Аннотация: Продолжение "Дракон и Принцесса" - главы с 15 по 16.
Глава 15.
"...И тогда приходит Она - та, что танцует на костях - худая длинноволосая четверорукая женщина с голубой кожей. Она медленно поднимает свой ритуальный бубен и начинает полную любви песнь Духа. Богиня с окровавленным мечом и отрубленной головой царя демонов в руках. Разбуженное тёмное Божество с ожерельем из черепов на шее и тремя горящими глазами. Она смеётся над твоим горем и с плотоядной улыбкой начинает танцевать над твоими костями. Она топчет твои страхи, твою боль и одиночество. Она зовёт: "Вставай! Вставай и пой со мною песнь любви и ужаса, песнь сохранения и уничтожения, песнь жизни и смерти, песнь иллюзии и правды. В тебе есть всё это! Тебе нечего больше терять, потому что всё уже потеряно. Вот они - твои кости - и я танцую на них, ибо всё прах и откуда ты пришла - туда и вернёшься. Но душа твоя освободится, ибо нет ничего в этом мире ценного, кроме любви душ человеческих, уходящих в вечность. Но всё имеет свою цену, и вечность имеет её, ибо вечность - это Я, и цену назначаю свою. Пой со мною! Пой мою песнь о любви и смерти, пой о жертве и смертной природе человеческой, пой и танцуй со мною на костях! Пой песнь Духа! Ибо нет ничего во вселенной - есть только Я. Всё лишнее умерло. Есть Я и моя песнь в тебе. Пой со мною и танцуй на костях! Я - это ты, ты - это Я. Ты узнала себя? Нет? Истребительницу демонов, познавшую силу вечного времени, богиню с кроваво-красным языком, и растрёпанным занавесом волос - занавесом смерти... Недосягаемую красоту и многоликость, чей стройный стан обнимает пояс из рук человеческих, молящих о пощаде... Пульсацию израненного сердца, своей болью связующую эфир, воздух, огонь, землю и ветер... Зачем ты плачешь? О чём ты плачешь? Твои руки в крови? Ты ступаешь по крови? Пой мою песнь! Танцуй на костях! Кровь - это не смерть, это всего лишь сочащаяся, красная, густая солёная влага из отрубленной головы демона. Это - дымящаяся, горячая, пахнущая уходящей жизнью, окроплённая красным и вязким, дорога в вечность...Иди по ней! Скользи по ней, падай и подымайся, утирай свои слёзы кровавыми руками, и снова плачь! Плачь и пой мою песнь! Плачь и танцуй на костях! Ибо жизнь - это путь к смерти, и у каждого свой путь, каждый сам выбирает: подарить себя демонам или сражаться с ними. Но у тебя даже выбора нет. Твой удел - смерть и ужас, страх и разрушение. Возвращайся в себя! Не жалей себя! Убивай демонов: руби им головы; хватай их за слипшиеся красные волосы; пересчитывай черепа в своём ожерелье; любовно поглаживай молящие руки своего пояса и пой! Пой песнь Духа! Танцуй на костях! Ибо ты - это Я - тёмная и яростная, тёмная и разрушительная, полнейшая тьма, почти космическая чернота и безысходность... Я - это ты. А ты - это ..."
- Аурэлис? - резко вскочила, на автомате схватилась за меч и встала в боевую стойку. В такую корявую, какая получилась спросонья. Бешеными глазами уставилась на закрытую дверь. В неё стучали. - Детка, у тебя всё хорошо?
- О, Боги, Гаэто! - еле выдохнула и без сил опустилась на кровать. - Ты напугал меня до полусмерти. Входи уже! Твои церемонии чреваты разрывом сердца. Пожалуйста, будь бесцеремонен, так как-то привычнее. И безопаснее.
- С тобой всё в порядке? - мгновенно очутился рядом и крепко обнял. - Я почувствовал твоё беспокойство и страх. Опять этот сон?
- Да. Опять он. Я так от него устала, Гаэто... - доверчиво прижалась и уткнулась в плечо. - Запах крови и привкус железа на языке становятся просто невыносимы. Это беременность, да?
- Да. Она. Конечно же, только она... - нежно, очень нежно прикоснулся рукой к волосам.
- Ой, прошу тебя, Гаэто! Когда ты врёшь, у тебя становится такой противный голос. У меня аж скулы начинает от него сводить. Правда. До того противно.
- Ну, прости. Мне надо чаще практиковаться, детка... - шёпотом в самое ухо. - Давай, я побуду с тобой. Ты уснёшь и поспишь немного. Тебе надо спать и хорошенько отдыхать. Нормально питаться и быть спокойной, Аурэлис. Ну, хотя бы по возможности. Давай, давай! Меня эта твоя варварская синяя богиня боится и при мне не появляется в твоих снах. Видишь, Теней даже сумасшедшие злобные богини боятся! - усмехнулся и защекотал губами чувствительную шею.
- Ой, Гаэто, перестань! - по-кошачьи выгнувшись, отстранилась. - И подай мне халат. Будь добр. Мне неудобно ходить перед тобой полуголой.
- Я даже помогу тебе его надеть, детка. И даже ни словом не оговорюсь, что наизусть выучил каждый сантиметр твоего тела. Правда только визуально. Но и некоторые избранные места тактильно... И на вкус тоже кое-что пробовал. Вот так!
- Как же ты мне надоел, Гаэтано! И вот что... - запахивая и завязывая шёлковый халатик, лукаво. - Я тоже изучила тебя и прекрасно знаю, что весь твой словарный понос начинается тогда, когда ты дьявольски растерян. Что по совести сказать - бывает крайне-крайне редко. Да и то, когда ты бываешь близок к моему голому, всяко-разно изученному телу. Поэтому мой халатик - это твоё лекарство от недержания... - примирительно усмехнувшись, села напротив и по-детски откровенно заглянула в чёрные колодцы глаз. - Когда ты молчишь, в тебе утонуть можно...Каждый раз, когда ты меня усыпляешь, мне потом твои глаза снятся.
- Вот и пусть. Это самая приятная новость для меня на сегодня. Я хочу тебе снится. Весь. И глаза - не самое плохое начало, детка.
- Ты - редкостный болтун и иногда бываешь просто невыносим, Гаэто. Но у меня никогда не получается долго на тебя сердиться. Почему-то одному тебе всё сходит с рук и прощается ни смотря ни на что. Меня всегда удивлял это факт. Хмм... А мне вдруг стало интересно...Хмм?! А много ли женщин утонуло в твоих глазах?
- Отвечу тебе честно и откровенно - да немеряно! Веришь - нет, таки тонут с завидной регулярностью. Спасу от них уже нету. Для острастки приходится напяливать личину негодяя-распутника или маньяка-людоеда, придумывать всякие гадости про себя и распускать про себя же сплетни. Премерзские. Местами даже неприличные. Очень. Самому противно.
- Серьёзно? А почему я не слышала ничего?
- А берегут все твои нежные ушки. У Зака твоего пиратского, такая буйная и извращённая фантазия, доложу тебе! - заразительно хохотнул он. - Мигель иногда не выдерживает - уходит, когда мы хором в голос, под дикий смех, байки сочиняем друг про друга. Мне собственно, безразлично, что про меня будут говорить, лишь бы не докучали. А Мигелю нет. Он себя блюдёт. Гадости и то какие-то уж очень приличные получаются. Зак дьявольски устаёт, когда готовит очередной взброс в массы про Мигеля. Приходится быть аккуратным и сильно не увлекаться. Мигель самый скромный из нас получается, ну и самый правильный к тому же.
- Ахаха! Какие же вы мерзавцы, однако! Из моего пирата, кстати, получился бы отменный журналист, ну или довольно неплохой писатель. Он талантлив. Очень. И учится всему налету. А Зак? Про себя-то он что сочиняет?
- Нет, милая! Тебе этого лучше не знать! - и заржал в голос. - Он ещё перед зеркалом новое выражение лица под стать байкам отрепетировал, от него теперь все шарахаются, как от прокажённого.
- Наверное, да. Не хочу их знать. Так будет лучше. Но, а как же Бланка... Он... Она... Ну, я так поняла, что у них... Или мне показалось?
- О, нет! Бланка - это совсем-совсем другое. С ней он настоящий. Только с ней он и настоящий. С тобой вот ещё, да с нами. А так, для всех - страшная личность! Жесть!
