Небольшая речка, не имеющая названия, извивалась блестящей змеей. Она была неглубокая и прозрачная настолько, что на дне можно разглядеть острые камни и чёрные спинки карасей, вяло плывущих за течением. Ивы окружали её с обоих берегов, опустив свои ветки в воду. Место было довольно тихое, если не считать вороньё, которое большими тучами летело вдаль. Хотя викинги плывущие на дракарре и не видели их из-за крон деревьев, но слышали их испуганный клёкот, вселяющий в душу то ли тоску, то ли тревогу. Но не будь они сынами севера, если бы хоть один из них выдал свои чувства.
Хярти стоял на носу дракарра, что медленно плыл вниз по течению неизвестной ему реки. Даже маленькая осадка его корабля не спасала, река была слишком мелкой и широкой, и дракарр то и дело встряхивало, когда он попадал на отмель или гладкий речной камень. Вёсла здесь тоже были бесполезны, только замедляли корабль, задевая дно. Корабль теперь всецело полагался на течение реки, всецело доверившись старому рулевому - Асбьёрну. Он пережил уже слишком много суровых зим, но Хьярти всецело ему доверял, так как тот почти всю жизнь был рулевым и уж кто-кто, а он своё дело знает.
Хьярти не был похожим на своих сородичей, ведь в конце концов в нём текла лишь половина норманской крови. Мать то его была из саамских племён и это было отчётливо видно. Он был низким, вполне мог сойти за подростка, хотя и пережил уже двадцать восемь зим. Ещё больше он мог показаться мальцом из-за того, что не носил бороду, от чего выслушивал немало язвительных шуточек. Особенно саамскую кровь выдавали слегка разкосые глаза и практически чёрные зрачки. И тем не менее он сумел поставить себя в обществе так, что если кто-то и вспоминал о его происхождении, то исключительно так чтоб ни слова не услышал сам Хьярти.
Запустив пятерню в смольно-чёрные волосы, он устало вздохнул. Путешествие все больше представляло собой абсурдную авантюру.
Кутаясь в шерстяной плащ, он прошел между своих соплеменников к хвосту дракарра, где их проводник - русс по племени - разговаривал с рулевым. Когда норманн подошел к руссу, тот немедля отвлёкся от разговора с Асбьёрном и вопросительно глянул на него. Хьярти неплохо знал славянский язык, его отец, торговец, часто брал его с собой в землю руссов, где молодой Хьярти учил язык и обычаи разных славянских племён. Как говорил его отец, - "Если ты не знаешь обычаев других стран - ты не умеешь торговать". Так что он хорошо понимал, что ему говорит русс и даже мог ему ответить на его, русса, родном языке.
- Ты обещал, что вскоре мы будем плыть по Славутичу, если спустимся по течению этой реки. Я рискнул лучшим кораблём во всём мире и пошёл по такой мелководной речке, доверившись тебе. Так что же русс, где Славутич?
Русич улыбнулся и, не отводя язвительного взгляда от Хьярти, поспешил ответить:
- Как говорил тако и будет, я блядословить не приучен. Яко полнич наступит, выйдем к Славутичу, не беспокойся свей.
Хьярти нахмурился. Ещё с того времени как они подобрали этого бродягу и накормили, он ему не понравился. Не то что бы он ему не доверял, но всё это выглядело странно. Ни на одной карте он не видел этой реки, да и что-то слишком много ему обещал пройдоха. Добраться за два дня до течения Славутича было невозможно, разве что на крыльях сокола. Да и места, по которых они плыли, не вселяли спокойствия и безмятежности. Река на обоих сторонах была окружена густым лесом и они были зажаты между них. Чуть что и они не смогут уйти, вёслами здесь не помашешь особо, да и парус не подымешь.
Удовлетворившись ответом русса, Хьярти вернулся на нос корабля, всё сильнее кутаясь в плащ. Погода в этих землях была не такая холодная, как на его родине, но из-за сильной влажности даже слабый ветерок пробирал до костей.
"Зачем я поплыл сюда? Неужто и вправду поверил, что Ньерд говорил со мной... Что за бред. Боги уже давно не разговаривали с моим народом. Почему я возомнил, что я такой особенный?"
