Однажды утром девочка подошла к зеркалу и увидела, что она - голубая. Лицо, шея, руки, - все приобрело яркий голубой оттенок. Девочка отошла подальше, чтобы увидеть себя полностью, но все было безнадежно - ноги в домашних тапочках тоже были голубыми.
"Что же мне теперь делать?"-подумала она и расплакалась.
Услышав рев, прибежала мама:
--Что с тобой, доченька?
--Ты что не видишь?-сквозь слезы выдавили девочка,--я - голубая!
--Ты что-то выпила, съела? Может, измазалась где?
Мама попыталась оттереть краску с ее щек, но голубизна не стиралась.
--Собирайся, идем к доктору.
--Не хочу к доктору.
--Он тебя вылечит.
--Не вылечит!
--Ну что ты такое говоришь! Это какая-то болезнь.
Насильно одев девочку, мама вытолкала ее на улицу. По счастливому стечению обстоятельств, которое случается раз в году, на улице стояла зима, и под грудой одежды голубизны не было видно. Девочка поплотнее закуталась в шарф, так, что были видны только одни глаза, почапала за мамой к остановке.
В поликлинике развернулась целая баталия: девочка наотрез отказалась раздеваться и сдавать одежду в гардероб. Когда же нянечка-гардеробщица попыталась заполучить одежду силой, девочка оказала сопротивление. В итоге гардеробщице удалось оторвать только шарф, чему она и сама оказалась не рада.
--Господи, да у вас ребенок обмороженный! Весь аж синий!
--Сама знаю, -- буркнула мама и потащила дочь к кабинету.
При виде голубой девочки люди, стоящие в очереди расступились, пропуская девочку вперед, а кое-кто вообще ушел домой, поняв, что их насморк - фигня по сравнению с такой синюшностью, и не заслуживает внимания.
Доктор сидел за столом и что-то сосредоточенно писал.
Мама усадила дочку на стул, а сама присела на край кушетки.
--Доктор, скажите, это - лечится?-с надеждой спросила мама.
--За деньги лечится все,--авторитетно заявил доктор, не отрываясь от своих бумаг,--что у вас?
--Дочка.
--Не, дочка не лечится. Это на всю жизнь.
--Доктор, у меня дочка посинела.
Доктор поднял глаза и внимательно посмотрел на девочку. Голубизна его, казалось, нисколько не удивила. Врачи вообще ничему не удивляются, и иногда кажется, что если к ним на прием придет человек с тремя глазами, они скорее спросят, какое зрение у третьего глаза и не слезится ли он по утрам, чем будут выяснять, откуда он вообще взялся
--И давно это у вас?
--С утра,--сообщила мама.
--Понятно,--доктор принялся что-то строчить,--Что принимаете?
--Ничего не принимаем. Доктор, что нам делать?
Доктор снова внимательно посмотрел на маму, потом на девочку.
--Точно ничего не принимаете? Алкоголь, наркотики? Курит? От этого, знаете ли, бывает. Сейчас время такое, понамешают какой-нибудь дряни.
--Что вы, доктор! Моя дочь - девочка порядочная, по клубам не шляется.
--Ясно. А может, ее это, кто-нибудь заразил?
--Нет, она с мальчиками не... ну... не встречается.
--Ночует дома?
--Конечно! Ну, и у подруг изредка. Но ведь это подруги!
--Понятно,--он перевел взгляд на девочку,-- А может, ты так захотела сама? Ну, знаете, самовнушение и все такое,--пояснил он маме,-- У подростков это бывает.
--Да вы что! Кто ж такое захочет сам?! Все же пальцами теперь в нее тыкать будут!
--Не скажите. Голубой нынче в моде. Скажу вам по секрету, очень многие сейчас хотят стать голубыми, но увы, медицина здесь бессильна.
--Бессильна?-обреченно переспросила мама.
Доктор понял, что ляпнул лишнего.
--Эээ...Вы лучше к психиатру обратитесь.
--Я не хочу к психиатру!--возмутилась девочка.
--А придется!
--Мама!
--Или не мать я тебе!
--Ты отречешься от меня из-за цвета моей кожи?!
--Уууу, --протянул доктор, погружаясь в свои записи,--попахивает расизмом.
Мама поблагодарила доктора, и выволокла упирающуюся девочку из кабинета.
--Чего только в мире не бывает,--заметил доктор, глядя им вслед.
Пригрозив выгнать из дома, отречься и лишить карманных денег, мама-таки уговорила девочку сходить к психиатру. Как и следовало ожидать, сеансы психотерапии не дали ничего, кроме расшатанных нервов отца, которому приходилось оплачивать счета. Однако со временем кожа девочки приобрела нормальный цвет. Родители успокоились, одноклассники перестали дразнить, и жизнь вошла в привычную колею. Девочка вздохнула с облегчением, и не стала никому говорить, что глубоко в душе она осталась все такой же голубой, и никто на свете уже не мог этого исправить.