совершенно обезумевших людей, - это довольно легко устроить -
нужно просто зайти в любую христианскую церковь,
особенно во время праздников"
*
"Для ненависти не бывает оснований, кроме полного отсутствия разума"
*
"Афина по уму, Гера по осанке, Афродита по красоте"
(об Ипатии, дочери математика Теона)
*
"Они тебе заделали свинью
за то, чему не видели конца
в те времена: за красоту лица"
(Иосиф Бродский - "20 сонетов к Марии Стюарт" (1974)
***
Ипатия Александрийская - (Hypatia) - (ок. 370 - март 415) - пожалуй, единственная
женщина-учёный, чьё имя сохранилось в истории греческой науки за более чем
тысячелетнюю эпоху. Женщина редкой красоты, а также философ, математик,
астроном, схоларх Александрийской школы неоплатонизма.
***
- Уже близко, - шепнул на ухо Петру послушник Ликий.
- Когда проедут арку, целься в кучера. - Пётр процедил это сквозь зубы и сузил веки, прикрывая белки воспалённых глаз, в которых сильно полопались сосуды. - А вы стреляйте в лошадь.
- Не волнуйтесь, господин, мы не промахнёмся. Я не знаю, кто эта сука, но, говорят,
что она красивая. Если это так, вы позволите, прежде чем... - затараторил один из лучников.
- Заткнись! - прервал его Пётр и сплюнул. - Ты получишь свой сестерций за то, для чего тебя позвали. Ты хорошо заточил ракушки?
- Я это делаю руками! - злобно прошипел лучник, кинув под ноги Петру холщёвый мешок.
Прошло около минуты в полном молчании, и цокот копыт становился всё более различим.
Тень арки накрыла приближающийся экипаж, но скоро палящее не по-весеннему солнце Александрии
вновь ослепило молодую рыжую лошадь.
Кто-то негромко свистнул.
Первая стрела попала кучеру - юноше лет девятнадцати, уже третий год возившего Ипатию
на лекции и в библиотеку Мусейона, - прямо в левый глаз, и он вскричал так, что
испуганная лошадь шарахнулась в сторону и прижалась к стене храма, сильно наклонив
повозку, затем встала на миг на дыбы от вонзившихся в неё десятка стрел, и тут же упала.
- Вот оно - возмездие небес! - сказал Пётр, хотя никого рядом уже не было.
Из повозки вынесли женщину.
Десятки рук вмиг сорвали с неё хитон и сандалии, и теперь тащили в разные стороны
обнажённое тело за длинные чёрные волосы, наматывая их на руки и выдирая.
Мужчины наперебой впивались ногтями в промежность и в груди, выкрикивая что-то от неистового возбуждения.
Женщина даже не стонала.
Пётр с Ликием, который старался смотреть в небо, подошли к толпе.
- За перстень ответишь головой, пёс. Это передашь только патриарху, в руки! - с этими словами Пётр вынул гладиус из ножен,
взял левую руку женщины за тонкие пальцы в свой кулак, с размаху отсёк запястье и
сунул за шиворот оцепеневшему Ликию. Послушник попытался бежать, но через несколько
метров остановился, нагнулся и упал на колени, захлёбываясь в приступах рвоты.
- Где мешок! - кричал кто-то уже совершенно неразличимый в липкой толпе, и в руках у мужчин заблестели устричные раковины.
- Дай! Сюда дай! - отбирая ракушку у пожилого монаха, визжал лучник, что говорил
с Петром. Он успел уже оторвать женщине ухо, и теперь вонзал большие пальцы обеих рук
в кровавую жижу лица, в те места, где минуту назад ещё присутствовали голубые глаза,
видевшие всех самых известных математиков, астрономов и философов, съезжавшихся
в Александрию со всех концов Римской Империи на лекции. Ипатия много раз позировала
скульпторам и художникам, приходившим в Академию с учениками, чтобы создавать портреты,
изучая гармонию женского тела.
Теперь её тело, в котором ещё билось сердце, лежало на разогретом от полуденного
зноя плоском камне, а мужские руки надрезали ракушками липкую от крови кожу,
стягивая её лоскутами.
- Ведьма! Дочь дьявола! Сука! - кричали параволаны наперебой, швыряя красные лоскуты двум собакам, ловившими их на лету.
- Эй, Дидим, - крикнул кому-то Пётр. - Займись огнём! Но сначала принеси мне воды.
Из толпы нехотя вышел долговязый лысый мужчина примерно тридцати лет, и заковылял
через дорогу к маленькой площади, в центре которой уже возвышалась целая гора,
сложенная из пальмовых веток и какого-то старья, облитого смолой.
Всё ещё держа в руке ракушку, Дидим ногой распахнул дверь в первый дом, что стоял
на углу, и прошёл в комнату, где старуха и молодая женщина в эту минуту опускали
младенца в корыто для купания.
Дидим подошёл к корыту, отпихнул перепуганных женщин, и окунул обе руки и голову в воду.
Постояв так минуту, он распрямился, обтёр голову и красные руки о белое покрывало,
вырвал орущего малыша из объятий старухи и бросил его в корыто.
- Где вода? - крикнул он метнувшейся матери и схватил её за шею.
Если б его взгляд не упал в ту же секунду на широкий кувшин с водой, он задушил бы
женщину. Толкнув её так сильно, что женщина запнулась и опрокинула корыто с водою
и младенцем на пол, Дидим схватил кувшин и вышел.
Больше всего ему хотелось выпить этой прохладной колодезной воды, но он, ковыляя,
поднёс её к Петру и держал кувшин на весу всё время, пока тот полоскал в воде свои руки и кинжал.
- Умой этого дохляка и неси топор, - кивнул Пётр и в сторону лежащего под стеной собора Ликия.
Дидим повиновался.
Вернувшись с огромным топором для разделки бычьих туш, он протянул его Петру,
но тот только брезгливо поморщился.
- Я уже умыл руки, - вяло протянул Пётр и показал взглядом на одного тучного молодого
мужчину, у которого лицо было перепачкано красным.
Дидим выкрикнул имя и передал топор подошедшему толстяку.