Аннотация: Давным-давно, сидя у камина в маленьком провансальском домике, бабушка Люси рассказала мне эту сказку, которую теперь передаю Вам я.
Я очень хорошо помню свое детство. Помню туманный Лондон с вечным карканьем воронья и оглушительным боем Биг-Бена, от которого звенело в ушах. Помню серый Петербург с его холодными ветрами, пробирающими до костей, и вечной сыростью. Помню и уток в Гатчинском парке, которых мы ходили кормить с родителями. Но самым ярким воспоминанием остается и, думаю, останется навсегда, то время, тот жалкий месяц или около того, что мы с сестрой проводили каждую весну в гостях у бабушки на юге Франции.
Мне никогда не забыть весенний Прованс, его холмистые ландшафты, раскрашенные энергичными, смелыми мазками в яркие тона, не забыть цветущую мимозу, запах теплого камня и белые провансальские домики с сочно-голубыми ставнями.
Я мало видел своих родителей, быв маленьким, но тем не менее с нетерпением ждал, когда отец выкроит всего несколько дней, чтобы отвезти нас с сестрой к бабушке. Как сейчас помню, что, только выйдя из машины, бежал по каменным дорожкам старого сада, окружавшего бабушкин дом, и бросался на шею к старушке, выходившей встречать нас на крыльцо. Она всегда была рада нашему с сестрой приезду. Перебросившись всего парой слов с отцом, которого, впрочем, она не очень-то любила, бабушка перенимала из его рук тяжелые чемоданы с нашими вещами, которые чуть позже я героически помогал втаскивать на второй этаж своими ещё неокрепшими детскими ручками.
Живя в доме бабушки, я всегда просыпался с первыми лучами утреннего солнца, которые проглядывали в комнату даже через закрытые ставни и тонкие занавески. Одевшись, я бежал будить сестру, потому что она очень обижалась, если я уходил в сад без неё. После этого, не дожидаясь завтрака и даже не умываясь, мы бежали на улицу, где носились по каменным улочкам, играли в мяч и в прятки в саду.
Ещё одна причина, по которой я хорошо запомнил Прованс, заключалась в том, что там все было впервые. Именно на узкой улочке, которая вела от бабушкиного дома вниз, к полю, я впервые сел на двухколесный велосипед и проехал первые метры, впервые расшиб в кровь коленки, впервые подрался с мальчишкой до синяков, впервые начал отстреливать соседских котов из рогатки сливовыми косточками и впервые подарил розу из бабушкиного сада девчонке с соседней улицы. Но, думаю, даже это не главное.
Иногда бабушка давала нам с сестрой деньги, отпуская в город за мороженым и лимонадом, которые продавались прямо на улице с небольших прилавков. Но только ли благодаря мороженому я запомнил Прованс?
Помнится, я всегда не зависимо от того, какими приключениями и в каком объеме был наполнен день, с нетерпением дожидался вечера. Как только большие настенные часы в гостиной на первом этаже били восемь вечера, бабушка Люси обходила весь дом и запирала ставни на ночь, после чего варила кофе, наливала его в маленькую фарфоровую чашечку, по её словам, единственную оставшуюся из сервиза, подаренного её отцу английским послом, присаживалась в огромное кресло рядом с камином и укрывала ноги пледом. Помню, бабушка всегда брала с собой газету, которую никогда не читала.
Тем временем мы с сестрой уже с нетерпением дожидались в гостиной, пока закончится это традиционный вечерний обход дома. Когда бабушка, наконец, усаживалась в свое кресло, то непременно награждала нас с сестрой долгим, строгим взглядом, после чего обычно смеялась, видя, как долго и с нетерпением мы ожидали этого момента.
Заканчивая свой вечерний кофе, бабушка всегда рассказывала нам с сестрой сказки - этого-то и ждали мы целыми днями напролет, пытаясь забыться в играх и спорах. Впрочем, спорили мы мало и только по сущим пустякам.
Я прекрасно помню бабушкины сказки. Она частенько усаживала сестру к себе на колени (я же тогда растягивался прямо на ковре, подкладывая под голову круглую бархатную подушку с дивана) и начинала свой рассказ. Она рассказывала с таким упоением и удовольствием о мальчике, в чьих руках скрипка пела голосом ангела, о цыгане, обошедшем половину мира со своим ручным медведем и продавшим даже рубашку, чтобы заплатить доктору, когда медведь заболел, о добром священнослужителе, мастерившем по ночам игрушки для детей из сиротского приюта при церкви, об оживавших статуях на крыше Собора Парижской Богоматери, об одной английской принцессе, вышедшей замуж за пирата... И всегда она улыбалась, видя в наших глазах детский восторг.
Но самой любимой нашей сказкой была история о крысолове. Мы просили бабушку пересказывать её по два, по три, по пять раз, и она соглашалась. Очень хорошо помню, что её глаза загорались каким-то особым огоньком, они будто улыбались, отчего по лицу разбегалась целая сеть неглубоких морщинок...
Прошло уже много лет, но я по-прежнему стараюсь выкраивать хотя бы неделю раз в год, чтобы съездить в Прованс. Бабушки давно нет в живых, и теперь в старом доме живет её старшая дочь, моя тетя, со своими двумя дочерьми.
Приезжая во Францию, я первым делом заглядывал на могилу бабушки, оставляя ей букет из белых роз - её любимые цветы, которые ей в молодости дарил дедушка.
Никогда не забывал навестить я и старый дом, чтобы повидаться с тетушкой, которая всегда безумно меня обожала, но и журила, называя мечтателем. Первые годы после смерти бабушки Люси я почему-то не находил общего языка с кузинами Мишель и Софи, которые всегда казались мне немного высокомерными, быть может, из-за того, что постоянно учились и читали книги стопками, но потом мы даже подружились.
Сейчас, по словам тетушки, я стал "совсем серьезным профессором, которому не до болтовни с престарелыми женщинами", но тем не менее, по давно прижившейся традиции именно я пересказываю за столом бабушкины сказки, когда мы все вместе вспоминаем её.
Однажды я рассказал кузинам и тетушке историю о крысолове. Тетушка Агат, конечно, махнула рукой, в очередной раз назвав меня мечтателем, но кузины были восхищены этой трогательной историей, усмотрев в ней даже нечто схожее с прошедшим столетием. В конце концов, заставив даже маменьку признать, что сказка о крысолове очаровательна, Софи и Мишель принялись выспрашивать у меня подробности, которые я, к сожалению, не знал. Зная мое пристрастие к литературе, они уговорили-таки меня вернуться на следующий год, чтобы написать историю крысолова именно в этом старом провансальском доме, где жила столько лет бабушка Люси.
Прошел год, и теперь, на месяц освободившись от всех дел, я сижу в старом кресле с высокой спинкой, значительно затершейся и потерявшей первый лоск, держа в руках старую дедову чернильницу. Я никогда не видел мужа бабушки Люси, но она рассказывала однажды, что он погиб ещё совсем молодым, заразившись тифом во время переезда в одном вагоне с тифозными больными. И теперь, почему - не знаю сам - мне захотелось записать бабушкину сказку чернилами, налитыми именно в эту чернильницу, и именно тем пером, которым бабушка Люси писала своему мужу письма (это перо долгое время тщательно оберегалось как семейная реликвия).
Приступая к написанию этой истории, я не могу сказать, что в итоге выйдет из-под моего пера, и признаю, что я не такой талантливый сказочник, как моя бабушка, но я все же попытаюсь изложить на бумаге все то, что так ярко живет в моей памяти детскими воспоминаниями.