Аннотация: Для Стаса Денора - и всех, кому будет интересно))
...Примите уверение в совершеннейшем почтении и
преданности, с которыми я имею честь быть...
В. Одоевский
Вообще-то, это тема благодарная и близкая сердцу. Потому что в пристрастии к канцелярщине и жаргону современных писателей не обвинял только ленивый. Я б её не касался, но ведь всё время всплывает в разговоре! Попробуй-ка не обрати внимания! Да и не расставлены точки над Ё в этом вопросе.
Ты говоришь "канцеляризмы и жаргон", подразумевая одно, твои собеседники употребляют те же самые слова, подразумевая другое. Нормальная вещь: требуется уточнить оттенок смысла.
Новояз, "советский говорок" - он и представляет собой в идеале смесь канцеляризмов и жаргона. И всё. Именно это Оруэлл и подразумевал - и дельно. Куда уж от новояза денешься - особенно, если сам "рождён в СССР"! И говорили все, и писали все. И жили как-то. И встречались гениальные писатели, более того - поэты - на новоязе. И их страшно пинали за то, что они пишут на новоязе. Это мы уже проходили.
Новояз тщательно исследовали Сарнов и Чуковский. Чуковский его дико ненавидел, считал, что от новояза происходят все мыслимые и немыслимые литературные беды; Сарнов принял, как естественное языковое явление, ответ на перемены, происходящие в обществе - сделал подробный анализ причин происхождения новояза и обосновал его необходимость для изображения социальных и психологических реалий времени.
Мне представляется, Сарнов гораздо ближе к истине.
Кому интересны подробности, могут прочесть его книги "Советский Новояз" и "Пришествие капитана Лебядкина". Если вкратце, то дело в следующем.
События семнадцатого года "переболтали" слои общества, смешали разные уровни образования, достатка, статуса. "Кто был ничем - тот станет всем" - и право голоса получили вечно молчавшие необразованные низы, зато дворяне и интеллигенция смешались с низом общественной жизни, можно было видеть помещика, просящего милостыню, белого офицера в камере с уголовниками, философа на лесоповале... Язык, ранее чётко стилистически разделенный на литературный и "сниженный", "переболтало", как и всё в стране: в одну разнородную кучу смешались пафосные советские лозунги, воровская музыка, крестьянский говорок, правильная речь аристократов с иноязычными заимствованиями. Вся эта разнородная куча - и есть новояз.
Время рождения новояза ярче всего обрисовалось в поэме Блока "Двенадцать". Вот она - куча: "Революцьонный держите шаг" - большевистский лозунг, "Не слышно шума городского" - явный кусок из сентиментального романса, "Запирайте етажи - нынче будут грабежи" - очевидная угроза урки, "Шоколад "Миньон" жрала" - тянет городским мещанством, "Ишь, пурга какая, Спасе..." - послышалась деревня... При том поэма воспринимается вовсе не лоскутным одеялом - это органический сплав, язык выглядит мутантом, но жизнеспособным и выразительным.
Фактически все значительные писатели десятых-двадцатых-тридцатых годов в той или иной степени писали на новоязе. Иначе было просто невозможно отразить мир, в котором они жили: описывать мешочников, жителей коммуналок - да и просто город или деревню, как они есть - на языке Пушкина и Чехова не вышло бы при всём желании. Не говорили они так. Не думали так.
Сарнов сравнивал "уважаемых граждан" эпохи нэпа и гражданской войны с Бандар-логами, которые осваивают доставшийся им от людей город, играя с обломками чуждой культуры, совершенно непонятными им. Но тут же оговаривался - всё же они были люди, не обезьяны. Упомянутые "уважаемые граждане" ведь не волокли всё в кучу бессмысленно, напротив, они пытались приспособить чужие понятия к собственным нуждам, делали собственную речь максимально выразительной, хоть и малоадекватными, с точки зрения строгого пуриста, средствами.
Вот эта практическая хватка новояза и очаровала Зощенко. Он видел в речевых ошибках своих "уважаемых граждан" - какое, к слову, дивное определение! - куски их искалеченных биографий, их обожжённые революцией и гражданской войной судьбы, яркие характеры, живые души.
Чуковского возмутила "собачка системы пудель", он писал Зощенко об этом. Но ведь "собачка системы пудель" - это калька с оборотов типа "пулемёт системы "Максим"; читателю очевидно, что говорящий имел дело с пулемётами, пистолетами и винтовками, но не с собачками, всякие интеллигентские изыски вроде "порода" ему неведомы. Уже на этом примере видно, что новояз может раскрывать характер персонажа и нести подстрочный смысл не меньше, чем классический литературный язык.
