Аннотация: Не все дорожат своим лицом. И очень зря. Окажись такие люди на месте героя рассказа, им пришлось бы не легче...
Лик мотылька.
Эта история произошла со мною в далеком детстве. Но, несмотря на столь значительную давность этих событие моей долгой жизни, я до сих пор помню все в мельчайших подробностях. И чем чаще я возвращаюсь к этому воспоминанию, тем ярче оно предстает перед моим внутренним взором, словно бы я перемещаюсь во времени в тот самый день и каждый раз проживаю этот чудный миг снова и снова. Как я рад, что однажды вспомнил эту историю.
Тогда, в те далекие, почти уже чужие времена моего детства, я не предал этой ситуации никакого значения, я был мал и хотел чего-то большего, подсознательно зная и чувствуя, что у меня впереди целая жизнь с куда более яркими и интересными событиями, по-настоящему достойными запоминанию. И в кокой-то мере я был прав, я повидал такого, чего не видел еще ни один живой человек. Но как же я ошибался насчет этого случая.
Хотя, не поступай я в юности в Космическую Академию Звездоплавания или оставаясь тогда на Земле, я не попал бы в круговорот опасных приключений, не оказался бы так далеко от родного дома, и эту историю вспоминать бы не пришлось. Но теперь, будучи императором другой планеты, где господствует безликость всех ее обитателей - моих подданных, где лишь у меня есть явное и четко очерченное лицо, я не в силах противостоять болезненным порывам души вспоминать мою жизнь на Земле, не могу не отдаться ностальгии прошедших беспечных времен.
Я один среди чужаков, которыми повелеваю. Здесь нет подобных мне, здесь нет людей. А поток внутри меня рвется наружу, повелевая уже мною, он требует рассказать хотя бы кусочек из своей жизни другому, такому же, как и я, человеку. Мне надо излить душу. И как же я рад, что такая возможность появилась и теперь я могу это сделать.
Может это будет самая простая для слушателя история, но для меня это самый волшебный и значимый отрезок жизни. Уверен, что проживи вы мою жизнь, оказавшись на моем месте, вы вспомнили бы именно это...
Шел 2041, лето. Мне тогда было всего восемь годиков. В жаркое послеобеденное время я сидел в летней беседке и игрался с пластмассовыми фигурками звездного десанта, подаренными моим дядей еще на новый год. Фигурки "добрых" солдатиков вот-вот готовились нанести разгромное поражения "злым"; но игру я так и не закончил. Мой младший братик, Максим, ему тогда было пять, подлетел ко мне с возбужденным от радости и удивления видом на его приятном кругленьком личике, все время прыгая и чуть ли не молитвенно упрашивая пойти с ним куда-то, посмотреть, что интересного он нашел. Про солдатиков я тут же и забыл, такой ажиотаж брата не мог меня не заинтересовать. Он взял меня за руку и вприпрыжку, очень довольный моим согласием и в предвкушении моего удивления, направился показывать свою находку. Я не следил за дорогой, полностью доверившись брату. Уйдя в свои мысли и отдавшись воле фантазии, я пытался представить самое невероятное, что могло бы меня удивить.
Он спешил и явно волновался. Пытаясь тянуть меня за собой, брат ныл, словно от боли, нетерпеливо вырывался вперед,- так сильно ему хотелось успеть показать мне свое открытие, которое, как я тогда предположил, было очень редким и временным ...
- Быстрее, быстрее, Тимка, пойдем!
- Куда ты меня тащишь, Максим, что ж ты там такое увидел, можешь сказать?
- Нет, нет, - оживленно кричал он, - сейчас сам все увидишь!
Возбужденность Максима потихоньку передавалась и мне. Братик завел меня в наш небольшой яблочный садик, где росли еще молоденькие деревья, которые мы же с отцом и сажали год назад. Подходя к центру сада, Максим сбавил темп и шагал уже медленней и тише, аккуратно ступая по мягкой молодой траве, будто боясь спугнуть кого-то. Он подвел меня к самому большому из росших там деревьев, тихонько опустился на колени и указал пальцем на гладкий ствол дерева с каким-то, как мне сразу показалось, серым треугольным пятном. Широко раскрыв свои зеленые глазища, он шепотом, еле слышно произнес: "Гляди!..".
