сушит, в висках давит все сильнее и сильнее. Упершись спиной и затылком о тонкое деревце, Михаил закрыл глаза. Видно сильно ударился затылком, что до сих пор головокружение не проходит, да и в животе такая кутерьма, так тянет кишки.
  
  Дед Архип стоит на коленях в самой воде и что-то внимательно рассматривает. В ладони песок.
  - А-а-а, вот оно, золотко, - громко шепчет он. - Теперича, Ванька, мы богаты будем. Иди, унуче, пока Семка не увидел, спрячь его, - и положил на ладонь Михаилу камушек.
  Михаил с него глаз не сводит, повернул ладошку к солнцу и рассматривает.
  - Да ты шо, дида, то ж камень грязнучий.
  - Ой, дурак. Спрячь, спрячь его, а то, вон, Семка идет, а нам без его не выжиты. Ну!
  Мишка достает из-за пояса мешочек. В нем уже дюжина таких камушков.
  - Беги, беги, та схорони их, знашь де... - шипит дед.
  Мишка кинулся в лес, да споткнулся об лапу еловую, упал.
  
  - Ты что-то съел, может, Мишенька? - хлопает по щекам Степнова Муравьев. - Ну, давай, давай, пей морс, пей, ну.
  Холодная вода никак не может пролезть в глотку, лезет в нос, не давая Михаилу вздохнуть.
  - О-о, у тебя и руки все в чернилах. Какую ягоду ел, Мишенька?
  Степнов с трудом разлепляет свои глаза, смотрит в лицо Виктора и спрашивает:
  - Что?
  - Какую ягоду ел, Мишенька? - в какой раз повторяет один и тот же вопрос Виктор.
  - Та-а-а, - наконец поняв, что хочет от него узнать Виктор, Михаил машет рукой в сторону старицы.
  Тот, тут же опустив Михаила на землю, бежит к воде и, что-то найдя в траве, возвращается назад.
  - Это, что ли, ел? - и показывает Степнову гроздь темно-синих ягод.
  - Да-а, - во всю открыв рот, шепчет Михаил.
  - Вот, дурак, а. Ты же здесь вырос. Это же бузина вонючая. Ёклмн, что тебе жить надоело? - Виктор, прижав затылок Михаила к себе, полез своими пальцами в его глотку.
  Это было противно, и Степнова, который, пытаясь хоть как-то сопротивляться Муравьеву, отталкиваясь от его сильных рук-клещей, вырвало. Став на все свои конечности, он, кашляя, отплевывался тягучей слюной, при этом громко стеная от боли в висках...
  
  - 3 -
  
  В избе жарко. Блики от печного огня танцуют по потолку и стенам избы. Справа, уткнувшись спиной в стену, сидит Виктор. Лицо его осунулось, уперся заросшим подбородком себе в грудь и спит. Чтобы не разбудить его, Михаил, опершись на руки, сел. Через несколько секунд, слез на пол, встал. Ноги ватные, без поддержки не устоять.
  Ухватившись за стол, Михаил развернулся к двери, упираясь ногой в бревно нар, сделал первый шаг. Получилось. Шаг правой ноги был очень коротким, она словно веревка.
  "Я здоров, я здоров! - закрыв глаза, начал повторять про себя одну и ту же фразу. - Силы возвращаются в мои ноги, силы возвращаются в мои руки. Мне хватает сил выйти на улицу".
  И сил хватило, Михаил вышел во двор и, глубоко вздохнув, почувствовав сильное опьянение, чуть не упал внутрь избы. Но повезло, рука крепко ухватилась за раму двери, за счет чего он удержался на ногах. Раскачиваясь, вышел из дома и присел на скамейку.
  Солнце было в зените. Над погасшим костром висел котелок, и из него торчала ручка от ложки. Ели, стоявшие вокруг избы, сейчас больше напоминали воинов, охранявших его с Виктором покой.
  "В сосновом бору лучше, - подумалось Михаилу. - Там воздуха больше, а здесь кругом стены, одни стены. Они живые? - присмотрелся к старой ели Михаил, и ему показалось, что она - это бородатый мужчина, одетый в зеленую кольчугу. На голове у него шлем. - Здравствуйте!" - прошептал про себя Степнов.
  Богатырь легонько кивнул ему. Развернулся лицом к нему и второй воин-богатырь, за ним и остальные. Они улыбаются Михаилу. Первый нагнулся к нему и дохнул ему в лицо свежим воздухом, настоянным на еловой хвое. И от этого муть пошла в голове, все закружилось.
  - Миша, Миша, - тихонько зовет его тот воин.
  - Миша, Миша, - вторят ему другие воины.
  Степнов открыл глаза и, щурясь от солнца, удивился тому, что воины вновь стали огромными елями-стенами.
  Яркие лучи солнца закрыла голова Виктора. Вместо лица, темное пятно, но Михаил знает, что это Виктор, это его голос снова повторяет, как те воины-ели, его имя.
  - Молодец, молодец, что встал на ноги, значит, жить будешь. В туалет хочешь?
  И только теперь Михаил понял, что его так сильно давит внизу живота - переполненный мочевой пузырь.
  Виктор помог ему встать на ноги, но вместо того, чтобы поддерживать его дальше, помогая идти, сунул ему в руку палку, сказав:
  - Давай, упирайся на нее, и сам иди. Я тебе в туалет не поводырь.
  - Спасибо, - прошептал Михаил.
  - Что? - не расслышав благодарности, Виктор резко повернулся к Степнову.
  - Ас-си-по, - с дрожью в голосе повторил Михаил.
  - Что, что? - сощурившись, Виктор посмотрел на Степнова.
  - Ас-с-по, - ответил тот.
  - Видно, и я чем-то отравился, как ты, и теперь у меня идут слуховые галлюцинации. Ладно, иди в туалет, я тебя не задерживаю. Мишенька, все нормально?
  Степнов, отвернувшись, упираясь правой рукой на палку, тихо, делая короткие шаги, пошел к елям. Да, да, он и сам сейчас не мог понять, как это произошло: "спасибо" на "вскидку" в первый раз произнес четко, без ошибок. А, вот, второй раз, что-то спугнуло его внутреннее состояние, и он не все буквы выговорил. А третий раз, как бекас, пискнул, сам не понимая, что говорит.
  Вздохнув, посмотрел на ели.
  "Хм. Значит, у меня были галлюцинации. Хм, вот тебе, и ягодка, кто бы мог подумать, что она - отрава. По вкусу, как жимолость, а по своей сути - яд. Знал же: чего не знаешь - не бери, - Михаил остановился, переводя дыхание. Что-то сильно давило под левой грудью. Обернулся, посмотрел на избу, на Виктора, раздувающего костер под котелком. Сделал еще один глубокий вздох, вроде легче от этого стало. - Ну и хорошо".
  Кто-то погладил Михаила по затылку. Так знакомо ему это прикосновение. Редко его отец так делал, только когда за что-то хвалил сына.
  Обернулся, никого сзади не было. А сладкого чувства, появившегося в этот момент, так не хотелось терять. Дотронулся до еловой лапы, проросшей по краям мхом, скорее всего, это она погладила его затылок. Посмотрел на стан широкой столетней ели и невольно прислонился щекой к ее иголкам. А они совсем не колючие, мягкие, подумать только.
  "Спасибо тебе, Ель. Спасибо за твое тепло. Спасибо за твое дыхание. Кто ты: воин или женщина? Спасибо!" - и, сильнее прижимая ее лапу к своей щеке, лбу, не мог надышаться ее терпко-кисловатым запахом.
  
  - 4 -
  
  Черничный морс был сладок. Михаил его не пил, а ел. Ел ложкой, раздавливая зубами, оставшиеся не расплющенными ягоды в кружке. Несколько из них были очень кислыми, скривился, а Виктор, заметив это, рассмеялся. Хитрец, это он специально подбросил ему в кружку несколько клюквинок.
  - Давай, Мишенька, доедай, и, вот, что ты еще должен съесть. Как хочешь, но это обязательно, - и поставил перед ним на стол тарелку с шиповником. - Он теперь будет твоим основным лекарством.
  - Да?
  - Да, да, Мишенька. В нем каких только витаминов нет, и "С", и "Б", и "А". Если бы не он, меня бы сейчас здесь с тобой не было, Мишенька. В детстве корью болел, потом гриппом. Слух потерял, зрение, врачи матери говорили, что недолго проживу. А дед послушал их, насильно забрал меня с матерью с собой в лес и выходил. Вот этими ягодами и выходил, ухой, шулюмом из глухаря, оленя, зайца. А спал я в хвойной постели, как и ты сейчас, так что, запомни одно, ты сейчас живешь в диком мире. К нему твой организм только привыкать начинает. И еще одно запомни, не ешь того, чего не знаешь. И еще, забудь о болезни своей, о ранах душевных, хотя, сам по себе знаю, что... Но не об этом я.
  Плоды шиповника были мягкими и вкусными. Глотая его пюре, Михаил, набрав полный рот кашицы из косточек и кожуры, выкладывал ее в ладонь, потом на край стола. Набрав полный рот новых плодов, пережевывая их и смакуя, посмотрел на небольшую горку косточек с кожицей от плодов. Что-то она ему напоминала. Что? Медвежий кал от ягод? Ну, и что! Нет, нет, что-то не то. Точно, точно, когда он пошел через кусты у старицы, то чуть не наступил на кучу пожеванной рыбы. Да, да, а потом ему показалось, что в кустах кто-то был. Да, да.
  Поднявшись, упираясь на палку, пошел за избу.
  - Ты куда? - окликнул его Виктор.
  - Та, там...
  - Что там?
  Михаил вернулся к столу и, показав на кучку пережеванных плодов шиповника, объяснил рукой, что она намного больше этой и находится где-то там.
  - Куча пережеванной рыбы с костями в тех кустах, где ты упал на старице? Так? Ну? - повысил голос Муравьев.
  Михаил кивнул головой.
  - Я тоже эту кучу видел. Но сегодня, когда вернулся туда, на старицу, ее не нашел. Лиса, может, еще какой-то зверек или те же вороны ее съели или растаскали. Ты же, Мишенька, сутки без сознания здесь пролежал. А там свежее срыгивание было, щука перемолота, как мясорубкой. Нет, нет, медведь кусками бы ее глотал, как и волк, росомаха. Рысь? Может, но уж больно много было там того фарша, с ведро. Нет, нет, так пережевывать рыбу может только человек. Какой же величины он должен тогда быть? А? Вот, в чем вопрос, Мишенька. Хотя...
  Я там сегодня все обыскал, обходил, - громко вздохнул Виктор. - Не ты же ее оставил, и не я, - усмехнулся Муравьев. - Ладно, дружище, выздоравливай, да быстрее, нужно уходить отсюда на другое место и заготовкой на зиму заняться.
  - А тат?
  - Здесь? Место для отдыха хорошее. Нет, нет, если что, там ханты, на Торе, недалеко от моей избы живут, всегда помогут. Оленя держат, стадо небольшое, около ста, плюс дикий олень. Я раз Тишку Рыскина спас. Медведь на него напал, собак порвал, я мимо шел, убил медведя. Теперь он - брат мой, растит моих собак. Белку оставил ему, приплод дала. А у него лайки, о-о, какие, три собаки медведя держат, как осы нападают на него со всех сторон, вплотную к зверю можно подойти, - в голосе Виктора песня тянется. - Из рода они медвежьего - пупэ-сырэп-ях. Смелые люди. А брат Тишки Яшка Рыскин взял хантыйку из рода лосиного - от семьи Каюковых. Интересно, - улыбнувшись, Виктор смотрит на Михаила.
  - А за Тором дорог нет, - продолжает он свой рассказ, - болот много, леса, так, небольшие, но птицы много, медведя много, лось приходит в декабре, от Казыма бегут сюда, когда там сильные морозы. И Лешка Свалов там начал охотиться. Тишка говорит, что его оленя бьет прямо с вертолета. Рыскин его боится. А как мне хочется встретиться со Сваловым, ой, как хочется, Мишенька. Это будет последняя секунда его жизни, - тяжело вздохнул Муравьев, и замер, смотря куда-то вдаль.
  "И глаза стеклянные, - подумал про себя Михаил. - Видно, не успокоится твоя душа, Виктор, пока не расправишься со Сваловым. Знал бы ты, какой злой этот человек, и память у него длинная. Была у меня схватка с ним как-то, в девяносто четвертом, кажется? Тогда он за мою статью в газете, в которой я критиковал его автозаправочную станцию, за разбавление им бензина водой, подал на меня в суд и заставил выплатить немаленькую сумму за принесенный ему моральный ущерб - десять миллионов рублей. И ведь никто не заступился за меня тогда, хотя все знали, что Лешенька разбавляет бензин водой. Все - трусы, трусы, за спиной - герои, по столу кулаком бьют, а когда нужно с себя забрало снять, да за правду побороться, как увидят Свалова, так трясутся с испуга, улыбаются ему, идут на попятную и клянутся ему в любви, ручку его целуют.
  И лес он ворует... Погоди-ка, Миша, погоди, а ведь перед тем, как я попал в аварию, я что-то лишнее увидел. Погоди-ка, погоди-ка. Ведь я его тогда за руку взял. Точно, точно... Нет, нет, ничего не помню. Сколько ребята из редакции ко мне ни приходили, просили что-то вспомнить, а я так и не понял, чего они от меня хотели. Потом, когда память стала возвращаться ко мне, перестали приходить. А когда пришел к ним в газету, плакали. Смотрели на меня и плакали. Жалели..."
  
  
  Глава 8. Утро вечера мудренее
  
  Щучье меню не приедалось. Никогда не думал, Михаил, что из этой рыбы будет очень вкусной уха, суп. Особенно нравился суп с мелко нарезанным щучьим мясом и гречневой крупой. У Виктора он получался очень вкусным. Вместо картошки он добавлял в бульон нарубленные ножки молодых грибов - подосиновика, подберезовика или масленка. И главное, не жалел крупы. Суп превращался в сытный гуляш. Но самой вкусной в супе была сыроежка. Она хрустела.
  Теперь пришла очередь приготовления обеда Михаилу.
  Утром, когда он шел к реке за водой, не заметив, сбил ногой шляпку белого гриба. Она откатилась в сторону и перевернулась, оголив перед Степновым свою нижнюю коричневую юбку с молочно-белесым телом. Ее цвет глаза его и приметили. Подняв шляпку, величиною со свою ладонь, Михаил осмотрелся по сторонам, куда ее положить, чтобы возвращаясь назад с ведром воды, не забыть забрать с собою.
  Как назло, подходящей ветки для насаживания шляпки гриба рядом не было. Нашел ее только на выходе из ельника, на стволе лиственницы. Аккуратно, чтобы не разломить гриб на части, воткнул его на тонкую пику ветки и отправился дальше.
  С омута Эсски, несмотря на все удобства подхода к берегу, воду решил не набирать. Вчера они купались в бане и вся грязь, спускавшаяся сюда, в ней могла еще не осесть, поэтому пошел по руслу реки выше. Остановился у ручейка, вода которого тонкой струйкой сочилась по веткам разросшегося багульника.
  Поднялся на бугорок, на котором росли две огромные столетние ели и, подняв широкую лапу одной из них, заглянул под нее. Ямка, в которой пузырилась вода родничка, была наполнена прозрачной водой. Окунув в нее ладонь, поднес воду к губам и стал принюхиваться к ней. Слабый запах серы, идущей от нее, не отвращал, и желание попробовать воду пересилило опаску. Сделав небольшой глоток, распробовал воду. Создавалось такое впечатление, что она мягкая, как вата, а привкус у нее кисловатый. Это, скорее всего, от настоя из еловых веточек, покоящихся на дне лужи.
  Зачерпнув второй раз воды, всю ее выпил, но чувства того, что напился, не появилось. Нравилось, что вода холодная. Еще, что отметил, муть от его руки не поднималась, поэтому взяв веточку, лежавшую рядом, воткнул ее в воду, чтобы узнать глубину. А ее не хватило, что еще больше заинтриговало Михаила. На вид глубина воронки, в которой накапливается родниковая вода сантиметров десять, а на самом деле, больше полуметра.
  Припав губами к воде, стал потихонечку втягивать ее в себя. После третьего глотка остановился, чтобы отдышаться. Вкуснее ее, казалось, и нет ничего. В ней прекрасно сочетались вкус прелой листвы с оттенком серы, мягкость с прохладой, но в то же время и зубы не ломило.
  Напившись, Михаил остался у ручья и, закрыв глаза, стал прислушиваться к звукам, которыми был наполнен бор. Удивительно, сколько раз он не был в лесу, а никогда толком и не приходил к мысли послушать его. Летом, ранней осенью он был наполнен звуками щебетания птиц, стрекотанием насекомых, писком белок, бурундуков, жужжанием комаров и мух, а еще и шорохами. Да, да, шорохами.
  Михаил этот звук уловил от себя справа. От чего он мог происходить? От пичужки, прыгающей с ветки на ветку в поисках насекомых? Нет. От белки, спустившейся к нему и наблюдающей за ним? Нет, ветки внизу ели очень толстые, листвою покрыты по краям, а шум идет изнутри дерева. Может, змея?
  С испугу, открыв глаза и обернувшись вправо, готовясь в любую секунду отпрыгнуть в сторону, стал искать того, кто издает этот загадочный шорох. Глаза быстро привыкли к тени, здесь воздух был прозрачный, не разбавленный солнечными лучами и поэтому все можно рассмотреть до мельчайших подробностей.
  На ветках дерева, вроде, никого и нет. На земле? Ворох иголок, истыканный торчащими с разных сторон ветками-соломинками, раздвинулся и наружу выглянул мышиный нос, обнюхивающий воздух.
  Заметив его, Михаил невольно вздрогнул и почувствовал, как по телу прошли мурашки. Это была землеройка, ее он узнал по вытянутому носику-хоботку.
  В детстве кот Васька, когда его привозили на огород, любил закусить мышкой. И поэтому Мишка из интереса постоянно следил за ним. На их огороде жили и землеройки, и мыши, и даже бурундуки. А папа их недолюбливал, так как считал, что они больше вреда приносят урожаю, чем пользы. Чтобы бороться с ними, взял котенка из помета крысоловов у знакомого с работы и определил его место жительства в их небольшом дачном домике.
  В Ваське, обычном, ничем не приметном сером котенке, родительские качества крысолова закрепились с детства. Уже в своем полуторамесячном возрасте он принес Мишке под ноги свою первую добычу - мышку. Ее он так и не съел, а только игрался ее тельцем, цепляя ее своими коготками и перекидывая со стороны в сторону, как футболист. Когда увидела его добычу мама, сильно взвизгнула и запрыгнула на скамейку. А папа с Мишкой смеялись, называя маму трусихой.
  Нет, Мишка не боялся мышей и даже, наоборот, помогал Ваське их вылавливать. Он тоже знал места, где они живут, и брал кота на руки и нес его к забору. Мама желание сына охотиться с кошкой на мышей не приветствовала, говорила, что Мишка от этого может заболеть какой-нибудь инфекционной болезнью. Но папа с ней не соглашался, говорил, что он тоже таким был в детстве и ничем не заболел. Тем более, всех мышей по окружности дачных участков коты уже давно выловили, остались жить на огородах только бурундуки с землеройками, которые в основном охотятся за насекомыми да червями.
  Как-то Васька принес Мишке живую землеройку. Отец посадил ее в посылочный ящик и бросил в него несколько только что выкопанных червей, и Мишка, притаившись, наблюдал за Хоботком, ожидая, когда землеройка с ними расправится. Один из червей, ползая по ящику, начал заползать под землеройку, и та, ухватив его зубками, и, придерживая его извивающееся тело передними лапками, стала его жевать. Увидев это, Мишка от радости закричал и побежал в огород, чтобы позвать отца с мамой к посылке. Но, не заметив, опрокинул ящик с землеройкой, чем та сразу же и, воспользовавшись, убежала...
  
  Шерстка у землеройки тёмно-бурого цвета. Зверек размером с детский кулачок. Не обращая внимания на Михаила, она полностью вылезла из листвы и начала умываться или очищаться, елозя передними лапками по своей мордочке и длинному носу-хоботку.
  Михаил, затаив дыхание, наблюдал за зверьком, который тут же погрузив свой нос в листву, начал с шумом в ней что-то искать. И нашел, это был черненький жучок, которого она с сильным хрустом начала поедать. Расправившись с ним, землеройка посмотрела на Михаила и, подмигнув ему, как старому знакомому, побежала дальше, за ствол дерева.
  Громко вздохнув, Михаил выбрался из-под кроны дерева, струсив со штанов мусор, взяв ведро, начал спускаться к реке.
   Листва местами на деревьях уже начала желтеть и краснеть, но еще не опадала, а вот в реке ее было много зеленой. Это Михаил приметил сразу, как и то, что она березовая, а в ельнике этого дерева нет.
  Поймав веточку, понес ее с собой в избу.
  - Значит, в реке? - посмотрел на него исподлобья Виктор.
  - Много ласта, ли-ис-та-а, - пропел Михаил.
  - Так, осень уже, - улыбнулся Муравьев. - Ладно, Мишенька, ты давай обед готовь, а я пройдусь, посмотрю, кто уронил столько листьев в речку.
  - Су-уп?
  - Да, что хочешь, Мишенька, то и свари, я голодным приду, что приготовишь, тому и рад буду. Вот такие вот дела.
  
  Проводив Виктора, Степнов занялся хозяйскими делами. Промыл котелок, повесил его над костром, вытащил из ледника щуку и порубил ее топором на мелкие части. Вода, которую вытеснило рыбье мясо из котелка, падая в огонь, шипела и превращалась в пар. Убрав большой ложкой "лишнюю" воду, Михаил вспомнил, что забыл прихватить с собой тот белый гриб, который попался ему по дороге к реке, и он его наколол на ветку.
  Недолго думая, взяв ружье с пустым рюкзаком, пошел к реке. Плавающей листвы в воде больше не было, значит, его предположение, что кто-то в верховье Эсски сломал березу или ветку, оставалось в силе. И, скорее всего, это было не животное, а человек. Нужно ли его бояться, Михаил не знал. Но, судя по тому, что Виктор в последние дни все больше и больше чувствовал какое-то беспокойство, это настораживало Михаила.
  Озираясь по сторонам, прошел по берегу к высокому бугру, в низине которого два дня назад он нарезал с дюжину белых грибов с красноголовиками (подосиновиками). И не зря, между кустарниками ольхи росло семейство белых. Чуть дальше выглядывала из зеленого мха красная голова подосиновика. Его ножка была толстой и длинной, и, что не менее важно, грибные черви еще не успели добраться до шляпки гриба.
  Поднявшись на бугор, Михаил остановился и, резко развернувшись, посмотрел влево, где ему почудилось какое-то движение. Присев у кустарника, Михаил начал внимательно осматривать каждую травинку и, увидев в метрах десяти от себя застывшего вытянувшего шею глухаря, невольно ойкнул. Но, что удивительно, птица не испугалась человека, а с любопытством продолжала наблюдать за Степновым, прячущимся от нее за кустом.
  Черный петух через минуту, растопырив свой пышный хвост, повернулся к Михаилу боком, потом грудью и, коокая, сделал несколько шагов в сторону неизвестного "зверя".
  Степнов, подыгрывая птице, отставил в сторону руку и, копоша ладонью в высокой траве, и, сильно пища, повел ею назад. Увидев это, глухарь, выставляя свою грудь вперед, вытягивая крылья, сделал несколько быстрых шагов в сторону Михаила.
  "Стрелять нельзя, - подумал Степнов, - Муравьев хоть об этом и не предупредил Михаила, но и приветствовать такого поступка не будет. По вечерам человек себе и так места не находит, все ему кажется, что на них с Михаилом кто-то открыл охоту. А вчера, перед сном, он сказал, что они не пойдут в сторону Тора, а вернутся к Вою и переждут там. А после того, как Муравьев вернулся из туалета, снова сказал, что нужно идти не к Вою, а к Торну к Яшке и Тишке Рыскиным. С ними не страшно".
  Глухарь вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, остался ли в кустах зверь, спрятавшийся от него. Михаил, не шевелясь, продолжает наблюдать за любопытной птицей. Но и глухарь не торопится, сделает несколько шагов и замирает. Вдруг, что-то его вспугнуло и он, хлопая крыльями, сорвался с места и на бреющем полете над травой, перелетел на другую сторону бугра и сел на землю.
  Теперь птица была выше Михаила и снова всматривалась в его сторону. Но "зверь" остался без движения, даже головы не повернул, так как птица и без этого ему хорошо видна.
  Глухарь, выждав несколько минут, снова двинулся в сторону невиданного "зверя". Идет то боком, набегая, как петух, на своего врага, то замирает, всматривается, где же тот самый зверь. Но, не найдя его, снова делает несколько шагов к Михаилу.
  Перенеся всю тяжесть тела на левый локоть, Михаил освободил от напряжения правую руку и готовился ухватиться ею за приближающуюся голову глухаря. Но, как назло, птица снова остановилась и замерла, не сводя своих глаз с веток кустарника. В этот раз, создалось такое впечатление, что ее больше интересуют его ветки, а не "зверь", лежащий под ними.
  Капелька пота, скатившаяся по переносице, попала на губу. По вкусу соленая. Вторая, зацепившись за волосок уса, опустила его кончик на верхнюю губу, но в рот не попала, видно ее удерживают еще несколько волосков.
  Глухарь вытянул шею, его голова оказалась прямо над ладонью. Мгновение, и рука Михаила, резко поднявшись, ухватила птицу за шею. Сильные удары крыльями по лицу Степнова, спасения птице не принесли, Михаил до боли сжал ладонь, не отпуская огромного черного петуха из своего капкана.
  
  - 2 -
  
   - Ой, рассмешил меня таки, - надрывался от смеха Муравьев. - Нет, это подумать только. Я даже не ожидал такого, честное слово.
  А Мишка тоже смеялся до слез. Он сам не ожидал, что такое, вообще, может произойти.
  А все было так. Когда Михаил схватил любопытного глухаря за шею, тот, буквально через минуту или даже меньше, обмяк. Уложив его в рюкзак, Степнов направился назад в избу. Решил птицу до прихода Виктора не трогать, а заняться приготовлением супа из щуки и грибов, как и было им ранее задумано.
  Муравьев появился через несколько часов, когда суп уже начал остывать.
  - Нашел ту березу, - рассказывал он. - И, самое, что интересное, у нее обломаны две толстые ветки. Одна из них в воде лежала, а другая на содранной коре висела. Не знаю, кто такой силой обладает, чтобы сломать такие толстые ветки, - сложив в круг два больших и два указательных пальца, замотал головой Виктор. - И, представляешь, видно, что эти ветки сломаны без выкручивания, без применения ножа и топора. Нет, не знаю даже, что и думать об этом дереволомателе.
  - А ми-иша-а? - на распев выговорил Степнов.
  - Медведь?
  - Да, та. Вода упал, ватка ломас.
  - Хм, как-то и не подумал об этом, - с удивлением посмотрел на Михаила Муравьев. - А ведь это так могло и быть, там же бугор. Хм. А, следов медведя не видел. Трава была примята, но формы стопы не рассмотреть.
  Наложив себе в тарелку супа, Виктор начал его кушать.
  Михаил сел за стол рядом с Муравьевым и также с аппетитом ел, поглядывая на огромную щучью голову, лежавшую в миске посередине стола. Казалось, что оголив свои огромные пики-зубы, голова щуки была живой, и она своими белыми, вареными глазами со злостью следила за охотниками, сидевшими напротив нее и выбирала, на кого из них напасть.
  Выпив остатки бульона из тарелки, Виктор развалился на скамейке, облокотившись спиной о стену избы.
  - Да, а я и не подумал, что это мог сделать медведь, вылезая из реки на берег. Хм. Каких, Мишенька, я только глупостей не выдумывал по этому поводу. Помнишь, лет десять назад кто-то слухи пустил, что здесь йети живет. И не где-то, а на Конде. Потом до меня дошло, чьих это рук дело. Живет там один старый хрыч, Славка, фамилии его и не помню. Так, он там золото искал.
  - Сотоло? - удивился Михаил.
  - Ха, так его здесь везде куча, - хлопнул рукой по своей коленке Виктор. - Хм, здесь ребята в свое время искали его по берегам рек, находили и намывали. Насколько оно было чистым, не знаю, а, в основном, в камнях его слои были. Ну, полоски такие тонкие-тонкие. Из Свердловска ребята приезжали и выкупали эти камушки у них. Мой дядька тоже промышлял его. А один раз нашел вот такой вот валун, - Виктор показал рукой на толстый еловый кряж, лежавший посередине двора, на котором они рубили дрова. - В лесу, представляешь? Килограмм пятьдесят весил. А когда его притащил на вокзал на показ покупателю, так тот долго смеялся, говорил, что полосы не золотые на нем.
  Ну, Лешка оттащил этот камень в сторону и ушел домой. А на следующий день, на том месте, куда оттащил камень, видит, мужик пьяный спит. Ну, он его растормошил и спрашивает, а куда камень, что здесь лежал, делся. А тот удивился и говорит, так я помог его мужику какому-то в вагон затащить, а тот за это ему дал две бутылки водки. Вот, такие вот дела, Мишенька. По описанию, это был тот самый мужик - скупщик камней с вспрысками золота.
  - Да-а.
  - Вот тебе, и да. Любого человека можно надуть. А у дяди Лешки после того крыша чуть не поехала. Жил одно время на вокзале, в ожидании того золотоприемщика, все хотел ему рожу начистить. Эх, еле уговорили мужика бросить мыть золото и поменять его на другое - сосновое.
  Устроился он химарем в леспромхоз, там, за Даниловкой, где Попов, дважды герой социалистического труда со своей знаменитой бригадой лес рубил. До самой своей смерти дядя Леша занимался этим делом. И пить бросил, охотничал, многому меня научил. Я ведь охотник, а в древесных делах ничего не понимал. А вот избушка перед тобой. Я сам ее поднял и без больших усилий, методом рычага и веревки. Вот, такие вот дела, Мишенька. Век живи, век учись.
  Он-то меня и научил из человека в лесу вытаскивать все недуги. Они-то, как к людям приходят? Простыли там, выдумывают что-то лишнее, боятся и, в конце концов, заболевают. А в лесу, Мишенька, чистый дух живет. Человеку нужно подумать о том, как выжить здесь. Вот он и начинает задумываться об этом: сначала дом себе в землянке сделает, потом до него доходит, как избу сложить, как без ружья птицу поймать или зайца, как без удочки рыбу из реки вытащить. Думает человек, понимаешь? - Виктор не сводил своих глаз с Михаила.
  - Да, та, - закивал тот головой.
  - Вот, а мысли о своем недуге от него и ушли. Некого из старых знакомых больше ему бояться. Видишь, как. Вот, ты, Мишенька, на себя посмотри, сколько буковок в последние дни начал произносить здесь, в тайге? А?
  - Дэ, - сказал Михаил, - сэ, о-о, лэ, та, т-тэ-э.
  - Вот, какой молодец! А почему так происходит? Да потому, что никто сейчас тебе не мешает, никто тебя не отвлекает. Тебе не скучно здесь, ведь так? Ты что-то необычное здесь увидел, и тут же удивился этому. Так? Отсюда, Мишенька, мозги твои заняты не тысячью мыслей, как в городе, а раскрепощены, вот они и помогают твоему организму быстрее выздоравливать, а отсюда и вспоминается, как буковки произносятся. Так?
  - Та-ак.
  - Во-от, - улыбается Виктор. - И бесплатно здесь все, главное, заготовить продукты для питания нужно самим, чтобы прожить. Так?
  - Да, та, - вскочил со скамьи Михаил и, сняв с гвоздя рюкзак, открыл его и вынул из него глухаря и положил перед Муравьевым на стол.
  - Вот это да! - удивился тот. - И без стрельбы поймал?
  - Да, та, она шла, а я там, - показывает Михаил рукой на землю.
  - Лежал? - угадал Виктор.
  - Да, та, - закивал головой Михаил. - А она шла и я ее так, - и схватил птицу за шею.
  - Хм, - снова посмотрел с удивлением на Михаила Виктор. - Создается такое впечатление, что сердце у птицы еще работает, и она, так сказать, находится в летаргическом сне. Видишь, мягкая какая?
  Михаил, улыбаясь, отпустил шею птицы, и она своей огромной плотью легла на стол. И вдруг, к неожиданности обоих охотников, забив крыльями, встала на ноги. Степнов с испугу уселся на скамью, а Виктор, наоборот, выскочил из-за стола и оба замерли, наблюдая, как птица отряхнулась, осмотрелась и, сильно захлопав крыльями, полетела и села на среднюю ветку близстоящей ели.
  - Вот, это да! - вскрикнул Муравьев.
  - Глухар, - за ним крикнул Степнов.
  - Что ты сказал? - спросил у Михаила Виктор.
  - Тама глухар, нада бах, бах.
  - Да, ты что?! - то ли спросил, то ли обрадовался Муравьев и, громко хохоча, стал обнимать Михаила. - Ты же научился говорить!
  А птица, смотря на незнакомых ей двуногих зверей, оклемавшись, улетела.
  
  - 3 -
  
  День подходил к концу. Это заметил Михаил, когда выбирал на земле орешки, рассыпанные после дробления кедровых шишек. Теперь он выбирал их на ощупь, подушечками пальцев и ссыпал в ведро.
  Новую порцию шишек перемалывать не стал, мешок с ними связал и занес в избу, вместе с ведром орехов.
  Свеча - рыбий хвост, загорелась не сразу, огонь нехотя обволок своим язычком сухой хвост щучки, затрещал, пробуя его, и только после этого плавно, ровной линией поднимаясь вверх с дымом, ожил. Привыкнув к тусклому, мерцающему свету, осветившему комнату, Михаил заглянул в котелок.
  Холодец ухи был плотным, что позволило с легкостью, вставив в его середину ложку, переместить студень в глубокую тарелку, и он, скатившись в ней, тут же заполнил своей массой все свободные места. Глотая слюну, Михаил зачерпнул с пол-ложки холодца и стал его с причмокиванием сосать.
  Воды в ведре, стоявшем у печи, было с четверть. Это не радовало, и, заполнив ею котелок, он остановился перед выбором, пока совсем не стемнело - бежать к реке за водой или сделать это завтра, а сейчас растопить печь и готовить ужин. Выглянув из избы в серый, еще не темный от наступающей ночи лес, Михаил все-таки решил бежать за водой и быстрым шагом направился к реке.
  Зари на горизонте от садившегося солнца видно не было. Ели-исполины закрывали ее своими телами-лапами, и только светлая от нее часть неба еще позволяла Михаилу разбираться в каком направлении идти к реке. Он шел в сторону светлого неба, солнце садилось на западе, за рекой.
  Зачерпнув полное ведро воды, сделал несколько глубоких глотков холодной до ломоты в зубах влаги, посмотрел на розовую полоску горизонта, которая становилась все тоньше и тоньше. Вздохнув, резко развернувшись, быстро пошел назад.
  К кисловатому еловому воздуху за дни проживания здесь он уже привык. Сегодня, когда выходил из этого леса в сосновый бор, невольно отметил, как ему через несколько минут уже не хватает того плотного аромата запахов - елово-грибного, с примесью кислинки от гниющей листвы. От этого в бору возникало ощущение, что невозможно им надышаться, и поэтому Михаил стремился быстро собирать шишку, разбросанную под деревьями, не обращая внимания, цельная она или нет. И поэтому уже у избы, когда ее бросал в дробилку, не ругал себя за то, что многие из шишек были уже вышелушенными белками и кедровками.
  Все глубже входя в лес, показалось, что идет уже долго. Изба находится от реки в метрах ста, а он к ней уже больше пяти минут идет. Остановившись, начал прислушиваться к звукам. То, что Виктор должен к этому времени вернуться в избу, не верится, так как он часа два назад отправился к какому-то дальнему кордону. Где находится это место, Михаилу не сказал, обронил только, что в километрах трех от избы. Это говорило о том, что Михаилу незачем кричать, Муравьева у избы еще нет. Оглянувшись назад, усмехнулся, кругом черно.
  "Может, левее пойти? Так, как я от бани шел назад? Вроде, правильно, прямо! Теперь весь вопрос в том, с какой стороны я обходил деревья, справа или слева. Ну, и вопрос, - усмехнулся своей глупой мысли Михаил. - Как я мог справа обходить деревья или слева, если они вокруг меня, и не поймешь, какую ель и с какой стороны нужно было обходить. И тропки от Витькиных дорожек-паутин не видно. Хотя, кстати, их можно определить на ощупь. А как?" - Михаил хотел повернуться направо, но тут же себя отругал за необдуманный поступок, который мог бы привести его к потере направления движения.
  Итак: если он шел от реки к избе, то он не должен никуда поворачивать, а продолжать идти прямо и только в том направлении, по которому шел, иначе уйдет в другую сторону, а, значит, пройдет мимо избы. Нащупал в кармане коробок со спичками, это успокаивало, ночью не замерзнет, нужно только не паниковать.
  Напившись воды, стал ощупывать вокруг себя ветки. К счастью, он сейчас находился в том месте, где между деревьями есть большое расстояние, и можно развести костер. Опустившись на корточки, и, найдя на земле ветку, провел ей полосу прямо от себя, указав то направление, куда ему нужно идти, когда рассветет.
  Наломав веток, сложил их в небольшую кучку, но поджигать не стал, боясь, что огонь поднимется большой и перекинется на ели. Тогда от него уже никому не спастись, и поэтому, разломив ветки на части, поджег их.
  Огонь тут же затрещал как горящий порох, быстро поедая тонкие иголки, и Михаил только и успевал подавать "обжоре" все новые и новые "блюда". Через несколько минут, когда куча дровишек выросла, костер начал успокаиваться и, не торопясь стал "поедать" более толстые ветки, освещая огнем все большую и большую часть ночного пространства.
  Осмотревшись, Михаил определился, каким по высоте желательно поддерживать огонь, чтобы он не перекинулся на ели, и взялся за нелегкую работу: обламывание нижних, более толстых веток с деревьев. Только они и смогут насыщать костер, давая Михаилу какое-то время отдыхать.
  Сколько на это ушло времени, об этом Михаил уже не думал, поняв, что и Виктор оказался сейчас в таком же положении, как он и, скорее всего, заночует у своего кордона. Разложив на земле часть веток, Михаил улегся на них спиной и, следя боковым зрением за костром, время от времени клал в него новые порции дровишек.
  В еловой "комнатке" воздух согрелся. Это благодаря тому, что здесь не было сквозняка, а только верхняя часть комнаты была открыта небу. Звезды, рассыпавшиеся на нем белыми блесками, привлекали внимание Михаила. Смотря на них, по привычке начал искать знакомые созвездия, но, как на зло, их не находил, а вместе с тем, чувствуя, как по всему телу разливается усталость, ждал, когда она доберется и до его век.
  Понимая, что со сном бороться глупо, Степнов с усилием приподнялся и положил в костер сломанную, но не разделенную на части самую толстую и длинную ветку, напоминавшую теперь гармошку. Положил ее в середину костра и стал ждать, когда пламя само разделит ее пополам. Этот процесс, как назло, тек очень медленно, а бороться со сном становилось все труднее и труднее.
  ...Виктор дрожал всем телом, и Михаил, глядя на него, не мог понять, что с ним происходит. Он одет, стоит около костра, искры которого жалят в лицо и Михаила. Отмахнувшись от них, Михаил открыл глаза и резко отодвинулся назад от огня, приближающегося к нему.
  Оттолкнув от себя ветку, обтер ладонями лицо и перекрестился. Еще чуть-чуть и он бы получил ожог, а, может, и хуже того, на голове от огня могли сгореть и волосы, как и борода.
  Умывшись, Михаил посталкивал в костер лежавшие по его бокам несгоревшие головешки. Пламя тут же проснулось и охватило их желто-оранжевыми мазками. На более толстых ветках в некоторых местах стали шипеть небольшие вулканчики, выбрасывающие в огонь еловый сок. А на той ветке, по которой огонь со скоростью горевшего пороха, поедая еловые иголки, приближался к лицу Михаила, таких вулканчиков оказалось множество.
  Следя за ними, Михаил ладонями стал отгребать от себя в сторону огня ворох чернозема, смешанного с мелкими ветками и иголками, с рыхлым перегноем, оставшимся от них. И, собрав у его краев высокую горку, замер, следя за подбирающимся к ним огнем, ожидая, что произойдет дальше с нею, воспламенится или нет.
  Искорки, летящие из костра, попадали на чернозем, дымились и затухали. Резко и сильно отодвинув плечом от себя в сторону ведро, вскрикнул от попавших на щеку и за ворот холодных брызг воды, от поднявшегося в этой небольшой емкости "шторма". Вытершись рукавом, тут же смекнул, что водой можно полить эту стенку, собранную из чернозема, и тогда не нужно будет бояться, что огонь по веткам доберется до него. Так и сделал.
  Пополнив дровами костер, лежа на боку, Михаил наблюдал за действом огня, превращавшего зеленые еловые ветки сначала в черные угольки, потом в красную, распадающуюся на глазах труху, тут же опадающую в горнило огня или отлетающую от него в сторону и седеющую, и рассыпающуюся в пыльцу. Можно было потянуться, взять, не вставая, новую ветку и сунуть ее в огонь, но Степнов не торопился этого делать, понимая, что собранных веток не так много, и ему скоро придется ломать новые, чтобы поддерживать огненную батарею.
  
  ...Да, да, да, он так и знал, что тот самый старик-филин йипыг-ойка не настоящий, а выдумка Виктора. Сейчас он отчетливо видел, как Муравьев натягивал под деревом веревку, которая была привязана к веткам сосны. Когда Виктор тянул на себя веревку, сосновые ветки раздвигались, оголяя прибитую к стволу дерева статуэтку птицы, сделанную из дерева.
  Михаил решил сбить ее с дерева, чтобы Виктор больше не обманывал его. И снова произошло чудо. Когда он полез по дереву вверх, сосновые ветки тут же превратились в еловые. Они мешали ему подниматься и кололи лицо иголками. Стеная от боли, уворачиваясь от веток, Михаил увидел, что ему протянул руку старик и помогает ему забраться на толстую ветку.
  - Зачем пришел ко мне? - спросил он у Михаила.
  - Выздороветь, - прошептал он.
  - Иди к Хромой Белке, он знает, как тебе помочь, - улыбнулся дед, и в то же мгновение, его морщинистое, коричневое лицо стало покрываться перьями, рот с носом превратились в клюв, а руки - в крылья. Филин вспорхнул с ветки и скрылся в ветвях деревьев.
  С испугу Михаил не удержался на ногах и сел на землю.
  - Вставай, Мишенька, проснись.
  - Да, да, да, - открыл глаза Михаил и сощурился от яркого солнечного света, пробивающегося через еловые ветки. - Ты видал? - спросил он у Муравьева.
  - Что видал? - не понял его Виктор.
  - П-пыг-ока.
  - Если говоришь о старике-филине, то правильно сказать Йипыг-ойка.
  - Йипыг-ойка. Да, да.
  - А, ну, еще повтори? - попросил его Муравьев.
  - Йипыг-ойка.
  - Что он тебе сказал? - прищурившись, смотрит на Михаила Виктор.
  - Хода.
  - Куда?
  - Балка хромая.
  - Во-от, как, - привстал Виктор. - Я сначала подумал, что ты дымом отравился.
  - Чта?
  - Когда сюда пришел?
  - Ночь, вода, гда дам? - развел руками Михаил.
  - Ты не дошел пятнадцати шагов до избы, - прошептал он. - В принципе, Мишенька, все правильно и сделал. Растерялся - успокойся, соберись мыслями и прими правильное решение: утро вечера мудренее.
  
  
  Глава 9. Погоня
  
  Рюкзак давил снизу, и сколько Михаил не пытался его повыше натянуть себе на спину, через минуту-другую он заново сползал и давил на ту сторону, где приблизительно находилась правая почка.
  Когда Виктор остановился перед обрывом, он обернулся к Михаилу и сказал:
  - Посмотри, вот о чем я тебе говорил.
  Обломанный сук на березе был толстым, размером с большое яблоко. Обломан так, как будто его откусили. Подойдя к нему поближе, Михаил отказался от первой мысли, он сломан как сухая ветка, без вытянутых древесных волокон, только внизу они остались, да чуть-чуть вытянутой коры.
  Указав на них, Михаил легонько ударил ребром правой ладони по левой руке.
  - Да? - удивился Виктор. - Так, кто же это мог так сделать? Человек?
  - У-у, - покачал головой Михаил и, вытянув правую руку вверх, подпрыгнул.
  - Великан, значит? - смутился Муравьев. - Самого большого медведя здесь я убивал метра два с половиной ростом. Медведь это сделал?
  - Нат, - покачал головой Михаил, - и провел пальцами по стволу березы.
  - Что ты хочешь сказать? - не понял Виктор. - Ни одной царапины на дереве нет.
  - Та-а? - вопросительно посмотрел на Виктора Михаил и указал рукой на ветку, метра на четыре, пять выше по стволу дерева.
  - Что? - снова не понял мысли Михаила Виктор.
  - Там.
  - Что там? - Виктор задрал голову вверх и стал внимательно осматривать ветки. - О-о, там похоже глухарь.
  - Та? - улыбнулся Михаил, и показав рукой правее, сказал. - Там.
  - А что там? - Виктор встал на краю бугра и снова, прищурившись, всматривался в вершину дерева. - Хм, еще один глухарь. А, ну-ка, погоди, - и, скинув с себя рюкзак, положил на него ружье и, уцепившись руками за нижние обломанные ветки дерева, полез вверх.
  "Удивительно, - подумал Михаил, - мужику семьдесят, а лазает по дереву, как мальчишка, сноровисто".
  Первое, что скинул Виктор, были глухариные крылья. По их размеру трудно определить возраст птицы. Расшатав верхнюю ветку, с нее на землю он скинул вторую пару крыльев.
  Рассматривая их, Виктор пришел к выводу, что птицы были разорваны, а их крылья, не заинтересовавшие животное, убившее глухапей, были выдраны со шкурой и заброшены на дерево.
  - А птицам года по три, даже по пять, - сказал Муравьев. - Глухари килограмм по пять, никак не меньше были.
  Он помог Михаилу вытащить из воды березовую ветку и, струсив с нее воду, начал внимательно осматривать со всех сторон.
  - Ха, ты посмотри, - окликнул он Михаила, - в середине веток два пера от хвоста глухаря и, более того, шкура, стянутая с его головы, как и клюв, раздавлены, будто пожеваны. О-па, беги сюда! - вскрикнул от неожиданности Муравьев. - Смотри, - и показал рукой на подавленную часть ветки, - будто ее в руках держали, как палку, как хворостину, и гоняли этих птиц, как стрекоз летающих сбивая. Ничего себе, Мишенька. Вот такие вот дела. Смотри, как продавлена она в трех местах, словно пальцами и ладонью. Что же это за ладонь великанья? - вопросительно посмотрел Муравьев на Михаила.
  Степнов пожал плечами и улыбнулся.
  - Ты думаешь, что это я ее здесь топориком помял, чтобы тебя разыграть.
  Михаил в ответ, не пряча улыбки, кивнул головой.
  - А, вот, на, выкуси! - Виктор показал Михаилу кукиш. - Я был-то на кордоне, там, - и махнул рукой в сторону реки. - Сейчас пойдем туда, я тебе такое покажу. Ничего себе, - отбросив в сторону птичьи крылья, ухватился он за рюкзак Михаила и поднял его, ожидая, когда тот повернется к нему спиной. Но Степнов, показав рукой на выпуклость в нижней части рукава, сказал:
  - Б-боло, боло тават.
  - О, как научился говорить. Так, я тебя через недельку-другую, глядишь, и верну Кузьме. Дальше уж сам будешь учиться говорить, а у меня дел здесь, знашь, сколько? У-у, мне Тишка Рыскин из своего выводка обещал волчью пасть отдать с сучкой? Тоже из волчьего выводка, только с казымской стаи, а волчья пасть с пунгинской стаи. Не могу уже, даже не верится, что такое богатство получу.
  У-у, Мишенька, так я тогда на зиму себе и пару лосей добуду, и оленей с десяток. У него рядом дикарь пасется. Крупный олень. А Яшка Рыскин обещал избу поднять мне зимой на Эсстыторе. На том озере олень круглый год пасется. А окунь там не меньше килограмма живет. А щука - до шести килограммов попадается. Там рай, настоящий рай для меня, старость будет радостная. Ханты меня не бросят, шаман тоже.
  Вытащив из рюкзака завернутый в полотенце топор, сказал:
  - Это его ручка вылезла и тебя чухала в спину, - улыбнулся Муравьев. - Я себе его положу, в рюкзак, - и, взвесив в руке рюкзак Михаила, определяя его вес, сказал, - килограмм пятнадцать, не меньше, весит. - Выдержишь?
  - Да, та.
  - Ну, и хорошо, Мишенька. Пойдем на кордон. Что-то мне страшно становится здесь оставаться. Пойдем. А, может, ну его, этот кордон, через Эсску переберемся и на прямую, через сопки до болота дойдем? - говорит(?), спрашивает(?) у Михаила, а сам на него и глазом не ведет, значит, вслух размышляет. - Тут, как оно, знашь? Днем видим, ночью слепы. А что косолапому, что волку, что день, что ночь. Если олень сюда на болота не зашел еще, то мы будем для них вместо него, Мишенька. Вот такие вот дела, - и сильно хлопнув по своим коленям ладошками, да так громко и быстро, что Михаил испугался.
  - Хм, - усмехнулся Виктор и, резко подняв вверх указательный палец, стал прислушиваться к какому-то только ему слышимому звуку. - Тихо! - предупредил он Михаила и снова прислушался.
  