Мысли постепенно начали завлекать его в пучину воспоминаний. В один из своих набегов на берега Бриттов он, возвращаясь домой, попал в жуткий шторм, который крушил корабли и бросал в стороны, точно гусиные перья. Четыре дракарра тогда ушли под бушующие волны и с ними десятки молодых воинов. Те, кто ещё недавно оплакивал погибших братьев в походе, сами отправлялись прямиком в лапы Хель, без надежды вырваться из неистовства стихии. Хьярти мог поклясться, что он видел, как один из кораблей ушел под воду захваченный кольцами великого змия. Ещё двумя до рассвета играли волны, бросая туда-сюда по водной поверхности. Один из кораблей разбило о прибрежные скалы, и такую же долю с ним должен был разделить и дракарр Хьярти, но уже возле берега море вдруг успокоилось, и он услышал впервые этот голос. Идеальный тембр и дикция, в меру тихий и мелодичный. С ним говорил Ньерд. Как плату за его, Хьярти, спасение тот просил исполнить одно поручение. С тех пор, когда норманн отклонялся от своего обещания - голос напоминал ему. Всё такой же тихий и добрый, но с каждым разом всё более настойчивый...
Вдруг дракарр дёрнуло и резко развернуло вправо. Хьярти чуть не выпал за борт, но успел ухватиться за канат. Он в недоумении оглянулся, вся его команда размахивая руками и что-то неистово крича собралась у хвоста корабля. Дракарр тем временем врезался в берег, от чего корабль ощутимо встряхнуло. Хьярти поспешил к хвосту, где толпились члены команды.
- Асбьёрн мёртв! Убили его! Треклятый русс, чтоб ему Нидхоггу в пасть угодить! - доносились разноголосые крики.
Не церемонясь особо Хьярти растолкал гребцов, пробираясь к эпицентру сборища. Но когда пробрался, был не особо рад открывшемуся зрелищу. В луже крови лежал старый рулевой. Держась за горло он слабо похрипывал, а сквозь пальцы лилась кровь, с каждым хрипом всё сильнее и каждый следующая попытка вдохнуть воздух была всё слабее. Он сразу смекнул, что к чему.
- Рауд! - заревел Хьярти точно медведь-шатун, - Я же сказал тебе отобрать у русса всё оружие!!!
- Я и отобрал - беспомощно развёл руками рыжеволосый детина, - вон оно всё возле нашего лежит, нетронутое.
- Как же он тогда это сделал? Зубами разгрыз!? - не унимался Хьярти.
Кто-то из толпы указал на лежащую рядом с Асбьёрном окровавленную щепку, толщиной в два пальца. Хьярти сдавленно зарычал не в силах обуздать свой гнев. За его спиной какой-то вшивый русс, коих на его родине считали не более чем жалкими рабами, убил его рулевого и скрылся не оставив и следа, пустив на прощание корабль на отмель.
- Корабль на воду! И быстро! - закричал он окружающим, - Пока здесь не кишит этой швалью!
Команда принялась выполнять его поручение, дюжина добрых молодцев спрыгнула в воду и начала толкать дракарр к большой воде, хотя безрезультатно. Глинистая почва намертво залепила дно корабля и его можно было сдвинуть только с большим её пластом. Люди не могли толком упереться ногами, погрязая в ней по колено. Хьярти поспешил на помощь им с остальной командой. Но даже усилия всех норманнов оказались тщетны. Спустя некоторое время, грязные как свиньи, они отказались от своей затеи, корабль намертво сел на мель и сдвинуть его было сложно.
Хьрти осмотрел своих людей. Злые, мокрые и грязные викинги тяжело дышали и по чём зря бранили русса и всё, что попадалось им на глаза.
- Ладно парни, вытащите на берег Асбьёрна и подготовьте костры. Здесь будем ночевать, завтра что-то придумаем, - отдал приказ Хьярти, который был встречен одобрительным гомоном среди его людей.
Нескольких он послал рубить ветки для костров, остальные же принялись выносить на берег оружие и еду. Место для ночёвки было чертовски невыгодное, но другого варианта Хьярти не видел. Вскоре лесорубы вернулись с охапками дров и начали складывать их в большую кучу. Когда же она была сооружена, то на неё положили тело рулевого, а из остатков древесины сложили в две кучи поменьше, сделав себе костры для обогрева ночью.