- Да, Гаэто. Так всё и есть. Столько людей вокруг, и только с единицами мы можем быть настоящими. Личины, маски, рожи, хари... И чем ты гаже, тем больше вес и уважение в обществе имеешь. Вот ведь нонсенс! Чем больше в тебе темноты, полнейшей тьмы, почти космической черноты и бесстыдства, тем больший интерес ты вызываешь. Интерес, граничащий со страхом и боязнью, но действующий безотказно. И так важно не увязнуть во всей этой гнили, не войти во вкус и не почувствовать определённый кайф в безнаказанности, в жестокости и кровью не захлебнуться... - задумчиво в сторону, опустив глаза. - У меня есть вы - ты, Мигель, Зак. Мальчики-гладиаторы мои. Был Блас... - и голос её предательски дрогнул.
- О, Аурэлис... - одним неуловимым движением притянул к себе и сжал, так что у Леры перехватило дыхание. - Если он всё ещё жив, мы вытащим его. Имперская тюрьма, даже каторга с рудниками, галеры или бездонные карьеры с ураном - это ерунда. Потерпи. Ещё чуть-чуть потерпи. Скоро Крикс вернётся, и многое станет известно и понятно. Слышишь?
- Да...Слышу. Я знаю, Гаэто - он жив. Я чувствую его. Сердцем чувствую. Я буду верить в это, пока не увижу его ... мёртвого. И я не отступлюсь. Я пойду до конца, чего бы мне это не стоило. Терять мне уже нечего. На мне кровь и её уже ничем не смыть... Когда она проливается, становится сложно доказать, кто нападал, а кто защищался; кто прав, а кто виноват; что есть провокация и ложь, и как этим можно манипулировать. Я поддалась эмоциям и совершила ошибку. До сих пор удивляюсь собственному идиотизму. Меня сделали, Гаэто, я сама дала им повод. Теперь сижу под домашним арестом, в окружении имперской гвардии и игнорирую выпады в свою сторону, потому что пока не готова к большой крови. Приходится довольствоваться партизанщиной и мелкими пакостями. Пока я не найду Бласа, я больше не куплюсь на их манипуляции... - тяжело выдохнула и обняла Гаэто за шею. И часто, жарко задышала, касаясь губами нежной кожи возле уха. - Скажи мне, что ты будешь со мной пока я жива. Не обещай мне ничего, не надо. Просто скажи так, чтобы я поверила и успокоилась. Я всего лишь женщина, Гаэто. Мне нужен сильный мужчина рядом. Пусть это будет самообман, моя глупая фантазия... Мне нужен кто-то, кто будет просто обнимать меня сильными руками и время от времени говорить, что я - это всё что у него есть, и что ради меня он готов убить всех, кто посмеет меня просто огорчить... Это так глупо, да? Наверное, да, раз ты молчишь... - прошептала она и уткнулась в копну чёрных спутанных волос.
- Я дышу тобой... - внезапно осипшим голосом еле выдохнул он, крепко прижимая её к себе. - Ты - это всё, что есть у меня в этой жизни и без тебя она мне не нужна. Запомни это, детка. Ты умрёшь - я умру. Я не смею ни на что надеяться, Аурэлис, я просто хочу быть с тобой рядом. Всегда. Везде. Всюду. Я весь - твой и принадлежу только тебе. Я готов обнимать тебя целую вечность и этого мне будет мало. Верь мне, я чувствую тебя - всю, потому что только ты живёшь в моём сердце, и каждая клетка моего тела настроена именно на тебя, я чувствую любую твою вибрацию, и телесную и душевную. Любую. Знай это. И да! - я убью всякого, кем бы он не был, если он только посмеет косо посмотреть на тебя... Просто убью. Веришь мне?
- Верю... - шёпотом ответила Лера. Она слегка шевельнулась - крепкие объятия тут же ослабли, выпуская её на свободу. Тёплыми ладошками дотронулась до его лица и утонула в черноте глаз. Бесконечно долгий взгляд...Нежный... И что-то там такое... Ещё непонятное, новое... На дне...Как рыбки плещутся в омуте... - Благодарю тебя за это, всем сердцем благодарю. Наши жизни так тесно переплетены, и так многое нас уже связывает, что иногда я пугаюсь такой магии. Я счастлива, что у меня есть ты. Ты - часть меня. Я так чувствую. Только не смейся, ладно? А теперь послушай меня, Гаэто... Я тоже могу ощущать некоторые вещи, вернее предчувствовать их. Когда-то очень-очень давно, там откуда я пришла - это называли женской интуицией... - горько усмехнулась и опечалилась. - Так вот, эта магия подсказывает мне, что охота на меня уже началась и она будет беспощадна. Я не буду больше недооценивать своих охотников: они хитры, умны, гораздо опытнее и изощрённые меня, да и ставки в этой охоте слишком высоки - моя смехотворная жизнь абсолютно ничего не стОит. Она - козырная карта, которую порвут одним движением ловких пальцев, когда игра примет опасный оборот для главных игроков. Я всё это осознаю и мне не страшно. За себя не страшно. Те, кто пошёл за мной по дороге, политой кровью, тоже понимают, чем всё закончится для каждого из них и куда эта дорожка приведёт. Это был их выбор. Но они - воины. Бесстрашные и безупречные. И там, где их ждёт смерть, которую они встретят, как подобает мужчинам, меня - женщину, ждёт лишь позор и унижение. На войне, как на войне. Здесь свои правила и они жестоки. Всегда. Но, даже этого я не боюсь. Я боюсь другого... Я страшно боюсь, что сын маркиза Бласа Фернандес-Очоа де Альмодовара, не умрёт, как это предрекала молодая герцогиня, а его жизнь в моей утробе будет беречься, как зеница ока. Он намеренно будет рождён в рабстве, воспитан в рабстве и в ненависти ко всему тому, что любил и почитал его отец. Вот, что страшит меня больше всего. И я никогда этого не допущу. Никогда. Мой сын, зачатый в великой любви и нежности, никогда не будет очередным тупым ублюдком с мечом, с пустотой в глазах и тьмой вместо души. И ты поможешь мне в этом, Гаэто... Да! Я так решила!
- Нет!!! - рычанье раненого зверя, его утробный рык. Оттолкнул, но осторожно. Вскочил и в порыве отбежал к дверям. Пылающие диким огнём глаза... - Не проси меня об этом. Слышишь? - хищным шёпотом. - Я не смогу!
- Я не прошу тебя сделать это сейчас, Гаэто! За кого ты меня принимаешь? - решительно встала на ноги и кошачьим шагом к нему. - Умереть сейчас - это низко, подло, малодушно и не подобает главной героине, замутившей всю кашу своим присутствием в жизни этого грёбанного мира. Ты не дослушал меня, как всегда, и сделал свои поспешные выводы...
- Что? Умереть? Тебе? Я, признаться, подумал о другом. Ну, не важно. Но, из всей этой твоей околесицы, я сделал единственно правильные выводы, Аурэлис. Ни секунды не сомневаюсь в твоей честности и храбрости. Моё "Нет!" означает, что я этого не сделаю никогда ни по отношению к твоему сыну, ни к тебе - ни сейчас, ни потом, никогда либо вообще. Убить его и тебя я не смогу. Не проси меня об этом никогда... - часто-часто задышал на её приближение. Чёрные глаза прожигали насквозь.
- Слишком много "Никогда", не находишь? - ладони ему на грудь положила. Лазурь глаз плавила пространство вокруг... - Кто-то очень мудрый сказал однажды: "Никогда не говори "Никогда!" и он был прав. Время и история это доказали. Так и ты, Гаэто, не бросайся подобными фразами, пожалуйста. Всё всегда бывает однажды...
- А тебе, стало быть, можно? Бросаться подобными фразами? И поучать меня, как несмышлёныша?
