Цыбульский Владимир Евгеньевич : другие произведения.

Превращение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дедушка был в шоке. Мама сказала:"Рожай - вырастим". Все случилось в одно лето. Я поступила в Гнесинское училище. Прямо на вступительных влюбилась. В ноябре узнала, что у меня будет ребенок. Мне было шестнадцать. И я такая гордая - у меня будет ребенок! Я не верила, что все это со мной - Гнесинка, любовь, ребенок. В школе меня дразнили "Килькой" и "Страусом" из-за моего огромного роста, худобы и сутулости. И я себя не любила...

  
  
  
   Варвара Сусова: ПРЕВРАЩЕНИЕ или ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
  
   Дедушка был в шоке. Мама сказала:"Рожай - вырастим". Все случилось в одно лето. Я поступила в Гнесинское училище. Прямо на вступительных влюбилась. В ноябре узнала, что у меня будет ребенок. Мне было шестнадцать. И я такая гордая - у меня будет ребенок! Я не верила, что все это со мной - Гнесинка, любовь, ребенок. В школе меня дразнили "Килькой" и "Страусом" из-за моего огромного роста, худобы и сутулости. И я себя не любила...
  
   -Вот это бу-убен! - услышала я.
   В меня точно водой холодной плеснули.
   Я посмотрела вниз. Молодой человек стоит прямо перед сценой, руки сложил на груди. Разглядывает меня довольно бесцеремонно. И тянет это свое про бу-у-бен.
   Когда выступаешь перед залом, лиц не видишь. Хотя там и зал был не зал. И выступление, как бы, не перед публикой. А все равно.
   Круизный теплоход плыл по Волге. На нем - участники программы "Аншлаг" во главе с Региной Дубовицкой. Театр песни Льва Лещенко. Какие-то приглашенные гости. Какая-то компания молодых людей с большим достоинством. Тот парень был из их компании и стоял перед сценой, как хозяин. А я его не замечала. Мы с девчонками из театра Лещенко, в котором я тогда работала на бэк-вокале, завернули что-то лихое. Отплясывали на сцене, пели с куражом. На мне было такое коротенькое красное платье, туфли на каблуках. Накрашена, при полном параде. И в руках, действительно, бубен. Но когда парень перед сценой оглядел меня снизу вверх довольно нахально и протянул: "Во-от это бу-убен!" - я прямо-таки взвилась. Потому что он, явно не про бубен говорил. Он меня оценивал.
   Видимо, что-то из моего прошлого пения в ресторане в начале девяностых поднялось во мне. Из времени новых русских малиновых пиджаков. Заказов "Мурки" и "Владимирского централа". Тогда любой мог отвесить пошлость певице, как пощечину.
   Ну, я повернулась к нему. Сказала что-то вроде: "Вы, молодой человек, не туда смотрите. И бубен тут ни при чем". Парень как-то сразу растворился. И потом несколько дней ко мне, как он потом сам признался, боялся подойти.
   Иногда мы с Михаилом Сусовым, который стал моим мужем, вспоминаем эту нашу первую (и, кажется, последнюю подобную) стычку со смехом. Вместе смеемся и мне совсем не страшно. Я даже не спрашиваю себя, а что было бы, если бы он ко мне потом так и не подошел. Не взял за руку. Не заговорил. И ничего, что потом случилось - не было бы. Не родилась бы из Алены певица Варвара. Не родилась бы песня и первый мой сольный диск "Варвара", названные в честь нашей дочки, которая вот-вот должна была появиться на свет. Не родилась бы любовь и семья Сусовых. Не стала бы я мамой четырех детей, которых не делю на мишиных от первого брака, моего Ярослава и общую дочку Варвару. Они теперь все наши и общие.
   Я не спрашиваю себя, что было бы, если... Было бы то же самое. Каждый наш шаг верный или ошибочный определяет нашу последующую судьбу. От самого рождения. Моего, например, рождения в подмосковной Балашихе, в семье, где дед и бабушка - военные. Папа - архитектор. Мама... С моими занятиями в музыкальной школе по настоянию деда, и секции баскетбола, чтобы вырасти и не быть самой маленькой в классе. С тем летом, когда я, еще не окончив школы, решилась поступать в Гнесинку, хотя не верила, что это возможно. Поступила и влюбилась прямо на экзаменах. Вскоре поняла, что беременна. Вышла замуж. Родила. Пережила распад своей первой семьи. Училась, работала в России и за границей, была принята в театр Льва Лещенко, оказалась вместе со всей нашей командой на том круизном теплоходе, уверенная, что жизнь моя, в общем, уже сложилась и ничего такого особенного в плане личных отношений ждать не стоит. Ничего и не ждала. Была первая и уже забытая любовь. Семьи из нее не получилось. Получился сын и жизнь в разъездах. И ничего иного, думала я, мне и не нужно.
   А парень, посмевший смотреть на меня оценивающе, которого я так ловко оборвала: "Вам прямо по коридору и не сворачивать" - это даже не эпизод. Я и не вспомнила о нем наутро. Так мне казалось.
  
