Холодный северный ветер кружил над шумной площадью, надувая паруса шатров и срывая старый брезент с хлипких, полусгнивших навесов. Завывая в переулках, по которым стекались на площадь люди, он скрипел закрытыми ставнями, трепал с гулкими хлопками развешанное на натянутых между домами веревках белье, швырял в стекла клочья сырого снега.
По желто-серой слякоти медленно шагали лошади, скользя по огромным серым булыжникам, которыми была вымощена площадь. От ряда к ряду перебегали кутающиеся в теплые платки женщины, пряча купленные товары за пазухой или в больших плетеных корзинах; торговцы, проторчавшие добрую часть дня на ветру и в сырости, переступали с ноги на ногу и зябко ежились, быстрее сговариваясь с покупателями и нещадно занижая цены; под одним прилавком, сидя на перевернутых ящиках, парнишка-босяк выливал из дырявого башмака грязную воду.
- Какого черта тут уселся? Ступай отсюда, паршивец! - гаркнул хриплым голосом соскребавший с тротуара огромной лопатой грязь старик в протертом, истончившемся сюртуке, заметив пригревшегося под прилавком босяка.