- Мы с тобой в разных ситуациях, Гаэто. Не сердись. В моей - это единственное ключевое слово. В твоей - нет. Если ты чувствуешь все вибрации моей души, неужели ты не почувствовал эту боль, что раздирает меня на части? Она кричит! Она воет от безысходности! Этот ребёнок должен быть рождён в любви, в обожании, в свободе и радости. Он должен знать своего отца и каждую секунду ощущать материнскую заботу и ласку. Он должен знать, кто он действительно по рождению, и чья кровь течёт в его жилах. Но он будет лишён всего этого! Понимаешь? Он будет расти, как сорная трава: никому не нужный, всеми брошенный, в унижении, в боли, в злобе и в ненависти. Ты представляешь, что это за убойная смесь будет? Он будет готов убить меня за такую жизнь, и убьёт когда-нибудь, когда узнает, что вон та жалкая растрёпанная рабыня, что убирает навоз за лошадьми ассенизационного обоза в чумных бараках, его мать! Не бывать этому никогда! - голос дрогнул и слёзы выступили на глазах. Но, нашла в себе силы - лишь сглотнула и прикусила губу. - Мне не себя жалко, Гаэто...Пойми же ты меня, наконец! Мне невыносимо думать, что вот тот комочек, который сейчас растёт во мне и которого я уже люблю безмерно, когда-нибудь в слезах и ненависти, бросит мне в лицо страшную фразу: "Почему ты не убила меня тогда? Почему? Мне не нужна такая жизнь! Будь ты проклята за неё!" Это невыносимо, Гаэто... Это убивает меня... - судорожно сглотнула. - Послушай меня. Я прошу тебя. Нет! Я заклинаю тебя, Гаэтано Торрес. Когда ситуация сложится для меня плачевным образом и клеймо рабыни будет у меня на плече - убей меня! Вот только тогда - убей меня! Слышишь? Не раньше! Боюсь, что самой мне этого не сделать... Не потому что у меня не хватит сил и мужества, нет. Мне не позволят этого сделать. Меня вытащат и спасут в любом случае, чтобы я с собой не сотворила. Это игра. Жестокая игра. Чья-то игра. Кто-то сильно заигрался в Бога. Очень бы хотелось заглянуть ему в глаза и сказать даже не -"За что?" и не -"Почему?", а всего лишь: "Полегчало? Нет? Тогда убейся об стену от неудовлетворённости, сука!" Вот так. Как-то так! - горько вздохнула и улыбнулась через силу. - Посмотри на меня Гаэто. Посмотри! - грубо схватила его за лицо, гипнотизируя пристальным рысьим взглядом. - И скажи мне то, что я хочу от тебя услышать... Сейчас...
- Что за богиня приходит к тебе ночами и разговаривает с тобой, детка?
- Это не имеет значения, Гаэто.
- Нет имеет. Я знаю все пантеоны Богов нашего мира, даже варварских, но такую не встречал нигде. Скажи мне. Или ты чего-то боишься? Я никогда и ничего не спрашивал у тебя о тебе же. И впредь не спрошу. Хотя понимаю, что не всё так однозначно... Просто в последнее время ты меняешь буквально на глазах. Мне не очень по сердцу эти перемены. Но я человек своего мира и воспитан так, что Боги не приходят просто так к смертным и не ведут с ними беседы, после которых принимаются подобные решения, что озвучила ты.
- Хорошо. С тобой мне совершенно нечего боятся, Гаэто. Боюсь я только замёрзнуть и простыть простаивая около тебя на холодном каменном полу. Больше ничего...
- О, малышка, прости меня... - подхватил одной рукой и на кровать, в тёплое одеяло.
- Прошу тебя, Гаэто, не беспокойся ни о чём. Это богиня Кали приходит ко мне каждую ночь и поёт мне свою бесконечную мантру. Она богиня смерти, разрушения, страха и ужаса, и её появление в моих снах закономерно в какой-то степени. Но, если честно, мне самой совершенно не понятна её настойчивость. Скажем так, я и в далёком прошлом своём, знала о ней немного. И не интересовалась ею вообще. Поэтому-то и странно! И моё решение с ней совсем не связано.
- Богиня Смерти, Разрушения и Страха? Как интересно. А она красива?
- Насколько я помню, она безобразна и отвратительна во всём. Если я ничего не путаю, то существовали, а возможно есть и сейчас, целые культы с храмами и кровавыми жертвоприношениями во имя Кали. Что-то довольно мерзкое и отталкивающее, хотя в Индии не всё так прямолинейно. Там суть вся и всего где-то в глубине. Но мне было не интересно нырять туда, если честно... - улыбнулась и заиграли ямочки на щеках.
- Ну да. А вообще-то... Это многое объясняет. Мне, по-крайней мере. А ты поймёшь всё со временем. Не сердись, не буду ничего сейчас объяснять. Скажу тебе одну вещь... - притянул к себе, закукленную в одеяло, и крепко обнял. - Чтобы ни случилось в дальнейшем и как бы не распорядилась нами Судьба и непредсказуемый Рок, я всеми силами буду сохранять жизнь тебе и твоему ребёнку. Молчи! Не спорь! Дослушай меня сначала... Так вот. Я буду изо всех сил стараться сохранить жизнь тебе и твоему ребёнку. И ты будешь слушаться меня, Аурэлис... Да! Будешь! Не делай таких огромных глаз! Потому что у меня тоже есть свои Боги, они приходят ко мне и говорят, ЧТО мне надо делать, чтобы было так-то, так-то и так-то. И если я поступлю по другому, ситуация изменится, всё выйдет из под контроля и иногда нужное решение не успеет найтись во время. И, если, не дай Бог, я где-то лоханусь, и у меня не будет другого выхода... Тогда - да. Тогда я сделаю так, как ты меня просишь. Но это будет только в самом-самом крайнем случае, которого я постараюсь избежать... - глубокий тяжёлый вдох и шумный выдох. Глаза в глаза. Голос охрип от волнения и её близости. - Аурэлис, я заклинаю тебя, девочка моя, с этого момента подчинись мне слепо и действуй только так, как я тебе буду говорить. Не важно, что будут говорить тебе другие и в чём убеждать. Делай только так, как я тебе скажу...
- Гаэто, а ты не слишком много на себя берёшь? Сил-то хватит? - вырвалась из его рук и гневно засверкала глазами.
- Хватит. У меня есть ты. Для меня этим сказано всё. Будет довольно только твоего слова.
- А, если я не соглашусь? Что тогда?
- Значит я буду действовать и поступать так, как считаю нужным, не смотря на твоё неудовольствие и протесты. Вот и всё! - хищное шипение и опасный бездонный чёрный блеск.
- О, Боги, Гаэто! Да ты всегда именно так и действуешь! Поэтому моё слово, согласие или несогласие вообще ничего не решает. И я, на всякий случай встану в позу и скажу тебе - нет! С некоторых пор, я вообще не воспринимаю слова - "подчиниться" и "слепо". Таких нет в моём лексиконе. Как-то так. Прости, если что... Но в любом случае спасибо за заботу и откровенность.
- Да не за что, милая. Всегда к твоим услугам. Странно было бы ожидать от тебя чего-то другого... Ну, мы хоть поговорили и лучше узнали друг друга...
- Несомненно.
- И ты, как всегда, была строптива и несговорчива.
- Как всегда.
- Но у меня есть то, чего к несчастью нет у тебя. И я очень умело этим пользуюсь.
- Я искренне надеюсь, что это не то о чём я подумала! Если это всё же то, о чём я подумала, то ты - пошлый хвастун и мерзкий развратник!
- Хаха! Милая! Я подумал совершенно о другом, но ход твоих мыслей мне безусловно нравится. Как же это по-женски, быть пошлой мечтательницей и развратной мерзавкой, но обвинить во всём мужчину, который о подобном даже не помышлял. Ну, вот сегодня точно не помышлял...
- Ах, Боже мой! Какие мы святые!
- О, нет! Не святые вообще и Боги иногда краснеют, читая мои мысли. Но, не сегодня, детка, повторяюсь... - и на лету поймал выскочившую в бешенстве из одеяла Валерию. Одним рывком усадил к себе на колени и опять: глаза в глаза. Этот взгляд, в котором она всегда тонула и растворялась... Бесконечно долгий взгляд...Нежный... И что-то там такое... Ещё непонятное, новое... На дне...Как рыбки плещутся в омуте... И вдруг - почувствовала...
- Гаэто, нет! - одними губами. - Не смей со мной так! Я не хочу... - и ослабла, глаза закрылись. Сильные руки легко подхватили специально для них созданное волшебное тело, подняли, понесли, уложили, укрыли... Очень нежно, любовно провели по непослушным волосам, поправляя вздорную, непослушную прядку... Невесомо пробежали по оголённой руке, трепетно касаясь кожи...