  - 2 -
  
  Кордон был обычным лесом, с берегом-улиткой, вылезшим своим выпуклым обрывом на спокойно плывущую речку. Но Михаил сразу понял, как это произошло: когда-то здесь плотно росли деревья, по толщине не такие, как эти боровые сосны - не шире тридцати сантиметров, а по метру, а то и с полтора.
  - Смотри сюда, - Виктор показал Михаилу на торчащие из воды бревна. - Ну, что, понятно?
  Михаил в ответ покачал головой.
  - Хм, Мишенька, - в голосе Муравьева появилась дрожь. - Эти деревья не были гнилыми и пролежали здесь еще бы лет десять, ну, может, пять. Понимаешь? А кто-то их обломал, прямо посередине. Понимаешь?
  Михаил кивнул подбородком.
  - Ну, и хорошо, Мишенька. Вот такие вот дела. Это ж, сколько ему нужно весить, чтобы сосны вот так вот обломить. Килограмм триста, не меньше. Может это двухсотлетний медведь здесь пролезал.
  - Лос! - воскликнул Михаил.
  - Да, он, что тебе, эквилибрист? Блин, выдумаешь же такое. Ладно, пошли.
  Идти посередине обрыва нелегко. Белый мох, местами скользкий, вернее, ползет под ногами. Скорее всего, это от того, что живет он на песке. Силенок у его корней не хватает, чтобы удержать человеческий вес, вот он и едет по наклонной вниз. Едет вниз, как сани по снегу своими полозьями, туда, где легче. И если бы Михаил не упирался в землю руками, то слетел бы он с обрыва прямо в воду. С размаху!
  - Стой, - ухватившись за куст руками, осел на землю Виктор. - Что-то здесь не так, - и снова поднял вверх правую руку, выставив указательный палец.
  Михаил хотел было тут же ухватиться за ветку куста, да вовремя увидел, что это шиповник, поэтому отдернул ладонь и с айканьем ухватился за мох.
  Михаил, водя пальцами по стволам своего ружья, весь обратился в слух. Звуки леса в этот момент куда-то провалились, деревья, возвышающиеся над ними, как столбы, тоже замерли и стояли, упираясь своими кронами в небо, удерживая его серую массу.
  Виктор, повернувшись к Михаилу, закивал подбородком.
  - Сто? - спросил у него Степнов.
  - Сам не пойму, Мишенька. Как эхо, гу-ук, и все.
  - С-сто?
  - Сам не знаю. Это мне что-то напомнило, только не пойму что. Типа, что-то втянуло в себя воздух и замерло.
  А время идет и идет, вернее капает. Да, да, как капли с края своей шапки. Михаил ухватил одну уз них, а она мокрая, расплескалась на пальцах и растеклась. Дождь? Дождь. Неужели грибной?
  - Этого еще нам с тобой не хватало, - тихо выругался Муравьев. - Тьфу, ты. А в октябре будет и вовсе то снег, то дождь, то мороз, то оттепель. Ненавижу октябрь, - и улыбнулся Михаилу. - А без этого уже и жить не могу, - и тут же резко поднял руку вверх, прося Михаила к чему-то прислушаться. - Слышишь?
  Степнов опустил глаза в землю, чтобы его ничего не отвлекало от слушания, и стал ждать. Чего? А-а-а, вот чего. Гула винтов вертолета, напоминавшего отдаленный полет шмеля.
  - Да, - разорвал тишину Михаил.
  - Это - или газовики по своим делам летят, газопроводы смотрят, или лесоохрана. Но у них для таких прогулок сейчас, насколько знаю, денег немного. Значит, сваловские ребята барражируют здесь, оленя смотрят или лося. Как я их хозяина жду, так хочется один на один здесь с Лексей Лексеичем встретиться, знал бы ты только, Мишенька. Теперь он от меня не уйдет. Нет. Теперь я на его костях танцевать буду и польку, и цыганку, и матрешку. Что угодно, но обязательно буду танцевать и говорить, напоминать этому убийце имя моей жены, как же я на него зол!
  Ладно, - Виктор встал, отряхнулся, - все впереди, Мишенька. Я вот о чем, здесь впереди километров семь мы будем пересекать медвежью столовую. Здесь они и зимуют, - Муравьев махнул рукой за речку. - Место опасное для одного человека. Мы будем идти вместе и громко разговаривать. Понял?
  - Да, та, - закивал головой Михаил.
  - Я рад. Медведь умный, как говорят, он не злопамятный, но злой, и память у него длинная.
   Услышав эту фразу, Михаил вопросительно посмотрел на своего старшего товарища.
  - Я здесь их семь положил. Так что, кто-то из них может об этом и знать. Год назад одна медведица встретилась мне здесь, вот на самом этом месте, в метрах двадцати от меня стояла, Мишенька. Бил ее в сердце, выстрелами один за другим. Семь раз. Легла в двух метрах от меня, еще чуть-чуть, и когтями своими меня бы напополам разделила. Если мы с тобой останемся живы, то угощу ее мясом, - каждое слово Муравьев произносил низким тембром, растягивая.
  Михаил напряг мышцы в руках, в груди, стараясь таким способом погасить дрожь.
  - Не бойся, Мишенька, пойдем по гребенке сопки. Внизу опасно, они сейчас на ягоде да на корнях с шишкой сидят, жирок накапливают, в октябре на мясо перейдут, те, кто не добрал жира. Так что, у нас еще время есть. Там старик живет, Потапыч. Лет двадцать назад, когда по весне я здесь гуся ждал, его кто-то пугнул, он прыгнул в реку, льдина на дыбы, и я вместе с ней. Я на следующий день его ранил. Может, забыл он меня. Навряд ли. Ладно, - Виктор, надев на себя свой рюкзак, первым пошел к мостику, - старой, без коры, лиственнице, лежавшей через реку.
  Обломанные сучки торчали из ствола дерева в разные стороны, что затрудняло движение по этому мостку. Смотря вниз, Михаил, выставив впереди себя ружье, боком шел. Ствол дерева хоть и широкий, около полуметра, но все равно по нему было страшно идти, словно он двигался по канату.
  Виктор стоял на той стороне и, молча, наблюдал за ним. Когда Степнов дошел до середины "моста", стал ему что-то рассказывать. Михаил его слушал в пол уха.
  - А когда утки пошли вниз, я стрельнул. Такого выстрела у меня больше никогда не было, - рассказывал Виктор. - Двенадцать чирков насчитал убитыми. А когда пришел на вечернюю зорьку, еще перья от трех нашел, их сороки или вороны расклевали. Ну, вот, и молодец, поздравляю, что не испугался и не свалился в воду, - Муравьев протянул руку Михаилу и сильно ее пожал.
  Шли быстро. Дождь больше напоминал туман, мокрый воздух покрывал все лицо влагой. Вода, собираясь на волосах затылка, скатывалась небольшими ручейками на шею, и хорошо, если они текли по спине, кожа их не ощущала, а, вот, если на грудь, то от холодной воды по телу бежали мурашки.
  Минут через пять Михаил забыл о непогоде и старался не отставать от быстро идущего впереди него Виктора. Еще Степнов заметил, что теперь он научился при ходьбе думать о чем-то отвлеченном, а не о том, как бы ни отстать от Муравьева или не поскользнуться на белом мшанике.
  Вот и сейчас, привыкнув к мелькающим пяткам Виктора, включил свой "автомат" следования за впереди идущим человеком и двигался за ним. Двигался... Вспомнилось... Те разломанные посередине мосты, которые могут, на глаз, спокойно выдержать слона, нет, слоненка. Где он такое видел?
  
  "А-а-а, да, да, это было на Конде. Нет, нет, не на Конде, а на другой реке, на Ух. Точно, километрах в двадцати отсюда она находится, а, может, и меньше. Ха, точно! Тогда он переходил линию электропередач. Что-то искал на вырубе. Да, да, пусто было кругом, ни рябчика, ни косача, никакой дичи. Леса тоже почему-то на том участке не было, только высокая трава, а, вот, на душе все неспокойнее и неспокойнее становилось. Почему? Из-за того, что он пустой вернется с охоты? Глупости, дичь для него никогда не была главным. Что говорить, журналистика - это нервы, ежедневные, ежесекундные. А выезд на охоту, или на рыбалку для него всегда был, как небольшая школьная перемена, на которой можно было отвлечься от дел. Но не в тот раз.
  Нервы у Михаила тогда были расшатаны до такой степени, что и медведя, стоявшего на пригорке, он сразу и не приметил. Хотя, нет, может, и приметил, только мозг думал о чем-то другом.
  Снова глянул на бугор, где только что что-то ему привиделось, никого нет, одна трава с пятью-шестью торчащими из земли черными стволами высохших небольших сосен... На спуске к реке Ух, снова что-то мелькнуло справа. Темное и большое. Остановился и стал всматриваться, перебирая глазами каждый сантиметр...
  Нет, то огромное бревно с вывороченным из земли корнем. Здесь он бывал в прошлом году и по дереву шириною не менее, чем с полметра, перебирался через речку. Направился к тому дереву, и насколько он удивился, когда увидел это дерево разломанным прямо посередине, словно ударенное сверху чем-то тяжелым. А ведь то дерево было крепким, не гнилым, даже кора местами еще не сошла с его ствола и, на тебе, обломано. Может, кто-то здесь зимой пробирался на "Кировце" и обломал его? Но следа от колес нет. Бывает же.
  Пошел дальше, в сторону гнилого леса, там есть сужение реки, и можно через нее перепрыгнуть. И мох в этих местах зеленый, ноги в нем проваливаются глубоко, как в воде. И мокрые сапоги говорят о том, что здесь подземная вода высоко стоит, почти на поверхности и шлепает.
  Первое, на что обратил внимание - это след. Огромный, ступня, как у медведя, да тяжелого, мох раздавлен так, что из него выдавлены все соки, поэтому и подняться не может. Сделал по мху еще шагов десять, и какая-то внутренняя сила, не донесшая еще до осознания Михаила, как опасен для него тот, кто оставил этот след, подставила ему подножку.
  Не удержался на ногах, зацепил носком одной ноги за пятку другой и завалился на живот, так и не успев откинуть от себя ружье, которое сжимал в обеих руках. Сплюнув, посмотрел назад, оказывается, подножку ему сделал канат, нет, железный толстый трос, натянутый как струна. Прошелся по нему взглядом, ища его конец. Остановился у корня дерева, старой сосны, которая, создавалось такое впечатление, как будто прыгает. Да, да, как человек на одной ноге. Посмотрел вверх, на ее крону, чуть язык не прикусил с испугу. Над ним в метрах трех, вверх тормашками висело какое-то непонятное огромное животное, то ли медведь, то ли человек, весь обросший шерстью.
  Ёклмн. Как он тогда оказался на дороге, так и не понял, как и то, что он бежал через лес со скоростью сильнейшего спринтера.
  
  - Стой! - сбил Михаила с размышлений остановившийся Виктор. - Смотри, - и показал на вывернутый из земли с корнем кустарник ольхи. - Он услышал нас, - разомкнув и сомкнув стволы, Муравьев стал осматривать покрытое туманом болото. - Как ты думаешь, пойдет за нами косолапый? - посмотрел он на Михаила.
  
  - 3 -
  
  Теперь за Виктором было невозможно идти, он постоянно оборачивался, опасно водил стволами, направляя их то в живот Михаила, то в голову. Но создавалось такое впечатление, что младшего товарища он не видел. Скорее всего он сейчас был рабом слуха, звуковых волн, которые насквозь проходили и через Степнова, и если бы, появился за Михаилом сейчас медведь, то Виктор бы, наверное, выстрелил в него из своего ружья сквозь него. Но он знал, что все это - глупые выдумки, и Виктор видел и Михаила, и имел не только прекрасный слух, а и зоркий глаз, у свежую голову.
  В очередной раз, когда они пересекали неглубокую ложбинку между сопками, Виктор вскрикнул: "Ложись!" и, встав на колено, навел стволы куда-то за спину Михаила и замер. Степнов почувствовал, как свело левую руку у самого предплечья. Стало тяжело дышать, в глазах помутнело, и силы из него начали выходить тонкой, но сильной струей, как из продырявленного шара.
  Через некоторое время темнота из глаз стала уходить, воздух, как родниковая вода, очистился от серых, молочных примесей и сделался прозрачным, и не просто, а как увеличительное стекло, показывал тонкие волокна волосков, растущих на поверхности травы.
  - Ну, т-ты даешь! - похлопал его по плечу Виктор. - Пришел в себя?
  Михаил пытается поднять голову, но это сделать нелегко, какая-то тяжесть придавливает его затылок.
  - Твою голову рюкзаком накрыло. Что ж ты его не затянул ремнями? - шепчет Муравьев.
  А-а, вот почему он сознание потерял, когда падал, тяжелый рюкзак его ударил по затылку, догадался Михаил. Ничего себе, "накрыл".
  - Подняться то, сможешь?
  Михаил, поджав под себя ноги, опершись на колени и на руки, встал. Все нормально, и тяжесть потихонечку уходит из-подо лба, воздух прозрачный.
  - Около часа пролежал, - капает на нервы Виктор. - Истощал, парень, ты совсем и обессилел. А Кузя говорил, что ты сильный.
  - Сильнай я, - сел на колени Михаил.
  - Что ты сказал? - не понял Виктор.
  - Сэ-сэ-сэ.
  - Ладно, хватит, хватит, - затараторил он. - Сможешь идти или останемся здесь на ночь?
  Михаил попытался встать, получилось. Поправив на плечах рюкзак, сделал несколько шагов вперед, назад, ноги крепкие, тяжести его тела не чувствуют, значит, все связано только с сознанием. Посмотрел на подъем сопки и увидел длинную темную линию песка, лишенную серебристого ягеля.
  - Вот, по нему ты и скатился, как-то необычно даже, вперед, без упора на пятку, - сказал Виктор. - Если бы ты на нее опирался, то упал бы на спину, а здесь, получается, рюкзак перевесил твое тело, и ты, упираясь на носки, как на лыжах поехал.
  - А-а, - протянул Михаил.
  - Ну, если понимаешь, то, значит, мозги на месте, ничего страшного, как я думал, с тобой не произошло, рассудка не потерял. Давай, дорогой, у нас впереди еще около километра, в болото сегодня не полезем.
  - Да, та, - закивал головой Михаил. - А дожь?
  - Правильно мыслишь. Не бойся, он часов восемь шел, поэтому ты не удержался и скатился по мху, это - нормальное явление. Ну, что, пошли?
  Первые шаги Михаил делал не широкими, проверяя свои силы, а, может, и потому, что боялся снова поскользнуться на мху, как при гололеде. Виктор тоже шел, не торопясь, но не оборачивался, прислушивался к звукам его шагов. Так делал командир Михаила в Афганистане; шел и прислушивался к идущим впереди - саперу, стрелку, и к идущим за ним радисту, пулеметчику, стрелкам и медбрату. Иногда за старшего в боевой группе оставался и Михаил. Это - большая ответственность, и она ложились на Степнова. Он отвечал не только за жизни ребят, а и за выполнение его группой задания. А, значит, он должен был опередить душман, ждавших их группу в засаде, и вовремя затаиться, чтобы не погибнуть под их пулями. Сейчас у них за командира - Виктор.
  Мелькание его пяток все ускоряется и ускоряется, и Михаил от него не отстает. Все плохое прошло, осталось позади. Но нет, Виктор снова превратился в слух и начинает осматриваться, то влево, то вправо разворачивая спину, но при этом взятого темпа не теряет. Когда вышли к крутому спуску сопки, упершейся в болото, покрытому пеленой тумана, Виктор сбавил ход.
  Что-то темное, стоявшее невдалеке от берега в трясине, ушло в туман. Это приметил не только Михаил, но и Виктор. И снова он разомкнул и сомкнул стволы. Видно, привычка такая у охотника, как у кого-то стучать пальцем по дереву или чаще сплевывать.
  - Я чую, чую его, - остановился Виктор, всматриваясь в туман. - Неужели, следом идет? А ведь он должен хромать, я ему тогда ногу прострелил. Что говорить, может, и зажило как на собаке, вернее, как на медведе. Их доктор, как и у тебя сейчас, Мишенька, - лес. Он - самый лучший доктор. Ну, что стоишь, пришли. Здесь переночуем и завтра через болото до самой избы пойдем.
  
  - 4 -
  Костер долго не разгорался. Сырое дерево не поддавалось огню, дымило, а безветрие, сырой воздух не давали белой пелене подняться выше сосновых крон. Дым ложился на землю, смешивался с туманом. Корень, принесенный Виктором, все исправил. Огонь полез по нему, затрещал, набросившись на сосновый сок, пропитавший корневище, и стал насыщать молочный воздух темными, кофейными оттенками.
  Михаил вздохнул, если бы не корень, то и костра бы им не удалось развести. А теперь все - можно жить, и поближе подсел к огню.
  Его куртка, пропитавшаяся насквозь дождевой влагой и потом, запарила от горячего воздуха, идущего от огня. Тепловые волны, "массируя" левую щеку, ладони, по капиллярам сосудов поползло вверх, по рукам, вниз к груди от расстегнутого ворота. Рядом с ним сидел уставший Виктор. Закрыв глаза, он задрал подбородок и тянул только ему знакомую мелодию, которая больше напоминала волчий вой.
  Сколько они так сидели, трудно сказать. До тех пор, пока Михаил не понял, что и он должен оказать старому охотнику помощь, а не только ждать содействия от него, ничем не платя за это взамен.
  Он насадил щучье мясо на пику, выструганную из ветки, и поднес его к костру. И в ту же секунду спящий Виктор проснулся и, забрав ее из рук Михаила, прошептал:
  - Я же тебе говорил про косолапого. Его этот рыбий запах откуда угодно сюда позовет. Спрячь мясо, иди, собери ягод, а то скоро ночь.
  Кустарники голубики, раскинувшиеся по краю болота, были полны ягоды. Михаил, быстро набирая черно-синие продолговатые шарики, ссыпал их в банку. И, нужно сказать, что некоторая часть из них, уже была не крепкой, этот горошек лопался в руках, оставляя после себя чернильные пятна на коже ладони. Когда Михаил с наполненной банкой поднялся к костру, чуть не присвистнул от радости: Виктор, оказывается, тоже не бездельничал, сделал шашлык из грибов.
  Слюнка потекла. Пусть красноголовики были и не вкусными, их запеченное мясо тоже напоминало по своему цвету голубику, но оно было сытнее, чем ягода. И поэтому, съев с трех веточек, предложенных ему Виктором, грибной шашлык, Михаил через некоторое время почувствовал насыщение. Упершись спиной о дерево, прикрыв веки, тоже затянул, как Виктор, волчью мелодию.
  - Мишенька, ты поспишь потом, ночью, - разбуркал его Муравьев. - А сейчас мое время. В одиннадцать меня поднимешь, до этого времени меня не трогай.
  - Да, та, - согласился с ним Степнов и, взяв ружье, уперев его приклад в землю, облокотил его стволы о дерево. И, постояв еще немножко, прислушиваясь к звукам леса, начал стаскивать поближе к костру разбросанные вокруг ветки.
  Редкий дым расстелился по тайге и болоту, поднявшись от земли на метр, не больше, что давало Михаилу дышать свежим воздухом, а не кислым от костра. Привыкнув к треску огня, стал прислушиваться к другим звукам. Ночным.
  Темнота покрыла своим черным одеялом все: и небо, и болото, и тайгу, кроме совсем маленькой зоны, освещаемой костром. Глядя на него, Михаил своими мыслями снова невольно вернулся в Афганистан. Да, сколько раз он был в горах, а костра развести себе не позволяли, даже размером с ладошку. Это бы им стоило жизни. Но, даже понимая это, некоторым казалось, что если нарушат один раз какой-то закон, подписанный даже кровью, то это им сойдет с рук. Так думал и дембель Нарышкин. Имени его Михаил вспомнить не мог.
  
  Тогда была очередь Михаила дежурить у каменных развалин. Дрожа от холода, он сидел на выступе камня и прислушивался ко всем шорохам. Сзади, с места, где располагалась его боевая группа, с кряхтением полз к нему деда Вася. Да, да, Нарышкина звали Васей. Толкнув Степнова в плечо, приказал ему подняться повыше, так сказать, прикрыть его своим телом от духов. А сам в это время, прикрыв в ладонях горевшую спичку, прикурил от нее сигарету. Некоторое время он курил, скрывая огонек в ладонях, хотя даже этот еле заметный огонь своим красно-оранжевым светом пробивался еле заметными лучиками сквозь щели в руках.
  - Нет, я больше на войну не пойду, - покашливая, прошептал он Михаилу. - Надоело мне бояться за свою жизнь. Надоело. Теперь вы, молодняк, за нас пашите здесь, - и, чиркнув спичкой о коробок, снова пряча огонь в ладонях, закурил новую сигарету. - Чего вылупился?
  - Я на вас не смотрю, - прошептал Михаил.
  - Правильно, охраняй меня, а то если что, я тебя и оттуда достану. Хе-хе, - усмехнулся дембель.
  Михаил отвернулся от деда Васи и продолжил наблюдение. Афганское небо было звездным, не как у них в Западной Сибири, где просматриваются несколько десятков звезд, да одно-два созвездия.
  Обратил внимание, что на одной из высоток кто-то стал мерцать огнем от фонаря. Азбуки Морзе Степнов не знал, а это, скорее всего, душманы этим языком пользовались между собой для передачи информации.
  - Что там, салага? - спросил у него деда Вася.
  - Тишина, товарищ младший сержант, - доложил Нарышкину Степнов.
  - Сотри, паря, - что-то стукнуло Михаила сзади. Это, скорее всего, деда пульнул в него камнем.
  Михаил прижал голову и только после этого он расслышал эхо, раскатившееся по высоткам гор от выстрела.
  - Стреляют, - доложил он младшему сержанту.
  Но тот в ответ ему и слова не сказал, видно задумался о чем-то своем, подумал Михаил и остался на развале.
  Когда было нечего делать, чтобы не уснуть, он начинал считать время. Приблизительно разделив счет на продолжительность удара секундной стрелки, начинал про себя произносить цифры и, доходя до шестидесяти, зажимал очередной палец на ладони, указывающий прошедшую минуту. При этом, он весь превращался в слух, боясь пропустить хоть один шорох, понимая, чем это может для него закончиться.
  Зажав девять раз ладонь, что было равно сорока пяти минутам, он расслышал, как сзади кто-то к нему приближается. Это - Серега, такой же чайник, как и он, Михаил, три месяца назад начавший нести службу в Афганистане.
  - Михаил, что заснул?
  Услышав его слова, Степнов удивился и окрикнул товарища:
  - Не буди его, это - младший сержант деда Вася.
  - Ой! - неожиданно воскликнул сменщик, - да, он весь в крови.
  - Ты чего! - удивился Михаил и, прощупывая ногой каждый камень, стал спускаться к Сереге.
  Деда Вася так и остался сидеть на камне, замерев, как каменный истукан, пригвожденный затылком от пули, которая вошла к нему в лоб...
  
  Подложив новых веток в костер, Михаил стал осматриваться по сторонам. Начало казаться, что тени от деревьев ожили, и стали то удаляться от него, то приближаться к нему. О чем это говорило? Скорее всего, об усталости. С этим чувством он хорошо был знаком еще с прохождения курса молодого бойца.
  Лопнувшая ветка в лесу его сразу же привела в чувство. Встав на ноги и замерев, стал внимательнее прислушиваться. Да, да, теперь он прекрасно слышал, как кто-то медленно двигается к ним. Он слышал каждый его шаг с разницей в тридцать-сорок секунд. Шаг, и теперь этот неизвестный уперся в ветку, ее хруст он слышит хорошо.
  - Витя! - позвал он Муравьева.
  - Слышу, - сказал тот, - это - соболь или куница. Расслабься.
  Виктор встал, разомкнул стволы и, вставив в них новые патроны, приготовился к выстрелу.
  А дрожь в коленях у Михаила не проходила. Нет, это, скорее всего, не соболь, а медведь или волк, считал он. Он прекрасно слышал, как чья-то нога сминает беломошник. Вот, еще один шаг. Зверь замер. Нет, здесь тигров и львов нет, именно они так крадутся к своей жертве. Медведь? Нет, он косолап, он так не может двигаться. Наверное. Хотелось бы в это верить. А, вот, волк, это - да. А если их здесь целая стая?
  Михаил опустил вниз стволы и спустил предохранитель. Его щелчок был сухим и громким, как выстрел пистона. Виктор куда-то целился. Вверх, но там черно, и Михаил ничего не видит, только темноту.
  - Пошла вон! - резко и громко вскрикнул Муравьев и вверху что-то тяжелое сорвалось с ветки, потом - с другой, и стало удаляться от них. - Рысь! - выпалил Виктор. - Ты, представляешь, это была рысь.
  - Рыс, - прошептал Михаил. - А низу.
  - О-о, - Мишенька, это или то, за кем она охотилась, - шепчет Виктор, - или такое же животное, напуганное, как и эта рысь. Тихо!
  И снова Михаил расслышал внизу чей-то шаг, почти рядом с ними. Он направил в это место стволы своего ружья.
  - Не нужно, - прошептал Виктор и бросил в оранжевую крупу, ярко мерцающую в ночной пастиле, ветку. Она зашипела в углях, задымилась.
  Но это Михаил отметил только боковым зрением, смотря в то место, где замер Он. И когда Виктор бросил еще веток в костер, Степнов с испугу вскрикнул.
  - Тихо, тихо, этого нам еще только не хватало, а ну пошел отсюда! - и что-то метнулось, перепрыгивая через рюкзаки, скрылось в темноте. - Не ожидал даже, ты прав был, Мишенька.
  - А-а, а-а, что-о это б-б-бы-л-ло?
  - Когда нервничаешь, заикаешься, Мишенька, а я думал, ты уже вылечился. Но не беда, ты уже на пути к этому. Олень стоял, вот так вот.
  - Мы ж-жи...
  - Люди, люди. Я это знаю, спасибо. Вот я другого не пойму, он боялся рыси, а не нас, но она тогда, получается, дикарка, пришлая, человека не боится. Только остерегалась нас. Хм, такого еще со мной не было. И ни от кого такого не слышал. Ладно, Мишенька, теперь твоя очередь отдыхать.
  
  - 5 -
  
  Туман своим молоком наполнил воздух. Но от этого он не стал вкуснее. Холодные капельки текут по усам и в рот, и не только в рот, а и за пазуху попадает. И снова от этого возникают неприятные ощущения сырости, пота, усталости. И куда делось настроение, черт его знает. Теперь понятно, почему рысь. Да, причем здесь рысь? Идешь по болоту, вода хлюпает в кроссовках, носки собрались у пальцев ног. Не могу!
  С треском падающее дерево в тайге, за ним - второе, подстегнуло не только Виктора. Михаил нагнал старшего товарища и все никак не мог подобрать в Виктора шаг ногу, чтобы не наступить ему на пятки.
  - Я тебе говорил, - сипит Муравьев. - Это - Потапыч. Он вынюхал меня. Неужели, все?
  - Что? - не понял Виктора Михаил.
  - Да, за нами идет этот старый Потапыч, тот медведь, которого я ранил. Все! - и резко остановившись, и, увернувшись от налетевшего на него Михаила, вскинул ружье. - Готовься! Он где-то здесь.
  Но Михаил не расслышал Виктора и продолжал идти по болоту, проваливаясь в заросшие зеленым мхом кочки с рассыпанными на них каплями клюквы.
  Муравьев постоянно оглядываясь, побежал за Михаилом, крича ему:
  - Бери левее, левее!
  И Михаил брал левее и шел, намертво сдавив в ладони ремень своего ружья. Шел, как катер, разбивая накатывающие на него буруны волн - широких кочек с растущими на них тонкими росточками цветов с белыми одуванчиками, семена которых - белые парашютики, почему-то не слетали с цветка. Ломались их стебельки и одуванчики, продавливаемые кроссовками, вминались в мох.
  На сорвавшегося справа глухаря, пасущегося на болоте, Михаил даже не обратил внимания, как и Виктор, наконец-то, догнавший Степнова.
  - Сейчас упремся в озеро. Он нас здесь и возьмет, - причитал тонким голосом Муравьев.
  - К-куда? - остановился Михаил. - Ид-дти к-куд-да?
  - Так, - остановился и Виктор и на какое-то время, забыв об опасности - идущего за ним медведя, задумался. - А куда идти? Хер его знает.
  - Ш-што-о? - негодующе повысил голос Михаил.
  - Да не туда мы пошли. Нужно туда, - и махнул рукой назад.
  - Т-так, т-тамм м-медвед.
  - А нам нужно обойти Эсстытор. Слева в него впадает Эсска, она тут широкая, а там, забыл, как она называется эта речка. Блин, Мишенька, такое длинное слово, учил же его. М-м, Торынеху..., точно-точно, Торынехутудым. Торынехутудым. Знать бы, что это слово обозначает. Она, короче, узкая, а нам, не все ли равно узкая она или широкая, в брод все равно придется переходить... - и снова задумался.
  Михаил вскинул ружье, сделал вверх два выстрела дуплетом.
  - Т-ты ш-што? - с удивлением посмотрел на него Виктор.
  - П-пусть он б-бе-бе-жит, а н-н-не мы, - громко сказал он.
  - Так-то не медведь был. Выдумаешь. Он, что, дровосек?
  Михаил пожал плечами.
  - Ладно, сам не знаю, что со мною в последнее время происходит. Не смерть ли приближается? Ладно, пойдем к озеру, в дом коменданта.
  - Ко-м-мен...
  - Знал дядьку? Пьяный и потонул.
  - М-м-м, - покачал головой Михаил.
  - Ми-ша, - раздался где-то сзади женский голос.
  Услышав его, Степнов вздрогнул и оглянулся.
  - Ты что это? - не понял Виктор и тоже стал всматриваться в болото. - Кто-то идет? - спросил он у Михаила
  - Не-еа, - махнул рукой Михаил, - казется.
  - Ладно, пойдем к комендантской избе, там плот был, лодка. Думаю, если там и были рыбаки, то те плавстредства не нашли. Я их хорошо прячу.
  "Вот, так дела, - подумал Михаил, посматривая искоса на Виктора. - Да, ты уже не просто охотник, а психотерапевт. На испуге, уж, какой день держишь меня, и не понять, стоит ли чего-то бояться взаправду. То медведи нас окружают, то йети, то старик-филин, то еще какой-то злой дух. Вот хитрец!"
  
  Глава 10. Видение
  
  Дым стелется по воде, как пар. Запах от шулюма с утиным мясом вызывает слюну. Поглядывая на Муравьева, чистящего грибы у костра, Михаил, понимая, что до обеда еще минимум полчаса, вытащив удочку из воды, пошел на другую сторону берега. Здесь запаха от варящегося супа не слышно, ветер дует в другую сторону.
  Плот, наполовину вытащенный на берег, колышется от волны. Кедровка, раскричавшаяся во всю глотку невдалеке от Михаила, начинает действовать на нервы. Она сидит от него недалеко, на самой верхушке молодой лиственницы.
  Хуже сороки, всем раскаркала о людях. Наконец, поплавок пошел в сторону, к траве, чьи зеленые пряди лежат на воде. Это оказался небольшой окунек, накинувшийся на клюквинку.
  - Вита, тя, рыба, - и Михаил поднял вверх леску с бьющимся окуньком.
  - Нет, не нужно, сейчас порубаем и пойдем. Давай, собирай удочку, пора уже. Отпусти его.
  Шулюм темно-серого цвета. Попробовав его на вкус, Михаил облизал обожженную губу. В ложке плавают два желтых пятна жира. Утка местная, никто ее здесь не гоняет, кормилась сытно, ожирела и, вот-вот, поднимется на крыло и полетит в теплые края. Еще раз подув на бульон, Михаил прикоснулся губами к ложке и втянул его в себя. Соли Виктор, как всегда, пожалел, к этому Степнов уже привык. Смакуя во рту бульон, наполнил ложку наполовину новым, и, ощутив его острый мясной запах, снова начал по чуть-чуть его отпивать.
  "Вкуснотища!", - прикрыв глаза, подумал Михаил.
  - Одну утку на вечер оставил, - отметив с каким удовольствием кушает Михаил, сказал Виктор. - Там родник есть, такой вкусной воды, как там, нигде не пробовал. И, вот, что, Мишенька, завтра мы войдем в места ханты Тишки да Яшки Рыскиных, да и шаман, если не ушел, там же живет. Вести там нужно себя культурно, перед тем, как за что-то браться, спроси у Яшки, можно ли. Понял?
  - Да, та, - закивал Степнов.
  - И, вот, еще что, мы там долго не будем. Тебя полечим, заберу собак, и пойдем на озеро. Оно небольшое, в тайге глухой, образовалось из-за сильных родников и ручьи с него идут, и рыбы в нем много. Так вот, там у меня изба. Месяц поживем в ней, нужно урожай картошки, моркови собрать, медведя взять, или пару, лося. На зиму чтобы хватило мяса. А я тебя через месяц назад отведу. Здесь, вот на этом месте, тебя будет ждать Кузьма. Так что, Мишенька, лечись, отдыхай, ни о чем плохом только не думай, а то не вылечишься. Вот такие вот дела. Так?
  - Да, та.
  - Ну, и хорошо, Мишенька. Давай, не отставай, все должен съесть, дорога у нас длинная.
  Михаил ест, вылавливая один за другим кусочки масленка. Гриб твердый, раздавливается зубами, как недоваренный картофель. Вспомнилось, как он с женой и детьми на Конде рыбачили. Варили уху, а картофель забыли дома. Сосед рыбак угостил их своей картошкой, прошлогодней, и сколько ее они не варили, она рассыпчатой не была, оставалась твердой, как стекло. И только, когда уха переварилась, рыба рассыпалась в ней, превратив суп в рыбью кашу, тот рыбак признался, что эта картошка у него в подвале была зимой заморожена, поэтому и не разваривалась. Что делать, не выливать же уху, были так с детьми голодны, что съели всю ее до капли.
  И, вспомнив эту историю, Михаил тут же закашлялся. И сколько не пытался Виктор помочь ему, ничего не удавалось, он отталкивал старшего товарища от себя и, ухватившись обеими руками за мох, рвал его и бил им об землю, крича:
  - Наста. Наста, что же я сделал с вами! Юла, Саса...
  Виктор, поняв, что произошло с Михаилом, отсел от него в сторону. Что говорить, к парню вернулась память. Знает ли, как погибли его родные? Кузьма говорил, что их машина перевернулась. По всем расчетам, водитель резко повернул руль вправо, и машина ушла в кювет. Дорога была отсыпана на болоте, на метра полтора выше него. Причину аварии так и не установили.
  - Они со мнай погибли? - икая, вытирая рукавом слезы с грязью, спросил Михаил.
  - Да, так Кузьма сказал.
  - А мна нет?
  - Тебе нужно было восстановиться, - защитил Кузьму Филиппова Муравьев. - Любая плохая информация тебя возвращала в болезнь, и врачи пришли к выводу, что ты сам все должен вспомнить, - еле слышно говорил Муравьев.
  - Не спасла?
  - Нет, Мишенька. Ты уже ничем им не поможешь.
  Михаил поднял с земли тарелку и ложку и, держа их в руках, замер.
  - Не кори себя, Мишенька. Память потихонечку восстановит, как все произошло.
  - Я бивца!
  - Н-нет, ты был пассажиром.
  - Пасса...
  - Да, да, ты был пассажиром.
  - Не помнят.
  Забрав у Михаила тарелку с ложкой, Виктор помыл их в озере. Потом достал из рюкзака флягу и, налив из нее немножко жидкости в кружку, подал ее Михаилу.
  - Это - спирт. Помяни жену с детьми. Тебе его развести?
  - Нат, - покачал головой Степнов и, взяв кружку, и залпом выпил находившуюся в ней жидкость.
  К удивлению Виктора, он даже не скривился. А только, открыв рот, сделал несколько сильных вдохов в себя, а потом перекрестился. И, упершись локтями на колени, закрыл ладонями свое лицо и долго сидел так, погруженным в свои мысли.
  Виктор, не мешая ему, прикрыл глаза, отдыхал. Он понимал, что это рано или поздно должно было произойти с Михаилом, и он бессилен сейчас хоть как-то поменять эту ситуацию. Михаилу нужно время, чтобы пережить горе, потерю семьи. Сколько оно будет длиться, трудно сказать. Годы. Но сейчас на него навалилась вся боль.
  - Еще спирта дать? - спросил у него Виктор.
  А Михаил словно и не слышал его, так и оставался сидеть без движений.
  - Миша, тебе дать еще спирта? - приблизился к нему Виктор.
  Он оторвал свои красные глаза от ладоней и посмотрел на Виктора, спросив:
  - Как так? - и, взяв из рук Муравьева флягу, сделал из нее несколько глубоких глотков. - Я найти его.
  Кого(?) Виктор не стал расспрашивать, понимая, придет время, и Михаил ему все расскажет, если посчитает это нужным.
  
  - 2 -
  
  - Где я? - Михаил поднялся с земли и посмотрел на Виктора, на поляну, покрытую беломошником, на великанов сосен.
  - Не помнишь? - прищурился Виктор.
  Михаил машет головой.
  - Шел со мной, шел, и не помнишь? Много ты выпил вчера, Мишенька.
  - А, да, та, - положил ладони на виски, прошептал Михаил. - Горэ.
  - Ты еще молод, - прошептал Виктор. - Но уже стар. Не знаю, Мишенька, как тебя и поддержать-то. Так, пойдешь со мной или домой вернешься? Если со мною, то будь мужчиной. Обучу, чему могу, будешь помощником. Когда захочешь вернуться в город, держать не буду. Я, как и ты, остался без семьи.
  Михаил поднял голову и посмотрел в глаза Виктора.
  Они маленькие, как и его лицо, но в них есть цепкость. Цепкость охотника. Мгновения хватает, чтобы понять, что с тобою делать, нужен ты ему или нет. И, в то же время, в улыбке Виктора доброта, рассудительность.
  - Да, - кивнул головой Михаил. - Там зло, - махнул он рукой. - А там?
  - А там - мир. Придет время, и он тебя поглотит, как туман, и ничего о тебе никто знать не будет. Может, ворона, когда будет клевать твое мясо, или медведь, волк. Но они съедят и забудут.
  - Да, та, - закивал головой Михаил. - Там Нэ-астя, Юля-я, Сас-ша.
  - Они здесь, с тобой, - и Виктор, приблизившись к Михаилу, положил свою ладонь, ему на грудь, - как моя жена, здесь, - и приложил свою вторую ладонь к своему сердцу.
  - Да, та, - глубоко вздохнул Михаил. - Они-и, ту-ут. Не оттам.
  
  ...Рюкзак легче не стал. Даже наоборот, казался еще тяжелее, чем раньше. Значит, перебрал вчера.
  Услышав щелчок затворов от ружья, Михаил поднял голову и посмотрел на идущего впереди Виктора. А он, сбавив ход, вскинул ружье и, немножко повернув тело направо, что-то искал среди деревьев.
  Потом, резко остановившись, поднял вверх руку, чтобы Михаил остановился.
  Хрустнула ветка. Виктор, услышав это, повернувшись к Степнову, улыбнулся и прошептал:
  - Олени. Немного их, но смотри, сколько нагуляли, - и обвел рукой вокруг себя.
  Михаил, провожая глазами его ладонь, посмотрел на землю и только сейчас заметил, как весь мох был, буквально, перекопан.
  "Да уж, шел, как слепой, - подумал он. - Как изрыли своими копытами землю здесь олени. Сколько раньше таких мест видел, но как-то и не думал, чьих ног это дело. Оказывается оленей".
   И снова в дорогу, которую знает только Виктор. Как он ориентируется в лесу, не понятно. Может, по времени и солнцу, но его нет, тучи затянули все небо. По тени? Ее не видно. По чем же еще? По деревьям и мху, покрывшему северную часть? Но его тоже нет, со всех сторон сосен одна и та же кора, одного цвета.
  - Давай, давай, осталось немного, - поторапливает Михаила Виктор, прибавив шагу.
  Сколько еще шли, по времени трудно определить. Лес не менялся, деревья друг от друга стоят на расстоянии в шесть-семь, а то и более шагов. Из-за этого в лесу светло, можно на сто метров осмотреться, или чуть меньше. Местами кустарники раскинулись. Может, Виктор по ним ориентируется?
  На лес начал опускаться вечер.
  "Это значит уже семь часов вечера, - просчитал приблизительное время Михаил. - Наверное, где-то здесь изба Виктора".
  - Еще немножко, Мишенька, не отставай, - и снова еще быстрее пошел Виктор.
  "Вот, "дыхалка" у человека, - удивился Михаил, - так быстро идет, говорит, и все без одышки".
  - Все, успели, - остановился Муравьев и, обернувшись к Михаилу, снова поднял руку вверх, прося внимания и тишины. - Вроде все нормально, - и показал рукой вверх.
  - О-о! - от удивления воскликнул Михаил, увидев над собой лабаз.
  - Там и трое, и четверо уместятся, - сказал Виктор. - Ты жди здесь. Сейчас залезу наверх и спущу веревку с крючком, подвесишь на него свой, а потом и мой рюкзаки, подниму их наверх.
  
  - 3 -
  
  Костер лижет своими языками дно котелка, стенки дровин, на которых он стоит. Дым вытягивается тонкой струйкой по необычному горизонтальному дымоходу - по прорытой в земле траншейке, опускаясь в ручей, и, ложась на поверхность воды, течет с ней.
  "Интересно получается, - не отрывая глаз от этой картинки, удивляется Михаил. - Вода, оказывается, дым притягивает к себе".
  А, вот, запах утиного мяса любит свободу. Он растекается вокруг двух мужиков, не сводящих глаз с шулюма, и поднимается в небо к звездам, пытаясь и их внимание привлечь к себе.
  Виктор ложкой отбирает коричневую пенку, но не выливает ее на траву, а кладет в рот.
  - За солью неохота лезть, - смотрит Муравьев на Степнова. - Валентиныч, боюсь ее просыпать.
  - Да, та, - махнул рукой Михаил.
  - И правильно, ничего с нами не станется.
  - Да, та, - выразительно глотнул слюну Михаил.
  - Ты, вот, Мишенька, думаешь, что я очумел. Вечно кого-то боюсь, бегу, бегу. А ведь, действительно, не так медведя боюсь, как того, кто за мною идет. А он идет! Это я тебе говорю. Кузьма его чувствовал, думал, что за ним погоня. Ан, нет, - стукнул себя по груди Виктор, - это за мной.
  Михаил посмотрел на Виктора.
  - Я месяц назад до твоего прихода еще был в Снеженске. У меня там дела незаконченные. Надеюсь, скоро их закончу здесь, - вздохнул Виктор, - если они дадут. Хорошо, если запутал их, нюх их сбил, но не до конца. Чую, что кто из них за мной идет. Свалов не дурак, он расчетливый.
  Слышал же, три дня назад, когда по болоту мы с тобой пошли с Эсски, сухарины упали. Слышал?
  - Т-да, - кивнул Степнов.
  - Так вот, они пошли по одной из этих моих петель. Я же след оставил на Уй. А там, чтобы пойти по тому болоту, нужно через открытую гать пройти. Вот, они и деревья повалили и пошли в сторону Нагириша. А там след олений, а не человечий. Смекаешь?
  - Т-да.
  - Вот такая история, Мишенька. Мы бы здесь, если бы напрямки пошли, были бы через три дня, а шли полторы недели. А там еще, ну, ладно, - вздохнул, - много будешь знать, скоро состаришься, - усмехнулся Виктор. И, зачерпнув ложкой бульон, подмигнул товарищу, мол, пора кушать.
  
  Ночь была холодной, и как ни устал Михаил, а спал урывками. Сон, как испытание, короткий и страшный, то он в пропасть падает, то спотыкается о забор, то под машину летит. Вздрогнет, вскочит, рукой ощупает край лабаза, вздохнет, не упал. Схватится рукой за дерево, так и усыпает, но тут же, снова будит его новый кошмар: падает с лабаза на землю.
  - Тихо, - еле слышно прошептал Виктор. - Росомаха.
  Хруст утиных костей Михаил расслышал хорошо.
  - А нас? - спросил он.
  - Нет, - положил руку на плечо Степнова Виктор.
  Как Муравьев понял, что животное ушло, подсказал ему, видно, его охотничий инстинкт. Не слух. Он теперь острым стал и у Михаила. Вот, и сейчас он слышит, как еще какое-то животное передвигается по ветке соседнего дерева. Виктор не обращает на него внимания. Но Степнов не выдержал, ткнув в локоть Муравьева, поднял палец.
  - Слышу, - отмахнулся тот, - это - соболь или куница. Их здесь никто не трогает. Нынче шкурку здесь не берут.
  - Гм.
  - Это плохо. Кое-кто обещал мне найти заинтересованных лиц в этих шкурках. Тогда и заживем.
  - Д-да, - и, повернувшись спиной к Виктору, Михаил лег на правый бок.
  - Через полчаса подниму, пойдем, - с зевотой протянул последний слог Виктор. - Кажется, Яшка меня ждать будет у рогатины. Как он чувствует, что я к ним иду, не знаю. Шаман знает. Он ко мне сейчас приходил.
  - К-как?
  - Повернись на спину. Ну! - ткнул в бок Михаила Муравьев. - Теперь прикрой глаза, расслабь тело. Сейчас, секунду, - и улегся рядом с Михаилом.
  - Теперь слушай и повторяй за мной все, что скажу. Говори: шаман, приди ко мне. Шаман, прими меня такого, как я есть. Шаман, вылечи меня, и я тебе буду помогать, в чем попросишь. Запомнил? Только не торопись. Он к тебе придет, ко мне придет. Разным придет, а потом расскажешь, каким его видел. Все.
  "Шаман, шаман, извини меня, что пришел к тебе без твоего разрешения, - подумал Михаил. - Шаман, ты извини меня и не обижайся на Виктора, что привел меня к тебе".
  Прохлада мазнула своей холодной кистью Михаилу лицо, забралась под куртку. Воздух холодный, и почему-то он задержался на переносице, на лбу и замер. Степнов хотел смахнуть эту воздушную ледышку с лица, а рука-то неподъемной стала.
  "Здравствуй, шаман, - прошептал Михаил. Открыл глаза, а никого не видит перед собой, только ветку от дерева, на которой белка сидит. И цвет у нее необычный, пепельный. Села она, как человек, на ветку, ноги свесила, а передние лапки приподняла, одной из них уперлась на сук и мордочку на нее уперла. Хм, как человек.
  "Здравствуй, неужели ты к нам по ветке шел?" - спросил Михаил.
  "Догадался, - задергала усиками белка, к чему-то принюхиваясь. - Да, у вас была росомаха?", - и голос у нее писклявый, беличий.
  "Да", - шепчет Михаил.
  "Ведьма была. Видно, знает, что война будет. Тебя пришла посмотреть, воин ты или нет".
  "Нет, я инвалид".
  "Да, ты не орел, и не коршун. Ты слепец, землеройка".
  Услышав это, Михаил опустил голову, согласился с белкой.
  "Ладно, иди к Тишке, потом тебя позову, придешь. Кем ты хочешь стать?"
  "Не знаю", - прошептал Михаил.
  "Потерянный ты. Я помогу, приходи", - и юркнула белка вверх по дереву.
  "Почему ее Виктор Хромой называет?"
  Открыл глаза Михаил, посмотрел на Виктора, вздрогнул с испугу. Лежит он на воздухе, раскачиваясь, немножко вперед, потом назад, словно на качели, но ее нет.
  Что-то хрустнуло рядом с Михаилом, и в этот момент рухнуло тело Муравьева на лабаз, только бревна прогнулись под ним, как перина, и заново выровнялись.
  Показалось? Попытался рукой продавить эти бревна, твердые, не поддались.
  И в ту же минуту Михаил почувствовал сильную усталость, голова отяжелела, и он прилег рядом с Виктором, проваливаясь в темноту.
  
  
  Глава 11. Большая Ай-ёхан
  
  Как в пропасть, провалился Михаил под траву, по самую голову, и, чуть не захлебнувшись водой, забарахтался, и тут же, интуитивно понимая, что по-другому ему сейчас не спастись, начал сверху вниз отталкивать руками от себя воду. Вынырнув головой из воды, громко вдыхая в себя воздух, попытался руками, спиной, ногами, хоть во что-то упереться. Но кроме вязкого мха, лежащего на поверхности воды зеленым полотном ковра, ничего не было.
  - А-а, а! - закричал с испугу Степнов.
  - Назад греби, назад! - услышал он громкий голос Виктора.
  И, подчиняясь его приказу, заработал ногами, ложась на спину. И, вот, наконец, он уперся рюкзаком в долгожданную твердь. И тут же почувствовал, как его подхватили сильные руки Муравьева и потащили наверх, на берег, и он, помогая ему, вывернув руки назад, ухватился ими за ветки куста, и...
  Выбравшись на берег, так и остался лежать на спине. Руки, не сопротивлялись тяжести рукавов одежды, пропитанных влагой, ноги - штанов с сапогами. И куда ушли силы? Вода их забрала.
  Стянув с головы мокрую шапку, Михаил закрыл веки и, подставив лицо легкому ветерку, расслабился.
  - Ну, что, разлегся, давай, давай, ползи дальше от воды! - навис над головой Михаила Виктор. - Ну!
  - Да, та.
  - Блин! - выругался Муравьев. - Вроде заблудился. Эта река должна быть справа, - помогая Михаилу сесть, причитал Виктор.
  Вся одежда пропиталась водой, и Виктор, вытащив из своего рюкзака спортивный костюм, заставил Михаила переодеться в него, а мокрую одежду развесил на ветках куста и стал разводить костер.
  - Сколько говорил мне Гришка: не ходи по оленьему следу, не ходи. А пошел, пошел, - злился на себя Виктор. - А им-то, что, упали в воду и поплыли себе дальше, и мох за ними затянулся и, как будто, здесь никого и не было - лужайка. А откуда она на болоте может быть, а?
  - Луг, - улыбнулся Виктору Михаил.
  Тот, увидев это, даже остолбенел на месте, с раскинутыми руками, а потом и сам как расхохотался, до упаду. И Мишка за ним тоже смеялся до слез.
  - Ой, Мишенька, - хватаясь за живот, присел на корточки Виктор, - ой, не могу. Смотрю, тебя нет. По сторонам зыркаю, а ты, как вынырнешь из этой трясины, я и сел с испугу. И ничего не пойму. А ты, как забарахтался, ой. Это ж мы на Золотую речку вышли, Мишенька! Она здесь такая же, как на Аранга-Туре, которая течет из него в Конду. Знаешь? В Конду летом и зимой течет, а когда воды много - назад течет. И здесь также. Там есть озеро, большое, километра четыре в диаметре, - ткнул он рукой на север, - и там, - показал рукой на запад, - поменьше того раза в два. А между ними эта речка. Она подземная, под торфом, местами только оголена на болоте, как здесь. А нынче, видишь, как заросла ряской, что и проход по болоту не знаешь где. А от нее только пятна видны, лужи. Ханты говорят, что это - ее ширина.
  - Да?
  - Врут, конечно. Не может же она быть шире Оби? Ее даже на карте нет, вот такие вот дела. Я вначале думал, что это - часть озера. Проверял, палку бросал, течение есть по все ширине. Это о чем говорит?
  - О сем?
  - А о том, что она извилистая такая. Ширину ее пытался определить. Где метров десять, а где пять-шесть.
  - Как?
  - Да, очень просто, Мишенька, по течению. То брошенная в лужу палка туда плывет, то палка обратно плывет.
  - А пыба?
  - Ой, этого добра здесь полно. В озерах окунь да щука. В большом озере чебак да язь с окунем, щукой, в малом окунь, но, в основном, щука. Оно глубже, там и язь зимует. А речка эта местами дышит зимой. Или из-за родников сильных, или из-за газа местами не замерзает. Но нефтяного пятна на них ни разу не видел.
  А там, где мы жить будем, сухим летом, да ранней осенью медведь промышляет. Рядом с малым озером ручей глубокий, метра под три-четыре местами, так в нем таймень ходит. Ханты говорят, когда в ручье вода по колено, медведь рыбу ловит и кушает. А когда мокрое лето, как нынче, то медведь знает, что река глубокая и рыбы ему не поймать. Так косолапый ягодой кормится, корнями, и оленем. Умное животное.
  - А олан?
  - Что олень? - не понял Михаила Виктор. - А-а, олень. Так, он к Тишке пошел. Там у него стадо. Там оно перемешано с диким оленем. Он их смешивает, - глубоко вздохнул Виктор. - Вот такие вот дела. У дикого оленя рога красивые, а у домашнего - и смотреть не на что. Так вот, у Тишки у всех оленей рога красивые. Что дикие, что домашние, все к нему идут. То Хромая Белка ему помогает и старик-филин. Может, еще кто. Тишка оленя бьет не при стаде, а заводит его, просит сына Нуми-Торума, Нёр-ойка - покровителя оленьих стад, чтобы забрал его душу к себе, в свои стада.
  - Ка-ка?
  - Мишенька, не знаю, сказка это или нет. Но этой ночью к тебе шаман приходил?
  - Нат, - замотал головой Михаил.
  - Вот, как. А ко мне он приходил, орлом был, носил меня над тайгой.
  - У меня балка бала.
  - Хм, - улыбнулся Виктор, - а говоришь никто не приходил. Это, значит, к тебе приходил сам Хромая Белка. Вот, что у ханты, что у манси, здесь их мир. Здорово, если они разрешат и нам его увидеть. Нуми-Торум - это у них здесь старший повелитель. Дальше рассказывать тебе?
  - Д-та, - ежась от холода, прошептал Михаил. - У Нуми-Торума есть дети. Старший из сыновей его Полум-Торум ведает всей рыбой и зверьми. Второго сына зовут Мир-суснэ-хум, он - "Небесный надзиратель", он смотрит, как ведут себя братья - люди.
  Третий сын Нуми-Торума Аутья-отыр, он похож на щуку и живёт в Оби. Четвертый сын Нуми-Торума Нёр-ойка, он - покровитель оленей. О нем я тебе уже говорил.
  Так, что тебе сказал Хромая белка? - заглянул в глаза Михаила Муравьев.
  - Каза, ска-за, сказа, а, - прикусил нижнюю губу Степнов. - Хоросо.
  - Ну, и добре, зачит, поможет.
  - А ка-а-за ч-ч-ч.
  - Стоп, - поднял руку Виктор и посмотрел в небо. - Какая красота, Мишенька. Так, что он сказал?
  - Яшка иди, - и проглотив слюну, без ошибок произнес, - сам меня позовет.
  - Вот, видишь, Мишенька, говоришь уже без запинки, не как вчера. Помогать тебе начал Хромая Белка. А, вот, и Яшка к нам идет, - встал Виктор в полный рост и, смотря в болото, замахал кому-то рукой, громко закричав, - Яша, ты ли это?
  - Оу-уя, я-яо-о, - то ли эхо, то ли кто-то ответил Муравьеву.
  - Он, он! - разулыбался Виктор, показывая Михаилу куда-то вдаль. - Не видишь? А, вон, олень идет, метров триста отсюда.
  Михаил встал и стал всматриваться.
  - Вот там серая полоса, видишь? А справа от нее серое пятнышко удаляется. Видишь? Да, не торопись бежать глазами, медленно их веди. Вон туда смотри, не своди с того места глаз, а приметишь, что оно, то пятнышко, дальше и дальше от полосы отходит. Это - он, Яшка Рыскин. Если бы звучало ы-ы-ы, то значит Тишка, а если я-я-я, то Яшка. Через три-четыре часа будет здесь, а, может, и больше. Высохнуть успеешь.
  - Так, т-тыриста метра? - не понял Степнов, почему так долго это небольшое расстояние будет идти к ним Яшка.
  - Так, я же тебе говорил, что река петляет. А он нас на олене встречает, на санях. Олень Ойка у него умный, как человек, знает, что Тишка плавать не умеет и поэтому воду обходит.
  - Ойка?
  - Старик. Старик, значит.
  