К Хьярти подошел обеспокоенный чем-то Рауд, он мял в руках шапку и выглядел очень испуганным.
- Послушай, может не стоит разжигать костры? Асбьёрн и в земле упокоится неплохо. Если в этих лесах есть разбойники, то мы приманим их дымом, а тогда уже нас хоронить будет некому.
- Будь уверен, если здесь есть разбойники, то они о нас уже давно знают. Не просто же так русс убил Асбьёрна, была тому причина. Так что не волнуйся понапрасну, лучше расставь часовых и пошли Свена с Альвом залезть на деревья. Пускай высматривают издалека, не тревожатся ли где в лесу птицы, они первые беду чуют, - как можно более спокойно ответил Хьярти. Хоть он и пытался успокоить молодого воина, но сам чувствовал то же что и он - давящее ощущение безысходности. Видимо успокоить вышло у него чертовски плохо, потому что Рауд сокрушенно вздохнул и побрёл расставлять часовых, чуть не касаясь носом земли.
Ближе к вечеру воины успокоились и отогрелись. Кто-то сидел у костра и травил байки о разной нечисти, которая обитает в этих местах, привирая конечно. Стейн матерясь не своим голосом отмывал от грязи штаны отсвечивая голой задницей и, попутно, в который раз сокрушаясь, что в походе нет женщин. Хоть он и был уже степенным зрелым викингом, но в душе так и оставался тем же весёлым юнцом, с которым Хьярти познакомился дюжину зим назад. Но мало кто сегодня вечером веселился. Все любили старика Асбьёрна и уважали. Отдав ему последние почести Хьярти поджег костёр и скорее павший рулевой исчез в языках пламени под трескотню огня.
Проверив в последний раз часовых, Хьярти успокоился и пошел спать, свернувшись калачиком возле одного из костров. Его команда ещё долго сидела, но почти никто не болтал. Все молча наблюдали как догорает погребальный костёр и бог его знает, что за вихри сейчас бушевали в их головах.
***
В ночную тишину, нарушаемую лишь храпящим во всё горло Стейном, вдруг ворвался новый звук. Довольно громкий треск веток пробудил Хьярти от глубокого сна и тот начал оглядываться по сторонам. Рядом тлели угли, оставшиеся после костра. Ещё несколько заспанных голов вокруг него напряженно вглядывались в темноту. Из леса прозвучал сдавленный крик и очередной хруст, более громкий, чем первый. Хьярти не видел, что там твориться, но что это не к добру было понятно всем.
- Свен и Альв! - крикнул догадавшийся Рауд.
Не дожидаясь команды все тут же попытались забраться назад в дракарр. Норманны успели зайти по колено в реку, как просвистели стрелы и шесть парней упали лицом в воду, а один так и остался стоять поддерживаемый глиной. Все остальные тут же начали запрыгивать на борт, вот только стрелы они перегнать не могли и падали назад, сбивая своих же родичей которые тоже пытались спастись. Руссы стреляли метко и быстро, за бортом успели спрятаться лишь шестеро из всей команды: здоровяк Стейн, не понять как умудрившийся забраться на дракарр (ещё бы, с его то животом), Рауд, Одд, Рангар и Сверре. Хьярти тоже был в их числе. Затем прозвучал заливистый свист, озаряя ночную тишину.
- Бей немцев! - раздался громоподобный крик со всех сторон и на дракарр начали взбираться руссы.