   На самом деле я отлично вспомнила его на следующий день, когда разглядела в окружении тех самых подтянутых пиджачных молодых людей. Надо сказать, они весьма почтительно с ним разговаривали. Чуть не в глаза заглядывали. Ловили каждое слово. Но это я потом разглядела.
   Я даже не сразу заметила, что он все время за мной наблюдает. Да так ловко. Чувствую, что кто-то смотрит. Оборачиваюсь. На секунду встречаюсь с ним глазами. И его уже нет. Я сначала досадовала - мало ему сказано было. Потом вдруг замечаю, что сама ищу его взгляда. Помню, усмехнулась про себя - прямо как школьница! Но тут же, впрочем, все отлетало и забывалось мгновенно. Потому что лето, солнце, Волга, берега в зелени. Чайки над водой носятся как сумасшедшие. И мы точно такие же - ведь что такое программа "Аншлаг" и театр Льва Лещенко на одном корабле? Все взрывается каждую секунду хохотом и танцами, как карнавал. Владимир Натанович Винокур со Львом Лещенко. Регина Дубовицкая. Юра Гальцев...
   На Гальцеве мы с Михаилом, наконец, и познакомились. Он ждал удобного момента, чтобы подойти. И дождался.
   Был ужин. Потом вечеринка. Гальцев всех смешил. Я хохотала, потому что Юра, тогда еще мало известный, уже был Гальцевым. Ему и говорить, и представлять ничего не надо было. Достаточно посмотреть - и все лежат от смеха. Потом вдруг пауза, и мне показалось, что Юра больше не будет рассказывать. Я подошла, прошу: "Ну Юра, ну пожалуйста, еще что-нибудь..." И тут же вижу моего "обидчика". И он слово в слово повторяет мою просьбу. Мы смотрим друг на друга. Я вижу, наконец, что никакой он не циник и не нахал. У него очень добрые глаза и ужасно обаятельная улыбка. Так мы и познакомились.
   Все случилось за какой-то час. Он и говорил-то мало. Но как-то очень точно. Про этот наш круиз. Про корабль. Про артистов и гостей. И я вдруг понимаю, что вот уже час, как смотрю на него, слушаю. Он держит мою руку. Не отпускает. И я не хочу, чтоб отпускал. И мы стоим - глаза в глаза. Миша высокий, и мои метр восемьдесят на каблуках не очень заметны. Но это вообще не имеет значения. Как и то, как мы выглядим со стороны, как это все называется, и что будет потом. Но почему-то о том, как это похоже на мое первое чувство тем школьным летом я совсем не думаю. А может, оно на него вовсе и не было похожим. Потому что, что там было? Девчонка, всю жизнь стеснявшаяся себя и вдруг открывшая, что может нравиться? Где она эта девчонка?
  
  
   А ведь она была. И это была я. Девочка с жутким комплексом насчет своей внешности.
   Дома мне никто не говорил, что я... ну если не красивая, то хотя бы хорошенькая. Никто и никогда. Я вообще не представляла, что во мне есть хоть что-то, что может нравиться. В школе в младших классах я была самой маленькой. То есть меньше меня ростом не было никого. Я и баскетболом стала заниматься, чтобы хоть немного подрасти. Четыре года я играла в баскетбол, мне это нравилось. Но я не росла. Совсем. Только классе в седьмом вымахала сразу на 12 сантиметров. За год. Потом еще. Стала ростом метр восемьдесят. И теперь уже стеснялась того, что я такая высокая. И еще худая. И еще сутулая (в баскетболе все сутулятся). И еще у меня руки длинные чуть не ниже колен - ужас! Никто из мальчишек на меня не обращал внимания, кроме одного мальчика, который любил меня с первого класса и никак не мог сказать об этом. И когда я стала заниматься танцами, чтоб хоть что-то со всем этим сделать, меня ставили в четвертую линию из-за моего гигантского роста, и я там топталась сзади, страшно смущаясь и не любя себя.
   Я даже в Гнесинку на отделение "Актер музыкального театра" поступать решилась только в самый последний момент. Хоте и пела уже в группе, танцевала, голос мой хвалили. Но дед с бабушкой, мама - все меня отговаривали. Я и сама сомневалась - какая из меня артистка. Стала даже готовиться в институт легкой промышленности - шила я неплохо. А в последний момент передумала, решилась, пришла в Гнесинку на прослушивание, увидела, кто там поступает, какие девчонки, как они выглядят! И как я. Господи, что это было? Шестнадцатилетняя девчонка-подросток. Длинная, худая, сутулая, руки висят до колен, юбочка в складку, кофточка в рюшах. Ужас!
   И вот я вхожу в аудиторию, где идет прослушивание, как на другую планету. Вижу за столом женщины такие... сразу видно, что артистки. И педагоги. И вдруг слышу откуда-то из зала мужской одобрительный возглас:
   -О, какая красивая деваха!
   Оборачиваюсь. В зале, ряду на двенадцатом кто-то скучающий, утомленный абитуриентками. Провалился в свой пиджак, голову закинул, как Дэрил Ван Хорн в "Иствикских ведьмах" и только что не храпел секунду назад. А тут вдруг очнулся, высунулся из своего пиджака, смотрит в мою сторону...
   Я не знала, что это - Матвей Абрамович Ошеровский (он курс набирал на отделение "Артистка музыкального театра") но все равно поняла, что он - главный, а кричит одобрительно кому-то другому. Разве мне можно было это крикнуть? Думаю, кто-то вошел следом или через другую дверь, какая-то красивая "деваха", я ее просто не вижу. И мне лучше выйти и не мешать. Пошла к двери, а этот, вынырнувший из своего утомления, кричит уже точно мне:
   -Стойте, заходите, я же вам сказал!
   И я поняла, что он - обо мне - "красивая". Первый раз я о себе услышала такие слова. Меня трясло, колотило, но вдруг куда-то все исчезло. И я пела, читала "Погиб поэт... "Танцевала цыганочку. А в конце скучающий демон приказал:
   -Юбку приподнимите, - посмотрел, кивнул: -Ну и ноги у тебя красивые.
   Из аудитории я вышла другим человеком. Куда девалась сутулая девочка-подросток? Пропала, исчезла, и я это сразу поняла, когда поймала на себе восхищенный взгляд красивого парня явно со старших курсов. Я запомнила этот взгляд. Потом встретила Игоря случайно. И началась моя юношеская запоздалая любовь, когда тебе нравится кто-то в первый раз, и ты летишь, как в омут.
   В ноябре оказалось, что я беременна. Мы поженились. К концу первого курса я родила Ярослава. И очень скоро поняла, что нам с Игорем лучше разойтись. И все равно ничего похожего на то, что я испытала в то лето, этого открытия, что я красива, мной могут восхищаться и любить, и я могу любить, я уже не испытывала. И думала, что это была случайность. Ошибка. Любовь, отправленная не по адресу, которую пришлось вернуть отправителю. И мне этого просто в жизни не дано.
  