  -2 -
  
  Ошибся Виктор, не Ойка звали оленя Яшки Рыскина, а Ойёшка, может, Алешка. Михаил хотел расспросить Яшку, как звали олешку, да заикаться стал, а потом и сам понял, что у оленя не было никакой клички, беззубый Яшка так всех оленей называл - Ойёшка.
  Роста Яшка был небольшого, по грудь Мишке. И не спокойный. Как заводная мышка крутится, крутится, никак не угомонится, что-то ищет, что-то укладывает, не поймешь, что делает и зачем. Да, еще и что-то говорит, только что, не расслышать, себе в бороду говорит: тр-р-р-р. Вот, поэтому и прозвал его про себя Михаил заводной мышкой. Ее заведешь ключиком, вот она и бегает туда-сюда и тарахтит, тарахтит.
  Наконец, Яшка угомонился, сел в нарты, уложил рядом с собой рюкзаки Степнова с Муравьевым и, ударив хореем (палкой) по крупу оленя, поехал назад, по болоту, откуда пришел к ним. А Виктор с Михаилом, оставили у себя только ружья и пошли за Яшкой пешком. А хант быстро не едет. Пройдет со своим олешком минут пять, остановится, поджидает гостей. Потом снова как закричит: "Ку-у-у, ку-у-у" и поедет дальше. Но Михаилу некогда следить за Яшкой с оленем, они идут вдогонку по оставленному нартами следу. Купаться в холодной воде, у Михаила больше охоты нет. Виктору тоже. Да, и идти стараются быстро. До ночи осталось всего несколько часов.
  - Моза, назат? - пытается остановить Виктора Михаил.
  - Идем, - хрипит Муравьев.
  - Вита, нось, нось.
  - Там остров есть.
  - А-а.
  - Остров там есть, - резко остановившись и обернувшись к Михаилу, громко повторил свои слова Виктор. - Не строй из себя труса, - сжав губы, громко прошептал Муравьев. - Лучше поторапливайся.
   "Легко сказать "поторапливайся", - проваливаясь в зеленый мох по колено, а то и глубже, думает Михаил. И торопится, другого выхода нет. Желтый шар солнца, опускаясь ниже и ниже меняет свой цвет, сначала на оранжевый, и вот-вот начнет краснеть. Степнов уже к этой картине привык.
  Невольно обернулся назад, посмотрел, далеко ли ушли от берега. Оказывается, нет. За час ходьбы удалились от леса всего-то метров на двести-триста. Наконец, начали поворачивать на новую петлю Золотой речки. Местами ее лужи хорошо просматриваются сквозь мох. Вода прозрачная, трава хорошо фильтрует ее, поглощая в себя всю муть, так сказать, съедобные "добавки".
  Вода, начерпанная внутрь сапога, пропитывает носки, которые слезают с ноги, и начинается мучение, голые пятки трутся о внутреннюю часть сапога, вылезают все выше и выше, и создается такое впечатление, что скоро он потеряет сапог.
  Но Михаил понимает, что здесь незачем останавливаться. Чтобы снять с себя сапог и поправить носки, нужно или на что-то опереться, или стоять на тверди, а не на мшаном ковре. На одной ноге здесь не устоять, тем более, когда по колено проваливаешься.
  Наконец-то, новая петля началась. Прошли рядом с кустарниками. Какими, рассматривать некогда.
  - Терпи! - слышит он голос Виктора.
  - Кому та? - спрашивает Михаил.
  - Тебе, - отвечает он. - Сопишь от боли. Терпи, скоро выйдем на сушь.
  "Когда же она будет эта сушь?"
  Солнце уже завязло в болоте, проваливается в него, и от сопротивления покраснело, как расплавленное железо.
  И снова новый виток пошел.
  Михаил хотел было обернуться, да посмотреть, как далеко ушли от берега, да невольно споткнулся и упал, но уже не в воду, а на что-то твердое.
  - Слепой, да? - смеется Виктор. - Все, закончилось болото. На пупок вышли. Здесь и ночевать будем, да, Яшка?
  - Та, та, - смеется тот. - Спирта принесла?
  - Есть немножко, - у Виктора голос стал тонким. - Ты, это, давай шкуры.
  - А ты - спирт, - требует Яшка.
  Михаил с помощью Виктора снимает с себя сапоги и начинает сливать из них воду. Виктор подает ему два полиэтиленовых кулька, и он их натягивает на босые ноги.
  Хант бегает, крутится, и Михаил, сколько бы не хотел, так его лицо толком и не смог рассмотреть. Какое-то оно маленькое, покрытое редкой бородкой, то ли седой, то ли цвета слоновой кости. Трудно понять, вечер смазывает все цвета в один тон, серый. И глаза у Яшки тоже серые, хотя несколько часов назад они вроде были голубыми. А потом, когда хант еще раз обернулся к Михаилу, то вроде и светло-серыми стали.
  Сухая оленина с трудом разжевывается. Она вязнет в зубах и, хватаясь рукой за мясо, Михаил начинает его откусывать, деля зубами как ножами оленину на маленькие частички, и с трудом проглатывает их. Глоток спирта был лишним. Виски сдавило с обеих сторон, язык стал заплетаться, в голове все замутило, глаза скользят, как ноги на гололеде, то туда, то обратно, и веки не удержать. Забрался Степнов с ногами в шкуру и, свернувшись в ней калачиком, провалился в небытие.
  
  - 3 -
  
  Идет Михаил по высокой траве, раздвигает ее руками, и никак не может настичь того, кто в ней прячется от него. Кто же это? Роста Витькиного, не меньше, а серый. Ринулся Степнов влево и, наконец-то, опередил незнакомца. Раздвинув руками траву, рот открыл, не человек перед ним, а огромный орел. И птица не испугалась его, стоит и с любопытством рассматривает человека. Даже создается такое впечатление, что вот-вот заговорит с ним.
  - Извините, - чуть наклонив голову, приветствуя орла, прошептал Виктор.
  - И зачем вы сюда, к нам пришли? - внимательно рассматривая Михаила, спросила птица. - Ну, что вы так на меня смотрите? Здесь я живу, а не вы. У вас свои места есть, и в них вам мало своих гнезд, мест, где охотитесь, рыбачите, нас совсем вытесняете. Зачем? - и орел не отрывает своего взгляда от глаз Михаила.
  А Михаил от неожиданности развел руками.
  - Вот-вот.
  - Я с Виктором пришел, лечиться, - сказал Михаил.
  - Вижу, что болен. Так, ружье, тогда, зачем вам?
  - А как без него выжить? - нашелся Степнов. - Вы сами хищник, зайца своими когтями бьете, оленя молодого, глухаря.
  - И рыбу, - добавил орел. - А, как выжить, человек?
  - Так, и мне также. Вы - орел, у вас когти, клюв, крылья. У меня нет крыльев, рот слабый, только жевать умеет. Ружье, оно и помогает мне добывать дичь. И мы в вас орлов не стреляем, вы в Красной книге.
  - Слышал, слышал от Мала, с которым ты пришел.
  - Он - старик, - поправил орла Михаил, - зовут его Виктор.
  - Я старый, он люд, малый брат мой. Болен.
  Михаил с удивлением смотрит на орла и спрашивает:
  - А мне уходить назад?
  - Кяк, - вытянул шею вверх орел, - ты еще и спрашиваешь?
  - Извини-те.
  - Ты еще не вошел к нам. Ты у входа стоишь. Мал пришел спросить нас, можно ли тебе с ним идти.
  - Да, - опустил голову Михаил.
  - Я подумаю.
  - Хромая Белка назвал меня землеройкой, - прервал тишину Михаил.
  - Слепец он.
  - А Мал, кто? - спросил шепотом Михаил.
  - Йипыг-ойка, назвал его Мал.
  - Старик-филин? И Малу можно медведя убивать?
  - Больного да шатуна, можно. А мясо его я ем, - сказал орел и пошел по траве.
  Михаил догнал его и спрашивает:
  - Можно мне с Малом идти к вам?
  - Не знаю, - повернул к нему голову орел. - Это Йипыг-ойка знает. Спроси у него.
  - А если не буду спрашивать и пойду.
  - Кяу, - в глазах орла блеснули искорки, клюв открылся, и, увидев острие его кончиков, Михаил сделал шаг назад. - Ты - люд, - и орел лапой ударил по стоявшему сухому толстому стволу невысокой сосны.
  И, увидев то, что от удара лапы орла ствол сосны разлетелся на мелкие кусочки, Михаил, испугавшись, вскрикнул. Схватившись за оставшийся торчать из земли кусок дерева, пощупал его. Оно было очень крепким.
  Михаил долго смотрел на удаляющуюся птицу, которая так и не поднялась на крыло. Она остановилась на возвышенности и замерла.
  - Я забыл спросить, как тебя зовут, - прошептал Михаил.
  - Кяу, - услышал он голос орла.
  
  - 4 -
  
  Хант накинул на плечи Михаила куртку и сказал:
  - Иди, Мисанька, там ветка. Принеси, - и подал Степнову топор. - Вон, там она, - и показал на кустарник или небольшое дерево, растущее метров в семидесяти или ста от них.
  - Там мало, - сказал он.
  - Не мал, - широко улыбнулся Яшка и поправил в плечах малицу, - а Мал здесь.
  "Хм, - улыбнулся ханту Михаил, подумав про себя, что где-то он это выражение уже слышал. - Во сне, орел говорил. Бывает же. Значит, Яшка говорил, а мне слышалось это сквозь сон", - и, сжав в руке топор, пошел в сторону кустарника.
  Шел быстро и, что удивительно, грунт здесь был твердым, сапоги не проваливались в мох, а когда сбивали его торчащие выступы, черный торф рассыпался и летел камушками вперед, катящимися по мху. Его росточки невысокие.
  До кустарника идти осталось немного, метров двадцать. А вот в голенище сапога что-то твердое попало, он остановился, чтобы вытащить это. А рукой невольно уперся в торчащий из торфа ствол дерева. Его края острые, режут кожу, видно, он только сломался. Смотрит на него Михаил и удивляется, увидев лежащий рядом второй кусок - вершину от сухой сосны.
  Осмотрелся по сторонам. Так могла сделать только пуля, попавшая в дерево и разбившая его на части. Топором так не сделать. А почему? Тем более, ему нужны дрова. С размаху ударил по торчавшему из болота дереву, а топор, взвизгнув, заскользил по нему, оставив после себя еле видную царапину. Присмотрелся внимательнее, а на том месте, еще есть три царапины, глубокие. Значит, не пулей разбили дерево, а чем-то другим. Медведя дело. Это его когти оставили царапины на дереве без коры. У волка, росомахи, да и рыси сила навряд ли такая найдется.
  Попробовал вырвать с корнем пенек. Не получилось, не сдвинулся он в сторону ни на миллиметр. Ударил по нему пяткой, да, потеряв равновесие, чуть не упал на спину.
  Плюнул, пошел дальше, к кустарнику.
  "Вот тебе, и мал пенек. Тростинка, а такая крепкая. Погоди-ка, а не та ли эта сосна, которую орел, приснившийся мне, ударом лапы разломил?"
  Михаил остановился и вернулся к сломанному дереву. Внимательно осмотрел полосы-царапины на нем. Постоял с минуту в размышлениях и снова пошел к кустарнику. А то вовсе и не кустарник, а кусок от огромного дерева. Кора от него в стороны торчит.
  "Погоди-ка, - снова остановился Михаил, всматриваясь в него. Так, он же и орла видел. Бывает же. - Что же это получается, я, значит, к этому пню от дерева во сне ходил, как лунатик, а он мне привиделся орлом? Может, это Яшка, видя, что я - лунатик и во сне хожу, меня провожал, а теперь послал к этому дереву, чтобы я вспомнил, что мне ночью снилось? Неужели, все так?"
  Обернулся Михаил, посмотрел в сторону ханта с Витькой, а их отсюда и не видно почему-то. Сдавил топорище и пошел к пню от дерева. А оно и вовсе не дерево, а труха одна, словно опил гнилой кто-то насыпал в кору. А она, как труба, от дерева осталась. Дерево сгнило, а кора, как голенище сапога.
  "Посмеяться Яшка надо мною решил. Вот, чума! Да, и правильно. Сколько мы так ребят со своего класса также подставляли, чтобы посмеяться. В шутку же, а не со злости", - разулыбался Михаил и пошел назад.
  Идет он, а того места откуда пришел, все никак найти не может. И вправо пошел, и влево пошел, и назад. И трубы-коры нет, куда-то исчезла. И холодно становится, очень холодно, и не только ногам, а всему телу. И трава, как змеи, ползет по его телу. Попытался отдернуть руку от нее, а она не отпускает, обвивает ее своими канатами.
  Михаил открыл глаза и зажмурился от солнца. Над ним лицо ханта, и так из его рта неприятно пахнет перегаром, что сморщился и сразу же отвернулся.
  - Мишенька, выспался-то? - слышит он голос Виктора.
  - Д-да.
  - Ну, и отлично, пора собираться, а то солнце проспали. А как здесь спокойно-то, мммм. Так что, Яшка, принимай нас с Мишенькой в свою семью. Он - парень сильный, умный, быстро всему научится. И. главное, не жадный он и не злой.
  - Да, да, - закивал головой Яшка. - Всю ночь за кем-то ходила. Луна его водила? Этпос-ойка? Нет, сам Мис.
  - Это, Мишенька, добрый лесной дух.
  - Или, - поднял руку хант, - Йипыг-ойка. Шла Миша твоя, слушала его. Видела, видела, - выразительно произносил каждое слово Яшка с киванием головы. - Что ты видела, Мишанька, - прищурившись, смотрит на Степнова хант, - что она сказала тебе?
  - Орла, орел со мной ходил.
  - О-о, Хромой Белка. Шамана ходила. Что сказала тебе, Мишанька, она, шамана? - не отрывает любопытных глаз от Степнова Яшка.
  Михаил запомнил этот сон, но, вот, рассказать ли все ханту, не знал, нужно ли, вот и замялся. Посмотрел на Виктора, и тот, словно понимая его вопрос, легонько кивнул головой, мол, не торопись.
  - Он сказал, что его зовут Кяу, - прошептал Степнов.
  Услышав это имя, хант тут же вскочил с саней и продолжал смотреть в глаза Михаилу.
  - И когда я его спросил, можно ли мне с Малом идти к нему, он сказал, что нужно спросить у Йипыг-ойка. Он знает.
  - Йипыг-ойка, - задумался Яшка. - Правда, думала я, пошли, Мисанька. Мал, - он поклонился Виктору, - а Мисанька знала, как тебя зовут?
  - Нет, не говорил ему.
  - А где тогда Йипыг-ойку искать?
  - Сам нас найдет, - набравшись смелости, сказал Михаил.
  - Хорошо сказала. Значит, Тишка правда говорила, что снился ему новый охотника. Только добрый он, - то ли спросил, то ли, раздумывая, сказал хант, смотря на Виктора, словно спрашивая у него. - Пошли, Мисанька.
  Болото, похоже, закончилось. Грунт стал тверже, но кроме мха с травой на нем, почему-то ничего не росло, даже клюква с голубикой.
  И хант в нартах не сидел. Шел впереди своего оленя, а тот от своего хозяина не отставал, в ногу шел, иногда доставая его спину, и, почесывая ее своими рогами.
  Прохладный утренний ветерок перестал быть свежим. Сменился на теплый. А это не нравилось Михаилу, потел. Остановив Виктора, спросил, можно ли снять одежду, на что тут же получил отрицательный ответ.
  - Скоро к воде и болоту спустимся.
  - Как? - не понял Михаил.
  - Э, э. Так, мы сейчас на пупе, а за ним и болото, и русло реки, вот-вот, увидишь.
  И прав был Муравьев, грунт скоро стал вязким, и чем дальше углублялись они в долину, тем труднее и труднее было идти.
  Хант свернул направо, остановился, давая оленю напиться воды. Михаил тоже присел и стал набирать в руку воды между широкими листьями незнакомой ему травы. Вода здесь по вкусу была приятной, словно разбавленный черный индийский чай. С наслаждением напившись его, посмотрел на рядом стоявших с ним Виктора, Яшку и оленя. Они от него не отрывали глаз, с любопытством рассматривая Степнова.
  - Что, попила? - спросил Яшка. - Тада пошли, далеко идти нам нада. Зачем спрасила а, не знаю.
  "Надо, так надо", - отряхнувши с ладоней воду, догнал Виктора Михаил.
  - А ты, Миша, что-то говорить стал без запинки. Видно Кяо помог тебе.
  - Хм, - сжав губы, Михаил тоже согласился с этим, но слова больше не сказал, боясь, что снова начнет заикаться.
  И шли они долго. Не раз Михаил останавливался, чтобы напиться с Золотой речки воды, и потом снова догонял Виктора, который продолжал идти быстро, не отставая от ханта. Дорога была то твердой, то мягкой, но ноги не вязли в болотной жиже, потому что ее не было. Но, самое интересное, на что обратил внимание Михаил, они все время шли в одну сторону, об этом он судил по полоске леса на горизонте. Она все время была слева от него.
   Вот, уже и солнце все ближе и ближе было к земле, меняя свой цвет с золотистого на оранжевый. И, когда его шар повис над горизонтом, хант снова остановился. Разбросал у нарт оленьи шкуры и присел посередине их, ожидая, чем угостит его Виктор.
  Сухое щучье мясо он ел с причмокиванием, а когда выпил спирта, предложенного ему Виктором, затянул только ему знакомую мелодию: "У-у-у-у-умм-маааа-ууу".
  Михаил, слушая музыку, снял с нарт простывшие на ветру свои носки и натянул их на ноги. На сырые носки с большим трудом натянул сапоги и, выпив с кружки разведенный спирт, улегся на шкуру, укрывшись другой, закрыл глаза.
  Песня ханта успокаивала, расслабляла уставшее от долгого перехода тело и потихонечку убаюкивала его сознание.
  Несколько раз просыпался, скорее всего, из-за холода, укрывался шкурой и заново усыпая, удивлялся, что в этот раз ему ничего не снилось.
  
  - 5 -
  
  Сильный всплеск воды разбудил всех. Михаил, дрожа от холода, приподнялся. Молоко рассвета стекало с кривой поросли сосенок и березок в болото. Трава покрыта инеем, а с небольшого озерца, на берегу которого они остановились вчера вечером, шел пар.
  - Закончилось бабье лето, - потягиваясь, сказал Виктор.
  - Да, - поддержал его Яшка. - Сорт жир гуляет. Скоро, скоро зима.
  - А что такое сорт? - рассматривая черную толстую палку, лежащую в воде, спросил Михаил.
  - Ай, - рассмеялся хант. - Щука, лови, - и показал пальцем на эту палку.
  - Щука, что ли? - удивился Михаил.
  - Она самая. Подай-ка мой рюкзак, только не шуми, спугнем.
  Виктор достал из рюкзака веревку, накрутил ее на шест, которым Яшка погонял оленя, и, сделав на ее конце петлю, начал опускать ее в воду.
  - Там голова, - предупредил Муравьева хант. - С другой стороны лови сор.
  Виктор поднял шест и, отведя его немного в сторону, стал медленно опускать петлю в воду.
  А щука и внимания не обратила на приближающуюся с хвоста веревку. Резкий рывок шеста вверх, сильный всплеск воды и бьющаяся на затянувшейся петле рыбина теперь не отпускала внимания Михаила.
  И все же она выскользнула из петли, но упала не в воду, а на берег. Михаил бросился к ней и, оседлав огромную рыбину, уперся руками в ее голову.
  - Не убежит, - сказал Яшка и, показав рукой, чтобы Михаил ему уступил, присел рядом с рыбиной и резким ударом ножа отсек ей голову. Вспорол ей живот, спину и быстрыми движениями снял с нее шкуру, нарезал ее тонкими кусками.
  - Все, завтрак готов, - сказал он. - Прошу кушать.
  Михаил впервые пробовал сырое мясо щуки, чуть-чуть присаливая его. Вкусное, отметил он про себя, освобождая его зубами от костей позвонка. Глянув на ханта, улыбнулся. Его борода была испачкана мелкими рыбьими косточками.
  - Да, - сказал тот, - хороший сорт.
  - П-первый, - не поняв его, сказал Михаил.
  - Сорт - это не наименование свежести, а так по-хантыйски называется щука, - прошептал Муравьев, и бросил остатки недоеденной рыбы в озеро.
  В воде сразу же раздался всплеск.
  - Голодная, - сказал хант.
  И бросил в воду голову щуки, шкуру, хвост.
  - Так, на уху бы оставил, Яшка, - вскрикнул Виктор.
  - Не а, скоро дома будем. Ойёшка будем кушать. Гушка хорошо готовит шулюм. Пальчики оближешь, - улыбается Яшка.
  - З-здор-рро-во! - моя руки в воде, сказал Михаил. - А почему эту реку называют Золотой?
  - Не а, это Виктор так говорила. Здесь ее зовут Ай-ёхан - маленькая река.
  - Так я, Мишенька, просто сравнил ее с Золотой речкой, что на Аранга-туре, на озере.
  - А-а, а я д-думал, щ-щука - з-золото.
  - Здесь золото - таймень. Скоро попробуешь.
  - Да, алн, рыба укусная, - говорит Яша. - Пошли. Часа три осталась идти. Перешли мы Ай-ёхан, - и, ухватив оленя за ухо, потянул его за собой. - Пошли.
  
  - 6 -
  
  Свора собак, встретивших лаем гостей, сильно напугала Михаила. Это были высокие, с овчарку, лайки, с длинными пастями, зубастые.
  - Фу-у-у, Айяка, свои! - громко крикнул Яшка. - А, ну, псина, домой. Кыш! Айяка!
  И пёс его, тут же поджав под себя хвост, что-то злостно рыкнув, быстро семеня ногами, побежал в лес, а за ним и все остальные собаки.
  - Айяйка, сука - мать. Ей только команду дала, остальные мальцы слушают.
  "Ничего себе, мальцы, каждая - с волка", - подумал Михаил.
  - Один отсюда твой, даже - два, - хлопнул по локтю Виктора Яшка. - С волчьей пастью мне собака не нужна. Я еще сам хороший охотник, а он оленя будет резать. Хорошо,Витя?
  - Ой, Яша, я тебе за все благодарен.
  - Не Яша, Яшка я, - поправил Виктора хант. - Скоро оленя придет, зима скоро, пойду на Сосьва, там нынче не бывал. Мха много, жирный будет олень. А Мишка с тобой?
  - Да, - улыбнулся Муравьев.
  - У Тишки тоже есть волчий пасть, даст две собаки тебе. Хватит?
  - Премного, - обнял ханта Муравьев, - век вашу доброту не забуду.
  - Век - это сколько?
  - Сто лет.
  - А-а-а, это хорошо! А. если вертолет будет бить оленя моего, поможешь?
  - Конечно. И я, и Мишенька, правда? - Виктор вопросительно посмотрел на Степнова.
  - Да, да, - улыбнулся Михаил.
  - Он - воин! - повернувшись к Яшке, сказал Виктор. - В Афганистане воевал. Он знает, как вас защитить.
  - Хорошо, - разулыбался хант. - Поехали, - и, потянув за ухо оленя, пошел по еле просматривающейся в лесу тропке.
  Нарты шли по траве бесшумно. Иногда только трескались под ними ломающиеся сухие ветки. Несколько раз вспугнули Михаила громко цыкающие белки, провожающие ханта с гостями.
  Лес был плотным. Белого мха в нем мало, иногда встречались серебристые коврики. А так, в основном, вся земля была покрыта брусничником, багульником, иногда кустарниками голубики. Сосна здесь была невысокой, с три этажа ростом, и тонкой, как и береза, кедры.
  "Значит, болото рядом, - сделал вывод Михаил, - где уж у них олень кормится? И если верить Виктору, в таких местах медведь не держится, летом много комара, зимой ему нужны сухая берлога, а здесь вода высоко стоит, берлоги не сделать".
  Чумов, которые ожидал увидеть в селении Рыскиных Михаил, не было. Две небольшие избы, сложенные из бревен, стояли рядом, друг напротив друга. Они были закрыты изгородью, с небольшим огородом, в котором, судя по вспаханной земле, по ботве, раскиданной вокруг, росла картошка. У дома слева огороженный участок, в котором стояло несколько оленей. Они повернули головы в сторону гостей и внимательно посмотрели на них.
  Вышел из дому Яшка. Михаил даже икнул от удивления и посмотрел на Яшку, шедшего рядом с ним. Значит, вышел из дому хант Тишка, брат Яшки. Как они похожи. Не высокие, с одинаковыми седыми бородками и маленькими глазками, в которых вспышки радости, как салют.
  Тишка с громкими возгласами подбежал к Виктору, обнялся с ним, а потом - с Михаилом:
  - Здравствуй, Миса, здравствуй. Миса, я Тишка, а это - Яшка, мой брат. Мы рады тебе. Идем в избу, отдыхать надо, а то скоро кушать будем. Агушка с Дашкой ланту готовят. Олень вкусный, дикий, Яшка бил, я бил. Пошли, пошли.
  И только сейчас Михаил заметил окруживших их и доброжелательно лающих собак.
  - Нам бы вначале помыться да переодеться. С банькой-то как? - спросил Тишку Виктор.
  - О-о, да надо была позвонить, - развернулся к нему Яшка. - А в речке вода холодный, то.
  - Да, ладно, ладно. Пошутил я, - рассмеялся Виктор. - А к той избе ходил? Взял бы там дизель.
  - Воровать не хорошо, Витька. Йипыг-ойка наказет, ноги вырвет, руки вырвет, нехорошо будет.
  В избе, в которую завел их Тишка, было темно. Михаил замер, пытаясь привыкнуть глазами к сумраку. Справа тахта широкая из обструганных тонких бревен. На них уложены друг на друга шкуры оленьи. Слева у окна узкий стол со скамейками.
  - Здесь будешь спать, - сказал Тишка. - Мы с Дашкой у Яшки спать будем. Останься здесь, скоро зима.
  - Нет, нет, - запротестовал Виктор. - К себе пойдем, дел много. Картошку нужно убрать, морковку, мяса заготовить, рыбы. Вы уйдете, а мы здесь зимовать будем.
  - А-а-а, так пойдем с нами, Витька. Нарты дам, олень - мясо, олень - малица, теплый малица, кисы дам.
  - Мне вон, Мишеньку назад нужно отвести, а там посмотрим. Не молод я уже, Тишка. Ты молод, а я-то старик совсем. Ойка.
  - Так думаешь, - подошел к Виктору поближе хант и посмотрел ему в глаза. - Ты не думай так, молодой Мал. Йипыг-ойка тебя звал, сам говорил, знатца, молод ты.
  - Спасибо, - обнял Муравьев ханта. - Спасибо.
  И, поставив свой рюкзак на скамью, начал выкладывать на стол свою утварь
  Тишка не спускал глаз с рук Виктора, видно ждал, какой подарок будет для него. И как он обрадовался, когда Муравьев положил ему в руки широкий охотничий нож, замотанный в рубашку.
  Хант вынул его из материи и с восклицаниями начал его рассматривать. Сколько радости было у него.
  - Ножны сам сошьешь, - сказал Виктор, - из шкуры оленя.
  Но хант уже не слышал этих слов, выскочил из избы и стал громко звать к себе Яшку, хвастаясь подарком.
  - А Яшке подарок лежит у тебя в рюкзаке.
  - А что там? - не понял Михаил.
  - Забыл? Кузьма же передал ему нож.
  - А-а, т-т-так.
  - Успокойся. Чего нервничаешь?
  - Так.
  - Успокойся, Мишенька, а то точно на зиму тебя оставлю, если говорить не научишься.
  - А т-т-трубку, к-ком-му?
  - То шаману подарок. Яшка не курит, как и Тишка. Нож доставай-то, чтобы не было обид у братьев на нас с тобой.
  
  
  Глава 12. Бессонная ночь
  
  Не спалось. Сколько раз Михаил пытался перестать думать, понимая, что именно это сейчас и мешает ему уснуть. А рассвет, который настанет, буквально, через пять-шесть часов, нужно встречать хорошенько отдохнувшим. Но мысли, как мыши, снова, одна за другой, лезли и лезли отовсюду, не боясь капканов, которые повсюду выставлял на них Степнов.
  Да, да. А, что говорить? Он даже не ожидал встретить здесь оленеводов. Второе, что не менее приятно его поразило, любовь Тишки к творчеству Есенина, некоторые стихи которого он знал наизусть.
  "Вот оно, глупое счастье,
  С белыми окнами в сад!
  По пруду лебедем красным
  Плавает тихо закат", - говорил он, смотря в костер.
  Тишка читал стих не выразительно, а так, будто о чем-то своем рассказывая Михаилу и Виктору. И, что интересно, ни в одном из произношений этих слов, он не допускал ошибок.
  "Здравствуй, златое затишье,
  С тенью березы в воде!
  Галочья стая на крыше
  Служит вечерню звезде..."
  И, как ни хотел Михаил остановить Тишку, по своей журналисткой привычке каким-то, даже ненужным вопросом, но сдерживался, понимая, что этого делать никак нельзя. Слушал и представлял рисуемую Есениным картину: "за садом несмело, там, где калина цветет, нежная девушка в белом нежную песню поет".
  Дома у него складывались хорошие отношения с писателями ханты и манси - Димой Нашкиным и Лизой Светлой. Это - прекрасные поэты. Они жили в Снеженске, писали стихи и прозу и были признанными литераторами, как профессиональные писатели Еремей Айпин, Мария Волдина. Интересно, Тишка Рыскин сочиняет стихи?
  "Стелется синею рясой
  С поля ночной холодок...
  Глупое, милое счастье,
  Свежая розовость щек!"
  А Виктор, сидящий рядом, все тыкал да тыкал Михаила в локоть, наверное, для того, чтобы тот слушал Тишку и не отвлекался, не смотрел по сторонам.
  Когда Тишка закончил читать стих, Михаил поднял руку, прося внимания, и сказал:
  - З-зак-кужилась лис-ства золотая
  В роз-зоват... в-воде на пруду,..."
  - Словно бабочек легкая стая с замираньем летит на звезду, - перебил, а, может, просто помог Михаилу улыбающийся Тишка, продолжив читать это есенинское стихотворение:
   - Я сегодня влюблен в этот вечер,
  Близок сердцу желтеющий дол.
  Отрок-ветер по самые плечи
  Заголил на березке подол.
  Михаил, смахнув слезу, слушал Есенина из уст ханта и ждал того момента, когда у него появится возможность спросить, не пишет ли Тишка сам стихи. Многие поэты, которых он знал в Снеженске, в Советском, в Москве и Самаре, могут наизусть прочитать не только сотни-тысячи своих стихотворений, но и многих других своих любимых поэтов.
  - Да, Миса, Сережу Есенина я люблю, - чуть наклонив голову и приложив руку к сердцу, сказал Тишка. - А еще люблю, эта:
  Хорошо бы, на стог улыбаясь,
  Мордой месяца сено жевать...
  Где ты, где, моя тихая радость,
  Все любя, ничего не желать?
  Михаил поднял руки и, встав, поклонился Тишке:
  - Спасибо! Я т-тоже люблю С-сере-ж-жу Ес-сенина. А у в-вас есть его к-книга?
  Тишка помахал головой.
  - Миса, это я тоже люблю. А эта? - и, снова растянув широкую улыбку на щеках, тихо-тихо, почти шепотом, начал читать другое стихотворение.
  - Тиш-шка, вы т-тож-же п-п-пишите стихи?
  - Нет, - снова широкая улыбка озарила лицо ханта. - Читать люблю. Я был артистом в школе, читал Есенина. А потом мы с Яшкой ушли сюда. Нас Хромой Белка позвал, нас Йипыг-ойка позвал.
  - И вы д-довольны?
  - Конешно, конешно. Ты сам скоро все узнаешь, Миска. Оставайся у нас, оленя пасти будем... - поторопился поддержать эту тему улыбающийся Яшка.
  ...Михаил слез с топчана и вышел из избы. Сырой холодный воздух тут же окутал его прохладой. Луна уже была почти полной. Ее свет пробивался к земле через туманное покрывало, окутавшее кустарники, изгородь, крышу дома. Подбежавшая к Михаилу собака остановилась в нескольких метрах и вопросительно смотрела на него, повиливая хвостом.
  - К-как т-тебя зову-ут? - обратился к ней Степнов.
  Но она в ответ только виляла хвостом, не сводя с него глаз.
  Что-то хрустнуло вдали, и собака в это же мгновение исчезла.
  Туман начал наливаться молоком, застилая своим покрывалом землю. Такого Степнов еще никогда не видел и поэтому не сводил глаз с хорошо освещенного луной двора. Земля в данный момент ему почему-то сейчас напоминала воду. Он хорошо видел, как по ней идут волны от легкого бриза, по разводьям, играющую рыбу. Только она в воде могла создавать всплески, ловя плавающих насекомых или мальков.
  Почувствовав опьянение, Степнов стал сильнее вдыхать воздух, который почему-то потерял свою прохладу, став вязким и более сырым.
  Обтерев мокрое лицо, Михаил расстегнул ворот куртки, осмотрелся по сторонам и невольно вздрогнул, увидев снова в метре от себя светло-чайные, искрящиеся глаза собаки. Еще раз глянул на нее, но в этом месте теперь ее не было, а только всплеснувшаяся земля, то есть, вода.
  Тень, на мгновение прикрывшая лучи светящейся луны, была почему-то белой. Эту птицу, бесшумно пролетевшую над ним, Михаил заметил боковым зрением. Она, расправив крылья, села на нижней ветке дерева, но, сколько ни всматривался в это место Михаил, саму ее он не видел. Ветка была в тени.
  Подняв ногу, Михаил аккуратно опустил ее назад, просматривая, не находится ли он сам в этой воде. Она тут же пошла кругами, но почему-то при этом, у него не было ощущения, что он находится в воде. Земля была твердая и сухая.
  - Кео, - кто-то воскликнул над ним. - Здравствуй, странник.
  Замерев, Михаил, поднял глаза, ища того, кто с ним поздоровался.
  - Здравствуйте, - прошептал он. - Кео, вы, Йипыг-ойка?
  - Мишенька, вставай, вставай, - услышал он голос Виктора Муравьева.
  Открыв глаза, Степнов, удивился, оказывается все то, что он только что видел, было сном. В избе темно, оранжевые блики от печи играют на потолке и стенах.
  - Мишенька, туалет у них справа от входа, это - ведро. Его утром Тишка относит к реке и моет его. Сейчас луна полная, яркая, сходи, увидишь ведро.
  - А, к-как т-ты уз-знал, что я, - Михаил попытался узнать, как Виктор догадался о его сильном желании помочиться.
  - Ты, Мишенька, ерзать во сне начал и кричать: вода, вода. Может, с тобою выйти, Мишенька?
  - Н-нет, с-спасибо, - громко произнес последнее слово Степнов.
  
  - 2 -
  
   И снова не спалось.
  "Интересно, где же здесь река, в которую ханты относят свои ночные испражнения? - размышлял Михаил. - Вроде, Яшка с Тишкой об этом даже и слова не сказали. А зачем их в реку сливают? Скорее всего, для того, чтобы вокруг дома не мусорить, и разные инфекции здесь не распространять. А вода это все растворяет и уносит, превращая фекалии в удобрения. А, вот, олений навоз, это тоже хорошее удобрение. Глупое сравнение, Тишка ж с Яшкой его не относят в реку, разве, что в огород. Да, да, и картошка у них очень вкусная здесь растет".
  Михаил перевернулся на правый бок, поправил под головой рукав куртки и снова прикрыл глаза.
  "А что меня ждет завтра, послезавтра? Жизнь в лесу, лечение у шамана? А кому после этого я нужен? Тишке с Яшкой? Единственное, так это точно им, чтобы защитил их от Свалова? Да, от него, выходит, нигде и не спрячешься. И в ста километрах от города все его: и леса, и реки, и оленьи стада. Все. Все. Алексей Алексеевич, вы везде. Я хорошо помню ваше предупреждение, чтобы не лез в ваши дела. А я и не лез, они сами выпячивались везде и толкали меня то вправо, то влево, то били под самое дыхало. Это вы меня сами толкали, чтобы я лез в ваши дела, видно, Алексей Алексеевич, скучно вам было. Лес есть: хочешь лосятины, оленины - сел на свой вертолет, на джип и едешь в свой тир. Для тебя нет чужого добра, оно все твое".
  Дверь заскрипела. Михаил повернулся к ней и присмотрелся. Показалось, что не от ветра дверь открылась, а с чьей-то помощью. Блики печного огня осветили голову собаки или волка, торчащую из дверного проема.
  "Показалось? Нужно встать и закрыть дверь на щеколду, но сделать этого Михаил никак не может. Что-то удерживает его от такого шага. Трусость? А чего молчит Виктор? Куда он-то смотрит?"
  Снова дверь скрипнула. Присмотрелся Михаил и вздрогнул, собачий корпус стал больше виден.
  "А чего ж я боюсь? Это ж не мой дом, а Тишкин. Эта собака видно у него живет здесь, а пес и понять теперь ничего не может, в доме его хозяина другие люди живут, незнакомые ему по запахам. Вот, собака и пытается разобраться, кто это?"
  - К-кутя, иди с-сюда, - позвал пса Михаил.
  Но тот замер и смотрит на Михаила. В печке что-то сильно треснуло, но собака даже не вздрогнула и головой не повела.
  - К-кутя... - начал подниматься с кровати Михаил.
  А собака в этот момент, вдруг резко вбежала в избу и бросилась под нары Виктора, поджимая хвост. Это Михаил хорошо видел. Что же так собаку испугало? Медведь, волки?
  Собака взвизгнула, разбудив Виктора. Тот встал с нар и пошел к двери, закрыл ее и хотел было вернуться, но Михаил остановил его.
  - С-собака ис-спугалась, - громко прошептал он.
  - Правда? - замер у двери Виктор. - Это что-то серьезное, значит. Но во дворе тишина, собаки бы не дали медведю или волкам тихо приблизиться сюда. Что-то они себя беспокойно вечером вели. Даже кости оленьи не брали, когда им Тишка их давал. Он сам этому удивился. Псы-то голодные, да все озирались, хвосты поджимали. Да, и олени прижались друг к другу. Яшка тоже удивился этому и сказал что-то, я не расслышал. Вроде, унху - это мифический лесной житель. Типа, йети, снежный человек. Мне тоже казалось, что он за нами шел.
  - Унху, - повторил это слово Михаил.
  И тут же под нарами Виктора взвизгнул пес.
  - Видишь, и собаке это слово знакомо, боится. Унху! - громче сказал Виктор.
  "Вииу, вииу", - застонала собака.
  "Уууххх", - раздался непонятный звук в лесу, напоминающий втягивание в себя воздуха человеком.
  - А Я-яш-ка, где? - спросил у Виктора Михаил.
  - Они оленя в лесу держат. Так понял, что скоро должно стадо дикого оленя здесь пройти, а к нему в прошлом году ушла чуть не половина стада оленьего Яшки и Тишки. Им повезло, что это стадо задержалось, отловили штук пятьдесят дикарей, загнали их куда-то, а потом. Ну, я сильно не понимаю, как это им удалось сделать, я в этих делах, Мишенька, ноль.
  - А-а, жены их где?
  - Там, в лесу, стерегут оленя. Беломошник там хороший. Единственное, чего боятся, Свалов скоро прилетит со своими молодчиками и охоту устроит на оленя. Дикий-то он по болотам идет. Вертолета в трясине не посадить, поэтому если те найдут их стадо в лесу, то могут на него и охоту устроить.
  - А чего же не ид-дут д-дальше?
  - Они по морозу пойдут. Там, в Березовском районе, хорошие беломошные выруба есть. Но болото большое сейчас мешает им туда добраться, вот и ждут декабря.
  "Уууххх", - снова кто-то или что-то в лесу или на болоте громко ухнуло.
  Собака тут же зацарапала по бревнам своими когтями, видно, пытаясь поглубже забиться в угол избы.
  - А, м-может, эт-то б-бо-лото гуддит? - предложил свою версию Михаил.
  - Я тоже им это сказал вчера. Может, из него газы выходят, или еще что-то. Ханты говорят, так и в прошлом году было несколько раз. Потом ходили они в лес, чтобы смотреть, откуда эти звуки шли. Нашли несколько медвежьих шкур разорванных и следы, как у человека или медведя. Но всем понятно, что человек такой силой на обладает, скорее всего, это был какой-нибудь медведь-мутант.
  - С-свалов.
  - Ну, ты даешь, Мишенька! Нашел медведя! Ну, а если б даже он со своими молодчиками убил бы их, то шкуру бы с собой забрал. Она с хорошей выделкой дорого стоит, а он, как слышал, очень жадный человек.
  - Д-да, - вздохнул Михаил.
  - А м-может ша-ша...
  - Шаман, думаешь? Ханты так не думают, - Виктор снял с гвоздя свое ружье, переломил стволы и громко продул их. - Я, на всякий случай, и в твою двустволку патроны с пулями вставлю, Мишенька. Мало ли, что бывает, - и уселся на скамью у стола.
  
  - 3 -
  
  Больше этой ночью ничего не тревожило Михаила с Виктором. Утром, на самом рассвете, Виктор разбудил своего товарища, они попили чаю, закусили остатками мяса от вчерашнего праздничного ужина и, не дожидаясь возвращения хантов, ушли.
  - Я вчера с ними договорился, что уйдем, - поставил точку Виктор. - Заморозки, вот-вот, начнутся, а у меня еще огород не убран, и на зиму нужно заготовки сделать. И, еще один секрет, Мишенька, я взял в аренду здесь участок небольшой, соболя добываю.
  А ты думаешь, за счет чего и зачем здесь живу. Да? А на участке моем, похоже, есть не только пушное золото, - прищурившись, посмотрел на Степнова Виктор. И тут же, словно поняв, что сказал лишнее, или сказал непонятно, дополнил. - Глухаря много, таймень есть, и, похоже, унху. Я чувствую, что он за нами идет. И, похоже, я знаю куда.
  
  
  Глава 13. Совет Семена
  
  Михаил проснулся от болючего укола в лоб и сразу же, оттолкнувшись руками от земли, отполз назад. Это обожгла искорка, звонко отлетевшая от головешки, потихонечку съедаемой огнем. Виктор спал по другую сторону от костра, повернувшись к нему спиной, а, вот, Михаил, видно, замерзая, сполз во сне со своей "кровати", сделанной из березовых веток, прикрытых курткой, и от холода подползал все ближе и ближе к огню.
  Что говорить, вся земля была покрыта хрустящим инеем, пришли заморозки. Их накликал Виктор. Да, да, это он вчера утром вспомнил о них вслух, когда уходили из жилища хантов. Обычно заморозки здесь начинаются в августе, а в этом году этот месяц вместе с сентябрем был неожиданно теплым, да, и бабье лето затянулось, чуть ли не на полторы недели.
  Кто-то заскулил. Михаил с перепугу резко повернулся назад и ойкнул, перед ним, позевывая, сидела та самая лайка, которая пряталась в избе от чьего-то непонятного воя.
  - Т-ты чего с-здесь? - спросил у нее Степнов и еще раз ойкнул, увидев, что из-под кустарника выскочила вторая такая же лайка.
  Она, виляя хвостом, подбежала к Михаилу, понюхала его шапку и лизнула лоб, как раз в то место, куда недавно попала искорка.
  - О-о, с-спасиб-бо, - прошептал он, улыбнувшись. - А г-где в-ваш-ши х-хоз-зяева?
  Та, что лежала рядом, встала и пошла к Виктору, обнюхала его и уселась около его головы.
  - Пришел, - тут же воскликнул приподнявшийся Муравьев. - Вот не ожидал, а. Какой молодец! - и, полуобернувшись к Михаилу, сказал, - я тебе говорил о волчьей пасти, это она у него, собака-волк. О-о, да здесь и второй пришел! Ну, и прекрасно. Если останутся, то зимой хорошо поохочусь. Серого зовут Амп, это обозначает собака, а тот что черный - Вой, по их зверь. Вой злой, с характером, Яшка предупредил, Амп - послушный. Но с руки еду им не давай, могут и ее оторвать. Понятно?
  - Тэк, они ж-же н-не наш-ши, в-вернутся, - громко сказал Степнов.
  - А их ханты с собой не взяли, мы так договорились, что, не слышал? Их мать летом погибла, медведь задрал вместе с выводком, эти только живыми остались. Их Тишкины собаки не приняли, вот, он, как договаривались, и отдал их мне. Я когда уходил, погладил их, поговорил с ними и оставил тряпку. То есть, у них был выбор, остаться со старыми хозяевами или выбрать новых. Выбор сделали, как видишь. Мы уже от того поселения километрах в тридцати. И еще идти нам километров с пятнадцать. А ханты на днях уйдут дальше. Стадо их пришло к болоту, нужно его назад, в лес вернуть, поздно нынче придет зима. Сыны Тишки с Яшкой боятся, что дикарь вот-вот туда придет.
  - К-кто?
  - Да, дикий олень. А они, как гон начнется, за собой могут и всех их важенок увести. А это для оленеводов - беда. Все их труды за десять лет могут насмарку пойти. А у Тишки с Яшкой задача - весной отобрать у дикого стада еще десятка три-четыре важенок, чтобы они отелились, да, нужно приучить их с телятами жить в своем стаде. Летом оно пасется, как я тебе уже говорил, в лесу. Пасут их сыновья Тишки и Яшки. Они вот-вот приведут сюда стадо, перед началом гона. А он у них с октября по ноябрь.
  - И-интерес-сно.
  - Мне тоже интересно было бы посмотреть, как они с этим управляются. Но у меня все же свои интересы, не тот возраст, чтобы с ними по всей тайге бегать.
  - Та т-ты и гов-воришь, - усмехнулся Михаил.
  - А ты, что же думал? Я за соболем буду ходить в день по десять-пятнадцать километров, а это не на месте сидеть. Если сравнить с жизнью оленеводов, то это, именно, так. Они сорвались и пошли за стадом, то в Березовский район, то в Октябрьский, то в Советский. Это, по сравнению с Европой, все равно, что с юга Франции на север Германии сходить, с Испании - в Польшу, только не по дорогам, а по тайге, да болотам. И живут они в чумах, которые с собою возят на санях. Нет, Мишенька, уж лучше я здесь в своем хозяйстве поживу, чем бегать с ними по всему свету. Устану, в город вернусь, на печку залезу, отдохну. Там устану, сюда вернусь. Я уже к этому привык. Отсюда до Снеженска километров сорок-сорок пять. Недалеко.
  А у Рыскиных дом везде. Эти избы не их, кстати, геологи оставили. Те лет пятнадцать назад разыскивали здесь нефть, может, золото. Вот, ханты в начале лета сюда со стадами своими и приходят, огород посадят и уходят в южные малиновские и пелымские угодья. А потом, в начале сентября, сюда возвращаются и ждут заморозков, чтобы, с первыми морозами пойти через болота к Сосьве, а потом, в январе идут на Север в сторону Игрима и Казыма. А с последними морозами через болота Пунги сюда возвращаются. Иначе будет поздно. Между Пунгой и Узюмом болото еще молодое, слой торфа провальный, узкий, метра два шириной. Говорят, что под ним озеро огромное, оставшийся залив от древнего моря, и в нем жили древние акулы.
  Мишенька, ты слышал об этом? - Виктор не отрывал глаз от Степнова.
  - Н-нет, - замахал тот головой.
  - Может, и сейчас живут. Слой торфа здесь метра два-три, а глубина болота не измерена. Геологи говорили, оно очень глубокое, метров двадцать - пятьдесят вначале, а дальше еще глубже - метров под двести.
  Слушая Виктора, Михаил улыбался про себя его байкам. Ну, как же акула может жить под торфом, это все равно, что под землей. Нет, о таком он не слышал, а Муравьев, видно, хороший сочинитель. То про Унху ему выдумывает, то о мифическом диком человеке-медведе, то о Свалове, который за ним охотится. Свалов мог бы с Михаилом и в Снеженской больнице спокойненько, без труда, разобраться, если бы этого захотел, или еще где-нибудь в городе, например, сбив его машиной, или, пырнув ножиком. И все не своими руками. А, так, по-муравьевски получается, что Свалову теперь нужно гнаться за ожившим обидевшим его журналистом в тайгу, через болота. Прямо американский вестерн получается, индейцев еще только не хватает.
  Амп поднялся на задние лапы и внимательно всматривался куда-то, оголив зубы.
  - Фу! - скомандовал ему Виктор.
  Пес даже мордой не повел на Муравьева и продолжал всматриваться в кустарник.
  - Фу, Амп! - громко повторил свою команду Виктор.
  Пес, посмотрев на него, вильнул хвостом и уселся на задние лапы.
  - Молодец, Амп. Придем в избу, там и покажешь, что умеешь, - сказал ему Муравьев, и, показав рукой Михаилу, что пора собираться, поднял с земли свою куртку и начал ее отряхивать от веток.
  