Хьярти и оставшиеся из команды, невзирая на неожиданность нападения, успели оклематься и, достав оружие, начали отбиваться от разбойников. Стейн взял свой любимый топор и принялся размахивать им, словно тот не весил ничего, разрубая неудачливым руссам головы. Рауд тоже не медлил, схватив копьё в руки, он колол взбиравшихся разбойников. Одд и Сверре лежали не в силах сдвинуться, стрелы руссов догнали их, хоть те и успели забраться в корабль. Рангар и Хьярти занеся над головой мечи, готовились отбиваться от разбоникоы лезущих на другой борт. Шестеро из них, вооружённых дубинами начали окружать горе-воинов. Один из руссов попытался огреть Хьярти по голове, но тот, остановив удар мечем, ударил русса ногой в живот. Тот, покачнувшись и потеряв равновесие, упал за борт дракарра. Замахнувшись что есть мочи Хьярти ударил второго из руссов по ключице, вкладывая в удар вес всего тела. Разбойник не сумел блокировать этот удар и меч со свистом разрубил его плечо. Тот даже упал на колено, согнувшись под силой удара. Следующим ударом он разрубил руссу шею до половины. Клинок слегка содрогнулся в руках Хьярти, входя в податливую плоть. Пока он вытаскивал застрявший в руссе меч, успел оглядеться. Трое крепких руссов, осыпая Рангара градом ударов, теснили его к противоположному борту. Хьярти остался один на один с рыжим налётчиком, явно не побывавшим ещё ни в одной драке. Тот при виде того как расчленяют его собрата поднял щит так высоко, что закрывал себе весь обзор и начал пятиться назад. За спиной раздался крик Рангара и Хьярти мгновенно развернулся, забыв о противнике. Он как раз увидел как Рангару трощат череп частыми ударами дубин двое разбойников. Когда же тот перестал вскрикивать под ударами, они отстали от его тела. Жуткое было зрелище, чёрно-синие пятна покрывали всю его голову, в нескольких местах кожа была просто растолчена в лохмотья и свисала лоскутами. Хьярти поднял меч над головой, готовясь снова отражать атаки, но его остановила стрела, пущенная тем самым мальцом, о котором он уже забыл. Застряв в спине, она открыла доселе невиданные для Хьярти горизонты боли, который посчастливилось не получать доселе ничего кроме порезов. Уронив меч, он попытался удержаться, схватившись за мачту, но лишь сполз по ней. Руссы же спокойно переступили через него, и пошли добивать оставшуюся команду.
Хьярти было всё тяжелее дышать, он хрипел, заливаясь кровью, точно так же как недавно хрипел Асбьёрн. Но вскоре боль перестала ощущаться, грудь начала неметь, а веки начали наливаться свинцом.
- Чего стоите, аки дуболомы!? - услыхал Хьярти знакомый голос проводника, - Ликом в воду их и корабль с отмели снимите. Нет надобности нам здесь стоять!
Хьярти уже не чувствовал боли, ровно как и страха смерти, он оплатил себе место в Вальхалле и теперь может умереть спокойно. Но он ощущал какую-то обиду и незаконченность, что-то его здесь держало, но каждый новый вдох ослаблял хватку и он уходил в сон. Разбойники подняли семерых скандинавов и бесцеремонно выбросили за борт к трупам остальных.
Блядословить - врать, обманывать (старослав.)
Полнич - полночь
Немцы - иностранцы (немецкий - иностранный, заморский).(старослав.)
Дуболом - неотёсанный, дурак.
2. Пляс в ночи
По дороге, петляющей меж холмов, шел одинокий путник. Не будучи ни глупцом, ни смельчаком он шел безоружный по местам, в которых не раз, в последнее время, пропадали торговцы и путешественники. Так далеко от патрулей и центров княжих владений не было крепкой власти, которая бы держала в узде распоясавшихся разбойников. Даже княжья дружина, иной раз, старалась не ходить этой дорогой без особой надобности.
Луна медленно, как и подобает степенной госпоже ночного небосвода, начала проявляться на небосводе. Солнце ещё только заходило за край земли, а она уже вовсю красовалась на полутёмном полотне неба. Когда же солнце окончательно закатилось, луна, приняв свои права, начала освещать окрестности. Сегодня она была полной и необычно большой. Даже тучи начинавшие затягивать сталью небо не могли закрыть собой её призрачного света. Им она осветила и путника. Одет он был в шерстяную верхнюю рубаху на голое тело, льняные шаровары, засаленную и грязную шапку с отворотом из лисьего меха. Из-под шапки в беспорядке выбивались бледно-рыжие волосы, закрывавшие карие глаза. Бледное лицо выражало крайнюю задумчивость и сосредоточенность. Ни один мускул на лице не двигался, лишь брови были слегка нахмуренны и время от времени нос-картошка жадно втягивал воздух.