   Михаил держал меня за руку. Смотрел в глаза и говорил. Времени я не замечала. Наконец, точно очнулась, вспомнила про моих девчонок. Они ждут. Мы собирались как следует оттянуться на дискотеке. И я спрашиваю его, как девочка и на вы:
   -Михаил, скажите, можно я сейчас потанцую, а потом вернусь?
   А он смотрит так серьезно. И отвечает:
   -Нет.
   -Ну, пожалуйста,- тяну я как маленькая, -Ну мне очень хочется.
   А он опять:
   -Нет.
   -Ну, тогда пойдем со мной. Будем танцевать. Опять нет? Почему?
   Оказалось, он не умеет танцевать. Совсем. Я не поверила. Мне казалось, что любой человек может танцевать. Ну, хоть немножко. А он смотрит на меня серьезно и, не особо смущаясь, и твердит, что танцевать не умеет совершенно. Что у него все отдельно - руки отдельно, ноги отдельно, голова тоже... А я не верю. Думаю, он меня разыгрывает. Смеется надо мной.
   Хватаю его за руку. Тяну на танцпол. И тут я понимаю, что он говорил правду - первый раз видела такое - ноги сами по себе, руки дергаются. И я почувствовало что-то странное... Дружеская незлая насмешка, легкая ирония вот что невольно испытываешь в подобной ситуации даже к самому симпатичному парню. А тут мне стало стыдно, что я вытащила его и неловко, как бывает, когда неумелость показывает очень близкий тебе человек. Я даже удивилась - откуда это - мы и знакомы-то всего час.
   Взяла его сама за руку, сказала: "Все хватит" и мы стали танцевать медленный танец. Диджей нас заметил и ставил медленные танцы один за другим. Мы танцевали... до пяти утра. Руку мою он так и не отпускал. И это тут же заметили. Подходили один за другим с тем же вопросом: "Рука не болит?".
   Шутка вечера.
  
   На следующий день мы встретились не за завтраком даже - за обедом. Потому что танцевали до утра. И хотелось еще спать. Была остановка в Казани, и он предложил: "Пойдем, погуляем". А я подумала: "Ну что мне делать с этим молодым человеком?" И согласилась.
   Мы гуляли по Казанскому кремлю. По улицам, чем то напоминающим Старый Арбат, очищенный от матрешечников, таким крашеным, припудренным, в домах с парадными подъездами и колоннами. Сидели в кафе, говорили обо всем и тут же забывали о чем, Со мной творилось что-то необъяснимое... Михаил, конечно, умеет расположить к себе и об этом вскоре узнали зрители передачи "Что? Где? Когда?", в которой он представлял генерального спонсора - сотовую компанию МТС, но со мной... Это было другое. Глупое сравнение, но иначе не скажешь - сказка, в общем-то. Там где Золушка с Принцем пропадают ото всех в своей сказочной стране. И мы пропали... А когда вернулись на корабль, оказалось, что там полная паника. Михаила все ищут, нас не было часов пять, мы времени не замечали. Михаил отключил телефон - с ним не могли связаться. И все эти молодые и с достоинством менеджеры, смотрели на меня подозрительно, а наши с осуждением и почти с завистью. Тут только до меня дошло, что это - Михаил Сусов, генеральный директор сотовой компании "Сонет", спонсирующей всю эту поездку, и он тут вроде как хозяин, а "Аншлаг" и театр Лещенко - его гости. А в Москву, в нашу ядовитую бизнес-шоу-тусовку полетела, опережая наше возвращение, сплетня: "Алена-то бэк-вокалистка из театра Лещенко окрутила в поездке олигарха и теперь будет вся в шоколаде. Вот!".
   ...Возвращались мы одним рейсом. Михаил и тут всех удивил, дав новый повод сплетням - перешел из бизнес-класса в эконом. Сел рядом со мной. Предложил встретиться в Москве. Я пожала плечами и почувствовала себя страшно усталой. В Москве бездна дел. Сказка кончилась. Сказала: "Да", а думала: "Нет". Ну вот не верила я что у сказок бывает продолжение и счастливый конец. И, кажется, Миша это почувствовал. И сделал одну удивительную вещь. Заглянул ко мне в сумочку, как бы случайно. Выхватил паспорт. Держит в руке. Я слегка обалдела. А он положил мой паспорт в карман пиджака и говорит: "Завтра увидимся - отдам".
  
   Когда я Игорю - первому своему мужу - сказала, что нам надо разойтись, он повел себя как мужчина. Не жаловался, не хныкал, не упрекал. Не винил, и не выяснял отношения. Просто собрался и ушел. Хотя знаю - любил меня. И я выходила за него замуж не по нечаянной беременности, а по первой любви, которая случилась в школьное лето и была как сказка. Но сказки не длятся вечно. Иначе бы они были слишком скучны. А в них и так мало кто верит.
   Прожили мы вместе где-то около трех лет. Хотя жизнью "вместе" это как раз не назовешь.
   Ярослав родился, когда мне было семнадцать. И тут же был отдан бабе Мане - моей бабушке - на воспитание. А я вернулась в Гнесинку учиться. Вечерами подрабатывала в ресторанах (хотя нам при нашем классическом вокале это было категорически запрещено). Ярославу на еду и пеленки. Жили мы у моих родителей и бабушки с дедушкой в Балашихе. Родители нам охотно помогали и мучили добрыми советами и замечаниями со всех сторон. В конце концов, Игорь тоже пошел петь по ресторанам, чтоб заработать на нашу жизнь и мою учебу. Или чтобы, как и я приходить домой, когда все спят, ребенка баба Маня качает в коляске, а ты можешь только упасть и уснуть...
   Я держалась, сколько могла. Пыталась сохранить то, чего не было - нашу семью. Когда Ярославу было два года, сказала Игорю: "Лучше тебе уйти". И он ушел.
  