  - 2 -
  
  Шли быстро. Создавалось такое впечатление, что Виктор торопился. Зачем? Пятнадцать километров до его избы - три часа ходьбы, а сейчас, судя по солнцу, еще и девяти утра нет. Значит, к обеду торопится в нее добраться. Да, год назад с двенадцати до часу не только у Михаила, а у всего города был обеденный перерыв, и к этому времени у всех появлялось желание поесть или поспать, или побежать по магазинам. В больнице в это время медсестра приносила ему суп, кашу, котлету, компот. А здесь, за месяц жизни в лесу, он забыл эти чувства.
  Да, да. Наверное, потому, что он, Степнов, не носит с собою часов. А, может, потому, что еще сыт. В лесу он занят совсем другими мыслями: то от кого-то бежит, то идет куда-то, то занимается заготовкой еды. Да, да, заготовкой еды, которую они употребляют с Виктором перед сном, а после завтрака, который больше напоминает доедание оставшегося ужина, продолжают идти, до вечера случаются лишь перекусы. А это, может быть, всего лишь несколько горстей ягод, кедровых орехов, сухого вяленного щучьего мяса. Что еще забыл? Да, больше, вроде, ничего не забыл. Здесь негде взять и поесть того, к чему привык в городе: хлеба, колбасы, масла, сыра, молока.
  И, навряд ли, Виктор идет так быстро к избе потому, что хочет дома пообедать. Нет, нет, просто он уже устал от этого длинного перехода и хочет прийти в свой зимний дом и расслабиться в нем. А, что такое дом? Это - покой, это - привычный ход событий: ночью отдых, утром охота, рыбалка, заготовка мяса и пушнины, вечером - ужин и отдых до утра. А на следующий день все повторяется.
  Если так все будет происходить изо дня в день, то жизнь свою можно спланировать хоть на сто лет. К примеру, завтра нужно напрячься и добыть много мяса, потом заготовить дров, потом - устроить себе выходной, занимаясь выделкой шкур, изготовления мебели, одежды, утеплением дома или просто беззаботно смотреть в окно, если оно в избе есть, или в небо. Потом нужно снова добыть мяса, заготовить дрова...
  После второй сопки вышли на ровное плато. Лес здесь был мокрый, мох - зеленый, хорошо, мелкий, ноги в нем не вязнут, и земля под ним твердая. Шаг легкий, мышцы ног не устают, и не задыхаешься.
  - Лет через пять так легко здесь уже не пройдешь, - словно читая мысли Михаила, обернулся к нему Виктор. - Это - мох сфагнум, он потихонечку все поглощает. Он, как губка, выдавливает и выдавливает из себя влагу, которую берет из растений, корней, земли. Делает землю мягкой, мокрой, вязкой и превращает ее в трясину. Ладно, догоняй.
  Через минут двадцать этот мох закончился. Что его остановило? Скорее всего, ничего. Если слушать Виктора, то этот мох недавно "пришел" сюда, и, как Батый с ордой захватывает новые земли. А, может, песок его остановил? В него сколько ни лей воды, она вся просочится и уйдет в землю. Скорее всего, так и есть, а песок любит ягель. Здесь все покрыто его белым ковром. От него и в лесу светлее, и птичьих голосов больше.
  Виктор остановился и, подняв руку, замер. Михаил отошел немножко в сторону, чтобы увидеть то, что задержало Муравьева. Лес, как лес. Собаки лежат спокойно и без нервозности посматривают туда же, куда и Виктор. Непонятно, почему они так здесь необычно себя ведут? Амп с Воем, как юлы. Вечно кажется, что им под хвост перца насыпали, а здесь, наоборот, такое впечатление, что они находятся у себя дома, после сытной еды отдыхают.
  Еще, на что обратил внимание Михаил, здесь было тихо. Тишина словно звенит в ушах. Ни одна травка не колышется от легкого сквознячка. И птиц, словно совсем нет, и собаки улыбаются. Виктор подошел к дереву, присел на одно колено и, опустив голову, замер, словно молится.
  Степнов тоже так сделал и замер, понимая, что так и должно быть. И, что еще его поразило, нет, не поразило, а удивило. Нет, это тоже слово не подходит, - успокоило. Вот, вот, будто воздух здесь, как вода, каждая клетка на лице чувствует его прикосновение. Но он прозрачен, сух. И гладит щеки, виски, как легкая женская рука.
  "Вот, это да-а", - хотел воскликнуть про себя Михаил, но его мысль тянется также медленно, ей некуда торопиться, да, и зачем. Здесь такая благодать. И женщина справа. У нее лицо белое, узкое, глаза большие, смотрят на тебя, словно говорят с тобою. И голос у нее есть. Голоса её не слышно, но он есть и напоминает ветерок, только теплый, как от руки человеческой, гладит по щеке и спрашивает: "Не устал ли?"
  "Нет, - ответил ей мысленно Михаил. - Как здесь хорошо. Можно я побуду здесь?"
  Она улыбается. Подняла выше свои веки: "Да".
  А в глазах ее искорки, как в прозрачной воде блестят солнечными зайчиками.
  А куда же она делась? Михаил морщится, всматриваясь в лес. А вместо нее дед, такой же худощавый, с небольшой белой бородкой. Глаза у него узкие, смотрит на Михаила, спрашивая глазами: "Зачем пришел?"
  "Один я, - ответил мыслью Степнов. - А Виктор взял меня с собою. Один я, устал один жить. Семью потерял и пришел сюда отдыхать".
  "Слушай его. Хороший он человек. Зла не делает. Но ты ему много бед принесешь, так что, долго не задерживайся здесь, уходи".
  "Какие от меня заботы?"
  "Разные. Злости в тебе много. Долго она выветриваться будет".
  "Может, так и есть, - опустил глаза Михаил. - Я никому не нужен. Боюсь одиночества. Без семьи я остался. Прости меня", - вздохнул Михаил.
  "Забудься, не слушай его", - снова чья-то рука погладила щеку Михаила.
  Открыл он глаза, нет старика, и снова та девушка перед ним, смотрит на него. И лицо почему-то ее стало раздваиваться. Протер Михаил глаза, а перед ним вовсе не девушка, а росток березы. Листвы на ней уже нет, обсыпалась. А за ней старый, ветхий пень стоит.
  - Ну, что, отдохнул? - громко спросил Виктор.
  - Н-не п-понял, - удивленно посмотрел на товарища Степнов.
  - Ладно, еще посиди, - отмахнулся от него Муравьев. - Здесь чуточку осталось пройти. Изба за сопкой.
  - А здесь что?
  - Как, что? - обернулся к нему Виктор. - Я же сказал тебе, могилка здесь. Мой старый друг здесь погиб, медведь его задрал. Не понес я его в город. Вот тут и закопал, - и указал подбородком на березку. - Десять лет назад.
  - А д-девушка?
  - Девушка? - снова удивился Муравьев. - Была у него внучка. Она пропала через год. Искали ее. Где только не искали, так и не нашли. До сих пор она числится без вести пропавшей. Кто говорит, что в лес пошла и не вернулась. Кто говорит, что из города уехала к какой-то родне. Родители ее погибли до смерти Семена, - Муравьев указал подбородком в сторону креста из толстых веток, - разбились на машине. Под КРАЗ-лесовоз попали. Их машину накрыло бревнами и раздавило, - вздохнул Виктор.
  "Вот, почему приснился мне дед с девушкой", - подумал Михаил.
  - А в-вы с н-ним охот-тились т-тут? - поинтересовался он.
  - Да, как тебе сказать, - вздохнул и присел у рюкзака Виктор. - Дело было нехорошее. Здесь геологи что-то нашли. Короче, я так понял, что золотом здесь запахло. Ну, а вести знаешь, как быстро разносятся-то по людям.
  - С-слышал. В газете-т-то р-работал.
  - Так вот, когда их начальник, ну, геологов, пропал, нас нанял Кузя.
  - А-а...
  - Кузя, Кузя, однополчанин твой. Геологи говорили, что за ними кто-то следом идет и постоянно прячется, а вдруг кто-то из них что-то найдет, ну, там, камушки. А оно было, Мишенька, сам видел, микроскопическое, правда. Но оно. Потом начальник геологов пропал, потом еще один. Ну, и меня тихо с Семкой наняли посмотреть, кто им на пятки наступает. Геологи про нас не знали, кроме Кузи - никто. И вышли мы на троих. Ребята умные были, нас сразу вычислили. Я так думаю. Вот они Семку, как медведь, и задрали.
  И мне некуда было деваться, зажали так, что и шагу не сделать. Туда, сюда, кидался, совсем зажали. И в лица их видел. О Семке сначала ничего не знал. Когда запах трупный его пошел, по нему и нашел его. А тех не трое оказалось, а больше. Двух видел, как тебя сейчас, на таком расстоянии. А они меня - нет. А геологи ушли прямо через Урал.
  А в прошлом году одного из тех видел в Снеженске. У него нос раздвоенный на кончике, сам маслистый такой, широкий и низкий, Воробьем его зовут. А еще, у этого Воробья впереди все зубы золотые.
  - Эт-то т-телох-хранитель С-свалова.
  - Вот, в прошлом году я об этом и узнал. Он меня не увидел в толпе, и хорошо, может, и Свалов меня не знает. А Кузя, что? Мент он есть мент, законник: нет доказательств, что Свалова это дело. А я одного из геологов все же нашел. Плохо спрятали.
  В мае, во время половодья, нашел пол черепа да рванную одежду. Это уже была волчья работа. По оставленным следам их клыков понял. Медведь бы ничего не оставил. Хотя, кто знает. И те бандюги все прошлое лето здесь таскались, вот поэтому и не знаю, идти нам сейчас в ту избу или нет. А Семка говорит, нет, не иди, - и посмотрел в глаза Михаила. - Думаешь, у меня крыша поехала?
  Михаил смущенно посмотрел то на Виктора, то на крест у могилы.
  - Я т-т-тож-же в-видел ег-го, - и указал подбородком на крест.
  - Врешь, - бросил в сторону сломанную ветку Муравьев.
  - Н-нет. И д-девуш-шку, свет-тлую т-такую, л-лет п-пятнадцати. Т-только он-н с-сказал м-мне, чтоб-ьы ух-ходил я и н-не меш-шал т-теб-бе, - опустил в землю глаза Михаил.
  - Правда ли? - посмотрел в глаза Михаила Виктор. - Вот, Семка, всегда был хитер, и сейчас на Том свете, а таким же остался. Значит так, пойдем-ка за болото, у реки будем жить, в медвежьем царстве. А там посмотрим, есть ли здесь Сваловские выродки.
  - А з-золото?
  - Не нашел я его. И Кузя говорит, что про геологов и золото кто-то слух пустил.
  - А т-ты ж-же видел ег-го?
  - То разве золото? Моя задача их схрон здесь найти. Оленя-то бьют, а тем вертолетом, на котором здесь они летают, не увезешь того мяса. Значит, кто-то его здесь кушает. Поможешь? - Муравьев вопросительно посмотрел на Михаила.
  - А Унху?
  - Чувствую, это они следом за нами идут, а не йети. Пусть идут. Я по своему следу потом капканы поставлю. Сюда простые охотники не ходят, старый зимник на Сосьву в километрах пятнадцати проходит, болотом с нашим местом разделен. По нему в основном лосятники ездят на вездеходах зимой. А с этой стороны пойма, которую с хантами переходили. Место колдовское. Так что, посмотрим, - и указал рукой на мусор из сломанных веток. - И если умные - в избу пойдут, а мы туда с тобой, - махнул рукой за спину Степнова.
  - А с-собаки?
  - Они - волки, Мишенька, волки! Они не гавкают, а хватают и рвут на части. А пошли за мной потому, что знают меня. Их мать со мной водилась, я весной с ними играл, да кое-что прибрал с нашего постоянного места отдыха.
  - Ч-что? - не понял Михаил.
   - Да, кусок шкуры оленьей, на котором они спать любят, она в рюкзаке. Ладно, дальше сам догадаешься обо всем, не маленький. Амп, Вой, за мной! - приказал собакам Муравьев. - А если то был сваловский хвост, что за нами идет, то дня через три он окажется у моей избы. Так что, у нас еще день, получается, есть. Мы сократили дорогу на два дня, пройдя по пойме реки, а там, если обходить, трясина и речка Эсска, она их сильно влево от избы уведет.
  Пошли. Это - последние их деньки.
  Когда Виктор посмотрел в глаза Михаила, тот невольно отшатнулся назад от него, таким злым Степнов никогда не видел Муравьева.
  - Они у меня за все расквитаются! За все! И Кузе не оставлю их живыми. Только бы шаман не помешал бы мне.
  
  
  Глава 14. Хромая белка
  
  Землянка Виктора была необычной. Выкопана в обрыве, вход в нее спрятан в растущем кустарнике, метра на два-три выше болота. Рядом с ним торчит с раскинутыми во все стороны длинными щупальцами корень сосны, вывернутой из земли, наверное, ветром. Дерево иссохло, седое, потрескавшееся по всей своей длине. Его ветки на вершине почти не сохранились, от них остались только небольшие очертания.
  По стволу этого дерева, Виктор, похоже, и спускается в землянку, чтобы не протоптать в ягеле, покрывшем землю, тропки.
  Второе, что удивило Михаила, помещение землянки находится в метрах трех от входа, куда можно пройти через коридор, поворачиваемый влево. Пол землянки устлан бревнами, обсыпанными множеством полусгнивших веток. Стены обложены бревнами, как пол и потолок.
  Создавалось такое впечатление, что спертый запах, стоявший в землянке, был живым и имел когти, которыми в буквальном смысле царапал Михаилу глаза и горло изнутри.
  Подобравшаяся к глотке тошнота вытолкнула Михаила наружу.
  - Нужно раму открыть и проветрить помещение, - выскочил за Степновым из землянки Виктор. - Эта сторона сопки из глины.
  - Такое впечатление, что в ней жил медведь, - пытаясь глубоко вдыхать в себя свежий лесной воздух, громко сказал Михаил.
  - Выходит, - согласился Муравьев.
  "Рррррр", - оскалив зубы, остановился у входя в землянку Амп.
  - Тихо, тихо, иди отсюда, - отогнал собаку Виктор. - Не твое это место.
  Поведение ощерившегося Ампа говорило о том, что предположение Михаила о спячке зимой в этой землянке медведя, подтвердилось.
  - Медведя здесь много, это да. И, выходит, прозимовал здесь. Но, и мы посидим здесь ночью, не в землянке, так подле нее.
  - А-а-а.
  - Мишенька, а если это действительно за нами хвост сваловских ребят идет? А? В той моей избе, куда тебя веду, они нас быстро почикают. Жаль, думал картошки выкопать, заскучился за домашней едой. Эх, вот такие вот дела, Мишенька.
  - Я уж-же не в-верю т-т-тебе.
  - Да, да, Мишенька, я себе уже иногда совсем не верю. Ну, это ладно, срок, оговоренный с Кузей, подходит к концу. Говорить ты уже научился, думаешь, как профессор, равновесие тела держишь, а что еще нужно журналисту? Так?
  Так что, через десять дней, вернее девять, тебя к Кузе и отведу, - в словах Муравьева слышалась обида.
  - А волчья нор-ра, ты говорил, где-то рядом с этой б-берлогой?
  - С землянкой, - повысил голос Виктор. - Говоришь, что не веришь мне. Ну, ладно, пойдем, покажу. Воя с Ампом туда нужно заселить.
  Нора, похоже, была в метрах тридцати от землянки и жилой. Свежие куски сухой глины, выкинутые из нее животным, были разбросаны вокруг. Когда Виктор присел около входа в нее, из дыры послышалось рычание.
  - Амп! - воскликнул Виктор, и в то же мгновение, поскуливая, из норы выглянула собачья голова. - Молодец, молодец! - похвалил его Муравьев. - Ну, вот и все, Мишенька, собаки сами это место для себя и выбрали. А запах у них не собачий, а волчий.
  - Теперь, значит, так, Мишенька, - продолжил Виктор. - Здесь мы на свободе, но при всем этом должны бдить. Здесь есть медведь, он кормится у реки и болот, там, за сопкой. Сюда иногда заходит, но близко не подходит. Может, моего запаха побаивается, да, и корма у него здесь всегда много, независимо, засушливое лето или нет. А там, где моя изба, его нет. Почему, не знаю, скорее всего, из-за того, что там выруба. Они зарастают березой, осиной, сосной, но медленно. Все.
  Моя задача - разобраться, придут туда, в мою избу в течение недели сваловцы или нет. И нужно осмотреться по сторонам, может, где-то след они свой оставили. Слышал, что Алексей Алексеевич, их хозяин, в километрах тридцати-сорока отсюда строит себе дачу. По этой реке ниже, в сторону Березова. Там и таймень есть, и окунь. Слышал, что кабана туда хочет завести, и дружков туда на отдых будет приглашать. Всякое говорят. У богачей свои тараканы в голове, а у нас свои. Свожу тебя к Хромой Белке и назад тебя отведу, как с Кузей договаривались.
  - Т-тебя не-е поймешь, - повысил голос Михаил. - То С-свалова п-просишь п-поймать, т-то г-гонишь, к-как с-собаку, как ш-шавку от с-с-себя!.
  - Хм, - Виктор заглянул в глаза Михаила. - Сам себя, Мишенька, не пойму. Чувствую, что плохо будет здесь тебе со мною, и все. А зачем тебя, Мишенька, под пули подставлять, а? У меня со Сваловым свои счеты. Вот такие вот дела.
  - А м-меня, ч-что ж-ждет в Снеженске? А? Без-з работ-ты, с-старый ин-нвалид ни к-кому не нужен.
  - Тоже прав, - улыбнулся Виктор. - Давай этот разговор отложим на потом. Не люблю впустую языком молоть. Нужно все проверить. Пошли к реке, твоя задача рыбы наловить, а я пока приберусь, трубу печную поставлю, затоплю печь.
  А спать в землянке-то, не побоишься? Сыро там, не лучше, чем в лесу, так что посмотрим, нужно помещение хорошенько прогреть, протопить.
  
  - 2 -
  
  Брусничка, в качестве наживки, должна была принести удачу. Михаил не раз на нее удил сорогу с чебаком на реках Конда и Ендырь. Правда, не всегда рыба любила клевать на эти таежные осенние дары, растущие на берегах рек, и падавшие в их воды созревшими, наполненными настоявшимися сахарными соками.
  Сняв с крючка лопнувшую ягоду, Михаил наживил на крючок черную с сиреневым отливом, истекающую соками голубику, и аккуратно, чтобы она не сорвалась с крючка, опустил в воду под самым берегом, под кустарник.
  Резкий рывок лески и приятное ощущение сопротивляющейся рыбы подняло настроение. Крепко удерживая конец палки, не давая слабины, стал поднимать удочку вверх. Вода забурлила, и вытянутая на ее поверхность, попавшаяся на крючок рыба, оказалась небольшой.
  Живое, играющее в лучах солнца серебро чебака, упавшего в сухую траву, Михаил прижал рукой к земле и приподнял. Рыба, открывая рот, смотрела на своего врага и, изгибаясь своим тельцем, зажатым в ладони, пыталась выскользнуть из нее.
  Насадив ее через жабры на ветку, Михаил, не теряя времени, подцепил на крючок новую ягодку и опустил ее в воду. Леску понесло по течению, и, управляя ею, Степнов старался играть наживкой, то опуская ее вниз, то поднимая вверх. Через минуту поднял крючок вверх, он был пустым. Наживил на него брусничку, опустил ее в воду и продолжил игру.
  Рыбка, висевшая на веточке, сильно забилась. Взглянув на нее, Михаил подумал:
  "Грамм триста, не больше. Может, попробовать на ее жабры ловить? Окунь-то, наверное, здесь есть, или щука?"
  Решив так и сделать, пошел к кустарнику с бьющейся на его ветке рыбкой.
  - Оставь ее, - услышал он чей-то голос. - На ягоду лови под бревном. Там рыба.
  Глянув на другую сторону реки, Михаил невольно вздрогнул. Вроде человек сидит на бревне от сваленного на землю дерева. Присмотрелся, нет, не человек это, а всего лишь, копна травы, смешанной с ветками, висевшая на торчащем с бревна суку.
  Посмотрел влево, вправо, нет человека. За спиной тоже никого. Что это значит? Он же хорошо слышал человеческий голос, именно, с того берега реки.
  - Ты кто? - снова услышал он тот же голос, перебитый сильным писком дерущихся и гоняющихся друг за другом по дереву белок.
  - Я... - и замолчав, Михаил стал внимательно искать того, кто с ним разговаривает.
  Одна из белок, убегающая от двух соперниц, перепрыгнула с нависающей над рекой веткой сосны на ветку растущего дерева на той стороне реки, где стоял Степнов, и, спрыгнув вниз, скрылась от его глаз в траве.
  - Вот это да, - невольно переживая за зверька, вскрикнул Михаил.
  - А-а я их сильнее, - прозвучал тонкий, покашливающий голос человека из-под ели.
  Взглянув туда, Михаил, испугавшись, сделал шаг назад и чуть не потерял равновесие, но, опершись на удочку, устоял.
  - Так, кто ты? - спросил его сидевший под елью человек.
  Рассматривая его, Михаил икнул. Человек как человек, одет в выцветший ватник, голова небольшая, безбородая и безусая, широко улыбающаяся. Особенно на ней выделялись черные волосы, прилизанные на лбу.
  - А ты кто? - невольно спросил он.
  - А, я-то. Хм. Хитрый ты! Сначала ты ответь.
  Неожиданно сильно закричавшие над головой Михаила белки снова напугали его. И, присев, и прикрыв рукой от них свою голову, Степнов рассмешил неизвестного ему человека.
  - Извините, - прошептал Михаил. - Я, это, грибник, из Снеженска.
  - А-а, с Виктором пришел! Видел, видел, - широко улыбнулся неизвестный.
  - Я, Михаил Валентинович Степнов.
  - Ха, ха, - громко рассмеялся человек, и в то мгновение показалось, что закричал по-беличьи. - Ци-ци-ци-ци-ции.
  Услышав необычный человеческий голос, Михаил снова отшатнулся, и посмотрел вверх, где несколько секунд назад, видел парочку белок. Но они, подняв хвосты, следили внимательно за ним. Нет, по голосу он прекрасно понимал, что это не они кричали, а тот самый человек, что сидел у ели.
  - Ну, и, д-даете Вы, - заикаясь, прошептал Михаил.
  - Так, лови. Я в гости к вам.
  Что-то щелкнуло сзади. Оглянувшись, Михаил заметил, что на дальней ветке сосны сидит глухарь.
  - Вот тебе, на, - удивился он и, повернувшись к незнакомцу, снова чуть не вскрикнул: исчез тот.
  - Вы где? - просматривая каждый метр земли, нижние ветки, громко спросил Степнов.
  Но тот молчал, и только белки, сидевшие на верхней ветке, словно рассмеялись над Михаилом: "Ци-ци-ци-ци".
  "Все же их голоса тоньше, чем у вас, - словно обращаясь к невидимому человеку, подумал Михаил. И, вспомнив о том, что невдалеке от него сидит глухарь, глянул на ружье, висевшее на суку сосны. - Вы, гость наш? Глухарем мы вас и угостим", - и, Михаил, сделав несколько шагов к ружью, тихонько полуобернулся, ища глазами огромную птицу.
  Она сидела на том же месте, на толстой ветке, в метрах десяти над землей. И создавалось такое впечатление, что он птицу не интересовал. Теперь она сидела к нему хвостом.
  "Нет, не торопись улетать", - подумал Михаил и, мягко ступая по траве, продолжил движение к ружью, висевшему от него метрах в трех.
  Но птица, взмахнув крыльями, паря, опустилась невдалеке от него на землю.
  Присев, Михаил, не спуская с того места своего взгляда, искал ее. Глухарь, слившись с сухой травой, стоял без движения, наблюдая за невидимым, похожим на медведя, зверем.
  Степнов тоже замер, понимая, что любое его движение вспугнет птицу, а упустить ее так не хотелось. И в то же время, Михаил прекрасно помнил и предупреждение Виктора: не стрелять. Выстрел может подсказать молодчикам Свалова, где они находятся.
  А солнышко все ниже и ниже опускалось к земле, вот-вот наступит вечер. Каждая минута для него сейчас была дорога, так как он пообещал Муравьеву наловить, если удастся, рыбы. И, вот, минута за минутой уходят безвозвратно, сокращая последний час дня, а он замер, как истукан, и наблюдает за стоящим в траве глухарем.
  И вот, наконец, птица двинулась... в его сторону. Вернее, к берегу реки. Сначала держала голову вверху, не спуская глаз со Степнова, потом, сделав с испугу несколько быстрых шагов из-за резкого крика белок, снова остановилась, теперь уже позабыв о Михаиле, смотрела на бегающих над ним по веткам зверьков.
  Но и это не давало возможности Михаилу сделать и шага к ружью. Крепко сжимая в руке удочку, он напрягся всем телом. Степнов прекрасно понимал, что чем-то сейчас ему нужно поступиться: птицей или рыбалкой. А что ему даст этот глухарь, в которого стрелять нельзя, чтобы не поднять шума, об этом Виктор его предупредил? Остаться без рыбы. Значит...
  Белки с сильными криками спустились по стволу сосны на землю и, подняв хвосты, закрутились в своем быстром хороводе вокруг глухаря, пытаясь догнать друг дружку. Птица, испугавшись их, кинулась бежать в сторону Михаила. Это было так неожиданно для Степнова, что он, открыв рот, смотрел на быстро приближающуюся к нему огромную птицу. И, когда она оказалась совсем рядом с ним, резко упал на нее всем своим телом и придавил ее к земле.
  Глухарь был тяжелым. Подняв его на вытянутой руке вверх, Михаил не мог насмотреться на этого огромного черного петуха, далеко не первогодка. Глотнув слюну, он взял ружье и пошел в сторону землянки. Сделав несколько шагов, обернулся, вспомнив о рыбке, подвешенной на ветке. Постояв несколько секунд, решил забрать ее с собою. Нельзя же добру пропадать.
  
  - 3 -
  
   - А рыба пропала, значит?! У-у-ух, - улыбается Виктор. - Это ее себе Хромая Белка забрал. У него зубов нет, одни обломыши. Мясо у глухаря твердое, у рыбы - мягкое. Вот он с тобой и обменялся.
   - Хе, - не может поверить Муравьеву Михаил. - Так, не он, а белки его напугали, я же говорю тебе. Вокруг глухаря бегали, цивкали. И мне самому от этого не по себе было.
  - Да, да, - доставая из котелка кусок парящего мяса птицы, Виктор положил его в миску. - Кушай, выспаться нужно, а на голодный желудок это трудно. И еще, Мишенька. Ты мне тут не точи лясы. Этого глухаря он сам тебе привел, он знает, как птицу усыплять, знает ее говор. Это я тебе говорю.
  - Хромая Белка - сын шамана и одной хантыйки. Жила она лет сто назад, а, может, и больше. Тишка так говорит. А ему об этом его отец сказал, а отцу его - дед, а деду - его отец.
  - Лет сорок, не больше тому мужику, кого я видел там, - вздохнул Михаил. - И сказки, Виктор, мне твои уже над-д-доели. Выдум-мываешь их на к-каждом шагу. Ты бы м-меня своему охотничьему делу лучше учил бы.
  Виктор отодвинул палкой от костра недогоревшие большие головешки и полил их водой, но не сам костер. От них пошел белый и кислый дым и, попав в глаза Муравьева, защипал их, и Степнов стал обтирать их ладонями.
  Подождав, когда Михаил успокоится, продолжил:
  - То, что он - хант, это точно. Здесь их земли. А, может, это родственник Тишки и Яшки? А, может, еще кого-то? Кушай, кушай, давай, - отхлебнув из кружки бульон, сказал Виктор. - И больше пей шулюма. В нем вся сила. Было бы у нас с тобой время, я бы часа три-четыре варил бы глухаря, и даже больше того. Всю силу из его костей выбрал бы, она нашему организму, ой, как нужна. Потом обязательно так будем делать. Кушай, кушай, хватит спорить, глупо все это.
  Михаил припал губами к своему котелку и сделал несколько небольших глотков бульона, потом еще.
  Что удивительно, Виктор не всегда в суп или уху добавлял соль, берег ее. И в этом шулюме ее не было, но бульон, несмотря на это, все равно оставался очень вкусным. И, что самое интересное, Михаил соглашался со словами Муравьева: темный мясной навар нес в себе какую-то мощную энергию, которой так не хватало сейчас его организму. Даже казалось, что не кровь течет по его жилам теперь, а сам этот бульон, давая им мощную энергию, силу.
   Доев свою порцию, Михаил оперся спиной и затылком о сосну и, подняв глаза, посмотрел в черное небо. Так сделал и Виктор. На его лице отражались оранжевые блики гаснущей в костре золы.
  - Говорят, что Хромая Белка, шаман, это - Колька Осипцов. Он родился сто лет назад, точно и сам не знает, когда, - голос Муравьева был спокойным и тихим, как мелодия, которая не мешала покою Михаила, и он слушал ее убаюкивание. - Жил он под Березово, занимался охотой, лечением людей местных. А, когда умирал его отец, то позвал к себе и передал ему свои знания. Было ли это на самом деле и как было, не знаю. Говорят, что шаман увел его за болото на остров беломошный и там с ним долго прожил. Какое имя дал отец сыну, никто не знает.
  - А почему же его так назвали? - разорвал тишину шепотом Михаил.
  - А когда он встречается с человеком, то сначала его окружают белки, цивкают, прыгают, привлекая внимание человека. А потом появляется он сам. Но это происходит тогда, когда человеку трудно. Так и у тебя сейчас было. Ты говоришь, что сначала он тебе посоветовал насадить на крючок ягоду. Какую?
  - В том-то и дело, что не сказал какую, а сказал, что рыба под бревном.
  - И что?
  - А что, что? Я не понял сначала, кто со мной говорит и стал его искать. Сначала мне показалось, что он сидит на дереве, там кто-то шелохнулся. А дерево было на той стороне реки. Присмотрелся, а там вместо него копна сена с ветками, видно ветром надуло на сук, вот и зацепилась трава сухая на нем. Но я же видел боковым зрением, что эта копна двигалась. Не пойму.
  - А дальше?
  - Ну, я же уже рассказывал.
  - На голодный желудок и соврать мог, мог и не договорить чего-то, - голос у Виктора на первый взгляд спокойный, а то, что в нем чувствуется какая-то сила, заставляющая не только прислушиваться к нему, но и подчиняться, это Михаил уже приметил давно и подчинялся ему беспрекословно.
  - А потом белки там начали бегать друг за другом. Их было три. За одной гнались две, а та медленно от них убегала, да сноровисто, хитро как-то. И, видно, что они ее могли догнать, а не торопились. А еще заметил, что первая белка хромала на заднюю ножку.
  - А как ты это приметил? - спросил Виктор.
  - Не помню. А-а, когда бежала, то задняя нога оступалась, и поэтому белка как-то интересно ее несла, больше упираясь на другую ногу, левую. А правая подвисала, что -ли. Ну, и потом, она перепрыгнула с ветки дерева, стоявшего на той стороне реки, на эту. Пробежала и спрыгнула на землю. А там, смотрю, этот мужичок сидит. Про тебя спросил, про меня. А потом, когда я глухаря увидел, он исчез. А те белки или другие, не знаю... - Михаил замолчал, вспоминая и представляя себе, как все произошло в тот момент.
  - Да, да, если бы не те белки, отвлекавшие и напугавшие глухаря, который побежал в мою сторону, я бы его не поймал. Ты же запретил стрелять.
  - Да уж, - прошептал, зевая, Муравьев.
  - И, что самое интересное, я хотел забрать рыбу, которую поймал, а ее белка потащила на дерево. Я даже не ожидал, что они рыбу едят. Слышал, что птенцов, мышат таскают. А еще и рыбу.
  Муравьев посмотрел на Виктора. Казалось, что тот заснул.
  - А вот потому он и помог глухарем, что рыбы в реке мало, - зевая сказал Виктор, - или не клюет просто-напросто. А у него зубов нет. Околдовал глухаря и отдал его тебе.
  - Витя, - взбеленился Михаил, - хватит мне рассказывать сказки. Ну, не может в нашем мире этих колдунов быть. Может, в каком-то другом. Но мы-то с тобой в этом мире живем, а не в том, из бабушкиных сказок. Хватит врать. То, как там его, снежного человека зовут. А его нет, понимаешь? Нету! Дерево он там у Малого Воя, понимаешь ли, вывернул. Да это ветра дело. А лося того, что на дереве лежал, так это охотники его веревками туда закинули. На все твои сказки, Витенька, есть простой ответ.
  Бросив ветку в томящиеся от сквозняка угли, Михаил стал себя успокаивать. И, так и не дождавшись ответа или вопроса от Виктора, спросил:
  - Где будем спать?
  - В землянке, - ответил Виктор.
  - А собак-то из той норы выпустишь? А то мало ли, что ночью здесь может произойти.
  - А их никто и не держит. Боятся.
  - Кого? - спросил Михаил.
  - Может, того, в кого ты не веришь.
  - Витенька, - взбеленился Михаил, - они же полуволки, полусобаки.
  - И что?
  - Вой, Амп, - позвал собак Михаил.
  Но кроме их скуления он больше ничего не услышал.
  - Да, что за глупости. Он, что ли, здесь?
  - Все может быть, Мишенька, - прошептал Муравьев. - Ладно, пора нам спать.
  - Он, что ли, Хромая Белка нас будет охранять? - с иронией спросил Михаил.
  - Может, и так.
  - Как, Виктор, ты мне, бывает, надоедаешь своими сказками, - вздохнул Степнов, поднимаясь на ноги.
  - Мишенька, - остановился Виктор. - А ты не заметил, что сейчас ты все слова произнес без запинки?
  - Не понял? - задумался Михаил. - А ведь точно. Ты хочешь сказать, что это он меня вылечил?
  - Похоже. Если не вылечил, то значит он рядом с тобой.
  И в этот момент раздался где-то совсем рядом, громкий крик испуганной белки.
  - Фу, Ганг, - громко сказал Муравьев.
  - Что ты сказал? - не понял Михаил.
  - А-а-а, я ж тебе уже говорил, Мишенька, когда в горле першит, говорю эти слова. И сразу лучше становится мне. Этому доктор меня научил.
  - Фу-у-у, гангггг, - громко растягивая гласные и согласные буквы, прошептал Виктор.
  
  - 4 -
  
  Не спалось, не то слово. Михаил никак не мог привыкнуть к кислому, настоянному запаху гниющего дерева, даже прикрывая нос курткой. Этого фильтра было совсем недостаточно. Все вокруг было пропитано им, впитывала его и кожа Михаила. Даже более того, создавалось такое впечатление, что запах гниющего дерева - это огромный краб, который своими клешнями забрался внутрь Степнова и сдавливает его бронхи и легкие.
  - Все, не могу, - сказал Михаил и выполз из землянки наружу и, сильно открыв рот, начал громко дышать.
   - Извини, - вытолкав Михаила из входа в землянку, Виктор вылез за ним. - Не ожидал, что можем здесь отравиться. Три часа проветривал, и ничего, - растирая ладонями свои виски, сказал Муравьев. - Нужно было оставить вентиляцию открытой на ночь. Сейчас, - и исчез в ночи.
  Он был где-то рядом. Михаил слышал, как Муравьев матерясь, что-то делал. Оказывается, пытался вытащить из пустого ствола дерева какую-то старую одежду. Наконец, ему это удалось сделать. Но возвращаться он не торопился.
  "Значит, у него две трубы здесь стоит, - подумал Михаил, - чтобы течение воздуха в землянке было и она хорошо продувалась, как у меня в подвале".
  Когда Виктор вернулся, Михаил предложил ему спать у костра.
  - Не боишься? - поинтересовался Муравьев.
  - Сам же говорил, что нас шаман охраняет.
  - Судя по тому, что ты говоришь без запинки, это так.
  - Хм, - нащупав кору березы, Михаил зажег спичку и поднес ее к коре на уровне своего лица. - Неужели это его чары на меня действуют? - спросил.
  - Не обожгись сейчас, - и Муравьев взял охапку мелких веток для растопки, положил их на мерцающие угли, оставшиеся от вечернего костра.
  - Витя, так, он, что, не человек? - укладывая в ветки сильно разгоревшуюся кору, посмотрел на Муравьева Михаил.
  - Шаман столетний. Так люди здесь о нем говорят.
  - Столько живут?
  - Сам об этом спроси у него, - отмахнулся Муравьев и положил на ворох разгорающихся веток еще одну небольшую их охапку.
  Огонь затрещал. Быстро охватывая новые ветки и поедая, в буквальном смысле этого слова, на них кору, паутину, шишки, потом с хрустом их разжевывал.
  - Осипцов! - громко сказал Михаил. - Осипцов Николай. Ты кто? Дух? Или человек? Если можно, приди к нам.
  Виктор подложил в костер несколько толстых дровин и, усевшись рядом с Михаилом, не сводил глаз с огня.
  - А ведь я точно его видел под елью.
  - Мишенька, там, где ты рыбачил, елок нет. Там растут только сосны.
  - Елка была, это я тебе говорю, уважаемый, Виктор Егорович, была, - повысил голос Степнов.
  - Была, говоришь? Сейчас возьму фонарик, пойдем и посмотрим на твою елку...
  То место от землянки было недалеко. Михаил хорошо помнил, как туда идти, и поэтому шел впереди, чтобы не дать возможности Виктору его обмануть и завести в другую сторону.
  Удочку, которую он бросил на берегу реки, забыв даже смотать ее леску, нашел сразу. Повел лучом фонаря вправо от себя, где видел человека, разговаривающего с ним, и от удивления чуть не присвистнул: там ели не было.
  - К-к-куд-да, к-к-к-ку-д-да он-на д-д-дел...
  - Успокойся, успокойся, Мишенька. Он ушел, ушел.
  - П-поч-ч-чему уш-шел?
  - Дела видно не простые. Шаман, Мишенька, это не просто человек земной, он, похоже, живет в нескольких мирах. Это мне кто-то говорил. Тем более, Белка. Он - защитник этого места, выходит. Что-то здесь такое находится. Видно то, что он должен защищать.
  Михаил упал духом. Шел, молча за Виктором, у костра залез в спальник и, не слушая успокаивающие слова Муравьева, погрузился в размышления.
  Выскочившие из своей земляной конуры Амп с Воем, подтверждали то, что здесь больше нет чар Хромой Белки.
  "Чувствовал ли он их? - Михаил, пряча свое лицо от носа собаки, пытающейся лизнуть его, снова вернулся к мысли - ощущал ли он чары шамана. - Если я его видел под елкой, которой не было, это - чары. Да, да, это - чары. А вот каких-то других ощущений, типа опьянения, прилива холода или тепла, какой-то свежести в воздухе, нет, этого не было. Жаль, не успел с Виктором поговорить. Не раз хотелось поделиться с ним какими-то своими мыслями, но он этого остерегался, понимая, что не может выразить четкими словами свои мысли. Да, и память, как назло, частенько играла с ним в прятки. Смотрит на дерево, а не может вспомнить, как оно называется. Не в том смысле, осина это или береза, хотя и это тоже присутствовало. Забывал, что это - дерево и мог назвать его чем угодно, например, водой, звездой, луной".
  Немножко раскрыв молнию на спальном мешке, глянул на костер. Собака, открыв пасть и вытащив наружу свой длинный язык, громко дышала.
  "Охранница. Вернее, охранник. Ему жарко, подумать только", - зевнув, подумал Михаил и, почувствовав тяжесть в глазах, прикрыл веки. Хотелось спать, и это желание, в данный момент, ему никак нельзя было упускать.
  "Ци-ци-ци", - раздался громкий писк белки.
  Его Михаил слышал хорошо. Теперь этот звук для него стал самым важным из того, что его может окружать. Беличий крик - это возвращение шамана, его охранника.
  - Хромая Белка, спасибо, что пришел, - прошептал он без запинки...
  
  - 5 -
  
  Крик белок разбудил Михаила с Виктором. Они обратили внимание, что теперь собаки не боялись их, а, наоборот, с озорством, поскуливая, носились под деревьями, ища их.
  - Испортил их Тишка, - вынес заключение Муравьев, - за белкой охотятся. Хотя, мне это, как раз, и нужно. Значит, и соболя не пропустят, и глухаря. А глухариное мясо соболь очень любит.
  - Г-г-лухаря? - не поняв мысли Муравьева, спросил Михаил.
  - А, вон, посмотри, - и Виктор указал пальцем вниз.
  - Ой, - улыбнулся Степнов, рассматривая разметанные по траве перья вчерашней добычи. - Эт-то н-наши с-собаки?
  - А кто ж еще? Все остатки от глухаря съели. И от шулюма тоже, вместе с шулюмом нашим, - и указал рукой на головешки от костра и лежавший рядом с ними перевернутый котелок. - Наш завтрак съели. Вон, у Ампа даже на носу перышко глухариное. Так что, нас не проведешь.
  Собака, виляя хвостом, подбежала к Виктору и, как бы прося прощения у него за содеянное, уткнулась ему своим носом в колено.
  - Эх, ты, волчара перемешанный, - схватив собаку за шерсть на затылке пса, потрепал его. - Ну, ладно. Сдается мне, что вчера не сам Хромая Белка к нам приходил, а его дух.
  - К-как?
  - Он бы поздоровался со мной. Человек он такой. Глухарем нас угостил без выстрела, рыбку забрал за это, как оплату. На тебя посмотрел и все. А так бы у костра с нами посидел бы. Он любит поговорить. Я бы попросил его тебя вылечить.
  - Н-ничего н-не п-пон-н-нимаю.
  - А пока рано тебе, значит, понимать. Хотя, погоди-ка, - Виктор с улыбкой посмотрел на Михаила. - А вчерашнее, что ж по-твоему получается, я тоже придумал и как-то вложил тебе в мозги?
  - Д-да, н-нет, - махнул рукой Михаил и, взяв котелок, пошел вниз сопки. - Я з-за вод-дой. Раз-зводи к-костер.
  Брусничный морс, перемешанный с голубикой, которую набрал под берегом Михаил, был кисло-сладким.
  С удовольствием выпив пару его кружек, начал вслух размышлять, чем заняться.
  - Надо бы рыбки наловить, ухи сделать. Сегодня у нас с тобой день отдыха, а завтра пойду к своей избе и разведаю, тихо ли там. Если да, денька на два там останусь. Собак оставлю с тобой, они мне там не нужны, только мешать будут. Договорились?
   Михаил в ответ кивнул головой, продолжая пить морс.
  - Вот, и хорошо. Думаю, еды себе добудешь. Да, и щука в рюкзаке у меня еще осталась. Тебе ее оставлю, пойду налегке. За меня не беспокойся. Если медведь здесь появится, то Амп с Воем тебе об этом расскажут. Он шума не любит, да и не голодный, чтобы на собак с человеком бросаться. Здесь ягоды да любимых корешков ему предостаточно, чтобы жирку перед зимним сном накопить.
  Вой, навострив уши, стал к чему-то прислушиваться. Первым это заметил Муравьев и, подняв палец, стал смотреть по сторонам.
  - Слышишь, кто-то стучит топором или бьет молотком?
  Михаил тоже услышал. Нет, это не дятла работа. Он молотит по стволу дерева своим клювом, как молоток-автомат, с большой скоростью. А здесь стуки раздаются размеренно, с растягиванием на секунду-две, а то и три-четыре. Значит, не один человек работает, а несколько.
  - Тешут дерево, похоже. Нет, даже. Похоже, уже крышу собирают, - высказал свое мнение Виктор. - По звуку получается - в километре отсюда, где-то севернее. Блин, до моей избы отсюда километров с десять. Соседей только мне еще не хватало. Не Свалов ли здесь все застраивает? Так, это значит, менять место придется. Блин. Вот такие вот дела, Мишенька.
  Расстроенный Виктор встал и, что-то затаптывая каблуком, начал стопой ноги крутить из стороны в сторону.
  Крик вчерашней парочки белок стал приближаться к ним. Через несколько секунд их увидел Михаил. Два сереньких бельчонка, задрав хвосты, носились по веткам сосны, и, что самое интересное, собаки следили за ними с большим интересом, но не гонялись за ними, а наоборот закрутились у ног Михаила с Виктором, как бы прося их быстрее собираться и куда-то с ними идти.
  - Вот так дела, - развел руками Муравьев. - За нами, что ли пришли?
  - К-как это?
  - А, вот, так. Смотри-ка.
  Обе белки спрыгнули с дерева на землю и, скрывшись в кустарнике, растущем над землянкой, выскочили наружу. Забравшись на выдувала Витькиной землянки, уселись на них, внимательно смотря на Муравьева со Степновым.
  - Говорят, чтобы дырки заделывали. Это я тебе говорю, Мишь. И что дальше нам делать, бельчата, это глаза Хромой Белки? - громко усмехнувшись, спросил у них Виктор.
  - Ци, ци, - словно радуясь тому, что их понимают люди, белки спрыгнули вниз и появились на стволе дерева, на суке которого висел рюкзак Михаила, и уселись на нем.
  - Значит, пора нам собираться?
  Амп, крутившийся в ногах Михаила, заскулил, типа, соглашаясь с Виктором.
  - О-о, да, вы еще и на одном языке говорите, - с усмешкой или с растерянностью, сказал Виктор. - Что же нам с тобою делать, Мишенька, а?
  Тот в ответ пожал плечами.
  Стук топора или молотка раздался сильнее и через несколько минут стал утихать, удаляясь.
  - Интересно, интересно. Ничего не понимаю, - громко сказал Виктор.
  И в этот момент звуки ударов снова усилились, и одна из белок, спрыгнув на землю и отбежав на семь-десять метров к лесу, остановилась и, развернувшись к ним, встав на задние лапки, стала в ожидании смотреть на мужчин, громко цыкая.
  Что еще не меньше удивило Виктора с Михаилом, Амп подбежал к ней и, развернувшись боком, сильно завилял хвостом, посматривая то на людей, то на белку.
  - И ты с ней заодно? - усмехнулся Муравьев.
  В этот же момент сорвался с места и Вой, только побежал не в сторону Ампа, а заскочил в землянку и через секунду вынес оттуда в зубах шапку Михаила и, подбежав к Ампу, уселся рядом с ним.
  - Ну, что ж, ярче не расскажешь, Мишенька, что нам с тобой нужно собираться и идти за этой братией. Хромая Белка зовет к себе. Что-то там не так, сам, видимо, без нас с тобой не разрулит какую-то ситуацию. Давай собираться.
  И собаки, словно понимая, о чем говорит Виктор, отбежали подальше и, быстро махая своими хвостами, стали ожидать их, словно, спрашивая: "Ну, что, идем? Давай быстрее!" И белки, сидевшие на одной из сосновых веток над собаками, цыкают, торопят Муравьева со Степновым: "Идем быстрее! Идем быстрее!".
  Михаил вытер испарину со лба. Такого с ним еще не происходило. Все, как в кино.
  