Дорога была сплошь усеяна мелкими и очень острыми камешками, которых, впрочем, он как будто не замечал, хотя шел босяком. На левом плече у него была сумка-сухарка, а на правом болтались связанные между собой бечёвкой сапоги. Знавали эти сапоги и лучшие времена, когда-то они стоили не дешевле тельной коровы и сверкали при свете дня яркими красками: но это было давно, сейчас они прохудились местами, да и краска выцвела. Хоть они и потеряли былую красоту, все же любой разбойник, убил бы за такую обувку не задумываясь. Всего-то подлатать подошвы и обновить краску, и были бы те как новенькие.
Звали этого потрёпанного жизнью путника - Вячеслав. Видели бы вы его, как только он вышел из дома и направился в Чернигов, что княжий сын! Одет опрятно, чист и жизнерадостен, да ещё и не без гроша в кармане. Правда в Чернигове он всё и спустил на бани и гулянки.
Вообще вся эта история была в высшей степени странной. Его отец, Божидар, долго служил в княжьей дружине, потом же стал становником князя в одной небольшой деревне Торп, что находиться высоко по течению Припяти. Каждый, кто жил в деревне считали, что Божидар уже давно уготовил сыну судьбу воина. Да и сам Вячеслав в этом не сильно сомневался. Но что-то заставило отца изменить своё решение, что он делал крайне редко и неохотно.
Аккурат после масленицы в деревню прибыл странный человек, на вид довольно старый, иссохший и дряблый, что старательно пытался скрыть под полами своего плаща. Он спокойно пересёк деревню, невзирая на косые взгляды народа (в Торпе не слишком жаловали приезжих, после случая с похищением двух коней:) он спокойно, точно наизусть зная дорогу, пошел в их дом. Вячеслав тогда сидел на яблоне и наминал уже десятый пуд яблок. Когда же старик зашел в дом между ним и Божидаром разгорелся спор, хоть с яблони Вячеслав не мог разобрать, о чём они тогда говорили, но бранных словечек, которые долетали до него, Вячеслав за жизнь не слыхал. Вот, правда, отец его долго спорить не умел и старик через десять долей* вылетел стрелой из дома. Что-то кряхтя о долгах он уковылял и больше его не видели в окрестностях, а через два дня Вячеслава сам отец снарядил в путь и приказал идти в Чернигов. Но это ещё что, когда же Божидар приказал сыну стать там жрецом Мокоши, вот в деревне шороху было! Воины не слишком чтут Мокошь, хоть и уважают. Но не настолько же что посвящать ей первенца.
*доля - старославянская мера времени. Десять долей - примерно 6 минут.
До Чернигова Вячеслав добрался легко, спустился по реке до Вишгорода, а оттуда с охотником Мстиславом и бортником Веретнем добрался до Чернигова уже к Травеню* месяцу. Да только тогда эти места были безопасней в разы. Самые проблемы начались уже в городе. Вячеслава не подпустили даже за версту до капища посвященного Мокоши. Но не будь он Вячеславом если б не нашел чем себя занять в городе. Весь Кресень** и Серпень*** он гулял на отцовские деньги. Баньки и распутные девки быстро истощают кошель, а деньги имеют неприятную особенность быстро исчезать, если их не приумножать. Так что вскоре ему пришлось выбирать - или попрошайничать на улицах Чернигова или же возвратиться домой и объяснятся перед отцом. Он выбрал второе, так что теперь его путь снова лежал до Вишгорода, а оттуда до Торпа.
Когда он тратил деньги, то совсем не думал о том, как будет объяснять отцу, где же он подел их, думаю, вы понимаете, что вариант сказать правду им даже не рассматривался как таковой. Трёпки он не боялся, хотя отец, бывало, приказывал его палкой хорошенько отходить. Видать у самого рука не подымалась, ещё бы, единственный сын в бабьем царстве из шести дочерей. Но Вячеслав боялся посмотреть Божидару в глаза и увидеть в них прощение. Хоть он и был безвольным и падким на роскошь отроком, но совесть, присущая мужчинам его рода, никуда не девалась. По правде сказать, она чаще всего спала в теле Вячеслава, но хотя бы присутствовала.
Он резко остановился, выйдя из задумчивости. Дорога далее раздваивалась, одно ответвление уходило в дремучий лес, а другое огибало его слева, уходя на много вёрст. Сняв шапку, Вячеслав задумчиво почесал затылок. Когда он шел этой же дорогой в Чернигов, то никакого леса не было, а дорога никуда не сворачивала, ровной лентой стелясь по равнине. Хоть шел он этими местами довольно давно, но в памяти они прекрасно сохранились. Вячеслав огляделся. Справа был выступающий из земли, точно навес, камень под которым они пережидали дождь, немного дольше небольшой ручеёк, где Веретень набирал воду для своей кобылы. Но леса здесь не было тогда, он мог бы поклясться.