   То, что началось в Казани, продолжилось в Москве. Оказалось - сказка в географии полная двоечница. Она ей ни к чему, к местности не привязывается. Мы гуляли в подмосковном лесу, как по улицам казанским и все время говорили. Возвращались в город, Миша знакомил меня со своими друзьями, но они нам были ни к чему. Мы говорили, держась за руки, и никого не замечали. Не спали до шести утра. Ему в восемь вставать на работу. Я вставала вместе с ним, не зная, как это называется, то, что у нас теперь - любовь, влюбленность, привязанность, роман - мне было все равно. Но Миша сказал - будем вместе жить.
   Он был женат, двое мальчиков, старший - ровесник моего Ярослава. С женой разошелся месяцев за восемь до нашей встречи. И дети, как он говорил, его поняли. Жил отдельно в квартире, которую называл холостяцкой, но в эту квартиру приводить меня не хотел. Сказал: "Снимем дом, привезем туда наших мальчишек".
   Моя провалившаяся попытка создать дом, выглянула из прошлого. Что если мы перестанем понимать друг друга в этом новом доме? Что если мальчики нас не поймут?
   Ярославу тогда было девять лет.
  
   Родила я его в семнадцать и мысли, что можно не рожать, у меня не было. Как только узнала, пришла домой, заявила: "Я беременна и буду рожать". Дедушка был в шоке. Мама сказала: "Давай. Вырастим".
   Рожала я тяжело. Сознание теряла между схватками. Во мне было 56 килограммов. Ярослав родился почти шесть кило и под шестьдесят сантиметров. И, пережив это, я была уверена, что больше - никогда...
   Наверное, я была не очень хорошей мамой Ярославу. Бабушка, дедушка и прадедушка с прабабушкой были у него очень хорошими. А мама - не очень. Не я вставала, когда он плакал ночью. И первые словечки и фразы перенимал он не у меня. Я скорее была ему как старшая сестра.
   Помню, как в три года, он огорошил меня вопросом: "А на хрена нам нужен этот референдум?".
   Потому что жил с моим дедом из бывших военных и вместе с ним смотрел с утра до ночи телевизор, и слушал его раздраженные вопросы в воздух. И повторял.
   А в парикмахерской разревелся. Увидел машинку, закричал: "Только не машинкой! Не делайте из меня Гайдара". Решил, что его налысо постригут и сделают похожим на самого нехорошего человека. Три года ему было.
   Рос он удивительным ребенком - очень открытым, отзывчивым, доверчивым и добрым. Все что можно, брал у своих дедушки, бабушки. Дед его - мой отчим - интеллигент в десятом поколении. И бабушка была такая же. И все что мог, Ярослав от них взял еще малышом. Входит взрослый - он встает. Руки моет, одежду с себя грязную снимает сам, относит стирать. Детям во дворе старался объяснить - что, например, бросать снежками в витрину - нехорошо.
   Когда я привезла сына в дом, который снял Миша, знакомиться с ним и его сыновьями, он точно почувствовал, чего я боюсь и жду от него. Так носился с ребятами по дому! Взбегал по лестнице, спускался вниз, запросто общался с мальчишками Миши, всем видом показывал, как ему тут нравится и что все будет хорошо...
   Я тогда подумала, что может быть еще смогу быть хорошей матерью. И ему, и мальчикам Миши. Когда родилась Варя, я стала матерью четырех детей. Это у нас теперь называется: "Три сыночка и лапочка дочка".
   А тогда... Дети разъехались. Дом опустел и стал каким-то... чужим. Миша почувствовал мое настроение. И у нас появилась собака.
   -Вот,- сказал он.- Это доказательство того, что мы не разойдемся.
   А потом еще завелся кот. А дети продолжали жить там, где жили. Я моталась по гастролям. Разрывалась между работой, Балашихой и Мишей. Пока он не сказал:"Тебе надо уходить от Лещенко и делать сольную карьеру".
   Честно говоря, я немного... не то что испугалась. Но мне стало как-то не по себе.
   Бэк-вокал в труппе знаменитого артиста - не самая крутая вершина. Но достигла-то я ее сама. Путем проб и ошибок. Провалов было немного. Но и они были.
  