  
   Глава 15. Сорвавшаяся наживка
  
  Белки, бегущие по нижним веткам деревьев, указывающие путь охотникам, исчезли буквально через несколько минут после того, как Степнов с Муравьевым отправились за ними. Но Виктора это не смутило и он, махнув рукой Михаилу, мол, идем дальше, ускорив шаг, повернул от реки круто влево, на вершину сопки. Потом, они спустились в ее низину, и снова почему-то Муравьев резко повернул вправо.
  А как понимал эти повороты, то "влево", то "вправо" Михаил? Сначала подсознательно, по направлению ярко горящего шара солнца, оказывающегося от его взора сначала справа, потом слева.
  А через некоторое время он уже осмысленно стал про себя разбираться над загадкой непонятного направления пути, по которому вел его Виктор. Он прекрасно понимал, что у солнца, двигающегося по небосклону, есть свой традиционный путь. Оно, "просыпаясь" на Востоке, направляется к своему Зениту по "тропке небесной" через Юг, а потом спускается с Него на Запад, в свою спальню, расположившуюся на Севере. Но осенью земной шар оборачивается к Солнцу другой стороной, обогревая Африку и Америку, пряча Западную Сибирь с Ямалом от его прямых лучей, боясь таяния льдов на планете Земля. Это могло привести к затоплению огромных территорий и, тем самым, лишить Землю ее сухого покрова, дающего жизненно важный кислород для ее дыхания.
  Думая над этим, только через некоторое время Михаил догадался, что старый охотник Виктор Муравьев идет на слух. Удары топора или молотка, несмотря на шум, издаваемый их ногами, ломающих ветки, чавкая по болотной жиже, прослушивался четко. И поэтому Виктор легко ориентировался по нему, определяя, куда им идти дальше.
  Обогнув очередную сопку, прошли сухое болото, поросшее мелкими березками и соснами. И, что интересно, деревья здесь были не больными, что, в первую очередь, отметил про себя Михаил. Значит, здесь произошел какой-то природный катаклизм, и заболоченный участок приподнялся, окреп землей, закрывшей торф, и сюда пришла лесная поросль. Будто кто-то ее здесь двадцать лет назад, не меньше, посеял, судя по высоте растущих деревьев.
  Спрашивать об этом у Виктора он не стал, понимая, что говорить быстро у него сейчас не получится. А за первым вопросом идет второй. Например, почему собаки бегут не впереди их, как обычно, а хвостиком за Виктором, беспрестанно мешая Михаилу держать быстрый шаг, чтобы поспеть за Муравьевым? Они постоянно останавливались, то для того, чтобы вынюхивать в траве чей-то след, то оборачивались к Степнову, махая хвостами, тормозя его, словно для того, чтобы поговорить с ним о чем-то своем. Беда.
  - Иди б-быс-стро! - нервничал Михаил.
  Но пнуть ногою остановившуюся и мешающую ему идти вперед собаку у него рука, как говорится, не поворачивалась. Стал их обходить, это - лучший выход. Но через несколько минут Амп с Воем вновь обгоняли его и снова шли за Виктором, чтобы через некоторое время опять остановиться...
  Пятая сопка была по высоте такой же, как и предыдущие, с пятиэтажный дом. А, вот, звук ударов топора-молота снова поменял по отношению к Солнцу свое месторасположение. Буквально, еще минуту назад, он раздавался с восточной стороны, а в течение последних пяти-семи секунд "ушел" резко на запад.
  - Фу-у, ничего не понимаю, но это лучше, - громко сказал Виктор и, обернувшись к Михаилу, показав рукой на восток, сказал. - Туда пошла медведица со своим потомством. Боюсь, не сошлись бы мы с ней, - и, махнув рукой, снова набрав темп ходьбы, пошел по этому же сухому болоту, теперь уже повернувшись спиной к солнцу.
  Мысли тоже сейчас не меньше мешали Михаилу, как и отстающие от Виктора собаки. Они мешали потому, что все, что сегодня происходило, было непонятным. Первое, это обычные мелкие лесные зверьки - белки звали их куда-то "на кудыкину гору" идти, чему они, люди, беспрекословно подчинились. И еще, что не меньше удивило Михаила, собаки "договорились" с белками об этом же, и под их "общим гипнозом", по-другому и не скажешь, они с Виктором без лишних разговоров шли. Третье, если Виктор нашел след медведицы с медвежатами, то почему тогда на него не обратили никакого внимания собаки? Может, потому, что это старый след? Очень старый?
  Амп, остановившись, в очередной раз прервал размышления Михаила. Посмотрев на идущего за ним человека, подмигнул ему и, сильно замахав хвостом, побежал дальше.
  Вытерев пот со лба, Степнов прибавил шагу, чтобы догнать Ампа, и в этот же миг чуть не вскрикнул с испуга от резко раздавшегося, буквально в пяти метрах от него, сильного хлопанья крыльев взлетевшего из зарослей глухаря. И, что самое интересное, Амп с Воем на него снова не обратили внимания, продолжая бежать за вожаком стаи - Виктором.
  Да, лучше не думать, тогда и вопросы не следуют друг за другом, сбивая не только темп твоей ходьбы с равномерным дыханием, а вместе с тем и душевный покой, пачкая его, как костюм, грязными мыслями.
  Михаил, поняв это, старался отвлечься от мыслей, начав смотреть по сторонам. В принципе, через пять минут к этому можно привыкнуть, приучив глаза боковым зрением следить за следом, остающимся от Виктора. Но не вовремя остановившийся пес не дал Михаилу возможности резко остановиться или уйти в сторону, и он через высокий собачий круп кувыркнулся вперед, воткнув ствол своего ружья в землю.
  - Куда смотришь, Мишенька, а? - помогая подняться Степнову, спросил с усмешкой Виктор.
  -Т-туда, - Михаил, махнул рукой вперед. - Р-ро-га-тая.
  - Ёклмн! - вскрикнул от удивления Муравьев. - А я и не заметил-то, что сюда вышли. Ёклмн, Мишенька, - приподнявшись на цыпочки, Виктор всматривался из-за кустарника на сопку, находившуюся в метрах трехстах от них. - Зачем же ты к моей избе нас вывел? - непонятно к кому обратился Муравьев. Зачем?
  Амп, словно успокаивая Виктора, подошел к нему и заскулил.
  - Тихо, тихо, моя крошечка, - погладил по голове собаку Виктор. - Опасно быть здесь, Мишенька. Опасно, что-то здесь не так. В избушке нас точно они ждут. Это я чувствую, Мишенька, Свалов своих послал за тобой. А зачем? - и, обернувшись к Михаилу, присел на корточки.
  - А, м-мож-жет, з-за тобой?
  - Зачем?
  - З-золото, - прошептал Степнов.
  - Хм, - и, усевшись в мягкий мох, Виктор задумался. - Я об этом, Мишенька, уже, пока шли сюда, не раз думал. Обо мне много разных слухов по городу ходило. Завидовали, что я всегда медведя брал и не одного в год, да по паре лосей, оленей. Сейчас ходят слухи, что миллионы зарабатываю на шкурках соболя, куницы. И про золото кто-то слух пустил, что я знаю его месторождение и промываю. А я, Мишенька, даже не знаю, как оно в природе-то выглядит. А Кузя говорит, что я с шаманом дружу, который охраняет это золото. О-о-па, а, точно-точно, ведь он об этом мне что-то в избе говорил, когда тебя привел.
  Михаил пытался вспомнить разговор об этом, но не мог. Видно говорили они об этом, когда он уснул.
  - Помнишь этот разговор, Мишенька? - Виктор тряхнул Степнова за плечо.
  Тот в ответ покачал головой.
  - Хм, а я помню.
  И снова Михаил услышал отдаленные глухие стуки. Прислушался внимательнее к ним, вроде не ошибся.
  - П-пойдем, т-туда, - обратился Михаил к Виктору.
  Тот покачал головой, а потом, приблизившись к уху Михаила, прошептал:
  - Собак к дереву не привязывай. Они меня послушают и останутся с тобою. Я до вечера вернусь. Здесь и переспим ночь, а утром к шаману пойдем. Если до ночи не приду, жди утра, утром приду. А если нет, не вздумай идти за мной, а иди туда, на северо-запад, на стук бубна, шаман тебя встретит сам. Он все видит. Договорились, Мишенька?
  - Б-бу-буб-на?
  - Это он так зовет к себе тех, кто ему нужен. Другие этого звука не слышат.
  - А-а?
  - Не торопись пугаться, - придавил локоть Михаила Виктор. - Скорее всего, это сваловцы. Они могут меня увидеть раньше, чем я подберусь к ним. Если я это почувствую или как-то узнаю, то их заведу, куда надо, а потом вернусь и тебя по следу догоню. Мои вещи не тащи с собою, сам их заберу.
  - В-витя, - вздохнул Михаил, - с-смотри под н-ноги: нит-тка, т-т-рос, п-пет-ля.
  - Не беспокойся, фильмов про Афган насмотрелся. Они не здесь их выставят, а на тропах. Я сначала должен разобраться, в чем здесь дело, почему они стучат, подсказывая мне, что мы с тобой здесь не одни. Удивительно. Короче, вон там, - Михаил показал на еле видную сопку, - когда пойдешь к шаману, речка будет. Через нее от сопки слева с полкилометра будут лежать три березы, они - мостик, перейдешь их и на звук иди бубна.
  - А-а, ес-сли д-другая с-сопка?
  - То вправо пойдешь до этого мостика. Иди по берегу. Все, я пошел. Давай, будь мужчиной, делай все, как договорились. И не вздумай меня спасать. Они могут даже подыграть: кричать, стонать. Я - старый охотник, знаю все их ухищрения. Смотри! - и крепко пожав руку, ушел.
  
  - 2 -
  
  Что-то произошло. Что?
  Только что видел растущую рядом березу, молодую ель, мог к ним прикоснуться рукою, а теперь нет, между Михаилом и деревьями появилась какая-то пленка. Ее можно потрогать рукою. К сожалению, ткань этой прозрачной стены очень плотная, сквозь нее не проникнуть к тому, что осталось за ней. Но все можно хорошо рассмотреть. Даже белок, прыгающих с ветки на ветку. Но и этим зверькам невозможно проскочить через эту стену, как и уцепиться своими коготками за нее. Прыгают на пленку и скользят, скатываясь на землю.
  А кроме этого не слышно, что за пленкой происходит. Она непроницаема. Амп роет под пленкой яму, Вой гавкает на белок, находящихся за непроницаемым прозрачным барьером, и тоже помогает своему братцу рыть ямку под стеной. Нужно им помочь. А зачем? Белки же ему что-то хотят сказать?
  Михаил становится на колени и скребет руками под пленкой землю. Это больно делать. Больно!
  Степнов открыл глаза. Ночь. Несколько звезд мигают ему с черного неба. Белый неполный шар луны слабым светом освещает лес. Поднял ладонь, она тоже видна в лучах ночного светила. Собака, стоявшая справа, на него не обращает внимания, а смотрит куда-то вперед. И ворс у нее поднят. Рычит? Рычит.
  - Т-ты к-кто? А-амп? Т-ты, Амп или В-вой? - спрашивает у пса Михаил.
  Но собака на него не обращает внимания.
  - В-вик-ктор идет? - спросил у нее Михаил.
  Раздалось рычание и слева. Вой или Амп, стоящий с левой стороны, смотрит в ту же сторону, куда Амп или Вой, стоящий справа.
  Михаил прислушивается к звукам.
  Собаки, резко ринувшись вперед, сделали всего несколько шагов, и также резко остановившись, стали обнюхивать воздух. Одна из них, взвизгнув, отпрыгнула в сторону и, прижавшись боком к Михаилу, продолжала наблюдать за кем-то. Вторая собака, отскочив от кого-то невидимого, встала перед Степновым, словно стараясь прикрыть или защитить его от невидимого зверя.
  Михаил, сжимая в руках ружье, навел его стволы в сторону, куда смотрели собаки, но палец на курке не держал. На всякий случай, вдруг это возвращается Виктор.
  Вытерев пот со лба, Степнов расслабил локоть, пальцы на прикладе, опустил стволы вниз. Собака, стоявшая впереди, присела, а через некоторое время легла на землю. Вторая, глядя на нее, сделала то же самое.
  Михаил положил ружье на ноги, но ставить его на предохранитель пока посчитал рано. Мало ли что может произойти. Хотя собаки - это лучшие охранники, они почуют пришельца намного раньше, чем услышит его он, Степнов.
  Расправив уставшие плечи, Михаил облокотился спиной о дерево. Громкое дыхание собак стало стихать, а вместе с этим и усталость снова стала возвращаться к Михаилу...
  ...А прозрачная пелена не уходила. Чем она отличается от окружающегося мира? Тонкой пленкой. При быстром движении глаз, она хорошо видна, а если смотреть через нее без движения, то она, буквально, через секунду становится невидимой, но ощущение ее присутствия рядом с тобой есть. И в то же время, если посмотреть на эту пленку боковым зрением, видно, что она выпуклая, как яйцо. Что же она такое?
  Пленка задышала, то становится больше выпуклой, то меньше. Создается такое впечатление, что она играет с Михаилом. Протянув руку к ней, снова уткнулся в твердь, но теперь, что не меньше удивило, она продавилась пальцами, проминалась под ними, как спущенный воздушный шарик, с которым он в детстве ходил с родителями на праздники.
  А если сильнее надавить на этот шар, его латекс пропустит руку сквозь себя? А сильнее? А еще сильнее? Пропустил? Воздух в нем несколько теплее, но в то же время кожа тыльной части ладони чувствует его вибрацию. Такое впечатление, что руку волнами обтекает электрический ток очень маленькой силы. Он "покусывает" мелкие волоски, растущие на коже, теребя их, и из-за этого создается ощущение щекочения.
  Михаил убрал руку назад, все прекратилось, а когда двинул ее вперед, снова появилось чувство, что пленка облепляет кожу на кисти руки.
  Рык, раздавшийся сзади, был настолько страшным, что Михаил, бессознательно ища защиты, оттолкнулся ногами от земли и нырнул в эту пленку. Она приняла его, пропуская тело через себя, словно в воду, которая смягчает удар от падения на землю. И, резко обернувшись, он увидел огромную медвежью пасть в полуметре от себя с оголенными клыками. Но в это же мгновение материя, в которую он попал, не пропустила хищника, а оттолкнула его от себя, как сетка ударившийся в нее теннисный шарик.
  Медведь, вскочив на лапы, снова, не понимая, что его не пропускает вперед, прыгнул на Михаила и распластался всем телом на пленке, и сполз по ней вниз, не оставляя на ее поверхности ни одной царапины. Его рыка тоже не было слышно, как и звука царапающих когтей.
  Медведь снова и снова вскакивал на задние лапы и кидался на Михаила, и снова, ударяясь о невидимую, прозрачную стену, оставался там, на той стороне, словно находясь в клетке. Собаки, беспрестанно лающие на свирепого зверя, как и Михаил, оказались с ним на защищенной какой-то фантастической силой стороне.
  Понимая, что эта пленка, потеряв свою силу, может пропустить медведя внутрь себя, Михаил, развернувшись к животному спиной, решил бежать подальше отсюда в лес. Ощущение вибрации все сильнее и сильнее ощущается на открытой коже рук, лица. Бег его получался каким-то медленным и плавным и, несмотря на то, что он прикладывал огромное количество усилий, чтобы двигаться быстрее, этого сделать никак не мог. Воздух здесь был, как резина, мягкая, податливая, а вот дышалось легко. И это даже хорошо. Он, запнувшись ногой обо что-то, плавно падает вниз, мягко дотрагиваясь коленями до травы, земли, по своей сущности сейчас напоминающую пуховую перину.
  Воздух, обволакивающий кожу на кисти руки, влажный. Такое впечатление, что он даже мокрый и шершавый.
  
  Михаил, открыв глаза, невольно испугался, увидев около своего лица морду собаки. Это был Амп. Он будил своего хозяина, смотря ему в глаза.
  - Молодец, - прошептал Степнов и погладил его по загривку. - Выспался? Молодец!
  Вой оказался тут же, стал слева от Степнова и лизнул его щеку.
  - О-ой, и ты здесь, умница! - и, схватив его другой рукой за загривок, обнял обеих собак. - Ну, все ребята, пора вставать. - Виктор? - Михаил огляделся по сторонам и тут же его настроение обмякло. - А ты еще, мой дорогой друг, так и не пришел. Сколько тебя ждать?
  Невдалеке расцарапанная кора на березе сразу же привлекла к себе внимание Михаила. Судя по высоте, на которой была расцарапана кора, это - дело не собачьих когтей, а медвежьих. Неужели он был ночью здесь, рядом с Михаилом?
  Сделав несколько шагов к этому дереву, Михаил почувствовал прикосновение холодного воздуха, обволакивающего лицо. В это же мгновение, остановившись, сделал полшага назад и снова ощутил омовение лица теплым воздухом.
  Поднял руку и пощупал свой нос, ущипнул его. Нет, он не спит, все происходит наяву.
  Подняв ружье, и, разомкнув стволы, проверил патроны. Они были на месте. Единственное, чего сейчас не хватало - это дрожи в руках, как и самого их предвестника, испуга. Сняв ружье с предохранителя, приблизился к березе и пальцами провел по свежим глубоким царапинам, сделанными кем-то на ее стволе. Вся кора была сорвана, глубина царапины доходила до полусантимерта, местами и глубже.
  Неужели то, что ему снилось, было наяву? И след медведя хорошо виден на траве. Он рвал своими когтями не только кору дерева, но и землю. А в стороне есть ямки с раскиданной землей, вырытые собачьими лапами.
  Михаил глянул на свои ногти. В них была земля, подушечки пальцев в глине. Что же это получается? Он даже, выходит, не дремал, а находился в каком-то непонятном состоянии полусна. А пленка?
  Протянув руку вперед, сразу же почувствовал ее прикосновение. Но только теперь она, как вода, пропускала его руку в себя.
  Окунувшись всем телом в эту непонятно откуда-то взявшуюся сферу, он услышал звук бубна.
  Вспомнив наказ Виктора, чтобы не ждал его, а шел на звук ударов барабана, а он его потом догонит. Значит, Муравьев уже не раз попадал в такую ситуацию, если уверен, что у него все получится? А, может, Михаил уже не человек, а дух, который вышел из своего тела и теперь блуждает в новом еще незнакомом ему мире? А как это проверить?
  Михаил ощупал все свое тело, оно на месте, как и одежда, надетая на него. Ничего непонятно, он жив. И рядом нет его тела, растерзанного медведем. А, может, это - сон?
  
  - 3 -
  
  Легче жить в незнакомом месте под чьей-то указкой, чем самому, с непониманием, куда ты попал, к чему стремишься и где это найти. Сейчас, Михаил понимал, что создавшаяся ситуация еще хуже, чем он себе представлял. И, самое главное в том, что понимает, насколько он - глупец. Да, да, по-другому и не скажешь. Он должен идти к какому-то звуку бубна, где неизвестно, что его ждет.
  А если Виктор погиб? А чувство потери этого человека становится уже невыносимым. Второе, что он не готов к самостоятельной жизни в этом диком мире. Третье, нужно логически разобраться, где приблизительно он сейчас находится. Спасибо ясному дню. Он точно знает, где сейчас находится восток и по времени можно определить, в какой стороне находится Снеженск, как и Нагиришская железная дорога. По ней легче всего выйти в мир людей, представителем которого он является.
  Эти размышления успокаивали, но ненадолго. Пока он должен выполнить данные ему вчера указания Виктором: идти на звук бубна.
  К счастью низина, по которой он шел, была сухой, лес молодым, лиственные деревья потеряли свой наряд, и листва, опавшая на землю, улеглась плотным слоем, не шумя под ногами. То есть, ничто сейчас не мешало Михаилу идти на слух, в сторону звука бубна. Правда, не раз сбивало его то, что этот звук постоянно был по своей силе звучания тихим и ровным. Иногда, останавливаясь, он начинал крутиться вокруг своей оси, чтобы определить в правильном ли направлении идет. А это забирало немало времени, так как определить, где звук слышался сильнее очень и очень нелегко.
  Первое, что успокоило, когда он вышел к реке, то, что о ней говорил ему Виктор. А что через нее нужно перейти, ему подсказывали звуки бубна, которые здесь стали в несколько раз звонче. А, вот, как перейти, где? Нужно пойти вправо или влево и найти мост из трех берез. Муравьев говорил, что перешеек между двумя сопками узкий, километра три, это с одной стороны успокаивало. А, вот, другой вопрос, находится ли он сам на этом перешейке, нужно срочно выяснить.
  Поправив ремни рюкзака на плече, Михаил двинулся вправо. Повезло, через несколько минут он нашел этот мостик. Стволы трех берез, лежащие поперек неширокой, в метра четыре-пять речки, он нашел. Собаки перебежали по ним на другой берег и, виляя хвостами, стояли и ждали Михаила. Но он почему-то не торопился к ним, что их начинало беспокоить.
  А поводом этой заминки стала боязнь Михаила. Стволы деревьев были тонкими, они прогибались под тяжестью собак, весящих килограмм по сорок, а, может, и того меньше. А вес у Михаила был в несколько раз больше. Второе, если он пойдет по этим стволам, то они окунутся в воду, станут скользкими.
  Осмотревшись по сторонам, Степнов нашел небольшое деревце, которое может ему послужить в качестве палки, на которую он будет опираться, чтобы не потерять равновесия. А, вот, какой высоты она должна быть? Как проверить глубину реки? Только палкой. Высота подростка березы метров пять. Нужно срубить ее, а потом видно будет.
  Шум, раздавшийся сзади, испугал. Наводя стволы ружья в сторону леса, Михаил невольно стал пятиться назад. Собаки, оставшиеся на той стороне реки, подняли лай, и под их звуки, Михаил, так и не поняв, как это ему удалось сделать, быстро перебежал по мостку к ним.
  Через полчаса, а, может, и больше, он начал понимать, что зря идет с большой скоростью. Собаки бегут спокойно, ничто их не отвлекает, а, значит, нет и погони. Что же могло так нашуметь у реки? По звукам, скорее всего, это было падающее дерево. В принципе, ему попадались по дороге сухостои, но на них как-то он внимания не обращал.
  Но опять же возникает вопрос, чтобы дерево упало, его нужно к этому принудить. А так как ветра сильного нет, то, значит, его должен кто-то толкнуть. Так? Так. А сделал это не тот ли медведь, который пытался на него напасть сегодня ночью? Михаил тоже первоначально не смог пройти через эту пленку, а потом она же ему поддалась. Так, скорее всего, произошло и с медведем. Но...
  С разбегу уткнувшись в корпус остановившейся собаки, обнюхивающей ствол дерева, Михаил чертыхнулся.
  - Что стоишь? - спросил он у Ампа и, присев около него, и, поглаживая его шею, спросил. - Ну, что, дружище, знакомый запах?
  Пес вильнул хвостом и побежал дальше. Но Михаил теперь уже не торопился, вновь стал прислушиваться к бою барабана. Теперь он бил несколько левее.
  "Это сколько же мне до тебя идти? - подумал он. - Как дурак, прямо!" - Вздохнул Михаил и от невольно пришедшей в данную секунду ему мысли, произнес эти слова вслух:
  - "Как дурак, прямо". Ничего ж себе. Это что ж, получается, я снова говорю без заикания? Миша? - прошептал он. - Миша! - теперь громче. - Значит, я снова нахожусь в твоей власти, шаман. Прими меня. Помоги моему другу, Виктору, выпутаться из плохой истории.
  Михаил поднял голову и стал осматривать вокруг себя кроны деревьев. Да, на этой стороне реки лес высокий, стволы деревьев в полтора обхвата. А, значит, и возраст у леса большой, этим соснам далеко за сто лет. Мох белый, есть большие поляны брусники и сосны, сосны, сосны.
  Бам-бам-бам. Звук ударов бубна снова стал удаляться. Уловив его местонахождение - северо-запад, Михаил пошел в ту сторону. Лес просматривается на сто, а местами и на двести метров. Прибавив шаг, Степнов окликнул пропавших собак - Ампа с Воем. Но это результата не дало, собаки куда-то убежали.
  "А если найдут глухаря и будут его облаивать, то можно ли его будет убить? - размышлял Степнов. - Вообще-то Виктор запретил стрелять".
  Крик ребенка, раздавшийся слева, был настолько неожиданным, что Михаил вздрогнул и, наведя стволы на то место, удивившись, вскрикнул. Это кричал не ребенок, а бившийся в пасти Ампа заяц. Пес бросил его у ног Михаила и довольный, сильно виляя хвостом, не сводил глаз с человека, видно ожидая похвалы.
  - Молодец! - погладил собаку по холке Михаил. - А сам-то сыт?
  Собака понюхала еще живого зайца и, схватив его за голову, придавила зубами, с хрустом разламывая его кости на шее, умертвил свою добычу.
  - Спасибо, - прошептал Степнов. - Но, Амп, нам с тобой и костер запрещено разжигать здесь. Пошли.
  
  - 4 -
  
  Берег реки зарос кустарником. Уровень воды на метр ниже его.
  Бой барабана и здесь, несмотря на то, что к нему Михаил от Рогатой сопки приблизился по расчетам уже на пятнадцать-двадцать километров, оставался по звуку таким же отдаленным. Чтобы к нему идти дальше, нужно перейти реку. А нужно ли это делать, сразу же задался вопросом Степнов.
  Брошенная в реку ветка плыла вправо. Русло реки может идти не только зигзагами, но и повернуть резко влево. Знать бы, куда впадает эта река, то можно было бы и решить, идти по ее берегу или необходимо перебираться через нее, тем более, она здесь узкая, метра три в ширину.
  Старший лейтенант, во взводе которого когда-то служил Михаил, в таких случаях, как сейчас, говорил: "Прямо всегда короче".
  Береза, растущая рядом, была старая. Если воспользоваться ее веткой, то с помощью ее можно вполне перепрыгнуть через реку. У ствола она толстая, сантиметров двадцать, посередине реки - сантиметров десять. А если еще ухватиться за верхнюю ветку, не менее толстую, чем нижняя, то останется только прыгнуть с нее. С места метра на два: удастся ли? Навряд ли. А если руками хорошенько удерживаться на верхней ветке, то - удастся.
  Недолго думая, Михаил, закинув ружье на спину вместе с рюкзаком, забрался на дерево и попробовал сделать несколько шагов по нижней ветке. Она крепкая, это успокаивало. Дошел до ее середины, придерживаясь за верхнюю ветку березы, которая была ему по плечо.
  Дойдя до середины реки, снял с себя рюкзак и, раскачав его, бросил. Он упал на том берегу реки. Сделал еще несколько шагов, ветка хорошо держала его вес, опустившись всего на десять-пятнадцать сантиметров. Из-за этого верхняя ветка теперь чесала его ухо. Но идти дальше опасно.
  Ухватившись обеими руками за верхнюю ветку, начал делать маленькие шажки, проваливаясь все ниже и ниже. И, что не менее важно, оттолкнуться от нее стало невозможно, она потеряла свою упругость и проваливается ниже и ниже. Исходя из этого, Михаил, повиснув на верхней ветке, более толстой в этом месте, чем нижняя, немножко раскачавшись, и, подав тело вперед, оторвал руки и, сгруппировавшись, приземлился на землю у самой кромки берега. Хорошо, что спина в этот момент, чуть-чуть, буквально на пару сантиметров была сзади ног, и поэтому ее тяжесть он смог при приземлении перенести - нырнуть вперед головой и тем самым выровнять тело, приземлившись на носки и упереться в землю коленями. Если бы на спине висел рюкзак, то этого сделать ему бы не удалось, и он упал бы на спину в воду...
  Вытерев пот со лба, Михаил только и успел отшатнуться в сторону от веера брызг, летевших от отряхивающих с себя воду собак. Вой кинулся к нему, прося Михаила поиграть с ним, но Степнов, похлопав его по мокрой шкуре, не стал останавливаться, а, надев на себя рюкзак, пошел дальше, на зов барабанного боя.
  Солнце, поднявшееся над ним до своего сентябрьского зенита, хорошо прогревало воздух. Сочившийся с головы пот нередко попадал в глаза, щипая их, но и это не раздражало Михаила. Через три часа быстрого хода он, приметив в лесу поросли ольхи, дошел до них и, спрятавшись в кустарнике, решил сделать привал. Это место в тайге находилось на возвышенности, что давало возможность осматривать лес вокруг себя на все триста шестьдесят градусов.
  Собаки, расположились рядом с ним, позевывая, смотрели на отдыхающего Михаила. Звук бьющего барабана утих. Создавалось такое впечатление, что шаман охранял его. Несколько раз он пересекал свежий медвежий след, но собаки, имея нюх в десятки раз лучше, чем у Михаила, запах косолапого не учуивали. А это - работа шамана, как и покалывание или щекотание кожи. И все это происходило от звука, живого звука, напоминавшего звук летящего роя пчел. Такое ощущение у Михаила было в молодости, когда он на дискотеке подходил близко к громкоговорителям, или уже в армии, когда стоял рядом с работающей реактивной артиллерией - машинами "Град". Но барабан? Неужели и его бой обладает такими мощными звуковыми волнами?
  Прикрыв глаза, Михаил, поглаживая правой рукой шерсть собаки, задремал. Солнечные лучи прогревали шапку, натянутую на голову, левую щеку, рукав куртки. Это не мешало, а, наоборот, нравилось, успокаивало. Какое длинное здесь бабье лето.
  
  ...Виктор подал ему длинную слегу и показал еле видную тропинку, по которой они должны пройти по болоту. Тыкая палкой впереди себя, Михаил двинулся. По сучьям деревьев прыгали белки. Нахохлившийся на ветке слева от него рябчик пел свою песню, зовя к себе рябую курочку. Чуть выше них, в дупле дерева были хорошо видны большие светящиеся монеты - это глаза филина. Рябчика он днем не тронет, значит, пугать петушка не стоит.
  Белка, бегущая чуть дальше, по своему размеру была необычной, с кошку. Нет, нет, с собаку, буквально, как Амп. Она спрыгнула с дерева и превратилась в человека, с накинутым на голову капюшоном. Балахон, надетый на нем, был такого же темного цвета. Лицо у человека доброе, улыбающееся. Он чем-то похож на Яшку.
  - Яшка, это ты? - спросил у него Михаил.
  А тот в ответ улыбается и машет головой.
  - А кто ты?
  - Я - белка, ты же видел.
  - А почему ты - белка? - спросил Михаил.
  - Таким именем меня нарек...
  - Кто? Кто? - кричит Михаил и видит, что на этого человека нападает огромный черный коршун.
  Пытаясь навести на хищную птицу ружье, Михаил чувствует, как какая-то невидимая сила мешает ему это сделать. Такое впечатление, что он находится в воздушном киселе, и поэтому все его движения происходят медленно.
  - Кто ты? - громче крикнул Михаил и, открыв глаза, зажмурился от солнечных лучей.
  Оказывается, белка в образе человека ему приснилась. Собаки не спят, ходят вкруг него, принюхиваются, осматриваются по сторонам, словно ощущая какой-то незнакомый запах. Принюхиваясь к нему, они никак не могут понять, он опасен для них или нет. Но это всего лишь размышления человека на эту тему. Может, на самом деле, это все далеко не так. Собаки слышат новый запах и пытаются понять, откуда он идет, от кого.
  Михаил, легонько потянувшись, достав из рюкзака остатки сухой рыбы, стал их жевать. Собаки, приметив это, подошли к нему и стали принюхиваться к запаху щучьего мяса.
  - Кушать хотите? - спросил у них Михаил. - Давайте, до вечера потерпите. Сейчас снимать шкуру с зайца, значит оставить его мясо в рюкзаке. Оно там само запачкается и все своей кровью пропитает, - смотря в глаза Ампа, говорит Михаил.
  Тот, будто все поняв, лизнул щеку Михаила и, подбежав к Вою, ухватив своими зубами его ухо, легонько потрепал. Вой, дернувшись, уселся на землю и смотрит в лес. Рядом с ним умостился и Амп.
  - Ну, что, а где же ты, барабанный бой? - прислушиваясь к лесным звукам, прошептал Степнов. - А-а, слышу, слышу, - и, поднявшись, надев на себя рюкзак, и, закинув на спину ружье, вышел из ольхового кустарника и пошел вниз.
  Через час, может, полтора, таежный бор стал заканчиваться. Белый мох сменился зеленым, ноги стали проваливаться в торф, сосны-великаны сменились тонкостенными недоростками. По пути больше стало встречаться таких же тонкостенных елей с редкими, наполовину засохшими ветками.
  Гул барабана здесь был слышен четче. Сначала справа, и вдруг - слева. И звучание его - дробь, стала тревожной, словно о чем-то барабанщик предупреждает Степнова, и потом звук резко исчез. А вместе с этим и Вой зарычал, глядя за спину Михаила. Поднялся ворс и на шее Ампа. Он протяжно заскулил и бросился в сторону плотного кустарника. Выстрел был настолько неожиданным, что Михаил так и остался стоять, не зная, что делать. Да, и все дальнейшее прошло в считанные секунды.
  Амп, заскулив, упал на бок. Пуля со второго выстрела, произошедшего справа от Михаила, буквально, разорвала на куски голову Воя.
  Развернувшись в сторону кустарника, Михаил бросился в близлежащие заросли и затаился в них. Он прекрасно понимал глупость своего поступка, так как уже был замечен людьми, стрелявшими в собак. Можно, конечно, было пальнуть хотя бы в воздух для предупреждения, но неизвестно к чему это могло бы сейчас привести.
  Он прекрасно слышал, как к нему приближался чавкающий звук с болота.
  Сняв с ружья предохранитель, и, подняв стволы вверх, Михаил готовился к встрече с неизвестными.
  Звук, идущий из болота, затих. В руках появилась дрожь.
   - Ч-ч, тихо, - кто-то чем-то твердым надавил Степнову на затылок и приказал, - Поднимись! Ну!
  Михаил обернувшись, увидел двух незнакомых мужчин, которые навели на него свои карабины.
  - Ой! - воскликнул он. - Я н-нашелся! Ур-ра! Ур-ра!
  - Ты кто? - прищурившись, посмотрел на него невысокий, сухого телосложения, бородач.
  - К-коля, - нашелся Михаил. - Я из эт-того, ну, к-как его, ну, из п-поселка, этого, к-как его, С-сам-з-зы. В гости п-приехал к брату. П-пот-терялся. Н-на л-лося. И в-все, п-пот-терялся.
  - Хохол, что ли?
  - Та, ни. Я ж з Орла.
  - А-а, - сплюнул длинный, прыщеватый мужик. - Ну, ты и даешь, паря. А сюда как добирались-то? А?
  - Н-не помню, с-столько выпили.
  Удар в челюсть был настолько неожиданным и мощным, что Михаил так и не понял, как оказался лежащим в болоте. Кто-то его за ворот потянул на себя и громко сказал:
  - Это тот самый журналюга с шрамом. Вон смотри, как челюсть его сбоку разворочена после аварии. Смотри, какой рубец на щеке, - и толкнул его назад, в болото. - Я думал, он подох. Ошибся, выходит, жив. Но это поправимо.
  Сжав ладонь в кулак, Михаил напрягся всем телом, чтобы быстрее привыкнуть к воде, плеснувшейся ему через воротник на шею, пропитывающей влагой штаны и куртку.
  Раздавшийся писк и щелчки с радиошумом отвлекли бандитов, и дали возможность Михаилу оторвать нос и лицо от воды, чтобы не задохнуться и положить под подбородок кулак.
  - Да, - услышал он голос бородача.
  - Что там у вас? - заскрежетал громкий голос в рации.
  - Журналюгу взяли, шо с Витькой шел. Говорит, потерялся, Муравей его бросил.
  - Брешет, - проскрипела рация. - Хотя, нет, скорее всего, тот учуял, что мы за ним идем, поэтому и бросил этого.
  - Так на хер он нам? Я уже с ним все, разделался, - говорит бородач.
  - Шо? - гаркнула рация.
  - Утопил.
  - Мудак. Это ж - наживка! - затрещала рация.
  Мощная сила в эту же секунду ухватила Михаила за куртку и отбросила в сторону, на кочку.
  - Пока до шамана не доберемся, они нам живые нужны, - орала рация.
  - Журналюга жив еще, - проревел бородач. - Шевелится.
  - Смотри! Не поймаем Муравья, Свал нас раздавит. Три дня осталось. Щас буду, привяжи его к дереву. Ждите, - и тут же раздался писк выключенной рации.
  - А у меня и ремня-то нет, - сказал бородач.
  - А я че, тоже без всего! В избе все оставил, - у второго голос был тонкий. - Сам же говорил, лучше налегке за ним идти.
  - Э, паря, - бородач встал на корточки и, приподняв за подбородок лицо Михаила, подергал его из стороны в сторону, спросил. - Ну, че, журналюга, пришел в себя?
  - Да, ты ж его кувалдой своей так, что мозги в его консервной банке по стенкам размазались, - с усмешкой сказал второй.
  Михаил про себя отметил: голос одного из них был ему хорошо знаком. Очень хотелось открыть глаза и посмотреть на него, чтобы узнать, кто это, но Степнов прекрасно понимал, что торопиться приходить в себя сейчас не стоит и поэтому сделал вид, что еще находится в бессознательном состоянии.
  - Да я ж, это, я так его, легонечко, вроде.
  Чиркнула спичка, кто-то прикурил.
  - Ну, че, подождем Зину с Жекой, тогда вместе мозгами покрутим, - бородач кашлянул. - Только давай на поляну его оттащим, а то на этих дохлых собак смотреть уже не могу, воротит.
  И мощная сила ухватила Михаила за куртку и поволокла.
  Ноги Степнова волочились по траве. Ткань куртки слева передавила шею, отчего было очень тяжело дышать, и сильно болело вывернутое плечо, запрокинутое рукавом куртки наверх. К счастью, бородач тащил его недолго, через двадцать-тридцать секунд бросил тело Михаила на живот в сухой мох.
  - Там ружье его осталось с рюкзаком, чего не взял? - спросил бородач.
  - Так, кому то старье надо?
  - Кому, кому! Мозгами покрути. Тут же его этот, воробей, лазит.
  - Муравей, - поправил бородача длинный. - Я его знаю, медвежатником по молодости был, а щас дряхлый старикашка. Нашел, кого бояться.
  - Я что сказал! - прошипел бородач. - Шо, у тебя мозгов мало, да? Пойди и притащи сюда ружье!
  - Ты че, приказываешь мне? Ты кто такой? За Муравьем Зина с Жекой по пятам идут. От них хер уйдешь.
  - А зачем тогда этот нам на наживку, а? У тебя, че, я еще раз спрашиваю, мозгов нет. Есть? Так шевели их остатками! - повысил голос бородач. - Иди за ружьем!
  - Да, кто ты такой, поц! Ты же, поц! Сам иди и тащи.
  - Ше?! Ты меня поцом обозвал? - взревел бородач.
  Удар по лицу, за ним второй, и кряхтенье борющихся мужиков. Этот момент и заставил Михаила принять быстрое решение для своего спасения. Вскочив на ноги, он побежал. Споткнулся о свой рюкзак и, ухватив его вместе с ружьем, что есть силы, быстро побежал дальше.
  Стрельба, крики, но это уже произошло не менее, чем через полминуты, когда дравшиеся опомнились.
  
  
  Глава 16. Наживка
  
  Десятый раз Михаил останавливался и, осматриваясь по сторонам, прислушивался, пытаясь понять, есть за ним хвост или нет. Белый мох, в принципе, если и оставался на нем продавленный след, то через несколько минут, восстанавливался, росточки ягеля поднимались вверх, и было уже невозможно определить, проходил здесь кто-то или нет. Даже если это был бы слон. Главное, не сбивать мох. Это Степнов понял через полчаса бега по лесу и поэтому старался передвигаться, поднимая ноги.
  Вечер быстро опускался на бор. Через минут пятнадцать от солнца останется только зарево. А это значит, нужно определиться, где переночевать.
  Еще раз, осмотревшись по сторонам, Михаил уселся под сосной и замер, прислушиваясь к звукам. Было тихо.
  Подумать только, часа три бежал, не меньше, а усталости в теле не чувствует. Вытянул ноги вперед. Под пяткой что-то хрустнуло. Сухая веточка. Снова осмотрелся. Вроде никого. Тихонечко разомкнул стволы, вытащив патроны, заглянул в них, внутри чисто. Вернул на место патроны и медленно, чтобы не раздалось громкого клацанья, сомкнул стволы. Снова осмотрелся по сторонам.
  "Лес просматривается далеко, метров на сто. А это о чем говорит? - размышлял Михаил. - Как стемнеет, нужно на ощупь от этого места передвинуться влево или вправо еще метров на двести-триста. Мало ли что, вдруг эти ребятки за ним идут. А Поц. Стоп, стоп...", - Михаил теперь вспомнил этого Длинного.
  Его судьба с ним свела еще в начале девяностых. Длинный работал в кооперативе Игугного. Этот парень под флагом воинов-интернационалистов создал кооператив и занимался торговлей дефицитных телевизоров, стиральных машинок, магнитофонов, которые якобы получал для ветеранов-афганцев, ангольцев и так далее. Но сбывал по-тихому. И когда об этом прошел слушок по городу, Игугнов исчез.
  Появился он через год, только уже не в Снеженске, а в Нягани. Работал на вора в законе. Продавал в полцены украденные машины их же хозяевам. Потом слухи, что он занимался лесом, утихли. Потом он несколько лет сидел в тюрьме. Причина: не платил налоги с продажи леса. Его подставил бывший его друг, мэр района Паша Икроханов, поссорившийся за что-то с Игугновым.
  "...Погоди-ка, а все было потому, что Игугнов на следующих выборах выставил свою кандидатуру и на Пашу стал лить грязь. Но Саша Игугнов просчитался, и Паша его подставил по налогам. А Длинный остался председателем кооператива "Лесторг" за Игугнова. Точно, точно. Вот тогда, в конце девяностых, и свела судьба его несколько раз с Длинным. На встрече Икроханова с кооператорами, Михаил готовил статью в окружную газету. Точно, точно. И когда он попросил Длинного высказать свое мнение о работе мэра района, тот его и назвал поцом.
  Потом, потом. Да, да. Когда Игугнов вернулся из тюрьмы, опять же с помощью Паши Икроханова, Длинный занялся крышеванием кооперативов. Таксисты платили ему, кооператоры. Выходит, он уже тогда работал под крылышком Свалова. А Свалов в девяностых никак не мог поделить свою территорию со свердловчанами, и те присылали на разборку своих шестерок. Стрельба была в городе, но Свалов оставался жив. Про него мало что говорили в городе, потому, что люди дорожили своею жизнью.
  Но слухи, все же просачивались, как вода через многослойную марлю. А по-другому и не могло быть. Каждый год в городе пропадало по несколько десятков человек. То какой-либо кооператор поехал в Серов или в Екатеринбург и пропал, то кто-то из них в лес пошел по грибы и исчез. И милиция потом никого не находила. Только вот собака одного охотника, раскопала в лесу труп. Потом еще через год нашли именно таким способом два трупа. Это были горожане, кооператоры с пулевыми ранениями. Но прокуратура, как и милиция, так и не нашла следов их убийц...
  В две тысячи пятом году Михаил попытался раскрутить одно из таких дел. Не то что след, а целая колея вела к Свалову. Убитый, чей труп с продырявленной головой нашли в лесу, засыпанный ветками, работал в лесной охране. В редакцию он как-то прислал письмо, в котором рассказывал о Свалове, занимавшимся незаконной вырубкой леса, браконьерством, но власти не делали никакого движения по этому поводу.
  В тот период, как раз, Михаил временно исполнял обязанности редактора и опубликовал это письмо в газете. Правда, вместо фамилий, указанных в письме, он ставил только заглавную букву, также не указал и фамилии автора. На следующий день, когда он отправил водителя за газетой в типографию, чтобы развести ее по почтовым отделениям и киоскам, из печатного цеха типографии раздался звонок, газету уже забрали. И, как позже выяснилось, весь этот тираж пропал.
  Когда Степнов попытался в срочном порядке отпечатать в типографии этот номер газеты повторно, то сразу же появились проблемы. То печатная машина вышла из строя, то нет краски, потом - бумаги. А в довесок к этому, в полдень, пришел к нему в кабинет известный всему городу бандит Длинный и сказал Михаилу: "Поц, не поднимай в стакане бурю. Утонешь в ней обязательно". А второй мужик, бородач, который с Длинным к нему пришел, добавил: "Мозги есть, так шурупь ими, а то их на хлеб намажем и заставим тебя же свои мозги сожрать. Понял?"
  Теперь с шестерками Свалова - Длинным и Бородачем он встретился повторно. А с ними еще работают немалоизвестные в городе Зина с Жекой, уже не раз отсидевшие в тюрьме за грабеж. Совсем нехорошая ситуация складывается. И в ней он, Степнов, победителем стопроцентно не станет, как не останется и живым.
  Холод донимал. Дрожь шла по всему телу. Это, скорее всего, не от холода, а от нервов.
  "Выходит, автомобильная авария, в которую я попал со своей семьей, было делом Свалова. А за что? - Михаил напряг мышцы, чтобы согреться. - А-а-а, да-да-да, вспомнилось, как год назад после пресс-конференции он спросил у депутата районной думы Лукаса Краускаса, где тот берет лес для своего перерабатывающего завода. Краускас тогда тут же сделал замечание Степнову, чтобы тот не лез в его коммерческие дела. Но, Михаил сделал вид, что не расслышал этого предупреждения, сказав, что его диктофон включен, и он ждет ответа на этот вопрос.
  Лукас тогда, видно, тоже не ожидал такого поворота событий, что журналист будет приставать к нему, демонстрируя свою независимость и смелость. Краускас растерялся, а потом заявил, что скупает лес местный, по договорам с лесорубами. На просьбу Михаила уточнить, у кого он покупает этот лес, Краускас тут же назвал фамилию Свалова, добавив: "Вы у него спросите об этом сами".
  Директор лесозавода думал, что, услышав фамилию Свалова, журналист испугается и бросит к нему приставать, как другие корреспонденты. Но этого не произошло. Михаил задал ему еще несколько неприятных вопросов. Например, почему завод имеет адрес не места, где находится, а соседней области? Связано ли это с оплатой налогов? И так далее.
  Четкого ответа ни на один из своих вопросов Михаил тогда так и не получил. Краускас сначала оказался за спинами каких-то незнакомых мужчин, напомнивших Михаилу, что пресс-конференция уже закончилась. И, больше не слушая глупого журналиста, они вытеснили его из управления завода.
  В том случае Михаилу ничего не оставалось, как самому найти ответы на интересующие его вопросы. Он познакомился со всей информацией по районному лесному фонду, и кто из кооператоров имеет лицензии на выруб леса. Те участки с вырубами, на которых он побывал со старшим егерем Скобским Федором Ивановичем, не должны были трогаться в ближайшие десять лет. Но они были вырублены и через завод Краускаса, под видом товарной доски ушли к неизвестному покупателю. А когда он попытался узнать его адрес, то получил неожиданный ответ: никакого леса в июне не перерабатывалось, лесопильный цех завода был на ремонте.
  Эту ниточку Михаил попытался потянуть через одну из своих знакомых, у которой сестра работала в бухгалтерии Краускаса. Но она ответила, что закупка леса, его переработка и продажа досок в финансовых документах завода не проходила.
  Вырубка и продажа леса в обход законов была не единственной аферой Свалова. Он занимался ремонтом дорог, строительной деятельностью. Его фирмы - однодневки, выигравшие тендер по строительству жилых объектов, через полгода рассыпались и строящиеся ними объекты продавались другим фирмам, которые являлись тоже собственностью Свалова. Отсюда стоимость квадратного метра жилья возрастала на семь-десять, а то и больше тысяч рублей. А люди, внесшие залог в строительство жилья, должны были или отказываться от него, или доплачивать его добавленную стоимость.
  Вот когда Михаил Степнов разобрался в этом узелке и имел конкретные факты, полученные на очередной встрече с директором строительной фирмы-однодневки, он со своей семьей попал в автокатастрофу, в которой вся его семья погибла.
  Теперь он вспомнил, как "Кировец", шедший ему навстречу, резко выехал на его полосу, и Михаил по инерции повернул руль вправо и вылетел на обочину, в обрыв...
  Значит, это - работа Свалова.
  
  - 2 -
  
   Протяжный крик петуха-куропача, зовущего к себе своих уже взрослых цыплят, отвлек Михаила от размышлений. Нет, куропатку никто не вспугнул, разгуливает по лесу и лакомится ягодой. А, значит, там нет бандюг, и там спокойнее.
  Приподнявшись, закинул на плечо рюкзак и, взяв наперевес ружье, пошел в сторону крика куропаток. Через несколько минут наткнулся на кустарник. Он был плотный, а земля под ним твердая.
  Ветка, сломавшаяся где-то слева, заставила его замереть. Он прекрасно понимал, что вес у куропатки маленький, и она не сможет сломать палку, наступив на нее. Значит, это сделал кто-то большой. Например, человек.
  Сдавив до боли стволы ружья, Михаил присел и начал прислушиваться к звукам. Тишина. Через некоторое время начал на ощупь искать в рюкзаке рыбье мясо. Этому мешал лежащий в нем заяц. С какой радостью он бы очистил это животное и пожарил бы его на костре. Но это было опасно. Кто же сломал ветку?
  Осматриваясь по сторонам, начал с запоминания очертаний деревьев. Они хорошо просматривались на фоне освещенного луной неба, что позволяло в любую секунду определить, будет ли приближаться к нему кто-то или нет. Этому в свое время учил его армейский командир разведвзвода. Итак, слева три дерева вблизи, за ними еще несколько деревьев вдали. Хорошо, что между соснами нет кустарников. Справа близко стоят два дерева, сзади - одно, и спереди, в метрах восьми - десяти от него, еще одно дерево.
  "Так, теперь нужно еще раз повторить запомнившуюся картинку вокруг себя. Слева стоят три дерева, справа - два дерева, сзади - одно и спереди - одно, - немножко привстав на ноги, Михаил размял ноги и снова присел. - А, может, мне спуститься к болоту? Нет, нет, этого лучше не делать. Там медведь может кормиться ягодой, жирок нагуливать перед зимней спячкой. - Так, что там вокруг меня? Слева все нормально, справа - тоже, сзади - все нормально, спереди - никого.
  Стоп! - Михаил вздрогнул. Такое впечатление, что впереди него что-то появилось. - Кто это? Вроде волк, а, может, и нет. Росомаха? Только бы не она" - развернул в ее сторону стволы ружья и, как назло, в этот момент во рту скопилось много слюны, которую он с трудом и громко проглатывает.
  "Что его или ее привлекло? Звук, запах зайца. Нет, скорее всего, мой запах, пота, и испуга. Говорят, что животное хорошо чувствует, в каком состоянии находится его жертва. А испуг, он, видно, тоже имеет какие-то свои запахи. Ну, что ж ты не движешься? Да, да, ты - животное, и глаза у тебя зеленые, вроде бы. Ну, кто же ты?"
  Животное двинулось влево и исчезло. Шло громко, хрустя ветками. Не олень ли это? Хищник так громко не ходит, он всегда крадется. Что там сзади?" - Михаил обернулся, потом посмотрел по сторонам. Сначала быстро, потом стал это делать медленнее, внимательно всматриваясь в каждый предмет.
  Луна, появившаяся на небосклоне сбоку, неплохо освещала лес.
  Поправив шапку, Михаил открыл уши, проверил, снято ли ружье с предохранителя. Нужно быть ко всему готовым.
  
  ...Виктор стоит на болоте и машет рукой. Михаил бежит к нему по вязкому мху, обо что-то спотыкается и падает...
  Открыл глаза, вокруг ночь, видно, уснул. Но без этого тоже нельзя. Михаил стал осматриваться по сторонам. Вроде бы никого нет рядом. Да, и луна находится уже справа.
  "Это, что ж получается? Я проспал несколько часов. Хм, точно, и рюкзак на ногах лежит, видно, им укрывался. Хорошо, не надавил на курки. Нужно размяться".
  Михаил встал и сделал несколько шагов вправо, потом влево. Вроде бы рассвет начинается. Идти дальше еще рано. Можно нечаянно выйти на бородача с Длинным, а также на Зину с Жекой. Опасно. Лучше попытаться еще поспать".
  