Тучи начали хмуриться, подымался сильный ветер. Скорей всего этой ночью будет гроза и Вячеславу совсем не хотелось под неё попасть. А попытка обойти лес обязательно бы заставила его попасть под неё. Почесав затылок и плюнув, он шагнул в лес. Если просто по глупости заблудился, то спросит у перехожих, а коли нечисть манит, то пусть и так, ему было все равно.
- А, - махнул рукой Вячеслав, - к лешему всё, заплутаю, значит так оно и будет. Хоть не промокну до нитки.
В лесу было намного жарче, чем на просторах. Хотя мог сказаться тяжелый воздух, густой как липовый мед. Лес был непривычно тихий для этого времени суток, обычно здесь шумят ночные птицы, шуршат в траве змеи и шепчутся, колышась ветви деревьев. Но ничего подобного, даже тихий ветерок в общей тишине казался завываниями шквала или бурана. Вячеслав снял с себя шапку и вытер ею холодный пот с лица.
Тропа постепенно сужалась и пряталась под мох, забегала под густое переплетение корней вековых деревьев. Придорожный кустарник ставал все гуще и сужался, пытаясь укрыть собою путника. Когда ветка жестко хлестнула Вячеслава по лицу без видимых на то причин, как будто чья-то невидимая рука оттянула ее и отпустила. Остановившись он решил для себя одно - жизнь ему ещё дорога, а родители уж простят как-нибудь. Он резко развернулся и хотел было пуститься бегом назад, но поскользнулся на сухом мхе и брякнулся макушкой обо что-то твердое.
Прошли ли часы или мгновения пока Вячеслав очнулся, точно не сказать. Но лежал он уже не там где падал, это был глухой бурелом, с расходящимися в разные стороны звериными тропами. По влажной земле стелилась цепочка то ли волчьих то ли собачьих следов. Рядом он заметил еще несколько, лисы, росомахи и еще несколько совсем неразборчивых, но все они шли в одном направлении, скорее всего, к водопою. Вячеславу жутко хотелось пить, да и затылок нестерпимо пек прося прохлады. И отрок, недолго думая пополз по тропе (идти по ней было невозможно, ветки кустарника выше пояса сплетались в тугой клубок). При этом он громко и отборно ругался, вспомнив, что ему говорил дед когда-то, мол, лешие терпеть не могут брани и если заплутал в лесу без видимых причин, выругайся и вскоре выйдешь на опушку. Вячеслав не верил в это, но брань прекрасно успокаивала, делая рассудок чище и избавляя от страха.
Но вдруг он осекся и прижался к земле. Издалека до него доносился истерический женский смех. Скользкая молния прошла по позвоночнику, заставляя отрока непроизвольно содрогнуться. Дальше он уже полз тихо, не выдавая ни звука. Жмакая от ужаса шапку в руке, другой он отодвинув кустарник и увидел по центру поляны озеро. Черная гладь колыхалась неспешно, точно телячья кровь, а не вода, отражая холодные блики луны. Вячеслав судорожно выискивал, ту девку, что так заразительно смеялась, но на поляне было пусто. Вдруг взгляд его набрел на нечто: иначе не назовешь. У пруда сидели кружком звери; лиса, волк, кобылица с длинной гривой, сорока, росомаха, рысь и еще что-то совсем уж странное. В кругу стояла девушка, в чем мать родила и заливисто смеялась, а звери медленно водили вокруг нее хоровод.
Постепенно, проходя круг за кругом, звери становились все больше похожими на людей. Сыпалась шесть, исчезали когти, удлинялись лапы, исчезали морды. И вскоре хоровод водили шесть прекрасных девушек в легких шелковых рубахах до колен. Их женские прелести нескромно проглядывали сквозь ткань в желтом свете луны, но внимание Вячеслава крепко накрепко прилипло к девушке в центе, и не столь из-за ее наготы (так как других тоже одетыми назвать нельзя), сколько из-за красоты. Лежать на животе вскоре Вячеславу стало невозможно, и он нелепо перевернулся набок, но и так было неудобно, корявая ветка больно впилась в бок парню. Еще более нелепо он перевернулся на второй бок. Если бы девки смеялись чуть тише, или были чуть осторожнее, то определенно заметили бы его.