   На третьем курсе на прогоне спектакля по Островскому, где я из рук вон плохо играла Поленьку, Матвей Абрамович Ошеровский крикнул мне из зала:
   -Пошла вон, дура!
   Потом снял ботинок и запустил им в меня. Не попал и снова закричал:
   -Верста коломенская, чтоб глаза мои тебя не видели. Быстро, я сказал, пошла!
   Он видел во мне солистку оперетты, вторую Татьяну Шмыгу. Дал мне роль Дианы в "Собаке на сене". Диана из меня получилась скучная. Я просто засыпала на сцене. Ошеровский понял, что ошибся, что я характерная актриса. Дал мне Поленьку, и это была моя роль, но она у меня все равно не шла. Не потому, что не мое - а потому что не могла через себя пропустить - мысли мои дома, на моей вечерней работе, в отношениях с родителями, мужем, ребенком. Я понимала, что на сцене пустая совсем, злилась на себя, а сделать ничего не могла. А я тогда уже выступала - в клубе, на эстраде. Знала, что такое аплодисменты и успех. И почти ничего не знала о провалах.
   И вот руководитель курса, который видел во мне будущую звезду оперетты, снимает ботинок и при всех бросает им в меня, обзывая дурой.
   Хорошо, что не попал. Я ведь "Лев". Пусть и с комплексами, но гордая. На меня нельзя кричать. Дома это отлично понимали, там я была вполне заласканной.
   Выбежала в коридор в злых слезах. Подруга с курса Вероника (она старше меня, умна, рассудительна, талантлива, сейчас в Геликон Опере поет) увидела в каком я состоянии, что уже на пороге, дверью хлопаю, собираюсь уходить. Быстренько разложила все по полочкам, что со мной будет, если я уйду - работа в ресторане - ты этого хочешь? И что надо пойти, извиниться и начать все сначала. Я пошла, извинилась, пыталась объяснить, что у меня дома, что мне мешает... Ошеровский даже слушать меня не стал. Вот тогда я разозлилась по-настоящему. Я же не знала что мэтр так "ломает характер". Такое последнее средство разбудить в студентке актрису.
   Дома выучила роль, отрепетировала, вся кипя, на следующий день пришла заряженная, подошла к Ошеровскому:
   -Можно мне на сцену?
   -Нет нельзя!- и, с нажимом, - Тебе - нельзя.
   И вот уже у меня снова слезы к горлу... И я прошу, чуть не плача. Ошеровский только за пятнадцать минут до начала прогона разрешил выйти, и я сыграла так, что все зааплодировали. И даже Матвей Абрамович. А потом бросил сухо:
   -Но я то вчера от тебя этого ждал.
   Это был не последний мой урок, как нужно относиться к своей работе на сцене. Но самый запомнившийся - это точно.
  
   Хотя в оперетту я так и не пошла. Не видела себя в этих "марицах" и "сильвах". Застывшие образы, все заранее известно. Ни шага вправо и влево. Мне хотелось свободы, самой создавать образы, подбирать репертуар. А после Гнесинки выбор у меня был между опереттой и пением в ресторане.
   Я поступила в ГИТИС на отделение "Артист эстрады" и пошла петь в ресторан. Боролась там за свой репертуар. Песни из мюзиклов против "Мурки" и "Дождик капал на рыло". Потом по предложению Сочинского варьете поехала в Эмираты. Пела почти год в клубе "Хилтон" с британской группой. Там поняла, что петь могу, все что захочу. Хьюстон, Дайану Росс, Марай Керри. И даже хит арабской примы Куадры минут на семнадцать - захотела и спела.
   У местного мужского населения пользовалась успехом. Там принято не цветы дарить, а венки. Выходит поклонник на сцену, вешает тебе на шею венок. К концу выступления - я вся в венках. Головы не повернешь. Очень смешно. Но скучно.
   Скучала я там сильно - по дому, по родителям, по ребенку.
   А потом надо было возвращаться в Москву и сидеть без работы с больной мамой на руках, ребенком и без денег или - снова в ресторан на борьбу с шансоном и попсой.
   И вот тут я совершенно случайно попала в театр Льва Лещенко. Подруга уговорила попробоваться на бэк-вокал. Лев Валерьянович засомневался, а нужны ли мы ему. А Владимир Нотанович Винокур - удивился:
   -Что тут думать? Ты посмотри на них. Всё, мы вас берем!
  
   И началась у меня совсем другая жизнь. Я поняла, что это как раз та работа, которая мне нужна. Рестораны ушли в прошлое, как какой-то кошмар. У меня были сольные выступления в программе Льва Валерьяновича. Трехчасовой концерт. Ему надо отдохнуть. И вот тогда выходит бэк-вокалистка со своими песнями. Все что у меня было, мы как-то причесали, сделали репертуар, сочинили имидж. И потом постоянные гастроли, разъезды. На Украине мы в каком-нибудь городе давали концерт. Потом на автобус. Едем три-четыре часа и снова выступаем. Дома я перестала бывать совсем - в месяц - три-четыре дня. А потом эта поездка на круизном теплоходике. Где я познакомилась с Мишей. Он снял нам дом, но я все в тех же разъездах с театром Льва Лещенко. И, в конце концов, Миша говорит - надо уходить и делать свою сольную карьеру. А это значит завершить самое, может быть, успешное в моей судьбе с полной неизвестностью впереди.
   А там коллектив, музыканты, замечательный костюмер Галина Владимировна - ее все звезды знают. Эта команда годами подбиралась, и я чувствовала там себя, как в семье. И теперь надо уходить. Снова пережить, что-то вроде развода.
   Когда я поняла, что мне Миша предлагает, на меня точно рухнуло что-то. Хотя он, конечно, не резко все это сделал. Он к этому своему предложению подбирался очень осторожно. Мягко. Исподволь. Расспрашивал - нравится ли мне такая жизнь. И мое место на сцене. И чего бы я хотела, если бы получила полную свободу и все возможности. И только потом, так же осторожно: "Может быть, тебе уйти и начать свое... и ни от кого не зависеть".
   На самом деле он предложил то, о чем я всегда мечтала... И в возможность чего не верила. Может быть, не верила и после того, как Миша сделал мне такое предложение. И потом... как? Подойти к Льву Валерьяновичу, к которому я относилась почти как к отцу - ведь он помог мне стать певицей да и относился ко мне очень трогательно, действительно почти по-отечески. И сказать, что все... что ухожу. Как это?
  