   - 3 -
  
  Рев лося, раздавшийся невдалеке от Михаила, ничего хорошего ему не предвещал. С быком, если не охотишься на него, во время гона лучше не встречаться. Он в это время не боится никого, даже человека и медведя, и готов броситься на них. А удар передней ноги у лося страшен, ломает березу толщиной тридцать сантиметров, а задней ногой ломает дерево намного толще. И масса у него килограмм, минимум, триста.
  Снова раздался рев, показалось даже, что теперь сохатый был ближе к Михаилу.
  "Не соперник ли того лося, который ревел несколько минут назад ему отвечает? А, может, даже это - Виктор дует в стволы, а Длинный с Зиной ему отвечают? Этого еще не хватало. Но мы с Виктором вроде бы не договаривались таким способом вызывать друг друга. Муравьев сказал, что он сам меня найдет" - размышлял Михаил.
  Мощный и длинный рев сохатого теперь прозвучал еще ближе. Трудно определить его местонахождение, но то, что он приближался, пугало, и, Михаил, недолго думая, быстро осматриваясь по сторонам, стал уходить подальше от болота вглубь леса.
  - Миша, тихо, это я, Виктор, - тихий голос Муравьева прозвучал неожиданно для Михаила.
  Степнов, еще не поняв, кто его окликнул, резко развернулся и навел стволы на ольховый кустарник.
  - Ч-ч-ч, это я, Виктор!
  И теперь только до Михаила дошло, кто его окликает. Обнялись.
  - Голоден?
  Михаил закивал головой.
  - Так, и знал. На, - и вытащил из своего кармана кусок копченой колбасы.
  - Н-нич-чего ж себе, - удивился Михаил.
  - У этих взял. Чего там у них только нет.
  - В из-збе?
  - Ну. Мою избу к рукам прибрали, сволочи. Я им там гостинца хотел оставить, капкан с петлями, но не стал этого делать. Шумнул немножко, поматерился, клюнули, по пятам пошли. В болото завел их.
  - А л-лось рев-вел?
  - Думаешь, меня подманивали его ревом? Нет, лоси настоящие. Проблема в другом, Мишенька. Оленье стадо невдалеке. Некоторые олешки небольшими группками уже прошли на север. А сваловцы идут не за ними. Нет, нет, а за мной, получается. К чему бы это, а?
  - Ш-ш-шаман им нужен.
  - Ты откуда знаешь?
  - П-поймали мен-ня, - на выдохе быстро сказал Михаил и, набрав воздуха в рот, продолжил. - Уб-били с-собак.
  - А я-то думал, в кого они стреляли? Побоялся, что в тебя. И что?
  - П-под-рал-лись, и я сбе-жа-ал.
  - Молодец, - Виктор присел.
  - Он-ни г-г-го-в-ворил им, н-нет, н-не им, а С-с-сва...
  - Свалову? - помог Виктор.
  - Д-да, ш-ш-ш-шаман ему нужен.
  - Блин, это же прекрасно, - стукнул по колену Муравьев. - Значит клюнул на мою приманку.
  - А з-зачем?
  - А тебе, зачем шаман нужен? - вопросом на вопрос ответил Виктор. - Чтобы здоровье поправить, Мишенька. Зачем еще? Обладает он какой-то непонятной силой, - смотря в землю, и, тыкая в нее веткой, сказал Муравьев. - Может превращаться в белку. Не знаю, это на самом деле так или нет. Но я в это верю, я это видел, как и ты. А удары бубна, а белки, которые нас сопровождали?! Ну, ты же видел!
   Хромой Белке-то уже около ста или больше лет. Тишка говорил, что шаман ищет того, кому передать свои знания.
  - Т-тишке, п-пусть б-берет, - сплюнул слюну Михаил.
  - Мишенька, - скривился Виктор, - ты же слышал, что ни Яшка, ни Тишка не хотят этого. Им нужна свобода, вот эти олени, - Виктор встал. - А знания шамана, братец, это не просто волшебство или колдовство. Я даже не знаю, чем он здесь занимается. Людей в лесу-то нет. А, значит, он что-то охраняет.
  - П-прис-ски золотые.
  - Может, и их, - усмехнулся Виктор. - Мой дед говорил, что шаманы в разные миры входят, с духами общаются. Это все, что знаю об этом, Мишенька. Он один раз меня спасал, это, когда медведь, сначала всех моих собак, а потом меня порвал. Из карабина своего пять пуль в него всадил. А он шел на задних лапах, а я, как привязанный, там стоял. И на меня этот медведь кинулся. Он ког-тя-ми порва-ал меня-я, - медленно, с растяжкой выговаривая эти слова, Виктор, сжав кулак, вел им через свою грудь и живот вниз и в сторону, показывая, как рвал его медведь. - Я видел, видел это. Не то, что видел, а даже не знаю, как сказать об этом.
  Его коготь от подбородка пошел по мне вниз, мой живот распорол, там все повисло, кишки, одежда. Жуть! - скривился Виктор. - Такое месиво, и я чувствовал, как мои кишки он тянет вниз. Чувствовал! Это все, это все было, Мишенька, было на самом деле! Из меня и сознание ушло только тогда, когда почувствовал, что он разгрызает мою голову. Череп лопнул, - Муравьев поглаживал левую часть головы. - Вот здесь его зубы насквозь прошили мой череп. И все!
  Михаил, открыв рот, смотрел на Муравьева.
  - Эт-то - п-прав-вда, что-ли?
  - Так было, Мишенька, так было! - прищурился Муравьев. - Смотрю, между нами шаман. Он говорит медведю, не убивай охотника, он мне нужен. А медведь остановился, как человек, развел лапами и ушел. И крови не было на них. Чистенький стоял. Понимаешь? На задних ногах стоял, как человек. Представляешь? - замотал головой Виктор. - Открываю глаза, в избе лежу, целый и здоровый. А, где же делась эта половина дня, которую я провел в лесу? Но она-то была! Была, Мишенька. До сих пор, Мишенька, не могу понять, как удалось шаману вернуть время назад. И собак моих, сучки с выводком восьмимесячным не было. А ведь она со мной везде ходила. Значит, шаман их не вернул.
  Когда Кузьме об этом рассказал, он смеялся, не поверил мне, - сплюнул Виктор. - Не поверил. И кому бы это не рассказывал, никто не верил мне. Говорят, старческий маразм ко мне пришел, Мишенька. А Свалов, выходит, поверил. Хочет, значит, чтобы я его к Хромой Белке привел.
  - П-пошли д-домой, я в-выздоровел, - прошептал Михаил. - В-виктор, пош-шли отсюда. Т-тебе н-н-не страшно, да? П-пошли...
  - Не торопись, писака, - из-за спины Виктора вышел бородач, наведя карабин в спину Муравьеву. - Не ты стал наживкой, а твой дружок, выходит. Хм-м-м, - усмехнулся он. - Длинный, я тебя предупредил, они нам нужны в хорошем состоянии, - цыкнув слюной сквозь зубы, сказал бородач.
  Виктор побледнел и прямо на глазах осел на землю, как скошенная травинка.
  
  
  Глава 17. Ненависть
  
  Первое, что удивило Степнова: к Зине, невысокому мужчине хорошего спортивного телосложения, на вид лет пятидесяти, Длинный с бородачом относились заискивающе. Хотя, слухи об этом человеке в Снеженске ходили совсем другие, он - мелкая шестерка Свалова, а Длинный - правая рука. Теперь Михаил в этом усомнился.
  И, что самое интересное, при всем этом, о Зине он почти ничего не знал. Были слухи, что он контролирует какие-то дела своего босса. Значит, криминальные, думал Степнов, как и другие газетчики и телевизионщики, что-то в виде разборок с конкурентами Свалова, которых тот называл, под смешки журналистов, "оппонентами". Зина редко появлялся с Алексеем Алексеевичем Сваловым на людях, поэтому и молва о нем в народе не ходила.
  В принципе, Степнов мог у своего товарища Кузьмы Филиппова расспросить о Зине. Начальник следственного отдела полиции Снеженска многое мог о нем рассказать, как и о многих других людях, работающих под крылышком Свалова. Но, при всем этом, Кузьма Кириллович держал рот на замке, понимая, что любая информация, выпущенная им, могла не столько помочь, сколько навредить. Даже своему товарищу Степнову, из-за дружбы с ним увлекающемуся написанием детективных историй, он давал для написания статьи очень мало информации, так сказать, дозировано. И когда Степнов обижался из-за этого, Кузьма говорил ему: "Дружище, я не хочу класть венок на твою могилу".
  Нижняя челюсть у Зины была крупной. Когда он разговаривал с тобой, ее движение привлекало к себе внимание, также, как и натянутая кожа на лице. И тут же, невольно понимая, что собеседнику при разговоре нужно смотреть в глаза, а не на его челюсть и огромный прыгающий по горлу кадык, невольно начинаешь теряться, ища его глаза. А они выше, огромные, немножко вылупленные. Их зрачки находится в центре темно-коричневой радужницы, и, смотря в них, невольно ощущаешь себя полностью подвластным этому человеку. Последнее довершение к его портрету - это голос, хриплый и грубоватый. Говорит тихо, но ты четко слышишь каждое его слово. Вернее, не столько слышишь, сколько улавливаешь, боясь что-то не расслышать, иначе будет не сдобровать.
  Вот и сейчас, сидя у костра, Михаил и Виктор, не сводят с него глаз.
  - Я за вами не шел, шли мои люди. Я сам с собою поспорил, что Вы, Виктор Егорович, перейдете дорогу невдалеке от Эсски, со стороны Нагириша.
  - А почему? - поймав паузу, спросил Муравьев.
  - А потому, что шаман живет не там, а в противоположной стороне, - смотря на сломанную веточку, сказал Зина и бросил ее в огонь. - А, вот, того, что потеряю двух человек, не ожидал, - и посмотрел исподлобья на Муравьева.
  - А я здесь причем, Иван Петрович? - вопросительно посмотрел в глаза Зины Виктор. - Я даже не знал, что за мной идет хвост.
  - Хвост, хм, - усмехнулся Зина. - Знал, ты все знал. Ты - охотник, с нюхом медведя, с размышлением волка, с хитростью росомахи и с бесстрашием ротвейлера.
  - Спасибо за такие сравнения, - улыбнулся Виктор.
  - Вы - старый человек, Виктор Егорович. Знаете, что скоро придет время собираться туда, - Зина кивнул головой в сторону небосклона, - и зачем убиваете людей?
  Михаил, услышав это обвинение в адрес Муравьева, невольно кашлянул от сухости в горле и, взяв кружку, отхлебнул из нее теплого морса.
  - И ваш товарищ это подтвердил, - прищурясь, посмотрел в глаза Муравьева Зина.
  - Глупости все это, - вздохнул Виктор. - Да, я чувствовал, что за мной кто-то идет. Но думал, что это не человек.
  - Не человек? - открыл рот Зина.
  - Нет, - помотал головой Муравьев. - Он обладал медвежьей силой, и даже больше. В двух местах я видел эти его следы. Деревья вывернуты, щучий фарш, лось разорванный на части и развешенный в метрах трех-четырех метрах от земли на сосне.
  - Брешет он, Зина, - закашлявшись, сказал Длинный.
  - А ты видел этого лося? - обратился к Длинному Зина.
  - Это там, недалеко от карьера, где ваши ребята лес рубят, у карьера.
  - Что? - прищурился Зинченко.
  - Ну, у них денег нет, и я их научил ставить капканы на лося.
  - Так, где погиб Косой? - во взгляде Зины блеснули молнии.
  Длинный быстро задышал и, помявшись несколько секунд, сказал:
  - Косой шел следом за ними. Мы его нашли... - и, поглядывая то на Зину, то на бородача, замешкался.
  - Ну, Сергей, - Зина посмотрел на бородача. - Я жду.
  - Иван Петрович, ну, не знаю. Косого нашли ночью, под тушей лосиной. Она не висела на дереве, как говорит этот, а лежала на Косом.
  - Хм, - Зина встал и потянулся. - А Каравай где погиб? Длинный? И как?
  - Перед Торским озером, - опустил глаза Длинный. - Этот мудель пошел через сопки, в которых кроме медведей больше никто не живет. Шумел. Каравая медведица порвала.
  - Это, что же получается, Виктор Егорович, фильтр моим ребятам устроил, медвежий? А говоришь, что ты не убийца.
  - Н-не знаю, - опустил глаза Муравьев, - если бы хотели со мной дойти до шамана, зачем тогда такую охоту на меня устраивать, а? - сжимая зубы, с ненавистью проговорил последние слова Виктор.
  - Из-за твоего писаки, - проговорил бородач. - Зачем он тебе? Ты думаешь, он заметку Богу напишет про тебя, чтобы тебя в рай пустили?
  - Он чище вас, - Виктор посмотрел в глаза бородача. - А ты, Длинный, чего же живой со своим дружком остался на тех сопках? Да вы там и не были, сидели на дороге под кедром сломанным. Я видел ваши следы.
  - Вот, как? - удивился Зина. - А откуда же вы так все хорошо знаете о смерти Каравая?
  Вздрогнув, Длинный, посмотрев на Зинченко, ответил:
  - Да я, да... - и запнулся.
  - Я не понял, Вячеслав Михайлович? - подняв ствол карабина, спросил Зина у Длинного.
  - Серега, а чего ты молчишь? - ухватив бородача за руку, словно ища у него защиты, заикаясь, спросил Длинный.
  - Слава, а я-то причем тут? Я же тебя слушался. Ты старший тут. Куда сказал, туда я и шел, - выдернул руку из захвата Длинного бородач.
  - Я думаю, ваш Каравай потерялся там, а не погиб, - прошептал Виктор. - Нужно вернуться. Медведицы там не было, в это время она со своими медвежатами пасется на болоте, на сопке только к концу октября появится.
  - Думаешь? - Зина снова уселся у костра напротив Муравьева. - Хорошо, если так. В принципе, он тот район знает, нагиришский парень. А нам твоя помощь нужна, Виктор Егорович. Отведи нас к шаману.
  - Нет проблем, Иван э-э...
  - ...Петрович, - подсказал ему свое отчество Зина. - А фамилия моя Зинченко.
  - Извините, - Виктор посмотрел на Длинного. - Грязный ты человек. Шаман тебя не примет, и душа у тебя злая и грязная.
  - Что-о? - сорвался с места Длинный и кинулся с кулаками на Муравьева.
  Удар Зиной прикладом Длинному в челюсть, обрушил его на землю...
  - Ты здесь действительно лишний, - тихо сказал Зина. - Останешься в избе. А сейчас накорми нас свежатиной. Завтра с утра пойдем к шаману, - посмотрел он на Муравьева. - А журналист там не лишний?
  - Чистая душа у него, Иван, э-э, Петрович. Посматривай, чтобы живым остался он и здоровым, а то шаман не простит, - торопясь, заговорил Виктор.
  - Так серьезно? Хм, - усмехнулся Зина, искоса посмотрев на Михаила.
  
  - 2 -
  
  Вывернутая коряжина была огромной, напоминавшей окаменевшего осьминога. От дерева осталась только длинная полоса темно-коричневой трухи. Виктор, подняв ладонь, подождал, когда все посмотрят на него, приложил палец к губам, прося тишины, и показал ладонью, где присесть.
  Длинный, стоявший рядом с ним, громко спросил:
  - Что, дед, наделал в штаны?
  Виктор, сдавив губы, нарвав травы, постелил ее на древесную труху и присел на нее. Прошептал:
  - Передохните. Дальше болото вязкое, но не опасное.
  - Смотри, если что, утоплю, медленно так вдавлю тебя в грязь, - со злостью прошептал Длинный.
  - Смотри, я тебя предупреждал, - улыбнувшись, посмотрел Длинному в глаза Муравьев. - Он тебя сам утопит.
  Удар по щеке отбросил Виктора к вывернутому корню.
  - Сволочь, - обтирая лицо от крови, прошептал Муравьев.
  - Сядь! - ухватил за локоть вскочившего Михаила Зина. - Посмотрим, что такое, ваш страшный шаман. Отдыхай пока, - упершись спиной в сосну, под которой сидел, Зина прикрыл глаза.
  Муравьев, видя, что создавшаяся ситуация складывается не в его пользу, уселся под корнем и тоже прикрыл глаза. Верил ли он, что ему удастся вылезти отсюда живым, как и то, что древний старик - шаман, защитит его? Навряд ли. Да, он видел его уже несколько раз за последние две недели в образе белки. Но белка, это - не медведь, которому по силам разделаться со сваловскими вояками, а, всего лишь, мелкий зверек. Да, он обладает каким-то колдовством, а, скорее всего, гипнозом. Ну, а если гипнозом, то, значит, и находится где-то совсем рядом, на расстоянии им управлять, говорят, невозможно. А, вот, чтобы Хромой Белке гипнотизировать их, нужно находиться совсем рядом. А он навряд ли, в свои сто лет, обладает такими силами. Мышцы шамана уже труха, как это сгнившее дерево.
  ...Белка остановилась на тонкой ветке сосны и громко раскричалась. Виктор сделал несколько шагов к ней и чуть не чертыхнулся, увидев вместо головы зверька, человеческую, того самого шамана. А она подмигивает ему и моргает, показывая подбородком, что нужно идти.
  - Идти за вами? - спросил у белки Муравьев.
  - Иди, иди, - запищал зверек и по веткам запрыгал вглубь леса. Остановился и смотрит на Виктора. - Что стоишь, идем...
  Виктор открыл глаза, оказывается, все это ему приснилось. Осмотрелся по сторонам в поисках этой ветки. А она рядом, качается, будто с нее только что слетела птица или спрыгнул зверек. А ведь верно, вон, чуть дальше и та самая белка прыгает с одной ветки на другую и никуда не убегает, будто специально, хочет привлечь его внимание к себе.
   - Пора идти, - с трудом поднялся с земли Муравьев.
  Зина не спал, как и Длинный. Поднялись и пошли гуськом за Виктором. А он сначала идет медленно, чтобы выправить отекшую спину, а потом потихонечку и скорость набирает. А белки уже и след простыл. Видно, он во сне услышал ее крик, вот, и приснилась целая история, связанная с ней. Дорогу к шаману он и так хорошо знал, только жив ли он, вот, в чем вопрос.
  Шел Виктор по хорошо знакомым ему ориентирам: пяти муравейникам, лежащему огромному дереву, согнутой до земли березе. Муравьев в этом районе уже много лет охотится, выставляя капканы на соболя и куницу. Конечно, нельзя сказать, что к Серому медведю - огромной каменной породе, торчащей на краю сопки, он дойдет с закрытыми глазами. В тайге можно потеряться даже самому искусному ее знатоку, что не раз происходило с Виктором, поэтому он всегда шел по ориентирам. И даже они в течение полугода менялись, и нужно было искать новые.
  Так произошло и сейчас, сгоревший когда-то от молнии кедр, обвалился, превратившись в гору трухи, а, вот, за ним раздвоенный подросток сосны уже поднялся на несколько метров ввысь, став новым ориентиром.
  За ним, шагов через сто, под ногами захлюпает болото. Если вправо по его берегу пойти, в черный гнилой лес попадешь. Место неприятное, словно из сказки о Кощее бессмертном. Кругом торчат из болота корневища деревьев, пни-обломыши. Глядя на них, создается такое впечатление, что великан эти деревца обломал.
  А если идти по левой стороне болота, в сопку упрешься, с тем Серым каменным медведем. Уж, больно опасное это место, несколько семей медвежьих на ней живет. Сопка ягодная, ее с северной стороны обтекает речка Тайменная. Так ее про себя зовет Виктор, а, как на самом деле ее называют, спросить не у кого. Разве, что у шамана.
  Но когда увидишь его, все забываешь. Странный он человек. С одной стороны вроде и похож он на человека, а с другой - на старый замшелый пень, а с третьей - на белку. Только хромает она, и размер у нее с огромного пса, и как только ее вес тонкие ветки выдерживают, ни на йоту не сгибаются. Увидишь такое, и оторопь берет, и все забывается.
  Михаил повернул влево.
  - Все, стоп, - остановил Виктора Зина. - Далеко еще до шамана?
  - Трудно сказать, - присев на корточки, и, громко дыша от усталости, прошептал Муравьев. - Может, пришли, а, может, и нет. Он сам выйдет. Только смотрите, - Виктор приподнялся. - Фу-у-у, только смотрите, он - колдун. Может быть и белкой, и медведем, и рысью, и оленем. Здесь он - хозяин.
  - Зина, ты слышишь, о чем этот пень трухлявый говорит? - подошел к Виктору Длинный и сверху посмотрел на Муравьева.
  - Время покажет, - сказал Зина. - Вечер опускается, нужно остановиться на ночлег. Давай в лес углубимся, туда, где более или менее сухо. В болоте еще не хватало ночевать.
   Метров через сто остановились на небольшой полянке. Вся она покрыта темно-зеленым ковром брусничника. Выстрел, раздавшийся справа, произвел Длинный. Принес глухаря и бросил перед Михаилом.
  - Чисть, писака, да быстрее! - приказал он Степнову, а Виктору дал топор, - займись дровами, - и уселся посередине полянки на свой рюкзак. - Птица не пуганная здесь, - сказал он, обращаясь к Зине. - Я к глухарю, а он замер, как статуя, и смотрит на меня.
  - Так, зачем тогда стрелял? - спросил у него Зина.
  - Так, кто ж знает, что он будет делать, когда к нему подойдешь. А так оно спокойнее, бац и все, правильно, малякин?
  Михаил поежился, отвернулся. Длинный его не просто раздражал, а стал врагом номер один, как и Свалов. Теперь Степнов знал, в какую автокатастрофу он попал, и кто ее заказал. Много слухов в Снеженске ходило о Свалове, что, якобы, он виноват в смерти многих коммерсантов, которые отказывались подчиняться его интересам, и поэтому пропадали, не возвращались из лесу, из поездок по бизнесу. Также Свалов имел агентство по продаже квартир. Но после того, когда несколько снеженцев, продававших свои квартиры в Екатеринбурге, в Краснодаре и в Анапе, пропали, и прокуратура занялась проверкой работы этого агентства, Свалов закрыл его. Потом пошли слухи, что прокурор купил квартиру в Москве, а, значит, Свалов и его купил.
  И что же теперь получается, они с Виктором должны Свалова, больного раком, вести к шаману, чтобы тот его вылечил? Да, узнав об этом, их все горожане проклянут.
  Отвлек Михаила от размышлений бородач, спросивший у Длинного, не боится ли он лешего.
  - Че-е? - не понял Длинный.
  - Ну, медвежатник же тебя предупредил, здесь никого нельзя убивать. А то шаман тебя убьет за это.
  - Да-а? - сделал удивленное лицо Длинный и, присев напротив Виктора, громко сказал. - А он все брешет, запугивает нас, правда, медвежатник? Он-то здесь стреляет своих крыс, ему можно, а мне, что, нельзя получается, да, старик? А? Завтра ему левый глаз вырву, если к шаману не приведет, а послезавтра - второй. Потом - нос, уши вырежу, - и посмотрел на Михаила с усмешкой, - и тебе, писака, также. Только руки оставлю, чтобы писал. Правильно? Хе-хе.
  Михаил и не знал, как сейчас ему себя вести. Видя, что на издевки Длинного Зина не обращает внимания, делает вид, что спит. Значит, он их с Виктором защищать от Длинного не собирается.
  "...Ему нужно одно - быстрее выслужиться перед своим боссом, как и Длинному. А то, что Зина сначала попытался защитить Виктора... Стоп, стоп, Виктора, а не меня, - думал Михаил. - Это говорит о том, что я не вхожу в их интересы, а нападки на Муравьева он воспринимает, как запугивание и не противится этому".
  Подождав, когда Длинный займется жаркой глухаря на костре и потеряет к ним с Муравьевым интерес, Степнов вытащил из своего рюкзака зайца, понюхал: мясо вроде не завонялось еще, это радовало.
  - Что ты так на них злишься, Слава? - тихо спросил у Длинного Зина.
  - Они меня развели, как лоха! - со злостью прошептал тот. - Это они так думали, хм. А ты не помнишь медвежатника? - и, поближе придвинувшись к Зине, начал ему что-то рассказывать.
  Михаил слышал только отрывки некоторых фраз Длинного: Свердловск, квартира, его жена, три комнаты, клофелин с шампанским, квартиру продали, подписала сама, продажу квартиры, труп, свалка.
  С трудом проглатывая слюну, Степнов посмотрел на Муравьева. Лицо его было бледным, глаза стеклянными, ладони дрожали. Когда Михаил потрогал его за колено, Виктор с ненавистью посмотрел на товарища и покачал головой, мол, не мешай.
  
  Глава 18. Черное болото
  
  Сон был недолгим. Несмотря на ночной холод, спальный мешок внутри быстро нагревался от температуры тела и горячего дыхания, и дышать в нем становилось все тяжелее и тяжелее, и поэтому, проснувшись, Михаил, потянул вниз замок молнии, чтобы впустить в свою "тюрьму" хоть немножко свежего воздуха.
  Выглянув наружу, заметил, что на деревьях не играют блики костра, значит, он потух. Оттянул замок молнии еще ниже. Длинный спал рядом, лежа на боку, к Степнову спиной, громко храпя. Виктор лежал с другой стороны своего надсмотрщика, также, как и Михаил, по требованию Длинного, в спальном мешке, наглухо закрыв молнию.
  Опустив замок до пояса, Михаил ждал, когда прохладный воздух остудит его мокрую одежду, пропитанную потом. Желание чихнуть Степнов с трудом остановил, зажав пальцем нос.
  Что-то привлекло его внимание. Напряг слух и зрение, пытаясь хоть что-то рассмотреть среди веток. И не ошибся, шум шел именно оттуда. Создавалось такое впечатление, что какое-то животное, перебираясь по веткам, соскользнуло, но удержалось своими когтями и затаилось. Кто бы это мог быть? Белка? Нет, животное было тяжелее ее. Скорее всего, это была рысь. Соболь, куница, проворнее ее и легче, и если бы соскользнули с ветки, то такого сильного скрежета бы не создали. Это животное с пуд весом, а, может, и больше.
  Вообще-то рысь боится человека, но если взять во внимание, что здесь дикие места, то она и не знает этого врага и воспринимает его, как медведя. А медведь для нее опасен только на земле.
  В принципе, это может быть и росомаха. А это животное, уж, пострашнее, чем рысь. Михаил прекрасно помнил тот случай, когда он с Кузьмой после службы в Афганистане, взяв собак, отправились на несколько дней в лес. Первую ночь спали в избе, а вот вторую - в лесу. Добытого глухаря оставили в рюкзаке, приготовили на ужин шулюм из рябчиков, во втором котелке вскипятили чай. Собак сытно не кормили, дали им хлеб с тушеной свининой да костями от рябчиков.
  Долго просидели у костра, вспоминая войну. А ночью их разбудил непрошеный ночной гость. Собаки лаяли до хрипоты, кидаясь на дерево. Из-за затухшего костра Михаил с Кузьмой, так и не смогли тогда узнать, какое животное было над ними. И только после нескольких выстрелов по кроне дерева они услышали, как оно, тяжело прыгая с ветки на ветку, ушло от них подальше.
  Со временем Михаил с Кузьмой успокоились, и собаки тоже улеглись рядом с ними. Михаил остатки ночи провел беспокойно, то снились напавшие на них душманы, то взрывы, то новые атаки душман, то минные поля. Усыпал буквально на десять-пятнадцать минут, а, может, и меньше, и сон его раздраженную душу снова возвращал в еще незабытые кадры памяти афганских событий...
  Утром, первое, на что тогда обратили внимание Михаил с Кузьмой, это на исчезнувший рюкзак, в котором они оставили неочищенного и непотрошеного огромного старого глухаря, убитого вечером. Кто его мог унести, могли узнать только собаки, и поэтому, пустив их на поиск, пошли за ними.
  Вор оставил разорванный рюкзак в метрах ста пятидесяти от их ночлега. От глухаря остались только перья, стеклянная банка с тушеным мясом была вскрыта зубами животного. На ее крышке осталось несколько ямок с дырками от звериных зубов, а сама банка была вылизана изнутри.
  - Росомаха, - сделал предположение Кузьма. - Отец говорил, что она даже медведя не боится, у него из пасти может вырывать мясо.
  Лай собак, раздававшийся где-то в лесу, отвлек их внимание, и Михаил с Кузьмой кинулись к тому месту. Пока бежали, услышали вой одной из лаек. Ускорили шаг, а через несколько минут, раздался вой другой собаки. Когда вышли к ним, было уже поздно. Снежка (собака) лежала под деревом с разорванной головой и грудью, а Джек невдалеке от нее с распоротым брюхом и вывалившимися наружу кишками. Он был еще жив. Увидев охотников, скуля, завилял хвостом, но подняться уже не мог. Кузьма, перекрестившись, застрелил пса, чтобы тот не мучился.
  По следам, найденным у разрушенного муравейника, Кузьма определил, что разделалась с собаками, именно, росомаха.
  Тела собак они не стали зарывать, а, сделав засаду, просидели ночь в ожидании возвращения голодной росомахи. Утром уснули, а когда проснулись, тел собак на месте расправы не оказалось, как и следа росомахи, которая их утащила подальше от людей.
  ...Перекатывание консервной банки подтолкнуло Михаила приподняться на локтях и посмотреть в то место, откуда шел шум. Второе, что он услышал, был звук раздавливания консервной банки и ее облизывание. Но больше никто из спавших с ним рядом этого не слышал.
  Тихонько вылезая из спального мешка, Михаил руками нащупал слева от себя лежащий карабин. Оружие было бородача, крупнокалиберный "Вепрь". Он ничем не отличался от мелкокалиберного "Вепря" Чижа. Сняв карабин с предохранителя, заслал патрон в патронник и навел его на невидимое животное, поглощавшее с хрустом остатки их вечерней еды.
  Длинный, словно почувствовав опасность, перестал храпеть. А Михаил, превратившись в слух, ждал, что произойдет дальше.
  Шорох, раздавшийся справа, говорил о том, что животное приближается к Длинному и Муравьеву. Михаил стал наводить в ту же сторону и ствол карабина. То, что произошло через секунду, Степнов так и не понял. Длинный, вскочив, вскрикнул от боли. Михаил, в то же мгновение испугавшись, откинул от себя в сторону бородача карабин и, ухватив рукой ткань спального мешка, лег и натянул ее на себя.
  - Сволочи, кто это? - орал Длинный, всполошив всех.
  Но, что произошло с ним, он так, толком, и не смог объяснить. Когда разожгли костер, осмотрели его. Длинный был цел, и было непонятно, то ли приснилось ему, что кто-то больно ударил его по ноге, то ли это было действительно так. Но то, что это не было дело рук Виктора с Михаилом, объяснить ему тоже было невозможно, поэтому он орал на них, хватая каждого за грудки и, что есть силы, тряс. И, если бы не бородач, то неизвестно, чем его нападки на Степнова с Муравьевым могли бы закончиться. А спасли их пропавшие от костра перья глухаря с его головой и шеей, вместе с крыльями, лапами и кишками.
  - Это могла сделать только росомаха, - обтирая разбитую до крови губу, прошептал Муравьев. - Если бы это был медведь, он бы не дал нам и вякнуть здесь.
  - Что? - не веря своим ушам, схватив Виктора за ворот, вскрикнул Длинный.
  - Слава, - остановил его Зина. - Ты смелый?
  - Не понял? - обернувшись к Зинченко, спросил Длинный.
  - Тогда иди и принеси нам ее шкуру. Что ты на старика набросился, а? Ты мне уже начинаешь надоедать.
  - Что? - приподнялся Длинный.
  - Я больше повторять не буду. Сядь! - приказал Зина, передернув затвор своего карабина. - Сядь, а не то, я за себя не отвечаю. Быстро!
  Раздавшийся выстрел был настолько неожиданным, что Михаил вздрогнул. А Длинный стал медленно оседать на землю.
  Нет, он не был ни убит, ни ранен. Он сел у костра и не отрывал своего взгляда от Зины.
  - Дежурь, - сказал тот. - Понял?
  - Что? - снова попытался не подчиниться Длинный.
  - Михаил, - Зина окликнул Степнова, - возьми мой карабин и дежурь вместо него.
  - Нет! - тут же лязгнул зубами Длинный. - Ты чего, сдурел? Он будет мне сказки рассказывать про Шахерезаду! - с ухмылкой посмотрел на Степнова Еритов. - "Тысячу и одну ночь". А если мне станет скучно, я тебе выбью зубы, писака! Ну!
  Михаил, молча, смотрел на Длинного.
  - Ты не понял моего приказа, маляка-писака? - Длинный стал приподниматься.
  - Я сейчас нажму на курок, - слова Зины были тихими, но Длинный их хорошо расслышал, понимая, что они сказаны именно ему, а не журналисту.
  - Потом поговорим, - сплюнул Еритов, - потом, - и показал пальцем, где сидеть Михаилу.
  Степнов подчинился.
  
  - 2 -
  
   Ствол карабина, лежавшего на бедрах Длинного, был повернут в сторону Степнова. Возмущало его щелканье пальца по курку. Чем это может закончиться, Михаил понимал - выстрелом. Но сдерживался, посматривая по бликам пламени костра на уснувшего бородача и Зину.
  Нащупав ремень на штанах, потихонечку вытащил его из петель и, растянув его в длину, стал боковым зрением следить за поведением Длинного. Поведение таких людей ему было хорошо известно. Психи, они подчиняются своим эмоциям, а не командирам, зная, что их поступок всегда сойдет им с рук.
  Большой палец правой ладони Длинного лег на предохранитель и, вот-вот, скинет его вниз. В итоге указательный палец сильнее надавит на курок, и произойдет выстрел. А ствол его карабина смотрит Михаилу в живот.
  Если он не успеет в момент снятия карабина с предохранителя накинуться на Длинного и задушить его ремнем, то сам будет убит.
  Протянул правую руку дальше, перебирая пальцами ремень, а левую ладонь - в другой бок. Сдавив кожу ремня, приготовился к броску. По-другому не спастись.
  Большой палец замер на предохранителе и побеле. Михаил, поджав под себя правую ногу, приготовился к прыжку. Успеть бы!
  Но ствол карабина стал поворачиваться вправо. Почему? Неужели Длинный догадался, к чему готовится Степнов?
  Поднял глаза и невольно удивился. Длинный отвернулся от него, рассматривая что-то сбоку от себя. Что там? Хорошо просматривались очертания стволов деревьев.
  "Между ними ничего не видно. Или он готовится к выстрелу в меня? - подумал Михаил и, готовясь к рывку, стал считать про себя. - Девятьсот один, девятьсот два, девятьсот..."
  Длинный все же успел, за секунду до броска Михаила вскочил и отпрыгнул в сторону, крича и пытаясь выстрелить в кого-то, прячущегося в лесу.
  Выстрел Зины, еще больше разозлил Еритова, и тот, заикаясь, продолжал неистово кричать:
  - Я в-видел его, в-видел!
  - Кто это? - подскочил к Длинному бородач.
  Но тот никак не мог угомониться и с дрожью в голосе продолжал истерично кричать. И только сильный шлепок бородача по лицу Длинного привел его в себя. Он, вытаращив глаза, смотрел то на бородача, то на Зину, шепча: "Глух-харь, глух-харь, глух-харь!"
  - Что ты говоришь? - присел к нему Зина.
  - Г-глух-харь к-к-крас-сный. Он хот-тел меня, он хотел меня...
  - Борода, - громко прошептал Зина. - Дай ему спирта, не то я эту гниду убью.
  Бородач достал из своего рюкзака пластмассовую флягу и, запрокинув голову Длинного на себя, влил из него в его открытый рот булькающую жидкость.
  Длинный, закашлявшись, смотрел своими вытаращенными глазами куда-то вверх.
  - Что здесь было? - обратился к Михаилу Зина.
  Тот в ответ пожал плечами.
  - Ничего не видел?
  Степнов снова покачал головой.
  - Нам только этого еще не хватало.
  - Может, ему ноги связать? - спросил бородач.
  - Ты чего, дурак?
  - Что, теперь я буду его стеречь?
  - Спи, я посмотрю. Потом, разбужу. Раньше с ним такое уже было?
  - Впервые такое вижу, - ответил Зине бородач.
  - Ладно, забыли.
  Михаил, пряча ремень от глаз Зины и бородача, нащупал петлю и начал его вдевать в нее.
  Зинченко было не до него, он наблюдал за остекленевшими, вылезшими из глазниц очами Длинного. А тот сейчас, действительно, был больше похож на манекен с искривленным в испуге лицом, смотрящим беспрерывно в одну только ему видимую точку.
  Через несколько минут Зинченко оторвал глаза от Еритова и глянул на Михаила.
  - Спи, - прошептал он. - Без тебя обойдусь.
  Закивав головой, Степнов отполз назад, к лежащему Виктору и, забравшись в свой спальный мешок, затянув до подбородка замок молнии, прикрыл глаза.
  Да, то, что сейчас здесь произошло, он никак не мог понять. Неужели, и Длинный поддался чарам шамана. Но почему тогда он увидел не белку, как Михаил, а глухаря, еще и красного. Неужели, у Длинного крыша поехала? Но что его к этому привело?
  "Может, он - наркоман? А-а, скорее всего, именно, так. Глотнул какую-то гадость. Может, даже сам торгует какими-нибудь искусственными наркотиками, вот, и крыша у него поехала. А спиртное, видно, вывело его из ступора. И почему я в этот момент не убежал от них, дурак, - подавляя зевоту, подумал Степнов. - А-а, из-за Виктора не убежал. А он-то почему так тих? Ведь у него тоже была возможность вытащить карабин и расстрелять этих гадов, - снова подавляя зевоту, подумал Михаил. - Хотя убивать, это только в мечте можно..."
  
  - 3 -
  
  Сильный удар по ноге разбудил Михаила. Вскрикнув, и, оттянув вниз замок молнии, он вылез из-под спального мешка и осмотрелся по сторонам. Около ног лежала толстая ветка от сосны. Длинный стоял около костра и смотрел вверх, целясь в кого-то из карабина.
  - Еритов? - окликнул его Зина. - Ты чего стреляешь по деревьям?
  Длинный в ответ поднес указательный палец к своим губам, требуя молчания. И в ту же секунду, вскинув карабин, сделал два выстрела подряд. С дерева посыпались мелкие ветки.
  - Я его убью, убью! - оскалив зубы, рычал Длинный.
  - Еритов, кого ты убьешь? - осматривая ветки дерева, спросил Зинченко.
  Рассвет только начинался, воздух был бледно-серым, как туман, закрывал своим полотном мелкие предметы, что не давало возможности рассмотреть их уже на расстоянии метров в десяти.
  - Он опять здесь, красный глухарь. Смотри, вот он, вот он, - и в это же мгновение Длинный снова выстрелил вверх и, отскочив в сторону, навел ствол карабина на Зину. - Ну, вот ты и упал. Все, сейчас добью тебя.
  Зина от испуга отполз немножко назад. Его исказившееся от страха лицо покрылось испариной:
  - Ты что, Длинный, сошел с ума, что ли? - дрожащим голосом прошептал Зина.
  - А я тебе говорил, говорил, глухарь, я тебя достану, - и, медленно поднимая карабин, начал целиться в голову Зинченко.
  В этот момент, подкравшийся к нему сзади бородач, резко ударил Длинному под колено, и тот, потеряв равновесие, падая на спину, сделал выстрел вверх. Пуля попала в ствол дерева. А Зина, схватившись за бейсболку, снял ее и посмотрел, присвистнув.
  - Держи этого мерзавца! - приказал он бородачу и накинулся на Еритова, избивая его ногами по туловищу, по плечам, неистово крича. - Сволочь! Сволочь! Да, тебе конец пришел!
  Бородач, ухватив за ногу Зину, удержал его:
  - Стой! Убьешь же.
  Михаил посмотрел на Виктора. Тот помотал головой, мол, ничего не делай.
  Зина отошел к дереву и сел на землю, тяжело дыша. А вот Длинный продолжал исподлобья смотреть на Михаила, сплевывая с разбитой губы кровь, что-то шепча.
  По движению губ Степнов понял, о чем говорил Еритов, обещал убить Михаила, сдавливая ствол своего ружья, который почему-то у него никто не отобрал.
  Мурашки пошли по телу. Теперь Михаил понимал, что этот человек психически не здоров и может в любое мгновение поднять ствол своего карабина, навести на кого захочет, и выстрелить. Так этот человек сейчас и делал. Опустив указательный палец правой руки к курку, держа левой рукой карабин за цевье, начал его поднимать, наводя ствол на Михаила. Степнов замер, не понимая, что ему сейчас нужно сделать.
  Длинный, неожиданно для всех, вскочив на ноги, побежал в лес, крича что-то непонятное.
  - Борода, иди за ним, - упершись затылком в дерево, громко сказал Зина. - Блин, только этого еще нам не хватало.
  Михаил обернулся, провожая взглядом удаляющегося бородача. Его фигура исчезла в предрассветной мгле через несколько секунд.
  - Вот такие вот дела, - сказал, то ли себе, то ли Михаилу с Виктором, Зина. - Мужик - кремень, и сдулся, как майский шарик. Не ожидал, не ожидал такого, - и, похлопывая ладонями по карманам, вытащил из одного из них рацию. - Ладно, потом, - и засунул ее назад, в боковой карман своей куртки.
  - Можно я костер распалю? - спросил у Зины Виктор.
  - Давай, - махнул тот, - давай. У вас что-то пожрать есть?
  - Заяц.
  - Выбрось эту гниль, - скривив лицо, сказал Зина. - Вон, в том рюкзаке есть консервы с мясом и кашей, хлеб. Разогрей в своем котелке все, что там есть. Они Длинному уже, вижу, не пригодятся.
  ...Запах скворчащего в котелке тушеного мяса вызывал обильную слюну. Михаил аккуратно размял ее ложкой, размешал и, намазав толстый слой мяса на галете, с хрустом откусил его. Закрыв глаза, начал медленно пережевывать еду. Михаил, следя за ним, подул на ложку с дымящимся мясом и, отобрав самую малость его губами, начал посасывать, с причмокиванием.
  Зина отказался от завтрака, сидел и прислушивался к звукам леса. Видно, что нервничал. И его можно было понять. Произошла неожиданная для всех ситуация с Длинным. Если бы это произошло в Снеженске, то он бы сильно не переживал, в их команде, поди, есть кем заменить этого человека. А вот здесь, в дикой тайге, где каждый человек на вес золота? Именно, золота, так как Зина хорошо помнил рассказы охотников об этих медвежьих местах. И кто его знает, сытые они или нет, в смысле, набрались они нужного жира, чтобы перезимовать?
  - Я что-то ни одного медвежьего следа здесь не видел, - сказал Зина, смотря на Муравьева.
  - А его след в таких местах не каждый увидит, - ответил тот. - Медведь, он - очень умное животное, как человек.
  - Как человек? - удивился Зина.
  - А что? Так оно и есть. Он думает, он умеет красться. Взять того же лося. Это же огромный бык, копытом сосну ломает. Что там ему медведь? А косолапый, нет же, подходит к нему так тихо, что у того с испугу от неожиданности и сердце может остановиться. Не каждый охотник так сможет к сохатому подобраться.
  Виктор, наполнив ложку, и, дуя на горячее мясо с кашей, продолжил:
  - Вот, человек медведя не слышит, когда тот к нему подбирается. Вот, если бы у человека был нюх, как у собаки, тогда - другой разговор. А Длинный моих псов пристрелил.
  - А были? - сморкнулся Зина и обтер ладонью свой нос.
  - Еще и какие, помесь лайки с волком. Они бы и на сто метров к нам медведя без лая не подпустили. А охотник, что, если предупрежден, то и удачу имеет.
  - Вот, сука.
  - А, Иван Петрович, почему он на нас так зол? - поинтересовался Муравьев.
  - А потому, что вы его от дел нужных оторвали, - цыкнув сквозь зубы слюну, сказал Зина. - Да, и поводили его, чуть в лапы медвежьи не попал. Да, спас его кто-то, огромный, как медведь. Теперь я понял, что он врал.
  - А можно узнать, как было-то с ним? - спросил Муравьев.
  - Дед, смеяться же будешь. Ладно. Короче, когда вы за дорогу железную пошли, в ельнике остановились, Бородач с Длинным шли за вами и Женька. Так вот, когда Еритов пошел воды набрать в реке, медведь на него вышел с той стороны. А она-то по ширине - перепрыгнуть можно. Короче, медведь кинулся на него через речку. А тот, естественно, бежать. Потом слышит, что медведь его догоняет. Ну, он на дерево полез. И видит, кто-то огромный, то ли медведь, то ли человек к тому медведю под деревом подскочил да хребет ему переломал. Длинный говорил, что медведь сразу замертво упал. А тот великан его себе на плечо бросил и, перепрыгнув через речку, скрылся. Веришь в это, дед?
  - Хм, - покачал головой Муравьев. - Всякое слышал, но такое.
  - Вот, и я о том же, - натянул на свое лицо улыбку Зина. - А твой друг, что молчит все?
  - Так, заикается Мишенька. В аварию на автомобиле попал. Челюсть раздробил. Вот, и слова плохо говорит.
  - И как же ты в живых остался? - Зина, прищурившись, посмотрел на Михаила. - Длинный говорил, что ты на сук сосны свою голову насадил, а смотрю на тебя и не верю тому. Дела. А шаман ему, значит, здоровье вернет? Для этого же ты его к нему ведешь?
  - Зачем вы с ним так поступили? - неожиданно для Зины спросил Виктор.
  - С журналистом? Если бы я им занимался, то живым бы твой друг не остался, - Зина встал, зашел за куст и, расстегнув мотню на штанах, начал мочиться. - Виктор, а не потеряются они?
  - Не знаю. Я сам теряюсь иногда здесь и - нахожусь. А они - не знаю, - пережевывая тушеное мясо, сказал Виктор.
  - А след хоть какой-то оставили они после себя?
  - Конечно. Если сейчас по нему пойти, то найдем их. А если позже, изморозь росой станет, стечет с травы, с листьев, по-тихому не найдем.
  - Тогда собираемся, дед. Хватит, хватит жрать! - губы у Зины задрожали. - Еще не время, еще не время им теряться. А то Леш Лешевич все поймет не так, - скороговорку Зинченко расслышали хорошо и Михаил, и Виктор.
  - Свалов, что ли? - прищурившись, посмотрел на Зину Муравьев. - А то я все никак догадаться не могу, почему все руки Свалова здесь. Правая - Длинный, ты - левая. Или наоборот?
  - Будешь много знать, дед..., хотя, уже и так стар, - ухмыльнулся Зина, - значит, не болтай лишнего. А то...
  
  - 4 -
  
  И снова начался бег по лесу. Муравьев идет впереди, за ним Михаил, Зинченко в хвосте. Правда, Виктор теперь не торопится, движется медленно, считывая следы, оставленные Длинным с бородачом.
  "Единственное, что удивляет, почему те так далеко ушли от Зины, - размышлял Михаил. - Ну, сорвался человек, ушел, пересидел, успокоился и вернулся. А тут что-то не так получается. Да, и непонятно, почему сам Зина, заинтересованный в их поиске, идет не рядом с Муравьевым, а замыкающим. Не доверяет мне с Виктором. В принципе, это понятно, как и то, что Длинный преследующих его людей может застрелить. Ага, теперь все ясно".
  Поднятая Муравьевым рука заставила всех остановиться. Он обернулся и прошептал Зине:
  - Дальше болото, когда идти, чавкать будем. Услышат.
  - Ну, и что? - не понял Зинченко.
  - Жить хочу, - ухмыльнулся Муравьев.
  - Хм, понятливый, - Зина сплюнул травинку. - Значит, считаешь не нужно идти за ним?
  - Не знаю, - прошептал Муравьев. - Вам же нужен шаман. Свалова встретите и пойдем, зачем вам тот псих?
  - Верно говоришь. Эти места Длинный знает хорошо, со Сваловым сюда летал не раз оленя бить.
  - А вы знаете, куда он прилетит?
  - Вот, в том-то и дело, что об этом знает только Длинный. А красный глухарь, которого он якобы видел, это - развод. Когда он встретит Свалова, меня ниже плинтуса опустит, это я тебя говорю, Зинченко. А, значит, после его смерти он все себе приберет.
  - Власть крови требует, - не спускает глаз с Зины Виктор.
  - А, что ж ты думал, дед. Она так просто не дается. Это только дураки идут к ней напролом, а хитрые, они, как Длинный... А кто же я?
  - Но, он-то не знает, где живет шаман, - словно подбадривая Зинченко, заговорщицки, процедил сквозь зубы Муравьев.
  - Думаешь?
  - Это ж он за мной хвостом здесь лазал прошлой осенью?
  - Нет, не Длинный, а Жека с бородачом.
  - Но я тогда к шаману не ходил, незачем было. Это, вот, из-за Мишки к нему иду, нужно помочь парню, здоровье вернуть. Может, шаман поможет ему и увидеться с женой и дочкой погибшими. Он все может, а то так и не похоронил их, без сознания парень в больнице пролежал.
  - Даже так, - Зинченко посмотрел в глаза Виктора, - значит, жить будем. Дед, если мне с ним, - кивнул подбородком в сторону Михаила, - поможете сейчас, не забуду. Пенсион тебе сделаю какой-нибудь, а ему редактором помогу стать. Мэр меня послушает. Это я тебе говорю, Зинченко! Ну, что, договорились?
  - А что, из воды сухим не вылезешь, - без лишних раздумий согласился Муравьев.
  И Михаил его тут же поддержал, киванием головы.
  - Значит, давай, дед, думай. Чем это место страшно-то?
  - Черное оно. В него, как заходишь, мурашки по телу бегут. Воздух здесь серый даже в солнечный день. Кругом корни торчат, а их деревья сгнили, лежат под водой, во мху, наступишь на них, нога, словно в кисель попала, и такой звук происходит, будто по мясу гнилому идешь. Жуть. Шли слухи, что здесь кладбище ящеров было.
  - Фу, ты, - передернулся Зина. - Расскажешь такое, что и, взаправду, в эти сказки поверишь. Мне потом номер этого участка на карте покажешь, нужно взять его в аренду и посмотреть, может, нефть здесь высоко стоит, а, может, туризм организуем. Будешь сюда богачей водить, и - оставлять. Хм.
  - Так, говорят, этот участок мэр района уж давно взял себе.
  - Хм, а он-то ему, зачем нужен? Леса здесь нет. Оленя разводить собрался, что ли? Все разобрали, все, и зацепиться-то не за что. Но это мы поправим, - широко улыбнулся Зина. - Короче, я вас здесь подожду, идите за Длинным.
  Муравьев, вскинув ружье, поправив рюкзак на плече, переставляя ноги вперед, не вынося их из воды и мха, двинулся вперед. Михаил шел также.
  Что-то за спиной громко хрустнуло, и раздался всплеск воды. Похоже, это дерево гнилое упало. Зина тут же их догнал и, чертыхаясь, что не надел сапоги, пошел за Михаилом.
  - Дай воды, - попросил он у Виктора.
  Тот остановился, снял флягу с рюкзака, но сразу ее не подал Зине. Открыл, сделал глоток сам, а потом, что-то ища в карманах, отвернулся.
  - Ты чего, дед? Я ж воды попросил.
  - Так, обтереть после меня горлышко фляги нужно, чтобы какой-нибудь заразы от старика не прихватил. Сейчас, сейчас.
  - Да, я не брезгливый, дед. Давай, давай, а то горло сушит, аж, невмоготу.
  Сделав несколько глотков, Зина скривился и посмотрел на Муравьева.
  - Так, с ручья она, водица-то, а там и дерево гнилое свой привкус оставляет, мох, торф.
  - А-а, - махнул рукой Зина и снова приложился губами к горлышку фляги, подняв ее вверх.
  Напившись, обтерев рукавом губы, передал ее Михаилу, чтобы тот передал ее Муравьеву.
  Степнов, обтерев горлышко фляги, поднес ее к губам, желая тоже попить воды, но Виктор выбил ее из его рук.
  - Ой, извини, рюкзаком задел, - извинился он.
  Подняв флягу, он вылил из нее оставшуюся воду.
  - Зачем, я же пить хочу, - удивился Михаил.
  - Так, болото здесь, черное. Кто знает, какая зараза в нем фляга сейчас зачерпнула. Метров через триста, в лес выйдем, а там до речки и рукой подать, напьешься.
  Глоток воды, которой Михаил успел сделать из фляги, был по вкусу действительно горьковатый. Даже нет, кисловато-горьковатый. Почему-то во фляге Муравьева постоянно такая вода по вкусу. Сплюнув траву, непонятно откуда взявшуюся в воде, Степнов посмотрел на Виктора, сжавшего губы и со злостью смотревшего на него.
  - Ч-чего? - спросил он.
  - Идти нужно, а то от следа ничего не останется, - хмурясь, прошептал тот.
  Воздух в этом болоте липкий. По щеке течет каплями, а ощущение, будто это улитка по тебе ползет, оставляя после себя слизь. И в горле липко, и привкус противный остается. И место здесь, прав Муравьев, жуткое. Воздух серый, словно из материи какой-то сделан, то ли паучьей, то ли из невидимого мха. Касается тебя, щекочет, царапает, аж, щеки начинают в разных местах чесаться, да, и голова.
  Слева ящер стоит, раскрыв свою громадную, зубастую пасть. Михаил, увидев его, отшатнулся в сторону. Но это на самом деле оказался не ящур, а корневище от вывернутого из земли дерева. И корни у него скользкие и липкие, как мясо гнилое, и запах от них, фу, словно от мяса трупного.
  Зина, обогнав Михаила, и, ухватившись за рюкзак Муравьева, шел дальше, испуганно озираясь по сторонам. Если идти за ним и только смотреть ему в спину, то страх пропадает, отметил Степнов. А то, вон, справа снова какое-то страшилище.
  "А не медведь ли это? - Михаил вскинул в его сторону свое ружье. - Но это было снова корневище, такое же, как и слева.
  Выстрел, раздавшийся впереди, испугал не только Михаила, а и Зину, залезшего под одно из корневищ, и, дрожа, просил у Виктора защиты.
  А Виктор не сделал к нему ни одного шага. Стоял с вверх поднятой рукой, призывая к тишине, прислушивался.
  - Он здесь, - прошептал Виктор.
  - Нет, нет, - истерично закричал Зина, прикрывая от кого-то раскрытыми ладонями свое лицо.
  - Оставайтесь здесь, - ткнув рукой себе в ноги, приказал Виктор, - смотри за ним. Я сейчас, - и скрылся за занавесом серого, липкого воздуха.
  