Вдруг его взгляд напоролся на нечто багровое в траве, и он машинально схватил его, чтоб вытереть пот со лба. Затем он рассмотрел вещичку. Это был пояс из кроваво красной ткани с золотой бахромой, вышитой белой нитью. Вышивка на поясе была довольно безвкусная. Все что забрело в голову автору то и было на поясе, а забрело много всякой всячины, от разной нечисти до животных... и очень много цветов. Видимо те занимали самый укромный уголок в воспалённой голове автора изделия. Впрочем, не думаю, что композиция стоит упоминания.
Пока Вячеслав рассматривал пояс, девки с криками и визгом залезли в воду и долго плескались. Утомившись же, вышли на берег и разлеглись в мягкой шелковистой траве.
- "Которая уже должна пожухнуть" - отметил Вячеслав краешком сознания.
Постепенно отрок начал себя выдавать громким дыханием. Но сегодня нити его судьбы были у Доли. Вот уж повезло так повезло, нечего сказать. Всего за мгновение до того как он громко чихнул из-за букашки, заползшей туда где ей не место, девки просто растворились в лунном свете. Но Недоля тоже шалости не оставляла на потом. Одна из девушек, именно та, которая танцевала обнажённой в центре хоровода, осталась на поляне. Но, - слава всем предкам! - она была так увлечена поиском чего-то, что вовсе пропустила раскрытие горе-шпиона.
- Да как же так: - рыдая бубнела она, глотая при этом гласные и иногда замолкая - давеча вернула только: Выродки, что вам моя опоясть: украшение да и только: а мне жизнь вся!
Тут у Вячеслава в голове весь пазл вмиг собрался в единую картину. Он даже от удивления прошептал 'полуночницы', но видимо слишком громко. Удачно прослушавшая чих полуночница услышала беззвучный шёпот и перестала плакать и в упор поглядела на него сквозь кустарник. Прятаться уже не было смысла и сжав под рубахой оберег, данный его матерью в дорогу, он выпрямился. не забыв мысленно выругаться, конечно.
Она сначала глядела удивленно, а потом начала медленно подходить, как охотник к оленю, тихо и не спеша, чтоб не спугнуть. Вячеслав совсем оторопел, глядя ей в глаза. Черные, без белков, завораживающие. Как-то незаметно и тем не менее на виду она подошла к нему от чего отрок дернулся. Мягкая ручка, не знавшая тяжелой роботы, тронула его щеку и начала спускаться к груди, а другая цепко схватила руку Вячеслава, в которой был пояс. Его тело настолько разомлело, что не слушалось головы. Рука полуночницы опустилась под рубаху и в мгновение отдернулась. На Вячеслава как будто вылили ушат ледяной воды, он сжал покрепче в кулаке пояс и вынул оберег из-под рубахи. Затем ехидно улыбнувшись он оттолкнул ведьму.
- Знаем, эки вы. Сначала блазните, а потом душите! А за опоясть послужишь ты мне, полуночница, - последнее слово он сказал с особым презрением.
Эк тя бросило! Служи-ить! - перекривила полуночница. - Ну, вы все деревенские одинаковые. Что, кухарка али дружинник я вам! Нет, чтоб по-доброму отдать:
- Замолчи, расходилась, бледная! Надо тебе опоясть воротить?
Ведьма нахмурившись опустила голову, а Вячеслав с улыбкой продолжил.
- То-то же! Чтоб все чин по чину было, три желания моих исполни и гуляй себе лесами.
- А может тебе еще и пряников заморских?! - съехидничала полуночница, но Вячеслав сжал кисть с поясом в кукиш и та замолкла. - Нельзя мне три, сестрицы накажут: да так, что лучше убей меня прямо здесь, хоть не так больно будет.
- А, - махнул свободной рукой Вячеслав, - лешак с тобой! Одно единое исполнишь?
Полуночница как будто окрылилась, глаза сразу повеселели, губы слегка улыбнулись.
- Одно могу, только думай быстрее, а то ждет меня уже натопленная банька!