   Миша все взял на себя. Пришел вместе со мной к Лещенко. Я этого слушать не могла и скрылась в гримерке. Миша мне потом все рассказал.
   На самом деле он и сам не знал, как начать. И начал с приятного.
   -Лев Валерьянович... Мы с Аленой решили пожениться.
   Для Лещенко это, конечно, не было неожиданностью. На его глазах все начиналось. Поздравил, естественно.
   А Миша мялся, мялся. А потом вдруг сказал:
   -Отпустите ее, пожалуйста.
   И Лещенко отпустил. И возмущаться не стал. Хотя мог бы с полным правом отказать: "Я из нее певицу сделал. С какой стати ей уходить!". Попросил только, чтобы отработала две недели, пока не найдем замены.
   И я пока работала эти две недели, все равно места себе не находила. Чем ближе к уходу, тем больше неуверенности. Пока не случилась та самая последняя гастроль на Украине, когда на меня убеждение, что действительно с бэк-вокалом все - буквально свалилось. И чуть не раздавило.
   Это случилось в Киеве. Концертный зал, прямая трансляция. Кучма в партере. Лев Лещенко у микрофона. Сзади я, моя партнерша Рита. И тут вдруг огромный фанерный щит декорации съезжает косо и накрывает очень точно и конкретно одну меня.
   Он был из фанеры и кожи. Но тяжелый ужасно. Накрыл меня. Зал сказал: "О-о!". Лев Валерьянович обернулся. А я там барахтаюсь.
   Шею потом повернуть не могла. Но плакала я не от боли. Просто поняла, что это вот уж и в самом деле - конец и расставание. И дальше действительно начинается другая жизнь. А прошлая - поехала косо, упала, накрыла на прощанье, чтоб не жаль было. В общем-то, довольно безобидно. Бывает и хуже.
  
   Слух, который полгода назад, летел, обгоняя наш самолет, в Москву: " Аленушка окрутила в поездке олигарха владельца сотовой компании и теперь у нее все будет - дом, шопинг в Европе, свои клипы, диски, концерты в шоколаде", если смотреть со стороны, подтверждался самым банальным образом. Привыкшие судачить и злорадствовать за спиной - а таких в шоу-мире каждый второй - оттягивались по полной программе. Я это чувствовала. И мне это было немного смешно.
   Прежде всего, Миша никаким олигархом не был. И владельцем сотовой компании. У него даже акций в компаниях, где он работал топ-менеджером, не было. Ни в "Сонете", ни позже в "Скай-Линке", ни потом в МТС. Он окончил самый обычный Институт связи. В Гарварде не учился. Но ум у него - точно Гарвардский. Он умеет находить нестандартные решения. Талантлив, креативен. Считается одним из лучших умов в компаниях сотовой связи. Своей репутации и положения он добился сам.
   Союз наш с ним совсем не похож на обычную историю богатенького олигарха и топ-модели. И помощь, которую Миша мне оказывал, пока я строила свою сольную судьбу, ничего общего с большими и даровыми деньгами не имеет.
   Мы в наших отношениях с самого начала были... ну если не абсолютно равны (просто потому, что мне такое равенство в ответственности и решениях было не нужно - собой я в прежней жизни науправлялась довольно, иногда хотелось и отдохнуть) то уж внимательны к привычкам, желаниям и правилам друг друга - точно.
   Например, моя страсть к танцам и дискотекам. Миша танцы так и не полюбил. А мне, после ухода от Лещенко нужен был какой-то выход, что-то похожее не сцену, с танцем, с движением, с публикой. И Миша шел со мной на дискотеку, которую, честно говоря, терпеть не мог, садился в углу с коктейлем, а я выходила и танцевала перед ним, а он смотрел и, как потом оказалось, любовался и ждал, когда же мне это надоест. И вот однажды это случилось. У меня начались свои концерты. Я как-то оттарабанила на сцене положенное, вышла и сказала:
   -Ух! Сегодня на дискотеку не пойдем...
   Миша вздохнул с облегчением.
   -Наконец-то!
  
   Хотя ухаживать и устраивать нам всем праздники Миша, конечно любит. Делает это красиво, не без размаха. Иногда не совсем по средствам. К чему мы оба относимся с юмором.
   Мы еще не были женаты. Я вовсю работала над своим сольным будущим, записывала первый клип "Бабочка" в Египте. Возвращаюсь оттуда, совсем забыв какой-то любопытный, но, как мне показалось, не совсем серьезный разговор. В ресторане, перед отлетом. Между прочим:
   -Как бы ты посмотрела, если бы мы... поженились,- спросил он и тут же заспешил, точно боялся, что откажу.: Мы бы уехали в Европу, обвенчались там, свадьбу сыграли в старинном замке...
   Мне так это понравилось - про старинный замок - просто сказки Андерсена... И я даже не поняла, что мне Миша предложение делает и ждет ответа. Ответа он в тот раз не дождался. Настаивать не стал, а когда я вернулась из Египта, сообщил на следующий день, что на работу он не идет. Что сегодня мы идем в ЗАГС расписываться, потом на самолет, в Вену - играем свадьбу в старинном замке.
   Я опешила.
   -Какая свадьба? Какой ЗАГС? У меня даже платья свадебного нет.
   -Одевай что есть.
   Пришли в ЗАГС на Вернадского. Его тут же закрыли для других посетителей. Появились немногочисленные друзья. Регистраторша спрашивает меня: " Какую фамилию берете?" Миша мне рта не дал раскрыть:
   -У нас все решено. Мы - Сусовы.
   И тут же в аэропорт. Самолет в Вену. Летим.
   Я снова спрашиваю:
   -Ну, а как же платье невесты? Я ведь вроде бы замуж вышла.
   Миша невозмутим:
   -Все будет и платье, и стилисты, и визажисты.
   Прилетаем в Вену, и начинается форменный кошмар.
   Идем по магазинам. И там в этих прекрасных венских бутиках я вижу какой-то ужас - что-то абсолютно не мое - какие-то рюшечки, финтифлюшечки - жуткая безвкусица. Я расплакалась:
   -Никогда этого не надену! Ты хочешь, чтобы я на собственной свадьбе была как баба на кринолине? Почему ты не дал мне это сделать в Москве?
   Миша брел за мной понуро, виновато. В витрине я вдруг увидела какой-то простенький сарафанчик. К нему - шляпка. У Миши даже сил не хватило удивиться, когда я сказала:
   -Вот в этом я буду на свадьбе.
   История продолжилась с парикмахерами, стилистами, визажистами. Они трудились надо мной битый час. Я посмотрела в зеркало. Сказала: "Спасибо, мне все нравится". Всех отпустила. Миша на меня смотрит в ужасе: "Как же я с ней такой венчаться буду?"
   А у меня на лице после работы приглашенных венских стилистов - "стрелы Робин Гуда", сине-зеленые тени, листочек какой-то....
   Миша вышел расстроенный, не показывая виду. Я в ванную. Все смыла. Одела сарафан. И такая как есть отправилась на венчание в Православную церковь. Повенчались. Миша повез меня за Дунай, где он снял тот самый свой "Средневековый замок". Оказалось, впрочем, не весь, а только номер. И был свадебный ужин при свечах вдвоем за огромным столом, где нас посадили напротив друг друга на разных концах. Я кричу через стол:
   -Не находишь, что далековато для молодоженов?
   -Он тоже кричит:
   -Что делать... Тут так принято. Этикет!
   Мы засмеялись. Сели рядом. Вечером - концерт Моцарта... Тоже, в общем, сказка. Только мне в ней как-то... нехорошо стало. Голова кружилась, мутило, я то и дело раздражалась, огрызалась. Миша смеялся: "Молодая с характером! Как жить будем?". А вернулись в Москву, я пошла к доктору. Оказалось - беременна.
   Это была наша дочка. Только мы еще не знали, что ее зовут Варвара.
  