Рядом Гаэто прилечь не посмел - сел у постели, только голову аккуратно у её коленей пристроил и замер. Дышать громко боялся. И был счастлив неимоверно. Потому что его счастье оно вот такое - бесконечно спорящее, своенравное, капризное, непослушное и дерзкое - это когда важно днём по крепости вышагивает, рысьими глазами посверкивает и приказы всем раздаёт. И такое нежное-нежное, ласковое, беспомощное, родное, уставшее, доверчивое, такое любимое и желанное до одури, до дрожи в руках и до спирающего комка где-то на уровне сердца - это когда бегает по комнате в одной смешной, всё открывающей ночной сорочке, наобнимается с тобой пока сонное, и слегка проснувшись - начинает вдруг требовать свой смешной, такой же откровенный халат, воображая себе что его присутствие на её изученном во всех мелочах и подробностях теле, что-то там решит и что-то там замаскирует; это когда прижимается к тебе всем своим горячим трепещущим волшебством, совершенно не заботясь о том, что отвердевшие соски под тончайшей тканью медленно сводят с ума, и голова идёт кругом от её аромата и прикосновения губ к пылающей коже; это когда просит так возбуждающе откровенно то, что и так принадлежит только ей одной, расплавляя и без того размягчённые до невменяемости органы осязания, обоняния, вкуса и какие ещё там есть? - все в общем какие есть расплавляет; одновременно с этим приводя в необыкновенный тонус и другие, так сказать, живые, человеческие, сугубо мужские, так сказать органы и приходится вспоминать, и тут же в срочном порядке применять на практике все учения о контроле над телом; это когда буквально душит сумасшедшая необузданная огромная нежность и распирает изнутри чувство, которое прекрасно во все времена и заставляет летать даже самых приземлённых индивидов, даже самых бездушных Теней, лучших в выпуске, между прочим, но назвать его, чувство это - этим индивидам страшно, но тем не менее, при всём при этом оно именно так и называется - Любовь, и страшно вам или нет его это вообще не волнует... И от этого всего вместе взятого, необыкновенно хочется целовать украдкой капризные пухлые губы и млеть от счастья сидя у постели, очень удобно, кстати, пристроив голову у любимых коленей, и бояться громко дышать, и каждые три минуты вскидывать счастливые глаза, чтобы любоваться и любоваться тихо дрыхнувшим, сопящим счастьем... Пусть оно поспит. Ему надо. Оно бесбашенно, беременно и потому неосознанно бесстрашно. У него такой тяжёлый и непростой день начнётся завтра. С такой же странной, очень непростой, запутанной и местами рискованно-опасной жизнью. У такого сумасшедшего счастья и жизнь такая же... И Тень, впрочем, тоже. Соответствующая.
После той первой, неудачной и спонтанной, а значит плохо продуманной и организованной вылазки в поисках Бласа, она окончательно и бесповоротно полюбила мужской костюм, французскую косу, мягкие замшевые сапоги до паха, стратегическое планирование и тактическое наступление. Всё это теперь надевалось и заплеталось сразу же, с момента пробуждения, а планировалось и разрабатывалось тщательно, и заранее. Также появилась новая, пугающая всех по началу привычка спускаться в кухню по ночам, или рано-рано утром, пока все спят, если ночью не получилось, и готовить какие-то непонятные кушанья, печь какие-то пирожки и булки с тёртым сыром и зеленью, заваривать воняющие на весь замок травяные чаи и с упоением поглощать всю эту снедь, блаженно улыбаясь. Ещё, шокирующая всех в первый момент, новая манера размышлять и сосредоточенно уходить в себя всерьёз и надолго - сидя с ногами в специально притащенном в кухню из самой дальней башни огромном кресле, старательно записывать что-то в какую-то странную книжечку какой-то странной палочкой, напевая себе под нос незнакомый странный мотивчик, который потом подхватили все - начиная от младшего поварёнка и заканчивая последним дозорным Восточной, продуваемой всеми ветрами, площадки. Также, новоприобретённая манера бесшумно передвигаться и неожиданно появляться из тёмных коридоров нежилого крыла замка, со странной кривоватой улыбкой на сахарных устах, заставляла многих вздрагивать и часто оглядываться. Как ни странно, но постепенно эту манеру быстро усвоили и усовершенствовали сами же вздрагивающие жители крепости. За что получили от миледи ласковое прозвище "Крадущиеся вы мои!" или "Черепашки мои, обожаю!". Кто это или что это - никто понятия не имел, но все были довольны ими быть. Безумная любовь к красным полосатым яблокам, которые поглощались в неимоверных количествах, причём всегда и всюду в шок никого ни повергала. Все домашние наоборот украдкой прятали счастливые улыбки и везде, где только могла появится любимая беременная донна, распихивали эти самые яблоки. Помытые и натёртые до блеска. Чтобы никаких бактерий. Кто это такие, никто не знал, но если миледи говорила, что они редкая мерзость, значит их быть просто не должно. И точка. Смерть бактериям!
Почему-то любимым местом бесконечного паломничества всех домочадцев теперь стала кухня. Все совещания и военные советы проводились исключительно на кухне. Причём миледи могла жарить или печь свои какие-то особенные очередные пирожки, тут же их есть, кормить ими всех желающих, рассуждать с набитым ртом о тактике и стратегии, и осуждать неэффективность "немецкой свиньи" на Чудском озере и тяжести несбалансированных доспехов, хотя поскольку народ не пуганный можно и попробовать. Также интересно было наблюдать, как она рисует на столе обильно посыпанной мукой эту самую "свинью" и тут же рядышком "римскую черепаху", и мужчины кивают головами, понимая, что в принципе, народ и "черепахами" не пуган - можно попугать. По всей крепости очень быстро разнеслось что Суворов - Бог, Кутузов - Бог, Жуков - вообще два раза Божественный, что на них молиться надо, а вот Наполеону и Гитлеру - нет! - нельзя ни в коем случае, потому что руки у них короткие. И все молились новому Божественному пантеону, прося о победе и о скорейшем освобождении любимого господина. Кухня стала рассадником просвещения. Туда с утра стремились все кто хотел просвещаться, тщательно изображая, что у них - ну, просто страшно-неотложные дела на кухне, а вы что подумали? Скоро из уст в уста стало передаваться, что "Окей!" - это значит всё отлично, "Гитлер-капут!" - значит, что всё накрылось медным тазом, а "Хенде-хох!" и "Предъявите аусвайс!" - это значит будь бдительным, кругом вражеская разведка, несанкционированная прослушка, засланные казачки и жёсткий троллинг. А жёсткий троллинг - это розыгрыш, прикол, создание ажиотажа, паники и ненужных эпик-фэйлов. А когда у страшных Теней какой-нибудь смертник тихонько спрашивал, что такое собственно - эпик-фэйл, и они закатывали глаза и складывали руки калачиком на груди, всем тут же становилось ясно, что эпик-фэйл будет именно сейчас.
От Зака вся крепость уяснила, что "паркур и прочий фитнес" - это в здоровом теле - здоровый Дух! И надо быть Безупречным Воином, двадцать раз сказано уже. И что Смерть у всех Воинов за левым плечом, ждёт и дышит в затылок. И что Дон Хуан - его Бог, а Кастанеда - его Божественный проводник, и что вообще надо всем, буквально каждому практиковать сталкинг и заниматься физкультурой, блин. И вся крепость сходила с ума от любопытства и не спала ночами мучаясь над вопросом - сталкинг, блин, это что? А физкультура, блин? Потому что все хотели его практиковать, ей заниматься и молиться Дону Хуану, потому что чувствуется - он истинный аркадиец, а чисто аркадийских Богов вообще никогда не было в природе, а тут вот оказалось есть!
От Мигеля все уяснили, что самое лучшее сражение - это которое не состоялось, но в этой фразе речь идёт не об уклонении - то есть избежание боя, а о высшем мастерстве в бою - когда побеждаешь противника не прибегая к физической силе. И что есть, оказывается искусство и величайшее мастерство - дипломатия и информационная война, называются. И нужно понимать разницу между грамотно выстроенным диалогом и просто мордобитием, и посыланием оппонента на известную гору. Все тут же начали понимать и улавливать эту разницу. И безмерно уважать Мигеля и втихаря молится на него. Потому, как истинный дипломат. Мало таких людей, особенно в Аркадийском Королевстве, тут как-то больше любят именно мордобой и походы в горы. Отсталые, совершенно никакого просвещения, что уж поделать!