  Глава 19. Ситуация
  
  Ветер, поднятый вертолетом, напоминал смерч, крутивший в своем вихре ветки, листву. Удерживая свою кепку в руке, Михаил вжался в землю и, прикрыв ладонью нос со ртом, тяжело дышал. Но винтокрылая машина и не думала приземляться, зависнув в воздухе, чего-то ждала. Скорее всего, очищала искусственным смерчем место посадки от веток или еще какого-то лесного мусора, хотя, они с Виктором и бородачом, все лишнее, что могло помешать вертолету при посадке, убрали.
  И, вот, наконец, эта синяя огромная стрекоза приземлилась, а через несколько минут его крутящиеся винты замедлили вращение, и искусственный смерч исчез.
  Михаил с Виктором следили за Длинным с Зиной. Они побежали к вертолету, помогли вылезти из него Свалову, сидевшему на пассажирском месте. Он стоял около вертолета и о чем-то с ними разговаривал. Зина постоянно показывал рукой в сторону Муравьева со Степновым, потом махнул им рукой, чтобы они подошли к ним.
  - Стой здесь, я сам все им объясню, - и, скинув с себя рюкзак, и, оставив его около Михаила, Виктор пошел к вертолету.
  Степнов замер, рассматривая летучую машину. С Ми-8 его, конечно, не сравнить, то большая машина, а эта - нет, в несколько раз меньше него по объему и смотрится грациознее. Длина фюзеляжа около десяти-одиннадцати метров. У "Робинсона" в два раза меньше лопастей, всего две, и рассчитан, наверное, он на перевозку трех-четырех человек, не как Ми-8 на двадцать.
  Летчик из машины не вылезал, видно, ждал приказа своего хозяина оставаться им здесь или нет. Судя по тому, как навис Длинный над Муравьевым, у них шел разговор о том, сколько времени понадобится ему, чтобы привести Свалова к шаману. Свалов тоже вел себя нервно, как Еритов. Теперь, после остановки винтов и гула двигателя, их громкий разговор прослушивался хорошо.
  - А если его на месте нет? - кричал Свалов. - Зачем я тогда сюда прилетел?
  Что отвечал ему на этот вопрос Муравьев, было не расслышать.
  - А я не знаю, не знаю, что со мной произошло. Это, скорее всего, их шаман надо мною что-то вытворял, - оправдывался Длинный. - У меня в голове все помутилось. Нет, я ничего не принимал. Нет! - орал Еритов. - Я - не наркоман, нечего пиз...
  Михаил отвернулся, чтобы хоть на минуту остановить нарастающее раздражение и посмотрел на сопку. Дым из трубы избы был почти не виден, и поэтому очень трудно было определить, где она стоит. И даже до сих пор Михаилу не верилось, что Муравьев один сложил ее своими руками. Во-первых, потому, что она уложена из толстых бревен, размером шесть на четыре, да, и высокая. Первый этаж около двух с половиной метров, вверху крыша с одним скосом.
  Все бревна Виктор укладывал с помощью простейшего подъемника-журавля, который он сохранил до сих пор и продолжал использовать, поднимая вещи на чердак. Этой ночью там спал Михаил с Бородачом. Степнов поднялся на чердак по лесенке, а, вот, бородача поднял к нему Длинный с помощью этого "журавля". Вот, смеху-то было.
  - За день дойдем до шамана, Лексей Лексеич, - сбил с размышлений Михаила громкий голос Муравьева. - Да, около трех, может, четырех часов к нему ходу. А, вот, на вертолете, не знаю. Шаман, он - сильный колдун, вы и представить себе не можете. А, вот, увидит ваш вертолет, боюсь, испугается, или еще что-нибудь наделает. Ему-то уже около ста, если не больше-то лет. Я о вас забочусь.
  Михаил, следя за приближающейся группой людей, не знал, как себя вести. Не кланяться же Свалову, как местному хозяину. Не директор он для него и не начальник.
  Свалов был рослый и худощавый мужчина, на полголовы ниже Длинного. Остановился около Михаила, протянул ему руку и, поздоровавшись, спросил у Муравьева:
  - И кости ему на голове выровняет твой шаман?
  - Нет, - улыбнулся Виктор, - а, вот, мышцы, нервы сможет ему поправить, чтобы разговаривать он начал, как все, чтобы думать начал. А то совсем парень того, инвалид.
  - Инвалид, - Свалов смерил Михаила взглядом, поморщился и, схватившись ладонью под сердцем, с трудом кашлянул.
  И только сейчас Михаил обратил внимание на осунувшееся лицо Алексея Алексеевича. Кожа на нем стала желто-коричневой, обвисшей, челюсть дрожала. А, вместе с тем, и в глазах его уже нет того орлиного взгляда, они впалые, бегающие.
  - Тогда сюда его, ко мне принесете, шамана вашего, - кашлянув, содрогнувшись всем телом, прошептал Свалов. - Если уйду, ничего не получите, я вам говорю.
  Михаил, сделав шаг в сторону, оказался за спиной Свалова. Так он чувствовал себя спокойнее, чем стоя перед ним, перед этим хамом, другого слова и не подобрать. Свалов всех журналистов считал своим инструментом для рекламы, не больше, а тех, кто имел свое мнение и пытался идти против него, ставил на место, как Степнова, убирал. Но вот, оказалось, не убрал ...
  - Степнову вот отдам свои дела, и пусть он вас с навозом ослиным смешивает. Правильно, писака? - обернулся к Михаилу Свалов.
  - С-с-с... - попытался что-то сказать Степнов.
  - Заикаешься, хм, - снова с презрением смерил Михаила с головы до ног Свалов. - Ну, а вас я, псы, в последний раз предупреждаю, - поморщившись, взглянул на заискивающе смотревшего на него Еритова. - У меня времени нет. Зови Яшку. Чего стоишь? Летуна зови сюда! - крикнул он на Длинного.
  И когда тот вместе с бородачом побежали к вертолету, посмотрев на Зину, продолжил:
  - Иван, ты мне что-то перестаешь нравиться. А я тебя, тебя(!), зачем отправил сюда? Ты же знаешь этих остолопов.
  - Я Вас еще не вызывал, Алексей Алексеевич. Мы с Муравьевым должны были прийти к шаману, обо всем договориться с ним, а Длинный, то есть Еритов, торопится.
  - Торопится?! - прорычал Свалов. - А ты знаешь, Зиночка, что мне уже совсем мало осталось быть на этом свете? Ты это знаешь? Гадина! - задыхаясь, с трудом выговорил последнюю фразу Свалов.
  - Извините, Алексей Алексеевич, - потупив взгляд, прошептал Зинченко.
  Летчик был молодым парнем, невысокого роста. Подошел к Свалову вразвалочку, пожевывая тростинку и, прищурившись, посмотрел на Михаила, с интересом рассматривая его.
  - У тебя насколько топлива осталось? - спросил у него Свалов.
  - До Снеженска хватит и еще километров на сто может быть. Если оставаться здесь, то может и не хватить, чтобы нам вернуться назад. Морозы по ночам, двигатель нужно разогревать.
  - Да тебе бы только по бабам, - кашляя, сказал Свалов. - Ладно, иди, заводи, я сейчас приду, - и повернулся к Муравьеву. - Я сегодня, Виктор Егорович, из Екатеринбурга сюда прилетел. Врачи отпустили меня на несколько дней. Но я их обещаниям спасти меня уже не верю, понимаешь, дед? Ты вот это, можешь где-то поближе к шаману место для посадки этого вертолета подыскать, а?
  - Конечно, - улыбнулся Виктор. - Через два дня прилетайте на Серого Медведя. Там буду вас ждать, часов в шесть вечера.
  - Что за место такое?
  - Скала такая, вон там, - Виктор махнул рукой на север. - Прилетайте на то самое место, где вы в прошлом году пол стада оленей положили и чуть не задели скалу винтами. Помните? Вот то место и называется Серый Медведь.
  - А ты-то откуда знаешь, что я там оленей бил?
  - Так видел, невдалеке был. У камня садитесь, и пойдем оттуда к шаману. Оденьте только сапоги с шерстяными носками. Шаман на Черном болоте живет, ногам холодно будет по воде идти, а на следующий день домой вернетесь здоровым.
  - Сколько оттуда идти до шамана твоего? - тяжело дыша, спросил Свалов.
  - Так совсем рядом, с час, может, чуть меньше. Это так, если не торопясь. Километр, полтора по краю болота к нему идти, не больше. Лес-то там гнилой.
  - Смотри, дед...
  - А что смотреть-то, Алексей Алексеевич, он и не таких, как вы поднимал на ноги. В смысле, шаман, - сказал, широко улыбаясь, Муравьев. - Я ж рассказывал. Давайте сначала Мишку полечим, - хлопнул он по плечу Степнова. - Пять минут и не узнаете его. Вот тогда и поверите.
  Слушая его, Михаил снова удивился Муравьеву. Да, да, этот человек так ненавидит Свалова с его отпрысками, а здесь уговаривает его пройти лечение у шамана.
  ...Вертолет, поднявшийся над лесом, наклонившись своим "подбородком" вниз, стал набирать скорость и через несколько минут уже превратился в точку, которую размыл горизонт.
  
  - 2 -
  
  - Давай, давай! - торопил Длинный Муравьева. - Давай быстрее, дед.
  Михаил теперь шел третьим, за ним - Зина, в хвосте Бородач. Беломошник быстро закончился, его сменил сфагнум. Ноги все глубже и глубже проваливались в этот темно-зеленый ковер. Наполовину вывернутая сосна привлекла внимание Степнова. Он вчера был около нее с Муравьевым. Или это просто похожее место на то, где они вчера ночевали с этой компанией.
  Нет, это все же не то место, погашая в себе неизвестно почему появившуюся дрожь, подумал Михаил. За сосной был пригорок с белым мхом, а слева от него бежал ручеек.
  Наступив в воду, и, чавкая по ней, Михаил снова невольно содрогнулся, уж больно похоже было это место на вчерашнее. Неужели, это оно? Точно. А вон береза, согнутая в три погибели, уперлась своей кроной в ручей, словно ей мало воды, так вот решила и сама нагнуться, чтобы своей листвой напиться ее.
  "Зачем же ты нас на старое место привел, дед? - подумал Михаил. - Неужели снова хочешь, чтобы Длинный увидел здесь своего старого знакомца - красного глухаря. Ты ж говорил, что здесь рядом медвежьи места".
  Но Виктор продолжал идти, спускаясь все ниже и ниже по лесу, покрытому сфагнумом, а ноги все больше и больше увязывались во мху.
  - Ты куда нас тащишь, старик? - взорвался голос Длинного. - Что нельзя было выше остановиться, здесь же болото?
  - Так ты ж меня торопишь, Вячеслав Михайлович, к Медведю серому хочешь дойти.
  - А сколько еще до него?
  - Так, трудно сказать. Часов, может, восемь. А если напрямую, то в два раза меньше. Но там болото, трясина вязкая. А в обход, восемь.
  - Восемь, - остановился Длинный. - Уж больно место это знакомое.
  - Так, лес он везде одинаков, - говорит Муравьев. - Можем еще идти, там слева будет пригорок, на нем старая берлога медвежья, в ней и переспим.
  - А мишка где?
  - Так, он в старых берлогах не спит. Даже если там и будет, то нас увидит, убежит. Он - одиночка, куда ему против нас пятерых.
  - Ладно, дед, веди туда, нужно согреться. Там есть, где воды набрать?
  - Так, вот же она, под тобой. Ручеек.
  - Вот и набери ее котелок, да писака пусть тоже сделает чаю, да, макарон по-флотски наварим.
  
  ...Длинный приготовлением ужина занимался сам. Насыпав рожки с четверть котелка, перемешивал их в кипящей воде ложкой, вскрикивая и матерясь, постоянно обжигаясь. Бородач, разогрев консервные банки в костре, вывалил из них мясо в котелок, где выкипела почти вся вода, а макароны выросли, заполнив почти весь котелок. Зина, развалившись под деревом, дремал.
  Запах разогретой тушенки раздражал нёбо, из-за чего во рту было много слюны. Попадая в желудок, она вызывала мощные потоки кислоты, но кроме слюны той нечего было растворять, и она все больше и больше раздражала, аж, до боли, стенки желудка. Нащупав рукой мох, Михаил начал его жевать и проглатывать, чтобы хоть как-то сбить голод и жжение в желудке.
  Через несколько минут после этого живот стал отпускать, но это еще не говорило, что нужно перестать поглощать траву. Он прекрасно знал, что Длинный не оставит им ни ложки своих макарон по-флотски, поэтому продолжал поглощать мох, почему-то представив себя в образе оленя, что смешило и снимало напряжение.
  Несколько ягод брусники, попавших в рот, изменили вкус мха. Михаил, тут же сплюнув жвачку, начал на ощупь искать, есть ли еще во мху ягода. К счастью, весь пень был ею усыпан, и, стукнув локтем Муравьева, ссыпал ему в ладонь пару брусничных горошинок, и они начали ее собирать и кушать.
  Как думал Михаил, так и произошло, Длинный с бородачом и Зиной с ними не поделились, и им пришлось довольствоваться той ягодой, которую они собирали во мху на ощупь.
  Потом Муравьев поступил очень опрометчиво, громко сказав, что здесь растет много брусники. Услышав это, Длинный тут же приказал деду набрать ягоды и бросить ее им в котелок с чаем. Так дед и сделал. А Михаил, прикусив губу, с ненавистью смотрел на старика.
  Спать троица улеглась в берлоге, застелив пол еловыми ветками.
  Когда Михаил потянулся к котелку с остатками морса, Виктор резко выхватил его из рук Степнова и вылил на землю. Приложив палец к губам, покачал головой. Это еще больше удивило Михаила, а дед, махнув ему рукой, показал, что нужно уходить, и, встав на карачки, шурша ногами по мху, исчез в темноте. Степнов полез за ним.
  Остановились на возвышенности под огромной елью. Её размер определил Михаил по ее огромным веткам, касавшимися своими лапами земли.
  - Не ломай их, уж больно толстые, - посоветовал Муравьев, - и, встав, наломал их сверху. - Там оставаться с ними опасно, Миша. Здесь поспим по очереди. На стороже лучше быть, а то мало ли что. И не по времени будем будить друг друга, а по усталости. Чувствуешь, что спать хочешь, буди меня.
  
  - 3 -
  
  - Ч-ч-чи-и-и, - прошептал дед, хлопая Михаила по плечу. - Я, как чувствовал, что будет что-то не так.
  Степнов встал, нащупал рукой свое ружье и сел, ежась от холода.
  - Зина их-х х-хочет уб-бить.
  - Здесь трудно понять, кто против кого. Скорее всего, все против всех. Не отвлекайся, слушай, - прошептал Муравьев.
  Внизу треснула ветка.
  - Мм-медведь?
  - Навряд ли. Человек. Медведя не услышишь.
  - А-а-а...
  - Тихо! - прошептал Муравьев. - Не пойму, что там у них. Вышел поссать, да потерялся? Тихо, тихо, Мишенька, нам все их проблемы сейчас в радость. Только бы их проблемы не стали нашими раньше времени.
  Выстрел поставил точку словам деда.
  - Длинный, Длинный, - услышал Михаил голос бородача.
  И снова звук выстрела заглушил его.
  - Слава, Слава, да это я, Сергей, - кричал Бородач.
  По звуку нового выстрела, было понятно, что тот, кто открыл пальбу (Длинный), стреляет на слух.
  - Ч-ч-чщ-щь, - снова предостерег Михаила Виктор. - Видно снова у Еритова крыша поехала. Места здесь такие, колдовские.
  Сцепив зубы, Михаил, прижав подбородок, старался рассмотреть в ночной мгле Длинного.
  Третий выстрел прозвучал совсем близко, но ни Михаил, ни Виктор, всполоха от выстрела не увидели, значит, этот человек находится ниже их, за кустарником.
  - Вот он, вот он! - наконец-то с громкой икотой закричал Длинный и тут же снова выстрелил.
  - Интересно, какой у него магазин, на десять патронов или на пять, не заметил, - то ли сказал, то ли спросил Муравьев. - Но от этого не легче.
  - Та, та, - согласился с ним Степнов.
  - Вот он, вот он! - и снова раздался выстрел. Но теперь пуля попала в ель, под которой лежали Михаил с Виктором. Ветка, сбитая ей, упала на ветку ниже, соскользнула с нее, и как по ступенькам "добралась" до земли, упав Михаилу на спину.
  - Ай! - вскрикнул он с испугу.
  И в ту же секунду прозвучал новый выстрел.
  - Слава, ты что делаешь?! - закричал бородач, и тут же, вскрикнув, громко застонал.
  Значит, очередной выстрел Длинного теперь был направлен в бородача и, оказался точным.
  - Тихо! - ухватил за ворот Михаила дед. - Тихо. Не то...
  Возня, начавшаяся внизу и сопровождавшаяся людскими криками, говорила о драке.
  - Тихо, Мишенька. Потом разберемся, а сейчас лежи.
  - Да, я тебя, сука! - орал Зина.
  - Сволочь, сволочь! - стеная от боли, орал бородач.
  - Да, это...
  Хруст дерева от удара обо что-то мягкое, второй и третий звуки, повторившиеся, как в заевшей пластинке, говорил о том, что кто-то бревном или палкой кого-то бил. Наконец, все затихло. Слышались голос Зины, успокаивающий бородача, и стон, только было сложно понять чей.
  - Ты его убил? - спросил бородач.
  - Это не я. Я его оглушил, Сережа. Навряд ли он издох. Или ты хотел вторую пулю получить?
  - Да, ты что, Иван? Чего это с Длинным-то, а?
  - Тебе лучше знать. Дружок же его - ты! - вскрикнул со злости Зина.
  - Да, Иван Петрович...
  - Что, Иван Петрович, Иван Петрович. Это ж вы меня здесь хотели пристрелить? Так?
  - Вот, выдумали же, - застонал бородач. - А он вроде того, на ощупь, у него вся голова разбита, и кости во лбу ходят.
  - Да, ты че? - истерически закричал Зина. - Я же его простой палкой, и то вроде не попал.
  - Э-э, похоже, это он сам себя, - громко прошептал бородач, - пол головы нету. Фу, какая мерзость! - начал он обтирать ладони от крови о траву.
  - Этого еще нам не хватало, - закричал Зина. - Где эти? Дед, где ты, иди сюда! - заорал Зина.
  
  - 4 -
  
   - Ну, что там? - Зина навис над дедом, осматривавшим окровавленную голову Длинного.
  - Так вроде отверстия от пули в ней нет, - ощупывая нижнюю челюсть трупа, прошептал Муравьев. - Плохо видно еще, может, он в рот себе стрелял, Иван Петрович. Но, судя по черепу разбитому, его ударил кто-то чем-то тяжелым сверху по голове, верхняя кость черепа вдавлена внутрь. Да, и шея какая-то неровная, видно, так сильно его ударили сверху, что даже позвонки на шее поломались.
  - Ты чего, дед? - ткнул кулаком в спину Зина.
  - Только прикладом такое возможно сделать, - посмотрел он в глаза Зине. - А вы с бородачом прибежали, насколько я помню, без ружей.
  - Карабинов, - поправил старика Зина.
  - А мы там, внизу с Мишенькой были, - прошептал Муравьев. - Мы тоже его не били.
  - А кто ж тогда мог его так? - вздохнул Зина.
  - Колдовские здесь места, - развел руки Муравьев. - Я вам говорил.
  - Колдовские? - переспросил у Муравьева бородач.
  - А кто ж его так тогда мог, а? - посмотрел на Зину Виктор. - Медведь? Нет, он бы рыкнул и когтями его изрезал бы всего, да разорвал по частям голову. И вас бы с ним тоже он порвал бы, и нас. А здесь все как-то аккуратно.
  Михаил, почувствовав тошноту, делая в себя глубокий вдох холодного воздуха, закашлявшись, зажал рот рукой.
  - Ты же бывший вояка, - присел подле него Зина. - А?
  - После той аварии, Иван Петрович, все у него изменилось там, в мозгах, - защитил Степнова дед.
  - А не ты ли его, Михаил Валентинович, бревном по голове, а? Разделаться решил с ним за то, что он вас с дороги скинул и убил твою семью, а? - продолжал наседать на Степнова Зина.
  - Да, не лезь ты к нему! - кашлянув, прошептал бородач. - Он ружье толком поднять не может. А здесь такой силой нужно обладать, чтобы череп проломить, мама не горюй.
  - Хочешь сказать, шаман с ним разделался? - сощурившись, посмотрел в глаза Виктора Зина.
  - Стар тот дед, очень стар, - прошептал Муравьев.
  - Зина, да, что ты к деду пристал? - повысил голос бородач. - Сам же слышал, что Длинный кого-то видел. Когда он из берлоги выскочил, ты зажался в углу и кричал, истерил: "Медведь, медведь!"
  - Что-о? - вскочил на ноги Зина. - Я - истерик? - и, ухватив бородача за ворот, начал трясти его.
  - Да, пошел ты, - бородач попытался оттолкнуть от себя Зину. - Сам же орал, что медведь пришел. А Длинный смелый, он выскочил и пошел на него один на один.
  - А ты?
  - А я рядом с тобой сидел, че, не помнишь? - лицо бородача стало бурым от напряжения. - Только не медведя видел я, - сипел бородач, - а гориллу какую-то. Шамана вашего, что ли!
  - Кого? - Зинченко оттолкнул от себя бородача.
  Тот, упав на землю, отполз подальше от Зины и продолжал, сипя, говорить:
  - Ты же, Зина, сам видел его. Ты же сам, ты же сам орал от страха.
  Михаил, наблюдая за ними, стал отползать назад и, упершись в огромную ветку, посмотрев на труп Длинного, невольно ойкнул.
  - В-вить-тя, - позвал он к себе Муравьева, показывая ему на обломанную и окровавленную часть ветки.
  - Чего? - не понял Муравьев и, подойдя поближе к ней, стал осматривать ветку внимательно. - Похоже, она торцом воткнулась ему в голову. Это он ее сломал, попав пулей в ее середину, а она огромная, тяжелая, и тут же надломилась, вот смотри, ёклмн. А, падая, ее мелкие ветки, зацепились за другие на сосне, верхние, поэтому она стала падать не плашмя, похоже, а обломанным торцом вниз, вертикально, и воткнулась в голову Длинного. Вот поэтому, похоже, у него от этого удара проломлен череп и сломаны шейные позвонки. Я когда его голову поднимал, смотрю, у него шея неровная какая-то, вот, посмотри, - и, приблизившись к трупу, снова стал поднимать затылок его головы. - Получается, таким способом, нечаянно, он сам себя и порешил, а не какой-то неведомый зверь его убил, - перекрестился Муравьев. - Вот такие вот дела, Мишенька. А жаль, - и Муравьев кинулся разнимать сцепившихся мужиков, Зину с бородачом.
  
  
  Глава 20. Петля
  
  Зина, сделав несколько глубоких глотков из пластмассовой белой фляги, сунул ее в руки бородача и, икнув, полез в берлогу.
  - Так, надо идти уже, - развел руки в стороны Муравьев и вопросительно смотрел на бородача. - Сергей Вячеславович, надо идти.
  - Тсссс, - поднял вверх указательный палец бородач. - Нет больше Длинного, - и опустил глаза. - Нет его! - и, приложившись своими губами к горлышку фляги, сделал несколько глубоких глотков, обтирая рукавом губы, прошептал. - Все, нет Длинного, - и, отбросив пустую флягу подальше от себя, полез за Зиной в берлогу.
  Михаил посмотрел на Виктора. Что удивило, у того на лице не было огорчения или какой-то досады. Даже показалось, что он улыбался.
  - Ч-чего? - спросил Михаил.
  - Пожрать нужно, - вытащив из рюкзака несколько консервных банок, Муравьев стал их вскрывать.
  - А-а-а, ид-дти-то, - попытался остановить его Степнов.
  Но Виктор отвел его руку, сказав:
  - Там они ему, Динному, уже не понадобятся, в смысле банки с тушенкой. Сейчас черти его душу тащат в ад. Чего заслужил, то и получит.
  - Что ты там треплешь, - рявкнул из берлоги бородач. - Дед, смотри, а то не доживешь до завтра.
  Муравьев, наклонив голову, приложив указательный палец к губам, продолжил:
  - Ты лучше костер разведи. Эти, - махнул он подбородком на берлогу, - часа два-три будут дрыхнуть. А впереди у нас черное болото.
  - К-как? - удивился Михаил.
  - Тщщщщ, - приложил палец к губам Виктор. - Оно большое. Шаман подле болота живет. Вот, как он решит с нами поступить, так оно и будет.
  Бородач вылез наполовину из берлоги и смотрел промеж Виктора с Михаилом в лес. Видно, тех нескольких глотков виски ему было достаточно, чтобы так сильно опьянеть.
  - Мужжики, охраняйте меня, - сказал он. - Теперь я вместо Свала.
  Язык у бородача сильно заплетался.
  - Косматый, я сейчас у кого-то язык вырву, - раздался из берлоги голос Зины.
  - Понял, понял, - и бородач скрылся в норе.
  ...Огонь лизнул сухие веточки сосны, березовую кору, но, видно, аппетита у него не было, пробовал хворост на вкус по чуть-чуть, не торопясь, разогревая края веточек своим маленьким оранжево-желтым языком. И вот наконец-то, его язык полез по каштановой коре березовой веточки вверх, она стала скручиваться и через несколько секунд, затрещала, заискрилась как бенгальский огонь. Аппетит у костра начал возрастать. Языки его пламени охватили все мелкие веточки, накинулись на более толстые, лежащие сверху стопки хвороста.
  - Там каша у меня в рюкзаке, - шепчет Виктор, - тащи ее сюда, хоть насытимся. Неизвестно, Мишенька, что нас ждет еще.
  Каша, смешанная с тушенкой, получилась не только вкусной, но и сытной. После пяти ложек, Михаил уже расстегнул ворот своей куртки и, упершись спиной в сосну, жевал не торопясь.
  - Не отлынивай, - прошептал Виктор. - Должен съесть больше меня. Тебе нужно восстановиться. Сколько еще голодать будем, не знаю, - и вдруг, резко подняв руку вверх, стал прислушиваться.
  Михаил, глядя на него, тоже напряг свой слух, но кроме шороха веток от легкого ветерка, ничего не улавливал.
  - Пошел.
  - К-кто? - не понял Михаил.
  - Олень. Поздно он в этом году двинулся. Или волк его остановил... Нет, погода. Скорей всего, она. Нынче она теплая, вот и у рек в сухих болотах олешка задержался, мох ест. Они, - Виктор ткнул пальцем в сторону берлоги, - с вертолета его бьют. А потом бросают свою шушеру (людей) сюда, чтобы те снимали с олешки шкуру, заготавливали внутренности всякие - сердце, почки, мозг головной да костяной. Для лечения его, - Виктор показал рукой вверх, - Свалова. Но рак, видно, уже не остановить. А тот верит во все народные сказки, вот, и жрет все сырое - сердце, мозги.
  Михаил поежился от холода и, зачерпнув ложкой из котелка каши с мясом, начал ее жевать.
  - Ты, давай, налегай, а я за ягодкой, - и, взяв ружье с пустым котелком, Виктор отправился в низину, к болоту.
  Костер охватил своими языками черные стенки котелка и начал их обжигать. Но железо было не живым, оно не боялось огня. Но огонь этого не понимал и продолжал обжигать своими языками котелок, забрасывая его искрами.
  Вода быстро закипела по краям банки. Ягоды брусники, плавающие сверху, стали уклоняться от пузырей нагревающейся воды, а потом лопались, окрашивая красным цветом своего сока прозрачную воду в котелке.
  Виктор, о чем-то думая, помешивал морс ложкой. Потом неожиданно вздрогнул и бросил нагревшуюся ложку себе на куртку.
  Михаил, наблюдая за ним, улыбнулся.
  Морс получился кислым. И даже пять полных жменей переспевшей голубики его не усладили. Оставшийся морс Михаил вылил во флягу Михаила и отправился к болоту за новой порцией ягоды и воды.
  А когда вернулся, сказал:
  - Только не вздумай даже пробовать это! - показывая на котелок с водой, подвешенный над костром, прошептал Виктор. - И вопросов не задавай лишних. Меньше знаешь, как говорится, крепче спишь, - и высыпал из маленькой пластиковой бутылочки в котелок какой-то серый порошок, напоминавший перетертую солому.
  Где-то Михаил видел эту бутылочку. А-а, точно, когда они с Муравьевым собирались в этот дальний поход к шаману. Виктор еще тогда предупредил его, чтобы он не пользовался тем, что лежит в ней, это - яд. А на вопрос Михаила, для чего он ему нужен, тот сказал, что и яд в малой дозе может быть лекарством. А вот от чего, не сказал.
  - Л-лекарс-ство? - указывая подбородком на порошок, спросил Михаил.
  - Только не для тебя. И забудь про него. Им оно поможет, тебя с ума сведет. Все, закончили разговор на эту тему.
  Степнов кивнул головой, мол, не хочешь говорить, значит, не мое дело.
  - Ты готовь, а меня что-то прихватило, - взялся за низ живота Муравьев. - Если долго меня не будет, не волнуйся, хочу глянуть, куда олешка пошел. Мы-то через дня два-три здесь жить останемся. Без мяса туго будет. Через часа два-три приду, - и, взяв ружье, рюкзак, и, сделав несколько шагов к болоту, остановился.
  - Смотри, из фляги ни глотка, а то не спасу.
  Глянув в глаза Виктора, Михаил от испуга содрогнулся, словно молнии метнул в него Муравьев.
  - Смотри... - и, взяв котелок, стал сливать из него морс в пластиковую флягу, из которой Зина с бородачом пили виски. - Пусть лежит у меня в рюкзаке. Только смотри, из нее ни глотка.
  Михаил развел руками, мол, все понял.
  
  - 2 -
  
  Муравьев ошибся, Зина с Бородачом проснулись через пять часов. К трупу Длинного и шагу не сделали. Выпили из фляги Муравьева весь морс, засобирались и, даже не перекрестившись за помин души своего дружка, пошли за Виктором к болоту.
  Солнце уже поднялось в свой октябрьский зенит. Тепла от его лучей на открытой местности кожа уже не чувствовала. Ветер холодком солнечные лучи остуживал.
  В болото Виктор не торопился заходить, шел по его краю, по обрывам сопки. Ноги быстро уставали, и Зина с бородачом начали быстро терять взятый в начале темп ходьбы, стали громко дышать, чаще останавливаться для передышки.
  - Может, тогда по болоту пойдем?
  - Оно топкое? - спросил у Муравьева бородач.
  - Есть немножко.
  - Ну, дед, чего тогда глупые вопросы задаешь. Идем, только не беги, как пес, нужно прийти в себя. Давай.
  Зина шел за бородачом и все время молчал, что заметно нервировало бородача. Он стал все чаще и чаще оглядываться, так, между прочим, то на дерево посмотреть, то на куст, а сам при этом косил глаза на Зинченко. А Зина делал вид, что равнодушен к дружку и погружен в мысли, идет и о чем-то думает.
  Через час, может, и меньше, бородач не выдержал и, сделав шаг в сторону, якобы для того, чтобы поправить штанину в сапогах, пропустил вперед себя Зину. Но от этого они быстрее идти не стали. Зина шел еще медленнее, чем бородач.
  А потом сам стал все чаще и чаще оглядываться, с опаской поглядывая на своего дружка.
  - Что-то сказать хочешь, Зина? - не выдержал бородач и остановился.
  - А-а, - махнул рукой тот, - устал я, нужно передохнуть. - Стой, дед.
  Муравьев остановился, и уселся на торчащее из земли корневище.
  - Что так на меня смотришь? - не сводя глаз с бородача, спросил Зина.
  - А не ты ли это там Длинного по баклажану прикладом двинул, а? - исподлобья посмотрел на своего дружка бородач.
  - Дурак, что ли? - напрягся всем телом Зина.
  - А чего сразу испугался так, а? Ха-ха.
  - У тебя, что, Искрин, крыша поехала.
  - Во-от, как, сразу и фамилию мою вспомнил, - прошипел как змея бородач.
  - Да, пошел ты.
  - Вот, вот, Иван Петрович, я смотрю, и никак не пойму, где твоя гордость и заносчивость делась, а? То все петухом, павлином ходишь. А здесь, на тебе, сдулся!
  - А перед кем здесь важничать? - тут же нашелся с ответом Зина.
  - Вот, и я о том же. Длинного, значит, убрал, теперь можно и меня. Да? Но знай, пузырь, все сваловское на мне записано, и братва меня поддержит, а не тебя. Понял? Это мы так тебя с собою взяли, чтобы у братвы раньше времени догадки не пошли, кто после Свала станет хозяином. Все думают, что ты. Значит, когда вернешься, то тебе и каюк придет. Так что, держись меня. Я помню твою доброту ко мне, живым оставлю. Будешь мне псом служить. Меня не станет - тебя не станет, понял? - и, поднеся клинок ножа, непонятно откуда появившийся у него в руках, к горлу Зины, задержал его, уткнув его в кадык Зинченко. - Понял?
  Лицо Зины от напряжения стало бордовым.
  - Не слышу, кивни головой.
  - Так, воткнусь, - высоко подняв свой подбородок, прошептал Зинченко.
  - То-то. Я знаю, что ты умный. Знаю, поэтому ты мне и нужен.
  - Рад, - ответил Зинченко.
  - Ну, и ладно, - отвел нож от него бородач. - Смотри, теперь мы с тобой повязаны. Длинный покинул нас. А он был твоим врагом.
  - Догадывался, - присел на корточки, не спуская глаз с бородача, Зинченко.
  - По патронам? - ухмыльнулся бородач.
  - Не только по ним. Они-то и стали доказательством тому, зачем вы меня взяли с собой.
  - Не мы, а Свалов. Он всем управляет. И лучше для тебя и для меня, чтобы он еще пожил. Хотя бы, малость. Твоя голова нужна, кое-что нужно поправить, а не то, полезут те, - махнул он в сторону головой. - А они - ребята ушлые.
  Винтовка выпала из дрожащих рук Зины.
  - Успокойся, Иван Петрович, мое слово - закон.
  
  -3-
  
  Через полчаса ходу, Михаил отметил, что Виктор их вел назад. Нет, это ему не показалось, он хорошо помнит ту вывернутую из ствола молодой осины ветку. Потом сухой потрескавшийся ствол сосны с обсыпанной под ним толстой корой.
  Можно, конечно, остановить Муравьева и сказать о том, что он ошибся, но это опасно. Михаил прекрасно понимал, что Зина и бородач очень напряжены в отношениях между собой, и любая возникшая "трещинка" между ними может им с Муравьевым только навредить.
  Остановка у вывернутого корневища, которое Виктор решил обойти по болоту, возмутила бородача, и он, громко выругавшись на деда, стал подниматься вверх по бугру.
  - Так, здесь болото-то сухое, Сергей Вячеславович, - окрикнул бородача Муравьев. - А там запыхаетесь, мох там не держит, поскользнетесь.
  И это тут же произошло, бородач, стоя на мху, поехал вниз и, упав на локоть, выматерился, но тут же рассмеялся. А за ним и все.
  Напряжение спало.
  - И сколько нам еще идти, дед? - спросил бородач.
  - Да, долго. Часа три-четыре. Я вот боюсь, что за оленем волк идет, может, мишка. Стадо-то небольшое.
  - Не понял? - не сводил глаз с Муравьева бородач.
  - А, вот, смотри, - и дед ткнул пальцем в землю. - Видишь?
  - Что? - смотря под ноги, спросил Искрин.
  - Да, вот же, мох изодран, это - олеша прошел. Стадо небольшое, шел быстро, вон, как мох изодрал и в болото пошел. А обычно идет по его краю, знает он его. А если прямо пошел, то кто-то его пугнул, и стадо разошлось в стороны по небольшим группам. Вот, о чем я.
  И только сейчас обратил Михаил внимание на нервозность в словах бородача.
  - Ты что-то мульку тянешь, дед, - сплюнул Искрин. - Зина, а ты что думаешь, а?
  - Деда слушать нужно, - сухим голосом произнес он.
  - Тоже дрейфишь?
  Зинченко на очередной укол бородача не ответил.
  - И что предлагаешь, дед?
  - А идти по олешему следу. Он трясину обойдет.
  - Обойдет, говоришь? Ну, смотри, дед.
  Ноги тут же стали мокрыми. Михаил на это уже перестал обращать внимание, привык. Лишней обуви нет, и к предложению померить обувь Длинного, он отнесся отрицательно. А свои кроссовки по приказу Виктора оставил у дороги на Нагиришь, заберет их, когда Кузьма за ним придет.
  Мох сильно проваливался под ногами. Через два-три десятка шагов они наткнулись на огромное вывороченное корневище. За ним, шагов через десять - снова. Лес в болоте стоит тонкий, но рослый, деревья метров пять в высоту, а толщина их с кулак, не больше. Крона, так себе, в три - четыре ветки и лысая.
  Бородач провалился в болото. Виктор с Зиной с трудом его вытащили из ямы. Оказывается, здесь болотная жижа покрыта сверху тонким слоем мха, и не поймешь, за что тогда держатся своими корнями растущие здесь деревья.
  - Колдовское болото, - фыркая и отряхиваясь от грязи, сказал бородач. - И долго еще так?
  - Вы, э-э...
  - Сергей Вячеславович, - напомнил свое имя и отчество бородач.
  - ...Спасибо, - смутился Муравьев. - Темнеет, нужно торопиться, а не то.
  - Фу, - взмотнул головой бородач, - что-то херово мне, - и, облизывая губы, посмотрел на Муравьева. - Долго еще?
  - Вы смотрите, как я иду. И повторяйте все движения за мною. А то снова найдете яму, а их здесь..., - и показал головой на корневища, торчащие со всех сторон.
  - Это, что их так?
  - Не знаю. Говорят, что здесь ураган прошел небывалый в начале века. Повыворачивал он эти деревья. А от них и ямы пооставались.
  - Ну, давай, дед, кого ждем? - поднялся во весь рост бородач.
  И снова двинулись. Шли медленно, повторяя движения Муравьева. Вернее, их повторял бородач, Зина - его движения, Михаил - Зинченко.
   Не раз проваливался и сам дед, но самое большее по пояс, а за ним и все, так как боялись более глубоких ям, многие из которых покрыты мхом и черным перегнившим торфом. А он хуже смолы втягивал в себя наступившего в него человека и, если бы не руки рядом идущих с ним людей, вытягивающие его тонущее тело, то не спасся бы сам.
  На небольшом островке остановились.
  - Только недолго, Сергей Вячеславович. Здесь ни костра не сделать, чтобы осушиться, и спать можно, только сидя. А до Каменного медведя, куда Свалов прилетит, еще километров пять, два из них по болоту, не меньше.
  - Ну, тогда вперед, - скомандовал бородач.
  А солнце уже зашло за кроны леса. Почти совсем. И воздух становится каким-то непонятным, словно влага. Хотя, и тумана нет, а, вот, боковым зрением смотришь на него, хлюпает, как вода, стекающая с пленки. И не каплями, а целыми лужицами, бегущими между пленкой.
  "Неужели, это из-за глотка из пластиковой фляги происходит, - шлепнул себя по щеке Михаил. - Блин, Виктор же говорил, чтобы я и глотка из нее не делал. Но бородач отпить из нее морса сначала мне предложил, мол, проверить, не отравлен ли морс. Вот, он и сделал глоток, небольшой, так как зажал, как мог языком отверстие горлышка. И, несмотря на это, грамм двадцать он этого лекарства все же пропустил в глотку".
  - Ну, ну! - закричал бородач, хватаясь обеими руками за ладони Зинченко и Муравьева.
  Михаил подбежал к нему сзади и, ухватившись за ворот куртки, стал тянуть вверх тяжелое тело Искрина. Когда его вытащили, тут же провалился в невидимую яму Зинченко. И когда кинулись к нему Муравьев со Степновым, бородач удержал их и, широко улыбаясь, спросил у Зины:
  - Ты мне так и не ответил, Иван Петрович, как жить-то дальше будем?
  
  - 4 -
  
  Следующий островок оказался шире первого и суше. Скорее всего, потому, что плотно зарос папоротником, удерживающим на нем землю своими корнями, уходящими глубже в землю, чем корни брусники или черники. Это первое, о чем подумал Михаил.
  На нем решили остановиться и переночевать. Зина с бородачом устроились посередине его, лишив возможности Михаила с Виктором удобно расположиться с ними рядом. Но, как отметил Степнов, Муравьева это не возмутило. Он, раскрутив крышку от своей фляги, протянул ее Зине. Тот по инерции взял ее, и, припав к горлышку губами, стал большими глотками поглощать ее жидкость.
  Бородач вовремя вырвал ее из цепких рук Ивана Петровича и выпил ее остатки. И, буквально, через несколько минут они, не говоря друг другу ни слова, захрапели.
  Виктор, ухватив Михаила за запястье, потащил его к себе.
  - Ч-что? - спросил Степнов.
  - Иди за мной.
  Через несколько десятков шагов по болоту, они вылезли на остров. Виктор тут же начал ломать ветки с небольшой сухарины и укладывать их на землю.
  - Мы уже почти на берегу, - прошептал он, - иди, наломай веток потолще, нужно развести костер и согреться. А там, - указал он за спину Степнова, - ельник. Наломаешь веток для сна. Но это потом, а пока - костер.
  - А эт-ти?
  - Я им дал снотворного морса, будут спать, как убитые, - успокоил Михаила Виктор. - А то нам отдохнуть не дадут.
  Костер затрещал, распространяя вокруг себя тепло. На снятые и поставленные рядом с огнем сапоги, Виктор поставил босые ноги и, откинувшись на спину, прищурив глаза, о чем-то задумался.
  От портянок, развешенных на ветках, шел резкий кислый запах, к которому Виктору с Михаилом пришлось привыкать, иначе они их не просушат.
  Есть не хотелось совсем, а только расслабиться и отдыхать. Урывками Михаил открывал глаза, смотрел на костер, который поддерживал Виктор, и снова проваливался в черную дремоту, в которой ничего кроме покоя не было.
  Через некоторое время Виктор растолкал его, сказав, чтобы он надел портянки и сапоги, мол, всю ночь костер не собирается поддерживать. Кружка с горячим морсом была, как нельзя, кстати. С удовольствием, обжигая губы, Михаил отпивал из нее кислую жидкость и при этом чувствовал, что не может удержать эту тяжелеющую в его руках кружку. Поставив ее в стороне от себя, осмотрелся. Кругом ночь, и бородатое лицо Виктора, легонечко освещенное остатками непогасших угольков, было каким-то оранжево-буроватым.
  Он не спал, продолжал сидеть и затянул какую-то хорошо знакомую ему песню, состоящую не из слов, а гласных букв:
  - И-ииииии-уууууу-аааааа...
  Этот звук Михаила стал успокаивать, он расслабил локти, которыми упирался в землю, и лег на спину.
  - И-ииииии-уууууу-аааааа...
  Окружающий его воздух сначала стал сероватым, через некоторое время серовато-прозрачным. Было хорошо видно, что это не воздух, а вода, скорее всего, озерная, так как на ней не было не то что течения, а и ряби. Падающие в нее капли дождя расплескивались, распространяя вокруг себя ровные круги волн.
  Значит, он в воде лежит. Михаил с испугу открыл глаза, но все оказалось не так, он лежал на твердой земле, покрытой несколькими еловыми ветками. А сидевший рядом с ним Виктор продолжал тянуть только ему известную песню.
  - И-ииииии-уууууу-аааааа...
  Голос одного человека превращался в мощный звук, который был наполнен множеством тональностей. И, более того, они есть составная физических событий, происходящих сейчас перед ним...
  ...Разбивающиеся о поверхность воды дождевые капли. На их месте появляются пузыри, их становится все меньше и меньше, но при этом они начинают расти, и вот уже один вспучился и беззвучно лопнул. Серая мгла снова стала очищаться до прозрачного полотна. И... все видимое Михаилом пространство закрывает огромное колесо "Кировца", наезжающее на него, крики и стоны жены и детей, которых он никак не может рассмотреть рядом с собой. Ему мешает приблизившееся к нему улыбающееся лицо Длинного, потом - бородача...
  И снова в воду падают капли, очистив полотно видений до прозрачной субстанции. Серая картинка становится светлее. Из кустарника выходит огромный человек. С напряжением, до боли в глазах, Михаил хочет рассмотреть его. Обтирает рукой глаза и слезы, мешающие ему рассмотреть этого незнакомца, сходят с глаз, и теперь Степнов четко видит его. Его огромную ладонь, выдирающую его тело из кустарника.
  Ладонь горячая и мягкая, она размером с его голову, даже больше. Из серых губ идет приятный воздух, сила которого велика, она ворошит его волосы, снимает непонятную боль. Теперь он видит, как к огромному "Кировцу" подъезжает джип, и Длинный с бородачом садятся в него и уезжают, а оставшийся сухощавый человек лезет в вездеход, сдает эту махину назад и уезжает.
  Огромный обросший волосами человек, поправляя на груди шкуру, разжимает створки салона машины и вытаскивает безжизненное тело его жены, дочери Юли и сына Александра. Они все в крови, переломаны, и снова глаза Михаила застилают слезы. Его тело начинает трястись от плача. Огромные руки спасителя прижимают его к своей груди и качают его тело, успокаивая. И песня спасителя ему сейчас очень хорошо слышится: "И-ииииии-уууууу-аааааа...".
  Ночь, ничего не видно, ощущается только холод, забирающийся через холодные сапоги, через расстегнутый ворот куртки к телу.
  - И-ииииии-уууууу-аааааа... - звук совсем рядом.
  Михаил протянул руку и уперся ладонью в колено сидящего рядом с ним Виктора, продолжавшего тянуть только ему знакомую песню.
  Капли холодного дождя все чаще и чаще попадают ему на открытую часть тела. Михаил обтирает лицо, пряча его под ворохом еловых веток, служащих ему подушкой. Они колются своими иголками и дарят ему приятный успокаивающий еловый запах.
  