Тут, правда, нужно сделать одну оговорку: чтобы читать Зощенко между строк, надо иметь в памяти "эталон" - старояз, классическую речь. Иначе подспудный смысл искажений становится непонятным.
Вот в этом-то свойстве новояза, в его возможностях в качестве "эзопова языка", в веере смыслов, который может раскрыться перед читателем, знающим, с чем надо сравнивать эти обороты - и заключалось главное искушение гениальных писателей Серебряного века.
Взять истерзанный популяризаторами чудесный роман Булгакова "Мастер и Маргарита". Внимательный читатель заметит: МиМ написан на новоязе только наполовину. Новояз - это фрагменты текста, связанные с современной автору Москвой; главы о Понтии Пилате - "в белом плаще с кровавым подбоем" - написаны, мало того, что классическим, так ещё и высоким литературным языком. Даже самый неискушённый читатель ощущает контраст между мышиной вознёй коммунальных кухонь, чиновничьих дрязг, общегосударственного страха - и Божьим царством Истории, пряным ароматом ушедших веков, величественным значением прошлого.
И новояз в устах советских персонажей выглядит одной из преходящих масок человека: москвичи всё те же, квартирный вопрос только испортил их. Жители Истории, персонажи Мифа - равно свободно общаются и с "уважаемыми гражданами" на их языке, и с самой Историей - на языке её крови и огня.
Зощенко в своей "Голубой Книге", вроде бы, пошёл по другому пути - он снизил Историю до "советского говорка". Но ведь в чём тут смысл! Он описывал видение исторических фактов "уважаемым гражданином", у которого с античной Персией ассоциируются лишь персидская оттоманка и рахат-лукум, а рядом со словом "Германия" автоматически выскакивает слово "фашизм". Видение беспощадно острое, да. Хотел вывести весь мир на чистую воду - и вывел, да. Но у читателя "Голубой Книги" всё равно остаётся ощущение, что "уважаемый гражданин" немало упустил, что огромная часть исторических смыслов осталась за пределами его восприятия, воспитанного на коммунальной кухне, да так с уровня этой кухни и не поднявшегося. В сущности, такой взгляд не противоречит авторскому замыслу: Назар Синебрюхов или ещё кто-нибудь из любимых персонажей Зощенко не сильны по части духовности - а "Голубая Книга" изначально заявлена написанной от лица такого же человека, как они.
Вот этот факт - отметим. И подытожим: рассказчик "Голубой Книги" - ни в коей мере не участник исторических событий. Он - вечный школяр, недоучка, пытающийся в меру своего житейски острого, но приземлённого и примитивного ума - скорее, смекалки, ушлости - представить себе Екатерину Великую и Александра Македонского. Это он - недоучка - читая учебник истории (отрывки из этого мнимого учебника просто-таки выделены Зощенко курсивом), примеряет на себя царские и рыцарские облачения. "Голубая Книга" - это "уважаемый гражданин", представляющий себя цезарем и королём, это Иван Васильевич Бунша, "исполняющий обязанности" Иоанна Грозного.
А у Булгакова не Бездомный и не Шариков играют в прокуратора Иудеи - там действует Понтий Пилат собственной персоной. Ощутите разницу - вот настоящий Понтий Пилат, а вот сенатор Сулла "в легкой тунике и сандалиях на босу ногу", которого пытается изобразить зощенковский "историк".
Вот отсюда мы и перейдём плавно к главной теме и мысли - использованию новояза в фэнтези и исторической литературе.
Итак, для новояза существуют определённое место и определённое время. Назовём нынешний обиходный язык большей части нашей читающей и не читающей публики "новоязом последнего издания"; он отличается от "классики" времён первых пятилеток изобилием именно "блатной", тюремной лексики, а также нецензурных слов и англицизмов. Всё логично: речь "лихих девяностых", модифицированная играющими "в крутизну" менеджерами среднего звена по собственному вкусу.
Пригоден ли этот язык для описания окружающей нас действительности?