И когда он компетентно утверждал, что нечего раньше времени горячку пороть и фантазировать секс втроём, а нужно просто дождаться прибытия дипмиссии от кочевых племён, дождаться приглашения ко двору, а самим до этого момента наращивать потенциал, разработать кризисные варианты, усилить разведку, участить взбросы инфы, ужесточить троллинг и не жевать сопли, а каждую секунду быть готовыми уйти в автономное плавание, все мысленно падали ниц, целовали его следы и хотели попробовать и оценить - что же это такое - секс втроём?
Больше всех удивил, вызвал экстаз и всеобщий оргазм (народ в крепости начал активно пользоваться продуктами кухонного просвещения) так это - Гаэто. Вот уж никто от него ничего подобного не ожидал. Обычно на всех совещаниях, военных советах и брифингах, правда без присутствия прессы (бесценные слова Зака, впоследствии вихрем разлетевшиеся по замку и крепости) он был молчалив. С огромным аппетитом трескал выпечку миледи, при полном отсутствии такта требуя и требуя от неё добавки, на что Божественная не скупилась. Улыбалась и подставляла ему очередную плошку с пирожками, сопровождая свои действия ёмкой фразой: "Лопай, брюхо твоё ненасытное!". На все глубочайшие высказывания великих умов, морщил лоб, нос, прегадко ухмылялся, иногда хохотал в голос и бил себя рукой по накачанной ляжке. Исподлобья посматривал на миледи. Из под спутанных чёрных кудрей следил за её передвижениями по кухне. Иногда навязчиво. Иногда нагло. Иногда смотрел на неё, словно хотел съесть. Иногда подходил к ней, брал её на руки, усаживал в её любимое кресло и приносил госпоже миску с фруктами или с супом или с творогом. Иногда вставал, садился подле её коленей, устраивал свою голову на них и ждал, когда она начнёт перебирать его волосы. Тогда он закрывал глаза и ничего не видел, и не слышал. В общем и целом был дьявольски занят всегда. Однажды он притащил музыкальный инструмент очень похожий на ситар и тихонько сидел в своём углу, ненавязчиво перебирая струны, извлекая волшебные звуки. Понятно, что все перестали думать о стратегии и тактике, а с упоением слушали божественную музыку. Госпожа, уютно устроилась в своём кресле с ногами, как она любила, и пристально смотрела на свою персональную Тень. Он подошёл, почуяв призыв, сел подле неё и стал играть! О, Боги! О, Суворов! О, Величайший Кутузов! Дважды Божественный Жуков! Солнцеподобный Дон Хуан! О, наша Божественная Госпожа! О, Несравненный Мигель! О, Величайший Новейший Божественный Пантеон! Как же он играл! Он не играл... Он совершал акт Любви... Он любил через ситар... Он любил всей Душой, порхающей между его пальцами и струнами... Он совершал величайшую Магию и Волшебство... Он жил Любовью... И вдруг он запел. Эротичным, сексуальным с хрипотцой баритоном:
Положи меня, как печать, на Сердце твоё
Как перстень, на руку твою
Ибо крепка, как смерть, Любовь
Люта, как преисподняя, ревность
Стрелы ее - стрелы огненные
Она пламень весьма сильный.
Большие воды не могут потушить Любви, и реки не зальют её.
Если бы кто давал всё богатство дома своего за Любовь,
То он был бы отвергнут с презреньем...
- Пеня Песней Царя Соломона... Обожаю её... - слегка осипший голос божества. - Ещё... - и запустила свои пальцы ему в волосы. И всё. Он тут же стал Богом. Очередным.
Вечер был посвящён музыке и любви. Все забыли про еду, тактику, стратегию, войну и боль от разлуки. Все купались в любви, что лилась магическим чистейшим потоком из под рук Гаэто, и усиливалась его волшебным голосом. Всюду витал аромат любви... И не было ему предела.
Глава 16.
Вот и сегодня Лера, следуя своим новоприобретённым привычкам, проснулась очень рано. Рядом, поверх одеяла, упоительно спал её Гаэтано. Она не смогла сдержать улыбку рассматривая его такое открытое, беззащитное и совсем-совсем мальчишечье лицо... Еле сдержалась, чтобы не поправить упавшую на глаза чёрную непокорную прядь. Как же он был хорош, когда спал и молчал, и не говорил гадости, и не досаждал ей своими нравоучениями...Внезапно вспомнилась Мариса Торрес, мама этого дрыхнувшего создания. Для неё он был всегда самый - самый: самый любимый, родной, обожаемый, вне зависимости, что он сделал и как он поступил. Всегда и при любых обстоятельствах он был и оставался её сыном. Единственным. Залюбленным. Заласканным с детства. Внезапно вспомнив, что не очень-то это и прилично вот так пялится на спящего человека да ещё идиотски улыбаться при этом, нехотя отвела взгляд. Она очень тихо и осторожно выбралась из постели. На цыпочках подошла к Гаэто и укрыла его одеялом. Секунду помедлила и всё же осторожно убрала прядку... Пусть спит. Он с ней всегда достаточно тетёшкается. Вчера вот тоже, как с маленькой...
Приведя себя в полную боевую готовность, чтобы при случае можно было сразу сесть в седло, Валерия уверенно шагала на кухню. Почему-то было неспокойно на душе... Предчувствие чего-то нехорошего свинцовой тяжестью давило внутри. Каждый день с замиранием сердца она ждала Крикса и своих гладиаторов с вестями. Очень хотелось, чтобы с хорошими. Неимоверно хотелось, чтобы с обнадёживающими.
Внезапно вспомнилась древняя-древняя притча, мудрая, простая и понятная...Когда-то великий титан Прометей похитил с Олимпа и переќдал людям огонь Богов. Отец всея Богов - Зевс страшно разгневался и покарал смельчака, но было поздно. Обладая божественным пламенем, люди перестали подчиняться небоќжителям, научились разным наукам, искусству, вышли из своего жалкого полуживотного состояния и пытались стать подобны Богам. Но Зевс не мог этого допустить. Он решил наслать на них кару. Бог-кузнец Гефест вылепил из земли и воды прекрасную женщину Пандору. Остальные Боги дали ей свои Дары: кто - хитрость, кто - смелость, кто - необычайную красоту... Последним был Зевс. Он вручил ей таинственный ящик, запретив снимать крышку с него. Одарил и отправил на Землю. Любопытная Пандора, едва придя в мир, приоткрыќла крышку. Тотчас все бедствия людские вылетели оттуда и разлетелись по Вселенной. Пандора в страхе попыталась вновь захлопнуть крышку, но в ящике из всех несчастий осталась одна только обманчивая - Надежда.... Лера горько вздохнула.
- Так оно и есть. Чёртов "Ящик Пандоры"! В него сложено всё, что так или иначе может послужить источником горя и бедствий человеческих... И Надежда не случайно оказалась там. Чаще всего - это иллюзия, обман, наши желания, в которые слепо верим, принимая их за действительное... Надо верить фактам, а не изводить себя буйством своей собственной фантазии. Надо просто ждать... Каждый день... Вот ты ждёшь - вот и жди! Но будь готова ко всему и необязательно к хорошему.
И она ждала. Каждый день она ждала гонцов из Кайсери с приглашением явится на закрытую аудиенцию во дворец, отчётливо понимая, что это может значить для неё.
Внезапно ей что-то почудилось... Какой-то звук... Далёкий и приглушённый... Внезапно перехотелось есть...
- Как-то уж слишком много для сегодняшнего утра внезапности... - еле слышно буркнула она и решительно схватила дорожный плащ, предусмотрительно повешенный ею в укромном месте на кухне. Нагнувшись, одним движением вытащила из под кресла приготовленный ею же "рюкзачок на всякий случай". Моментально накинув на плечи рюкзак, а сверху просторный плащ с капюшоном, она не слышно проскользнула к своей очередной прятке с оружием, на ходу вытаскивая из внутренних карманов самодельные перчатки. Внезапно увидела оставленные чьей-то заботливой рукой большие красные полосаты яблоки, всего четыре штуки в наличии...
