Собирается запредельное количество душ в небольшом пространстве - вот и духота - душно. Такое случается на стадионе, иногда в магазине, но чаще на транспорте, когда и ехать надо, и честно говоря, страшно. У пенсионерки Фёдоровой был выбор, на работу ей не надо было спешить.
Но в большом супермаркете, расположенном в пяти остановках автобусом от дома пенсионерки, уже давно рекламировали в газетах большую сезонную распродажу. Мало того, продавщица Оленька из этого же супермаркета - её соседка - по секрету рассказала, что замечательные шерстяные варежки в комплекте с шарфом, которые Фёдорова заприметила во время своего последнего посещения этого шикарного магазина и не купила только из-за их высокой цены, на распродаже будут продаваться за пятьдесят процентов.
С этого момента душа пенсионерки Фёдоровой взволновалась и не могла успокоиться. Казалось бы, зачем душе варежки, да ещё с шарфиком? Что ей холодно что-ли в старушечьей сердцевине? Но это, знаете ли, очень поверхностный взгляд на вещи. Купит старушка варежки, посмотрит в зеркало на обнову и обязательно обрадуется. Обмотает шею замечательным плотным шарфом с мягкой ласкающей пальцы бахромой, пройдётся по своей комнатушке и вся засветится. И душа разомлеет вместе со старушкой, разбухнет в приятности ощущений, не всё же ей стремится к неким духовным горизонтам, тянуть уставшее тело на подвиги да разжигать жажду приключений...
Так или примерно так рассуждала душа пенсионерки, но, как ни странно, в противовес собственным благим намерениям, эту самую жажду приключений она в своей компаньонке и разожгла. Уж очень ей хотелось порадовать старушку, а следовательно, порадоваться и самой, насладиться действием, которое производит исполненное желание, хоть на человека, а хоть и на его душу. Тем более, что её - душу давно уже не радовало собственное состояние, некоторые несбывшиеся мечты, пылящиеся по углам, некие порывы, не получившие своё развитие и с незапамятных времён, валявшиеся на самом донышке, в виде порванных и грязных занавесок. Хотелось что-то поднять, встряхнуть, от чего - то избавиться навсегда, в общем хотелось перемен, а следовательно неприятностей, которыми обычно и сопровождаются всякие перемены.
Чтобы успеть к началу распродажи и застать на полке подешевевший комплект надо было успеть к открытию супермаркета, то-есть к девяти часам утра, когда весь трудовой люд большого города, выбрасывая из лёгких клубы горячего пара, устремлялся к заветным проходным, парадным, и дверям. А это означало, что автобус, на котором Фёдорова могла добраться до супермаркета наверняка будет полон и предстоящая давки было не избежать. К тому же пенсионерка давно наблюдалась в районной поликлинике по причине сердечной недостаточности и переполненный транспорт мог оказаться достаточно сложным препятствием на пути к заветной цели.
Скажите, а вас бы это остановило? Нет, если вы мужчина - пенсионер, если вы сих пор курите, играете в домино или в шахматы, пропускаете рюмочку в одиночку или с друзьями, словом, живёте полноценной жизнью, вы можете не отвечать на мой вопрос. А вот если вы женщина-пенсионерка, если вам уже за семьдесят, если вы живёте одна в маленькой квартирке, где кроме телевизора, платяного шкафа и комода нет других ценностей, если ваш единственный сын живёт в другом городе и не слишком обременяет вам своими звонками, если у вас уже не осталось подруг и самое большое событие в вашей жизни в этом году это предстоящая покупка полюбившихся варежек и шарфа - станете ли вы обращать внимание на такую мелочь, как собственное изношенное сердце, так диссонирующее с вечно молодой женской душой?
В намеченный день Фёдорова встала рано, вытащила из вьетнамской шкатулки, когда-то подаренной мужем на годовщину их серебрянной свадьбы, отложенные с пенсии деньги, и переложила их в любимый, шитый ей самой, кошелёк. Ровно в пятнадцать минут девятого она вышла из дома, тепло одевшись, и аккуратно ступая по хрустящему от мороза снегу. Толпа, ожидавшая автобус, ввела её в оторопь и она вынуждена была пропустить первую машину.
К моменту приезда второго автобуса она оказалась прямо напротив дверей, подпираемая телами потенциальных пассажиров, и её тут же внесли во внутрь, в мутно-жёлтую атмосферу, не проснувшегося до конца и от этого весьма непредсказуемого салона. Народ по большей степени был молодой, полный испарений вчерашнего дня и даже нынешней ночи, не то, чтобы злой, но полусонный, готовый жертвовать пространством и собственными боками за лишнюю минуту благословенной дрёмы.
Пробиться к заветному сиденью не было никакой физической возможности. Люди стояли так тесно, так проникновенно по отношению друг к другу, что салон мог показаться одним сплоченным организмом, в котором индивидуальное состояние каждого отдельного человека уже не имело никакого существенного значения.
Две остановки Фёдорова кое-как проехала, надеясь, что людей станет меньше и она наконец сможет сесть и вздохнуть полной грудью. Но людей не убывало. Небольшого роста, часто дыша и обливаясь холодным потом, она стояла, упираясь лицом в чью-то спину, вдыхая резкий запах крашенной кожи и ощущая, как постепенно уходит из неё сознание. Кричать она не решалась, умолять не умела, только иногда с огромным трудом поднимала голову вверх, где все тусклее светил под далёким потолком жёлтый, заляпанный краской плафон.
Душа пенсионерки тоже ужасно волновалась. Ещё никогда она не встречалась с таким количеством бессмертных, собранных в таком малопригодным для подобного сбора месте. Некоторые души вибрировали, даже мерцали, но тем мерцанием, которое люди обычно не замечают. У некоторых, особо чувствительных духовных инстанций была настоящая истерика и они трепетали, как мотыльки в пламени свечи. Были и такие души, которые находились в расслабленном состоянии и почти не реагировали на общее нервическое помрачение, виной которому было столь тесное душестояние, что границы отдельных субстанций стали размываться, позволяя иным экстравертам беззастенчиво вторгаться на чужие территории.
"Ну, это уж слишком" - думала душа пенсионерки, ощущая, как скользкая и холодная душонка какого-то мужчины внезапно коснулась её сути и тут же отстранилась, - "надо скорее бежать отсюда, так больше продолжаться не может"... Поднатужившись, и вся пылая от возмущения, душа гражданки Фёдоровой сделала сверхусилие и к своему удивлению сразу почувствовала себя свободной, летящей куда-то вверх и как-бы наискосок.
Какое же было счастье ощущать этот свободный полёт! Сразу забылись все мелочные приставания чужаков, куда-то исчезли обманутые надежды, канули в лету и горечи, и обиды, которые копились в ней долгие семьдесят пять лет. Человеческое время перестало отсчитывать надоедливые секунды, пространство стало иным, вседоступным и тут она неожиданно поняла, что отделилась от тела пенсионерки.
Ей стало холодно и неуютно, она испугалась и задрожала. Ей захотелось вернуться в тёплое и привычное место, посмотреть вниз на автобус, но уже не видно было ни автобуса, ни города, в котором она прожила свою уникальную земную жизнь. Душа окончательно поняла, что возврата не будет, что её удивительный духовный сгусток возможно никогда не станет тем, кем он ощущал себя там, на земле. А рядом уже струилась могучая энергетическая река и кто то готовился принять душу, ополоснуть от всего наносного и мелочного, чтобы бережно опустить её в не знающее покоя течение, в котором не было ни имён, ни времени, ни сомнений.