Ответ возможен один-единственный: безусловно. Авторы криминальных романов используют этот "нью-новояз" с большим успехом, создавая достоверные образы наших современников в уголовном мире. Если бы какой-нибудь Кривой, Горбатый или Бешеный вдруг заговорил языком русского дворянина девятнадцатого века, это было бы как-то даже смешно. Андеграунд, как ему и положено, матерится и загибает, что логично. Человек, описывающий жизнь бомжей, глупо выглядит, подтягивая язык к общелитературному, книге нет доверия - как нет доверия, к примеру, новой книге Сергея Волкова "Дети Пустоты". Тут как раз обратный случай: язык и способ мышления Волкова слишком стандартизированы и правильны, герои слишком хорошо образованы. В то, что так говорят и мыслят с детства бездомные подростки, поверить невозможно. Для сравнения, беспризорников достовернейшим образом описал Вадим Шефнер в великолепных романах "Облака над дорогой" и "Чужедомье" - он когда-то был беспризорником и сам, прекрасно понимая, как устроен внутренний мир неприкаянного подростка. В "советский говорок" Шефнера, пересыпанный современными ему "блатными" словечками верится куда больше, чем в натужную имитацию Волкова.
Итак, в некоторых случаях новояз не только не вреден, но даже необходим, как незаменимое выразительное средство.
Но мы говорим об исторической прозе и фэнтези.
Начнём с наиболее очевидного: истории и альтернативной истории.
Представьте себе новый фильм, снятый о... ну пусть - о временах правления Анны Иоанновны. О дурацкой свадьбе, к примеру. О Ледяном доме. И в титрах заявлено: режиссёр и сценарист отдали много сил достоверности исторической реконструкции. Приготовились?
Первый кадр: Императорский Кабинет. Волынский и Остерман, одетые в джинсы, камзолы и парики, обсуждают запутку, произошедшую между Бироном и Левенвольде - они бабло не поделили. Волынский, между прочим, сообщает, что забил стрелку Тредьяковскому, чтобы обсудить новый текст для шоу, запланированного матушкой-императрицей...
В качестве стёба это, конечно, будет сильно. Зал поляжет. Подростки будут вопить от радости. Но потом... не стоит удивляться, если прокат провалится.
А провалится именно потому, что ни чёрта это не исторический фильм. Все, даже подвыпившие школяры, мгновенно поймут, что в заявленное время люди так себя не вели. Не одевались так, не двигались так, не говорили так. Что режиссёр и сценарист обманули свою аудиторию: обещали погрузить в Историю, а показали родной заплёванный двор, где треплются местные гопники.
Нет, на гопников многие бы с радостью посмотрели, особенно если снято хорошо и жизненно и хоть за что-то цепляет. Но укажите, сцуко, на афише: перформанс, постмодернистский стёб на исторические темы! Не надо врать, заявляя, что наши предки, жившие в те времена, вели себя и говорили - ТАК.
Настоящий историк, честный - реконструирует речь. Чего-то стоящий писатель делает речевой сплав-стилизацию, в котором читателю легко воспринимать даже непривычные словесные конструкции. Умберто Эко и Елена Костюкевич (один - по-итальянски, вторая - русский перевод) создали столь убедительную реконструкцию стиля, что роман "Имя Розы" воспринимается подлинной летописью, написанной на средневековой латыни. Читатель участвует в чудотворстве - "я читаю настоящий латинский манускрипт!" - забывая, что и язык-то русский, и история-то вымышлена.
Вовсе не обязательно громоздить карамзинские периоды или писать по-старославянски. Валентин Пикуль - честь и слава - писал отличные популярные исторические романы, лихую попсу в духе Дюма, только достовернее. И язык подрабатывал самую малость - а верилось. И с современными проблемами дивно вязалось. И в описанное время верилось, и в описанных людей. И Господь с ними, с его историческими ляпами! Советские люди в такой массе вообще не узнали бы об эпохе Екатерины или Елизаветы, а тем паче - о Крымской войне или Андрее Остермане, если бы не Пикуль. Да его читали, как Донцову - массовое чтиво! Вы покажите мне современного историка, который хоть каплю достоверен, литературен, увлекателен - и читается такой толпой!
Но ведь, дорогие мои, в те времена, когда писал Пикуль, тоже не в духе Смольного института изъяснялись! Галич, Галич - его современник! "Ты, б.., думаешь - напал на дикаря, а я, б..., сделаю культурно, втихаря!" - вот язык современников в чистом виде! Казалось бы, отчего б Пикулю не писать на новоязе? Ведь талантлив - и все видят, как это может прекрасно и выразительно выглядеть!