- Отлично! Вот и завтрак... - и яблоки утонули в просторных карманах плаща. Крадущимся кошачьим шагом растекаясь по стене галереи, она приближалась к дверям чёрного входа. Главное стать тихой, молчаливой, незаметной, крадущейся тенью... Наблюдать и слушать. Смотреть и запоминать...Ложную тревогу пережить легко и просто, а вот ложную надежду - невероятно трудно. И Лера растаяла в темноте коридоров.
Гаэтано словно подкинуло и мощным толчком выбросило из сладкого утреннего сна. Ещё не особо понимая, как это он вдруг оказался в её постели, заботливо укрытый одеялом, пахнущим ею... Он с замиранием сердца, внезапно упавшего куда-то в желудок, осторожно повернул голову в надежде увидеть спящую и разнеженную... Нет. И нет уже давно. Внезапной ударной волной его выкинуло из постели. На несколько долгих секунд он опустил веки и как хищник на охоте втянул в себя трепетными ноздрями поток воздуха. И замер. Пустота и тишина. Ум замолчал. Все чувства обострились и словно открылся третий глаз. Он искал след, став тончайшим эфиром, частью космоса, частью Вселенной и словно пронзительный сноп света высвечивал в темноте искомое... Внезапно пришло видение, осветив ярким утренним светом ещё спящий мозг. Внезапно звуки стали слышнее и зазвучали внутри какой-то далёкой, ритмичной и приглушённой мелодией... Аромат спелых красных яблок удушливой волной терзал обострённое обоняние... Его тело внезапно запульсировало почуяв единственные мощнейшие вибрации, того другого тела... её тела... Её аромат... Её след... Всё! Есть!
И распахнул глаза... Странное и непривычное ощущение, появившееся у него недавно... К нему так сложно привыкнуть и тем более смириться с ним. Ощущение, что каким-то неведомым ему образом единственное в этом мире существо, ради которого он жил, начинает ускользать от него. Постепенно, шаг за шагом, неосознанно раскрывая в себе силу, которую становится сложнее контролировать, скрывать и игнорировать. Когда человек становится хоть в чём-то совершеннее Теней, он перестаёт быть человеком. И Вселенная это чувствует, а тот кто может чувствовать Вселенную испытывает двоякое ощущение - ему хочется изучить и избавится, либо изучить и приблизить к себе. И ещё непонятно, что лучшее из этих двух участей... Внезапно нахлынула волна своеволия и упрямства. Захотелось послать всё к дьяволам и сделать всё по-своему! А вот так... Потому, что я так хочу! Его всегда учили, что всё в этом мире движется и происходит по воле Рока, и нет ничего что могло бы изменить предначертанное. Можно изменить путь, делая его извилистым и со множеством ненужных петлей, можно пытаться обмануть себя самого, но то что должно с тобой произойти - произойдёт обязательно, рано или поздно, хочешь ты этого или нет. По воле Рока... Его всегда учили, что только приняв до конца - тотально - себя самого и став тем, чем ты по сути своей являешься - то есть, никем - маленькой щепкой в мощном потоке бурлящего Рока, проживёшь жизнь правильно и полнокровно, исполняя предначертанное тебе свыше. Его всегда учили, что спокойствие, хладнокровие, отрешённость и безразличие, граничащее с жестокостью - это путь к Безупречности. Его всегда учили, что любая привязанность к чему-либо или к кому-либо - это несвобода и медленная смерть для истинного безупречного воина, то есть для Тени. Всегда говорили, что ум, чувства, эмоции, сердце и душа должны молчать, и истинное счастье - это покой и тишина. Только в истинном покое и тишине ощущается поток проходящей через тебя Вселенной. Только в истинном покое и тишине ощущается воля Рока, и значит ты живёшь правильно, поступаешь правильно и всё, что должно с тобой произойти обязательно произойдёт. Его всегда так учили... Эти знания прошли через него и словно ярким лучом высветили всё несовершенство его самого. Они были поняты, прочувствованы, осознаны и приняты им. Эти знания стали суть он. А для внешнего взаимодействия с миром и людьми, живущими в нём, подходила любая личина, соответствующая месту и отведённой роли. Для безупречной Тени мало было невозможного и ограничений не было. Главное - твоя суть, а остальное по воле Рока...
Но, что-то пошло не так...А может быть именно так, как и должно было бы быть, и в этом - то и заключалась воля Рока именно для него, Гаэтано Торреса - колдуна и мага, воина познавшего свою суть и живущего по законам Вселенной, повинуясь своему, специально для него предначертанному персональному Року. Ведь всё, что должно с тобой произойти в этой жизни, под этими звёздами обязательно произойдёт - хочешь ты этого или не хочешь... Не надо ни о чём сожалеть и нарушать космический закон. У его малышки своя просыпающаяся суть; свой путь, который она тоже должна пройти и свой Рок. И, пути двух людей иногда пересекаются на краткий миг, чтобы познать очередной новый урок и снова разойтись без сожаления, став более мудрыми. Или же пути двух людей пересекаются, чтобы уже переплестись между собой и стать одной дорогой, но оставаясь при этом самими собой и не забывая своего предназначения. Всё во власти Вселенной и по воле Рока. И то, и другое - хорошо. Всё хорошо. Когда наступает покой и тишина приходит знание, и Гаэто уже давно познал его. Узнал, что это его последняя жизнь и пройти её он должен с той, что сама того не ведая, погубит его. И этот переплетённый путь двоих будет извилист, труден и тернист. Но он будет. И это уже само по себе Великое Счастье. Пусть пока всё так и будет... Но, то что должно было случится дальше, Гаэтано совершенно не устраивало...Вдруг перестало устраивать, да так, что захотелось послать все дьявольски закрученные хитроумные планы на его жизнь, предначертанные кем-то и начинать уже чертить самому... А вот так! Интересно, а это тоже хорошо?
Гаэтано решительно шагнул к дверям. Крикс с гладиаторами были уже очень близко. Она тоже это почувствовала и поэтому пошла им навстречу... Хочет говорить наедине, без свидетелей. Что ж, это её право. Её беспокойство и страх за Бласа просто зашкаливают, и потому он будет рядом. Хочет она этого или не хочет. Он же её Тень. Персональная.
Она сидела в кресле, обхватив колени руками и смотрела в окно. В одну и ту же точку, практически не моргая. Вот уже четыре часа так сидела... Её глаза были сухи. Слёз не было.
- Миледи, простите великодушно... - залепетала расстроенная, с трясущимися губами Бланка. - Но, у ворот гонец от Императора. Прикажите принять?
- Принять.
- Миледи... Прикажете принести парадное платье и тиару? Тронный зал уже готов... Свечи зажжены.
- Как досадно! Столько свечей испорчено. Немедленно погасите их! А гонца зовите сюда!
- На... на... на людскую кухню, миледи? Гонца самого Императора? - с Бланкой вот-вот была готова случится истерика.
- Да. На кухню.
- И вы не изволите переодеться, миледи? У вас сапоги в грязи... и рукав порван...и волосы растрёпаны... Миледи, осмелюсь... Вам не подобает.
- Нет. Не изволю.
- Как пожелает моя госпожа... - пятясь задом к дверям еле слышно ответила несчастная Бланка. На выходе её подхватил бледный Зак, что-то нежное и успокаивающее нашёптывая ей в ухо.
- И поторопите его. Я уже слишком долго жду! - хриплым голосом вдогонку.
Звуки от быстрых шагов по гулкому коридору замка бежали впереди гонца. Валерия даже не повернула головы на его появление. Так и продолжала смотреть в окно.
- Миледи, я к вашим услугам, - довольно приятным голосом обратились от дверей.
- Ваши услуги? Я не нуждаюсь в ваших услугах. Говорите то, что должно и уходите. Там в коридоре - мои люди, они проводят вас в покои. Горячий обед и отдых, а также уход за лошадьми вам гарантирован. А теперь не медлите. Я вся внимание.
- У меня личное письмо к Вам от Императора.
- Отлично. Бросьте его на ближайший к Вам стол. Я почитаю на досуге. Что-то ещё?
- Что передать Императору, миледи?