   Тут я всегда немного путаюсь. Кто в честь кого был назван.
   Я как-то была в тот год беременна всем сразу. Дочкой, песней и первым своим сольным диском.
   У меня подбирались кое-какие первые вещи - "Бабочка", "Лети на свет". По ним снимались клипы. Вырисовывалось что-то неясное, ни на что не похожее. Не образ даже - силуэт, набросок. Нужно было этому дать название, которое что-то определит на будущее. Я искала псевдоним. Имя подсказали Федя Бондарчук со Светой. Они посмотрели на меня и вдруг в один голос:
   -Псевдоним? Конечно, Варвара. Ты же вылитая Варвара. И репертуар такой же нужен - что-то вроде рок-фолка с примесью урбанизма.
   Псевдоним мне понравился. Идея тоже. Но образ еще только намечался. Его надо было наполнять. Нужен был багаж, которого у меня еще не было. И останавливаться из-за моей беременности дочкой было никак нельзя. Я стала работать над моим первым диском.
   И вот - девять месяцев уже. Я еду записывать вокал песни. Пока без названия. Я еще не Варвара - но псевдоним уже есть. То, что дочку назовем Варей - мы с Мишей вместе давно решили вне моих песенных дел.
   Я записываю песню без названия, и у меня начинаются схватки.
   На следующий день я родила.
   Ярослав появлялся на свет тяжело до потери сознания. А так как я рожала Варю... Я по телефону разговаривала во время родов. Родив, сразу позвонила свекрови, сказала:
   -Радуйтесь, у вас внучка родилась.
   Они, кстати, до последнего не верили, что будет девочка. Клялись: "В роде Сусовых девочек не было и не будет!". Узнав - всю ночь со свекром пили шампанское.
   Так что Варю я рожала буквально "с песней". В честь нее песню и назвала. А по этой песне и диск получил название.
   Рождение же певицы Варвары откладывалось. На время...
  
   Тяжела ли жизнь жены олигарха - не знаю. Но то, что делать свое дело, когда все тебя принимают за жену какого-то магната, которой ты ни секунды не была, тяжело - это я знаю точно.
   Где бы я ни появлялась со своими идеями после ухода от Льва Лещенко - на меня только руками махали. Гнали пинками и тряпками. Кричали - что это? Кому это нужно? Это ж неформат! Ты кто? Жена олигарха? Вот и езди по своим шопингам в Европу и таскайся на светские вечеринки. Куда ты лезешь?
   Миша мне, конечно, помогал. Но только в первый год. Потом родилась Варя, а Миша стал вице-президентом МТС и с головой ушел в новый проект. Вставал в пять утра. В час ночи валился без сил. Он же трудоголик, в дело влюбляется и отдается ему полностью. И как бы ни хотел, просто не в силах был мне больше помогать. Я поняла, что все теперь зависит только от меня. Встретилась с продюсерами, поговорила и поняла, что для меня вся их финансовая механика - это просто - "до свидания". Здесь все в противовес моим мозгам. Я в этом ничего никогда не пойму. А, значит, нужна команда. Я собрала команду - она работает со мной до сих пор.
   После рождения Вари я вскоре занялась репертуаром моей такой еще... неясной Варвары. Тут мне многое из прошлого опыта пригодилось - и учеба у Ошеровского, и ГИТИС, и книги, и мои фантазии... При работе над каждой новой вещью, точно книгу волшебную листала, где все есть и все открывается не сразу. Параллели скрещиваются и рождается новое там, где никто не искал. Оно узнаваемо и неведомо, объединяет в себе древность и современность, язычество с христианством, варварство с цивилизацией. Восток с Севером, Запад с Югом. И как-то так получалось с моими песнями, что куда бы я ни приезжала, меня везде принимали как свою певицу, почти национальную - в родной России, в чужой Норвегии, Армении или на Балканах. И то, что задумывалось, как такой песенный артхауз, неформат для умненьких студентов, качающих музыку с сайтов не для всех, вдруг стало пользоваться более широким спросом, не без помощи, правда, ОРТ, которое стало вставлять меня в свои концерты. И пошла раскрутка, в каком-то смысле сама собой.
   Последнюю вещь я вообще сделала, как молитву. "Сон трава называется". Вложилась в костюмы, в постановку - это вообще такое кино. И я бы не назвала его развлекательным. Так я воплощаю, как удается, свою мечту жить в кадре, кем захочу. Мне все видится какой-то исторический персонаж из Древней Руси или Скандинавии... И я думаю, когда-нибудь я его сыграю на большом экране.
   А Миша... Он всегда достаточно серьезно относился к моей работе. Не считал это блажью и развлечением. А когда понял, что это еще и бизнес, ощутимо пополняющий наш семейный бюджет, он даже к моим поездкам и гастролям несколько переменился. Хотя не раз признавался, что от Лещенко увел меня, чтоб я по гастролям не моталась.
   Надо мне ехать выступать. Он спрашивает:
   -Сколько концертов в месяц? А денег сколько? -вздыхает и соглашается: -Ну, хорошо, поезжай.
   Он же понимает, что у нас четверо детей. А теперь это и учеба, поступление в институт, репетиторы - все требуют денег и мой доход - помощь ему.
   И так сложилась, что работа каждого у нас в общем-то... дело личное. Но уважаемое. Мы это трудоголизм взаимный очень ценим. Хотя, конечно. Иногда... Мне хотелось бы, чтобы муж чуть больше интересовался тем, что у меня получается.
   Четвертый месяц по "Русскому радио" крутится моя новая песня. А Миша ее даже не слышал. Я его стыжу, он стыдится, звонит мне - в трубке пумкает какая-то попса. Он спрашивает:"Это что ли..."
   Есть, впрочем, одно... произведение, которое творим мы вместе - наши дети. И Варвара - наш хит.
  