Полуночница отошла на почтительное расстояние от Вячеслава и сверлила глазами десницу с поясом, а сам парень сел на землю и мечтательно думал, что ему эдакое загадать. Сначала была мысль просить власть княжескую, но он сразу отбросил ее. Сегодня ты князь, а завтра твоя голова на пале красуется, да и забот много - у всех людей проблемы и все князю жалуются. Затем он подумал о силе волхва, чтоб словом заставлять зверье слушаться и раны людские лечить, да вот корысти с сего дара мало. Вот незадача! Вдруг его осенила мысль пугающая своею наглостью:
- Хватит лоб морщить! - не вытерпела полуночница.
Вячеслав, все еще улыбаясь, встал и с гордостью в голосе сказал:
- Божком стать хочу!
Черные глаза ведьмы враз округлились до ужасающих размеров, затем нервно облизав нос языком, она захохотала, упав навзничь и долго каталась по траве.
- Ох до: чего чернь: наглая пошла: - выдавливала она сквозь смех.
Вячеславу стало слегка неловко, но лицо он не потерял. Топнув ногой, он чуть не крикнул:
- Что ты нечистая, в самом деле! Встань быстро, да говори, как исполнять будешь, а не то сожгу опоясть твою, а с ней молодость и силу твою!
- Божко, - сказала она не вставая с земли, злобным голосом, - вон подойди к озеру, посмотри в воду на свою рожу холопскую и утопись с горя! Ты что меня мучить здесь решил? Тварь лесная, что тебе надо в жизни так это пива кружку да бабу дурнушку, а ты свою голову белобрысую куда суешь? Я тебе сейчас очи-то выцарапаю, будешь божком слепых попрошаек!!!
К концу своей речи она шипела как кошка, которой наступили на хвост и брызгала слюной. Затем из нежных девичьих губ полилась такая отборная брань, которой Вячеслав не слышал даже на попойках. Ему было жутко видеть ругающуюся девушку, да еще и такую красивую. Он даже отступил на шаг от нее. Но ведь не лыком славяне шиты! Опомнившись, он достал нож и демонстративно надрезал ткань. Ведьма вмиг усмирилась и уже как нашкодивший пес подползла к нему.
- Не надобно: - прошептала она, - сделаем из тебя бога, как перстами щелкнуть. Не надо: сейчас пойдем в баньку, там друзья мои, они помогут. Все сделаю для тебя! Только не режь, ты же не по ткани, а по плоти моей режешь, сжалься.
- Вот то-то что по плоти, души то у тебя нет и жалеть тебя незачем! Вставай да веди. Вот только: - Вячеслав, ощупав свои плечи, понял, что сапоги он свои потерял. - Эх: Ладно, на прикройся.
Он набросил на нее свой плащ.
- А мне незачем, стыдиться чего? Разве я не красавица!? - сказала она покрутившись на месте, показывая себя во всей красе.
Вячеслав хотел было выдавить что-то хорошее о ней, но осекся. Кожа ее вдруг приобрела мертвецкую бледность и натянулась на костях, так что ребра можно было считать, в меру пухлые щеки впали, а черные глаза блеснули первобытной злобой, неведомой людям. Но вмиг видение пропало, и она вновь налилась румянцем и юностью.
- Не красивей дохлой кобылы, накинь смотреть противно, - сказал он, отворачивая взор.
- Да ладно, это ты меня еще днем не видел. - сказала она хохоча, - Я промеж сестриц Ночкой кличусь, а тебя как величать, божко скороспелый?
- Босята я, - нехотя выдавил Вячеслав.
Весь дальнейший путь они шли молча. Точнее Вячеслав бежал за полуночницей спотыкаясь о коряги и поскальзываясь на влажной почве, а та, точно вовсе земли не касалась, довольно быстро шла, ни разу не споткнувшись. По чаще они бродили довольно долго и отроку начинало казаться, что его водят за нос, стараясь подальше увести в глубь леса. Единственное, что его успокаивало так это сжатый в руке расшитый кушак.
Когда высокие сосны и кряжистые ясени начали уступать место невысоким елям и кустарнику, у Вячеслава от сердца отлегло. Он-то уже начал думать, что зря позарился на поясок и желание.
** Кресень - июнь.
*** Серпень - август.