- Что-то передать? Ах, да, конечно... Передайте ему, что урожай красных полосатых яблок в этом году отменный. Если он пожелает, могу прислать дюжину корзинок к столу для пробы. Это всё. Не смею вас задерживать. И попутного вам ветра на обратную дорогу.
- Миледи... Ему отрубили голову. Я видел это сам.
- Идите... - еле выдохнула она.
Как только смолкли шаги за дверями, стихли вдалеке чьи-то голоса, пугающие своим звонким эхом и наступила полная тишина, Лера нашла в себе силы встать. Грубая бумага обжигала кожу рук, восковая печать казалась раскалённой сталью... Сделав глубокий выдох, Валерия принялась читать Императорское послание. Она прочла раз. Другой. Третий. Затем снова пошла и села с ногами в кресло, прихватив с собой письмо. Прочитала ещё три раза. Вдруг как-то брезгливо скорчилась, зябко передёрнула плечами и быстро разжала руку... Личное послание Императора упало на пол. С каким-то чавкающим звуком. Быстрым и брезгливым движением ноги, Лера пнула его подальше от своего кресла. И снова уставилась в окно.
- Не верю... Ни единому слову не верю. Всегда. Везде. И всюду одни и те же клише. Одни и те же шаблоны. Не читали они Анжелику, и не знают штампов эпохи Возрождения. От богатых и влиятельных людей всегда избавлялись одинаково...- хрипло говорила она вникуда. - Да только не были бы они богатыми и влиятельными, если бы были идиотами. А Блас - не идиот! И никогда им не был! Не верю! Ни единому слову...- у неё затряслись губы и по телу пробежала нервная дрожь. Слёзы, так долго копившиеся, вдруг непрерывным потоком хлынули из глаз. Она даже не пыталась их вытирать. Лера закусила губы, положила обе руки на свой живот и начала раскачиваться, как китайский болванчик - вперёд-назад, вперёд-назад... И вдруг, пугая саму себя, завыла страшным утробным воем...Выла так, насколько хватало сил и голоса... Ей было безразлично, что услышат, испугаются, пожалеют её, заплачут вместе с ней, будут сплетничать за её спиной... Ей было больно и она как могла избавлялась от этой невыносимой боли...
Внезапно в глазах потемнело. Она провалилась в темень и пустоту.
Валерия открыла глаза. Рядом, поверх одеяла, упоительно спал её Гаэтано. Она лежала и смотрела на его такое открытое, беззащитное и совсем-совсем мальчишечье лицо... Очень осторожно поправила упавшую на глаза чёрную непокорную прядь. Как же он был хорош, когда спал и молчал, и не говорил гадости, и не досаждал ей своими нравоучениями... Она вздрогнула - два чёрных сонных глаза уставились на неё в упор.
- Привет... - хрипло прошептала она. Голос был сорван.
- Привет...- также хрипло, но по другой причине, ответили ей. - Как ты?
- Не знаю. Не хочу вставать. Давай ещё полежим.
- Давай. Есть хочешь?
- Хочу. Вставать не хочу.
- Понял. Сейчас я проснусь и схожу на кухню за едой. Вот ты что хочешь: блинчики с черничным вареньем, оладьи с земляничным, яичницу с мясом и салатом или пирожки с капустой?
- Всё хочу. Почему-то я такая голодная.
- Маленькая моя, ещё бы ты была не голодная! Ты продрыхла три дня. У тебя была жуткая истерика - я вырубил тебя, потому что не мог больше этого слышать. Но, видно перестарался. Прости меня.
- Это ты меня прости. Я весь замок перепугала. Наверное, так было нужно, чтобы я не сошла с ума в тот момент. А я ведь была близка к этому...
- Я знаю. А сейчас?
- Не знаю. Я до сих пор не верю в это. Блас жив. Я чувствую его среди живых. Он не умер.
- Пилар опознала его труп. Она его мать. Ей нелегко было признать это, но она признала. Её сын мёртв. Боль отпустит и уйдёт со временем. Главное смириться с этим. Ты не хочешь...
- Я знаю Пилар. Эту женщину сложно сломить. Но, даже у таких сильных личностей всегда есть слабое место, надавив на которое, можно добиться от них чего угодно. У неё - это муж и оставшийся последним сын. Если бы мне угрожали жизнью или смертью мужа и сына, я бы согласилась со всем, лишь бы их не трогали. А подлоги и манипулирование здесь любят, я убедилась в этом. Пусть мне покажут голову и тело Бласа. Я не ошибусь... А так - я не верю! Он не умер. Если только...
- Что? Говори!!!
- Если только... очень-очень аккуратно узнать всю правду у Пилар. Как ты думаешь, она откроет моему посыльному настоящую правду? Если он предоставит доказательства того, что он действительно мой человек?
- Возможно. Почему бы и нет!? Нужно, как следует подумать над этим на досуге. Но идея неплохая, сразу говорю. С ней согласен. А, что говорит Крикс? Ему ты тоже не веришь? Они втроём присутствовал на казни и всё видели своими собственными глазами. Стояли рядом и ощущали запах его крови. Куда они все подевались, кстати? Их нет в замке.
- Ты следил за мной. Я так и поняла. Ты всегда следишь за мной, я тебя чувствую. А я-то идиотка всё пытаюсь быть Чингачгуком Большим Змеем, никому особо не докучать и не втягивать в свои личные дела...Ладно! Какие мои годы - научусь ещё... - горько усмехнулась уголками губ. - Ушли они. На границу ушли. Там что-то странное происходит. Меня это беспокоит. А им троим верю. Верю, что они видели казнь, и отрубленную голову, и человек был внешне сильно похож на Бласа. И на нём был фамильный перстень. Верю. Но, беда в том, что они не видели его ни разу до того момента и не были с ним лично знакомы, чтобы стопроцентно утверждать подобное. Поэтому не спорь со мной, Гаэто. Печально то, что я сама не могу уйти надолго из замка. Если бы не эта дурацкая церемония - обязательная встреча раз в день с начальником мой охраны, я бы уже давно сбежала и всё узнала сама. А может быть его соблазнить? А? Опоить? Одурманить? Телом своим приворожить?
- Только посмей. Убью и тебя и его. Сразу же. Не раздумывая. Поняла? - вскочил, как ошпаренный, бешено сверкая глазами.
- Ну, что ты сразу, Гаэто? Совсем шуток не понимаешь?
- Таких не понимаю.
- Ну, прости меня. Это у меня от голода мозговые судороги начались. Есть хочу...
- Не канючь! Уже ушёл. Надо тебя срочно кормить, пока меня Кондратий не хватил от твоих голодных фантазий. А вообще - то, хватит валяться. Давай вставай и иди сама. Люди о тебе беспокоятся. Многие до сих пор в шоке. Многие в слезах. И поклонник твой давно тебя не видел - жаждет... - цапнул таки, не пожалел яду. - Да и вообще, милая, не хочу, чтобы ты постоянно думала только об этом. Ну, ты меня понимаешь. Так и правда можно сойти с ума. Давай переключайся уже. У нас дел и планов немеряно. Некогда впадать в безумие... Ну, не умею я по-другому успокаивать, детка, пойми меня! Иди сюда... - руки распахнул, приглашая. Лера не раздумывая впорхнула в них, с благодарностью прижимаясь.
- Всё ты умеешь, Гаэто... Так, как это делаешь ты - никто больше не умеет. Это точно...
И она послушала свою Тень. Приняла ванну, поухаживала за волосами, оделась в свежий мужской костюм, уже ставший привычным, в вычищенные Бланкой сапоги и спустилась вниз к своим людям - на кухню. Но, оказавшись там и увидев своего протокольного персонажа, утратила всё благодушие. Настроение было испорчено - она не переносила своего Цербера. Хоть у него и не было трёх голов и змеиного хвоста, и вид он имел вполне человеческий, и относился к ней с пониманием и огромной симпатией, но Лера сразу невзлюбила его, увидев первую реакцию Гаэтано. И всё! Она поняла, что эту дурацкую процедуру примитивной ежедневной идентификации необходимо свести к минимуму, иначе когда-нибудь вспыхнет замок от страшных электрических разрядов и искрящихся вспышек, которыми бесконечно обменивались её Тень и её Цербер. Она поискала глазами Гаэто... Фух! Его не было! И ускорила шаг к улыбающемуся Тео Джеймсу или Тобиасу Фору из "Дивергента". Да-да! Её Цербер был недурён собой... Более того, он был великолепен, как греческий Бог, открыт, искренен, улыбчив и излучал вокруг себя столько света и тепла, что не будь злобного и ревнивого Гаэтано, Лера получала бы удовольствие просто от общения с ним.