Присмотревшись, в этом сером пятне я различил огромного, в сравнении с виденными ранее, мотылька, а точнее сказать мотылища, больше походившего на какого-нибудь мелкого зверька. Удивление лишь слегка затронуло мои чувства, но дальнейшее разглядывание этого необычного насекомого заставило поразиться. Мотылек, вероятно, дремал, сидя на притемненной листвою дерева стороне ствола. Два больших узористых крылышка, ровно сведенные на спинке один к одному, образовывали отчетливый рисунок... человеческого лица! Лицо это было настолько явным и различимым, что в следующее мгновение начинало казаться, будто это не мотылек сидит вовсе, а какой-то маленький человечек выглядывает из своего малюсенького дупла в молодой яблоньке. Казалось, что он смотрит прямо на тебя, и этот неподвижный мертвый взгляд пробирал до самой глубины души.
- Ух ты-ы... Вот это да-а-а. - Протянул я от изумления.
- Это мотылек? - спросил Максим.
- Да, наверное... - Не уверенно ответил я.
- А он живой?
Мне тоже захотелось это выяснить, так неподвижно он сидел. Я приблизился к нему лицом, чтобы получше разглядеть вблизи. Затем я протянул к его крылышкам указательный палец и еле ощутимо дотронулся. Ничего не произошло. Мотылек даже усиком своим не дернулся. На пальце осталась серебристая пыльца, которую я сразу вытер о штаны. Встав на ноги и отряхнув голые колени от песка, я отошел и еще раз посмотрел на чудного мотылька. Даже издали я видел его недвижимое лицо, а не пятно, как при первом взоре. Потеряв скоро интерес, я уже собирался уходить, чтобы вернуться к прерванной игре и закончить баталию космических сил добра и зла, как внезапно лицо зашевелилось, разорвалось надвое и исчезло в мельтешащих крыльях взлетающего мотылька. Он направлялся ко мне...
Подлетев к моей руке, он сел мне на ладонь. Я растерялся: толи испугаться и отряхнуть непонятное мохнатое существо с каменным выражением лица, толи вспыхнуть радостным удовлетворением и гордостью от такого мотылькового ко мне доверия. Очень тихо я поднял ладонь к глазам, выровняв ее горизонтально, мотыльком вверх. Океан самых разных чувств переполнял меня, они бурлили, переливались и сливались в одно, пытаясь даже обмануть мой детский разум: либо это мотылек сидит в моей ладони, или же все-таки это маленький человечек из другого, неизвестного мне мира. Я не мог больше сделать ни одного движения, словно став той яблоней, за которую меня, может быть, принял мотылек и заставил в это же поверить. Я ни в чем уже не был уверен. Будто это вообще не мотылек, и даже не человечек, а богиня сомнений, смутной неуверенностью севшая не в ладонь, а прямо на мою душу.
Краем глаза я видел, как весело резвиться и прыгает вокруг меня Максим, как он рад видеть мою олицетворенную ладонь. Не помню точно, сколько времени я там стоял, глядя почти в упор на мотылька. Помню только, что Максим убежал звать маму с папой. Но придя, они ничего не увидели. Мотылек улетел незаметно, даже для меня...
На первый взгляд невзрачное и банальное событие. Но только на первый взгляд и лишь со стороны, и то для тех, кто не испытывал того, чего с некоторых пор обречен испытывать я. Все чаще вспоминая это забавное происшествие, я все больше уверяюсь в то, что то было не случайностью и не чудом. Возможно, этот мотылек был посланником той планеты, на которой мне предстояло править, а возможно и ангельским вестником, предвещающим мне всю жизнь вспоминать все, когда либо виденные ранее лица, вершить судьбы тех, у кого этих лиц нет...
Да, тогда, конечно, я и не мог этого понять, случай забылся уже на следующей неделе, когда мы всей семьей отправились к аэроморю. А вот теперь, будучи уже взрослым дядей, императором, я понимаю ценность всех подобных воспоминаний, дивных минут, которые наполняли мою скучную жизнь. Даже если бы тот мотылек умел говорить и сказал мне тогда, что жизнь моя будет заканчиваться на безликой планете, я бы не поверил и забыл его слова еще быстрее, чем самого мотылька.
Как, все же, чудесно обладать любым ликом, хотя бы таким, каким обладал тот мотылек. Пусть оно будет таким же не живым, без эмоций и мимики, главное, чтобы он вообще был. Безликая планета угнетает так сильно, что хочется отказаться даже от почестей и славы, от всей императорской власти. Я устал не видеть ни одного лица, я устал видеть только лишь свое лицо в зеркале. Как хочется домой, на Землю, где лица есть даже у мотыльков...