  - 5 -
  
  Вся одежда промокла насквозь. Очередная попытка разжечь костер заканчивается ничем, и спичечный коробок размок, сера с кончиков спичек начинает растекаться на коже руки. Хочется орать от своего бессилия.
  Виктор, появившийся из кустарника, видя неудачу Михаила, бьет пальцем по запястью руки, мол, времени нет, пора уходить. Слышны злые крики бородача с Зинченко. Они кричат на Михаила с Муравьевым, что пора идти, скоро прилетит вертолет Свала.
  Нужно торопиться. Отекшие ноги потихонечку начинают расхаживаться, но еще плохо слушаются, как и окаменевшая спина. С трудом выбираясь из мха и торфа, втягивающего в себя ноги, Михаил снова занимает свое место в группе. Пытается не отставать от быстро идущего Зины. Снова впереди какая-то заминка. Это провалился в яме болота по самую шею бородач. Зина с Виктором пытаются его вытащить, ухватившись за руки Искрина. Тот в исступлении орет, поторапливая их. И удача на их стороне, им удается его вытянуть наверх, но он остается без обоих сапог.
  Бородач кидается к Михаилу, трясет его за грудь, громко крича:
  - Отдай мне свои сапоги, кашнотик! Ну!
  И Михаил поддается ему, упершись спиной о дерево, с трудом стягивает с себя правый сапог. Его бородач выхватывает из рук Степнова и пытается натянуть его на свою ногу, но она никак не может поместиться в его обуви.
  - Какой размер? - кричит он, со злостью смотря на Михаила.
  А тот, как назло, не может понять, что от него требует Искрин, и только через несколько секунд понимает:
  - С-с-сорок од-дин.
  - Ёклмн, у кого сорок пятый? - орет на весь лес бородач.
  Все в ответ разводят руками.
  - Тогда будешь меня тащить на себе, - кричит он в исступлении Зине и пытается запрыгнуть ему на спину.
  Тот в ответ сопротивляется, сталкивает с себя бугая Искрина, и прикладом бьет его в солнечное сплетение. Начинается схватка. Попытка Виктора разнять их заканчивается сильным ударом ему вниз живота. С трудом поднявшись, он машет рукой Михаилу идти за ним, и они покидают арену схватки. Забравшись на островок, издалека наблюдают за дерущимися. Их лица окровавлены, в ссадинах.
  - Все, хватит! - орет Зина.
  Но бородач снова кидается на своего обидчика. Зине удается отклониться от забияки и, делая большие шаги, он бежит к Виктору с Михаилом. Искрин пытается его ухватить за рюкзак. Но этого ему сделать не удается, и, спотыкаясь, он падает навзничь.
  - Да, я тебя убью! - захлебываясь в болотной жиже, кричит бородач.
  - Сейчас выйдем из болота, я из куртки сделаю вам обувь, - кричит ему Виктор.
  Но бородач его не слышит. Он снова, поднимаясь, как лев, бросается на свою жертву - Зинченко. А тот, ожидая этого, с разворота тыкает ему прикладом в лицо, с хрустом разбивая мужику нос.
  Бородач, потеряв от этого равновесие, падает на спину.
  - Не трожь его! - кричит Виктору, кинувшемуся к Искрину, Зинченко. - Пусть эта сволочь придет в себя, иначе я его пристрелю.
  - Что?! - снова поднимается на ноги бугай. - Да, ты ж мне нос сломал, - и, встав на ноги, Искрин стал приближаться к Зине.
  Тот, не зная, что сделать, отступает назад и проваливается в яму. Она оказалась бездонной. Только пузыри оставили недолгий след от утонувшего человека.
  - Что стоишь? - рявкнул бородач, обернувшись к Виктору. - Вытаскивай меня из этого болота. Ну!
  - Т-туда, туда идти нужно, - указал за спину Искрину Муравьев. - Только осторожнее, т-там капкан где-то стоит и яма медвежья.
  - Веди сам, ну!
  - Да, да, - и Виктор, опередив бородача, прыгая с одной кочки на другую, стал быстро удаляться от них.
  Бородач, следуя его примеру, также стал прыгать с кочки на кочку. Но его нога сильно утопала в них, и он, падая на четвереньки, громко орал от боли, но не задерживался, а вставал и продолжал идти.
  - Значит ты эти места, дед, хорошо знаешь? - ухватив своей огромной ладонью Муравьева за ворот, развернул его к себе бородач. - Неужели нельзя было обойти это болото?
  - Оно огромное, в ширину километров десять. Я вас повел по своей тропке. Предупреждал же еще вчера, что его нужно проходить, ступая по кочкам, по корням деревьев.
  - Деревьев, - повторил последнее слово бородач.
  - Сколько нам до места посадки Свала идти?
  - Километров десять.
  - Десять. Ой! - вскрикнул Искрин, дотрагиваясь пальцами до своей сломленной переносицы. - Сука, - посмотрел он в болото. - Ну, Зина, теперь ты свое место нашел.
  - А т-т-ты? - подняв ружье, и, с силой ткнув его стволами в переносицу бородача, спросил Михаил.
   - Ш-што, - открыв рот от удивления, спросил бородач.
  - Ты думаешь, я т-тебя н-не зап-помнил? - Степнов с трудом глотнул собравшуюся во рту слюну.
  - Т-ты, это о чем? - как бы не понимая о чем ему говорит Михаил, дрожащим голосом спросил Искрин.
  - М-молится будешь, ил-ли тебя с-сразу туда з-за Д-длинным отправить?
  - Ты же это, - смотря то на Виктора, то на Михаила, - т-ты, писака, ты это, ты же писсажуур... - Искрин уже не зная, что говорить, стал отползать от Михаила.
  Выстрел, сделанный Михаилом, был неожиданным и для самого Михаила.
  Виктор, подскочив к Степнову, схватил его за руки и, тряся их, с испугом стал кричать:
  - Мишенька, Мишенька, ты это...
  - Да, пошел ты, - с силой оттолкнул его от себя Степнов.
  Но было уже поздно, Искрин исчез.
  - Т-так, а нет его, - не зная, что говорить или делать, - затряс рукой Муравьев.
  - Ты же сам, дед, мне ночью все напомнил, как было-то. Это же он, он с Длинным меня с моей семьей раздавил "Кировцем", в грязь превратил, растоптал! - откинув ружье, и, ухватив Муравьева за плечи, смотря ему в глаза, кричал Степнов.
  - Так, так, Мишенька, судить же его нужно, Мишенька.
  - А Жеку ихнего, кто судил? Медведь, йети? - начал наступать на Виктора Степнов. - Кто!?
  - Т-так, я, - с дрожью в голосе признался Муравьев. - Это ж-же он, он мою жену с... Я все узнал, когда его в петле поднял за ноги. Он мне во всем признался.
  - Так, значит, тебе теперь Кузя нужен? - сплюнул в сторону Михаил. - Что бы он судил их?
  - Т-так, Свалов нужен, а как он без этого, как его...
  - А-а-а, - крик бородача, раздавшийся где-то невдалеке, заставил Виктора и Михаила кинуться на его звук.
  Бородача нашли быстро. Он висел вниз головой под сосной, одна из его ног была привязана к толстому канату, перекинутому через толстую ее ветку, привязанную к стволу дерева.
  - Ну вот, Сергей Вячеславович, и Вы нашли себе виселицу, - уселся на землю Виктор.
  - Дед, спаси меня, спаси! - запричитал бородач.
  - Ты, вот это, сначала признайся, - покачал головой Муравьев. - Теперь мы здесь хозяева.
   - Т-так, вас Бог за это накажет, дед, - пытаясь хоть как-то подействовать на охотника, орал со стоном бородач.
  - А мы-то ничего. Высоко висишь, не дотянуться мне. Миша, - позвал приближавшегося к ним Степнова Муравьев. - Здесь он, в петлю попался.
  - Твоя? - осматривая висевшего вниз головой бородача, спросил тот.
  - Глупый вопрос. Здесь одна тропка из болота. Чья, не знаю. А петлю, вечером, перед сном поставил. Правда, на Зину метился.
  - Что будем делать? - сглотнув слюну, спросил Михаил.
  - Сам решай.
  - Степнов, Степнов, - громко зашептал бородач. - Ну, ты же это. Ну, Свалов приказал тебя убрать с семьей. Мы-то тебя и вызвали, то есть он. Ты же, Свалова подставить хотел, губернатору грозился отправить документы по Серебряному бору. А мы его и не трогали.
  - Врете, - помотал головой Михаил. - Врете все. Серебряный бор вы очистили еще год назад. Потом за Торский отвал взялись, да эсскин кедровый бор.
  - Так Свалова и вешай, а я-то, что, писа..., - закашлялся бородач. - Мне уже кровь в голову пошла, освободи, а.
  - А как насчет Петрова Михаила?
  - Да, эт-то...
  - Я слушаю, - уселся рядом с Муравьевым Михаил.
  - Так, то старая история. Квартира у него была мамкина, а она торговлей серьезной занималась. А сынок ее в журналисты полез, нет, чтобы мамку свою критиковал, так на Свалова полез.
  - Так, Свалов три ее магазина сжег.
  - Шесть, - поправил Михаила бородач. - В Коммунистическом, в Пионерском и в Советском. Так, она ж в девяностые всю торговлю водкой под себя забрала...
  - И платить вам за это еще была должна, - искоса посмотрел на бородача Михаил.
  - Так, закон у нас такой.
  - Да, да, у нас тоже, - прошептал Михаил. - Вор должен сидеть в тюрьме, как говорил Высоцкий.
  - Так, опусти меня, Михаил Валентинович.
  - О, оказывается у меня и имя с отчеством есть, - улыбнулся Виктору Михаил. - А с Петровым Мишей как разделались, забыл? За ногу подвесили на кедре. Помнишь?
  - Так я одно слово только скажу, Михаил Валентинович, и вас сразу в газете восстановят, пресс-секретарем мэра возьмут, кем угодно, - словно не расслышав вопроса Степнова, продолжил упрашивать Михаила бородач. - Вам же моя смерть ничего не даст, Михаил Валентинович. Спустите меня с дерева, я готов по закону за все ответить. Я все про Свалова расскажу в прокуратуре. Это же Длинный все с ним этими делами занимался...
  - Один вопрос, - перебил бородача Михаил. - А чего это вы, его замы, пошли за нами. Он что, не мог бойцов своих отправить, шестерок, если уж ему так нужно было идти по нашему следу?
  - Хм, так он только нам в последнее время и доверяет. Болезнь у него страшная. Цыганка нагадала ему, что его вылечит селезенка оленья или колдун. Селезенка не вылечила, значит, на шамана надежда у него осталась.
  - Брешешь, - вздохнул Виктор. - Брешешь.
  - Дед, отпусти, а.
  - Хорошо, - кивнул головой Виктор. - Хорошо. Бородач? Последний вопрос, - встал Муравьев и, отряхивая свои штаны от грязи, продолжил, - неужели вам всем так важен Свалов? Здесь никого нет, не оглядывайся. Ну, как хочешь. Если спортсмен, подтянись, хватайся за канат, лезь по нему вверх и - спасешься.
  - Дед, дед, Миша, Миша, Михаил Валентинович, - истерически заорал бородач. - Я буду вашим псом, я вам заплачу. Заплачу-у!
  "У-у-у...", - эхо подхватило его голос и понесло по тайге.
  "Уууу, гуууугууу...", - и ничто не мешало эху усиливать стон бородача и нести его по вершинам леса.
  - Дед, ладно, стой.
  - Ну, - поднял голову Муравьев.
  - Там у кедрача на реке я нашел твой прииск, дед. Два мешка камней. С золотыми бляшками?
  - А я о чем, - ухмыльнулся Муравьев. - За золотом гонку устроили, и по пути друг друга топят. Так?
  - Жизнь, - лицо бородача покраснело. - Но это не то золото, которое ты ухарю с Йобурга сдаешь. Где тот прииск?
  - Надеешься чертей уговорить, чтобы из ада тебя отпустили, ты с ними золотом расплатишься?
  - Трусишь, - напрягся бородач. - Со мной ты уже расправился, как и с Зиной. Чего боишься-то?
  - Да, здесь недалеко, - посмотрел вопросительно на Михаила Муравьев. - Вот, сынку передам, пусть эту тайну и несет дальше, если сможет.
  Михаил тяжело проглотил слюну и, закашлявшись, смотрел, не спуская глаз, с деда.
  - Ну, что? Как там тебя?
  - Сергей Вячеславович.
  - Золото, оно здесь совсем рядом. По берегу реки. А он в ста метрах отсюда. А золотко рассыпано по дну, заносит его вода с песочком уральским и прячет в иле. Так что, ищи. Отпущу, если скажешь, где тело моей жены оставили?
  - Так, говорил уже, дед. Спусти, а то мозги совсем думать перестали.
  - А скажешь?
  Муравьев посмотрел на Михаила, потом на висевшего вверх ногами Искрина, вытащил из-за пояса нож и протянул его дрожащей руке бородача. И в это же мгновение его голову мотнула назад какая-то мощная сила, вырвав из затылка красную жижу, и только после этого раздался громкий гул выстрела, уходящий эхом по лесу.
  
  
  Глава 21. Гагг
  
   Михаил бежал, не понимая, куда и никак не мог себя остановить. Испуг шокировал его и управлял всем его телом, которое было настроено в данное время на самосохранение.
  Он всего лишь мельком увидел того, кто застрелил бородача. Этого огромного детину Жеку он помнил с детства. Парня двухметрового роста, учившегося в параллельном с ним классе, который с рождения был наделен огромной силищей. Именно, так. Он, толком, никогда не занимался физкультурой, не говоря уже о каких-то специальных физических видах спорта, как бокс, борьба или гимнастика, но при всем этом обладал огромной природной силой, цепкостью и увертливостью. И когда с ним кто-то во дворе или в школе вступал в потасовку, он всегда выходил победителем.
  Михаил, зная это, старался с ним никогда не ругаться и не спорить, зная, что Жека все в конечном итоге сведет к драке. И пусть даже ты на двести-триста процентов был во всем прав, он просто, под смех окружающих, ухватит тебя своими огромными ручищами и забросит под общие насмешливые крики в кустарник, в соседний класс, или на туалетный толчок.
  Вдвойне обидно было, когда он узнал, что этот увалень Жека после школы попал под влияние Свалова, местного бандита, собравшего вокруг себя горстку таких же крутых ребят, как он. Сначала он занимался торговлей джинсами, в чем значительно преуспевал. Особенно в конце восьмидесятых, когда два парня из соседнего города, набрав много заказов и денег, исчезли. Свалов нашел их.
  История, произошедшая с ними в то время, часто повторялась с начинающими торговцами. По дороге в поезде они попадали в круг внимания бандитов или воров, те их "очищали" и отпускали. А когда у тебя в карманах было несколько сотен тысяч рублей на покупку вещей, отданных тебе твоими друзьями и знакомыми, и они пропадали, то чаще всего этим ребятам ничего не оставалось, как скрываться от своих "инвесторов".
  И вот Свалов каким-то путем их местонахождение вычислил, а кто-то говорил, что он сам подстроил их "очистку", привез в город и прилюдно наказал. Они в течение двух лет вкалывали в одной из бригад лесорубов и возвращали долги.
  Тогда авторитет у Свалова резко поднялся не только в глазах местной шпаны, а и у уважаемых людей небольшого сибирского городка. Через некоторое время Свалов сбил себе бригаду и начал заниматься рэкетом, обирая местных торговцев. Они ему платили за свои места на рынке и крышу, таксисты - за свою защиту от пришлых бандитов и ужесточений налоговых сборов, милицейских наездов.
  Потом ко всему этому Свалов занялся продажей исчезнувшей с прилавков магазинов водки, видеофильмами, проституцией. А позже, встав на ноги, взял под свою "защиту" несколько умирающих леспромхозов, дорожную службу...
  А Жека какое-то время был телохранителем Свалова, потом он находился в его окружении, но уступил свое место при боссе более молодым качкам. Говорят, занимался его охраной. И что значит его появление здесь? Значит, что у Свалова, несмотря на последние месяцы, дни жизни, еще остается надежда, что он поправит, благодаря шаману, свое здоровье.
  
  Истошный крик он расслышал хорошо и за ним два выстрела подряд.
  "Сволочь, избивает Виктора, - подумал Михаил и остановился, - и запугивает его выстрелами. Нехорошо получается, бросил своего товарища и дал драпу, лишь бы сохранить свою жизнь".
  Скинув с плеча ружье, Михаил проверил патроны.
  Он понимал, что сейчас ему необходимо вернуться к тому месту и проследить за действиями Жеки. Нет, тот бандит не должен калечить Муравьева всего лишь по одной причине: он является для Свалова проводником к шаману, а для Жеки - к приискам золота.
  "Даже не знал, дядя Витя, что вы, ко всему еще, и золотоискатель. Видно, не зря мне приснился там, у кедрача, сон про золотоискателей, - задумался Степнов. - Видно, на том самом месте еще и сам дух их остался. Бывает же. Что-то слышал он про память земли, что она удерживает в себе какие-то исторические картины, которые могут образами сна или фантазии входить в сознание людей, присутствующих на тех местах.
  Но крик-то все-таки был вроде не Виктора, - остановился на другой мысли Михаил. - Да, да, он больше похож на грубый мужской голос, как у Жеки, а не как у Муравьева. А кто ж тогда стрелял? Что-то здесь не так, нужно идти туда и во всем разобраться".
  Михаил двинулся по тому направлению, откуда раздался тот самый ужасный крик и выстрелы. Шел, находя свои следы в серебристом мху, по которому еще несколько минут назад он пробежал. Выходит, они с Виктором остановились у самого выхода из болота. А еще больше удивляло его, как бородач мог попасть в ту петлю. И если ее, действительно, сделал Виктор, то почему заранее о ее местонахождении он не предупредил его.
  Стон человека или плач доносился из болота урывками. Он их хорошо слышал, понимая, без сомнения, что это был голос Муравьева. Крадучись, держа ружье наизготовку, Михаил двинулся туда, медленно наступая на зеленый мох черного болота. Проваливаясь в нем, застывал, ловя рукой ближайшую ветку или ствол дерева, ожидая, что уйдет в невидимую яму с головой. Но, к счастью, это был всего лишь толстый слой торфа, в котором он проваливался по колено и, тихонечко вытягивая ногу вверх, делал новый шаг.
  Спину Виктора он рассмотрел хорошо. Тот сидел на том самом островке под повисшим на дереве мертвым телом бородача.
  Приподнявшись, Михаил увидел справа от Виктора еще несколько тел. И, что сразу же привлекло его внимание, Виктор гладил чью-то огромную голову и плакал над ней.
  
  - 2 -
  
  Гагг совсем не был страшен. Огромный мужчина непонятного возраста, его скуластое лицо еле-еле закрывала редкая борода, хотя сама по себе, она была длинной. И что еще отметил Михаил, его голова была в два раза, если не в три, больше, чем у Муравьева. Зубы были черными, ломанными, больше о них ничего он сказать не мог, так как нижняя губы была только на чуть-чуть опущена.
  Ладонь этого человека-великана была в несколько раз больше ладони Михаила. Ноготь на большом пальце правой ладони был раздроблен и врос в подушечку пальца. Грудь человека, прикрытая шкурой оленя или лося, была пропитана кровью. Это сюда Жека выстрелил в Гагга, когда тот набросился на него. Но лесной человек все же дотянулся до шеи Сваловского телохранителя и сломал ее.
  - Витя, кто это? - прошептал Михаил.
  - Это тот, из-за кого я здесь жил, - не поднимая головы, тихо сказал тот. - Лет двадцать назад мне его передал один егерь. Непонятно, как этот человечище здесь оказался. Настоящий Маугли, только рост у него необычный, около трех метров, немой, и звали его Гагг. Этот звук он мог услышать с большого расстояния.
  А та землянка, которую ты назвал берлогой, была сделана для него. Он зимой в ней спал, как медведь, просыпался в марте-апреле, когда было тепло. А кожа безволосая, смотри. Вот такие вот дела, Мишенька.
  - Так, это и есть Хромая белка?
  - Нет, это есть Гагг.
  - Это я его видел тогда ночью, когда Кузьма меня привел к тебе?
  - Выходит, да. И то сломанное дерево, и разорванный на части медведь, все это его дело. Он нас с тобой охранял, но боялся, что ты со мной можешь что-то сделать.
  - Кто он? Получеловек или полумедведь?
  - Это теперь роли не играет, Мишенька.
  - Та землянка, на сопке, была его берлогой? - поинтересовался Степнов, осматривая скулы Гагга. - По своему очертанию они не человеческие и не медвежьи, - он смахнул со лба лесного человека упавший лист.
  - То была его берлога.
  - Догадался, - шепча, закивал головой Михаил.
  - Я ему постоянно набивал ее еловыми ветвями и подтапливал ее через день с другой стороны.
  - Там, где Амп прятался?
  - Ладно, - поднялся Муравьев, - хватит разговоров, давай похороним их. И на будущее, Мишенька, если не хочешь, чтобы тебя посчитали психом, помалкивай об этом всем. Сваловским ребятам ты поперек горла итак стоишь. На тебя их гибель могут списать.
  - Все может быть, Виктор Егорович. Только теперь, когда я все узнал, я им не спущу. Каждого по-тихому убирать буду.
  - Грех на себя не бери, Мишенька.
  - Вот, вот, чуть что, подставляй другую щеку, да, Виктор Егорович? Нет, время пришло собирать камни. Жаль, что не я разобрался с Длинным и Зиной, как и с этим, - Михаил указал подбородком на висевшего головой вниз бородача. - А с Жекой я бы не справился, у него реакция, как у кошки, хотя на вид такой увалень.
  - Ладно, Мишенька, времени у нас мало, скоро должен прибыть сам Карабас Барабас.
  - Я не верю в то, что он верит тебе, Виктор Егорович, в твоего шамана и его силу. Ты же выдумал все, признайся.
  - Думай, как хочешь, - Муравьев накрыл большим куском сосновой коры лицо Гагга. - Эх, говорил же тебе, Гагг, чтобы не лез ты в это дело, а ты, как собака, вроде глазами все понимаешь, когда тебе говорят, а на самом деле - ничего.
  - У нас лопаты нет.
  - А-аа-а, - не понял слов Михаила Муравьев.
  - Говорю, что у нас даже лопаты нет, чтобы яму им выкопать.
  - А-а-а, - закивал головой Муравьев. - Ничего, сейчас Свалова к Хромой Белке отведу и пойдем к избе, там несколько лопат и топор есть.
  - Ну, ну.
  - Что? - посмотрел на Степнова Виктор. И, осматриваясь по сторонам, прислушиваясь к чему-то, прошептал. - Идет.
  - Кто? - не понял Михаил.
  Туман, поднимающийся белой дымкой с болота, стал закрывать траву, воду. Дрожь земли, рябь в воде под ногами. Воздух стал каким-то мягким, который, втягивая в себя, ощущаешь, как это трудно сделать, словно он приклеен к какой-то кисейной стенке. И вакуум отрывает тебя от земли, бросает в прозрачную сферу, в ее невесомость.
  - Что это?
  Михаил с дрожью, еще не понимая, в каком он состоянии находится сейчас, посмотрел на Виктора, а тот, тот был совсем рядом, только он - не Виктор, а старый-престарый человек, с глубокими морщинами. Его чайная кожа свисала со скул и капала, оставляя после себя пустоту на лице. И, буквально, за несколько десятков секунд он, словно ледяная фигура, стек в туман...
  
  - 3 -
  
  Знобило. Пытаясь натянуть на себя одеяло, Михаил с силой хватался за него. Но оно не поддавалось. Открыв глаза, икнул. Оказывается, он лежит не в постели и не в доме, а в лесу, на земле, в тумане. Вся одежда на нем мокрая, с нее, как с лица, стекает вода, а воздух светло-серый. Это, наверное, из-за тумана.
  - Ну, что, Мишенька? - нависла над ним голова Муравьева.
  - Я болен?
  - Нет, вроде. Но всю ночь бредил.
  - Да? Я з-за-м-мерз!
  - Сейчас горячего чаю и бульона попьешь, и все будет нормально, - похлопал Михаила по плечу Муравьев. - Давай, давай, вставай.
  Горячая кружка чая, сдавленная в дрожащих ладонях Михаила, совсем их не обжигала, только - губы. Припав к ней, он потихонечку вдыхал в себя горячий чай, который, попадая в носоглотку, вливался теплом в бронхи и легкие, растворяя своим теплом лед.
  Сделав небольшой глоток чая, Михаил почувствовал, что у него совсем другой, какой-то необычный вкус, мясной, горьковато-солоноватый. Значит, это бульон. И вместо того, чтобы сделать еще один глоток, замер, ожидая чего-то. Но оно еще не набрало своей силы и ожидало повторения. Чего? Глотка чаю или вдоха?
  Сделав еще один глоток, Михаил снова замер. Но и этого было еще мало, и только после еще нескольких, сделанных им глотков, он, наконец, почувствовал, как эта теплая сила стала подниматься вверх, по его артериям в подлобную и височную часть головы, растапливая в ней ледяную корку.
  Вторая кружка бульона была очень кстати. Каждый его глоток рождал в теле Степнова новые и новые силы, не только толкая согревающуюся кровь по артериям и венам, в органы и мышцы, включая мозговую деятельность.
  Сколько на это ушло времени, не думалось. В сознании этим мыслям не было места, как другим, вызывавшим в нем удивление. Они сидели с Виктором не на болотном островке, а на небольшой полянке, покрытой зеленым мхом.
  - А, где же Жека, бородач, Гагг?
  Но Виктор не слышал его. Лицо у него постарело за эту ночь. Кожа стала какой-то темно-коричневой, напоминавшей чай из березовой и сосновой коры с добавленными в этот настой белым мхом и глиной. Такой чай они делали в детстве, когда играли с девчонками во взрослых.
  - Виктор? Витя-я! - позвал Муравьева Михаил.
  - Пей, скоро в дорогу. У нас, надеюсь, осталась последняя ненужная встреча.
  - Со Сваловым?
  - Поешь мяса, силы нужны.
  - Витя, Витя, а Гагг?
  - Ты всю ночь кричал его имя? Кто он? - Муравьев посмотрел на Степнова.
  - Сон? Все это было сном? - поставив на мох пустую кружку, Михаил, укутавшись в свою куртку, лег на еловые ветки, разостланные под ним. Теперь он не хотел смотреть на Виктора, этого лгуна. Да, он догадывался, что этот человек постоянно подсыпал ему что-то в чай или в шулюм.
  "...Это был или какой-то наркотик, или какая-то другая грибная или травяная отрава, которая вводила мое сознание в какую-то непонятную, колдовскую субстанцию восприятий того, что в человеческом понимании сказочно, - торопились вперед мысли, которые Михаил с трудом сдерживал, чтобы они давали находить какой-нибудь правдивый ответ на возникающие вопросы. - Белка не может становиться ростом с собаку и превращаться в старика. Как и то, что старик, хлипкий, физически неразвитый человек, ну, не может прыгать по веткам деревьев и превращаться в сову... Глупости.
  А кто же тогда разжевал до кашицы рыбину? Ну, ладно, это могло сделать и крупное животное, вернее, его желудок. А кто тогда порвал на части медведя? Только великан, как тот самый Гагг, метра под три-четыре ростом, с ладонями размером с совковую лопату. Я же видел его, я смахивал с его лба листья... И кровь, черно-красную, вытекающую из его разорванного пулей Жэки горла и груди. Или это все - новое колдовство Муравьева? Нет, нет. Он сейчас мне тоже что-то подсыпал, когда я спал или был без сознания.
  Скорее всего, он выдумал и шамана, да еще с таким смешным именем Хромая Белка. Вбивает его имя мне в голову и потом, подсыпая наркотик в чай, в воду, чтобы он, действуя на меня, вытягивал в сознании имена, образы. Да, да, так он все и делает. И вытащил сюда этих сваловских ребят, чтобы с ними здесь разделаться, расквитаться за убийство ими его жены. И я попал к нему именно по этой причине, скорее всего, как его помощник, а, в то же время, и насадочка на крючок для щуки. И это ему подсказал Кузьма.
  А Свалова, якобы, он лечить здесь будет. Хм, парой выстрелов ему в глотку. Хорошее лечение. Нет, этому пора уже поставить точку, пусть объяснится! - Михаил напрягся всем телом, уперся руками в землю, чтобы подняться, но, сил, чтобы это сделать, у него не хватало.
  "Хмммм-мы", - услышал он чей-то громкий вздох.
  "Кто это? Гагг? Неужели все-таки его спас этот колдун, вернее, шаман?", - с силой напрягая мышцы в плечах и груди, чтобы привстать, подумал Михаил.
  - Фу, Гагг, - услышал он шепот деда. - Фу! Иди! Иди туда.
  "Значит..."
  - Мишенька, Мишенька, уже полдень, нам пора идти к Серому медведю, - будил Степнова дед.
  
  
  Глава 22. Последнее слово шамана
  
  Виктор медленно спускал с дерева на веревке тело Свалова, упираясь одной ногой в ветку, другой - в фюзеляж застрявшего в вершинах двух огромных кедров вертолета.
  Тот стонал.
  Подхватив тело Свалова обеими руками под спину, Михаил его аккуратно положил на мох. Лицо Алексея Алексеевича было усохшим, скулы стали выпуклыми, как и подбородок, с которого еще год назад свисали несколько жировых "подбородков", и из-за этого Свалов всегда просил его сбоку не фотографировать, чтобы их не было видно. А теперь болезнь его буквально съела, оставив обтянутый кожей скелет. А от лощености в его одежде, холености в лице остались только воспоминания.
  - А там еще кто-то есть? - спросил Михаил.
  - Месиво от летчика, - ответил Виктор, быстро слезая с дерева. - Фу, смотреть на него противно, чуть не вырвало, - спрыгнув с дерева, сказал Муравьев. - Давай быстрее отсюда, а то вдруг сейчас обвалится все это на нас. Мишенька, потащили, потащили его.
  И, подхватив Свалова под ноги и руки, Степнов с Муравьевым понесли его обмякшее тело к поляне, на которую, скорее всего, и планировал приземлить вертолет погибший летчик, но, не рассчитав, врезался в вершины деревьев.
  Положив тело Свалова рядом с каменной глыбой, Виктор приложил свое ухо к его груди. Сердце у него работало, дыхание было, ощупав ноги и руки, определил, что переломов нет.
  - Э, Виктор, смотри, - Михаил указал подбородком на дерево, на котором висел вертолет.
  - Не понял, - дед вопросительно посмотрел на Степнова.
  - Он здесь видно садился, - Степнов показал на середину поляны.
  - И что?
  - Или не рассчитал что-то при посадке, скорость или что другое, а, может, чего-то испугался. Ветра-то нет
  - Не понял, не понял, - привстал с земли Муравьев.
  - Ну, вон, березу срезал винтами, - Михаил указал подбородком на торчащий из земли на метра четыре-пять ввысоту ствол березы и валяющиеся под ним нарубленные ветки с кусками ствола.
  - А там? - Виктор, не закончив фразы, прошел к середине поляны и стал осматривать землю. - Вот, это да, Мишенька, да он здесь и приземлился. Вон, какие глубокие следы оставил. Прямо врезался в землю колесами и проехал метра два-три вперед.
  Михаил осмотрел глубокие колеи от следов, оставленных колесами вертолета. Потом прошел влево и присвистнул:
  - Крови-то.
  Виктор тут же подбежал к нему и стал осматривать землю. Серебристый мох был залит темно-красным кровяным киселем.
  - Это - медвежья кровь, - Муравьев указал на оставшийся глубокий след от когтей животного, и вырванным, отброшенным куском мха. - Куда ж это он его рубанул. Хотя, нет. Если бы косолапого он винтом зацепил, то что-то здесь от него обязательно бы осталось: лапа, голова, в крайнем случае, шерсть, - осматриваясь по сторонам, предположил Виктор. - Ага. А здесь ничего нет. И пошел по кровавому следу в лес.
  Михаил присел и, дотронувшись до крови, стал поднимать палец, наблюдая за каплей, медленно с него падающей и тянущей за собой тонкую, тягучую ниточку.
  Выстрела, который мог сделать из вертолета Свалов, он вроде бы и не слышал. Хотя, они были с Виктором отсюда далеко и слышали что-то вроде шума. Но это так, вроде бы.
  Поднявшись, Михаил стал небольшими кругами обходить залитый кровью мох, пытаясь найти хоть какое-то объяснение произошедшему. И делал это не зря, карабин "Вепрь" лежал в метрах пятнадцати от этого места.
  - Мишенька, - окликнул Степнова, выходя из леса, Муравьев. - А его не винтами, как ты и догадался, а пулей, разрывной. Прямо в грудь. Вот он, был ранен и кинулся в лес.
  - Кто же это? Свалов? - с удивлением посмотрел на Виктора Михаил. - Я карабин нашел.
  - "Вепрь - триста восемь, супер", - рассматривая оружие, отметил Муравьев. - Хотел такой же иметь, но он мне не по карману. А теперь есть, - осматриваясь по сторонам, сказал старик. - Но не понимаю, Мишенька, только одного, Свалов на ладан дышит, а продолжает охотиться.
  - Может, другого выхода у него и не было, - предположил Михаил. - Едет на свидание с твоим шаманом, а здесь медведь пасется. Ну, вот, и стрельнул.
  - А он - мастер по этому делу, - кивая головой, вздохнул Муравьев. - Только, Мишенька, все здесь не так было, не так. Ты же видел Свалова, как он изможден. Да и карабин у него другой, импортный, "Блазер", калибр девять и три. Стрелял в медведя кто-то другой. И не только в медведя, а и в их вертолет. Я там дырочку от пули видел.
  Где карабин лежал? Тут, ага, - осматриваясь по сторонам, Виктор стал говорить шепотом, - значит, скоро придет. И, похоже, он не один и добрался сюда или вертолетом, или с каким-то знатоком этих мест.
  - Не Кузьма ли? - предположил Михаил.
  - Он руки не пачкает. А ушел этот охотничек не к черному болоту и не к реке, а к Серому медведю. Значит, у них там сборище. А что его там может заинтересовать, - растирая в руке мох, Виктор посмотрел на Михаила. - Шаман. Неужели, и дорогу к нему знает? А зачем он ему?
  - Вот, именно, - согласился Михаил. - Они свое дело сделали, убрали Свалова с его дружками. Жека не с ними, а? - и, прищурившись, посмотрел в глаза Муравьева.
  - Так его, - открыв рот, и, смотря в глаза Михаила, старик замялся.
  - Мне приснилось, значит, Виктор Егорович?
  - Говорить, смотрю, научился, и теперь давишь на меня. А я тебе, Мишенька, не апельсин. Зачем тебе пришлому все, что здесь бывает, знать, а? В город вернешься, такое наговоришь, что всю тайгу здесь через месяц ученые да бандиты вытопчут.
  - А я, Виктор Егорович, о Жеке спрашиваю, не больше.
  - Когда ты спал, прошел он мимо нас. А когда услышал мой разговор с бородачом, они пристрелили друг друга. Похоронил я их в болоте. В торфе они лучше сохранятся, если Кузьма придет и следствие устроит.
  - Вот, как.
  - Вот, так, Мишенька.
  - Золотко ему с этими было нужно, - указав на карабин, сказал Степнов.
  - Догадливый. И Свалова под общую гребенку убрали. Но им тогда, Мишенька, получается, я так и остался нужен. Секретное место о том золотом прииске я знаю. А те, услышав о нем, убрались в иной мир.
  - А шаман, Витя, это - твоя заманиловка?
  - Пусть будет так, - вздохнул Муравьев. - Пусть будет так. Лучше к нему не ходить, а то, боюсь, он тебя ждет.
  - Опять сказку сочиняешь? То сначала про Йипыг-ойка - Старика-филина мне сочинял, потом про Мис-нэ - лесную деву, то про унху - лесного духа.
  - А мне, ты, инвалид зачем нужен был, а? - вопросом на вопрос ответил Муравьев. - Думаешь, Кузьма меня уговорил? Навряд ли, мне эти нужны были, а ты - лишний вес. Они за мной шли по следу, и только потом до меня дошло, если не убили, то клюнули по-серьезному. Мысли разные в голове блукали. И одна из них, такая, Мишенька. Ты молод, а если Хромой Белке захочется свои знания сохранить здесь, на земле, то ему молодой их носитель нужен, а не старый, как я. Да, и ума у тебя достаточно, чтобы в тонкостях его вед разобраться. А, может, он знает и про Золотую бабу, где она таится? Трудно сказать, зачем он мне на ум предложил тебя.
  - Не понял, - присел около Муравьева Михаил.
  - Свалов пришел в себя, не слышишь? Стонет. Сейчас его забираем назад, к болоту.
  - Витя, - ухватил за локоть Муравьева Степнов.
  - Пули хочешь? - выдернул из его руки свой локоть, Виктор. - Он - наша контрамарка в эту жизнь, понимаешь.
  
  - 2 -
  
  А они были умными. Шли за Виктором с Михаилом, как ищейки, шаг в шаг. И если бы Муравьев не предусмотрел этого, то уйти от них им навряд ли удалось.
  Одного из них Михаил знал, но только в лицо. Его частенько видел в кругу Беса и Жеки, трясшего деньги "за спокойную жизнь" рыночных торговцев, кооператоров и таксистов. Парень невысокого роста, лет сорока пяти, пару раз отсидел за грабеж, но до сих пор не угомонился.
  Второго, чуть повыше мужика, он не знал. Судя по тихому покашливанию, парень чем-то болен. Может астмой, может... А, может, просто много курит. Он тоже, когда курил, так кашлял. Но, что интересно, первый вооружен, а второй нет.
  Михаил, провожая мужиков, идущих по его следу, оставленному час назад, обтерев со лба пот, вздохнул. Торопиться сейчас никак нельзя, так как любой треск веток у тех парней будет на слуху, а тогда уж неизвестно, чем может все закончиться. И, скорее всего, как и Жеку, их интересует золотой прииск Муравьева, а не шаман. Ему же не приснилось вчерашнее нападение Жеки на бородача, висевшего вниз головой.
  Блин, неужели у Виктора уже совсем крыша поехала от испуга и он пытается доказать Михаилу, что черное - это белое, и - наоборот. А, может, он и в нем видит врага? Сейчас послал его след натоптать, а в это время скрылся? Нет, нет, Виктор не из тех.
  Поднявшись, Михаил, осматриваясь по сторонам, двинулся на вершину сопки. Мох, как белый ковер, сделанный из ваты, был мягок. Ноги приятно утопают в нем, шаг легок, и что самое удивительное, он не слышит хруста сухих веток, ломающихся под его тяжестью. Словно их здесь и нет, а, может, у него слух ослаб?
  Михаил соединил большой и средний палец и щелкнул ими. Звук был звонкий. И туман стелется под ногами, только под ногами на ширину не больше метра.
  Степнов, отметив это, остановился и с удивлением начал рассматривать "белую дымку-подстилку", которая, как его тень, двигалась вместе с ним. Сделал несколько шагов в сторону, и все повторилось, но вдруг неожиданно почувствовал ломоту в мышцах ног.
  "Влага, холод, вот где и так не вовремя это начало сказываться на мне", - невольно подумал Михаил и направился в сторону двух заваленных деревьев, где его ожидал Муравьев со Сваловым.
  Споткнувшись о вылезшее из-под земли корневище сосны, Михаил упал на выставленные вперед руки. Не ушибся, это все произошло из-за того, что под ним стелется эта белесая полоса тумана. Оглянулся назад, и следующее, что удивило, следа от его ног не остается, словно идет над мхом. Но он хорошо чувствует, как проваливаются его ноги во мху.
  
  - Ччччччч, Мишенька, - прошептал Виктор. - Куда их отвел?
  - Туда, где мы были вчера.
  - Далеко, прошептал он. Нам пора, помоги, - и, надев на себя рюкзак, подхватил под руку Свалова, и ожидает, когда справа от него встанет Степнов.
  - Я сам пойду, - хрипло прошептал Свалов. - Ведите меня к шаману, а с Ченем, да Мошкой потом разберусь. Не ожидал, что свои стрелять будут. Будьте внимательны, с ними Жека, страшный человек.
  - Да, да, - двинулся вперед Виктор.
  За ним медленно пошел Свалов, следом - Михаил.
  Туманная полоса растворилась, как и боль в мышцах ног. Шли вроде медленно, всего несколько минут, а уже - на обратной стороне сопки, разделяющей черное болото от каменной глыбы Серого медведя, а за ним стоит высокоствольная тайга. И идется по ее светлому мху легко, словно в теле и усталости нет, оно отдохнувшее.
  Первое, на что невольно обратил внимание Михаил, на высокой сосне сидит птица. Знакомая. Но по очертаниям не глухарь и не коршун. Остановился, жмурясь, стал всматриваться в птицу сквозь пробивающиеся через ветку яркие солнечные лучи. Вроде птица, а, может, и обломок одной из толстых веток, подумалось ему.
  Но это была птица. Раскрыв крылья, она нырнула с ветки к ним и, паря, своими длинными крыльями полетела вперед, опускаясь к земле, и уселась.
  - Йипыг-ойка, - громко воскликнул Виктор и остановился, подняв руку вверх, тем самым требуя остановиться Михаилу.
  - Ты за мною? - спросил Муравьев у филина.
  Филин был крупным, ростом с человека. Он повернулся к ним, и Михаил чуть не воскликнул с испуга. Да, да, это была не птица, а человек. Его руки были сложены на груди, одежда на нем, как и его лицо, серые, только по очертанию подбородка, носа, глаз, можно догадаться, где голова. А глаза у этого человека были огромные и круглые, как у филина, только не коричневые, а желто-серые.
  На вопрос Виктора он медленно прикрыл их, словно соглашаясь, и, приложив свои ладони к подбородку, немножко наклонился.
  - Что за колдовство? - быстро крестясь, вскрикнул Свалов.
  Березка, росшая рядом со стариком-филином, не меньше удивила Михаила, чем Йипыг-ойка. Откуда она здесь могла взяться в сосновой чаще, где кроме этого дерева и мха больше ничего не росло.
  Но березка, словно девушка, развела непонятно откуда появившимися снизу веточками, как руками, и, снимая с себя до этого невидимую шаль, открыла свое тело. Да, это была женщина. По возрасту уже немолодая, одета в легкое пальто, непонятно из чего сделанное, рыбьей чешуи или мха.
  - Галя, Гал-ля, Галечка! - голос Виктора дрожал, но при этом становился звонче и звонче. И он прямо на глазах, вместо того, чтобы двинуться к женщине, неожиданно для всех упал на колени, потом на живот, не выставляя вперед рук, чтобы хоть как-то смягчить свое падение.
  Михаил бросился к нему, начал трясти тело деда, но оно было безжизненным, голова болталась из стороны в сторону, как и руки.
  - Не тряси его! - приказал Свалов. - Ты что, дурак? Он потерял сознание.
  - Да, да, - шептал ему в ответ Михаил, но никак не мог унять себя.
  - Брось его, смотри! - сипло закричал Свалов.
  И Михаил почувствовал резкий ледяной холод в ладонях, выпустил тело Муравьева из рук и отшатнулся назад, не понимая, кого он видит стоящим перед собой.
  Это был Муравьев, только почему-то весь серо-белесый, словно покрытый тем самым туманом, который он видел совсем недолго под своими ногами.
  - Прощай, - прошептал он Михаилу и двинулся к той женщине, говоря с ней: - Миснэ, Миснэ, а где моя Галюша? Миснэ. Ой, как ты похожа на мою жену. Галя, Галя, неужели, это ты? Галюша!
  Туман, поднимавшийся изо мха, стал закрывать их своим белесым пологом.
  Йипыг-ойка, подняв руки, опустил их, и теперь перед ними стоял не человек, а филин. Он, взмахнув крыльями, с легкостью поднялся с земли и, паря, полетел в тайгу, а за ним скрылись белесые тени женщины и Виктора.
  Сдавливая сильно застучавшие виски, Михаил громко застонал и упал на тело умершего Муравьева.
  Выстрел Свалова не привел его в себя, только его душераздирающий испуганный крик: "Медведь, медведь!"
  
  - 3 -
  
  Михаил, не видя, кто гонится за ним, и, вообще, гонится ли, бежал за быстро убегающим в тайгу Сваловым. Степнов старался не отставать от человека, который еще совсем недавно был изможденным от своей страшной болезни, съедающей все его органы изнутри. Но сейчас было просто невозможно поверить в это. Свалов бежал, как молодой парень, наполненный силами и энергией.
  Высокорослый и открытый лес стал сменяться мелкими деревьями с большим количеством мелкой поросли ольхи, мох редееь, прячась в траве. Ноги проваливаются в мох и торф, покрытый листочками княженики, брусники. И шаг стал становиться узким, ноги все труднее и труднее вынимаются из него. И, наконец, Свалов упал в него, давая возможность остановить свой изнурительный бег Михаилу.
  Громко дыша, он присел на торчавший из кочки согнутый ствол дерева. Он был, к счастью, толстым и крепким, еловым. Обернувшись назад, Михаил тут же вскочил с него и, ухватив за пояс руками Свалова, потащил его вперед, быстро говоря: "Мишка, мишка, брось нас, брось. Мишка, мишка, ты погоди, погоди, зачем мы тебе? Зачем?"
  А болотный мох вязок и всасыват его ноги в себя все глубже и глубже.
  - Что ж ты так, мишка, что ж ты..., - все громче и громче кричал Степнов, таща на себе тело обмякшего Свалова. - Леша! Леша, хоть ты и сволочь, но ты приди в себя, у меня уже сил нет тащить тебя. Леша!
  С трудом обернувшись, Михаил остановился и стал искать гнавшегося еще минуту назад за ним огромного медведя.
  - Цок, цек, ци-цик. Зачем он тебе? - услышал слева от себя чей-то тонкий, звонко цыкающий, как у белки, голос Михаил.
  - Кто ты? - спросил он и посмотрел в сторону голоса.
  На согнутой березке сидела белка. Белка как белка, только по размеру с собаку, и даже большую собаку. И как только гнилой ствол березы ее держит?
  - Как человек говоришь, - кряхтя, перекладывая обмякшее тело Свалова на кочку, тихо прошептал Михаил. - Стой! - с удивлением воскликнул Степнов, - ты же белка?
  Белка, хромая на заднюю ногу, слезла на кочку и, опираясь на палку, которую держала в передней лапе, замерла, смотря на Михаила.
  - Так, болен он. А за нами медведь гнался.
  - Зачем его тащишь? Умер он.
  - Глупости говорите.
  - Цик?
  - Он еще жив, просто болен сильно.
  - Цок.
  - Не цок, а цик, - вздохнул Степнов. - Пусть ответит за смерть моей семьи. Умрет, не с кого будет и спросить.
  - Цик.
  - Фу-у-у, - присел Михаил около тела Свалова. - Если это вы тот самый шаман, то кланяюсь перед вами, и прошу, верните Виктора. Не знаю, как такое могло и произойти, - вытирая с глаз слезы, пытаясь не заплакать, громко икая, прошептал он. - Ему еще жить и жить. И этого, если можно.
  - Ууууггрр, - рев медведя, раздавшийся сзади, заставил Михаила вскочить на ноги. Ухватив тело Свалова, он снова кинулся бежать дальше.
  В голове мутило. Было такое впечатление, что его мозгу не хватает воздуха. В затылке образовалась какая-то тяжесть, в глазах муть, иногда сменяющаяся какими-то образами, то деревьев, то древнего старика, то белки, которая опираясь передней лапой на палку, идет рядом с ним. И хуже всего то, что она или он продолжает цыкать, и Михаил понимает, о чем он говорит. И не говорит, а требует, чтобы бросил он мертвое тело Свалова. Но Михаил не отвечает ему на это, а продолжает тащить тяжеленное тело Свалова только с одной мыслью, что он должен ответить за содеянное, и ему еще рано умирать в болоте или в пасти идущего за ними медведя.
  - Стой, - мощная сила остановила Степнова.
  Подняв глаза, Михаил невольно отпустил обмякшее тело Свалова и удивился, какой высокий перед ним стоит старик. А еще больше его глазам. Человек перед ним, а глаза беличьи. И вместо бороды - усы, длинные и белые, как у белки, и опирается рукой на палку, а вместо ладони лапка беличья. Нет, нет, не лапка, а ладонь. Просто трудно как-то рассмотреть: то, вроде, лапка, то, вроде, и нет.
  - Что ты хотел у меня попросить, Миша? - прошептал дед.
  - Забыл, - развел руками Степнов. - Жену, детей можно вернуть.
  - Не Бог я, - с грустью сказал дед. - Я всего лишь Белка.
  - Белка или белка, в смысле...? - не понимая, как спросить по-другому, прошептал Степнов. - Я же не эт-то, ну, как его, эт-то...
  - А кто же ты(?), коль к лесным духам пришел? Зачем тебе шаман нужен?
  - Эт-то...- теряя силы, Михаил почувствовал, как его тело становится тяжелым, и он не в силах удержать его на ногах. - Эт-то, жить хочу.
  - Живи.
  - Что, ж-жить? - с трудом глотнул слюну Степнов.
  - Ты еще не знаешь кем.
  - Эт-то почему? Не палачом, хотя, так хочется им быть. Посоветуй, - посмотрел на старика-белку Михаил.
  - Сам смотри, - цыкнула белка и побежала по веточке.
  - Что? - не понял Михаил и, протирая рукой глаза, все никак не мог понять, что ему привиделось, хромая белка или старик-белка.
  Но он видел, с каким трудом белка, перебираясь по ветке вверх, хромала.
  - А где Виктор-то? - закричал он.
  - С Мис-нэ ушел в страну духов.
  Михаил, увидев перед собой лицо старика, отшатнулся и, упав на землю, прошептал:
  - А мне что делать, шаман?
  - Сам выбирай, - улыбнулся он, - продолжить его дорогу или гоняться за дождевыми пузырями, пытаясь проткнуть их, чтобы они исчезли.
  - Но это невозможно и глупо, - глотая слюну, чтобы хоть как-то смочить горло, прошептал Степнов.
  - Да? - с удивление, полуобернувшись к Михаилу, прошептал шаман.
  - Но я не хочу быть убийцей и шарлатаном.
  - Не понял? - лицо шамана сменилось лицом Виктора. - Это ты меня шарлатаном назвал?
  - Ой, - испугался Степнов. - Витя, но ты же, именно, ты привел сюда Свала с его убийцами.
  - И что, Мишенька?
  - Но они же должны ответить перед судом!
  - Каким? - нагнулся как-то необычно плечом Муравьев.
  - Ну, - Михаил развел руками и, понимая, что начинает по привычке противоречить себе, стушевался и сказал. - Ты, наверное, прав.
  - Твоя беда, что ты веришь в слово, только не понимая, чье оно, - улыбнувшись, моргнув глазом, прошептал Виктор. - Но волка кормят его зубы и его сила. А человека?
  - Я не понял, - с трудом глотнул слюну Михаил.
  - А человека? - теперь лицо Виктора сменилось на женское.
  Михаил, увидев его, вздрогнул с испугу. Теперь перед ним было лицо погибшей жены Муравьева. Но и оно тут же переменилось, и перед ним уже была его жена, уставшая, бескровая.
  - Настя! - вскрикнул он.
  - Ты всегда был на краю пропасти и боялся с нее упасть. Не бойся этого, ведь они еще больше боятся, чем ты.
  - Кто?
  - Ты все еще боишься? - лицо дочурки, сменившее лицо жены, вопросительно смотрело на папу. - Тогда пошли к нам.
  - Доча, доча, а ведь они...
  - Папочка, папочка, - ухватив Михаила за мизинец, закричал сын, - пошли с нами. Зачем судишь их?
  - А кто, кто это сделает, сынок, - обнимая Сашу, - всхлипнул Михаил. - Я еще ничего не сделал, это, это...
  - А кто ты? - старик-белка цыкнул в ухо Михаила. - Не бери на себя не свое. Я не Бог, у него проси разрешения.
  - Что? - закричал Михаил.
  Холодная, как лед, слеза, покатившаяся по лицу, тяжесть на сердце, нехватка воздуха...
  Теряя сознание, Михаил пытался, что есть силы, превозмочь свое бессилие, чтобы ухватиться за плечо растворяющейся в воздухе, как дымка, жены с детьми...
  - Настя, Настя! - кричал он задыхаясь. - Юля, Саша, Настя...
  - Ты еще не закончил свой путь-ц-ц-ц, - прошептала нагнувшаяся над Михаилом большая белка. - А поэтому и не торопись, так как не заслужил ни того, ни другого мира. Живи и ищи-ц-ц-ц, ищи, ици, и-си-ци, - голос белки стал превращаться в эхо и уходил как волна, оставляя после себя рябь.
  
  - 4 -
  
  Холодный воздух заставлял Михаила сохранять уходящее тепло. Ища рукой одеяло, чтобы натянуть его на себя, он открыл глаза, и тут же с испугу отпрянул назад, увидев заросшее лицо ханта. То, что это был сам Яшка Рыскин, он не ошибся.
  Тот широко улыбаясь, сказал:
  - Пора, пора Миска, просыпаться. Кузя за тобой пришла, не отдает он нам тебя.
  - Да, да, - щуря глаза, протер рукой сухие губы Михаил. - А где Витька?
  - Ушел он к Мис-нэ. Сам знаес. Он и мне так сказала, когда тебя я забирала с Яшкой. Он меня и привел к тебе, Вот так, Миса. Иди с нами...
  - Виктор? - удивился Михаил и, трогая свою бороду, все никак не мог понять, откуда она взялась.
  - Седой ты стала, Миса. Саман тебя забрала, потома отдала нам. Во льду ты была, как сосулька, - сжав губы, покачал головой Яшка. - Когда я тебя забирала, он белкой пришла и сказала, чтобы ты помнила его последняя слова его. Что она тебе сказала? Скажи!
  - Нужно вспомнить, - прошептал Михаил, чувствуя, как тяжело ему удерживать открытыми глаза. - Кажется "Живи и иди"...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"