- Миледи... - изящный поклон. Тут же завладел рукой для поцелуя. - Рад вас видеть в добром здравии. Мне доложили, что вы плохо себя чувствовали... - нежное касание губ и пристальный взгляд в глаза.
- Да, капитан. Мне было нехорошо. Благодарю вас за беспокойство ... - руку отняла и глаза опустила. - Желаете чего-нибудь?
- Желаю, чтобы вы считали меня своим другом, а не вздрагивали всякий раз увидев меня. Я не причиню вам зла. Я на службе, я военный и выполняю свои обязанности, только и всего. К вам я не испытываю ничего, кроме благоговения. Вы прекрасны, миледи.
- Благодарю вас, капитан... - не поднимая глаз.
- Я наслышан также об ужасных новостях, постигших вас...
- Не надо говорить о них. Я вас умоляю... - взгляд в пол.
- Простите меня. Не буду. Чем я могу помочь вам, миледи? Прошу вас, только скажите.
- Тем, что оставите миледи в покое и не будете докучать ей своими вопросами, капитан Теодоре Гомес Гонсалес де Сан-Хосе ... - впечатывая каждое слово раздался бесстрастный голос Гаэто. У Леры всё похолодело внутри. Его же только что не было! Она глубоко вдохнула и моментально включилась в эту сводящую её с ума дуэль двух самцов. Господи, как надоели! Зря надеялась, что сегодня обойдётся без священных плясок с бубном...
- Вы меня очень обяжете, господа, если разделите со мной мой поздний завтрак. Я очень голодна. Тео, Гаэто - прошу вас... - намерено уравняла их, назвав по именам, чтобы лишний раз не озвучивать дворянскую фамилию капитана. Но, Гаэтано сегодня укусила какая-то особенно злобная муха и он продолжал шоу.
- Тео? С каких это пор гвардейский офицер, выполняющий функции конвоя, стал Тео?
- С сегодняшнего дня. Мне так заприспичило, Гаэтано. И давайте уже завтракать...
- Как же это мило! - глаза горят, ноздри трепещут и улыбка чеширского кота. - Позвольте поухаживать за вами и побыть сегодня заботливым официантом. Миледи. Тео. Прошу вас. Я правильно выразился, миледи? Ибо мне сегодня еда в глотку не полезет. У меня лишь хватит сил пристально наблюдать, как старательно ублажают свой аппетит оголодавшие.
- Абсолютно правильно выразился. Только официант из тебя сегодня никудышный, Гаэтано. Ты изрыгаешь яд. В сочетании с едой - это опасно. Очень. Мы рискуем не выйти из-за стола. Но я рискну, ибо очень голодна. И давайте уже завтракать...
- О, миледи! - невероятным бархатным баритоном. Тео Джеймс - куда уж тут деваться! - Сердечно вас благодарю за дружеское обращение и приглашение. Тронут. Искренне. Но я не голоден, и не хочу смущать за трапезой вас, своим полным отсутствием аппетита. Также не хочу утруждать ваших слуг. У них впереди день полный трудов, им нужно беречь свои силы. Носить тарелки для страждущих - это ведь непосильная ноша. Не так ли? - убийственный взгляд на Гаэто. - И прошу вас, миледи, передать вашему, столь щедро одарённому многими талантами, телохранителю-официанту, что гвардейский офицер, выполняющий функции конвоя, в первую очередь - воин, а во вторую - мужчина. Он понимает, когда он нужен женщине, а когда ему лучше умерить свой пыл и оставить даму своего сердца в покое.
- Она передаст. Не беспокойтесь, капитан... - леденящим душу голосом. - Я, в свою очередь, попрошу миледи передать её, столь плохо воспитанному новоиспечённому другу-охраннику, всячески выпячивающему свои несомненные таланты в каких-то очень сомнительных очередях, что телохранитель из братства Теней, иногда выполняющий функции официанта для своей подопечной, всегда и всюду остаётся мужчиной-воином, всегда и всё решает сам, и в сомнительных советах не нуждается.
- О! Она и это передаст, можете не беспокоиться, господа! - возведя очи горе, вставила свою реплику Лера. - Прошу вас, продолжайте и ни в чём себе не отказывайте, умоляю вас. А я, с вашего позволения, пойду всё-таки позавтракаю. Не могу больше, есть хочу...
- Да, конечно! - в один голос позволили ей Тень и Цербер, испепеляя друг друга молниями и электрическими разрядами небывалой мощности, несовместимой с жизнью.
- Как же я вам благодарна! Вы даже не представляете, парни! - и села-таки за стол, на который заботливые и расторопные слуги натащили уже всяких горячих ароматных вкусностей, от которых у Валерии начала кружится голова.
"И началось в колхозе утро..." Так мысленно Лера назвала ежедневное развлекательное ток-шоу местного телевидения. Весть о начале вещания моментально разлетелась по всему замку и народ начал прибывать с каждой секундой эфира. Рейтинг был запредельный. Ну, надо же людям развлекаться! Тем более, когда работают мастера разговорного жанра такого высочайшего уровня. К ней тут же подсели, потеснив с двух сторон, Мигель и Зак. Зак ещё умудрился разместить у себя на коленях, упирающуюся Бланку. Эти двое (потому как Бланка не считается, она была приличной и хорошо воспитанной девушкой) мешали ей невыносимо - каждую минуту тыкая в бок локтями на удачную шутку ведущих или очередной едкий подкол, который тут же становился притчей во языцех, и передавался из уст в уста. Они дико ржали и колотили себя по накачанным ляжкам, от избытка чувств кидались обнимать её и чмокать в щёки, в нос - в общем куда попадали. Хватали у неё с тарелки блинчики и оладьи, уже щедро намазанные вареньем для себя любимой; без зазрения совести угощались почищенными и порезанными ею фруктами; бесцеремонно выковыривали её же вилкой куски зажаренного мяса из яичницы и слопали все её любимые пирожки с капустой. Апогеем безобразия стало то, что Лера протянула руку к миске творожного пудинга с клубничным вареньем и никакого пудинга там не обнаружила. И душа Валерии не выдержала.
- Гаэто!!! - громко взвыла она на всю кухню охрипшим три дня назад голосом. И глас ея был услышан. И пришла Тишина. И случилось Чудо. И разверзлись чёрные гневные очи на похитителей завтраков. И были они сметены добрым словом: "А ну, пошли вон!" И было Слово. И было много Слов. И услышали их Люди. И покинули Священную Кухню. И пошли заниматься Делами. И одним взглядом был тут же создан новый завтрак.
- Ешь нормально. Надавала бы по шее и прогнала бы вон! Как маленькая, чес слово!
Сейчас я тебе почищу яблоки и порежу. Вот только господина капитана провожу и вернусь. Бланка, а ты то куда смотрела? Вообще страх потеряла? Прикажи немедленно чаю на травах заварить. Который моя матушка прислала. И быстро! Я сейчас... - и профессиональным взглядом пробежал по Лере, быстро оценивая обстановку, возможный урон и наличие на положенных природой местах всех частей вверенного для охраны тела. Оставшись довольным увиденным, кивнул сам себе и заглянул в глаза ошалелой маркизе... Почему-то Валерии страшно захотелось залезть в эту секунду под стол. - Миледи, господин капитан уже уходит.
- О! Всего вам доброго, капитан. Благодарю за визит. Буду ожидать вас завтра.
- Премного благодарен, миледи. Добрейшего вам дня. Непременно буду завтра.
Как только за широкими спинами уходящих закрылась дверь, Лера и Бланка затравлено переглянулись. И вдруг их разобрал дикий приступ хохота. Обеих. Одновременно. Они закрывали рот ладошками и давились смехом, потому как в гулких коридорах замка звук разносило мгновенно, умножаясь гулким эхо.
- Бланка, что это было? - шёпотом спросила Лера.
- Не знаю, госпожа. Но мне было страшно! - и снова начала давиться и корчиться, поминая не добрым словом зачинщиков безудержного веселья.