Видимо, дело в том, что в недалёкие времена писатели-историки считали своим долгом говорить правду об описываемой эпохе. Правда может быть разной: правда научной монографии, подкреплённая документами; правда стилизации, где за чужой эпохой угадывается современность - как "Нечистая Сила" Пикуля, скажем; правда костюмной драмы - как "Три Мушкетёра", где важна лишь атмосфера; правда Мифа, как "Проклятые Короли" Дрюона, или "Фаворит" Пикуля, или "Легенда об Уленшпигеле" де Костера - создающие представления о Человеке, о том, как выковывалась мировая душа. Любая из этих правд имеет право на существование и собственных читателей. Лишь бы под обложкой с надписью "исторический роман" не оказалась халтура, дешёвая попытка самоутвердиться - или просто враньё.
Скажите откровенно, дорогие друзья - представляете правдивый исторический роман, написанный на новоязе? Если честно?
Далее. Фэнтези.
Тут могут быть варианты.
Фэнтези - это множество миров, всё-таки. В романе Татьяны Толстой "Кысь" - назовём его сатирическим фэнтези, хотя это определение и подтянуто за уши - новояз в вывихнутом, мутировавшем, постапокалиптическом мире выглядит совершенно уместно. Даже смешанный с архаизмами - уместно. Да, вот бадья, изба, писец - и государственный взгляд, получка, Санитары - и фелософия, оневерсетецкое абразование и не врастеник. Тщательно продуманный абсурд - существующий по строгим законам абсурда. Великолепная вещь. Кто возразит против канцелярщины и жаргона? Всё на месте.
Далее. В дивном цикле про славный город Баклужино Лукин пишет, в основном, на новоязе. Всё логично - сказочный город в современной России. Узнаваемые реалии. Чистый последователь Зощенко - смех с горечью, грустная честность в уморительной манере. Ни звука против. Это просто нельзя было написать иначе - в принципе.
Можно вспомнить абсурдные миры Успенского, "Мой друг - Бессмертный" Гуровой, "Невеста" Харитонова - в любой из этих книг новояз вполне уместен. Городское фэнтези, постмодерн, пародия - всё это более или менее выдерживает и жаргон, и канцеляризмы. Но.
Именно этих авторов за "канцелярит" никто и не ругает.
Проблема - те, кто создает либо миры на основе земного Средневековья, либо полностью вымышленные миры, где, по логике вещей, должен быть совершенно другой язык, подход и взгляд. Вот где порылась собака!
Заставляя средневековых принцесс и королей, равно как и эльфов с орками, говорить на новоязе, автор расписывается в собственной беспомощности. Дело даже не в скудости словарного запаса; дело - в убогом мировоззрении.
Автор "средневековой сказки", написанной на новоязе, выглядит тем самым зощенковским "историком", который считает единственной приметой Персии рахат-лукум. У него не хватает воображения представить язык, который выглядел бы в описываемом мире органично. Попаданка-оторва говорит точно таким же языком, как сказочный король? Гопница попала в мир своих сладких грёз. Смотреть на это - не хочу.
Язык ведь - он не просто так: он формирует мировоззрение. Зощенко недаром так углубился в новояз в "Голубой Книге": его рассказчик-"историк" не может вообразить не только царские палаты и бармы с кринолинами - он не может вообразить и царскую честь. Новояз в сказочном мире - сигнал: тут не будет истовой средневековой веры, наивного средневекового рыцарства и прочих вещей, нехарактерных для нашей эпохи. И сказки не будет. Будут разборки по понятиям.
Самое забавное, что и в фэнтезийном Средневековье может быть сниженный язык. Но это - НЕ НОВОЯЗ! Можно представить себе архаичный канцелярит, типа: "Баланец подвели, фитанец в лоро и ностро записали, а денежки-то - тю-тю! Плакали-с!" (с) Можно представить себе жаргон и блатную музыку другого мира (как в "Трудно быть богом" Стругацких, к примеру). Но НЕ НОВОЯЗ! Даже воры в средневековой сказке не станут говорить о стрелках и разборках: "Клёвый маз был покойник, да только, знаешь, большой руки... Как принялись стуканцы через мои руки ходить..." (с) Хотите изобразить приказного крючка, сутягу, вора, разбойника - стилизуйте на здоровье, есть из чего. Но почему весь мир сворачивается одной мышиной норой современного новояза, на котором говорят и дивные эльфы, и инопланетяне, и огры, и драконы?
Одной громадной плоской малярной кисти - художнику маловато.