Неприкасаемость лица,
эмоций беглая эскизность,
озорника и мудреца
нагая близость.
Глаза под тяжестью бровей,
их возмутительная строгость,
секущая, как сто плетей,
вгоняя в робость.

Робея, обожала рот:
живой, но часто неподвижный.
Могла ли знать, что тот уйдёт,
что будет лишним,
чей мне
так сладостен
был рот?