  
   Она еще бултыхалась у меня в животе, а Миша уже вовсю готовился к ее "выходу в свет". Он этот "свет" обустраивал. Не кроватками и колясками с распашонками - это само собой. И не себя готовил к роли отца любимой дочери - мы оба были готовы и хотели этого больше всего на свете. Он как-то сразу понял, что очень многое зависит от того, как мальчики, двум из которых было уже по десять, примут нового члена, в общем-то, только еще строящейся семьи. Ребята росли. Могли начать ревновать.
   Миша очень точно угадал, что младший, да и старшие (на пороге отрочества) дети не потеряли способности к игре. Купил какую-то странную куклу с тремя волосинами и бантом. Впрочем, вполне подходящую на роль девочки-младенца. Назвал куклу Варюшка. И началось.
   Он постоянно таскал эту куклу с собой, прижимал к себе, ухаживал за ней. Разговаривал с ней и отвечал за нее тоненьким голосом.
   Мальчишки сначала хохотали взахлеб. Потом забрали куклу к себе. Укладывали спать, подушечки ей подсовывали, ухаживали за ней. И когда мы поехали в Париж в Дисней Лэнд, они взяли куклу Варюшку с собой. Катали ее там на карусели, водили на аттракционы. Я была на седьмом месяце. И теперь вся семья ждала появления на свет маленькой девочки - дочери и сестренки. И новорожденная стала примой хотя бы потому, что она - маленькая, и что девочка - мальчишки отлично это поняли и приняли.
  
   Когда родился Ярослав, я думала: "Все, больше никогда никого не рожу". Пока он рос, я все время думала, что я не очень хороша, как мама, и это не так уж плохо, что у меня один ребенок. Теперь у меня их четверо. И хотя по-прежнему, когда я прихожу куда-нибудь вместе с Ярославом, меня принимают за его старшую сестру, я уже не думаю, что материнство и любовь к детям - не мое.
   Мне приходится успевать и с моей работой, и с гастролями и кормить, одевать, следить за учебой, как в общем-то, всем женщинам.
   Хотя, когда все еще только зарождалось, я помню, даже растерялась. Ведь ничего же не было, а тут вдруг и все разом - дом, муж, куча детей и кошка с собакой. И хотя у Миши была приходящая два раза в неделю домработница - все остальное - на мне - они ж все кушать хотят, их накормить надо.
   И, конечно, когда иду покупать что-нибудь в магазин - покупаю всем четверым.
   Дети живут с нами, но наш дом у них не единственный. У мамы мишиных сыновей - Васи и Сережи - прекрасные отношения с Ярославом. Она счастлива новым замужеством. И Ярослав может сказать мне: "Я сейчас в Институт, потом на Таганке". Это значит, что он будет сегодня у матери своих братьев Васи и Сережи, и будет там накормлен, с ним поговорят, и они могут все вместе отправиться за город на прогулку. Или разделятся - и Сережа приедет ночевать к нам, а Вася с Ярославом - на Таганку. И это не значит, что у мальчиков нет своего дома. Это значит, что их окружают любящие люди, которых и они тоже любят.
   Все это похоже на затянувшийся счастливый конец сказки. Какая-то идиллия, какой в жизни не бывает. Но кто сказал, что такого и быть не должно? Хотя первые года два я была в напряжении, все ждала - вот-вот вот откуда-нибудь повалит такое... И - ничего, обошлось...
   Мне теперь не страшно, что я счастливый человек. И счастье, что муж - никакой не олигарх. Потому что у богатых по моему наблюдению, с мозгами не все в порядке и жены мучаются от них. А мы можем сидеть, разговаривать, быть равными и любить друг друга.
   Мы эту любовь как посеяли, так и бережем.
   И даже когда ругаемся, что бывает крайне редко, стараемся плохих слов не говорить. Они ведь как колючки-сорняки. Не доглядишь, и сад заглохнет, цветы увянут.
   В сущности это и от нас ведь зависит - сколько будет длится сказка со счастливым концом.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"